***
Лютик избегал его все утро – то перебирал содержимое сумки, то крутился около Вьюны, а под конец и вовсе слинял во двор чинить амуницию Пегаса. То, что бард целиком заменил ее неделей ранее, ведьмак помнил отлично, поэтому приглушенно выругался и вышел следом. – Прекращай этот цирк, – поймав Лютика за руку, попросил он. Тот вздрогнул, выронил целый – разумеется – недоуздок и совершенно фальшиво пробормотал: – Какой цирк? – Лютик, – вздохнул Геральт. – Хватит от меня бегать. Все нормально. Поэт изменился в лице и буркнул: – Я рыдал, повиснув у тебя на шее, как девчонка. Это, по-твоему, нормально? – В твоей ситуации – да, – спокойно ответил ведьмак. – Я ни перед кем раньше так не ревел, – опустив глаза, проговорил Лютик. – И мне ужасно стыдно. – Дурень, – Геральт снова вздохнул. – Тебе это было нужно. И скорее прочел по губам, чем расслышал едва уловимое: – Не только это. А следом Лютик мучительно покраснел и почти бегом устремился в дом, напрочь забыв об оставленном недоуздке. Ведьмак смотрел ему вслед и в который уже раз запрещал себе надеяться. Потому что поверить в то, что и Лютик – тоже, хотелось до невозможности, но ошибиться и все испортить было попросту страшно. Однако сейчас предстояло решить, что делать. Потому что вчера было не до обсуждений, а Геральту после того, как он отнес барда на лежанку – не до мыслей. Точнее, их как раз было много, но ни одна не была связана с дальнейшими планами. Он вспоминал дрожь теплого, прижавшегося тела. Лихорадочный стук сердца. Рваное дыхание где-то в районе шеи. Проклятая память сохранила все до мелочей, не особо задаваясь вопросом, как Геральту теперь с этим жить. В груди болело от Лютикова горя. Хотелось разбудить, снова притянуть к себе, уткнуться носом в висок, закрыть глаза и долго так сидеть, пока внутри не станет чуточку легче. И сказать, что пока Геральт рядом, никто и никогда больше не посмеет причинить ему столько боли, хотелось тоже. Как ему удалось остаться на сооруженном около той самой стены ложе, ведьмак не знал. Еще было навязчивое желание выйти под дождь, но как объясняться с утра по поводу мокрой одежды, он тоже не имел понятия. Геральт нахмурился, прогоняя непрошенные мысли. Задумчиво покосился на копошащуюся в каких-то травках девчонку. По уму, следовало вернуться на дорогу и скакать по направлению к Хагге. Потому что Вьюна все еще была проклята, а Эрика все еще оставалась ближайшей на их пути способной помочь волшебницей. Но загадка Фриды никак не выходила из головы. Геральт сидел на траве, смотрел вдаль и думал, думал, думал. Она оказалась такой же, как Вьюна. Но не избавилась от проклятия. Что это могло значить? Ее, как и девчонку, прокляли совсем недавно? Маловероятно, иначе в Чернополье не обошлось бы без жертв. К тому же ее метка, Геральт успел разглядеть, была далеко не такой четкой, как на боку Вьюны – волк Фриды казался побледневшим и тронутым временем. Но если проклятье было наложено давно, почему та не искала способов от него избавиться? Не нашла того, кто мог с этим помочь? За столько-то лет? Или… тут Геральт чуть вздрогнул. Она не была проклята? Лютик подошел неслышно, сел рядом, чуть привалился плечом. – Думаешь про Фриду? Почему Йеннифэр, даже умея читать мысли, никогда не понимала его так хорошо? Не с полуслова, а даже с полувзгляда? Геральт кивнул. Оба помолчали, смотря вдаль. А затем бард вдруг напрягся, но все же произнес: – Думаю, стоит кое-что рассказать про… Кассию. Ведьмак повернулся к нему. Лютик был бледен, но смотрел твердо. – Не стоит, если ты… – Нет, – мотнул головой бард. – Это важно. – Хорошо, – согласился Геральт. – Ты, наверное, думаешь, что она может быть связана со всей этой историей, – торопливо