***
За полгода до рождения Нару… Не понимаю! Я никого не понимаю! Почему родители против моего повышения? Почему я не могу сдать экзамен без Команды? Я ведь в скором времени стану старшим братом, я должен буду защищать своего младшего брата или сестру, тогда почему? Итачи только пошёл в Академию в этом году, Шисуи уже был на передовой, почему мои родители тормозят мое развитие? Плохое предчувствие… Да плевать мне на него хотелось. Мир вокруг нас жесток, перемирие и спокойствие — вещи не постоянные. Каждый день кто-то кого-то убивает, предаёт, грабит, насилует… Я хочу быть сильнее. — Ичиро, хватит пинать камни. Тебе легче от этого не станет. — Заноза в заднице. Везде за мной по пятам ходит. Бесит меня, раздражает, мозолит глаза. Хотя кого я обманываю? Я просто завидую тому, что он уже джонин в свои почти девять лет. — Вы ведь с Итачи одногодки? — Родители говорят всем, что да, но я старше. Мне сейчас семь, а ему только шесть исполнится в июне. Шисуи, вот что ты такой надоедливый? — Сейчас выкрутиться и глазом не моргнёт. — Я не надоедливый, я — любознательный! А вот ты, мой красноволосый друг, крайне агрессивный последнее время. Не хочешь поделиться? Дорога в Кири долгая. — Я стал агрессивным? А ведь если подумать, то так и есть. Слишком остро воспринимаю критику, раздражают всякие мелочи, стал невнимательным. — Шисуи, а повышенная раздражительность и агрессивность, могут быть побочными эффектами от периодического воздействия на разум? — Пока мне об этом не сказали, я об этом и не задумывался. Плохо. Очень плохо. Но кому потребовалось ослаблять бдительность у ребёнка? — Узумаки, мне не нравится направление твоих мыслей. — Мне самому все это не нравится. Я теперь не уверен в сознательности своих решений. — Чёрт… Чёрт. Чёрт! — Может вернёмся? — Поздно. Через час будет привал, отдохни ночью как следует. Ичиро, не забивай голову лишними мыслями. Представляю каким ты будешь паникером, когда станешь старшим братом. — Что ты имеешь в виду? — И как мне понимать такие заявления? — Ты — параноик, будешь из-за каждой мелочи трястись над ребёнком. — Параноики живут дольше! — Не все… Шисуи как-то странно отреагировал на мою фразу. Не стоило так говорить. Ладно, скоро привал. Отдохну… Если бы я знал, чем тогда все закончиться, то я бы не сомкнул глаз той ночью…***
Лагерь мы разбили ближе к восьми вечера. Развели костёр, поужинали, обсудили своё поведение на территории чужой деревни, а потом все генины были отправлены спать. Мне не спалось, сон просто не шёл. Каждый шорох за стенами палатки заставлял напрягаться и ждать нападения. Каждый звук казался враждебным, все вокруг казалось, настроено на меня враждебно. Через три часа мучений, усталость взяла надо мной верх и я провалился в беспокойный сон. Это была моя самая большая ошибка, которую я никогда не смогу себе простить. На меня смотрели испепеляющим взглядом, но при этом он мне казался таким снисходительным и опечаленным. От человека веяло могильным холодом, от чего по позвоночнику пробежались мурашки. Хотелось спрятаться, но был ли в этом смысл? — Ичиро, Ичиро, а я так не хотел причинять тебе вред. — Голос был знакомым, как и чакра, но кто это? Почему его чакра не кажется враждебной? И эта непонятная примесь в ней… Это «что-то» кажется таким чужеродным и совершенно не сочетается с человеком в чьём теле поселилось. — Зачем же ты пошёл на этот экзамен? — Почему столько печали в его голосе? Если хочет убить, то почему бездействует? Что это за чувство? Откуда взялось такое резкое давление на разум? Плохо… Сейчас стошнит. Это боль заставляет съёжиться, свернуться в клубочек, а на губах застывает немой крик. Нельзя! Нельзя тешить своими криками мучителя. — Ещё и перестал поддаваться моему влиянию. Стал более собранным. Тоби не любит сломанные игрушки… От сломанных игрушек принято избавляться… — Почему мне кажется, что нельзя поднимать на уши весь лагерь? Он ведь всех убьёт, каждого. Либо моя жизнь, либо… — Либо жизнь всего лагеря. Ты очень проницателен. Тоби очень жаль. — Последнее, что я помню, это рисунок мангекё шарингана в левой прорези маски.***
