Приговор Персефоны

Персефона чуть не потеряла сознание. Она всерьез боялась лишиться чувств. Ноги ослабели, а руки, казалось, свинцовыми стали. Сердце же каким-то образом провалилось в живот, и его невозможно было найти. Богине Весны пришлось прислониться к столу, чтобы не упасть. Глаза здорово выпучились: это действительно происходило. Корона для неё! Для второстепенной Богини, той самой, которая в четырнадцать лет выращивала мини-кактусы в своей комнате под плакатом сексуального Феба Аполлона. Для неё, любящей строить из себя смертную и общаться со смертными. Для неё, изучающей конституционное право по потрепанной книге только для того, чтобы воспользоваться пометками предыдущего читателя. Для неё, готовящей вегетарианские блюда и иногда покуривающей марихуану. А еще она как-то раз целовалась с девушкой. И любила фильмы ужасов и пастельные тона в одежде. Это всё сейчас происходило с ней. Только для неё. Персефоне поднесли одну из самых важных и прекрасных корон в истории Вселенной, как свадебный подарок. - Ох, чтоб мне лопнуть, - это было все, что вырвалось у Богини Весны, и она навалилась всем своим весом на стол. Аид, возможно нервничая, взволнованный, умоляюще хихикнул: - Это все, что ты можешь сказать? Ну... да. Было достаточно трудно не упасть в обморок, Персефона даже не могла вести себя, как респектабельная леди, которая бы понравилась Владыке Подземного Мира. Она сглотнула, пытаясь взять себя в руки. Огляделась вокруг, словно желая убедиться, что все еще находится в реальном мире. Но да, Персефона находилась в тех самых темных покоях Бога Мертвых, в которых она не раз любила Аида, обнимала его в его постели. Теперь комнаты освещались лишь светом Адамантовой короны, которую Король Подземного Мира предлагал ей, стоя на коленях. - Держу пари, что это тот самый подарок, про который ты говорил в лавке с мороженым! Аид лукаво улыбнулся: - Я еще говорил, что ты его сразу узнаешь. И, если я правильно помню, ты обещала его принять. Ты же не из тех, кто берет назад свои обещания, Божественная Персефона? - Ты... хитрый гад! Ты и твой проклятый план! Ты же всё заранее продумал! Аид поджал губы. Он немного опустил руку с короной, но только для того, чтобы подвинуться к Персефоне, обнять его свободной рукой за талию. Он посмотрел на девушку. Он все еще стоял на коленях, но опять был на пару дюймов выше. Персефона в свою очередь обеспокоенно взглянула на Бога Мертвых, так пристально, что поняла: ей грозит опасность потеряться в его уверенности. На этот раз, однако, Аид не велел ей отвести взгляд. Совсем наоборот. - Посмотри мне в глаза, - попросил он, - ты видишь это? Ты видишь то, что я всегда видел? Ты – Эреб, малышка. И не мой план привел тебя сюда: ты сама себя привела ко мне. Так что да, у меня были большие планы на королеву по имени Персефона, но я и не думал полюбить такую красивую, умную и сильную женщину по имени Кора. Нет больше никого, кто мог бы сесть со мной рядом на этот трон. Ты - единственная. Я это знаю. Ты просто тоже должна это знать. Персефона посмотрела на его древнюю силу и увидела, о чем он говорит, всю уверенность, которую Аид накопил за столетия и особенно за последние двадцать лет. Сможет ли она это сделать? Могла ли она доверять этому? А почему же нет? Вполне могла. Она тяжело дышала, взволнованная. Протянула палец, только один, и коснулась центрального камня Адамантовой короны, холодной, как двузубец Бога Мертвых. Да, будет трудно её носить. Это большая ответственность. - Мне так страшно, - Персефона не постыдилась признаться в этом даже Неумолимому. Он же только кивнул: - Да. Мне тоже каждый день страшно сидеть на каменном троне. Но я надеюсь: мы будем бояться вместе. Бояться вместе. Разве не в этом суть любви? Персефона, даже застигнув себя врасплох, кивнула. Потому что да, она могла бы. Бояться с ним целую вечность. Она была готова. В Аиде, при её кивке, родилась самая чистая радость, какая только могла появиться на лице живого существа, человека или Бога. Персефона увидела, как он поднял брови над своими слишком широко расставленными глазами; под орлиным носом изящные тонкие губы сложились в нежную улыбку. А потом, впервые в жизни потеряв терпение, Аид поспешил надеть Богине Весны на голову Адамантовую корону. - Нет! - выпалила Персефона. – Но да, я принимаю твое предложение, но