Зима в поместье Плесси

Звон позолоченного колокола разносился морозным ветром по просторам провинции Пуату, приглашавший на утреннюю мессу бравых католиков. По расчищенной дорожке в скромных платьях, изготовленных из овечьей шерсти, плавно передвигались Анжелика и Нинон, а за ними во всей своей красе щеголял Пегилен де Лозен. Маленькая деревянная церквушка показалась за массивными белыми соснами, отгораживающих ее от взглядов окружающих, где Бог мог принять скромную исповедь провинившихся бедных крестьян или богатых господ. Подойдя к металлической калитке, ржавеющей от старости, дамы и господин перекрестились и вошли в дом Господа. Их встретил старый священник с длинной седой бородой и, подойдя к хозяйке, спросил: "Желает ли мадам и ее друзья прочитать молитву?" -Конечно, друг мой - она одарила старого священника скромной улыбкой и, взяв длинные деревянные четки, встала на колени. Это был тот самый священник, который благословлял и связывал их судьбы с Филиппом несколько лет назад. Она вспомнила их клятву перед друг другом и перед самим Господом о верности, которую разрушил тот маленький инцидент на скамейке Венеры в Версале, произошедший между Анжеликой и Лозеном. Шелест и шорохи за их спинами сообщили о том, что слуги преклонили колени и готовы были служить утреннюю мессу. Священник начал молитву и все повторяли за ним: "Помилуй нас, Господи!","Боже, милостив будь к нам, грешным!" Голос его то креп, то замирал, убаюкивая и утешая. В тусклом свете и плотном воздухе, чуялся запах воска и ладана. Помолившись за всех обитателей поместья Плесси, за здоровья всех семей, за короля-солнце и за всех "страдальцев этой земли", священник начал читать молитву божьей матери и все голоса белых и черных служителей церкви слились в униссон: - Пресвятая Дева Мария, моли бога за нас, грешных, ныне и присно и во веки веков. И как всегда в эти минуты близости с Богом, Анжелика почувствовала, что к ней приходит успокоение. Горечь пережитого за все это время, страхи перед завтрашним днем отступали, давая место надежде. Губы ее машинально повторяли слова молитвы, но не вера в Бога принесла ей облегчение, а спокойное лицо священнослужителя. Под его монотонный голос Анжелика невольно погрузилась в печальные мысли о своем муже, воевавшего вдалеке от нее. Думает ли он сейчас о ней? И знает ли, что она сожалеет о том, что женила его на себе? Скорее всего- нет. Молитва подходила к концу и из собственных мыслей Анжелику вывел повышенный голос священника: - Матерь божия... Подхватив за служителем церкви, Анжелика в тон ему произнесла: - Моли Бога за нас. Когда последнее "аминь" прозвучало в стенах церкви, Анжелика, Нинон и Лозен поднялись с колен и направились в поместье, где их уже поджидал воскресный завтрак, состоящий из нескольких блюд, приготовленных руками лучшего повара в Пуату. Никогда, даже в самые трудные моменты из жизни, первобытный аппетит не покидал юную особу. И не предавая себя, она съела две фазаньи ножки, покрытые сырным соусом и ароматными травами. Позавтракав, она поспешила удалиться в свою гардеробную, чтобы надеть более подходящий туалет для встречи гостей. Ее выбор пал на прекрасное изумрудное платье, лиф которого был расшит венецианским кружевом, а оборки выполнены в стиле Екатерины де Медичи, плавно спадая на длинный подол платья. Она завила волосы по последней французской моде, которую ввел сам король-солнце и ее волосы стали блестеть, отдавая цветом созревшего пшена на полях прекрасной Тулузы. Со временем гости стали пребывать и их количество увеличивалось, комнаты со все быстрее и быстрее находили своих хозяев, а прекрасная ручка Анжелики была покрыта множеством поцелуев благородных господ. Столы валились от закусок, туфельки дам скользили по начищенному паркету, вода грелась в медных горшках и наполняла ванны. Кареты стали пребывать одна за другой и вскоре за столом пустовало лишь одно место. Место на противоположной стороне стала, где сидела