Пациент

Миша стоял у палаты, неуверенно поглядывая на знакомую дверную табличку и вслушиваясь в нескончаемые речи пожилой санитарки. На этот раз его вызвался провожать совсем другой работник, поскольку Мишель, видите ли, пришел в обеденный перерыв, когда рабочих нельзя было тревожить. Несмотря на это, особой разницы в сопровождении Миша не увидел: видимо, врачи здесь были одинаково приветливы, дружелюбны и отзывчивы. Не сказать, что Мишель выспался в этот злосчастный понедельник, хотя планировал лечь пораньше и подготовить вопросы для очередного и более волнительного интервью. В итоге и лег поздно, и вопросы не придумал. А все потому, что в эту ночь ему спалось особенно плохо: то холодно было слишком, то жарко, то на боку лежать было неудобно, то еще как-нибудь. Благо под конец он-таки уснул, однако под утро начал ощущать, что четыре часа сна ему совсем ничего не принесли и лишь усугубили ситуацию. А вот насчет вопросов Миша совсем не волновался: у него с импровизацией все было отлично, да и по дороге в больницу можно было начеркать что-нибудь на скорую руку. — Сразу предупрежу вас, Михаил Павлович, — словно опомнившись, проговорила санитарка серьезным тоном, — если что произойдет — зовите, я у двери. Это я на всякий случай вам говорю, чтобы вы знали. Мишель медленно кивнул в ответ, глубоко вдохнул и с затаенным дыханием потянулся к дверной ручке. В этот момент его переполняла целая буря эмоций: Мишеля охватывало чувство то отрады, то непреодолимого любопытства, то самого настоящего страха. Все это было для него чем-то волнительным и в то же время несколько загадочным. Наконец он открыл дверь. Уже в палате Мише стало непривычно холодно, несмотря на то, что на нем был черный, достаточно теплый свитер и зимние джинсы. Уж не заболел ли он, что его уже во второй раз в озноб бросало? Миша оглянулся: в помещении пуще прежнего витала атмосфера одиночества, оттого, наверное, и холодно было… Мишель перевел взгляд на сидящего на кровати Сергея, и в этот же момент почувствовал, как все его мысли и слова куда-то вмиг улетучились. Столь странным ему ощущалось происходящее не то после вчерашней находки в социальной сети, не то от того, что Муравьев смотрел на него уже безо всякого отчуждения и более доброжелательно, нежели в первую встречу. От этого Мише сделалось приятно, и все напряжение как рукой сняло. — Ну здравствуйте, Сергей, — с еле заметной улыбкой поздоровался Мишель спустя длившихся пару секунд сомнений о том, как лучше стоило обращаться к пациенту, и присел на стул. Отчего-то прошлое журналистское снисхождение показалось ему сейчас более чем неуместным. — Надеюсь, вы меня помните. — Еще бы, — ответил Муравьев с доброй усмешкой, приветственно кивнув. — Не считая санитарок, вы, Михаил, первый, кто сюда зашёл за сегодня. — И вы мне рады? Сергей приподнялся и окинул выразительным взглядом Мишу. Выглядел он уже не так измученно и устало, и только сейчас Мишель позволил себе задержать взгляд на его приятных чертах лица и чуть приподнятых уголках губ. — Рад, — непринужденно ответил Муравьев, а затем добавил с досадой: — Поговорить здесь не с кем, я буквально умираю со скуки. Мишель сочувствующе закивал, перевел беглый взгляд на стол и внезапно заметил стопку книг, видимо, принесенных сюда совсем недавно. Вот и нашлось главное скрашивание досуга. — Не пробовали пообщаться с кем-нибудь? — поинтересовался Миша и открыл заметки, тем самым показывая свою готовность к интервью. Муравьев отрицательно мотнул головой. — А зря. Вы ведь остроумны, Сергей. Могли бы, например, найти подход к здешним работникам и в дальнейшем получать поблажки, не думали об этом? — Это последнее, что меня сейчас волнует, — ответил тот и пожал плечами, кажется, совсем не удивленный