не сегодня. Сначала я хочу, чтобы ты меня выслушал. Аид снял корону. Его глаза сузились, игриво обвиняя. - Это из-за Алексиса, я полагаю. - Да, из-за... нет, из-за меня, вообще-то. Мне это нужно. Аид мрачно кивнул. Корона исчезла из его руки: Персефона знала, что он убрал её на время. - Вот и прекрасно, - сказал Бог Мертвых, гордясь своей невестой. - Ты еще ни минуты не была Королевой, а уже отдаешь мне приказы. Я уверен: ты будешь держать меня в подчинении целую вечность, любовь моя… * Персефона уже была там, в Зале Суда, одна. Наступил ужасный час: слишком поздний, чтобы называться ночью, слишком ранний, чтобы быть утром. Час, когда из своих тёмных углов осторожно выходили самые гротескные существа Подземного Мира, рогатые, крылатые, уродливые, слишком робкие, чтобы являться в дневной толпе. Час, когда души все еще вздыхали в отчаянии, не в силах спать так, как они привыкли при жизни; час, когда Морфей бродил по Дворцу и Диту, как невидимый туман, распространяя запах маков. Это был час, когда Богиня Весны выбрала себе место в Зале Суда. Заранее, терпеливо ожидая, в своем черном пеплосе. Она никогда еще не чувствовала себя такой, как сейчас, хотя внешне выглядела полной противоположностью той Коре, которой была в прошлом году. Персефона пришла так рано, потому что не хотела входить при массе народа. Хотела избежать торжества. Более того, ей хотелось ближе познакомиться с окружающей обстановкой, с места Судьи. Однако она недолго оставалась одна. Вскоре явился Аид. Персефона ожидала этого: она оставила его в постели, спящим, но он все еще был Богом, который не очень любил отдыхать, и уход любимой, должно быть, его разбудил. И Владыка Подземного Мира поднялся по ступеням к трону, нейтральный и твердый, но с искренней улыбкой. Он был в хорошем настроении. Не говоря ни слова, сел на трон. Аид уже нарядился в рабочую тунику и гиматий, даже двузубец взял. Он уже был готов начать свои обычные дела, но он тоже пришел в Зал Суда рано. А ранний Аид был столь же необычен, как и поздний. Вероятно, Владыка Мира Мертвых встревожился так же, как Персефона. Он сидел неподвижно, глядя на девушку с улыбкой, очень долго. Длинные шелковистые локоны ласкали его плечи. Затем, наконец, он прошептал: - Черный тебе идет. Персефона довольно наклонила голову. Она оглядела себя: да, ей нравился черный цвет. Она бы никогда этого не сказала. Она чувствовала себя непринужденно в этом наряде, который не имел ничего общего с ее привычными мини-платьями и не имел ничего общего даже с нарядами других обитателей двора: слишком дорогое платье, слишком изысканное, слишком роскошное. И все же ей было в нём хорошо. Персефона задавалась вопросом: будет ли она все еще чувствовать себя хорошо с Адамантовой короной на голове. - А тебе идёт эта фибула, мой король. Она указала на его плечо, и Неумолимый вновь улыбнулся. Всего несколько месяцев назад он никогда бы не надел украшение, изображающее цветок. Больше ничего не было сказано, между ними повисло молчание, потому что им нечего было обсуждать наедине. Персефона знала, что это так, и Аид знал то же. Все, чего Богиня Весны хотела сейчас – это сосредоточиться на деле, изучить свою защиту, просмотреть бумаги на стойке. На мгновение она подумала: насколько трудно ей будет убедить Бога Мертвых. Интересно, будет ли он тверже, если подвергнет ее испытанию? Персефона еще подумала: а вдруг он с ней согласиться только для того, чтоб быстрей её короновать? Но в конце концов она поняла, что Аид будет справедлив: как всегда, как ей хотелось бы. Зал Суда вскоре начал заполняться. Сначала явились души, которые должны были быть отсортированы в течение дня. Вскоре пришла Орфани – она уже закончила интернатуру, но осталась пожить в Дите, чтобы поддержать Персефону, с которой давно подружилась. Затем, медленно, появились самые важные персоны. Даже Деметра приехала. В бежевом пеплосе с золотой вышивкой, она вошла в парадную дверь с высоко поднятой головой, серьезная, строгая, как ее брат. Ее светлые волосы сияли, как золото, как пшеничное поле в конце июля. Они были собраны в старинную прическу, украшенную лентами. Персефона впервые увидела свою мать в древнем наряде и была потрясена. Деметра излучала ту же древнюю ауру неумолимости, слишком светлую для Подземного Мира, яркую, как солнце в полдень, могущественную, как