Бездна Вероятностей

      — Видишь во-о-он ту смотровую площадку, прямо над головой Мальфаса? — для верности Джеспар ткнул пальцем в нужном направлении. — Она находится на территории Храма Солнца, и, на случай если ты когда-нибудь задашься вопросом, насколько зашкаливает самомнение хранителей, знай: они назвали ее Оком Богов.       Зевнув, Рэйка села в повозке и послушно взглянула вдаль. До Арка оставалось не больше мили. Они выехали из Королевского леса и теперь тряслись на ухабах по прямой дороге к столице Эндерала. Им повезло, что фермер из Речного согласился подбросить их, иначе им пришлось бы идти пешком три долгих дня. На повозке они управились за сутки. Дорога вымотала Рэйку, как и тот факт, что несколько раз им приходилось зачищать свой путь от диких зверей и не менее диких разбойников, но вид Арка, окольцованного зеркальной, сверкающей на утреннем солнце гладью озёр, заставил ее встряхнуться.       Он был прекрасен. За свою жизнь Рэйка видела лишь один столичный город — Эрофин. Арк напоминал его чем-то, но лишь отдаленно. Окружённый высокими стенами, из-за которых выглядывали черепичные и деревянные крыши домов, он сомкнулся вокруг высокого, величавого утеса. Край этого утеса, вытянутый, как горлышко у кувшина, поддерживала на своих мощных плечах статуя, казавшаяся продолжением горной породы, что приняла облик строгого, бородатого мужчины.       — Это и есть Мальфас? — уточнила Рэйка.       — Да, — отозвался Джеспар. — Но ты смотри выше.       Рэйка смотрела. И чувствовала, как перехватывает дыхание. Красота Храма Солнца затмевала все вокруг. По сравнению с ним сам Арк казался маленьким и невзрачным. «Почти нелепым», — подумала Рэйка, вспоминая Остиан. Это чувство было ей знакомо. Храм Творца тоже выбивался из общего вида так называемой столицы Южного королевства. Он находился в центре города, у рыночной площади: белокаменный, с золочёными крышами, с мраморными фонтанами в ухоженном внутреннем дворе, — а вокруг него ютились захудалые, деревянные домики горожан, плели свои тонкие сети пыльные, разбитые улочки. Белый, роскошный павлин в окружении полудохлых, общипанных куриц. Арк был куда приятнее и чище Остиана, но в сравнении с Храмом Солнца проигрывал с не меньшей силой.       — Ещё бы народ здесь не был таким набожным! — фыркнула Рэйка, падая обратно на солому. — Поднимешь голову, а на тебя смотрит сам Мальфас и сурово хмурится. Да ещё и хранители собираются на своей смотровой площадке, чтобы попялить, кто копошится там, внизу, под их святыми стопами.       Джеспар, который к тому времени забил трубку сон-травой, хохотнул и поперхнулся дымом.       — Зришь в корень, милая леди! — откашлявшись, произнес он. — Это их любимое занятие. Они, конечно, не согласятся: обидятся и скажут, что Око Богов нужно им для медитаций и молитв Семерым… Но знаешь, — Даль’Варек вновь затянулся и выдохнул сизый дым через нос, — с того момента, как меня наняли, я побывал в Храме Солнца несколько раз. И каждый раз я видел на этой площадке, как минимум, одного человека — старика Арантэаля, главу Ордена. Он просто стоял и оценивал, как хороши его владения, как благопристоен его народ.       — В тебе действительно нет ни толики почтения! — рассмеялась Рэйка. — У каждого своя медитация, это — его.       Джеспар саркастично закатил глаза и тряхнул головой, откидывая седую челку с глаз.       — Кто бы сомневался! Но все это я говорил тебе вот к чему: там хранители общаются с Богами, но не прочь возомнить богами и себя. Не дай им одурачить тебя, милая леди. Кем бы они себя ни мнили, они такие же люди, как и мы с тобой.       Этот разговор произошел два года тому назад, в день, когда Рэйка впервые ступила на мощеные улицы Арка. Тогда ей казалось, что она вполне понимает, о чем толкует Джеспар: прожив всю жизнь в Остиане, она сполна насмотрелась на храмовников Творца и наслушалась толкований их избранности. Но шло время, и она прочувствовала различия.       Фанатики Южного королевства, дорвавшись до власти, упивались ею. Прикрываясь своей религией, они утоляли голод своих самых низменных желаний. Хранители Святого Ордена были другими. Подавляющая их часть появилась на свет для того, чтобы служить Храму Солнца. С молоком матери они впитали величие, принадлежащее им по праву рождения. Даже кандидаты, еще не успевшие нацепить на себя красный плащ или белую робу мага, смотрели на обычных людей свысока.       Были и исключения, но столь редкие, что их сияние терялось на фоне пустозвонной напыщенности большинства. Чаще всего то были хранители родом из семей, которые до этого не принимали участия в жизни Храма Солнца. Новички в Ордене, они старались соответствовать своему званию, а элита или милостиво принимала их в свои ряды, или травила до последнего, подобно стае озлобленных, подзаборных шавок. В свободное от осознания своей значимости время элита одаривала нуждающихся своим вниманием, своей защитой и, конечно же, своим богоподобным сиянием. Могла помочь, а могла решить, что холоп не достоин ее внимания в свете более важных дел, и глубокомысленно изречь, что на все происходящее есть воля Богов. В обоих случаях уважающий себя эндералец должен был забиться в экстазе.       