начал Лютик. – Но нет. Кассия была оборотнем. И этого знака у нее не было, я бы заметил. – Вот как, – чуть помедлив и ища малейшие перемены в лице поэта, отозвался ведьмак. Он, и в самом деле, начинал считать, что сестренка Лютика могла иметь отношение к Вьюне и Фриде. Слишком похожие истории, слишком много совпадений. Но Кассия оказалась ни при чем. И это, при всей паршивости их ситуации, не могло не радовать. Геральт не хотел, чтобы бард раз за разом окунался в свое прошлое, находя параллели то с одним событием, то с другим. Впрочем, Вьюна, от которой он не отходил ни на шаг, была, пожалуй, лучшим напоминанием. Они снова помолчали, и снова Лютик оказался тем, кто нарушил повисшую тишину. – Пойдем по оставленному следу? – С тобой, ребенком и двумя лошадьми? – невесело усмехнулся Геральт. Тот возмущенно фыркнул, но спорить не пытался, за что ведьмак был ему благодарен. Ему и самому хотелось посмотреть, куда ушли убившие Фриду, но тащить барда и девчонку в возможное пекло Геральт готов не был. И оставлять их вдвоем – тем более. Они так и сидели плечом к плечу, пока у коновязи тихо не заржала Плотва. Лютик первым поднялся на ноги, и, не глядя на Геральта, двинулся к лошадям.***
К развилке они подъехали пару часов спустя. – Тут не хватает камня, – внезапно развеселился Лютик. – Ну, знаешь, с надписями. «Направо пойдешь – коня потеряешь» и всякое такое. – Кому взбредет в голову писать такую чушь? – удивился Геральт. – Нет в тебе творческой жилки, – возразил бард. – Такая вышла бы сказка! – Мне и так неплохо, – отозвался ведьмак, поднимая взгляд к солнцу и прикидывая, в какую сторону двигаться дальше. – Давай посередине, – фыркнул Лютик. Девчонка, сидевшая в его седле, рассмеялась. Геральт не удержался и тоже улыбнулся. Утром ее стошнило после отвара, и ведьмак, скрепя сердце, согласился отложить очередную порцию до наступления сумерек. То, что днем Вьюна вполне способна существовать без зелья, оба проверили на практике, до ночи было еще далеко, и поэтому сейчас девчонка держалась за повод Пегаса, крутила головой и порой трогала приколотый на платье букетик с ромашками. – Направо, – еще раз покосившись в ее сторону, постановил Геральт. Выбор был верным, но, как оказалось полчаса спустя, совсем неудачным. Дорога постепенно ширилась, превращаясь в населенный тракт, и уже третий встречный смерил мечи ведьмака и сидевшую с Лютиком Вьюну странным взглядом. – Сворачиваем, – наконец, не выдержал он. Самому Геральту было плевать на людские взгляды, но привлекать к себе лишнее внимание совершенно точно не стоило. Лютик покосился на плотный частокол деревьев. – Мы здесь не проедем. – Знаю, – кивнул ведьмак. – Лес густой, но мы сейчас в самом его начале, поэтому предлагаю обогнуть с западной стороны. Потеряем время, конечно, но зато сможем двигаться через подлесок. – Давай, – первым развернул Пегаса Лютик. Они подняли лошадей в галоп, стремясь скоротать время. Вьюна восхищенно пискнула, сильней вцепилась в луку седла и смотрела на проносящиеся с огромной скорости по обочинам дороги деревья. Лютик обхватил ее покрепче, не удержался, провел ладонью по каштановым кудряшкам. Девчонка прижмурилась и довольно прижалась к его руке. Геральт, заметив это, нахмурился и отвернулся. Что бард будет чувствовать, когда Вьюна, избавившись от проклятья, вернется в Беркану? Об этом думать не хотелось. Они обогнули лес, когда день перевалил за середину. Остановились на короткий привал, перекусили засушенным мясом и Геральт, косясь на солнце, принялся за новый отвар, который придется по нутру девчонкиному организму. Тошнить ее, начало, видимо, от вербены. Та обладала накопительным эффектом и вполне могла вызвать подобную