— Понимаешь, малышка, если кто-то называет тебя словом, которое ему кажется бранным, это вовсе не оскорбление. Это не обидно, а только показывает, какой этот человек жалкий. Так что не огорчайся, когда миссис Дюбоз бранится. У неё довольно своих несчастий. — It’s never an insult to be called what somebody thinks is a bad name. It just shows you how poor that person is, it doesn’t hurt you. So don’t let Mrs. Dubose get you down. She has enough troubles of her own. Ли Харпер
***
Прежде она была уверена в том, что независима от собственного окружения. Тсунаеши терпеть не могла все эти шумные попойки Варии, в которые ее насильно втягивал ничего не смыслящий на подшофе Занзас, вымораживающие все внутренности встречи с посмеивающимся Бьякураном, который, словно издеваясь, не уставал впихивать в нее свои жуткие маршмеллоу, и многочисленные комичные ситуации, которые устраивали ее хранители с завидной ежедневностью, заставляя прочувствовать весь спектр испанского стыда. Нео-Примо Вонгола буквально грезила о заветном отпуске вдали от творившегося вокруг нее бедлама. Совершенно не осознавая, насколько сильно будет жалеть об исполнившемся. Тишина, постоянно сопровождающая ее в этом опустошенном сером мире, удушала. Никто не хотел видеть ее. Никто не хотел говорить с ней. Никто не хотел поддержать ее. Несмотря на то, что больше всего Савада нуждалась именно в банальном человеческом тепле. Одного доброго словечка хватило бы на то, чтобы парой жестких ударов по лицу она наконец привела себя в чувство, взяла все в свои руки и в очередной раз стала искать выход из сложившейся ситуации. Однако таких смертников не находилось. К сожалению, Иетсуна, являлась никому не нужным подростком, которого брезговала поддержать даже собственная мать, не то что окружающие, сплошь сотканные из нитей приятного осуждения и удовлетворенного презрения. Сложно понять, заслуженно ли данное отношение или же все-таки нет. Никому не доверять. Правило, жестко вбитое твердой рукой Реборна, впервые приносило столь противоречивые двойные стандарты. С медленно приходящим ужасом она понимала, что сходит с ума. Оглядываясь на неслышимые голоса друзей, приставая к незнакомым людям, издалека до щемящей боли в груди похожим на родные силуэты, и страдая бессонницей из-за ужасных, чересчур приятных снов из прошлого.«Тсуна!»
Вздрогнув от прозвучавших сзади нее вразнобой голосов, сопровождающихся веселым беззаботным смехом, нелепыми смешными просьбами и преувеличенно строгими напутствиями, Савада неловко ударилась спиной об стоящий спереди шкаф, стремительно оборачиваясь назад. Неумелая надежда растворилась, даже не успев разрастись в своих объемах. Внутри что-то болезненно скрутилось. Больно. — У тебя серьезно ухудшилась координация из-за отсутствия должных тренировок, — насмешливо произнес Реборн, прислонившись к дверному проему. — Мне действительно сложно поверить в то, что ты так сильно повредила свой позвоночник. На самом деле, своими оправданиями насчет так называемого «ранения» она просто пыталась отсрочить точки соприкосновений с другими людьми, здраво оценивая свое психически нестабильное состояние. Пламя довольно скоро расправилось с такими непримечательными травмами. Тсунаеши находилась в шаге от того, чтобы не сжечь дотла собственный дом, что тут говорить о проживавших в нем субъектах? Кроме того, школа, тренировки и так называемая «семья» в частности отнимали у нее слишком много времени, не оставляя ни единой секунды на себя. Конечно же, против последнего она не была совершенно, так как это позволяло на время забыть о внутренних переживаниях. Да, порой Дечимо умела быть излишне драматичной фигурой на шахматной доске. Проигнорировав