Анжелика. Филипп не приехал, поэтому бальную процессию Анжелике составил Принц Конде. Его завораживал ее смех, легкая походка и грация, сквозившая после каждого ее движения. Быстрые ритмы кардильи, гавота и ригодона, сменялись плавными и легкими движениями вальса и менуэта. Оставив очередного воздыхателя, после бурного танца Анжелика поспешила к столу, чтобы захватить бокальчик красного вина и отдохнуть перед следующим танцем. Заиграла музыка вальса и громкий властный голос, со стальными нотками, прозвучал над ухом Анжелики: - Если не ошибаюсь, мадам обещала мне танец - и обернувшись, не веря своим ушам, Анжелика увидела Филиппа, стоящего с гордой осанкой и высоко поднятой головой так, что весь его образ напоминал Марса. Голубой камзол, расшитый серебряными нитями, идеально сидел на выточенной фигуре маркиза и его бархатные губы скривились в саркастической улыбке. Глаза Анжелики заблестели, а рука сама потянулась к мускулистой мужской руке. Он провел ее в центр зала и они закружились в ритме вальса, окруженные взорами шепчущейся знати. От него как всегда пахло фиалками, а лицо не выражало эмоций. Кольцо стальных рук, прижимало ее к его мощному туловищу так, что ей казалось, что его губы вопьются в ее шею, не будь здесь гостей, что его губы будут ласкать ее нежную грудь, плавно вздымающуюся из-под корсета. Но она услышала стальной голос, который дал ее воображению улетучиться: - Мадам Шоколад, почему вы молчите? Или вам нечего сказать своему мужу? - и чертики заплясали в его глазах, довольствуясь тем, что его появление полностью обескуражило молодую Маркизу. - ООО! Мне конечно же есть, что вам сказать дорогой муженек! - и сделав минутную паузу, она начала вспоминать немногословное письмо юного кузена, запечатанное в не отправленный конверт - " Дорогая Анжелика! Я, Филипп дю Плесси де Бальер, приношу вам свои глубочайшие извинения за нанесенные вам оскорбления, назвав вас Баронессой унылого платья." - Что за чушь вы несете мадам? - голос его ничуть не изменился от того, что ей послышался несколько минут назад и она поняла, что то, что он написал ей много лет назад ничего не означало для ее старшего кузена теперь. - Да так, нашла один конверт в библиотеке и решила прочесть - отозвалась она, скрывая свое разочарование. - Хотел вам кое-что передать. Король прибудет в Плесси со своей оставшейся свитой за день до Рождества и он уповает на то, что его приезд ни как не обременит хозяйку.- глаза Филиппа показались ей спокойными, как волны, танцующие в океане, а губы сжались так плотно, что ни одна дама не в состоянии была бы их раскрыть для невесомейшего из поцелуев. - Я полагаю, что королю следует выделить одну из самых изысканных комнат, такую как та, где сейчас прибываю я. - О, как вы проницательны мадам - саркастически отозвался Филипп - Если вам не будет доставать покоев, я заставлю Ля Виолета освободить для вас кушетку в моей спальне. - Вы смеетесь надо мной Филипп? У нас осталось две недели, чтобы привести это поместье в вид, заслуживающий короля. Я уже не говорю про меню банкета, еще не существующего мероприятия и организации конных прогулок по Ньельскому лесу. Музыка танца стихла и, раскланявшись, Филипп поспешил удалиться. Кто-то попросил у Анжелики танец и она машинально подала руку и ответила реверансом. Партнеры сменялись один за другим, но Анжелика оставалась в том же состоянии растерянности, после произнесенных слов Филиппом: "Король прибудет в Плесси со своей оставшейся свитой за день до Рождества, и он уповает на то, что его приезд ни как не обременит хозяйку". У нее есть ровно две недели, ни неделей меньше, ни неделей больше. И она не упадет в грязь лицом. Нет! Только не на земле ее предков. Музыка стихла только за полночь и уставшая, придя к себе в комнату и расправив кровать Анжелика начала погружаться в сон. Её мысли уходили куда-то вдаль, а ноги становились ватными. Ночь... Время свиданий страстных любовников, укрывающихся