Руины

Гермиона проснулась с первыми лучами солнца — глупая детская привычка, от которой она уже вот как несколько лет пыталась избавиться. Тщетно. В четыре-пять просыпались обычно ее священники-родители, которые до жути боялись опоздать на утреннюю молитву, ими же и читаемую. Хотя нет, сперва они всей семьей поворачивались лицом к востоку, вставали на колени и «разговаривали» с Богом. Гермиона, честно говоря, никогда не находила в сих действах никакого затаенного смысла. Дочь пасторов всегда была атеисткой, несмотря на влияние родителей. Окно Грейнджер было в стороне солнца, поэтому, развернувшись к панораме утреннего леса, она имела счастье лицезреть занимающийся над макушками дерев рассвет — тонкую розовую полоску. Тряхнув кудрявой головой, избавляясь от дурных воспоминаний, девушка подбежала к туалетному столику, улыбнулась собственному отражению и, закутавшись в кардиган, направилась вниз в столовую. Ступеньки ходили вверх-вниз с вполне ожидаемым скрипом, но Гермионе было не привыкать. Задержавшись у входа в столовую, она одарила парней, вповалку лежащих на диване, многозначительным взглядом. Реддлы, то есть Поттеры, то есть, Реддл и Поттер, спали сном блаженных. Гермионе даже стало ненадолго завидно, глядя на них. Ненадолго. Никому из них троих позавидовать было нельзя. «Молись! Ведьма!» Горячий чай звонко ударялся о стенки чашки, пока она его наливала. — Это просто очередной Хэллоуин, ничего более, — пыталась успокоить себя девушка. Чай лился. Спокойствие не приходило. Гермиона сделала первый глоток, спалив себе все небо кипятком. Она слегка вздрогнула, когда горячая субстанция опалила ее горло и разлилась в груди. Чай был крепким и горьким — в самый раз, чтобы допортить настроение. Каждый раз, когда девушке казалось, что теперь-то она точно встаёт на путь истинный, карты перетасовывались, и все начиналось сызнова. Год, ровно год она не думала о своих блаженных родичах, но стоило только наступить злосчастному Самайну, как ей в который раз пришлось познать все прелести и «привилегии» ненависти, словно впервые. Грейнджер сидела, раскачиваясь на стуле, небольшими глотками ошпаривая свою бедную гортань. Девушку довольно сильно потряхивало, руки тряслись мелкой дрожью — того и гляди, чай прольётся на юбку. — Идите к черту, — выругалась сквозь зубы Гермиона, тут же на автомате отчитывая себя за использование бранных слов, не за негативные эмоции. Чашка выпала у неё из рук, с тихим звоном разбиваясь об пол. Черепки разлетаются в разные стороны, кажется, Гермиона поранила ногу. — Ненавижу, ненавижу, ненавижу… Она стояла распятая на кресте. Руки-ноги привязаны к деревянным балкам тугими веревками. У ног лежат несколько вязанок сухого хвороста. Воняло керосином. Чем-то она напоминала себе несчастного Христа из их школьных постановок, с поправочкой на то, что помимо распятия ее должны были ещё и сжечь… Кругом стояли люди — все знакомые лица. Бывшие одноклассники, друзья, соседи. Во главе сего действа возвышались ее родители. Они не считали себя виноватыми. Лица Грейнджеров светились удивительным спокойствием, будто и не они собираются сжигать сейчас свою дочь. В руке матери ровным пламенем млела свеча, распространяя по площади запах ладана. Она будет ненавидеть этот ладан, эту церковь, этих чертовых религиозных фанатиков. — Раскаиваешься ли ты? — вопросил отец умиротворенным голосом. Гермиона посмотрела на него с нескрываемой ненавистью. Неужели ему это интересно? Все, что ему нужно — красивый спектакль. Сожжение ведьмы заживо, какая весёлая сценка, комедия, чтоб ее! — В неё вселился диавол! — крикнул кто-то из толпы. Массы подхватили это восклицание, и минуту спустя уже вся площадь хором кричала: «Ведьма! Ведьма! Сжечь ее!» — Стойте! — воскликнула вдруг жена пастора. «Материнские инстинкты пробудились?» — ехидно на это подумала колдунья. — Дадим ей право на раскаяние, хотя бы и не пред нами, перед Богом! Крест повернули на восток, где уже занималась заря, ее последняя заря. Солнце будто насмехалось над ней, говоря что-то вроде: «Смотри, я живу, а ты уже скоро не». — Молись, — шепнула ей на ухо мать. — Молись, и Бог тебя услышит. Если бог и есть где-то там за пределами Вселенной, то у него явные проблемы со слухом. В груди нарастал неприятный комок темного огня. Чем ярче сияло солнце, тем жарче тлели в сердце ненависть и отчаяние. Как же ей было мерзко умирать вот так. — Ненавижу, — голос ее был невероятно тих. — Ненавижу, — повторила Гермиона уже громче. — Ненавижу, ненавижу! Ненавижу! Хворост загорелся и без огня. Пламя было