Here comes the sun

jason mraz — i won't give up \\cause even the stars, they burn some even fall to the earth we've got a lot to learn god knows we're worth it no i won't give up on us even if the skies get rough i'm giving you all my love i'm still looking up// Ведь даже звезды сгорают, а некоторые И того больше — срываются на землю. Нам многое предстоит узнать, Видит Бог, оно того стоит. Я не утрачу веру в нас, Пусть даже небо осерчает. Я дарю тебе всю свою любовь, Я по-прежнему верю в лучшее.

— Боже, шкет, бляха, давай же… черт, черт… Асфальт под ним должен был быть холодным и твердым на ощупь, но Питер готов был поклясться, что он плывет. Чьи-то руки грубо встряхнули его. И он бы отмахнулся от них, велел бы безымянному человеку оставить его в покое и дать ему поспать, если бы только мог заставить свое тело или голос работать. — … Пятница, он дышит? Блядь, мне кажется, он не дышит… — Питер дышит, но не очень продуктивно. Угнетенное дыхание может быть побочным эффектом употребления героина. Ему необходима срочная медицинская помощь. — А то я, блядь, не догадался, — огрызнулся голос, а затем продолжил уже значительно мягче: — Пит, приятель, я отнесу тебя в Башню, хорошо? С тобой все будет в порядке. Боже, ты, наверное, даже не слышишь меня… блядь, шкет… Металлические руки аккуратно подняли его. Он застонал. Мистер Старк. Голова Питера безжизненно опустилась на костюм Железного Человека. Он пытался сосредоточиться на своем окружении, на звуках, на ощущениях. На реве репульсоров; на внезапном порыве ветра, который все никак не смолкал. Что-то кислое и горячее подступило к горлу, и Питер скорее услышал, чем почувствовал, что задыхается. Голос Тони был уже на грани паники. — Блядь, Питер, давай же, не поступай так со мной… Пятница, что… — Питера стошнило. Он задыхается рвотными массами. Это распространенное осложнение при передозировке героином. Сквозь шум ветра, бушующего вокруг них, Питер услышал прерывистое дыхание Тони. — Питер, — сказал он напряженно, отчаянно. — Малыш, пожалуйста. Дай мне пару минут, ладно? Мы все исправим. Мы уже почти на месте. Две минуты, ты справишься? Ты справишься. Ужас охватил Питера, когда он осознал, что умирает. В сотнях метров над землей, захлебываясь собственной рвотой, пока Тони умоляет его продержаться еще несколько минут, он умирает. Он умирает — и это целиком и полностью его вина. Я люблю тебя, хотел сказать он, просто чтобы убедиться, что Тони знает, но с губ сорвался лишь слабый стон. Спасибо за все. Я люблю тебя. Прости. — Ты не можешь бросить меня, шкет. Не здесь. Не вот так. Еще минутку, ладно? Брюс и Патель помогут тебе, все будет хорошо. Питер, пожалуйста. Голос Пятницы был спокойным, но с нотками сожаления, когда она произнесла: — Питер больше не дышит. Он ускользнул. *** Питер проснулся и тотчас же запаниковал. Он вцепился руками в шею, в рот — помехой, как он осознал, стоило ему открыть глаза, была пластиковая трубка, запиханная глубоко ему в глотку. Чья-то рука мягко перехватила его ладони и сжала их вместе, поглаживая большими пальцами костяшки. Брюс с бледным лицом и печальными глазами опустился на корточки возле его кровати. — Это респиратор. Не сопротивляйся ему. Позволь ему подышать за тебя, ладно? Просто расслабься. Простите, хотел сказать Питер. Горячие слезы покатились по его щекам. Брюс ласково смахнул их прочь. Простите. — Я рядом, — сказал Брюс, и это прозвучало так, словно он никогда в жизни не был так измотан. — Засыпай. Я рядом. И Питер заснул, вцепившись в руку Брюса мертвой хваткой и надеясь, что безмолвная просьба не оставляй меня была видна в его глазах. *** Когда он проснулся в следующий раз, все прошло намного спокойнее. Теперь он дышал уже самостоятельно, но на лице все равно была кислородная маска, а его горло горело. Питер повернул голову и застонал. На пластиковом стуле у кровати сидел