реакцию, но заменить ее было нечем. Разве что добавить окопник, он помогает бороться с тошнотой, вот только давать его маленьким детям раньше не приходилось. После глубоких раздумий Геральт все же решился на окопник, убавив его количество в два раза. Варево медленно булькало на костре, бард бездумно перебирал струны, Вьюна плела очередной венок из ромашек. Не сразу ведьмак разобрал, что Лютик начал напевать. Завтра будет другая дорога, Завтра будет другая судьба. Ты постой, обернись на пороге, Дальше я не хочу без тебя. Я согласен на холод и стужу, На палящий и жуткий зной На все тяготы долгой дороги, Лишь бы взял ты меня с собой. Геральт замер. Он уставился в котелок, на свои руки, на ромашки в руках Вьюны, на камень, лежащий поодаль. Куда угодно, только не на Лютика. Потому что боялся встретить его взгляд и не увидеть там того, что ему, возможно, сейчас просто чудится. – Тебе нравится? – напрямую спросил бард. Голос того звучал напряженно. – Да, – так и не поднимая глаз, отозвался Геральт. – Очень красиво. Вышло хрипло, и ведьмак прокашлялся, снимая котелок с огня. – Нужно остудить, – зачем-то сказал он. – Да. Остудить. Конечно, – пробормотал Лютик и совершенно другим голосом произнес. – Детка, ты все запутала! Давай, покажу. Та протянула ему венок, и бард склонился над ромашками, разбирая стебли и укладывая их в уже правильном порядке. Покосившийся в их сторону Геральт не мог не видеть румянца на его щеках и не различить чуть неестественных интонаций тоже не мог. Малодушно захотелось влить в девчонку варево, дождаться, пока та заснет, прижать Лютика к себе и напрямую спросить, правильно ли он, Геральт, все понял, или, совсем потеряв голову от барда, видит желаемое там, где его на самом деле нет? Треснувшая где-то вдалеке ветка рывком выдернула из мыслей. А дернувшийся медальон заставил рывком же подняться на ноги, чутко прислушиваясь. – Что такое? – вздернул голову Лютик. – Чш, – коротко бросил Геральт, призывая барда к молчанию еще и движением руки. Тот понятливо затих. Это совершенно точно были шаги. И они двигались в сторону их стоянки. Четверо. Нет, пятеро. Тяжелая поступь, бряцание оружия. – Собирайся, Лютик. Быстро. Бард подскочил, подхватил на руки испуганно пискнувшую девчонку. Геральт, зачерпнув отвар прямо из котелка, сунул Вьюне кружку. – Пей. Та мотнула было головой, но Лютик что-то прошептал ей на ухо, и девчонка припала губами к посудине. Шаги становились все ближе – приглушенные, осторожные. Кто бы это ни был, они хотели как можно дольше оставаться незамеченными, но с обостренными чувствами ведьмаков, им, видимо, сталкиваться не доводилось. Геральт закинул на Плотву дорожные сумки. – Полезайте на Пегаса. Как только скажу – скачите, что есть сил. – Я без тебя… – начал было Лютик, но Геральт раздраженно перебил: – Не спорь! Бард прикусил и без того еще чуть припухшую губу, но кивнул. Подсадил Вьюну в седло, запрыгнул сам, с силой сжал поводья. – Все будет хорошо, – сказал ему Геральт. Пегас танцевал на месте, нервничал – видимо, ему передалось беспокойство хозяина. Но в следующий миг вдруг взметнулся на дыбы, заржал в голос и пулей понесся вперед, чудом уворачиваясь от деревьев. Ведьмак успел заметить отскочивший от его ноги арбалетный болт. Увидел фонтанчик взметнувшейся крови. Вьюна кричала от страха, Лютик ругался во весь голос. Это было последним, что Геральт услышал. – Зараза! – выкрикнул он, махом вскакивая на Плотву и со всей силы поддавая пятками. – Жми, давай же! Ему не дали. Выскочили всей гурьбой, преградили путь впятером, вытащили мечи. Каждый носил доспех Ордена красной розы, но лиц ведьмаку узнать не удалось – в трактире на них обратили внимание не эти типы. У Геральта