Пациент

Перед ним показалась светлая одноместная палата, напоминающая привычную больничную комнату. Все было похоже: у стены располагалась такая же широкая кровать, подле нее — белого цвета тумбочка, стол и парочка стульев, видимо, для персонала. Единственным отличием было только то, что на окне стояли решетки. Сама же палата была хоть и уютной, однако пустоватой: вещей здесь не наблюдалось. Бегло оглядев комнату, Миша перевел взгляд в сторону кровати, на которой сидел тот самый пациент. Первые пару секунд он, казалось, вовсе не замечал Мишеля: все его внимание было сконцентрировано на какой-то книге в руках, которую Миша не успел рассмотреть. А затем их взгляды внезапно встретились. Пациент посмотрел с удивлением, неспешно отложив книгу и развернувшись к Мишелю. Одет он был в ту же пижаму, видеть которую Мише уже доводилось. А вот сам он явно выделялся на фоне остальных со своим кофейного цвета свитером, черными джинсами и красными от холода щеками. Миша осторожно направился к одному из стульев, пододвинул его чуть ближе к больному и также осторожно присел. Нервно постукивая пальцами по корпусу телефона, Мишель открыл заметки (пользоваться ручкой и блокнотом ему запретили в целях своей же безопасности) и после посмотрел на пациента. Взгляд быстро прошелся по его темным волосам, острому, чуть вздернутому носу и тонким губам; сам же пациент выглядел измученно, однако все это время с нескрываемым интересом прожигал взглядом Мишу. — Добрый день, — откашлявшись, начал Миша, чтобы прервать воцарившееся молчание. — Пожалуй, мне стоит представиться. Меня зовут Михаил. Я работаю в журнале «Виктория». Мне бы хотелось задать вам парочку вопросов, если вы будете не против. Мне вас порекомендовал здешний персонал, и я искренне надеюсь, что мы с вами сработаемся. После его слов пациент медленно откинулся на спину, все еще с интересом смотря на Мишеля и не издавая ни звука. Ну хотя бы не набросился — уже хорошо. И молчание, кстати, — знак согласия. Это Миша у себя так в голове решил, дабы ситуация не была уж слишком неловкой. — Итак, что ж, — Мишель шмыгнул носом и опустил взгляд на экран телефона. — Для начала мне нужно будет узнать ваше имя. И пусть он видел его пару минут назад на табличке, однако стоило задать этот вопрос не столько для тактичности, сколько для проверки пациента на его коммуникабельность. Пациент неторопливо приподнялся и тут же свел брови к переносице, явно удивленный поведением Миши. Кажется, тому все же надоело долго молчать, поэтому он проговорил чуть слышно хрипловатым голосом: — А почему на «вы»? — Что? — Миша, конечно, понял суть вопроса, однако это было настолько неожиданно, что он тут же растерялся, даже не зная, что на это ответить. Да и к чему это было? Таким образом ведь уважение проявляли, а неформальное обращение со стороны журналиста — признак его непрофессионализма. Тот уточнять не стал, лишь устало потянулся к своей книге и раскрыл ее, словно намереваясь продолжить чтение. Не к добру это. Мишель явно не планировал здесь попросту терять время, ведь на кону стояло его рабочее место. Нужно было срочно разговорить пациента, иначе в итоге его статья могла бы состоять лишь из сплетен санитарок да «трудностей психбольничной жизни». И тогда Романов его точно из компании пинком бы вышвырнул. Миша перевел взгляд на обложку старой книги и заметил неприметную, чуть стертую надпись «Идиот». Ну надо же! Неужто больной в психиатрической клинике в самом деле классику читал? Миша вскинул брови, с изумлением взглянул на пациента, а затем выдал случайно, не подумав: — Достоевский? Тот остановился, поднял взгляд на Мишеля и кивнул как-то отчужденно: — Достоевский. И тут Мише захотелось провалиться сквозь землю от стыда. Это походило на попытку показаться умным, но выставило его, напротив, не очень образованным. Будто на свете есть еще какие-нибудь «Идиоты»! — Похвастаться знанием романа я, конечно, не могу, — начал Мишель, дабы сгладить неловкий момент и вывести молчаливого собеседника на оживленный разговор. — Но мне доводилось читать отрывки с описанием казни. Жутковато, если честно… — Ага, — непринужденно бросил пациент. — Учитывая еще то, что это написал человек, которому пришлось пережить подобное. После этих слов Миша поднял голову и, встретившись взглядом с пациентом, замер: глаза напротив смотрели с решительным спокойствием, и не было в них той пелены, что виднелась у большинства больных. Ему вмиг стало не по себе. — А вы, я так понимаю, человек начитанный? — поинтересовался Мишель после недолгого молчания, внимательно рассматривая пациента и его длинные тонкие пальцы, что неловко теребили край пижамы. — Часто провожу время за чтением книг, — ответил тот все еще отчужденным тоном. — Помогает забыться и уйти от насущных проблем. — Проблем? Это каких же? — с любопытством спросил Миша. — Всяких. Ну все, провал. Мишель тяжело вздохнул и устало потер переносицу: его планы поминутно рушились. Еще и время посещения через полчаса должно было уже подойти к концу, а материалов для статьи кот наплакал… Нужно было срочно что-то предпринять. — Всяких так всяких, — протянул