Тони. Питер ожидал от него какой-то реакции. Беспокойства и облегчения. Ярости. А после всего этого — объятий. Но время шло, а Тони ничего не делал, ничего не говорил. Он лишь с каменным лицом разглядывал Питера своими холодными глазами. И когда он, наконец-то, заговорил, из его рта вырвался мертвенно-тихий шепот. — О чем, блядь, ты думал? — Простите, — пробормотал Питер, ведь теперь, когда он мог, все сдерживаемые до этого момента простите, простите, простите готовы были вырваться сразу. — Простите. — Этого недостаточно. Я не могу не спросить: ты пытаешься убить себя? Ты что, гребаный самоубийца? Этого ты пытался добиться своей выходкой? Питер слабо покачал головой. — Я н-не… з-знал… — Не смей, блядь, сидеть тут и говорить мне, что ты не знал, — выплюнул Тони. — Ты знал, что это могло убить тебя. Ты знал, насколько это глупо и опасно. Но ты решил все равно сделать это. Потому что пошли мы все нахуй, верно? Нахуй тех, кому придется хоронить тебя. Нахуй все, что мы сделали для тебя. Питер получил то, что хотел — а остальное не важно, верно? Ты ведь получил свой чертов кайф. Это стоило того, верно? Очередной поток слез. Вот только Тони не стер их, как Брюс. Он совершенно их проигнорировал. — Люблю тебя, — сказал Питер, частично потому, что ему не удалось произнести это ранее. Частично потому, что он должен был сказать хоть что-то, чтобы разрядить обстановку, чтобы убедиться, что Тони не ненавидит его. Что он не окончательно все испортил. Но в основном потому, что это была правда. — Я л’блю тебя. Тони не смягчился, как Питер того ожидал, не погладил его рукой по голове, не поцеловал его в висок и не ответил ему я тоже люблю тебя, маленький ты паршивец. Вместо этого он молча встал и направился к выходу из комнаты. Он не мог дышать. Его снова бросили, очередная родительская фигура, и на этот раз это была целиком и полностью его вина. Он не мог дышать. Питер хотел, чтобы Тони заметил, что он начал паниковать, чтобы он обернулся, и вернулся, и извинился, чтобы взял его за руку, пока он пытается успокоиться. Но вместо этого Тони замер в дверях больничной палаты и бросил на него холодный взгляд. — Я доверял тебе, — сказал он. — Моя большая ошибка. И с этими словами он исчез, и Питер остался один. Ну, в этом ведь ничего нового, верно? Питер всегда оставался один. Он уткнулся лицом в подушку и зарыдал. *** — Все злятся на меня? — Это было первое, что сиплым голосом спросил Питер, стоило только Брюсу снять с него маску. Брюс на мгновение замер, отведя взгляд. — Да. Мы злимся. И снова эти чертовы слезы. Но Брюс, по крайней мере, отреагировал на них мягче, чем Тони. На этот раз он не стирал их, но все равно кинул на Питера полный сочувствия взгляд и вздохнул. — Простите, — всхлипнул Питер, стирая слезы рукавом. — Мне правда очень, очень жаль. — Я знаю, что тебе жаль, — Брюс устало опустился на стул, стоявший пустым с момента ухода Тони. — И мы все сейчас очень сильно злимся на тебя. Я уверен, что ты понимаешь это. Питер усердно закивал головой. Они наверняка заставят его покинуть башню, как только он снова сможет ходить без посторонней помощи, наверняка вышвырнут его из команды и прогонят прочь, но он даже не мог винить их за это. Потому что он сам навлек это на себя. Он заслужил это. — Я знаю, — выдавил он, сквозь судорожные вдохи. — Можете ненавидеть меня. Ничего. Я все понимаю. Брюс поспешно наклонился вперед, опуская руку ему на плечо. — Мы не ненавидим тебя, Питер. Никто здесь тебя не ненавидит, это я тебе гарантирую. Мы очень, очень сильно любим тебя — и именно поэтому мы так расстроены. Мы чуть не потеряли тебя. Ты напугал нас. — Мистер Старк ненавидит меня. Он ненавидит меня. Он даже не может смотреть на меня. — Он не ненавидит тебя, — Брюс успокаивающе погладил его по плечу, пододвигая стул поближе, а затем свободной рукой откинул прядку волос со лба Питера. — Поверь