И Джеспар ни капли не преувеличивал, говоря о двойственном ощущении от Ока Богов. Рэйка не любила там находиться, хоть и виды со смотровой площадки открывались восхитительные. Оставляя позади себя постройки Храма, она была настоящей розой ветров. Медитировали на ней только самые экзальтированные хранители и священнослужители при Ордене — до тех пор, пока грандмастер не разогнал всех истово верующих и превратил Око Богов в строительную площадку для Светоча.       Стоит ли говорить, что столь экстравагантное решение разделило Храм Солнца на два противоборствующих лагеря? Хранители, преданные Тручессе, роптали вслед за ней, не понимая, какая необходимость сподвигла Арантэаля марать священное место еретической машиной. Хранители, поверившие в миссию грандмастера, смотрели на своего главу как на спустившееся к ним с небес божество и были готовы рвать на себе последние рубахи, лишь бы помочь ему одержать победу над Очищением. На первых Теалору было откровенно наплевать, на вторых он милостиво возложил обязанность посменно охранять Светоч.       Хотя, стоит признать, был еще один лагерь, третий. Эти люди также верили в необходимость покончить с Очищением, но не понимали выбора места для Светоча. Возглавляла их магистр Йаэла, имея в своем арсенале весьма практичные доводы. Работники, нанятые для постройки машины, откровенно боялись того, что в один прекрасный день очередной порыв ветра снесет их со строительных лесов. Сами строительные леса приходилось то и дело укреплять — опять же из-за ветра. К тому же, Светоч, по природе своей, был сосредоточением энергии невероятных масштабов. Любая, даже малейшая ошибка могла привести к катастрофе, что сотрет с лица земли если не весь Эндерал, то Сердцеземье, самый густонаселенный его район. Око Богов откровенно не подходило для расположения Светоча, но Арантэаль упрямо стоял на своем: если не здесь, то нигде.       Рэйке казалось, что она понимает, чем это обусловлено. Гордыней. Глава Святого Ордена не мог позволить, чтобы столь совершенное оружие как Светоч мастерили вне его территории. Каждая собака должна была знать, что лишь благодаря его лидерским качествам Эндерал противостоит Очищению. Он руководит всеми исследовательскими работами, он ежедневно проверяет работу над Светочем. И, конечно же, именно он зажжет его, чтобы развеять проклятье, терроризирующее Вин.       — Мне кажется, или работа над Светочем застопорилась?       Покинув залы Скуолы, Рэйка и Калия расположились в самом дальнем углу ее открытой галереи. Патрули хранителей не доходили до таких закутков, и они превратились в излюбленное место тех, кто хотел уединения. Галерея Скуолы считалась местом для разговоров по душам, галерея, ведшая к складам Храма Солнца, — местом для любовных утех. Однажды вечером Джеспар, изнывая от скуки в ожидании Константина, искал себе укромное местечко, чтобы насладиться парой-тройкой затяжек сон-травой, и, по незнанию, забрел в темноту у дверей склада. После этого его уверенность в том, что страсть сильнее самосохранения, окрепла в сотню раз.       Рэйка любила галерею Скуолы. Вид с нее открывался не менее впечатляющий, чем с Ока Богов, и они с Калией давно застолбили себе здесь место.       — Стыдно признаться, но Орден столкнулся с нехваткой ресурсов, — понуро вздохнула Калия. — В Подгороде расположены шахты железной руды, но она сгодится лишь для незначительных деталей машины. Мы выяснили, что металл звездников послужит хорошей заменой тому неизвестному материалу, из которого сделаны некоторые части прототипа Светоча. Поэтому нам нужен он, а также — ториум и теневая руда, но… Орден истратил все свои запасы. До этого в их накоплении не было необходимости.       — Я слышала, что у Морозных утёсов разбросано множество заброшенных шахт с жилами ториума и теневой руды, — недоуменно нахмурилась Рэйка. — А на востоке расположены цитадели звездников и их мастерские. Уверена, там можно найти если не сам металл, то хотя бы запчасти, которые можно перелить.       Закареш грустно улыбнулась.       — Грандмастер отправил несколько групп шахтеров на Морозные утесы, однако… В том-то и дело, что эти шахты были давно заброшены, Са’Ира. Без должного ухода все месторождения покрылись льдом, который не может взять ни одна, даже самая острая кирка. И у Ордена нет времени на то, чтобы возиться с их восстановлением и содержанием работников в пригодных для жизни условиях. Ты и сама знаешь, какие там страшные морозы, особенно ночью.       