чужое замечание, Тсунаеши, медленно присев на корточки, аккуратно подняла с пола фарфоровую куклу, выпавшую из непроизвольно открывшейся дверцы шкафа после столкновения с ее тушкой. У старой, серого цвета из-за выцветшей краски игрушки были выколоты глаза, небрежно обрезаны излишне тонкие участки резиновой кожи лица и лохматые светлые волосы. А еще у нее не было одежды, из-за чего на животе предельно четко читалась злостная надпись «айноко». Японка невольно нахмурилась, накрыв оскорбительное для глаз слово левой ладонью. Кукла была сравнительно маленькой для полноценного подростка, примерно двенадцать дюймов, поэтому свершению данного действия ничего не препятствовало. Из собственного детства Тсуна помнила только то, что до ужаса боялась соседнюю собачку миниатюрной породы чихуахуа и до конца начальных классов никак не могла научиться кататься на двухколесном велосипеде. Одноклассники, пускай временами издевавшиеся над ее неудачливостью, не предпринимали попыток жестоко принижать, опуская до сравнений с отбросом. Максимум, что могли позволить себе толерантные жители Намимори, это назвать ее «хафу», обозначая тем самым, что кто-то из родителей является иностранцем. И она никогда не задумывалась об этом. О том, что является полукровкой. — Отвратительная игрушка, — прокомментировал все еще стоящий рядом итальянец, с легким недоумением продолжив. — И тебе такие нравились? Судя по гуляющим вокруг слухам, нет, но реальность доказывает обратное. Нана говорила, что в детстве над Еши всегда издевались, доводили до обидных слез, в то время как Иетсуну никогда не трогали, оставляя на расстоянии от процветающего буллинга. Что за глупая шутка? Как будто бы та могла остаться в стороне, когда страдала ее дражайшая младшая сестра Скривив губы в кривой ухмылке, Савада со скрытой иронией в голосе задумчиво ответила: — Это была моя любимая кукла. Почему никто не обращает внимания на ее пытки?***
— Помнится, я с трудом различала вас между собой. Вам так нравилось меняться друг с другом местами, что впору за голову хвататься, — посмеялась Каору-сан прежде, чем преувеличенно печально вздохнуть, прикрывая рот бледной сморщенной ладонью. — Что же касается медицинских карточек, то они в архиве. Не думаю, что имею право показывать их тебе… Каору была невероятно правильной сорокалетней женщиной строгих нравов. Что в сравнительной молодости, что в приходящей старости, она всегда старалась следовать прописанным правилам. В принципе, именно поэтому ей и могли доверять некоторые важные вещи, касающиеся конфиденциальной информации маленьких подопечных. Которая как раз-таки и интересовала ее. Жажда наживы не уставала преследовать вплоть до получения намеченного предмета. Среднестатический детский сад, обыкновенная, такая же, как и все, младшая группа «Ромашки» и смутно знакомая серая воспитательница в синем переднике с белоснежными чинными полосами. Немного успокаивающего Небесного пламени, подталкивающего к откровенным разговорам, и ей готовы выболтать все что угодно. Как ни посмотри, а «чистым» гражданским действительно трудно противостоять грязному влиянию Атрибута Гармонии. — Но я могу шепнуть тебе это на ушко, Иетсуна-тян, — заговорщически наклонившись вперед, Каору тепло улыбнулась. — Что тебя интересует, дорогая? — Психические состояние Тсунаеши, — задумчиво смакуя собственное имя на слух, она неловко улыбнулась в ответ, чувствуя странное отчуждение от подобного обращения. Не хочется признавать кого-то собой, особенно если этот кто-то настолько неуравновешенная гнусная личность. Осознание данного факта немного коробит. Это ее место. — Ох, ты так сильно беспокоишься о ней, — отведя взгляд в сторону, зябко поежилась. — Это