мне, он не ненавидит тебя. Когда он принес тебя сюда, я боялся, что у него случится сердечный приступ. Я еще никогда не видел его таким испуганным. — Я п-понимаю, п-правда. Я… я и сам себя сейчас ненавижу. В этот момент Брюс окончательно отбросил эту показушную дистанцию, попытки показать суровую, но справедливую любовь, или как там еще это можно назвать. Он потянулся к Питеру, крепко сжимая его в своих объятиях. — Мы любим тебя, — просто сказал он. — Я знаю, что ты злишься на себя. Я не собираюсь врать тебе: мы все злимся на тебя. Но мы все равно любим тебя, Питер. И ничто не сможет изменить этого. Ясно? Мы просто… нам нужно немного времени. Нельзя исправить такое за одну ночь. Дай нам время. — Я люблю вас, — прошептал Питер. — И мне жаль. Мне очень, очень жаль. — Я знаю, — прошептал Брюс в его макушку, успокаивающе поглаживая его по спине. — Тебе нужно отдохнуть. Ты все еще восстанавливаешься. — Останетесь? — Конечно. Но это было не то. Питер любил Брюса, правда, он любил их всех — в противном случае он бы не говорил этого, — но это было не то. Брюс обнимал его не так, как Тони, говорил не как Тони, и даже пах не как Тони. Он не был Тони. Но, похоже, ему пора привыкать к этому. Ведь это все, на что он может рассчитывать. *** — Я люблю тебя, — пробормотал Питер себе под ноги, пока Наташа провожала его из медицинского крыла обратно в его комнату. Сейчас он испытывал жгучее желание рассказать об этом им всем, убедиться, что все знают. — Мне правда очень жаль. — Я знаю, — просто сказала Нат. А затем, после секундной паузы, добавила: — Я тоже тебя люблю. Ты просто пиздец какой глупый, но я все равно люблю тебя. — Спасибо. Наверное. На мгновение ее губы искривились в ухмылке, но она выглядела какой-то вымученной, словно Наташа изо всех сил пыталась притвориться, что все нормально. Когда они остановились у дверей в его комнату, она на мгновение запнулась, а затем сказала: — Мне придется запереть тебя на замок, как только ты окажешься внутри. Правила Старка. Прости. В груди Питера все сжалось, но он все равно кивнул. — Ничего. Разумеется они не доверяют ему. И, судя по всему, больше никогда не будут: ни с его жизнью, ни, конечно, с чьей-либо еще. Но он не мог жаловаться. Питеру и так чертовски повезло, что ему позволили остаться в Башне. — Скажи, если тебе что-то потребуется, — сказала Наташа, прежде чем захлопнуть за собой дверь. Щелкнул замок, и Питер остался один. Его первым порывом было проверить шкаф на наличие костюма Человека-паука, но он знал, что его там не окажется. Кое-что из его мебели было слегка передвинуто, несколько ящиков были оставлены открытыми, а корзина для книг с его ночного столика была опустошена и перевернута. Очевидно, они обыскали каждый уголок этой комнаты в поисках тайника. И пакетик, что он прятал под своим матрасом, разумеется, пропал. Питер рухнул на кровать и зарыдал. В последнее время он частенько так делал: плакал в одиночестве, пока остальные, кто случайно оказывался в этот момент с ним в одной комнате, либо бросали на него молчаливые взгляды, разрываясь между гневом и жалостью, либо полностью игнорировали его. Но это нормально. Питер понимал это. Потому что он полностью заслужил это. *** Он проснулся, когда солнце уже клонилось к горизонту, под сообщение Пятницы: — Мистер Старк приглашает вас присоединиться на ужин. Питер перекатился на спину, оцепенело отвечая: — Я не голоден. Вообще-то он просто умирал с голоду, ощущая себя так, словно его желудок переваривает сам себя — но это было неважно. Эта команда заслужила спокойный, тихий ужин, без надоедливого подростка, который будет мешать им своей болтовней. Такой, как они привыкли, до того, как он ворвался в их жизни и все уничтожил. Некоторое время Пятница молчала, и Питер уже подумал, что они решили оставить его в покое. Но затем голос Тони — холодный и отстраненный, — раздался из