повсюду. Пламя было ее ненависть. *** Дверь отворилась почти бесшумно. — У тебя чай разлился, — заметил Том, опускаясь на стул напротив неё. Гермиона плакала. Ей почему-то казалось, что это последний раз, когда она может поплакать, и ей хотелось выплакать все, что на душе накопилось. Том положил ей руку на плечо. — Что ты делаешь? — ей даже реветь расхотелось. — Хм, дай подумать… — Реддл почесал щеку и тут же неожиданно улыбнулся своей самой странной улыбкой. — Утешаю тебя? — Хреново у тебя это получается, — хрипло усмехнулась Грейнджер, — утешать. — Знаю, — Том убрал руку и выжидающе на неё посмотрел. — Зубрила, — назвал он ее старым забытым прозвищем, пробуждая ворох новых воспоминаний. Том Реддл. Интересно, как давно они знакомы? Явно дольше, чем с Гарри. Гермиона ещё ясно помнила те дни, когда он преподавал английский и литературу в той чертовой церкви. Только тогда она ничего толком о магии и не знала. «- Здравствуйте, класс, и Гермиона…» Он всегда ставил ее выше других. Будто она была какой-то особенной. Даже родители не находили ее исключительной. «- Профессор, почему вы меня не спрашиваете на уроках? — Потому что эмоции нужно контролировать, мисс Грейнджер». Каждый урок превращался в дискуссию, в их противостояние. Это длилось годами… «- Гермиона, не думаю, что вы и являетесь тем человеком, который меня переиграет. Если это кто-то и сделает, то это — явно не вы». И она доказывала ему раз за разом, только смысла в этом все равно не было. Как же ей хотелось тогда узнать о том, кто действительно сможет переиграть профессора Реддла… — Гермиона, — Том пощелкал пальцами прямо перед ее носом, приводя девушку в чувства. — Прости, задумалась, — рассмеялась она. Их отношения всегда были не более, чем отношения учителя и ученицы. Их обоих это устраивало. Но случай все изменил. Когда Гермиона узнала, что профессор Реддл тоже имеет отношение к магии, она не знала, что и думать. Ей столько всего хотелось вместе с ним обсудить. Однако одно лишь его суровое «мисс Грейнджер» сразу остужалось весь запал. Она целую неделю как на пороховой бочке провела, пока преподаватель сам ее не оставил после уроков. — Есть что-то, о чем вы бы хотели меня спросить, мисс? — учтиво поинтересовался он. — Вы тоже, да? — с трудом контролируя свои эмоции, теряя от волнения голову, прошептала Гермиона. — Что тоже? — довольно отстранённо спросил у неё Реддл. — Волшебник… Время словно замерло, вместе с Гермионой ожидая, что же ответит Марволо на ее вопрос; повисшее в воздухе напряжение можно было ощутить на кончиках пальцев. Что-то щёлкнуло — дверь заперлась изнутри. — Поздравляю с пройденной викториной, мисс Всезнайка, — странно улыбаясь, произнёс Реддл. — Ты волшебница! Она была очень счастлива. Гермиона любила побеждать. Она выигрывала у всех учителей. Потому что она — лучшая. Она самая… — Надеюсь, на радостях вы, мисс Грейнджер, не решили, что я настолько сошёл с ума, чтобы ни с того ни с сего взяться учить вас магии? — Но… — Гермиона опешила, мгновенно потеряв пьянящее ощущение победы. Почему он не радовался вместе с ней? — Ты ещё не готова, девочка, — снисходительно произнёс Том. — А когда буду? — нащупав слабину, сделала свой ход Грейнджер. — О, Гермиона, поверь мне, ты сразу об этом узнаешь… И она узнала. Она действительно стала его ученицей, хотя ей и дали сразу понять, что Гарри Поттер будет всегда в приоритете, но… Лучше бы она никогда не узнавала ни о Реддле, ни о магии. — Ты в порядке? Она стоит посреди обуглившихся останков площади под испытующим взглядом зелёных глаз. Мальчик ждёт ответа. — Да, — она словно пробуждается ото сна. — В полном… — Гарри, — мальчишка протягивает ей руку, которую Грейнджер пожимает на автомате. — Гарри Поттер. — Гермиона Грейнджер. — Трансгрессировать не будем, нет? Хорошо. Она не понимает, с кем Гарри разговаривает, куда ведёт ее. «Они умерли, эти люди умерли» — единственная мысль засела в ее голову. Но не узнать собеседника Поттера невозможно. — Мисс Грейнджер, чрезвычайно рад нашему знакомству. «Ты ведь все помнишь, верно, зубрила? Это лишь новый уровень нашей игры. Ты не отвертишься!» В серых глазах пляшут алые отблески кострища. Он знал, конечно. Он знал. Неужели, это и означало в его понимании быть готовой? — Гермиона, ты слышишь меня? — кричит ей Реддл, заставляя невольно перестать себя мучить ужасными воспоминаниями. — Ты слышишь этот скрежет? Скрежет? Гермиона замирает и прислушивается. Чай ведь не так громко должен стучать о чашку. И Мерлин, она действительно слышит этот странный звук: в окно стучит сова.