Нелепость! Глухое раздражение заворочалось в груди Рэйки. За два года она успела побывать во многих частях Эндерала и увериться, что страшная картина ей не привиделась. Это могла бы быть великолепная, процветающая страна, но за пределами Сердцеземья жизнь тухла, как зажженный факел под дождем. Куда ни глянь, везде стояли поросшие бурьяном руины поселений, аванпостов, храмов. Некогда широкие торговые пути размыло дождями, разбило засухой и снегом.       Джеспар говорил, что упадок настиг его страну после того, когда Орденом было принято решение закрыть границы от других стран и минимизировать торговлю с ними. Экономика пошатнулась и рухнула: в казне не хватало золота на содержание большого количества городов и деревень. Начался голод, болезни выкосили немалый процент населения. Мелкие поселения, как Пенное, разорили бандитские набеги, и никто не спешил восстанавливать их. Лишь Арк, Речное да Фермерское побережье продолжали процветать — за счет Храма Солнца и мелких фермеров, трудившихся на плодородных полях в угоду безупречным.       На Морозных утесах уцелела одно мелкое поселение вокруг таверны, в которой находили кров безрассудные искатели сокровищ, и которая держалась на плаву лишь за их счет. А на востоке Эндерала гнило Дюнное, некогда портовый город, а теперь — пристанище для воров, убийц, диких магов и кинутых на произвол судьбы семей портовых рабочих и шахтеров. Как бы Святой Орден ни пытался сделать вид, что до сих пор контролирует Дюнное, это было не так. Рэйка не видела там ни одного хранителя, ни одного стражника в красных одеждах. За соблюдением порядка в Дюнном следили наблюдатели из горожан, они же устанавливали местные законы. Выживал город лишь за счет богачей из Квартала Знати в Арке, на свой страх и риск финансирующих работы в мелких шахтах у Пороховой пустыни, а еще — за счет торговли фруктами с Золотым серпом. Рэйку не отпускала мысль, что Даль’Лоран, охвативший своими торговыми сетями все возможные уголки Эндерала, делал для страны больше, чем те, кто правил ею.       Но усилий одного человека никогда не бывает достаточно. Не только богатые шахты были заброшены людьми. Сам Эндерал представлял собой никому не нужную землю. Святой Орден, призванный защищать народ Эндерала, спрятался в белокаменных стенах Храма Солнца и лишь молился своим Богам. Мертвым Богам. Мертвым, как и все догмы, которые они установили, чтобы править землями Вина.       — Также грандмастер отправил людей в одну крупную шахту звездников неподалеку от Дюнного. Однако, — Калия в волнении сцепила пальцы рук, а Рэйке показалось, что ее стошнит, если она еще раз услышит сраное «однако», — восточные земли покрыты тропическими лесами. Они заполонены дикими зверями и разбойниками, и хранители плохо ориентируются в них. И вместе с тем, они не стали обращаться к наблюдателям Дюнного за помощью, и в первые же несколько дней их растерзали костоломы. Тех, кто уцелел и бежал в леса, перебили мародеры.       — Это безумие, — простонала Рэйка. — Ты же понимаешь, как это звучит! Хранителей, обученных воинов Ордена, одолели дикие животные и шайка разбойников!       Калия, пожевав губами, отвернулась.       — Нынешние Хранители никогда не видели настоящих сражений, — тихо сказала она. — Армия Ордена используется исключительно в военных действиях, внутренними делами в мирное время занимается стража. Конечно, никто не отменял тренировки, но одно дело — махать мечами у соломенных чучел или ловить по одиночке диких магов, а другое — столкнуться с превосходящим числом живых противников. Подобного не случалось с тех пор, как тридцать лет тому назад грандмастера пленили на неримских землях, и Тручесса сконцентрировала влияние Ордена на землях Эндерала.       — О да, — зло выплюнула Рэйка. Ее начинало трясти каждый раз, когда заговаривали об этой старой, глупой суке, — лучшего решения Натара придумать просто не могла.       Натара Даль’Верам, Тручесса, позволившая Эндералу погибать в нищете. Натара, плюнувшая на Подгород. Натара, насмехавшаяся над ней, Рэйкой, за то, что она стала хранителем, не зная при этом ни одной молитвы Мальфасу. Сафран подозревала, что сука знает их все наизусть, и это помогает ей засыпать по ночам с чувством выполненного долга. Но когда в последний раз она выходила за ворота Арка и видела, что сотворила с доверенной ей страной?       Рэйка с удовольствием бы перерезала этой Натаре глотку, захватила ее гнилую душу и заставила страдать до скончания веков.       — Я понимаю, как это звучит, Са’Ира, и это… так стыдно, — Калия, почувствовав смену ее настроения, тревожно вцепилась в перила обеими руками. — Но у нас есть шанс исправить положение дел. Грандмастер приказал провести мирные переговоры с наблюдателями Дюнного. Он хочет заручиться их поддержкой и готов выполнить озвученные ими условия, хоть Тручесса и предлагает…       — Я не хочу слышать, что предлагает эта дура, — процедила Рэйка. — Когда дело касается ее, я рада, что Арантэаль сам себе на уме и не слушает ее блеяние.       — Нам остается лишь надеяться, что его план сработает, и наблюдатели пойдут на уступки, — вздохнула Закареш и в попытке расслабиться подставила лицо ветру.       Но глубокие морщины на ее лбу не желали разглаживаться. Что-то терзало Калию, и Рэйка нутром чуяла, что ничего хорошего от ее молчания ждать не стоит.       — Говори уже, — раздосадовано проворчала Сафран. — Что не так?       Калия вдохнула в легкие побольше воздуха, словно собираясь с силами, и посмотрела на нее в упор.       — Что ты будешь делать теперь? Пока люди Ордена ищут Даль’Варека, а грандмастер и магистр Йаэла думают, как подступиться к Даль’Гейсу, у тебя есть свободное время. Продолжишь помогать Эсме?       Еще в кладовой Скуолы Рэйка рассказала Калие о своей встрече с этой аэтерна и ее связи с Женщиной под вуалью. Тогда ей показалось, что подруга полностью поняла, как важно для нее наконец-то выйти на след этой нечестивой твари, однако теперь она ощущала в ее голосе плохо скрытое недовольство.       — Я не могу упустить эту нить, — покачала головой Сафран. — Если, в конце концов, я смогу узнать о ней хоть что-то, я…       — Ты сделаешь все, что от тебя потребуется, — нетерпеливо кивнула Калия. — Я знаю. В этом вся ты. А что в это время будет делать Тараэль?       Рэйка испуганно оглянулась, проверяя, не подслушивают ли их. Это было глупо, но паранойя Нариса передалась и ей. Иногда ей казалось, что, случайно сказанное вслух, его имя материализует за ее спиной гурьбу любопытствующих ралаимов. Однако узкое пространство галереи пустовало. Даже у дурацкого чувства юмора мироздания были свои пределы.       Но действительно: что будет делать Тараэль, когда она вновь покинет Арк? Чувство стыда всколыхнулось в груди Рэйки, поднялось к шее и щекам горячей волной.       — Я не знаю, — неловко и оттого зло буркнула Сафран. — Почему ты спрашиваешь?       Калия усмехнулась и в задумчивости провела ладонью по гладко отполированной поверхности перил. Ее взгляд устремился к горной гряде, раскинувшейся на пронзительно-синем горизонте.       — Когда магистр Тайрас нашел меня в Подгороде и решил взять меня с собой в Арк, поначалу я была… как будто в трансе. Все было для меня ново, все пугало меня до дрожи в коленях. Я провела в пещерах год и привыкла и к темноте, и к тамошнему поведению людей. Иначе было нельзя: или приспосабливаешься, или погибаешь. И… Там я была одной из множества таких же никому не нужных, беспризорных сирот, но на поверхности… Мне казалось, что каждый прохожий тычет в меня пальцем, видит меня насквозь, знает, что я — беспутная. Мое состояние усугублялось тем, что из Подгорода я сразу попала в Храм Солнца. Ты и сама знаешь: хранители чувствуют чужаков за версту и не одобряют их рядом с собой.       — И в первое время магистр Тайрас… Он, — губы Калии дрогнули в мягкой, любящей улыбке, — поддерживал меня. Он никогда не навязывал мне свою заботу, знал, что со мной нужно обращаться, как с диким зверьком, как бы грубо это ни звучало. Надавишь больше положенного — и тебе в ладонь воткнутся острые клыки. Но он старался не упускать меня из виду. Например, он брал меня с собой на рынок, когда знал, что туда приехали странствующие алхимики с уникальными травами. По дороге он рассказывал мне, какие ингредиенты ему нужны и для чего, давал мне деньги и устраивал игру: три пункта из списка мне, три — ему, и — кто быстрее купит доверенное? Мне было весело, и, одновременно с этим, я училась общаться с людьми, не ожидая от них удара в спину или осуждения.       — Я могла бы рассказывать о том, что он делал для меня, днями напролет, — прикрыла глаза Калия, — но суть во всем этом одна: он показывал мне жизнь, которой я раньше не знала. Он и сам был наполовину чужаком на Эндерале и особенно в Храме Солнца, оттого понимал, как тяжело мне будет справиться в одиночку. Если бы не магистр Тайрас… Не знаю, как бы все сложилось, не направляй он меня все то время, пока мне это было нужно.       Закареш замолчала, и Рэйка поняла, что все это время слушала ее с по-глупому приоткрытым ртом. Образы из ее рассказа казались такими живыми! Сафран никогда не видела магистра, удочерившего Калию, ведьмовского ребенка с Морозных утесов, наперекор общественному мнению, но отчего-то представляла его без труда. И чувствовала его ауру: теплую, спокойную, уверенную.       И понимала, зачем Калия рассказывает ей об этом. Сглотнув тугой ком в горле, Рэйка пробормотала:       — Ты была ребенком, и…       — Дети приспосабливаются легче, — припечатала подруга, посмотрев ей прямо в глаза. — Они как глина, ты можешь вылепить из них все, что тебе угодно. С взрослыми людьми такой фокус не пройдет.       