***
Пригов проснулся и обнаружил, что у него на груди уютно посапывает Васька. В комнату вошла Татьяна: — Не спишь? — Котик спит. Будить жалко. Таня засмеялась: — Этот товарищ встал, поел вместе с Митькой, проводил его в школу и пошёл досыпать к тебе. — А Митя... ну... не против, что я... Татьяна села на край кровати: — Не против. Кажется, даже рад. Володя, мне на работу пора, я тебе ключи запасные оставлю. В ванной новая зубная щётка лежит и станок. Завтрак готов. Васька будет выпрашивать кусочки — не ведись. А то он умеет жалобно смотреть. — Можно к тебе в музей зайти вечером? Ты когда освободишься? — В шесть. Но если хочешь на экскурсию, приходи пораньше. — Ты будешь вести? — Да, наверно. — Давно я там не был... — Вот и приходи. Всё, Володя, я побежала, а то опоздаю. ...Татьяна отвечала на вопросы экскурсантов — про посмертную маску, про перстень, подаренный графиней Воронцовой, про оригиналы книг из пушкинской библиотеки... Пригов вопросов не задавал, стоял за спинами. Наконец все потянулись к выходу, Таня подошла к Пригову: — Ну как? — Вот вроде бы я всё это знаю, но мне было интересно. Опять поймал себя на мысли... Когда в детстве приходил сюда — каждый раз надеялся на чудо. Ну, произойдёт что-то — и дуэль не состоится. Или Дантес промажет. Или рана окажется лёгкая... — О, про рану — это Митька выдал однажды. Он тогда в пятом классе учился и уже вовсю увлекался медициной вообще и хирургией в частности. И вот пришли они с классом к нам на экскурсию, рассказываю я, что к раненому Пушкину пригласили Арендта — личного врача Николая Первого, но, к сожалению, медицина тогда такие раны лечить не умела. И тут мой герой говорит: «Сейчас Пушкина спасли бы. Провели ревизионную лапаротомию, санировали брюшную полость, установили дренажи. Антибиотики, гемотрансфузия — и всё хорошо». Повисла такая уважительная пауза... Пригов засмеялся: — Знай наших! Да, чуть не забыл — вот твои ключи. — Не надо, не возвращай, пусть будут у тебя. Приходи когда захочешь. — Выделишь место в шкафу для моих рубашек? — Обязательно. — А может, лучше ты ко мне? — А Митя с Васькой? — Митя скоро поступит в академию. — Да, но котов туда не принимают. Ребёнок уже и так сокрушается, как это Васенька без него будет. — Ну-у... придётся Васеньке тоже переехать ко мне. Ради тебя я готов терпеть дома кота. — Давай мы об этом потом поговорим, хорошо? — Хорошо. Но в гости-то сегодня я могу тебя пригласить? Пирог не обещаю, но вкусным мясом накормлю. Напитки на выбор: чай, кофе, красное вино, виски... — Вот виски я точно не пью. — Да и я не особо. Так, иногда зимой с холода пару глотков, чтобы согреться. Идём? — Хорошо, только Митьке позвоню, скажу, что поздно приду. — Вообще-то я ему оставил записку, что ты сегодня проводишь вечер со мной... — Какой Вы самоуверенный, товарищ генерал! — Ну что ты, я робкий и закомплексованный. — Да? Ночью мне так не показалось. — А что тебе показалось ночью? — Что рядом со мной сильный, нежный и внимательный мужчина. — Знаешь, я к комплиментам очень спокойно отношусь, но вот сейчас буду мурлыкать, как Васька. ...