не было времени с ними разбираться. Сейчас ему нужно было догнать Лютика. Потому что с ним испуганная девчонка, на которую черт знает как подействует новое зелье. Ему не позволили и этого. Ловко швырнули веревку, опутали лошадиные ноги, и Плотва, испуганно заржав, рухнула на землю. Геральт еле успел вытащить ногу из стремени, скатился с ее спины, наложил Квен, обманным движением ушел в сторону и выхватил меч. – Сука, он колдует! – выкрикнул один из нападавших, крепче сжимая оружие. Страх за Лютика сдавливал внутренности ледяной рукой, сковывал не хуже цепей, не давал нормально дышать. Ведьмак усилием воли подавил любое проявление эмоций. Чем быстрее он разберется с ублюдками, тем скорее бросится за ним. На него кинулись все, разом. Геральт перекатом ушел в сторону, вскочил на ноги, рубанул мечом наотмашь, закрылся от удара, рубанул еще раз, отметил рухнувшее на землю тело. Еще одним перекатом увернулся от метившего в лицо сапога, краем сознания понимая, что следы в доме Фриды оставляли точно такие же. Они были хорошими бойцами. В горячке боя ведьмак не сразу понял, что его теснят от уже поднявшейся на ноги Плотвы, не сразу и заметил, что от нападавших отделился один, вскочил в седло, хватая поводья. Та, непривычная к новому седоку, встала было на дыбы, подкинула задом, но шпоры, вонзившиеся в бока, быстро отучили упрямиться. Геральт стиснул зубы. Его лошади никогда не имели дела с такими методами. Рванул было к ней, не давая всаднику последовать за Лютиком, но ему снова не позволили. Вражеский меч прошел по краю защитного заклинания, разбивая Квен вдребезги. Ведьмак понял расчет Ордена. Разделить его и девчонку и, завладев лошадью, броситься за ней. Лютик вряд ли их интересовал, но это не значило, что барда оставят в живых. С тремя стало легче. Вольт, короткий удар, перекат. Еще один Квен, уворот, серия выпадов, которым когда-то, кажется, что в другой жизни, учил Весемир. Движения были отточены и смертоносны, меч, руки, лицо и одежда давно покрылись кровью. Геральт сшиб последнего Аардом, настиг коротким движением и воткнул клинок в грудь. В голове шумело. Дыхание сбилось. Но стоять было некогда. По следу от конских копыт бежать было легко. Плотва и Пегас проносились здесь без разбору, ломая кусты, обдирая бока о деревья, в одном месте глаз выхватил слетевший с головы Вьюны венок из ромашек. «Пусть она заснула», – молил всех, кого только знал, Геральт. – «Пусть новый отвар подошел, и девчонка сейчас просто спит». Ржание Плотвы он услышал издалека. Ей вторил Пегас. А затем раздалось глухое утробное рычание. И душераздирающий, нечеловеческий крик. Геральт бросился в том направлении, раз за разом твердя себе, что кричал не Лютик, что голос друга он узнал бы из тысячи, что с Лютиком не может, не должно чего-то случиться. Сердце колотилось где-то в горле, а сорванное и без того дыхание вдруг закончилось разом. Медальон задрожал в тот момент, когда Ведьмак вылетел на небольшую поляну. И замер, пораженный увиденным. Умчавшийся на Плотве ублюдок лежал на земле с разодранным горлом. Кобыла, тихо пофыркивая, паслась рядом. Чуть поодаль от нее держался Пегас. А на поляне, ощерив пасть, стояла Вьюна. Морда волчицы была покрыта кровью. Кровь капала с кончика носа, особенно ярко выделяясь на белоснежных клыках, а застрявшая в лохматой шерсти ромашка смотрелась дико и чужеродно. Но главное было не в этом. Девчонка, тихо рыча, шаг за шагом надвигалась на Лютика. Бард, широко расставив руки, так же, по шагу, пятился. – Вьюна, – шептал он. – Вьюшка… Это же… Я. Волчица зарычала громче, переступая лапами и продолжая двигаться вперед. А Лютик вдруг вскинул взгляд и увидел ведьмака. Его глаза расширились. Губы сжались в испуге. А сердце – Геральт услышал даже на расстоянии – заколотилось и вовсе лихорадочно. – Нет, – одними губами проговорил Лютик. – Нет. Ведьмак сделал шаг вперед. У него не было выбора. – Не надо, – продолжал шептать побелевший, как полотно, Лютик. – Не надо, Геральт. Пожалуйста… Волчица зарычала громче и пригнулась для прыжка. – Прости, – также беззвучно проговорил Геральт. И бросился на Вьюну. Последовавший за этим крик Лютика он точно запомнит на всю жизнь.***
