Гарри Поттер и вуду для чайников

      Спокойный Ван Юншен с интересом наблюдал за эффектами зелий его ученицы. Он гордился её успехами. Общее очищение крови выше всяких похвал. Кровоостанавливающее подействовало почти мгновенно. Это зелье было ближе к западной школе, поэтому особенно занимало мастера. Ну и, конечно, отличное обезболивающее — внук практически ничего не почувствовал.       Вообще без отрубания руки можно было легко обойтись. Энергетическая система ребёнка всё ещё была не слишком развита, но её бы уже хватило, чтобы монах смог исправить последствия магической травмы. Не говоря уж о том, что мастер Чёрный Медведь не допустил бы и самого ранения. Проблема крылась в Гарри. Как выяснилось, в критических ситуациях внук просто до крайности не любил уступать тело кому бы то ни было. Больше всего это злило светлейшего Хорнеджитефа, но и многоопытный переговорщик и педагог поделать с ситуацией ничего не смог. Если подумать, это не так уж и плохо. В конце концов, человечество ещё не придумало более надёжный способ обучения, чем на своих ошибках. И, учитывая это, взрослые действовали правильно. Полученные повреждения могли спровоцировать взрывную реакцию, уничтожая магическую систему ребёнка.       Сострадательный Ван Юншен задумался о том, что в его родном Китае мальчик, пожалуй, так и остался бы без руки. Теоретически он мог сварить зелье, которое бы восстановило конечность, но для этого бы потребовались очень мощные компоненты. Не слабее сердца дракона. А в его времена стоимость такой покупки была равна весу мальчика в золотом эквиваленте. Приблизительно. То есть семье его достатка такое бы не заполучить никогда. Да и сам искусный Ван Юншен совсем не был уверен, что смог бы сварить нужный эликсир одной только левой рукой. Удачно, что здешние волшебники такое лечат. Правда, почему-то не могут справиться с повреждениями, нанесенными мощной магией. Кстати, надо будет подумать о зелье, превращающем магическую травму в обычную. Очень актуально для этого воина. Да, это должно быть интересным опытом.       Отвлеченный Ван Юншен задумался о внутренних правилах различных дисциплин. Он слышал, что мастерам, идущим по пути магии разума, рано или поздно приходится отказываться от чтения чужих мыслей. Совсем. Этот момент настаёт, когда незаметный обход барьеров становится для магов слишком лёгким. И тогда позволить себе чтение мыслей можно только в двух случаях: если собираешься человека после прочтения убить или если встречаешься с равным. Конечно, это не жёсткий запрет, даже не правило, как правило техники безопасности. Скорее, это проверенная временем мудрость. И если ей не следовать, то рано или поздно радость открытий, счастье познания нового и просто вкус к жизни уйдёт. Это будет не сразу, возможно, даже не через год и не через десятилетие, но это обязательно произойдёт. Магия легко может стать самым страшным наркотиком из всех существующих. Действующим медленно, но надёжно. Пошедшие против данной мудрости всегда умирают от самоубийства. Оно может быть по-разному оформлено — например, в виде не отраженного удара врага — но это всегда оно.       В алхимии тоже был такой принцип, такая мудрость. После создания первой киноварной пилюли бессмертия нельзя было варить одно и то же зелье дважды. И речь шла не просто о замене каких-то компонентов. В идеале не следовало даже варить эликсиры с одинаковыми эффектами. Было в этой дисциплине несколько средств решения почти любых проблем. И только подобные внутренние ограничения стояли между ними и потерей вкуса к жизни. Именно поэтому столь любивший алхимию Ван Юншен так радовался любым идеям новых зелий. Именно поэтому не мог пока выдумать, как помочь новым друзьям внука в обретении своей стихии.       Насколько даос знал, такие ограничения были почти во всех областях. Вроде бы мастер Чёрный Медведь упоминал о тлетворной практике создания еды из чего-то другого. От этого начинаешь сидеть на одном месте, где тебя и сжирают более активные. Да, нужно обязательно предупредить наставника внука, уважаемого Ретсби Оскара, что не следует создавать драгоценные металлы для продажи. Эта практика также относится к запретам подобного рода.       В общем, у всех этих запретов была общая идея. Следовало избегать получения слишком мощных сил, которые вытолкнут тебя из потока Дао. Если постараться, то покинуть поток не так уж и сложно. Только это бессмысленно. Потому что Дао не река. Дао только подобно реке. На самом деле, Дао — это всё. И если ты выпрыгнешь из его потока, то окажешься просто идиотом, зависшим в пустоте. И вовсе не факт, что сможешь занырнуть обратно.       Мысли о Дао всегда отвлекали задумчивого Ван Юншена от реальности. Вот и сейчас он упустил, как внука доставили в больницу. Находчивый Ван Юншен предполагал, что Гарри скоро выделят в этом заведении отдельную палату. По крайней мере, встретил их мастер Сметвик Гиппократ усталым «Ну, что опять?». Мальчика отобрали у взрослых, выгнали их из комнаты (из коридора слышалось начало шипения гневной Дурсль Петуньи: «Мистер Грюм…»), напоили мощным регенерационным зельем и оставили страдать. Потому что восстановление конечности процесс невероятно неприятный. Снотворное с этим зельем не сочеталось, а уснуть из-за боли было сложно. Впрочем, мальчик, как обычно в подобных ситуациях, нырнул в свой разум и оказался на любимом камне сентиментального Ван Юншена.       — Дедушка Ван, что я сделал не так? — практически проныл мальчик.       — Почему ты решил, что что-то сделал не так?       — Ну, учитель Хорнеджитеф всегда говорит, что я что-то не так делаю. И ещё мне отрубили руку. Мне кажется, с теми, кто всё делает так, такого не происходит.       — Нельзя сделать, как ты говоришь, «так», внук. Мы просто действуем. Как можем. Наверно, кто-то другой мог сделать это по-другому. Думаю, мастер Хорнеджитеф вспомнил бы какие-нибудь чары, чтобы усмирить призрака, не пересекая защитную черту. У мастера Чёрного Медведя дух бы не вышел из-под контроля. Я смог бы защитить руку от удара или ликвидировать последствия. Но это неважно. Все мы действуем своими силами и возможностями. Своим опытом. Это делает нас самими собой. Ты бы тоже справился лучше, будь у тебя больше опыта. Но у тебя столько, сколько есть.       — А если моего опыта окажется недостаточно?       Монах пожал плечами.       — Ты уже сталкивался с такой ситуацией. Мы помогли. Ну а если столкнёшься с ситуацией, в которой мы помочь не сможем, то тоже не страшно. В смерти нет ничего такого страшного, говорю тебе из собственного опыта.       Кажется, слова монаха не сильно ободрили мальчика. Он поёжился и плотнее прижался к укоренённому Ван Юншену. Конечно, ребёнок ещё не скоро поймёт, что ни будущего, ни прошлого не существует. Поэтому эти две категории могут влиять на реальность только через наши мысли.       — Ты сильно испугался?       — Да нет, не успел. Сначала надо было доделать дело, — исполнительный Ван Юншен одобрительно кивнул, — а потом всё слишком быстро завертелось. Потом, правда, было страшно, что так без руки и останусь.       Монах знал, что любой сильный страх — не более, чем путь, ведущий в глубины души. Эта тропинка извилиста и полна препятствий, поэтому по ней сложно пройти самостоятельно, зато она ведёт к настоящему освобождению. У детей и так не слишком много страхов, но почему бы не пройти по этой боязни сейчас вместе?       — Что же такого страшного в том, чтобы потерять руку? Зачем она тебе? — прелесть этого вопроса в серьезности. Медитативному Ван Юншену действительно было интересно, что защищал страх мальчика.       Гарри на мгновение замер и посмотрел на монаха, как на сумасшедшего. Что значит, зачем тебе рука?! Она моя, и я ей много чего делаю! Монах продолжал смотреть с вопросительным интересом. Это обескураживало, но и заставляло обдумать ответ на вопрос. Действительно, что такого Гарри делает руками? Без чего, в первую очередь, он не может обойтись? Первым побуждением было сказать, что правой рукой он ест. Но тут же пришёл ответ, что есть можно научиться и левой. Тётя говорит, что вилку и вовсе левой надо держать всегда.       — Ну, я же руками всё делаю… — Гарри все же попытался задуматься.       — Представь, что её бы не восстановили, что её не было. Что бы ты потерял?       Гарри взглянул на руку. В этом воображаемом мире несложно было поправить в нужную сторону всё, что угодно. Рука превратилась в культяпку. По щеке ребёнка потекла слеза. Почему-то особенно обидно стало, что в эту руку больше не ляжет тёплый жреческий посох.       — Я же так колдовать полноценно не смогу!       — А зачем тебе колдовать? Большинство людей без этого прекрасно обходятся.       Возникла следующая продолжительная пауза. Волшебство ведь вошло в жизнь мальчика всего три месяца назад. Ну, может быть, четыре. А до этого он как-то жил без него. «Не как-то», — понял Гарри. Без волшебства, до того случая в музее он жил плохо. Без поддержки. Без уверенности. Без теплоты. Плевать, на самом деле, на магию, главное — чтобы не исчезли друзья и близкие. Его слёзы почему-то усилились, хотя были какими-то светлыми. В груди что-то распускалось, и на душе стало хорошо-хорошо. Дедушка Ван его не тревожил.       — Ну что? Понял что-то? — спросил он через некоторое время.       Гарри только молча кивнул.       — Так чего ты полез к этому призраку-то?       — Хотел дяде Грюму помочь. Ему ведь так хотелось себе такого мощного защитника…       — Понятно. Мы все хотим сделать приятное своим близким, — монах ещё помолчал. — А как можно было совершить то же самое, но без такой жертвы с твоей стороны?       Пауза затягивалась.       — Попросить помощи?       — Ну, ты же хотел что-то сделать именно сам. Так что твой вариант не подходит. Что ещё?       — Ой, а ведь, наверное, нож можно было направить пером истины! — Гарри посетило озарение, от чего слёзы его высохли, глаза зажглись, и весь он посветлел. Настроение из пучины отчаяния скакнуло куда-то в эйфорическую высь. Он плотнее прижался к твердокаменному боку дедушки Вана и стал разглядывать небо с совершенно счастливым выражением лица.