Пригов взял у Татьяны пальто: — Проходи. Что тебе налить, пока мясо будет жариться? — Ты говорил про красное вино... — Есть французское, испанское и чилийское. — На твой вкус, Володя. Он протянул Татьяне бокал: — Хочешь сыр и крекеры? — Нет. Митька рассказывал, что у тебя кабинетный рояль... Я думала, цифровой, а это прямо старинный инструмент. — Да, это ещё бабушкин, она очень хорошо играла. И мама тоже. — А ты? — А я так... немного. — Поиграй мне, пожалуйста. Пригов не стал отнекиваться, сел к «Бехштейну», открыл крышку, потёр руки, согревая пальцы... Заиграл сначала музыку из «Шербургских зонтиков», потом ми-минорный вальс Грибоедова и наконец — хоральную фа-минорную прелюдию Баха, которую очень любил. Даже фильм «Солярис» когда-то посмотрел только из-за того, что Тарковский использовал в нём эту музыку. — Ничего себе... — выдохнула Татьяна. — Если бы ты не бросил музыкальную школу и захотел стать пианистом, все конкурсы выиграл бы. — Но я захотел стать офицером... О, судя по запаху, мясо готово. — Пахнет очень вкусно! Сколько у тебя талантов, Володя? — Не знаю, не считал. Но ты можешь это выяснить...***
Самурай следил за Ритиной рукой. — Ну сейчас, Мурик, подожди, уже скоро, — Рита пришила к мыши хвост, откусила нитку и протянула игрушку нетерпеливо привставшему на задние лапы котёнку. Мышь она сшила из старой фланелевой рубашки Белова. Самурай каким-то образом понял, что это для него, и то и дело приходил с инспекцией: смотрел, как Рита пришивает круглые ушки, глаза, набивает туловище синтепоном... Большая получилась игрушка — размером с котёнка. Он тут же возлюбил её всем сердцем, обнял, отскочил, снова напрыгнул... — Доволен? Вот и хорошо. А я пойду рагу разогрею, Лёня скоро придёт. ...Выходной, выпавший на понедельник, Риту порадовал. Утром она проводила Белова на работу и села с книжкой пить кофе, поиграла с Муриком, разобрала шкаф и нашла эту рубашку — выцветшую, протёршуюся на локтях. Хотела выбросить, а потом решила сшить мышь... — Багирушка! Я принёс твой любимый сыр и сухое вино. — Прекрасно. Переодевайся и мой руки, будем ужинать, — Рита вышла в коридор, поцеловала Белова и забрала у него пакет. Самурай появился на кухне, волоча за собой мышь. — Что это у тебя? — поинтересовался Белов. — Это я ему игрушку сшила. Увидела твою старую рубашку и... — Рита, надо было спросить. — Лёнь, ну её всё равно уже носить нельзя! — Мне её Света подарила, когда я из Афгана вернулся. Приехал без предупреждения, а она говорит: «Я тебя ждала. Вчера подумала — вдруг ты завтра приедешь... И купила тебе рубашку». Рита встала и ушла в ванную. Закрылась, включила воду, посмотрела на себя в зеркало... Белов постучал в дверь: — Рита! Открой, пожалуйста. Рита... Я же всё равно войду. Выбью дверь и войду. Она закрыла кран, щёлкнула замком. Белов подошёл: — Ну, я дурак, прости меня. — Ты не дурак. Просто ты до сих пор её любишь. — Люблю. И всегда буду любить. Но тебя я тоже люблю. Понимаешь? — Угу. Извини, я действительно должна была спросить. Хочешь, я из оставшейся ткани тебе подушечку под шею сошью? — Хочу. А мышь смешная получилась. Самурай счастлив. Пойдём есть, а? Я ужасно голодный. — Пойдём. ...После ужина Белов вымыл посуду, сел на диван рядом с Ритой: — Кино посмотрим? — Давай. Сейчас как раз очередная серия про мисс Марпл начнётся. — Ты же все эти фильмы наизусть знаешь. — Ну и что? Мне атмосфера нравится, детали... — Сдаюсь. Будем смотреть про мисс Марпл. Самурай взял в зубы мышиный хвост, запрыгнул на диван, растянулся у Риты и Белова на ногах, пристроил рядом мышь и умиротворённо вздохнул. — Мало того что сам пришёл, так ещё и крысу свою притащил, — проворчал Белов. — Наглая рыжая морда. — Ну Лёня, — засмеялась Рита. — Он тебе больную ногу греет. — Своё пузо он греет. — Не ворчи. Лучше обними меня. — Слушаюсь, товарищ капитан третьего ранга.***
