Приговор Персефоны

Олимп. Просто гора, как и тысячи других на греческой территории. В нем никогда не было ничего особенного. На самом деле, он никогда не являлся домом Богов. Даже это было мифом, придуманным людьми, поддерживаемым в их воображении Богами с незапамятных времен. А гора всегда представляла собой просто груду голых, крошащихся камней. По крайней мере, до Откровения. После этого Богам, живущим на поверхности, больше не нужно было прятаться, впервые за бесчисленные столетия. Итак, первое, что сделал Зевс, еще до того, как метать молнии в виде фейерверков, это поднялся на гору Олимп, поставил ногу на Большой Камень и сказал: "Теперь пришло время заново уложить эту дерьмовую кучу камней" И он это сделал. Он претендовал на Олимп, потому что, по его мнению, и, возможно, даже справедливо, если люди приписывали ему это в течение стольких веков, это было правильно, чтобы принять сделать его дворцом. Итак, он нанял архитекторов и рабочих, и они построили дворец заново, с нуля. В отличие от резиденции Аида, резиденции Короля Богов не было и двадцати лет, но она сияла в сто раз ярче. Персефона очень быстро поняла, что это самая яркая вещь, которую она когда-либо видела. Здание выглядело, как вылитое из золота. Оно было прекрасным, фантастическим, совершенным, но в нем отражался характер Зевса: оно кричало о высокомерии со всех сторон. О, конечно, дворец Аида тоже мог называться величественным, но там обстановка и атмосфера были более сдержанными, более трезвыми, несмотря на то, что Неумолимый имел намного больше богатств, чем его брат. Боги, даже Анубис был более трезв, чем Бог Неба и Грома! Зевс же, напротив, никогда не трезвел… Они свернули с главной дороги во внутренний двор. Ворота были широко открыты, там уже толпились многочисленные репортеры. Нетрудно было понять почему: Зевс, как и все олимпийцы, любил внимание смертных так же сильно, как Аид его избегал. Встревоженная Персефона вцепилась пальцами в пальто. Тут машина остановилась. Она поджала губы, внезапно испугавшись. Выглянула наружу и увидела: злых людей, худых людей, людей, которые явились сюда не для того, чтобы собирать новости или сплетничать. Они были первым, что могло испортить вечер. Персефона тяжело опустилась на сиденье, внезапно почувствовав себя без радости. После гнева Деметры люди, конечно же, тоже не любили Богиню Весны. Она не могла отрицать теперь то, что боялась людей. - Кора, не волнуйся. Они не посмеют, когда я рядом, - Аид произнес это так, словно прочитал ее мысли, и в то же время снял темные очки: он решился выйти из авто без них. Но Персефона расстроенно вздохнула, потому что ей не нравилось зависеть от его защиты. - Они ненавидят меня, правда? - Они ненавидят твою мать, и только сейчас. Ты узнаешь со временем, что люди очень изменчивы. Они скоро успокоятся. А теперь думай о нашем вечере. Она ответила, что да, всё в порядке, но это не было правдой. Может быть, люди просто ненавидели Деметру, может быть, и не на века, но в любом случае теперь Персефоне предстояло иметь дело с недоброй толпой. И, в любом случае, Аид снял очки. Ему не нужно было быть очень уверенным в собственных словах. Когда она вышла из салона, её ослепили вспышки фотоаппаратов. Ситуация напомнила ей благотворительный аукцион, только в гораздо большем масштабе: тут красная дорожка была не несколькими маленькими шагами, а долгой дорогой до входа во дворец. Ужасно. Она почувствовала на себе взгляды смертных, их камеры. Никто не кричал обидных слов, но ее эмпатия всё равно позволяла чувствовать: черная туча накрыла весь Олимп. Голод, недовольство и тысячи других негативных чувств были там, змеились через простых людей и заставляли Персефону чувствовать себя хуже, чем власть Крона сделала в Тартаре. Когда они проходили мимо, люди все еще кланялись. Да. Но они делали это ради Короля. Для Аида. Поклонялись Аиду. Не Персефоне. Они припадали к земле, прижимали к ней обе ладони - традиционный ритуал обращения к Богу Мертвых. В их жестах не было ничего для Богини Весны. * Прибытие во дворец было слишком коротким облегчением. Они переступили порог, фактически ослепленные огромной золотой люстрой. И Зевс поспешил к ним, чтобы приветствовать. Он делал так со всеми гостями, демонстрируя белый костюм, соответствующий бороде и волосам, царственный. На первый взгляд он был хорошо воспитан, как и все древние представители классического Пантеона. Но даже если он выглядел вполне презентабельно в своих жестах и манерах, это не означало, что он таковым является и на словах. На самом деле его галантность была напускной, в отличие от естественной галантности Аида. Зевсу приходилось изо всех сил стараться казаться джентльменом. Вот почему он был добр, приветствуя их, даже немного склонил голову, хотя это не требовалось по