Руины

Сквозь угрюмую чёрную ночь шагал угрюмый чёрный человек. Дорога стрелой пролегала через мрачный Шервудский лес. По серой дорожной пыли волочились широкие полы его распахнутого камзола; мужчина и не собирался их как-то придерживать. Ветер крепчал, разбрасывая во все стороны красные, желтые, но, по большей части, грязные листья, которые в полёте своём прицеплялись прямо к плащу человека, а иной раз — и к его рубашке. Он не знал, как долго уже так шёл. Он даже не шёл, бежал всю свою жизнь, невзирая ни на какие преграды. От чего же он так стремился спрятаться, укрыться? Что было это странное нечто, преследующее его? Казалось, весь мир обернулся против него, сгустились мрачными тенями чёрные вороны — и все по его душу. Если бы мог, Северус заплакал бы от отчаяния. Начинался дождь. Смешиваясь с пылью, его капли превращались в тягучие массы грязи, громко хлюпающие под сапогами пилигрима. Это замедляло, ограничивало движения и приводило Снейпа в какое-то сумасшедшее бешенство. Он мог опоздать! Тонкие белые пальцы Северуса сжимали далеко не белый измятый конверт, от чьей печати осталось одно лишь название. Письмо было засаленным куда больше, чем шевелюра мага, но на данный момент это было последним, что его интересовало. Куда важнее было для него само содержание письма. Именно оно и заставило сорваться его так внезапно сорваться с нажитого места, вылезти из своей безопасной скорлупы угрюмости и нелюдимости. Потому что Гарри, потому что Поттер, мальчишка, защищать которого он обязался перед покойной Лили Эванс. Как сейчас перед глазами Северуса стоит заплаканное лицо его огненно-рыжей подруги. «Спаси его, защити…» — находясь сама при смерти, она не прекращала заботиться о своём мальчике. Она не брала Непреложного обета с Северуса, только честное слово, но одно это слово имело над ним власти в десятки раз больше, нежели сотни обетов. Он не сможет нарушить обещание, данное Лили Эванс. Они оба это знали, и когда Лили уже почти прекратила дышать, и Снейп почувствовал, как задыхается вместе с ней, над ними пронёсся пронзительно зелёный — ее глаза — вихрь магии. Знак его любви к ней, знак того, что Гарри никогда не будет один… Теперь беда уже грозила самому Гарри. Даже если сказанное в письме ложь, Северус должен убедиться, что с этим чертовым Поттером все в порядке, иначе… Сердце замирает в груди, а легким будто не хватает воздуха. Северус никогда не сможет простить себе, если с этим зеленоглазым недоразумением стрясется какая-то беда, и он спасёт его, чего бы это ему не стоило… *** Когда в который раз за эти несколько дней в окно ворвалась растрепанная сова, Гермиона пришла к выводу, что теперь для неё любая Почта будет признаком чего-то нехорошего. Разглядывая желтый конверт, Грейнджер все ещё колебалась, стоит ли открывать. Очевидно, вести были от Гарри, и очевидно, были они нехорошими, так как несмотря на то, что имя на конверте было его, почерк был чужим. В последний раз девушка так волновалась, когда Гарри сбежал из дома. Тогда Поттеру, кажется было тринадцать. Отослав Реддла на поиски их общего друга, Гермиона обессилено опустилась на табуретку. Она была в шаге от того, чтобы подобно только что ушедшему Марволо уставиться на бутылку золотистого напитка. Нет, это было бы непродуктивно. Грейнджер с трудом заставила себя подняться со стула, подняла тяжелую бутыль и вернула ее на полку, где она обыкновенно и стояла. Она что-то упустила. Что-то очень важное. Труп. Выйдя на улицу, девочка с невыразимой тоской воззрилась на бедного магла. Для «Гая Фокса»* было ещё слишком рано, но более элегантного способа избавиться от тела, нежели сжечь его, уставший мозг выдавать и не собирался. Обреченно Гермиона взмахнула рукой, направляя огненную струю прямо в обезображенного смертью человека. Это было неправильно. Все это. Дети не должны таким заниматься, даже взрослые не