очень благородно. Вы как всегда близки… Что же касается твоего главного вопроса, то, насколько я помню, это было связано с галлюцинациями. Шизофрения? Помнишь лекарства? Я ведь еще следила за тем, чтобы она принимала нейролептики. А Еши-тян жаловалась, что они горькие и невкусные. Значит, не всем словам, слетевшим с невинных уст Тсунаеши параллельной реальности, можно верить. Нет, это, конечно, и раньше было подтверждено непреложной истиной, однако теперь для такого сомнительного отношения была куда более достойная причина, чем обыденное удивление от инфантильной сцены подростка, добровольно порезавшего себе руку, что логично ставило под вопрос все слухи, гуляющие по городу. Удивительно, как с такой занимательной биографией девочка еще пользуется спросом среди сверстников. Потому что большинству учеников средней Намимори было ее жаль, в отличие от общеизвестной жестокой «стервы». Ореол скользкого беспощадного антагониста, очевидно, не оставит Иетсуну до самой смерти. Савада сдавленно вдохнула вдруг резко похолодевший воздух и медленно выдохнула, гадая над тем, сколько еще неразгаданных давящих тайн ее ждет. Detective del cazzo. Кончики пальцев едва заметно задрожали в нетерпении опробовать какие-нибудь горькие, едкие сигареты. Несмотря на то, что вредное для здоровья курение она ненавидела всеми фибрами души. Это не полезно, не рационально и не хорошо. Впрочем, нарушать собственные заветы стало уже привычным делом. Все равно никто не осудит. Люди, мнение которых всю жизнь стояло у нее на первом месте, утонули в затяжном тягучем болоте прошлого. И все, что ей хотелось на данный момент, это последовать за ними. Утопиться в полном одиночестве собственного горя. Тсуна скомкано прощается с чуть отошедшей от наложенного дурмана женщиной, подозрительно оглядывающейся вокруг, и медленным неспешным шагом покидает общество непоседливо смеющихся детей, еще не познавших привкус взрослой потери, игнорируя настойчивые звонки от не прекращающего издавать непродолжительные вибрации телефона. Нана была предупреждена об ее уходе заранее, в то время как упрямому, ядовито присосавшемуся репетитору был оставлен бежевый кубарик с лаконичным оповещением о временном уходе. Все равно ведь не занимаются тренировками из-за «серьезного» ушиба на спине, который на самом деле уже давно исчез, заставляя притворно стонать и хромать, хватаясь за поясницу при любом удобном случае. Киллер чувствовал подвох и был в шаге от того, чтобы задрать ее кофту ради внимательного осмотра так называемых ранений. К счастью, пока тому удавалось успешно сдерживать свои побуждения. Поправив красный вязаный шарф на шее, девушка недовольно поморщилась от пронесшего ветра и, открыв свою старую раскладушку, небрежно нажала на кнопку сброса, порядком устав от бессвязной однотипной мелодии стандартного вызова. Раздражает. Было бы куда лучше, если бы столь пристальное внимание Реборн уделял прежней Иетсуне, а не Дечимо Вонголе, в глазах которой до сих пор плескалась небезызвестная вина за все совершенные ошибки перед самым дорогим человеком в ее короткой, но насыщенной на приключения жизни. Перед ее учителем, другом, партнером. Тошно, как же тошно просто смотреть на него. Потому что удержаться от манящего соблазна слепой веры в то, что все хорошо, он не сломался, держится и, кажется, даже не чувствует ноющего ощущения неизбежной потери, становится все сложнее. Омега внутри нее взволнованно заворочалась, принуждая резко вскинуть голову, где в конце пешеходного перехода медленно, но верно приближался объект тяжелых размышлений, не оценив проявленную непочтительность к своей дражайшей персоне. Комедия окончена. Напряженно сглотнув, Тсуна воззрилась