динамиков. — Это не просьба. Тащи свою задницу сюда и ешь. «Ну и ладно», — подумал Питер, спуская ноги с кровати. Никто не знал, сколько еще теплых обедов ему уготовано, прежде чем они устанут от него, поймут, какую ошибку совершили, взяв его к себе, и выгонят обратно на улицу, чтобы он мог и дальше уничтожать себя, как ему заблагорассудится. Когда он вошел на кухню, никто не произнес ни слова. В комнате царила мертвая тишина, если не считать скрежета столового серебра о керамику, с которым они накладывали мясо и макароны на свои тарелки. — Сядь, — сказал Тони, не глядя на него. Питер беспрекословно подчинился. — Ешь. Он подождал, пока остальные наполнят свои тарелки, прежде чем неуверенно положить небольшую порцию себе. Стоило ему поднести ко рту вилку и медленно, машинально откусить кусочек, Стив бросил на него грустный взгляд через стол. Как раз этого ему не хватало. Еще больше жалости. — Тебе нужно есть больше, Питер, — негромко сказал Брюс, и несколько пар глаз украдкой заглянули в его тарелку. — Ты можешь вновь начать терять в весе. — Я не очень голоден. Это нельзя было назвать ложью. Волнение и тошнота уничтожили его ненасытный аппетит в ту же секунду, как он вошел в кухню и почувствовал эту напряженную атмосферу. Тони скрипнул зубами. — Не спорь. Ешь. Рука Питера дрожала, пока он накладывал добавку на свою тарелку. Этого все равно было недостаточно, чтобы утолить его ненасытный аппетит, но уже лучше. Чувство вины пульсировало в нем. Он не заслуживал сидеть с ними за одним столом и есть их еду, не заслуживал их сочувствия. Боже, какой же он жадный. Он уничтожил уже половину еды, которую он взял — считай, украл у них, — когда к его горлу подступила желчь. Питер подумал о стальных руках, что крепко держали его, пока он давился собственной рвотой. Он подавил тошноту и откусил еще кусочек, изо всех сил заставляя себя дышать. Питер, пожалуйста. Не здесь. Не так. Еще минутку, малыш. Пожалуйста. Слева от него замер Сэм и, не донеся вилку ко рту, окинул его настороженным взглядом. — Ты в порядке, парень? Теперь уже все смотрели прямо на него. Кто-то бесстрастно, кто-то — обеспокоенно, а кто-то с такой смесью эмоций, что Питер затруднялся назвать хоть одну из них. Все, кроме, Тони, который просто сказал: — Он в порядке. — Меня тошнит, — поправил его Питер, и хотя из-за этого он чувствовал себя ужасно, он полагал, что Тони предпочтет честный ответ, чем возможность лицезреть рвоту на своем обеденном столе. Его дыхание стало прерывистым. — Мне нехорошо. — Паркер, я серьезно, — Тони, наконец, посмотрел на него, стиснув зубы и сверкая глазами. — Я думаю, что ты привлек уже достаточно внимания. Заткнись и ешь. — Я не думаю, что он пытается привлечь внимание, Тони, — осторожно заметил Брюс. — Питер, ты можешь вернуться в свою комнату, если тебе не очень хорошо. Я приду проверить тебя чуть позж… — Ох, да боже ты мой. Он взрослый парень, хватит нянчиться с ним… — Да посмотри же на него, Тони, — рявкнула Наташа с яростью, не уступающей его. Она вышла из-за стола и подошла к Питеру, бросив через плечо недовольный взгляд на Тони. — Идем. Тебе стоит прилечь. Я приготовлю тебе имбирный чай. Взгляд Питера перебегал с Наташи на Брюса, которые смотрели на него с одинаковым беспокойством; Тони — кипя от ярости; остальные — неуверенно. — В-все нормально, — сказал он, хотя его голос дрожал, и он действительно чувствовал себя так, словно его вот-вот стошнит. — Я-я могу остаться. Все хорошо. — Тошнота — это нормальное явление после передозировки, — Брюс тоже поспешил встать. — Наташа права. Тебе стоит прилечь. — Окей. Ладно. Можете уложить его в кроватку. Только дайте ему бутылочку и не забудьте укутать в одеялко. Рука Наташи дрожала от сдерживаемой ярости, когда она крепко ухватила его за локоть и вывела из-за стола. — Не слушай его, — прошептала она ему на ухо. — Я все слышал, — язвительно