Гарри Поттер и вуду для чайников

      — Три галлеона на индуса! — громко объявил Джиф Уебб, сегодня решивший принимать ставки лично.       — Пять галлеонов на то, что сумасшедшего упокоят авадой! — прохрипел старый одноногий Ноггин из самого тёмного угла букмекерской. Специальный эльф почтительно принял у него небольшой кошелёчек.       — Три галлеона на секо, которой ему отрубят голову! — молодой голос из толпы.       — Галлеон, что чужак прибьёт половину охотников перед смертью! — было непонятно, как в дряхлой карге ещё держится жизнь, но свою потёртую монету она протягивала совершенно твёрдой рукой.       — Принято! Господа и дамы, напоминаю, что время на ставки заканчивается, уже скоро первые охотники попробуют изъять голову многоуважаемого Бехрама, таинственного индийского факира, с ее нынешнего места и обменять на пятьдесят галлеонов! Такие деньги не платят, чтобы убить беззащитную овечку! Смелее! Делайте ваши ставки! — Мистер Уебб умело подогревал публику, старавшуюся скрыть лица даже друг от друга в этом небольшом, плохо освещенном помещении. Откуда организаторы смогли узнать имя тхага, которое не знал даже лорд Розье и уж точно никому не сообщал сам индус, оставалось величайшей загадкой. Самой вероятной версией было то, что имя просто угадали.       Впрочем, на самом деле, имя смертника никого не интересовало. Всех собравшихся больше занимало действие, и чем кровавее — тем лучше. На то, что индус переживёт сегодняшнюю ночь, было поставлено меньше пяти процентов общего фонда, да и то большая часть одним человеком. На этого мужчину посматривали неодобрительно. Во взгляде старой карги особенно отчетливо читалось, насколько непатриотичным она его считает.       Приняв последнюю ставку на смерть чужака от чар щекотки, мистер Уебб картинно взмахнул палочкой, и на стене за ним появилось изображение одинокой фигуры, идущей по поляне, тускло освещенной лунным светом. Ей наперерез, крадучись, шли несколько других фигур, окружая первую. Несмотря на безмерное раздражение лорда Розье, пятьдесят золотых были не теми деньгами, ради которых весь криминальный мир ринулся бы на устранение столь редкой в их краях, экзотической и запоминающейся личности. Так что первые телодвижения охотников за головами последовали только через полтора дня от объявления награды — сразу после отмашки букмекеров, справившихся с наложением невероятно качественных следящих чар в самые сжатые сроки.       Первых охотников было восемь, и им на смену должны были прийти ещё столько же, если что-то пойдёт не так. Мистер Уебб тоже с напряжением наблюдал за началом сражения. Он был, пожалуй, единственным в помещении, искренне болевшим за индуса. На кону стояли вполне серьезные деньги. Бой начался стандартно для подворотен Лютого, но по наиболее неблагоприятному для букмекера сценарию: какой-то идиот сразу же отправил в жертву аваду кедавру. «За что я вообще доплачиваю этим имбецилам деньги?! — ярился он про себя. — Чёртовы сутки на подготовку и разогрев публики, чтобы всё закончилось за полминуты!»       Впрочем, угадал мистер Уебб только с последним утверждением: всё закончилось за полминуты. Увернувшись от авады, индус по очереди метнул восемь кинжалов, оставив за собой аналогичное количество мёртвых тел. Поклонник Кали даже не замедлился.       Следующая группа охотников почему-то не захотела повторить попытку. В букмекерской конторе воцарилась тишина.       И на её фоне особенно оглушительно прозвучала ввалившаяся внутрь дверь. Надёжная, мощно зачарованная людьми, до крайности ценящими приватность. Вслед за дверью в помещение ввалилась ярко-зелёная фосфоресцирующая сопля размером с собаку. И так изрядно расстроенные потерей денег посетители не постеснялись приложить вторженку самым широким спектром заклятий. Сопля выросла в два раза и значительно быстрее и увереннее поползла к вкусной, крепко зачарованной стене, на которой всё ещё уверенно и неостановимо шла тень иноземного разорителя. Определенно, у этих двоих было что-то общее.       