на него беспомощным стеклянным взглядом. — Пойдем домой, — не спрашивая — приказывая, произнес Аркобалено и, дождавшись ее незамысловатого кивка, направился обратно назад. Савада с трудом поспевала за его широкими шагами, чувствуя, как тягостно качаются уже не такие любимые груди при столь быстрой ходьбе, но не спешила жаловаться, смиренно не теряя надежду на лучший исход. Пускай опыт показал, что пренебрежение к себе любимому он терпел весьма натужно. Да и при неблагожелательном настрое тревожить лучших киллеров современности подобно добровольному самоубийству, из-за чего логично будет помалкивать и держать рот на надежном замке. Жаль, что тишина имеет свойство заканчиваться, принося множество неприятных проблем. — У тебя, кажется, спина болела, — протянул он ничем непримечательным тоном, как будто бы речь шла о погоде. О, нет. — Да, точно, — мысленно подбирая цвет своего будущего гроба, Тсунаеши предприняла слабую попытку пригнуть спину, вернув хромоту бодрым свободным движениям, но ожидаемо потерпела неудачу из-за его вскинутой руки, больно притянувшей к своему обладателю за ухо. А рука у этого садиста была убийственной, при должном желании с легкостью сумеет вырвать несчастную ушную раковину. — И что нам делать с такой обманщицей? — прошипел Реборн, игнорируя возмущенный взгляд ученицы, предпринимавшей попытки выбраться из постыдного захвата. — Знаю, сначала ты у меня проползешь всю округу, попробуешь вкус грязной почвы и выжжешь на своей памяти этот день, дорогая. «Дорогая»? Плохо, очень плохо. Когда Реборн прибегает к использованию ласкательных слов — это может означать только то, что он действительно вышел из себя. И судя по многозначительно прищурившемуся взгляду, обещавшему все кары небесные, лучший киллер современности действительно не погнушается воспроизвести все эти угрозы в действии. — Обещаю, ты еще пожалеешь, что на свет родилась. Тсуна нервно сглотнула скопившуюся слюну во рту и вжалась в собственные плечи, вспоминая самые отъявленные тренировки до становления донной Вонголы. Ни одна из них никогда не заканчивалась хорошо. — Итэ-тэ-э, отпусти сейчас же! Пожалуйста… ну, больно же! — заворчав, отчаянно простонала она через минуту. Вместо ответа тот только сильнее скрутил бедный участок кожи, за ухо поведя к запылившемуся без ее тушки тренировочному полигону. И да, к концу дня она и вправду пожалела о том, что родилась, но больше горевала над тем ужаснейшим фактом, что родился Реборн. «Что б у тебя все отвалилось, ублюдок...» — злостно думает Нео-Примо, плача от простого лежания на кровати. Каждая мышца, косточка и даже нерв отдавались звенящим чувством боли. Как будто все ее тело стало одним сплошным подобием кровоточащей раны.***
От прорыва точки нуля можно освободиться либо благодаря помощи того, кто наложил технику изначально, либо невероятной дозой Небесного пламени, что автоматически чуть ли не доводило до добровольного самоубийства. Ноно Вонгола бесспорно являлся замечательным человеком, готовым подобрать несчастного мальчика из рук отчаявшейся женщины, дабы подарить, пускай и не самую благопристойную, но куда лучшую жизнь. Тем не менее это не отменяло того факта, что боссом он являлся беспощадным. Настолько жестоким, властным и не терпящим каких-либо отказов, что сумел без лишних угрызений совести заточить собственного ребенка в холодных объятиях опасного, голодного льда. По словам Занзаса, «Колыбель» — это не просто насос, который выкачивает из тебя весь резерв пламени и обездвиживает каждую мышцу тела, но также одиночество. Всепоглощающее одиночество, которое медленно, но верно сводит тебя с ума. Предательство? Нет, нечто гораздо хуже. Прощение. Всегда подпитывающемуся