Чувства, сжигающие до тла

      Без жалости и без раздумий она затолкала измятое постельное белье в мусорное ведро. В завершение она злобно, истерически, безудержно захохотала, но уже через секунды согнулась пополам от острой похмельной головной боли.       «Боже, больше я не возьму ни капли в рот!» — даже от одной мысли об алкоголе, на неё накатывала тошнота.       От противного похмелья женщина приняла таблетку ацетилсалициловой кислоты. И полная уверенности в своем безграничном одиночестве, шагнула в душ, под прохладные струи воды.       И все сразу пошло не так.       В спину била вода, а взгляд зацепился за обручальное кольцо на безымянном пальце. Совершенно обычное, даже в какой-то степени простоватое…       Учеба в Медицинской Академии дело трудное и отчасти неблагодарное. Шинобу ощущает титаническую тяжесть, что вскоре будет возложена на её плечи — жизни других людей напрямую зависящих от её знаний, от её умений, от неё, Шинобу Кочо.       Но сейчас за её плечами остался главный в её жизни государственный экзамен. И она успешно его сдала. Столько лет упорной учебы и теперь она могла считаться полноправным врачом!       «Не зря… Все это было ведь не зря?»       Она вышла из кабинета с чумной от радости головой. Возле самых дверей её от падения вниз подхватывают руки сокурсника.        — Кочо, ты как?       Подняв голову она сталкивается со встревоженных взглядом молодого человека. Все эти годы они негласно соперничали друг с другом за первое место в рейтинге студентов. И все же, поддерживали друг друга, подставляя своё плечо когда надо. Можно сказать, что стали друзьями. Друзьями по несчастью.        — Ах, Томиока, что-то я… Немного…       Шинобу встает на ноги и неловко улыбается другу. В коридор входит Кёджуро, в своём черном костюме, такой статный и полный уверенности, с букетом цветов в руках. Шинобу даже кажется, что он весь светится и не задается вопросом как он оказался здесь, пройдя цепких охранников у входа.       Он вручает ей цветы и мажет горячим поцелуем в её раскрасневшиеся щеки. А после, он садится перед ней на одно колено и протягивает бархатную коробочку. Золотое обручальное кольцо. У Шинобу перехватывает дыхание.        — Ты выйдешь за меня?        — Да. Да!       Шинобу подставила свое лицо прохладным струям воды. Взяла огромную любимую губку и тщательно отскребла своё тело. Кёджуро был нетерпелив и груб. Тут и там на её бледной коже расцветали синяки от его цепких пальцев, зубов и губ.       Она могла бы сказать что это была потрясающая ночь, если бы не одно но…       Тщательно укутавшись в любимое сиреневое полотенце и обсушив волосы, Шинобу вышла из душа. Обновленная и очищенная. Жутко захотелось сока, холодного, того самого в холодильнике.       Пискнул кодовый замок на входной двери. В прихожей топтался Кёджуро в своей обычной одежде, сжимая в одной руке пакет из местного круглосуточного магазина.        — Я думала, у тебя сегодня работа.        — Взял выходной.       Кёджуро протянул ей пачку лукового бульона. Шинобу многозначно промолчала, кинув на него недоуменный взгляд.        — Народное средство от похмелья, — и не дождавшись ответа, просто положил её на стол перед женщиной.       Шинобу усмехнулась, сжимая в пальцах обручальное кольцо. У мужа в этом плане опыта побольше, определенно… И оборвала себя, зацепившись за привычное, но уже чужое слово «муж». Какой же он теперь ей муж? Пара часов, они проедут в загс и подадут заявление на расторжение этого нелепого брака.       Позор! Какой же будет ей позор! На всю жизнь не отмываемым темным пятном… Но это лучше, чем продолжать жить так дальше. Жить дальше с ним.        Кёджуро вновь закопошился в пакете. Раздался знакомый звук разрываемой блистерной упаковки. И положил перед ней маленькую, беленькую, с ровными краями таблетку и стакан воды, а рядом уже вскрытую упаковку с простым названием: «Противозачаточные».        — Вчера нам было не до презерватива, — улыбнулся Кёджуро. — Я ведь знаю, как ты трепетно относишься к своему телу. И потому…       Шинобу забыла об этом, обо всем этом, а он помнил. Помнил, черт подери. Его трепетная внимательность резанула по её растерзанному нутру гнилыми ногтями. Голову пронзила остаточная боль от похмельного синдрома и Шинобу, схватившись за голову, прижала больное место и словно уменьшила боль.       Судорожно вздохнула побольше воздуха чувствуя подкатывающую истерику. А ведь казалось, слез уже не осталось, вчера выплакала их все, но нет, рыдания снова подступали к горлу, с новой силой.        — Почему? Почему, черт подери, ты весь такой «хороший»? Почему ты так заботишься обо мне сейчас… Почему ты думаешь обо мне сейчас?.. Почему не подумал об этом тогда, когда решился завести любовника? Когда целовал его? Когда спал с ним?        — Шинобу я забочусь о тебе потому что люблю тебя. И ты тоже любишь меня. Случившееся вчера — прямое тому доказательство.       Истинная правда раскрытая его словами злила и выводила её, беспомощную и пристыженную, из себя. Рот наполнился соленым, металлическим привкусом своей крови. Шинобу и не заметила как от охватившего её волнения, она прикусила внутреннюю сторону щек до крови. Вредная, глупая, не вытравленная привычка детства…       Проглотив противный ком в горле, Шинобу взглянула на обручальное кольцо, что крутила в пальцах во время этого странного разговора. Порывисто дернувшись, она проглотила таблетку противозачаточного и довольно спокойно положила перед Кёджуро кольцо. Звякнул бесполезный металл.        — На этом наши обязательства друг перед другом заканчиваются.       Она уходит с кухни не оглядываясь.