словами Мишеля. — А, по-моему, это отличный способ заслужить доверие врачей и поскорее отсюда выйти, — продолжал Миша, стараясь поддерживать диалог. Впрочем, ему и правда были непонятны мотивы пациента. Сергей в ответ горько усмехнулся, покачал головой и ответил как-то насмешливо: — У вас все так просто. — Разве это не так работает? — с нескрываемым недоумением спросил Мишель. — Так. Только мне выход отсюда не светит, видимо. — Почему? — Долгая и ироничная история, — неохотно ответил Сергей с тяжелым вздохом. Вот и зацепка. Несмотря на откровенное нежелание пациента делиться подробностями, Миша вовсю старался вывести того на открытый разговор. И не столько ради статьи, сколько ради своего любопытства. Поэтому принял самый беззаботный вид и уточнил: — Ну, за два часа справимся? Пациент бросил на Мишу хмурый взгляд и, помолчав пару секунд, спросил с некоторым напряжением: — Кто сказал, что я захочу вам её рассказывать? На некоторое время в палате воцарилась полная тишина. Сергей все так же неловко, как и в первый раз, теребил край пижамы, смотрел на Мишу внимательно в ожидании ответа, однако в его взгляде не было ни злобы, ни обиды. Мишель уловил в нем недоверие к себе. — Мне правда интересно узнать об этом, — негромко проговорил Миша, чуть наклоняясь вперёд. Голос его становился все серьезнее и тише. — Я же вижу, что вам помощь нужна. Выговоритесь. Сергей опустил голову, помолчал несколько секунд, будто сомневаясь в услышанном, а затем спросил, вздыхая: — Если и расскажу… вы и это в своём журнале опубликуете? — Опубликуем, — кивнул Мишель. — Но раз уж статья принимает другие обороты, я могу создать вам псевдоним, чтобы не было лишнего шума, — через мгновение он добавил с тихим смешком: — Клянусь честью добросердечного журналиста. Сергей, казалось, услышав слова Миши, подуспокоился и ответил с еле заметной ироничной улыбкой, однако все еще с некоторым недоверием: — Планка у вас высокая. А псевдоним я пока не придумал. — У нас с вами целых два часа, — ответил Миша, помолчал немного и добавил: — Планка невысокая, я просто настырный очень. Журналист, все-таки. Сергей посмеялся, так, за компанию, а самого в этот момент будто что-то все еще тревожило. Через мгновение он изменился в лице и неожиданно пододвинулся чуть ближе, следя за взглядом Мишеля. — Так вам действительно интересно? — спросил пациент с какой-то проскочившей надеждой в глазах и через секунду уточнил: — Не для статьи, вам самому. Интересно?.. Выражение лица Миши тут же изменилось с удивленного на серьезное. Он одобрительно кивнул, выключил телефон и положил его к себе на колени экраном вниз, давая понять, что намерен слушать Сергея непрерывно и со всей сосредоточенностью. Пациент внимательно проследил за Мишелем, затем уселся на кровати поудобнее, словно убежденный правдивостью его действий, и проговорил со вздохом: — Что ж, впрочем, выговориться и правда не мешало бы… Миша сглотнул, сидя практически неподвижно и безропотно наблюдая за Сергеем. Вот сейчас-то ему и предстояло узнать правду, мучившую его все эти дни. За это время в помещении снова воцарилась полная тишина. Мишель хотел уж было убрать телефон в задний карман и вовсе его не доставать, успокаивая себя тем, что у него имелась отличная возможность записать все по памяти после встречи; но Муравьев внезапно вздохнул, запустил пальцы в свои темные волосы и, зачесав их назад, начал негромко: — Последние два года для меня моя жизнь складывалась наилучшим образом, — голос его был спокойным. — Не могу сказать то же о мнении других на этот счёт, поскольку не уверен, что для них я имел возможность быть примером для подражания. Таковыми, скорее, являлись мои братья. Я же быть предметом для гордости не старался, поэтому, благополучно