яростью главе Варии было сложно смириться с тем, что горячая кровь, прежде бурлившая от одного жалкого упоминания об отце, резко утихомирилась. В то время она еще шестнадцатилетним подростком плохо ценила откровенность бывшего врага, рычавшего на нее, подобно дикому зверю, пугая хуже того же Хибари. Конечно, приоткрыл завесу на собственную личность Занзас в весьма своеобразной манере, выдернув из кровати в три часа ночи и приволочив ее на окраину города, напившись до умопомрачения. Но сам факт! Человек, когда-то отзывающийся о ней не иначе, как об «никчемном мусоре», вдруг нежданно решил устроить коалицию для продвижения Вонголы, которая, как всегда, стояла на первом месте. Жаль, что разглядеть положительные мотивы ей удалось только сейчас. Кто знает, быть может, тогда Савада не дрожала бы рядом с ним, как перепуганная газель пред диким хищником. С Девятым у нее были более чем благоприятные отношения, пускай Тсуна и видела невидимые нити манипулирования, плетущиеся чужими пальцами. Поэтому могла с горечью признать, что он не был способен на раннее освобождение приемного сына. Отсюда следует логичный, немного обремененный вывод — в недавней истории вновь замешана любопытная мордочка небезызвестного «гениального» хакера под ником «Vero cielo». Хах. Она уже не знала, чего хотела сделать больше — искренне посмеяться над сюрреализмом данной ситуации или удушить вот уж и вправду сошедшую с ума девчонку, которой взбрело в голову спасти жизнь главе психически нестабильных профессиональных убийц. Все начиналось сравнительно невинно, Тсунаеши всего лишь прогуливалась по городу и по случайности, а если точнее, то по мановению пискнувшей интуиции, зашла в приглянувшуюся кофейню, в которой оказался абсолютно здоровый, без каких-либо следов шрамов на теле, невредимый Занзас. Занзас, на которого она неудачно пролила половину содержимого стаканчика латте. Она ведь даже не успела написать завещание напоследок. — Ты кого-то мне напоминаешь, — предельно близко наклонив собственное лицо к ее, он задумчиво прищурился, растекаясь в насмешливом оскале. — Кого-то очень забавного и любопытного. Сдержав желание зажать нос большим и указательным пальцем из-за обдавшего ноздри резкого запаха добротного виски, острых сигарет и сильного пота, Савада удивленно изогнула правую бровь, надеясь, что половинка кольца не сильно выглядывает из-под школьной рубашки. После того, как Реборн выяснил о ее вполне здоровом и действующем теле, он не потерпел дальнейших пропусков. Порой ему удавалось быть правильным в совершенно не подходящее время. — Тот звереныш… — с едва заметной теплой интонацией протянул итальянец, выпрямляясь в спине и стряхивая капли с рубашки. — Передай своей сестре, что я подумаю над ее предложением. Хоть в чем-то Еши таки сумела принести пользу. Это позволило беспрестанно покинуть общество подозрительно(!) миролюбивого и тихого Скайрини, поставив над дальнейшей прогулке темный жирный крест, чисто на всякий случай. Так сказать, от греха подальше, из сердца вон. И пускай данная встреча не принесла былого воодушевления или родного уюта, в конце концов, это был деспотичный, жесткий Занзас, а не полюбившиеся, прикипевшие всей душой хранители, но ей было приятно. Приятно видеть его не таким диким, как раньше. Может быть, данное освобождение не так уж и плохо? Исходя из чистосердечного, пылкого на различные отборные ругательства признания Скайрини, выходило, что «Колыбель» это не та темница, которой стоило бы гордиться. Однако заточение ведь сделало его тем, кем он являлся. Непредсказуемым яростным боссом Варии, которому было жизненно необходимо присутствие Скуало рядом, иначе это предзнаменовало конец каким-либо