Ведьмак перехватил ее в прыжке, сбил с траектории, повалил на землю. Они покатились, сцепившись в клубок. Острые зубы клацнули возле лица, обдали горячим дыханием. Извернувшись, Геральт сжал волчью морду, но Вьюна с легкостью разомкнула челюсти, взрыкнула и впилась в плечо. Ведьмак отшвырнул ее Аардом. Боль расцвела яркой вспышкой, расползлась по телу, но обращать на нее внимания было некогда, потому что волчица поднялась на лапы, тряхнула головой и бросилась снова. Она стала куда сильнее, чем он запомнил ее в Беркане. Только сейчас до Геральта дошло, что виной тому оказалось Бытомирово варево – Вьюне тогда было слишком плохо, чтобы как следует защищаться. Из-под очередного броска он ускользнул обманным маневром, зашел со спины, попробовал сбить с ног. Бесполезно. Девчонка была слишком быстрой, а свои силы ведьмак всегда оценивал трезво. «Она убьет меня», – отчетливо понял Геральт. – «Еще немного – и она меня убьет. А потом загрызет Лютика». Времени на раздумья не было. Было только отчаянное желание причинить как можно меньше вреда. – Н-е-е-ет!!! – закричал бард, лишь завидев, как Геральт достает меч. Такого страшного голоса ведьмак не слышал у него никогда. Он пытался, честно пытался не доводить до последнего. Но девчонка опять бросилась в атаку, зубы клацнули уже около ноги, а в следующий миг сомкнулись в паре сантиметров от горла. Меч прошел вскользь, распарывая кожу на боку. Волчица коротко взвизгнула и рухнула, как подкошенная. Она обратилась человеком сразу же. Нагая, раскинулась на земле, закричала от боли, заплакала, но почти сразу закатила глаза, теряя сознание. – Воду! – рявкнул Геральт, бросаясь к сумке на боку Плотвы. – И спирт! Не стой столбом, Лютик, твою же мать! Рана была неглубокой, но длинной. Кровь заливала траву, впитывалась в землю, и ведьмак, лихорадочно плеснув на тряпку пахучую жидкость, приложил ее к девчонкиному боку. Фриде это не помогло. Он прогнал из головы неуместную мысль, откинул волосы со лба Вьюны, погладил девчонку по голове. – Держись. Не смей умирать. Дрожащие руки протянули Геральту воду и бутыль со спиртом. – Смешивай три к одному. Он не видел лица Лютика, но понял, что тот кивнул. Ведьмак боялся поднять взгляд и посмотреть барду в глаза. Но когда-то придется. Осторожно он отнял тряпку и с невероятным облегчением увидел, что кровотечение начало останавливаться. – Умница. Сильная девочка, – он снова погладил Вьюну. – Лютик, где раствор?! – Вот, – бард сунул ему требуемое. Геральт промывал рану осторожно, осторожно же вливал в девчонку кроветворное (всегда держал при себе, когда с ним путешествовал Лютик) и осторожно же перематывал чистыми тряпками. Зашивать не требовалось. Все что мог, он сделал, и теперь оставалось только ждать. Сбоку послышался сдавленный звук, заставивший вздернуть голову и посмотреть на барда. Лютик, закусив ладонь и явно сдерживая крик, смотрел на Вьюну расширившимися глазами. Кажется, помогая Геральту, он держался только на адреналине, а сейчас тот схлынул, открывая истинную картину происходящего. Его щека была разодрана, рукав рубахи промок от крови, а на лбу расцветала огромная шишка. Но все это было пустяком по сравнению с глазами барда. В его взгляде был не испуг, не