Чувства, сжигающие до тла

      «Пожалуйста», — Шинобу держится за стол, стискивает пальцы до побеления, и до рези в глазах смотрит в лицо супруга, — «пожалуйста, скажи хоть что нибудь…»       И не знает о чем она молится, о каком его слове.       Может он признается в своем распутстве? О своем низком и отвратительном прелюбодеянии с мужчиной? О неверности и предательстве?       Может он поднимет скандал? Будет громко ругаться, защищать себя и нападать на неё? Обвинять её — не без причин.       В голове десятки, сотни, тысячи вариантов и Шинобу не знает какой из них. Она не готова.       Кёджуро молчит. Молчит и глядит на неё усталым, тусклым, выгоревшим взглядом, а ведь там, — Шинобу помнит, Шинобу видела, — было молодое золото, россыпь янтаря и гибкое рвущее пламя.       И это в стократ хуже.       Она закрывает глаза не в силах больше смотреть на него. Ей предпочли мужчину, а это будет ударом хуже чем ниже пояса. Алкоголь выветривается из крови, адреналин «разговора» вытеснил его, наконец-то оставляя голову ясной, а руки и ноги послушными её воле.       Кёджуро наконец-то «отмирает» со своего места. Его большая горячая ладонь хватает её за предплечье, стискивает и притягивает к себе. Женщина тихо ойкает от боли: у мужа руки сильные, крепкие, сейчас почти как камень от напряжения.       — Что за глупости ты говоришь, Шинобу?       Шинобу давится рвущимся циничным смешком: ему-то и не знать?        — Имя твоей «глупости» Камадо Танджиро.        — Что? А причем здесь он?       Шинобу вскидывает голову, впиваясь недоверчивым взглядом в лицо супруга. На его лице читалось удивление, досада и непонимание. Смесь искренних чувств — но может ли она верить ему? После всего того, что она видела своими глазами! Увиденного ей не забыть, не стереть из памяти по щелчку пальцев, как бы она хотела…       И черт её дернул искать подарок именно в этом квартале. Шинобу всего лишь хотела купить необычный подарок и потому сунулась в квартал неспящих огней, по совету коллеги медсестры из больницы. Девочка так бойко и забавно расписала всевозможные вещицы, что Шинобу загорелась идеей выбрать там. Может быть, если бы как обычно купила бы новый галстук и запонки, все обошлось бы.       Декабрьские морозы еще не крепкие, но достаточно сильные, чтобы укрыть нос в шарфе. Квартал не спящих огней — фривольное название от горожан, был дан не зря: тысячи и тысячи огней от всевозможных неоновых вывесок освещали так, что казалось, что сейчас день, а не благодатный вечер. По улице толкались люди, а Шинобу держа в руках бумагу с конкретным адресом магазина, петляла между ними, взглядом выискивая искомое.       Но её взгляд цепляет из толпы знакомую макушку. Кёджуро Ренгоку. Среди этой толпы Шинобу знает, она не докричится до него и потому набирает его номер.       — Алло, — раздается чуть охрипший голос мужа. — Прости, я хотел позвонить тебе раньше, но забылся. Сегодня я снова задержусь на работе. Извини.       Шинобу оторопела слушала сухие извинения мужа и видела, как он стоит под занавесом кафе на противоположной стороне широкой улицы.       — А… Где ты сейчас? — Едва может выдавить из себя она.       — Вышел подышать на крышу. Знаешь, духота офиса порой так давит, — смеется неловко Кёджуро, потирая рукою шею. К нему подходит молодой человек, дергает за рукав его темного пальто привлекая внимания. Кажется она его знает — её муж и он работают в одном отделе. Как же его зовут? Кимичи? Нет. Комодо? Нет…       Точно, она вспомнила! Камадо Танджиро! Это он приходил проведать Кёджуро когда тот свалился с гриппом осенью. Славный хороший малый!       Кёджуро расплывается в улыбке и коротко ей бросает:       — Прости, я должен идти.       Шинобу все еще стоит на другой стороне улицы, прижимая телефон к уху и наблюдает, как Кёджуро, спешно прячет телефон в кармане плаща и спешит обнять молодого человека.       «Ну решил он встретиться со своим другом — так и сказал бы! Зачем обманывать-то? Я ведь не зверь, отпустила бы его…»       Сердце Шинобу сжимается, но это было еще не самым худшим.       Молодой человек прижимается с поцелуем к губам Кёджуро. Этот поцелуй больше чем дружеский: пошлый, развратный, глубокий, а самое главное — её муж — с охотой отвечает.       Шинобу с трудом отворачивается от влюбленной парочки. Она не может смотреть это. Она не может находиться здесь более. Находит в себе крохи сил и делает неуверенный шаг прочь от сюда. Затем еще и еще, пока не срывается на стремительный бег, а глаза застилают слезы.       Наверное ей стоило остаться, подойти к нему, поймать с поличным. Раньше — она бы так и сделала. Возможно даже бы попыталась поколотить его от рвущих чувств, но сейчас… Она изменилась.       Семейная жизнь её изменила, сделав нрав мягче, плавнее.        — Я видела вас и нет смысла от отпираться. Повторяю: разойдемся по тихому и больше никогда не пересечемся, — вывернув руку из хватки, она потирает поврежденное предплечье.       Вдыхает полной грудью, расправляет плечи и позвоночник, словно его насадили на железный штырь из жесткого сплава собственной гордости и боли. А если его не было бы — она бы упала на полы этой кухни разломанной куклой со свернутой шеей, к его ногам разбитым стеклом, неузнаваемая даже сама собой.       Она проходит в прихожую, собирает сумку.        — Ну и куда ты собралась? На ночь глядя…        — Думаешь, я желаю спать в этом доме? Спать на этих простынях? Откуда я знаю где и как ты «задерживался сверхурочно» со своей зазнобой пока я была на дежурстве?        — Ты думаешь, я тебя так просто отпущу? — Кёджуро шагает к ней и снова хватает пальцами за её предплечье, на этот раз другой руки. Крепко сжимает.        — Отпусти. Мне больно.        — Нет!       Шинобу дергает рукой, а Кёджуро тянет её за собой, протаскивая из прихожей в сторону их супружеской спальни.        — Прекрати!