частицам спокойствия. Впрочем, второго она боялась даже больше, чем первого. Во всяком случае, интересно, чего добивается Тсунаеши параллельной вселенной? Занять место следующего босса Вонголы? Пожалуйста, пусть лишь намекнет, она благородно встанет на колени и от величественного имени Иетсуны откажется от каких-либо прав на мафиозный, в принципе, не очень любимый, королевский трон семьи. Может, попробовать спросить прямо? Вдоволь полюбовалась бы последующей реакцией этого приторного цветка. Несмотря на то, что все-таки хотелось бы одолжить на несколько минут Небесное кольцо Вонголы. Дабы, если не выбраться из этого тела назад в свое, то хотя бы высказать собственное отнюдь неравнодушное к происходящей вакханалии мнение чрезмерно наглому, эгоистичному предку. И Дечимо еще смела восхищаться им, воспринимая как образец для подражания. Мысли нежданно оборвались при очередном повороте непримечательной, чуть помрачневшей из-за уходящего солнца улицы. Зацепившись взглядом за светло-коричневую макушку, нерешительно застывшую в воздухе девичью ручку и горящий свет в окнах пряничного домика, Савада непроизвольно нахмурилась. Шестое чувство настойчиво шептало, что здесь что-то не так. В самой этой картине было нечто неправильное. То, что невозможно было объяснить простыми словами. Сасагава-младшая и Иетсуна имели довольно натянутые отношения, поэтому разумнее будет остаться в стороне, уйдя своей дорогой. Несмотря на то, что японка обычно была склонна соглашаться со своей гиперинтуицией, она все равно чувствовала странную неловкость. Стыдно или… страшно? — Кио… — исправившись, она повторно окликнула девушку, только более вежливо. Непривычно. — Сасагава-сан! Что-то случилось? Спустившись по лестнице, чтобы не разговаривать, срывая голос, Киоко поддерживающе улыбнулась, благоразумно не отворяя дверцу калитки, ставшей между ними каменной стеной: — Нет, что вы, Савада-сан, все прекрасно. Тсунаеши смотрит на ее дрожащие вовсе не от холода колени и натянутую улыбку, не веря ни единому слову, сорвавшемуся с чужих уст. За все время их продолжительной, довольно крепкой для противоположных между собой людей дружбы, она уяснила для себя три вещи. Киоко не такая уж и глупая девочка, в мечтах которой до сих пор твердо стоит желание покататься на волшебном единороге. Она знает, кем работает ее любимейший старший брат. И когда говорит, что все хорошо или в порядке, то на самом деле все обстоит с точностью да наоборот. От необдуманных поступков останавливает затравленный взгляд девочки, который буквально кричал не вмешиваться, не причинять боль и не доставлять лишних неудобств. Происходящее ей определенно не нравится. — Вы уверены? Между ними всего двадцать сантиметров, но данное расстояние кажется очень большим, как будто бы эта улыбавшаяся девочка стоит на другом конце земной планеты. — Конечно. — Тогда почему вы не идете домой? — Тсуна устала верить в легкие проблемы и готовится к худшему. — Вы не хотите туда? Почему ты не просишь помочь? — Вы не подумайте… я хочу… хочу… — посмотрев на свои сжавшие деревянную поверхность калитки пальцы, Киоко сдавленно вздохнула, что было больше на похоже на вырывающийся наружу всхлип. — Просто… просто… Нечестный прием, но по-другому эти увиливания могут продолжаться вечность. Тсунаеши робко дотрагивается до ее хрупкого такого родного плечика, чтобы подарить видимость поддержки, надежной защиты, но та отшатывается от этого с виду незапятнанного прикосновения, словно от опасного огня. Они совсем не те давние подруги, которые дружески подначивали друг друга, когда речь заходила о симпатичных мальчиках, восторгались новомодной коллекцией платьев из известных журналов и обсуждали любимые