Ну очень особенный мальчик

С утра пораньше, пока Тильда еще спала, Скотт позвонил в больницу. Если за ночь стряслось что-то плохое, он лучше сам расскажет ей об этом. К счастью, по словам медсестры, волноваться было ну абсолютно не о чем. Состояние стабильное, никакой угрозы жизни. Проходит процедуры, сдает анализы. Приезжайте после часа дня, сэр, как раз и доктор освободится, и следователь прибудет. Привезите фруктов, сэр, и, если не сложно, детской одежды на семилетнего ребенка, а то его шорты и рубашку давно уже выкинули. В итоге чета Уорренов добралась до больницы ближе к двум. Тильда слишком увлеклась выбором обновок, и набралось на целую спортивную сумку, но Скотт не жалел потраченного времени. Как будто родного сынишку в детский лагерь снаряжаешь. Приятное чувство. В больнице Уоррены, местный педиатр и комиссар полиции устроились на диванчиках у дежурной стойки. Стажер, которому все равно было нечего делать, сбегал за кофе. – Пожалуй, начну я, – вздохнул следователь. – Потому что мне нечего рассказать кроме того, что мы поймали водителя. Тот во всем сознался, но мальчишку знать не знает, как и ожидалось. Родители не объявились, никто не заявлял о пропаже. Его отпечатков нет ни в одной из наших баз. Да и с чего бы им там быть, у нас преступники, а не малышня. – Но вы же будете расклеивать объявления, сообщать по новостям? Сейчас очень помогает поиск через социальные сети, – Тильда к своему кофе так и не притронулась, видать, очень волновалась. Следователь, разумеется, заверил ее во всеобщем гражданском рвении. – Я могу рассказать чуть больше, но порадовать мне вас тоже особо нечем, – взял слово доктор. – Хотя… У мальчика был на лицо посттравматический эффект, а в таких случаях мы обязательно проводим полное обследование, особенно если дети так реагируют на чужие прикосновения. Правда, в нашем случае пришлось делать это, пока он спит, иначе начиналась жуткая истерика. Тильда успела так истеребить ложечку для кофе, что та сломалась. Скотт и сам рефлекторно мял штанину на колене. Он не считал себя святым праведником, он даже не знал, хороший ли он человек. Но от мыслей, что надо сделать с ребенком, чтобы тот потом так орал и вырывался, во рту появлялся металлический привкус. – Сразу скажу, чтобы вас не пугать: все с парнем в порядке. Никаких следов более раннего насилия, и даже от аварии он сумел отделаться синяками. Здоровенными, конечно, на всю спину и задницу, но они уже желтеют. Физически он здоров, а все эти крики – ну да, невроз. Но не психоз. Покажите мне современного человека без неврозов. Доктор сделал длинную паузу и стал смаковать кофе. Скотту хотелось вырвать бумажный стаканчик и выпить все самому, лишь бы врач продолжил. – Плохая новость заключается в другом, – наконец, он снова заговорил, вытерев пену с губ. – У мальчика амнезия. – Да вы издеваетесь! – следователь шумно крякнул и хлопнул себя по бедрам. – Временная или нет, пока сказать невозможно, – неумолимо продолжил врач. – Расклад довольно распространенный: сохранился багаж знаний, пациент помнит свое имя, но по воспоминаниям полный ноль. Мальчик даже не знает теперь, сколько ему лет, не говоря уж о том, кто его родители и где они. – А цацка на шее? – не желал сдаваться следователь. – Шнурок с каким-то синим камнем, – пояснил он Уорренам. – Неужели он, даже глядя на нее, ничего не вспомнил? – Не отчаивайтесь, офицер, – решил сжалиться доктор. – Я уверен, вы без труда выясните, кто он, если то имя, которое мальчик называет своим, настоящее. Вергилий… – Педиатр задумчиво огладил усы. – Так сейчас вообще детей называют? – Может, что-то квакерское? – предположил следователь. – У них много странных имен. Обадайя, Джерайа… Тильда не выдержала и прыснула. Скотт одернул ее, но тоже не смог скрыть улыбки. – Простите, сэр… – она похлопала комиссара по руке, – просто я знаю, что это имя древнеримского писателя. Широко известное в узких кругах. – Ну, мне по роду профессии читать не доводилось, уж простите, – ворчливо фыркнул следователь, впрочем, не особенно сердито. – Зато теперь ясно, что имя наверняка не придуманное. Откуда бы мальцу лет семи знать про древнеримских писателей? – О нет, этот знает! – хохотнул врач. – Он очень особенный мальчик. Мне целую лекцию про Марка Твена успел прочесть, когда ему книжки принесли, небось и про древний