Когда Шисуи пришёл будить своего друга, то обнаружил лишь окровавленную подушку, будто у человека пошла кровь из носа, смятое постельное и остаточный след чакры постороннего. Узумаки Ичиро пропал не оставив ни одного следа, испарился будто его никогда и не было. — Шисуи-кун, ты чего там копаешься? Ичиро ещё не проснулся? Иноичи впервые взял себе команду. Тогда он не думал, что воспитывать и тренировать детей будет так трудно. «Проблематично», так бы сказал его один лучший друг. В его команде Узумаки Ичиро был самым младшим, поскольку очень рано вышел из стен Академии. Мальчик был определенно талантливым, можно было сразу сказать, что перед ним сын Минато Намикадзе, но вот вспыльчивый характер был явно унаследован от матери. Двое других с интересом наблюдали за происходящим. Узумаки был до чертиков пунктуальным и никогда не опаздывал, хоть и любил поспать на выходных. Хьюга Мичи была из побочной ветви клана, но это не помешало ей остаться добрым и открытым ребёнком, а вот Учиха Кеиичи очень скептично относился к младшему члену их Команды, однако он признавал тот факт, что Узумаки знал толк на своём поприще. Он был отличным сенсором и барьеры ставил отменные. На него грех было жаловаться. Когда Шисуи повернулся к ним, на нем не было лица. Глаза наполнились неверием, что заставило Иноичи за секунду преодолеть расстояние до палатки своего подчиненного. Мичи и Кеиичи с беспокойством посмотрели на своего командира и сами направились к палатке сокомандника, чтобы увидеть тоже, что и Шисуи. Ичиро не было, как и остаточного следа его чакры. — Шисуи, о чем вы с ним разговаривали вчера вечером перед привалом? — Голос Иноичи дрогнул, недосмотрел… — Он мне говорил о плохом предчувствие. И ещё мы обсудили его раздражительность… — Шисуи замолчал. У него язык не поворачивался рассказать то, о чем они вчера говорили. Он же не поверил… Счёл его параноиком. — Договаривай! — Уже приказным тоном потребовал Иноичи. Шисуи сглотнул образовавшийся ком в горле и процитировал вчерашнюю фразу своего друга. — «Шисуи, а повышенная раздражительность и агрессивность, могут быть побочными эффектами от периодического воздействия на разум?». А я сказал ему, что он параноик! Не поверил… — Кеиичи, он с тобой обсуждал что-то подобное? — Учиха стоял как вкопанный. Ичиро разговаривал с ним вчера, спрашивал, как распознать постороннее влияние, а он… А он не придал их разговору особого значения. Мало ли для чего Узумаки потребовались знания. Ещё один Учиха поднял затравленный взгляд на своего учителя. Мичи стояла и не верила своим ушам. Она вчера вечером никак не контактировала со своими товарищами, потому что была занята приготовлением ужина. — И ты не предал этому особого значения? У Узумаки печать защиты стоит лучше, чем у нас всех вместе взятых! — Мичи, я… — Сенсей, я отказываюсь от участия в экзамене, до выяснения всех обстоятельств. Прошу отослать меня обратно в деревню. — Кеиичи удивился реакции своей сокомандницы. Этот экзамен был очень важен для неё… Их команда была диверсионной. Учиха сжал кулаки и с уверенностью посмотрел на Яманака. Не нужно ему такое повышение! Какой из него чунин, если он не