Рэйка глухо засмеялась и скрестила руки на груди, закрываясь от Калии. Одно дело, самой понимать, что поступаешь неправильно, другое дело, услышать об этом из чужих уст. Пусть и завуалированно.       — Что происходит, Са’Ира? — тяжело вздохнула Закареш. — Я заметила что-то неладное еще в горах… еще до того, как мы нашли Черный камень. Ты рвалась в бой так, будто хотела забыться. Лихорадочно, словно в омут с головой! И не успели мы закончить задание, как ты нашла себе новое.       «Пожалуйста, не надо».       — Я ведь уже рассказала тебе, что благодаря этому напала на след Женщины под вуалью…       — Но в тот момент, когда ты бралась помогать Эсме, ты об этой связи даже не знала! — отрезала Калия, и Рэйка почувствовала, как земля уходит у нее из-под ног. — Все, что тебе было нужно — найти причину, чтобы как можно дольше не возвращаться в Арк.       Ее слова были похожи на удар под дых. Не справившись с собой, Сафран прикрыла глаза ладонью и отвернулась.       Встретив Тараэля, Рэйка как будто взглянула на себя со стороны — на ту себя, из прошлого. Она узнала этот раздрай в душе, эту зацикленность на мести, граничащую с безумием. И это абсолютное одиночество, принимаемое за само собой разумеющийся факт. Никто не сказал ей тогда, что это неправильно, что она загоняет себя в ловушку, из которой не выберется в одиночку. Ей повезло, что в ее жизни появился Сириус. У Нариса не было никого. И Рэйке подумалось, что она может вернуть долг, протянув ему руку помощи.       Ей казалось, что она отлично справится, раз у нее есть, на кого ровняться.       — Что ты хочешь услышать от меня, Калия? — грубо спросила Рэйка. — Зачем тебе мои проблемы, если у тебя хватает своих?       — Но разве не так поступают друзья? — Закареш робко коснулась ее локтя. Ее голос звучал мягко, и Сафран боялась взглянуть на нее. Боялась увидеть жалость в ее глазах. — Думают не только о себе, но и о тех, кто дорог? Ну же, Са’Ира! Ты помогаешь всем, но не хочешь, чтобы кто-то помог тебе. Вовсе не зазорно просить помощи у друга.       Черт возьми! Сириус говорил так же. И он спас ее от падения на самое дно.       — Мне не нужна помощь, — прошептала Рэйка, чувствуя, как горят щеки. — Мне нужно немного времени.       Какая отвратительная ложь!..       Закрывая глаза, она видела тот проклятый обрыв — все, что осталось от Комнаты Картин, сгинувшей вместе с Отцом и его агнцами. Рассветное небо, бескрайние просторы северного моря, рваные края ледников. Лето, распростертого на полу со вспоротым горлом. И Тараэля — наконец, без ралаимской маски на лице, — балансировавшего на самом краю пропасти.       Бой с Отцом был выматывающим. Рэйка едва стояла на ногах, но осознание того, что собирается сделать Нарис, вышвырнуло ее из предобморочного состояния. Она забыла о боли, о жаре чародейской лихорадки, от которого ее тело потряхивало, как подтаявшее желе. Рэйка знала, что, если ушастый придурок не послушает ее и прыгнет, она поймает его. Магией, а если надо — и голыми руками. За шкирку затащит обратно, ломая ногти о жесткую, черненую кожу ралаимского доспеха, и вытрясет из него всю дурь.       Потому что однажды одно лишь чудо спасло ее от смерти. Но никакое чудо не помогло бы Нарису, упади он с такой высоты.       — Я обещала помочь ему, но что я могу? — сдалась Рэйка.       Сильный порыв ветра заставил ее поежиться, напряженное тело пробило болезненной судорогой. Ни кожаная куртка, ни рубаха под ней не давали тепла. Сафран взглянула на Квартал знати, раскинувшийся под ее ногами. С высоты утеса он казался игрушечным. Роскошные дома аркских богачей можно было прихлопнуть одной ладонью.       — Я думала, что если придумаю, как убрать метку с его лба, то ему станет проще. Свободнее. Но… Он сказал, что каждую ночь ему снятся кошмары. Он их не помнит, но с каждым днем становится все угрюмее. И его изоляция в четырех стенах, его паранойя, будто за каждым углом его поджидают ралаимы, не делает ситуацию лучше.       — Мне показалось, он неплохо справляется, — возразила Калия. — Я встретила его на улице. Он спокойно шел от Габора, так же спокойно говорил со мной. Другой бы на его месте шарахался от каждого встречного!       — У него волевой характер. Он не сможет долго сидеть без дела и бояться каждой тени.       Да. Первую неделю Тараэль чувствовал себя на поверхности абсолютно чужим. Он не выходил из дома. У него кружилась голова от свежего воздуха, резало глаза от постоянного света. Его тошнило от еды, несмотря на то, что он не бросался на нее оголтело, а ел понемногу, привыкая к тому, что ему теперь не нужно голодать. Но постепенно Нарис обвыкался. Начал выходить на балкон, прогуливаться по Кварталу Знати, нахлобучив повязку на лоб, чтобы никто не признал в нем ралаима. Говорил, что ему нужно узнать местность при свете дня — раньше он видел Арк только ночью.       