отозвался Тони. — Тони? — не глядя на него сказал Брюс спокойно, следуя за Наташей и Питером к лифту. — Заткнись. Тони ничего не сказал. Питер прижался лбом к холодным стенам, глядя, как двери лифта закрываются за ним. — Простите, — прошептал он, делая несколько судорожных вдохов, чтобы загнать желчь обратно в желудок. — Простите, я просто… меня правда сейчас вырвет. — Я знаю, — Наташа погладила его по плечу, краем глаза поглядывая на меняющиеся цифры на панели. — Все хорошо. Ты ни в чем не виноват. — Это нормально, — повторил Брюс. — Тебе стоило снова начать с перемолотой пищи. Я совсем не подумал об этом. Прости меня. Питер хотел было возразить, потому что никому из этих людей не было за что извиняться, ведь это он облажался, но у него было такое чувство, что его протест останется без внимания. Тони был прав. Ему не нужно было их внимание, не нужно было, чтобы они нянчились с ним — но он нуждался в этом больше, чем когда-либо нуждался в героине. Между лаской и кайфом выбор был очевиден. Несокрушимая любовь, чувство принадлежности к этой разношерстной маленькой семье были бесконечно лучше. Как жаль, что он не понял этого раньше. *** Наташа на самом деле укутала его, стоило ему выплюнуть все, что он съел, а Брюсу убедиться, что с ним, в целом, все в порядке. Веки Питера затрепетали, когда она провела пальцами по его волосам, достаточно сильно, чтобы он почувствовал себя в безопасности, и достаточно мягко, чтобы он почувствовал себя любимым. — Прости, — пробормотал он в тысячный раз, закрывая глаза. Губы Наташи прижались к его виску. — Заткнись. *** В безопасности и любимым продлилось совсем недолго. По правде говоря, в этот момент Питер готов был навсегда отказаться от роли Человека-паука, если это будет означать, что у него никогда больше не будет кошмаров. Он проснулся с криком на губах. Это было достаточно регулярным явлением, так что ему не стоило пугаться так сильно, как сейчас. Уже в следующее мгновение Наташа очутилась рядом с ним; она, должно быть, сидела в гостиной, потому что сквозь приоткрытую дверь он слышал приглушенный звук телевизора. — Все хорошо, — сказала она, пытаясь произнести это успокаивающе, но он отчетливо слышал неуверенность в ее голосе, чувствовал, как напряглось ее тело, когда она обняла его. Она так не делает. Успокаивать его после кошмаров всегда была прерогатива Тони, негласное правило этого дома. Никто не мог справиться с этим так же хорошо, как он. Возможно, именно поэтому Питер не сразу успокоился при виде того, что кто-то пришел ему на помощь, а вместо этого впал в настоящую панику. Дрожа всем телом, он сквозь судорожные вдохи выдавил ей в плечо: — Мне нужен мистер Старк. Он нужен мне. — Мне жаль, — сказала Наташа не своим голосом. — Нет, пожалуйста. Позови его, прошу. Он нужен мне. Я не могу дышать. Мне нужен мистер Старк. Он почувствовал, как напрягся ее подбородок, которым она упиралась в его макушку. — Пятница. Скажи Старку, что он срочно нужен в комнате Питера. Пятница ответила после небольшой паузы. — Он очень занят в лаборатории и просит вас «самостоятельно разобраться с этим» . Ну конечно же. Питер понимал, что звать его было бы слишком рискованно, но он не мог дышать, и ему просто очень, очень и очень нужно было, чтобы Тони обнял его, укачал его, заверил его я тоже тебя люблю. Но ничего. Он справится. Он заслужил это. — Скажи ему, что это срочно. Еще одна небольшая пауза. — Он будет через минуту. — Н-не говори так, — Питеру хватило здравого смысла сказать это, даже несмотря на то, что перед глазами все плыло, а легкие ныли, отчаянно нуждаясь в кислороде. — Он подумает, что я что-то принял. — Этого я и добиваюсь, — просто сказала Наташа. Но прежде, чем он успел переварить это, за дверью раздались торопливые шаги. Питер успел лишь мельком разглядеть в дверном проеме фигуру Тони, прежде чем зарыться лицом в волосы