выучившись на филолога, решил повременить с работой и пожить исключительно для себя… На фрилансе мне представилась отличная возможность совмещать непостоянную работу со своеобразным отдыхом. Знание французского в совершенстве мне прекрасно помогало в переводе текстов; заработок был довольно-таки неплохим. Сергей выждал недолгую паузу, поднял взгляд на Мишу и продолжил: — Звучит все это адекватно, да и я сам так считал до поры до времени, пока моя же мать не начала упрекать меня в том, что я намеренно проживаю свою жизнь впустую, живя в её квартире, оставляя все свои сбережения в клубах и бесстыдно распивая алкоголь в компании друзей. В то время как мой старший брат Матвей уже давно женился, а младший, Ипполит, закончив школу на отлично, поступил на программиста и съехал в общежитие, — он опустил взгляд на свои руки. — Я всегда был искренне рад за своих братьев, но я, честно говоря, не понимал этих упреков в свою сторону, ведь в моей жизни меня все более чем устраивало. Мишель, затаив дыхание, слушал непрерывно и не сводил взгляда с Муравьева. — Кажется, кому-то стоило расставлять получше свои приоритеты, — Сергей горько усмехнулся. — Так бы я ответил тогда своей матери, но сейчас… Сейчас я и сам понимаю, что действительно свернул не туда. Пациент говорил неспешно, иногда ненадолго замолкая, видимо, собираясь с мыслями. Впрочем, Мишель его и не торопил. — Когда я начал баловаться наркотическими веществами, — Сергей бросил взгляд на Мишу, дабы запечатлеть его реакцию. — Мои друзья тут же стали меня отговаривать, однако позже поняли, что останавливаться я не собирался. И так продолжалось ежедневно… В смысле, не в плане наркотиков, нет, с ними все было гораздо проще, а в плане бесконечных ночных гуляний. Мишель с изумлением взглянул на Муравьева, точно не веря в услышанное. Тот, заметив это, вздохнул и обратился к нему: — Я не жду от вас ни поддержки, ни жалости и прекрасно понимаю, что всякий человек, услышав эту историю, способен меня осудить. Впрочем, я и сам себя осуждаю. — Я не намерен вас осуждать, продолжайте… — решительно ответил Миша, кивнув. Наступило напряженное молчание, продлившееся некоторое время. Мишелю на мгновение даже показалось, что Сергей не продолжит, снова закроется и не пожелает рассказывать дальше. Однако тот негромко фыркнул, как показалось Мише, с какой-то досадой и вновь заговорил. — Мне всегда казалось, что человек, вошедший в этот образ жизни однажды, сможет из него выбраться лишь благодаря сильной воле. Меня же все радовало и, несмотря на разочарованные вздохи матери, выбираться оттуда я не собирался. До тех пор, пока не был вынужден это сделать. Пациент снова выждал паузу, и Мишелю в один момент показалось, что тому становилось все труднее продолжать свой рассказ. — В ту ночь я ехал за рулём дружеской машины в не очень адекватном состоянии. К слову, состояние моих четверых друзей от моего не сильно отличалось, но это не столь важно… В один момент я то ли отвлекся, то ли толкнул меня кто — понятия не имею, да и не помню практически; и так получилось, что на дорогу не совсем вовремя выбежал парень один… Ну, а дальше, думаю, догадаться нетрудно. В помещении воцарилась гробовая тишина. Миша чуть ли не с шоком смотрел на Сергея, казалось, даже не зная, как на это реагировать. — Неужели вы его насмерть сбили?.. — едва ли не шепотом спросил Мишель, мысленно надеясь на то, чтобы его предположение оказалось неверно. Сергей отрицательно мотнул головой. — Я, к счастью, вовремя затормозил, — Миша облегченно выдохнул. — Даже думать не хочу о том, что было бы в противном случае. В общем, дальше пошли разборки; к тому парню подоспела его компания… А затем все это слишком быстро переросло в драку, вдаваться в подробности которой