шок. Так смотрят люди, которые отказываются верить, что произошло самое страшное, хоть доказательства и лежат прямо перед ними. – Лютик, – тихо проговорил Геральт. – Вьюна в порядке. Она поправится. Он протянул было руку, но бард дернулся, как от удара. – Не трогай меня, ведьмак, – он вскинул на него глаза и вдруг закричал. – Не смей меня трогать, слышишь?! Поэт впервые смотрел на него с ненавистью. Не со злостью, не с раздражением, именно с ненавистью. В глазах потемнело – то ли от ранения, то ли от усталости, то ли от такого Лютика. Геральт поднялся на ноги, накрыл Вьюну попоной. – Она будет в порядке, – повторил он. Лютик, не кинув больше не единого взгляда, подсел к девчонке. По его лицу текли слезы, но тот, кажется, их не замечал, потому что даже не пытался смахивать. Перебирал каштановые кудряшки, гладил взмокший лоб, вытирал перемазанную кровью мордашку. Своих трясущихся рук он, кажется, не замечал тоже. Ведьмак посмотрел на него и пошел к лошадям. Он начал с Пегаса, беспокоясь за ногу мерина. Болт прошел вскользь, лишь распоров кожу, но крови натекло достаточно. Геральт обработал рану, перевязал чистой тряпкой и занялся порванной кожей на боках Плотвы. Та обиженно ржала и брыкалась. – Тише, девочка, – он погладил ее холке. – Больше никто не прикоснется к тебе этими штуками. Кобыла ткнулась мордой в здоровое плечо, фыркнула. Геральт поцеловал ее в теплый нос, прижался лбом и на секунду прикрыл глаза. Хотелось лечь и проспать до утра. А еще лучше – проснуться и понять, что все произошедшее было дурным сном, Вьюна в порядке, а Лютик не смотрит на него с ненавистью. Но Геральт давно перестал тешить себя иллюзиями. Он стянул рубашку, рассматривая плечо. Хвала Мелитэле, что левое, и хвала ей же, что рана, пусть и выглядела страшной, не представляла опасности. Плеснул спиртом, поморщился от боли и полез в сумку, доставая иглу и шелковую нить. Шить было неудобно, правая рука саднила после удара, поднять ее до конца никак не получалось, и Геральт то и дело промахивался мимо краев поврежденной кожи. А, может, он слишком хорошо приложился головой, потому что в ней все еще шумело, а перед глазами плясали темные точки. На очередном кривом стежке его перехватили ледяные пальцы. – Дай сюда. Геральт поднял взгляд на барда. Все еще бледный, с покрасневшими глазами и плотно сжатыми губами, тот присел около него на колени, плеща спирт на ладони. – Лютик… – ведьмак потянулся было к нему. – Не. Трогай. Меня, – тихо, но твердо произнес бард. Он шил неумело, но куда осторожней чем кто-либо до этого, куда нежнее, чем Йеннифэр. Геральт вздрогнул, вспомнив чародейку, и закрыл глаза. – Я не хотел, чтобы так получилось, – глухо произнес он. – Замолчи. Он не стал спорить. Лютик закончил шить, еще раз полил плечо спиртом, а потом Геральт все же развернул его к себе, рассматривая пропитанный кровью рукав. Бард тоже не спорил и больше не дергался, просто напрягся всем телом, словно готовый сорваться при малейшей опасности. Словно теперь Геральт и был этой самой опасностью. Рука была в порядке, неглубокая царапина, которую достаточно просто обработать. – Я сам, – бросил Лютик, когда ведьмак потянулся к спирту. – Что со щекой? – Упали с лошади, – также коротко ответил бард. Он снова отошел к девчонке. Геральт проследил издалека, что тот обработал щеку и что Вьюна не мечется в бреду. Потом занялся разведением костра – сегодня двинуться дальше они точно не смогут. Лес окружал их высокими соснами. Где-то вдалеке кричали птицы. Ведьмак подкидывал дрова, когда краем уха услышал, как Лютик напевает девчонке ту самую колыбельную. Хотелось завыть в голос. И Геральт бы так и сделал, если бы от этого был хоть какой-то смысл.