Шарик осторожно и недоверчиво принюхался к цветку на отдельной клумбе. Мягкие рыжие лапы деликатно поднесли занятое тело поближе к настоящему огненному чуду. Спанки всем своим блеклым призрачным сердцем ощущал единство стихий с этим удивительным красным бутоном. Впрочем, красным он казался только для бездарных, фейри отчетливо видел, что нежные лепестки состоят из язычков пламени. Очень хотелось попробовать цветок на вкус…       — А ну, брысь! — Петунья Дурсль отогнала от только что законченной работы обнаглевшего кота, одержимого не менее обнаглевшим духом. Шарик возмущенно мявкнул и спрятался за надёжную спину Денниса. Мальчик привычно подхватил кота на руки и стал наглаживать, не отводя взгляда от их совместного творения. Цветок и правда завораживал. Помимо совершенно удивительных огненных лепестков, он издавал трескучую мелодию огня, которая была слышна только посвященным этой стихии.       — А он точно будет работать? — Дадли тоже не сводил с цветка восхищенного взгляда, тем не менее про первоначальную цель проекта всё равно помнил.       — Надо пробовать, — миссис Дурсль была слишком вымотана, чтобы восхищаться сделанной работой, но постаралась звучать хотя бы деловито. — Деннис, тихо скажешь несколько чисел, а мы с Дадли будем слушать у основного древа.       Стоявшее в гостиной карликовое дерево внешне ничем не выделялось, кроме цвета листьев и коры: и то и другое отчетливо отдавало в красноту. И ещё было несколько странновато, что от ствола отходила только одна ветка, её венчала плотная розетка из листьев. Вообще-то дерево было довольно уродливым, и этим тоже несколько выделялось среди других растений в доме. Впрочем, тут была важнее функциональность. Дадли приложил ухо к импровизированному лиственному рупору и отчетливо услышал голос Денниса: «Сорок два». Губы мальчика расползлись в победную улыбку.       Конечно, проект был далёк от совершенства: когда цветков станет много, будет очень сложно слушать каждый отдельно, да и способов записать то, что передал цветок, они ещё не разработали, — но это всё было несущественными мелочами. Главное, что вскоре каждой респектабельной магической семье, каждому хоть что-то из себя представляющему чиновнику захочется купить удивительный (и удивительно дорогой!) уникальный изысканный цветок, которым так здорово хвастаться гостям и любоваться самому. За которым не надо ухаживать, но который может даже немного согреть холодными зимними вечерами. И который будет работать значительно надёжнее, чем эти ваши шпионские сети. Пф! Кому они вообще нужны, когда есть такое!       Дадли быстро чмокнул маму в щеку, радостно обнял Денниса и побежал искать Боба. Следовало ещё столько всего сделать, чтобы это растение попало на прилавки магических магазинов, и именно деловая хватка старшего брата Пирса могла отлично помочь ему в этом вопросе.       Гарри с очень большим сомнением смотрел на плечевую кость. Точнее, на обломок плечевой кости в своих руках. Мысль о том, что это обломок его плечевой кости, была реально странной. И мысли поневоле слетали на что-то постороннее. Например, о том, что дядя Грюм очень сильный и ловкий, чтобы одним ударом такую толстую кость перерубить.       А вообще, насколько это нормально делать артефакты из своих собственных костей? То есть ему, конечно, хотелось бы усилить алтарный камень своего рода, да и переноситься сюда в случае опасности тоже будет здорово, но Гарри всё равно, несмотря на все произошедшие с ним перемены, чувствовал, что держать свою руку своей рукой не очень нормально. Дядя Вернон тоже, кажется, ощущал себя не в своей тарелке.       Мальчик тяжело вздохнул, взглянул на своё отражение в фамильном зеркале и постарался отстраниться от мысли о ненормальности происходящего. Ну, кость и кость, такая же, как у тех же фестралов. Он же нормально относится к тому, что в другой руке у него нож из крови дяди. Ещё раз вздохнув, мальчик начал вырезать символы один за другим.       Род.       Потомок.       Опасность.       Защита.       Призыв.       Дом.       Каждый знак по завершении начинал светиться внутренним красным светом. Бледность лица дяди Вернона говорила, что это действие давалось ему с большим трудом. Закончив, юный маг с силой воткнул заостренную кость в массивную раму зеркала. Тотем погрузился в дерево как в воду. По поверхности фамильного артефакта прошла красная волна, Гарри почувствовал, как нагрелся его осколок в кармане.       Нож из руки ребёнка кровавой струйкой втянулся в руку взрослого. Семилетний мальчик этого даже не заметил, он думал о своих потомках. Почему-то в антураже полузаброшенной комнаты полуразрушенного отчего дома это совершенно не смотрелось смешным.