почувствовал постороннего на территории лагеря? — Мы все вместе вернёмся в деревню. Я должен сам обо всем доложить Хокаге. Шисуи продолжи сопровождение наших генинов. Если засечёшь что-то подозрительное отправь послание с призывом. — Хай. — Дезертир? — Учтиво уточнил кто-то из Клана Шимура. Люди в этом Клане лишь раздражали, поэтому Кеиичи не сдержался. — Ками вас упаси! Дезертиры не уходят без оружия! — Тогда почему он не поднял тревогу? — чуть ли не прорычал мужчина средних лет на паршивца из Клана Учиха. — Значит на кону стояли жизни всех, кто находился в лагере. «Если будет стоять выбор между моей жизнью и жизнью моих товарищей, то я выберу товарищей.» — Мичи сказала все на одном дыхании. — Не смейте обвинять моего друга в дезертирстве. — Иноичи с гордостью посмотрел на своих учеников. Но был ли сейчас в этом смысл? Сын Хокаге пропал… Как он донесёт эту новость до Минато и до беременной Кушины? Как…***
Когда я открыл глаза, то увидел ничего. Была такая темнота, мне даже показалось, что я остался без глаз. Вокруг было холодно и сыро. Ноги едва касались пола, а руки были подняты к потолку. Оковы, ограничивающие чакру, подло и низко. Голова не зафиксирована, шея уже затекла. Хотят меня вымотать… И как я докатился до такого? Как собрался защищать кого-то, если себя не способен защитить? По моим внутренним часам прошли почти сутки. Хотелось пить, вообще много чего хотелось… Выбраться, отсюда надо выбраться и вернуться домой. Мама, мамочка, как же я перед тобой виноват. Прости меня. Умоляю, не нервничай! — Это он? — Голос звучал хрипло и… предвкушающе? — Да, сможете найти ему применение? — Он — Узумаки, такой материал жалко пускать на опыты. — По коже пробежался холодок. Опыты… Пушечное мясо… — Найдём чем занять мальчика, не переживайте. — Славно. — Второе действующее лицо исчезло и остался только тот, кто будет принимать за меня решения. Сейчас ему решать, буду я жить или стану лягушкой для уроков биологии. — Ну что, пацан. Вижу, ты пришёл в себя. Этот псих в маске попросил тебя прикончить. — Шиноби из Ивы. Протектор больно знакомый. Усмехнулся, что за реакция? Почему меня окружают одни сумасшедшие? — Отец у тебя благородный человек. На детей и женщин рука у него не поднялась. У меня должок перед твоим отцом, пришло время его вернуть. Шахты и общественные работы пойдут тебе на пользу. — Шахты… Это могила для пленных шиноби. Оттуда не выбраться. — Скажи спасибо, что не лаборатория, щенок. На руки и ноги были одеты кандалы, только после этого меня отцепили от потолка. Выдали тряпки, в которых придётся работать, напоили, дали время на то, чтобы привести себя в порядок и повели на каторгу. От туда только один выход — смерть. Так и начались мои будни, которые продлились четыре года. Четыре года я провёл в шахтах. Я не мог пользоваться чакрой, но это не мешало мне практиковаться в печатях и поддерживать свою физическую форму. Пользоваться чакрой для выполнения техник я не мог, но вот гонять ее по каналам никто не запрещал, да и кандалы не смогли ее заглушить на должном уровне. Шиноби Ивы сохранил мне жизнь… Но это только потому, что мой отец сохранил жизнь его возлюбленной, которая оказалась в положении. И чего женщин в таком состоянии тянет на подвиги? Со стороны выхода послышались голоса. Точно… Ежегодное помилование… И кто сегодня пришёл выбирать себе игрушку? — Выбирайте одного и проваливайте из нашей деревни! В тот день я встретился взглядом со своим следующим мучителем и крестным в одном лице. На нем был чёрный плащ с красными облаками. Секта или что похуже? И какого фига он теперь нукенин с перечеркнутым протектором? — Выбрали? Рабов