Миша и нетерпеливо разблокировал телефон, собираясь перейти к сути. — А имя мне свое так и не скажете? Попрошу вас отвечать только честно, поскольку если все узнают правду, то это может повлиять на ваше дальнейшее нахождение здесь, вы ведь понимаете… Пациент снова откинулся на спину, уже явно заинтересованный происходящим. Однако в его взгляде было заметно некоторое сомнение, протянувшееся с минуту. За это время в помещении воцарилась напряженная тишина; Мишель смотрел терпеливо и с нескрываемой надеждой на то, что вышесказанное обещание могло вывести неприступного собеседника на открытый разговор. Миша принялся оглядывать палату, дабы хоть как-то скоротать время. Взгляд прошелся сначала по аккуратно заправленной кровати, затем по большому и абсолютно пустому столу, рядом стоящему стулу с неровной ножкой и без спинки. Подоконник также был пуст; в комнате не было растений и хоть каких-либо картин, сам же пациент выглядел усталым и поникшим. И всего этого хватило Мишелю, чтобы внезапно понять то, что больного никто не навещал. Сам же пациент, видимо, пребывал в раздумьях, все еще теребя край своей пижамы так, словно только в ней и было его спасение; и только спустя некоторое время, будто сдавшись, выдал со вздохом: — Сергей Муравьев-Апостол, двадцать пять лет от роду. Неделю назад сюда был доставлен, — и, странно нахмурившись, добавил неуверенно: — совсем не по своей воле. Мишель приостановился и поднял взгляд на Сергея. Неужто ему не послышалось? — Не по своей воле?.. То есть насильно? — уточнил Мишель с особой бодростью, стараясь ухватиться за слова больного. — То есть насильно, — нехотя подтвердил Муравьев, скрестив руки. С каждым словом голос его становился серьезнее. — И теперь я вынужден здесь отсиживаться и безропотно принимать от санитаров подачки в виде чертовых нейролептиков. Миша вскинул брови: ответ Сергея точно сбил его с толку. Все это было совсем не тем, что он ожидал услышать от больного, однако это невольно начинало разжигать в нем еще больший интерес к происходящему. Ведь с таким сюжетом у статьи точно мог быть гарантированный успех, а там и поднятие по карьерной лестнице на пару с солидным гонораром. — Что ж, могу я узнать, как они на вас влияют? По какой причине вам их колют? И что будет, если откажетесь их принимать? — Привяжут к кровати и будут колоть уже силой, — ответил Муравьев с некоторой досадой в голосе. — Их не волнует мое состояние до и после применения. А оно, честно говоря, ужасное. Лежу овощем и не понимаю ничего. Впрочем, выбора у меня все равно нет: их принимать положено практически всем, я уж и смирился с этим. Сделав пару пометок, Миша одобрительно кивнул, а у самого где-то внутри начинали закрадываться сомнения. Сергей этот на больного вовсе не был похож: мыслил чересчур адекватно, в другом тоже все было в норме и нисколько не тянуло на образ психически нездорового человека. — В остальном вы довольны здешними условиями? За вашим смирением ведь стоит их принятие? — задал вопрос Мишель не без напряжения в голосе. Ответа не последовало. Миша неспешно поднял голову и, поймав взгляд Сережи, неожиданно запечатлел в них самое настоящее отчаяние. Отчего-то дыхание застыло. Вместо полноценного ответа Сергей отрицательно покачал головой и, разорвав зрительный контакт с Мишей, с поджатыми губами бросил взгляд в сторону окна. Мишель сглотнул, чувствуя внезапно появившуюся жалость по отношению к пациенту. От приготовленных в голове вопросов и следа не осталось, да и сейчас они по большей части казались ему несколько неловкими и навязчивыми. Уезжал Миша уже в хмурой задумчивости. Стоя в полном вагоне метро и смотря не в экран телефона, а куда-то за его пределы, он прокручивал в голове произошедшее и совсем не мог понять, что его тревожило. В последнее время на него и так многое навалилось, а тут еще и нехватка материала со странным пациентом в придачу. Мишель, честно говоря, обладал удивительным свойством быстро забивать на свои проблемы и везде искать лишь плюсы, однако именно эта ситуация заставляла его едва ли не паниковать с поднятыми руками. Терять работу ему совсем не хотелось, так как он всей душой ее любил и ею дорожил. У него там и место свое было у окна, и стол отличный, и кактус Пашка там раньше стоял; Миша даже неделю назад загорелся желанием привезти его обратно на работу: прекрасно он туда вписывался. А коллеги чего стоили! Вот Бельская Аня, например, — просто чудо! И поможет, и идейку подкинет, и статью проверит именно в тот момент, когда до дедлайна оставалась парочка часов, а глаза настолько к тексту привыкли, что уже и тошно от него становилось. В общем, хорошие у него коллеги были. И все это в скором времени могло достаться кому-то другому? Ну уж нет, Миша делиться своим явно не собирался: слишком ему с работой повезло. А впрочем, заниматься самокопанием Мишель особо не любил, поэтому быстро оправился и с неловкостью отвел застывший взгляд от белых кроссовок какого-то пассажира. Закрыв заметки и сделав музыку в наушниках громче, он устало прикрыл глаза с мыслью о том, что обязательно посетит больницу снова, дабы завершить начатое.