Наташи, прячась, желая исчезнуть. — Что случилось? — отрывисто спросил Тони. — Он… — Нет, — сказала Нат. — Кошмар. На мгновение воцарилась тишина. — Могла бы и сама разобраться с этим. — Он умолял меня позвать тебя. У него началась паническая атака, и я понятия не имею, что, блядь, мне с этим делать. Кончай вести себя как последний мудак и иди сюда. Ты нужен своему ребенку, — выплюнула Наташа. Тони громко вздохнул. Питер уже открыл было рот, чтобы извиниться за то, что побеспокоил его, чтобы сказать, что ему не обязательно оставаться, когда Тони сдался. — Ладно. Ладно, давай его сюда, дальше я сам. Его переложили с одного плеча на другое. Но стоило ему судорожно вдохнуть запах масла и одеколона, и Питер исчез, истерика, которую он до этого мгновения так тщательно сдерживал, внезапно подступила к горлу. Тони крепко обхватил его руками под стук захлопнувшейся за Наташей двери. — Дыши глубже, ПиДжей. Я рядом. Все хорошо. И вот это ПиДжей окончательно сломало его. Он так скучал по этому. Скучал по нему. — Мне жаль, мне т-так жаль. Я облажался, и все меня ненавидят, и я такой идиот… — Да, ты идиот. Но никто не ненавидит тебя. Это самая глупая вещь, что я когда-либо от тебя слышал. — Ты ненавидишь меня. Ты ненавидишь меня, и это п-правильно. Я не заслуживаю тебя. Тони громко втянул воздух, резко и болезненно. — Не говори так. — Прости, мне жаль… — Ты заслуживаешь лучшего. Кого-то лучше, чем мы. Ты блядь самое лучшее, что когда-либо случалось со мной, и я подумал… блядь, Питер, я думал, что ты умер. Я так сильно тебя люблю, и я подумал, что потерял тебя. Если ты еще хоть раз скажешь, что я ненавижу тебя, я надеру тебе твой тощий зад. Питер захлебнулся невеселым смешком. Захлебнулся собственной рвотой, пожалуйста, малыш, не здесь, не так. — Простите. Я не… мистер Старк, я не могу дышать. — Можешь. Четыре-семь-восемь, Пит. Ты знаешь, что делать. Ты справишься. Он вдохнул, четыре, задержал дыхание, семь, выдохнул, восемь. Еще, и еще, и еще, прижимаясь к груди Тони, в тепле и безопасности. Питер не знал, сколько времени они просидели вот так. Ему казалось часы, но когда он достаточно успокоился, чтобы поднять голову, небо за окном все еще было черным, как смоль. — Ты в порядке? — спросил Тони, с тревогой глядя на него. Питер кивнул. — Я… да. Я в порядке. Спасибо, мистер Старк. Можете вернуться в лабораторию. Но тот все еще сидел прямо там, молча разглядывая его. Что-то мелькнуло в глубине его глаз, чего Питер никогда раньше в них не видел. Что-то похожее на сожаление. Тони вздохнул. — Я думаю, нам пора поговорить. *** Десять минут спустя они оба расположились на противоположных концах дивана: Питер, закутанный в покрывало с кружкой горячего шоколада в руках и Тони с чашкой особенно крепкого кофе. — Я не ненавижу тебя, — начал Тони. — Я просто… — Злитесь, я понимаю, — Питер уставился на свои колени. — Ничего. Я бы тоже разозлился. — Дай мне закончить. Я не злюсь. Я был зол, да, и у меня было полное право на это. Твой поступок был совершенно идиотским. Он был пиздец каким глупым и опасным. — Я знаю. — Я был зол, потому что я готов сделать нахуй все, что угодно, чтобы ты был в безопасности, в то время как ты даже не попытался сделать то же самое для себя. Словно тебе вообще все равно, — Тони запнулся. — Я… прошу прощения… за то, как разговаривал с тобой во время ужина. Это было неуместно. Питер ответил на извинение натянутой улыбкой. Ему не нужно было слышать извинений от Тони, чтобы знать, что он сожалеет об этом, и все равно это было приятно. — Я забочусь о себе. Не думайте, что это не так. Я просто… я не думал, что это так сильно вас расстроит. Он полностью ожидал, что это признание будет встречено новой волной гнева, но просто не мог скрывать этого. Тони, однако, совсем не выглядел злым. Он выглядел до глубины души расстроенным. — Что мне нужно сделать, чтобы убедить