Рим в курсе. Вот видите, детектив, неплохая зацепка у вас уже есть. Не думаю, что в нашей стране много семилетних детей с именем Вергилий. Да и внешность у мальца приметная. Скотт удивленно посмотрел на врача. Конечно, на дороге было темно, но не кромешно же. Обычный белобрысый мальчишка, что тут приметного? Доктор истолковал его взгляд верно. – Сами поймете, когда увидите. – Уже можно, доктор? – Тильда порывисто поднялась с дивана. Она явно давно ждала этого разрешения. – Конечно, – кивнул врач. – Только ни в коем случае не трогайте его. Мы с этим еще будем работать, но пока нельзя, он сразу начнет плакать и кричать. Медсестер подпускает только тех, которые в перчатках, и себе латексные выпросил. Детскому психиатру там работы непочатый край. Но мы справимся. Педиатр и следователь не пошли с ними в палату, зато медсестра, которая взялась их проводить, полностью подтвердила слова врача. – Что-то там определенно случилось в прошлом мальчика. Кто-то причинил ему зло. Бедный малыш, может, от этого и убегал по ночной дороге. Вот ведь как иногда бывает, да, сэр? Что ни делается, все к лучшему. Если и было что гадкое, он теперь об этом не помнит. Да-да, главное никак не трогать. А в остальном чудо-ребенок, никакого беспокойства. Хорошо позавтракал, потом обложился книжками, бумагой с карандашами, и сидит тише мыши. Вежливо всем отвечает, не хныкал, когда кровь брали, вообще не испугался. Да вы сейчас и сами все увидите. Когда Тильда и Скотт вошли, Вергилий, одетый в больничную пижаму, сидел на полу, опершись спиной о кровать, и читал какую-то очень толстую книгу. Он был в палате один, других пациентов-детей в больнице, к счастью, не было. Скотту хватило одного взгляда, чтобы понять, о чем говорил доктор. Маленький Вергилий не был альбиносом. Его кожа была кожей обычного здорового незагорелого ребенка, его глаза были не красного, а очень красивого серо-голубого цвета. Брови и ресницы у него были светлые, да, но это не особенно бросалось в глаза. Казус заключался в том, что у мальчика были белые волосы. Не седые, что можно было бы списать на стресс, не пепельный блонд – нет, именно белые. Когда на них бликовало солнце, они казались даже слегка серебристыми. Никто их ему, разумеется, не красил, ребенок явно таким родился. Не то чтобы это шокировало: в мире, где то и дело рождаются дети с восемью ногами или близнецы, сросшиеся ниже пояса, может жить и ребенок с абсолютно белыми волосами. В одном врач был прав: это действительно отличная, приметная деталь. Мальчик с такими именем и волосами точно найдется быстро. – Детка, это совсем для взрослых книга, ты ж там не поймешь ничего. Давай я лучше в перерыв сбегаю тебе комиксов куплю, – медсестра огляделась в поисках обычного для детских комнат беспорядка, но ничего не обнаружила. Даже заправленная постель была не смята. – Согласен с Вами, мэм, Кервуд иногда бывает немного зануден, но по сравнению с Купером он очень увлекательный, – ответил очень особенный мальчик, сделав важное серьезное лицо. Медсестра еще больше развеселилась, но это и вправду было очень забавно. – Он прелесть, да? Ну давай хоть телевизор включу. По кабельному как раз должны «мстителей» показывать, если я не ошибаюсь. Не волнуйся, обойдемся без новостей, – девушка обернулась к Скотту с Тильдой и понизила голос до заговорщицкого шепота. – Он боится старины Боба Барбаса. – Не боюсь, – поправил Вергилий. – Просто он мне не нравится. Мальчик загнул было уголок страницы, но в последний момент передумал и закрыл книгу, заложив ее чистым листом бумаги: – Мистер Уоррен, Миссис Уоррен, добрый день. Большое вам спасибо, что спасли меня. И простите, что так ужасно себя вел. Мне очень стыдно, что я ударил женщину ногой. – Милый, ты даже думать об этом брось! – Тильда сделала шаг вперед, но в последний момент вспомнила предостережение врача, – подкинь меня в воздух ударом бампера, я бы, наверное, до конца жизни бегала и пинала все, что ни попадя! Она села на ковер по-турецки, благо, позволяла длинная юбка. Вергилий улыбнулся, приятно и вежливо, но глаз эта улыбка не затронула. Скотту стало грустно. В семь лет дети не должны уметь так улыбаться. Мужчина присел рядом с женой. – Всегда рады помочь, приятель. Обращайся, если что. Я серьезно. Пока ты не вспомнил своей прошлое, а семья тебя ищет, мы вполне можем побыть