И Рэйка обрадовалась. Убедила себя, что все окажется намного легче, чем ей думалось поначалу. И тут начались кошмары. Рэйка глядела на Нариса и чувствовала, как опускаются руки. Она не знала, как помочь ему. Если это его воспоминания рвутся наружу, ей хотелось запечатать их магией — раз и навсегда. Но она не могла так поступить с Тараэлем. Не смела. И позорно бежала, оправдываясь тем, что дает им обоим время.       Черт возьми, Сириус точно знал бы, что делать, как поступить правильно! Но он был мертв, гнил на дне моря и не мог дать ей совет.       — Я боюсь, что после того, как Отец рассказал ему правду, его сознание вернет все запечатанные воспоминания.       — Знаешь, Са’Ира, воспоминания могут помочь ему, — Калия устало оперлась о перила галереи и прищурилась на парящих в высоте, пронзительно кричащих чаек. — В конце концов, то, что мы пережили, формирует нас как личность…       — Он не помнит от силы пару месяцев из своей жизни, — огрызнулась Рэйка. — Он и без них абсолютно сформированная личность. И поверь, воспоминания о том, как больной ублюдок ставил над ним эксперименты, и о том, как умер его лучший друг, почти что брат, не помогут ему. Я боюсь, что они сломают его. Есть то, что лучше не помнить. И то, что лучше забыть.       Хотела бы она забыть! Отчаянный крик матери, рыдания ничего не понимающей сестры — еще совсем малышки, — запах паленой человеческой плоти, треск костров и культистов Храма Творца, собравшихся в тот день на площади Остиана. Не помни она всего этого… Что ж, возможно все последующие годы ее жизни прошли бы совершенно иначе. Лучше. Спокойнее. Без кровопролития и всепоглощающего желания мести.       — Прости, Са’Ира, боюсь, в этом я понимаю мало, — расстроенно скривилась Калия. — Я и сама не знаю, хотела бы я вспомнить, что происходило в замке Даль’Галара. Скорее, мне достаточно и знания, взгляда со стороны. Но знаешь, что я думаю? Тараэлю нужна не помощь, а поддержка. Как мне тогда. Попробуй его на что-нибудь отвлечь. Дай ему дело!       — Дай ему дело, — повторила Рэйка и фыркнула. — Все мои дела, так или иначе, связаны с оглаской, а он ее не хочет. Отец знал его имя, и он боится, что Первый Провидец знает его тоже. Проклятье! Иногда мне кажется, что спуститься в Подгород и убить Первого Провидца — лучшее решение проблемы! Тогда исчезнет последний человек, который может узнать его.       — Боюсь, ты не можешь позволить себе это убийство, — слабо улыбнулась Закареш. — Только если ты не хочешь, чтобы Подгород взбунтовался без правителя… Если отправишься искать Тару, возьми Тараэля с собой. Уговори его согласиться. Вдалеке от Арка ему не нужно бояться огласки.       Рэйка задумчиво пожевала губами. Она вспомнила, что в те дни, когда они ожидали вердикта Отца в отношении наемников, которые отправятся в храм Черных Весов вместе с ралаимами, Тараэль рассказывал ей, что частенько выполнял задания на поверхности. Вместе с другими Голосами, а иногда и один, он искал артефакты и древние тексты для лидера Ралаты, исследовал заброшенные шахты и мелкие, заброшенные поселения для переоборудования их в лаборатории по изготовлению светопыли и опорные пункты хранения контрабанды. Рассказывал он об этом так, что казалось, будто именно эта работа доставляла ему больше всего удовольствия.       — Возможно, если он будет думать о настоящем, то мысли о прошлом не будут так беспокоить его, — добавила Калия после короткого молчания. Скосив глаза, она наблюдала, как Рэйка в задумчивости выбивала по перилам затейливый ритм. То была одна из колыбельных, которую ее мать пела в особо тревожные вечера. — А если воспоминания вернутся, то они поблекнут перед чем-то новым.       — Возможно, — рассеянно согласилась Рэйка. — Спасибо, Калия, я…       Как объяснить то, что сложно сформулировать даже для самой себя? Сафран не привыкла полагаться на кого-то. Пусть и прошло два года с тех пор, как Калия незаметно стала ее другом, она не могла поверить, что кому-то есть дело до того, что творится в ее голове. Кому-то, кроме Сириуса. Но и Сириусу понадобилось немало времени — не один год и даже не два, — чтобы заслужить ее доверие. Рэйка не отталкивала его специально, оно выходило само собой. Остиан не благоволил открытым душам.       — Всегда пожалуйста, Са’Ира, — Калия успокаивающе потрепала ее по руке. — Мне остается лишь надеяться, что наш разговор помог тебе. В конце концов, ты выговорилась. Хоть немного.       Рэйка прислушалась к себе. Ничего не изменилось. Растревоженные напором Закареш, эмоции лились из нее нескончаемым, ядовитым потоком, но их высвобождение не принесло облегчения. Она все так же утопала в болоте отчаяния. Но знать, что кто-то готов сидеть на берегу неподалеку и подбадривать, было приятно.       — Спасибо. Это было… освежающе, — благодарно улыбнулась Рэйка и увидела, как просияло лицо Калии.       Да, для счастья людям нужно совсем немного. Знать, что ты помог кому-то, — и вовсе бесценно. В конце концов, у Закареш тоже было не так уж много опыта в дружеской поддержке.       — И вот еще что, — начала было Калия, но осеклась, когда небо над Арком наполнилось звоном полуденного колокола.       Из-за дверей Скуолы донесся гул возбужденных голосов послушников. Закончились их утренние занятия, и они были готовы с минуты на минуту вырваться из унылых учебных залов и отвлечься от бесконечной зубрежки стихов Пути хотя бы на час. Хлопнула дверь оружейной, и каменный пол галерей сотрясся от топота ног подмастерий, спешащих в столовую. Радостно переговариваясь между собой и хохоча, они поднялись к лестнице, ведшей во внутренний двор Храма Солнца, и один из них, добродушный бородач, Сокка Магамолот, приветственно махнул Рэйке рукой. Их взаимовыгодное сотрудничество началось с тех пор, как Сокка починил доспех Сафран, разодранный когтями ватиров, да так, что тот стал выглядеть даже лучше, чем в первые дни покупки. Парень разбирался в зачарованных вещах, чуял хитросплетения магии и материала, и Рэйке было не жаль постоянно нахваливать его перед Хальдой Крепкорук, его мастером.       — Касательно Отца, — поспешно зашептала Калия, пододвинувшись к ней поближе. — Я хочу пробраться в городские архивы и посмотреть данные о безупречных, живших около четырехсот лет тому назад. Эндерал относится к родословным очень трепетно, архивариусы обязаны конспектировать все, что происходит с семьями: кто родился, кто умер, кто пропал без вести. Если у меня получится узнать хотя бы несколько фамилий, чей род прервался или понес какие-то потери, то, возможно, у нас появится шанс выяснить, кто скрывался под маской Отца.       — Это опасно, Калия.       Узнать, кто скрывался под маской Отца, было искушением. Этот человек исчез, но оставил после себя больше вопросов, чем ответов. Рэйка ненавидела это чувство. Но если Калия права, и лидер Ралаты был рожден в именитой семье, то, как и в случае с Даль’Галангом, Храм Солнца сделал все возможное, чтобы пытливые умы не добрались до правды о нем.       — Архивы Арка контролируются Святым Орденом, — пояснила Сафран, словив недоуменный взгляд Закареш. — Если работники увидят, чем ты занята, то могут доложить об этом верхам, и тогда нам всем придется несладко.       Их всех отдадут под суд. Трибунал не задействуют, конечно: Храм Солнца, не желая огласки на всю страну, сам разберется с двумя хранителями, чья репутация была и без того не самой гладкой. А когда закончит с ними, сможет выйти на беглого ралаима. Этого Рэйка допустить не могла.       — Я что-нибудь придумаю, Са’Ира, — успокаивающе улыбнулась Калия. — Если Орден скрывает правду, то скрывает ее ото всех, включая работников архивов. Что преступного они увидят? Хранителя, любопытствующего о прошлом Эндерала. Это не порок.       — Но…       — Вот займись этим ты, у архивариусов возникло бы больше вопросов. Традиционалисты до сих пор видят в тебе чужестранку и относятся с подозрением. Я же, хоть и не без темного прошлого, росла у них на глазах, была послушником Ордена. К моему интересу отнесутся лояльнее. Поэтому, Са’Ира, позволь мне помочь тебе еще немного.       В груди Рэйки заворочалось нехорошее предчувствие. Быть может, Калия права, а она накручивает себя безрадостными последствиями, но…       — Зачем тебе это нужно, Калия? — Рэйка действительно не понимала ее рвения. — Ты никак не связана с этим, и даже у дружеской помощи есть свои границы.       Калия помолчала немного, вглядываясь в линии на своих ладонях. Уголки ее губ печально поползли вниз.       — Разве это не очевидно, Са’Ира? Я могла быть связана с этим. Вряд ли Отец завершил свои эксперименты после того, как Тараэль сбежал из трупной ямы. Не забери магистр Тайрас меня на поверхность, рано или поздно, я бы оказалась в Убежище, и тогда… Ты понимаешь? Слава Солнцу, этого не произошло. Мне повезло, но другим беспризорным детям Подгорода — нет. И меня тошнит от одной мысли, что стража, узнав о том, что творится в Подгороде, не сделала ровным счетом ничего, — голос Калии гневно зазвенел. — Только представь, насколько их бездействие абсурдно! К ним за помощью прибежал испуганный, окровавленный мальчик, и они отмахнулись от него, отослали обратно в пещеры. Лишь потому, что у него не было громкой фамилии, лишь потому, что он — беспутный. Это неправильно, Са’Ира, такого не должно происходить! — выдохнула Закареш и посмотрела на нее глазами, полными злых, отчаянных слез.       Из-за свирепой сущности внутри себя она старалась оставаться спокойной даже в самых стрессовых ситуациях. Но даже годы усердных медитаций не отнимут у человека эмоции. И когда Калия отпускала себя, то, черт возьми, сверкала подобно алмазу в залежах циркония. Ее глубина поражала, ее мысли завораживали. Мир стал бы лучше, будь в нем больше людей как она.       