иерархии. Но затем, как только он открыл рот, он предстал как Бог, управляемый страстями: - Брат, я очень рад, что ты приехал. Я уже потерял всякую надежду… Аид вздохнул, терпеливо и спокойно. Он знал, как обходиться с младшим братом. Хотя из-за выбритого лица и худощавого тела Владыка Подземного Мира казался моложе Короля Богов. - Зевс, прости. Эреб – это обязательство, которое не дает передышки. Такова была истинная способность Аида быть почтительным и не лгать. Он никогда бы не признался, что избегает симпосии, потому что не любит олимпийцев, но и не солгал о более неотложных делах Эреба. Для него это было естественно. Но не для Зевса. - Держу пари, что это наша милая Персефона вытащила тебя к нам из темноты. Зевс улыбнулся и обратил свои бирюзовые глаза на Богиню Весны, потому что до этого момента он даже не смотрел на нее. Аид никогда бы не осмелился первым приветствовать другого мужчину, даже если бы это был его брат. Персефона понимала, что делает слишком много сравнений, но видеть их рядом было неизбежно. В чем-то они даже были похожи: точёные лица, высокие лбы, крупные носы, внушительный рост. Оба имели одинаковую жесткую манеру стоять, сжимали челюсти, когда нервничали. И все же они отличались друг от друга во всем. Например, по-разному кланялись и целовали женщину. Потому что Персефона, когда Зевс полез к ней с поцелуями, почувствовала то, чего никогда не испытывала с Богом Мертвых: опасность. Она попыталась улыбнуться, когда Зевс поцеловал ее слишком глубоко, не так, как того требовал настоящий этикет. Почувствовала неприятную дрожь, когда он удержал ее руку. На одну секунду. Секунду, полную отвращения. В конце концов Зевс отпустил её и выпрямился. Да, он был высоким. Правда, чуть ниже Аида, но более пугающим в своем поведении, настолько, что Персефона почувствовала, как напряглась её шея. Инстинктивно она шагнула ближе к Аиду, пока их тела не соприкоснулись. Очевидно, не только Персефона испытывала дискомфорт; рука её спутника быстро поднялась и обняла ее за плечи: необычно для него. Аид на людях делал все возможное, чтобы не показывать интимных излияний. Возможно, Королю Богов это показалось просто нежным объятием, но Персефона ощутила, как напряглись мышцы Аида. Ему не нравились поцелуи Зевса. Вообще. - Мы оба польщены твоим приглашением, - сказал Бог Мертвых, хорошо скрывая нервозность. - И Персефоне особенно любопытно принять участие в ее первом симпозии. А теперь, пожалуйста, веди нас... Аид всеми силами старался прервать встречу. Но Зевс ничего не понимал. А может, и не желал понимать. В любом случае ему было все равно. Он улыбнулся и пошел впереди них, как бы загораживая вход. Он слегка поджал губы и вкрадчиво поднял брови: - Теперь ты говоришь за нее? Как так? Наш маленький цветок лишился речи? Теперь Аид был оскорблен. Он даже не улыбнулся, чтобы казаться вежливым. Персефона заметила, что его глаза стали еще темнее, а брови отбросили пугающие тени. - Женщины ведь часто теряют дар речи, когда ты рядом, брат… - Вероятно, их поражает тот, кто командует молниями. Персефона чувствовала себя очень неловко. Она сглотнула, прижимаясь к Аиду. Зевс обычно смеялся, шутил, но его голос звучал угрожающе. Наверное, он это прекрасно понимал и получал удовольствие. Тут всё стало еще хуже: он тянулся к Богине Весны и гладил ее по щеке, даже не спрашивая, без всякого уважения и такта. Он делал это тяжелым и раздражающим образом, не заботясь о присутствии Аида. Как будто Зевс считал всё вокруг своей собственностью, даже другую Богиню, даже ту, которая являлась подругой его старшего брата. Персефона застыла. Она не могла выказать ни малейшего признака раздражения, если не хотела навлечь на себя гнев Зевса. Поэтому стояла неподвижно, глядя в пол, не в силах дышать, чувствуя теплую огромную руку на своем лице. Такую жаркую по сравнению с холодным прикосновением Аида. Она боялась, что может загореться, но не в положительном смысле. Девушка почувствовала, как в ней поднимается паника, и удивилась, почему ей пришло в голову посетить симпозий. Лучше было бы оставаться в Эребе. Почему? Почему она захотела приехать на Олимп? Пока Персефона тонула в этих мыслях, реакция Аида была более откровенной, чем предыдущая: он шагнул вперед, встал между Богиней Весны и братом и заставил его прервать контакт: - Зевс, - прошипел он прямо, - хватит! Король Богов отступил, криво улыбаясь. Поднял руки в знак капитуляции, как будто просто играл и считал, что произошло простое недоразумение. - Эй, вы такие чопорные! Расслабьтесь! Это же вечеринка! Я надеялся, что женское общество немного тебя смягчит, но вместо этого ты ожесточил малышку, брат. Он перевел взгляд на Персефону, имея в виду, возможно, ее позу, возможно, тёмное платье, возможно, всё вместе. Затем вытянул пальцы и с отвращением