сама жизнь. Персефона, более темная в одежде, выглядела как ее негатив. Деметра не стала мешать, возможно, боясь отвлечь дочь: она просто села на скамью, даже не на первую, в то время как окружающие ее души с удивлением наблюдали за Богиней Урожая. Она же огляделась по сторонам, затем устало подняла глаза к стеклянному потолку. Да, она выглядела утомленной. Может, из-за того, что долго мстила человечеству, а может, потому, что страдала от разлуки с дочерью. Но, возможно, и из-за всей сложившейся ситуации. Персефона представила себе, что, глядя на прекрасный потолок, Деметра вспоминает, каким иным был Эреб в начале истории, и как она ошибалась, полагая, что он никогда не станет таким же ярким, как Царство Зевса. Она, как и Аид, никогда не говорила о своей ненависти к младшему брату, но Персефона все равно не могла ее винить. Персефона вздохнула, отвернулась и попыталась не обращать внимания на мать. Она не хотела терять концентрацию, она могла поздороваться и подумать о Деметре позже. Но всё же она чувствовала радость, что мама пришла и даже чувствовала её поддержку. Персефона так любила ее и всегда считала лучшей мамой в мире, даже несмотря на всякие разногласия. Когда в зал пришли Судьи и Мойры, занял свои места. Персефона сглотнула и попыталась найти в себе мужество. Тут как раз в зал ввели отца Алексиса. Его извлекли из Тартара, и он был в ужасном состоянии. Изможденный, жутко бледный. У него больше не было ничего физического, только воспоминание о его смертном теле. Жуткая сила Кроноса измучила его: мужчина шел согнувшись, почти на коленях. Водянистые глаза, казалось, ни на что не реагировали. Казалось, отец Алексиса не знал, где находится. - Привет! Ты меня слышишь? - спросила Персефона, когда он оказался рядом. Но он удивил ее: посмотрел на нее бесцветными глазами и дважды кивнул. Он знал, зачем пришел в Зал Суда. - Спасибо, - прошелестел. - Еще ничего не решено, - Богиня Весны ясно дала понять, что не хочет его обманывать. Потому что нет, она не нашла пока неопровержимых доказательств его невиновности: дело все еще имело маркер «неоднозначное», и Персефона могла работать только с некоторыми этическими нюансами. Даже теперь, когда Неумолимый любил ее, это не означало, что он согласится с ней. Отец Алексиса кивнул и прислонился к стойке. Он не был разочарован, он был просто благодарен за второй шанс. Персефона положила руку ему на плечо, чтобы подбодрить, и тоже заняла свое место. Алексиса в Суде не было. Так решили, чтобы не причинять мальчику боль. Он мог расстроится, увидев отца в таком состоянии. Эвридика тоже не появилась – она осталась верна своему обету молчания и неподвижности. Кругом воцарилось молчание. Только пронизывающие взгляды трех Судей и трех Мойр настойчивое присутствие душ в остальной части зала; и, наконец, неумолимый, с ледяным двузубцем, крепко зажатым в кулаке, неподвижный, как обычно, и с тем же самым отношением, что и все остальные зрители в истории. Он начал заседание без лишней преамбулы: - Сегодня мы собрались здесь на необычное слушание, - Аид говорил спокойно, но громовым голосом – он эхом отдался меж огромными колоннами. - Несколько месяцев назад душа этого человека была приговорена к двум тысячам лет Тартара. Однако Персефона, Богиня Весны и Цветения, дочь Деметры, моя племянница, считает, что этот случай следует проанализировать более тщательно. И сегодня я дарую ей слово. Мы все будем слушать, что она скажет. Пожалуйста, Божественная… Медленный жестом белой руки он дал знак Персефоне. Итак, теперь всё зависело от нее. Она почувствовала, как по ее телу прошла тревога и осела в груди, словно тяжелый камень, мешающий дышать. Но Персефона не хотела это показывать: глубоко вздохнула и положила дрожащие руки на перила трибуны. - Благодарю тебя, мой король. Я понимаю, что это необычно, и благодарна за предоставленную возможность. На мгновение воцарилась тишина. Аид ничего не сказал. Но теперь Богиня Весны знала его: она знала его незаметную манеру изгибать уголок рта, и она знала, что Аид улыбнулся. Как будто хотел сказать: «Ну, Божественная, разве ты оставила мне выбор?» - комментарий, который он приберег бы для более личного момента. Он оставался невозмутимым и холодным, и Персефона поняла, что должна начать свою речь. Она сперва выдохнула. Наконец, пришло время...