от любопытного взора. Огоньки в глазах влюбленных и горячее дыхание мужчины в шею дамы. Руки обвитые вокруг шеи и губы, целующие те бархатно вишневые уста, отдающие вкусом марцепана. Кровь, начинающая бурлить в студеных жилах, закипая, пока момент сладострастия не достигнет пика их возбуждения, и мурашки не пробегут по коже. Ночь - время для страстных любовников. Ночь простиралась над безмерным просторами вселенной. Все вокруг отходило от возбужденного дня и лишь ночь казалась спасением. Легким эхом отдавался любой шорох в заснеженном лесу и зов глухаря казался проницательно громким. Зимней ночью мороз собирался в тысячи мелких крупинок, рассыпаясь перед человеческим взором. Луна, светлая величественная луна, отражалась в хрустале тонкого льда, обернувшего озеро в Плесси, изысканным стеклом. Ночь просеивала волшебную пыль из арабских сказок напрямую в сердце Анжелики и она почувствовала молчаливый зов за массивной деревянной дверью, запертую на ключ, а почувствовав уже не смогла от него избавится. Будто овеянная невольной дрожью сновидения, она, как гусиное перышко, взлетела с кровати и подбежала к двери. За запертой деревянной дверцей слышалось ровное учащенное дыхание, которое то манило, то пугало юную леди. Она осторожно просунула кованный ключ в замочную скважину и тихонько повернула. Дверца поддалась и от легкого дуновения ветерка отворилась настежь. Взору Анжелики открылся высокий силуэт с широкими плечами, показывающими крепкое сложение, способное переносить все трудности военной жизни, не побежденный ни развратом столичной жизни, ни душевными бурями. Тонкий атласный халат цвета стен в поместье Плесси был слегка завязан, а под ним виднелось кристально чистое белое кружевное белье, предназначенное для сна. Волосы легким каскадом золотых волн спадали на мужественные плечи, подчеркивая идеальные черты бледного лица, и выделяя бездонно-голубые, как лазурь Северного Ледовитого океана, глаза. Нельзя было спутать этот образ с тысячью других. Он был неповторим. Ныне живущий бог войны, маршал Франции Филипп дю Плесси де Бельер стоял перед женственной фигуркой Анжелики, еще не отошедшей от сна. Она ступила в бездну холодного и мрачного темного коридора, не освещаемого лампами в ночной глуши. - Филипп, это вы? - шепнула она в темноту, но на ее тихий зов не последовало ответа, только кольцо железных рук обвилось вокруг ее тонкой талии, а губы властно рыщут по ее обнаженному телу в поисках юной груди. Аромат фиалок, исходящий от тела обнаженного супруга, укутывает Анжелику в пелену из грез и приближения скорой близости совершенных тел: Венеры-богини любви и Марса-бога войны, сдавшегося на уроки любви в столь изумительном человеческом облике. Она вытягивается чуть вперёд, касается его лица руками и нежно целует, чувственно и медленно. Дневная ревность уступает место разгоревшейся в их сердцах страсти, и все происходящее вокруг двух любовников не имеет больше значения. Она тянет его за собой, вытягивается, лишь бы не лишать его и себя земных ласк. Он покорно следует за ней, как волк за волчицей в ее тайное логово, ощущая дрожь на её спине своими массивными руками. Она притягивает его ближе к себе, как удав, оплетая его шею руками, чтобы чувствовать друг друга без остатка. Приоткрытое окно, откуда в комнату поступал холодный дикий морозок, раздувая в разные стороны лёгкие занавески на окнах и наполняя всё вокруг морозной свежестью. Она касается спиной холодной кровати, притягивая Филиппа за собой. Он страстно впивается в ее лебединую шею, желая испиться ей сполна, но вдруг понимает, что в этой комнате кроме них двоих есть еще третья персона. Оторвавшись изголодавшимися губами от женского тела, он оглядывается и видит в дверном проеме графа де Лозена с бутылкой вина цвета следов, оставшихся на теле Анжелики после прикосновения его губ, губ Филиппа. Лозен призрачно удаляется в тишину ночной пустоты, а Филипп не проронив ни слова уходит, не обернувшись.