коснулся нарцисса в петлице Аида: - Но ей все же удалось кое-что сделать. Теперь ты носишь цветочки. - Мне это нравится. Аид сказал это со всей холодной честностью, на которую был способен, как будто неявно говорил ему никогда больше не критиковать цветок Персефоны. Он предупреждал его, чтобы он не смел разгадывать тайны, которых не знает. К счастью, Зевс решил дать им передышку. Может быть, он сделал это нарочно. Похоже, ему доставляло садистское удовольствие раздражать старшего брата. - Ну, извини, может быть, я сегодня немного пьян, - он засмеялся, пожал плечами, но не казался искренним. – Это Гера виновата. Она кричит и дымит, как паровоз, со вчерашнего дня. Идите вперед по коридору, остальные уже здесь. Кроме...- он замолчал и нахмурился. - Кроме твоей матери, Кора. Ты не знаешь? Она приедет? Персефона натянуто улыбнулась и постаралась выглядеть профессионально. На самом деле она нервно потела под пальто. То, что Зевс называл её Корой, так же, как Аид, беспокоило его больше, чем двусмысленный поцелуй. - К сожалению, нет. Она мне ничего не сказала. - А, вот и твой голос, наконец. Он красивый. Не молчи больше. Персефона снова улыбнулась, но внутри ей хотелось кричать. Хотелось развернуться и уйти, убежать, как Золушка, и никогда больше не показываться на глаза Королю Богов. - Извини, я просто нервничаю. Все это для меня в новинку. - Но на самом деле, я надеялся, что ты убедишь Деметру приехать, - настаивал Зевс на этой теме так грубо, что было очевидно, что она его беспокоит. Персефона покачала головой: нарциссы, которые были у нее в прическе, теперь закрылись в бутоны. У нее появилось ужасное сомнение: похоже, её пригласили на Олимп не из интереса или доброты. Они пригласили ее ради матери. - Неужели это так важно, что она была здесь? - осмелилась спросить Богиня Весны, стараясь говорить вежливо. Зевс кивнул: - Она все еще ведет свою глупую войну, и смертные уговаривают меня. Я надеялся её успокоить. Был уверен, что она приедет, если тут будет ее дочь. Он даже не пытался держать всё в секрете. Персефона гадала, заметил ли он тот нож, который только что безжалостно вонзил ей в сердце. Важна Деметра. Не Персефона. Она закрыла глаза, стараясь не заплакать. Потому что ее эмоции всегда были предательскими и высокомерными, и она не хотела казаться слабой перед Королем Богов. - Я... Мне жаль, правда. В следующий раз она будет рядом со мной. - Хорошая девочка. Но не волнуйся. Что сделано, то сделано. Пожалуйста, наслаждайся вечеринкой. Персефона не стала больше ждать. Она побежала по коридору. Аид следовал за ней: он подошел и снова обнял, замедляя ее шаг. - Эй, успокойся, - прошептал так тихо, что Персефона снова почувствовала прилив крови, а ноги внезапно отяжелели. Она пошла тише. Бок о бок, они пытались успокоить друг друга. Аид глубоко вздохнул, преувеличивая движения своей груди, чтобы предложить ей сделать то же самое. Персефона сделала, и это сработало. Она в изнеможении прислонилась к своему мужчине. - Хочешь уйти? - его тихий голос был чудесным бальзамом после мерзкого поведения Зевса. Даже то, что Аид не пытался утешить ее, как это ни парадоксально, было лучшим, что он мог сделать. Он предложил решение проблемы, прямо, не ходя вокруг да около. - Нет. Черт возьми, нет! Я заслужила это приглашение! Если я сейчас уйду, то просто покажу им, что я бесполезна, что я никогда не буду такой, как они! Аид обнял ее сильнее, чтобы успокоить. - Ты никогда не станешь такой, как они, потому что станешь гораздо сильнее, Кора. Посмотри на меня, - она подняла глаза и встретилась с ясными радужками Аида. - Ты самая таинственная Богиня, которую я когда-либо знал и видел. И тебе не нужно ничего доказывать. Я знаю, ты знаешь, Эреб знает. Тебе больше ничего не нужно, и уж точно тебе не нужно одобрение моего брата. Он наклонился, чтобы прижаться лбом к ее лбу, теперь, когда никто не мог их видеть. Персефона, приободрившись, улыбнулась. - Нет, правда, я хочу остаться. Ты говорил правду: симпозий – отстой. И я не знаю, чего ожидала. Давай попробуем насладиться этим, а потом пойдем домой. Все в порядке? Аид кивнул и, хотя и был разочарован тем, что не смог уйти раньше, не подал виду. Он был просто счастлив, что его даме стало лучше. Он погладил ее по щеке, той же самой, к которой прикасался Зевс, и Персефоне показалось, что он смыл прежний, непристойный жар. - Хорошо, Божественная. А теперь, пожалуйста, оживи эти прекрасные цветы, они не заслуживают увядания, – Аид нежно погладил Богиню Весны по волосам и тут же сказал что-то настолько неуместное, что Персефона подумала, что ей это приснилось. - Иди и надери кому-нибудь ещё задницу… Она расхохоталась, закрыв рот обеими ладонями. Это была самая первая вульгарная фраза, которую она услышала из уст Неумолимого. И единственная...