не так уж и много осталось, дохнут как мухи! — Если бы нас ещё не травили, возможно мух осталось бы больше! Он смотрел с неверием. Думает о том, как я сюда попал? Никогда не догадается… — Его беру. Надзиратель посмотрел в то направление, куда указывал Орочимару, и наткнулся на меня. Лицо его сразу приобрело бледный оттенок. — Мое решение не подлежит обсуждению. Ичиро. Пошли. Я был счастлив поднялся на поверхность. Где-то в глубине души я даже надеялся на то, что меня отпустят и отведут в деревню, но разве можно быть таким наивным? — Твои родители мертвы. Это было первое, что произнёс саннин спустя три часа дороги. Эта новость выбила у меня почву из-под ног. Родителей нет… Умерли… Но как? Истерика подкатывала медленно, но верно. Разум затуманился, дорогу стало различать тяжело. Как же так? А как же мой брат? Почему? Как такое могли допустить? — Девятихвостый вырвался из печати во время родов твоей матери. Четвёртый ценой собственной жизни запечатал его в нового джинчурики. Его слова не требовали комментариев. Я сирота, меня никто не искал все это время, зря только надеялся. Это значит, что меня никто не ждёт дома, никто не знает о моем существовании. Мы прибыли в одно из убежишь странной организации, где я сразу был заточен за решетку. Наверное, стоит сказать спасибо Ками за то, что я до сих пор жив. Только смысла от такого существования я не вижу. К кому мне возвращаться? Новый джинчурики… А мог ли отец запечатать лиса в моего брата или сестру? Или ребёнок погиб вместе с матерью? — А кого ты привёл? Тоби очень интересно! — от этого голоса у меня прошёлся холодок по спине. Он! Это он! — Сасори-сама не будет издеваться над Тоби! Тоби хороший мальчик! — А потом он нарисовался перед моей тюрьмой и замер на месте. Он тщательно осмотрелся по сторонам. — Значит тебе нашли применение, — Его голос такой знакомый. Кто же ты? Главное не смотреть в его глаза. — Тут тебе не повезёт так, как повезло в Камне, малыш Ичиро. — А потом он исчез. Притворяется дурачком, но для чего? Что сподвигло его… — Оричимару-сан, кто это был? — Спустя трое суток я впервые заговорил. — Идиот в маске. Не обращай на него внимания. Нет. Этот человек не идиот. Он только притворяется таковым. Не удивлюсь, если он замышляет что-то нехорошее против деревни. Не удивлюсь, если создание организации его рук дело.***
Я сбежал. Сбежал из этих каменных заточений. Три года пришлось потратить на разработку плана. И не буду скрывать того факта, мне позволили сбежать. У Орочимару не поднялась на меня рука. Он никогда не колол мне препараты, которые могли причинить мне вред. Седативные препараты, легкие наркотики, после которых я мог по четыре дня находиться в состоянии коматоза, но не более. Бои на выживание остались позади, этот дебил в маске теперь будет сниться мне в кошмарах, я вернусь домой. Вернусь, чтобы стать сильнее. Спустя неделю на горизонте показались знакомые ворота родной деревни. Захотелось расплакаться. Я спас тогда товарищей, но чего мне это стоило? Когда я пересёк ворота деревни, ко мне поспешил один из дежурных отрядов Учиха. Меня передернуло, среди них был Кеиичи в жилете чунина. Я поспешил натянуть капюшон чуть ли не на лицо и, воспользовавшись шуншином, поспешил в кабинет Хокаге. Я не готов сейчас с ним говорить, мне стыдно. Очень стыдно, меня не было в деревне больше семи лет. Мне скоро пятнадцать должно исполниться. Кабинет Хокаге встретил меня холодно. Радушием и приветствием тут и не пахло. Если бы не одна маленькая лисичка, то я бы жил в старых общежитиях… Она такая взрослая для своих семи лет. Я буду ее защищать, я стану сильнее! Клянусь!