твоими агентами в этом городе. Если что надо – говори. А пока вот, - Скотт жестом попросил медсестру поднести сумку. – Я уверен, что скоро тебе разрешат гулять, так что одежда точно пригодится. – Ну, сегодня об это рано говорить, с Верджи еще должны пообщаться другие врачи, и снимок мозга будут делать, и ЭКГ, - тут же защебетала медсестра. – А вот завтра точно можно будет. – Мэм, пожалуйста, никаких сокращений! Я же просил вас. Меня зовут Вергилий, – мальчик закатил глаза, потешно копируя манеры взрослых. – Знаю, милый, знаю, но это имя для семидесятилетнего профессора, а не такого славного малыша. Давай лучше посмотрим, что тебе мистер и миссис Уоррен принесли. Мальчик только вздохнул снисходительно, и вместе они стали смотреть вещи. Медсестра то и дело порывалась взять какую-нибудь обновку, но супруги неизменно ее одергивали, памятуя о болезненной щепетильности ребенка. – Тут так много… когда я вырасту, закончу университет и стану получать деньги, обязательно все вам верну. – Да у тебя все схвачено, как я погляжу? – рассмеялся Скотт. – Ты часом себе невесту еще не присмотрел? – Мне нет тринадцати сэр, мой мозг ещё не вырабатывает нужные гормоны. А без них вам никто не может понравиться… в этом смысле. В комнате повисла неловкая пауза, пока медсестра не нашлась с шутливым ответом: – Я дождусь, когда ты подрастешь, красавчик. Девушки любят обстоятельных парней, – и подмигнула мальчику. – Пегги, через десять минут нашего маленького Джона Доу на кардиограмму, – походя сообщил в открытую дверь какой-то врач. Лицо Вергилия опасно сморщилось. – Там по всему телу будут лепить скользкие присоски, я знаю. Можно сделать мне наркоз? – Ну что ты, малыш, наркоз делают только когда больно, – покачала головой медсестра. – А кардиограмма – это вообще не больно, правду я говорю, миссис Уоррен? – Истинную! – Серьезно кивнула Тильда. – Я уверена, там все будут в перчатках. А присоски скользкие, потому что на них гель. Как жидкое мыло. Он чистый. – Слушай Тильду, она очень умная, – поддержал супругу Скотт, – и честная. На другой бы я не женился. - Да Верджи будет молодцом, вы чего! – медсестра аккуратно похлопала мальчика по плечу, не касаясь кожи. – Когда врач его слушал и молоточком по коленкам бил, все ведь нормально было. И крови он не испугался. Вергилий всеобщего воодушевления не разделил, но и не разревелся. Насупившись, он стал подбирать с пола книги и цветные карандаши. – А если вы еще придете, дадите посмотреть планшет, мистер Уоррен? – вдруг спросил мальчик, старательно делая вид, что просто хочет поддержать беседу. Из воистину безразмерного кармана Скотта и правда торчал серебристый угол тачпада. – А ты уже умеешь управляться с планшетами? – Уоррен припрятал устройство поглубже. – Дела плохи, Тильда, тут явно подрастает мой будущий конкурент в мире высоких технологий. Да шучу я, шучу! – с улыбкой Скотт достал планшет и протянул его Вергилию. Могу оставить хоть сейчас. – Сейчас мы с Верджи будем очень заняты, – вмешалась Пегги. – Лучше потом. ЭКГ ведь недолгая процедура, выйдите прогуляйтесь немного, четверти часа там точно хватит. Купите парню комиксов. - Я хочу мороженого. – Сказала Тильда. – Скотт, Вергилий, вы в деле? Уоррен был не против, малыш же, подворачивая длинноватые штанины, ответил явно рефлекторно, как привык отвечать уже сотни раз. – Мне что-нибудь про будущее и рожок с нугой. А ему комикс про Дедпула и клубничный санди. – Ему? – удивленно переспросила Пегги. – Кому ему? Вергилий вдруг судорожно сунул ладошку под ворот и сжал какой-то кулон на шнурке. Видимо, тот самый, о котором говорили врач и следователь. – Я не помню… Не знаю… Скотт никогда раньше не видел, чтобы дети так плакали. Ребенок краснеет, морщится, кривит и дует губы, пускает пузыри, икает и задыхается. Говоря на чистоту, взрослые в этом не сильно от детей отличаются. Вергилий же стоял неподвижно, а из его глаз по щекам катились здоровенные капли, казалось, они вот-вот станут ручейками. – Ну-ну, детка, не грусти. Это все временно. Ты скоро обязательно вспомнишь. Это хороший знак – видишь, в голове уже что-то шевелится. Воркуя, Пегги вывела мальчика из палаты. Скотт и Тильда долго сидели и молчали. В конце концов, Уоррен все же заговорил. – Если его родители не найдутся, будем усыновлять. Тильда расплакалась и кинулась ему на шею.