тебя, ребенок? Я не могу потерять тебя. Я не знаю, как бы я смог жить дальше, если бы с тобой что-то случилось; и, честно говоря, скорее всего я бы просто не смог. Как мне вложить эту мысль в твою упрямую голову, а? — Не знаю, — пробормотал Питер. — Простите. — Эй, ну-ка… хватит извиняться. Мы покончили с этим. Я знаю, что ты сожалеешь. Но теперь нам с тобой необходимо понять, что делать дальше. — Я верю вам, — это казалось отличной фразой, чтобы начать разговор. — Правда. Но это странно, понимаете? Что все так сильно переживают за меня. Я этого просто не понимаю. В смысле, я тоже переживаю за всех вас, но вы же Мстители. А я не настолько важен. Тони провел рукой по лицу. — И в этом-то и проблема. Ты теперь Мститель. Ты тоже важен. И ты все равно был бы важен, даже если бы ты не был Человеком-пауком. Ты важен, потому что ты — это ты. Ты понимаешь? Тебе не нужно быть кем-то особенным или делать что-то особенное, чтобы у других была причина любить тебя. Питер Паркер важен сам по себе. Питер закусил губу, и несколько одиноких слезинок бесшумно упали в его кружку. Не то чтобы никто никогда не говорил ему этого. Бен и Мэй говорили ему; его родители говорили ему; его друзья говорили ему. Он всегда знал, что они любили его, они заботились о нем, они хотели проводить время с ним еще задолго до того, как на горизонте появился Человек-паук. Он просто… — Наверное, я забыл об этом, — сказал он. — После того, как я оказался в системе. Когда-то я знал это, но сейчас мне просто, ну… очень тяжело поверить в это. В системе опеки я не был Питером Паркером, я не был ботаником с доски почета или Человеком-пауком. Я был очередным ртом, который нужно прокормить и очередным чеком в почтовом ящике. — Телом, которое можно использовать, шлюхой, которую можно одолжить, наркоманом, жаждущим очередную дозу. — Я не… я не знаю, как мне забыть обо всем этом. — Со временем. Потребовался не один день, чтобы ты поверил, что тебя можно использовать. На это ушли годы, в течение которых с тобой обращались, как с куском дерьма. И теперь ты не станешь чувствовать себя легче только потому, что я сказал тебе, насколько ты потрясающий. Хотелось бы мне, чтобы все работало именно так, но увы. Поверь мне, я уже проходил через это. Пресса, как оказалось, очень привередлива. Сегодня ты — дар божий для всего человечества, а завтра — ужас для всего цивилизованного общества, — Тони потянулся к нему и осторожно похлопал ладонью по груди Питера. — Все это должно прийти отсюда, и это не произойдет за одну ночь. Ты должен проявить терпение. Питер задумался. Сердце подскочило к горлу, но он все равно поспешил озвучить свои мысли до того, как передумает: — Могу я быть честным с тобой? Раз уж у нас тут разговор по душам. — Вперед. — Я был проститутом. После того как меня вышвырнули из системы, и я оказался на улице. Так я платил за свой героин. Что бы Тони ни ожидал услышать, он определенно не ожидал этого. Питер рискнул бросить на него настороженный взгляд. Мужчина смотрел на него огромными глазами и, казалось, вот-вот готов был расплакаться. Питер гадал, станет ли он задавать вопросы, на которые Питер не захочет отвечать, или, возможно, начнет выпытывать список всех его бывших клиентов для определенных целей. Но вместо этого Тони просто прошептал: — Могу я обнять тебя? Питер молча кивнул, пододвигаясь поближе. Он уткнулся лбом в изгиб шеи Тони, чувствуя непривычное спокойствие от возможности ощутить там равномерный пульс. Это было знакомо. Это было безопасно. Это заставляло все дерьмо, что когда-либо случалось с ним, выглядеть чуточку лучше, успокаивало раны, слишком долго гноящиеся у него в душе. — Спасибо, что рассказал мне, — сказал Тони. — За то, что поверил мне. Ты… ты просто невероятный ребенок, Питер. Я знаю, что ты пока не веришь в это, но я — верю, так что и тебе придется довериться мне. И Питер доверился.