я, пожалуй, не буду. Скажу только, что продлилась она недолго: кто-то под шумок вызвал ментов и меня без лишних разговоров забрали да увезли сначала в отделение, затем на обследование. Пациент поджал губы и, в очередной раз вздохнув, потер переносицу, видимо, настраиваясь на продолжение. Тем временем Мишель старался не издавать ни звука. — Так я и оказался в кабинете главного врача этого здания. Я был ужасно напуган, оттого и никак не унимался, просил сделать звонок матери. После долгих настойчивых просьб ей все же позвонили, и лишь услышав её голос из динамиков телефона, я неожиданно для себя осознал то, как сильно её люблю; поклялся себе беспрестанно просить у неё прощения и никогда больше не устраивать подобное. Я даже вмиг захотел вернуть свой прошлый образ жизни и найти себе постоянную работу. Сергей горько ухмыльнулся, фыркнул и поднял взгляд на Мишу. — Но единственным, что я тогда от неё услышал и впоследствии уже никогда не забывал, — было ее короткое «Забирайте»… Мишель, казалось, после услышанного не дышал вовсе, почувствовав подступивший к горлу ком; в этот момент в голосе Сергея ему слышалось самое безнадежное отчаяние. — Вот тогда я ощутил полную безысходность, страх и глубокое разочарование. Не в матери, нет. Хотя я и по сей день не понимаю ее решения, ведь даже самый плохой и сошедший с нужного пути сын не заслуживает такой участи. Я же прав? Впрочем, разочарован я в самом себе. И вряд ли с этим уже что-то поделаешь… — помолчав немного, он продолжил: — После этого мне насильно вкололи, как я понял, феназепам, от которого я долгое время не мог опомниться. И только на следующий день я очнулся и случайно подслушал разговор главного врача с каким-то работником. Они говорили о чьём-то вызове в психбольницу с целью узнать состояние одного из больных. Мое, то есть. — У вас есть догадки о том, кто это мог быть? — спросил Мишель все также тихо. — Вероятно, тот самый парень, я практически уверен в этом, — Муравьев пожал плечами. — А больше и некому: друзья от меня отвернулись, мать тоже, Матвей с Ипполитом, кажется, и вовсе не в курсе… — Может, и правда он… Какого числа это было? — Миша старался ухватиться за слова пациента о том парне, несмотря на то, что у самого уже была каша в голове; его переполняла буря эмоций от услышанного. И вместе с тем все сомнения по поводу Сергея вмиг ушли, уступив место лишь сожалению. — Шестого. Мишель многозначительно хмыкнул, открыл заметки и начал быстро что-то печатать. Затем, помявшись несколько секунд, будто решаясь на что-то, отложил телефон и обратился к пациенту с какой-то неловкостью: — Можно задать вопрос?.. Почему вы тогда согласились на интервью, зная, что не сможете отсюда выйти? Пациент взглянул на Мишу, помолчал пару секунд и ответил непринужденно: — Доверился вам. Мишель удивленно выдохнул, едва заметно улыбнулся и кивнул с опущенным взглядом. Побеседовав еще некоторое время, оба не заметили, как время посещения уже подошло к концу. Миша нехотя поднялся, накинул пальто и, поблагодарив Сергея, уж было направился к выходу; но тут же остановился на полпути, будто вспомнив что-то, обернулся к парню и спросил: — Так вам какой псевдоним ставить? Сергей на мгновение призадумался, а затем решительно проговорил: — Леня. — Леня? — повторил Миша. — Мгм, Бичевин, — кивнул тот и уточнил: — Леонид Бичевин. — Вас понял, — ответил Мишель с улыбкой. — А почему именно такой псевдоним? — Не знаю, — Муравьев беззаботно пожал плечами в ответ. — Первое, что в голову пришло. Миша усмехнулся, еще раз поблагодарил Сергея и, попрощавшись с ним, вышел из палаты в предвкушении остатка дня, очевидно, проведённого в размышлениях о статье, об истории Муравьева и о многом другом. В общем, вечер его ожидал явно нелегкий.