должны, тогда почему она этим занимается? — Что это такое? — задумавшись, Гермиона даже не заметила вошедшего в комнату Драко. — Это… от Гарри. — Тогда почему ты не откроешь? Действительно, почему она как дура стояла с письмом в руке, даже не предпринимая никаких попыток вскрыть конверт? Пожав плечами, Грейнджер сорвала печать. *** «Если вы читаете это письмо, значит в том или ином роде вам небезразличен шестнадцатилетний колдун, известный под кличкой «Избранный» или же именем Гарри Поттер. Он у нас. Не советуем предпринимать никаких попыток «спасать» его или же тем или иным способом пытаться похитить юношу. Его магия закована амулетами, и никакие магические связи (кроме магии крови или души, только родители и кровные родственники мальчика, увы, мертвы все до единого) не помогут вам его найти. Место, где находится Гарри на данный момент так же защищенно антиаппарационным куполом. Попасть вы сможете только с помощью приложенного к письму портключа. Там же на месте мы сможем с вами обговорить условия договора…» Том нахмурился, вновь и вновь пробегая глазами по строкам, написанным до жути знакомым почерком. Дамблдор был мертв. И ему не нужен был Гарри. Альбус так же не мог никоим образом узнать вдруг о том, что мальчишка является его крестражем (или мог?). Одно было ясно как день — Том попал в совершенно невыгодное положение. Никто из орденовцев не знает ещё о сложившейся ситуации. В интересах Тома было их дальнейшее неведение. Кто ведает, на чью сторону сторону станут эти маги, верные чокнутому старику до последней капельки крови? Был лишь только один человек, которому Марволо мог бы довериться. И были два «но». Во-первых, этот человек был предателем, насколько мог судить сам Марволо. А во-вторых… Во-вторых Реддл не имел ни малейшего понятия, где сейчас может находиться этот чертов Северус Снейп. В дверь постучали. *** Он понимает, что здесь есть кто-то, кроме него, по прохладе свежего воздуха, с ветром ворвавшейся в смрад и духоту, здесь царящие. Вошедший не закрывает дверь будто намеренно, специально заставляя страдать его ещё больше, показывая свободу, которой ему уже не обрести. — Они получили мои письма, — поясняет цель своего прихода визитёр, будто это имеет сейчас какое-то значение. Узник даже изобразить не пытается заинтересованности в разговоре — тюремщик так часто разговаривал с ним, что игнорировать его голос не представляет никакого труда. — Значит, он бессмертен? — Гарри, расскажи о Темном Лорде. — Ты ведь хороший мальчик, Гарри. Мы ведь оба не хотим, чтобы ты утонул, скажем, во время очередного нашего разговора? — Не закрывай от меня своё сознание! — Просто доверься мне… — Больно не будет. — Круцио! Широко распахнув покрасневшие от недосыпа, недоедания и частых слез глаза, Гарри смотрит на каплю воды, стекающую по стене. Каплю чистой воды. На улице, наверно, дождь. А когда он попросит пить, ему опять принесут какие-то помои, и в какой-то момент он не выдержит и выпьет это в конце-концов, так как довольствоваться каплями стекающими по стене и редкими моментами пыток, во время которых его с головой погружают в воду, уже нет мочи. — Не бойся, мой мальчик, — ласково обращается к нему старик, но Гарри не верит его ласковости ни на йоту. — Скоро все закончится… Не предложив на этот раз лимонной дольки (Гарри так и не понял всерьёз был маг на счёт сладостей или же нет, а проверять не позволяла та же гордость, которая заставляла его неделю держаться на одном святом духе и воде, которую он чуть ли не из воздуха себе добывал), колдун развернулся на каблуках, вышел, запер дверь и ушёл, заставляя Гарри долго ещё слушать свои удаляющиеся шаги. Скоро воздух снова стухнет, а пока Гарри может хотя бы чуть-чуть подышать чистым. Обострившееся за эти дни обоняние подсказывало однако Поттеру, что не один только дождь собирается. Пахло соломой и гарью. Грозы не намечалось.