Всю неделю Пригов чувствовал, как ему хорошо и спокойно. Давно так не было... Нет, он, конечно, велел Бате и своему заму Валере Шадрину звонить, если возникнет что-то срочное. Но КТЦ, как отлаженный механизм, прекрасно функционировал и без начальника, так что звонками Пригова не беспокоили. Днём он гулял, иногда делал наброски в блокноте. Вечерами шёл к Саблиным. А в пятницу решил зайти пораньше: принести Митьке обещанную книжку Кравченко «Через три океана» — воспоминания корабельного врача о походе во время Русско-японской войны. По пути заглянул в магазин за продуктами. В прихожей его встретил Васька и сразу сунулся мордой в пакеты. — Купил я тебе вкусненькое, купил! — засмеялся Пригов. — Ты один дома? Васька мурлыкнул и умчался в Митину комнату. — Не один, понятно. Митя сидел в наушниках, делал уроки. — Привет, — Пригов положил на стол книжку. — Музыка заниматься не мешает? — Да это не музыка, текст по английскому перевожу. — Получается? — Ага, всё уже, — Митя убрал в рюкзак учебник и тетрадь. — Спасибо за книжку. — Да не за что. А тельняшка на кресле что делает? — Это мы концерт готовим ко Дню Победы. Кто в тельняшках будет, кто в гимнастёрках. У нас песня такая... Хотите, спою? Митя взял гитару:Мы вряд ли были страшны врагам В нашем первом бою...
«...Мы знали, в какой стороне — Зурбаган, в какой стороне — Гель-Гью», — эхом откликнулось в Пригове. Эту песню любил Серёжка Бестужев. Часто её пел, и в тот вечер, когда они сидели с Беловым, — тоже.И были бои, и за ними — бои, Росли бугорки могил. Мы знали, в какой стороне — свои, В какой стороне — враги. Сдвигалась сетка координат, Вкось параллели шли. Мы знали, в какой стороне — Ленинград, В какой стороне — Берлин. И был действительно страшен врагам Последний из нас — один, Который вспомнил про Зурбаган, Когда входил в Берлин*.
Митя допел, отложил гитару. — Владимир Викторович, что с Вами? — Всё в порядке. Просто... мой товарищ эту песню любил. Хороший был парень — лейтенант Сергей Бестужев. — Он... погиб, да? — Да. Мы в засаду попали, и вся моя разведгруппа погибла. А я полгода провалялся в госпитале. — Вы мне раньше не рассказывали... — Не люблю я об этом вспоминать, Митя. Пойдём-ка ужин готовить, а то мама скоро придёт, уставшая и голодная. — Ой! Я же маме обещал, что в магазин схожу. Сейчас быстро сгоняю. — Не надо, я всё купил. — Ну, тогда я готов приступить к наряду по кухне. — Котлеты и пюре или макароны по-флотски? — Мы с Васькой за котлеты. — Отлично. Ты чистишь картошку. — Как всегда! — Есть возражения? — Никак нет, товарищ генерал-майор. ...Татьяна увидела на вешалке приговскую куртку и заулыбалась. Из кухни доносились голоса: — Да как в уме-то играть, Владимир Викторович? Е2 — Е4 и Е7 — Е5 я ещё представлю... ну, и ещё пару-тройку ходов. А потом позицию в голове держать уже не получится. — Тренируйся. И котлеты уже готовы, газ выключи. — Ага. Хорошо Вам говорить — у Вас не голова, а компьютер... — Все эти навыки развиваются. Есть специальные упражнения. — Научите? — Посмотрим на твоё поведение. Да научу, научу... — Мама пришла! Васька, пусти. ...После ужина Митя сказал: «Я к Юрке, доклад по истории готовить», — и убежал. — По-моему, он деликатно оставил нас вдвоём, — улыбнулся Пригов и потянул Татьяну к себе. — А по-моему, Вы, товарищ генерал, вовлекли моего сына в преступный сговор. — Почему сразу в преступный? В смысле, ты о чём? Не было никакого сговора! Таня обняла его, поцеловала и засмеялась: — Я тебя обожаю! *Песня Михаила Трегера