заварные эклеры. Сколько еще времени до нее будет доходить эта абсолютно не новая новость? — Я мешаю тебе? — вспоминая, как за спиной говорили об ужасных угрозах и шантаже, которые устраивали бедной Киоко, извиняющимся тоном говорит Савада, избегая встречаться с ней взглядом. — Да, мешаешь. Хватит устраивать все это! Я не могу! Просто не могу! Понимаешь, Иетсуна?! — с отчаянием восклицает Сасагава, прикрывая лицо миниатюрными белыми, словно снег ладонями. Она понимает. Предельно четко понимает это, но банально не умеет не вмешиваться. Тсуна остается одна, провожая опустошенным усталым взором громко захлопнувшуюся входную дверь, прежде чем наконец обратить внимание на упрямо трезвонивший телефон, раздражающий звонившим абонентом. Заманчивая мысль бросить трубку пересекается под гнетом неокрепших воспоминаний о вчерашнем ужасе, сопровождающем даже сейчас из-за болезненно сводивших судорогой мышц под кожей. — Признайся честно, ты ведь хотела сбросить вызов, никчемная? — Нет, — слишком быстро ответила она, слишком быстро. — Комендантский час начинается с семи, не придешь домой вовремя, придется соскребать остатки собственных мозгов со стен. Очень остроумно. Тем не менее, она прибавила скорости.***
Плафон на величественном, высоком потолке был завораживающим. Масляные картины эпохи возрождения, сопровождающиеся отдаленным флером чистоты и священности, вызывали трепет, заставляя сердце биться быстрее. Красиво. Очень похоже на церковь. С некой горечью она была готова смириться с тем фактом, что ее сны будут продолжаться вплоть до разложения ее собственного трупа. Судьба никогда не устанет смеяться над неудачником вроде нее. И Тсунаеши не имела права оспаривать ее решение, глядя на края блестящего позолоченного гроба, украшенного многочисленными рюшами, глазетами и цветами. Любопытно, как она выглядит со стороны? Не надето ли на ней то ужасное пышное розовое платье, которое ей дарил Бьякуран на прошлогодний банкет? Ох, только не это, она будет крайне разочарована, узнав, что последние минуты в бренном мире проведет в компании этого «милого» ужаса. — Две недели назад на резиденцию напали Сальваче. Погибло двадцать три человека, госпитализировано десять, выжило десять тысяч. Чертовы прохвосты не переметнули воспользоваться шансом, пока в Вонголе идет траур, — хриплый, чуть раздраженный голос заставил остро пожалеть о неимении возможности сменить ракурс обзора. Видны были лишь пряди серебряных волос и мозолистая рука, сжимающая край сделанного из дорогостоящего крепкого дерева гроба. Подавив терпкий смешок, Дечимо с ностальгией вспомнила свои первые рабочие деньки в окружении стопок бумаг и хлопотавшего рядом Хаято, который не уставал то предлагать чашечку кофе, то сортировать документы по полочкам. Суматошное занятие каждого мафиозного босса. Разного рода отчеты, налоги и счета. Боже, это было хуже любой пытки. — Что же касается ущерба, то единственное, на что придется потратить финансы семьи, это восстановление Намимори. Хибари разрушил город после последней поездки, — фыркнув, Гокудера продолжил говорить непринужденным тоном. — Не расстраивайтесь, босс, вы ведь знаете это животное. Иногда он бывает слишком сентиментален. Савада ощущает, как что-то внутри нее падает, глухо ударяясь об землю. Почему ей кажется, что это тоже ее вина? Город, ради которого Кея был готов разодрать в клочья любого, был стерт самим же его защитником. Что за безвкусица. — Босс… — сипло выдохнув и разжав пальцы, ужасающая правая рука Вонголы невесело заключила. — Знала бы ты, как я тебя ненавижу, Тсуна. С последующим выстрелом она резко раскрыла глаза, предельно ясно чувствуя остатки его горячей крови на лице.***
Примечание.
Маршмэллоу — кондитерское изделие, напоминающее пастилу или суфле. Маршмэллоу состоит из сахара или кукурузного сиропа, желатина, размягченного в горячей воде, глюкозы, взбитых до состояния губки, к которым может добавляться незначительное количество красителей и ароматизаторов. Айноко (間の子) — человек, чей родитель, как правило отец — не японец. Самый ранний термин, обозначающий полукровку, сегодня рассматривается, как оскорбление и является синонимом «выродка». Также слово используется жителями Бразилии и Микронезии для обозначения детей, чей один родитель был Японцем, так как исторически там обитали небольшие населения японских колонистов. Хафу (яп. ハーフ хаːфу) — японское определение, обозначающее людей полуяпонского происхождения, то есть имеющих одного родителя неяпонца. Определение происходит от английского half (рус. полу- или половина), то есть полукровка. Определение появилось и стало популярным в 1970-е годы и по-прежнему пользуется наибольшей популярностью при обозначении людей полуяпонского происхождения. Чихуа́хуа — собака-компаньон. Считается самой маленькой собакой в мире и носит имя мексиканского штата Чиуауа. Есть предположение, что предки этой собаки жили в дикой природе, и в эпоху цивилизации тольтеков были одомашнены ими. Имеет компактный корпус и отличается бойким и смелым характером. Шизофрени́я (от др.-греч. σχίζω «расщеплять», «раскалывать»[2] + φρήν «ум, мышление, мысль»[3]), ранее — деме́нция пре́кокс (от лат. dēmentia praecox — «раннее слабоумие»)[4], или схизофрени́я[5], — эндогенное полиморфное психическое расстройство (или группа психических расстройств)[6], характеризующееся распадом процессов мышления и эмоциональных реакций[7]. Шизофренические расстройства, в целом, отличаются характерными фундаментальными расстройствами мышления и восприятия, а также неадекватным или сниженным аффектом. Наиболее частыми проявлениями болезни являются слуховые псевдогаллюцинации, параноидный или фантастический бред либо дезорганизованность речи и мышления на фоне значительной социальной дисфункции и нарушения работоспособности. Антипсихотические препараты, или антипсихотики, или нейролептические средства, или нейролептики (от др.-греч. νεῦρον — нерв и ληπτικός — вбирающий, втягивающий), — психотропные препараты, подавляющие психическую (высшую) нервную деятельность, эмоциональное состояние, поведение и способные устранять бред, галлюцинации, другие проявления психоза; при этом они не нарушают сознания, однако подавляют психомоторное возбуждение. Другие, ранее употреблявшиеся названия этих препаратов — нейроплегики, антишизофренические средства, большие транквилизаторы[1], атарактики. Detective del cazzo — с ит. гребанный сыщик Кубарик — блок бумажных листов, скрепленных с одной стороны клеевой полосой. Иными словами, блок для записи, материал для различных пометок. Это продукт деловой полиграфии, но им с одинаковым успехом пользуются как все офисные работники независимо от должности, так и фрилансеры. Коали́ция — добровольное объединение нескольких лиц для достижения определённой цели. В отличие от некоторых других типов объединений, каждый из участников коалиции сохраняет самостоятельность в делах, не связанных с целью коалиции. После достижения цели коалиция может распасться. Газе́ли — род парнокопытных млекопитающих из подсемейства настоящих антилоп семейства полорогих. Газели распространены прежде всего в саваннах Африки, а также в Азии. Слово газель происходит от арабского ghazal. Vero cielo — с ит. истинное небо Экле́р — пирожное в виде трубочки из заварного теста, покрытой помадкой, с начинкой из сливочно-масляного или заварного крема. Создание эклера приписывается французскому кулинару Мари-Антуану Каре́му. Получил распространение в XIX веке. Плафон (фр. plafond, от plat fond — «плоский фон», потолок) — в теории архитектурной композиции и в проектных чертежах — вид, проекция на архитектурное сооружение снизу (антоним понятия «план» — вид сверху). Отсюда второе, более известное значение слова — композиция, роспись, мозаика, лепнина, украшающие потолок интерьера здания. Центральная часть плафона без падуг и обрамления называется зеркалом. Глазе́т (фр. glacé — «блестящий») — разновидность парчи, ткань с шёлковой основой и металлическим утком серебряного цвета.