Сириусу она понравилась бы. Возможно, он влюбился бы в нее без оглядки.       Рэйка подняла было руку, чтобы ободряюще коснуться плеча подруги, но Калия тряхнула головой и пережала переносицу пальцами, отгоняя непрошеные слезы.       — Это пустое, — сказала она. — Не обращай внимания. Но теперь ты понимаешь, правда? Я знаю: что бы я ни нашла, это уже никак не поможет тем, кто пострадал от рук Отца. Но я хочу выяснить, кто скрывался под маской, и почему никто не пытался его остановить. Родился ли он монстром или стал таковым из-за попустительства? И, быть может, если однажды мир породит кого-то похожего на него, я буду знать, что делать.       Как Рэйка могла возразить ей? В конце концов, если Калия преуспеет в своем начинании, они не только узнают настоящее имя Отца, но и позже могут выяснить, как ему удалось добраться до Черных Весов. Только устоявшиеся во времени связи — не деньги и заработанное влияние в Подгороде — могли помочь ему в этом. Рэйка не могла отказаться от этого шанса, ведь, если Мясник из Арка не врал в своих мемуарах, Женщина под вуалью также была связана с этой таинственной гильдией убийц.       — Только будь осторожна, — протяжно вздохнула Рэйка. — Не хочу, чтобы ты пострадала из-за того, что я эгоистично втянула тебя во все это.       — Я постараюсь, — кивнула Калия, — и…       — Дамы?       Они обе подпрыгнули, как ужаленные, и оглянулись. Позади них, всего в нескольких шагах, стоял Лиджам, ученик магистра Йаэлы. Он был едва ли старше их и так же не блистал чистотой родословной, но за счет своего учителя пользовался куда большим уважением среди других хранителей. Правда, высокомерности ему это не добавляло. По правде говоря, он был одним из немногих членов Святого Ордена, которому было абсолютно безразлично, с какого пути ты попал в Храм Солнца.       Завидев их испуганно вытянувшиеся лица, Лиджам протестующе замахал свободной рукой — другой он прижимал к груди стопку свитков — и поспешил воскликнуть:       — Клянусь Солнцем, я не подслушивал! Я просто увидел вас здесь, и… Ну, в общем, мне нужна ваша помощь, поэтому я и подошел. Я… совсем не вовремя, да? — скис он, заметив, как Калия быстрым движением руки утирает влагу с ресниц.       — Нет, конечно, нет, — торопливо возразила Закареш. — Магистр Йаэла чего-то хочет от нас?       — Нет, она здесь ни при чем, — покачал головой Лиджам, и его глаза сделались совсем печальными. — Всё куда сложнее!       Воровато оглянувшись на отворившиеся двери Скуолы, откуда красной рекой потекли толпы послушников, он подобрался к ним поближе и прошептал:       — Мне нужен ваш совет. Клянусь, я перепробовал все, до чего смог додуматься сам, но все тщетно! Я был готов сдаться, но вспомнило вас, и… — Лиджам нервно взлохматил свои светлые волосы, побледнел, покраснел, и в голову Рэйки закрались смутные подозрения. — В общем: что нужно сделать, чтобы девушка поняла, что она мне не безразлична?       Ну, конечно! Мир может сгинуть хоть завтра поутру, но жизнь людей не изменится. Они будут до последнего мгновения влюбляться, заводить врагов, искать смысл жизни. Они так устроены, они не могут иначе.       Калия растерянно открыла рот и тут же закрыла его. В ее глазах промелькнула беспомощность, и она покосилась на Рэйку, кашлянувшую, чтобы скрыть подступающих смех.       Лиджам был умен не по годам, но ум его раскрывался только в области науки. Еще Лишари рассказывала Рэйке, как от скуки пыталась кокетничать с ним. «Мы проводили так много времени вместе, пока переводили пирийские тексты, что я заметила — он совсем не дурен собой! — хихикала Пегаст одним из зимних вечеров в Толстом Леоране. — Было бы глупо не воспользоваться возможностью! И знаешь что? Колченогая табуретка быстрее поняла бы, что я от нее хочу!».       Сердце заныло от воспоминаний об острой на язык, веселой, живой Лишари, и Рэйка поскорее отгородилась от них, сосредоточилась на настоящем. Разулыбавшись, она подошла к страдающему Лиджаму и приобняла его за плечи одной рукой. Тот вздохнул и посмотрел на нее глазами загнанного в угол животного. Бедный мальчик.       — О, как мы можем отказать тебе в помощи, дорогуша? — ласково пропела Сафран и сделала страшные глаза, когда заметила, как Калия вновь открывает рот — чтобы возразить ей. — Пойдемте-ка, прихватим из столовой что-нибудь вкусненького, и ты расскажешь нам о своих любовных бедах в каком-нибудь укромном местечке.       ***       После тишины Треомара столичный гам выбил Акаруса из равновесия. Не успели они выйти из Библиотеки, как Баизак схватил его за руку и втянул за собой в телепортационную воронку. И вот — они у ворот Эрофина: Адалаис поправляет плащ и проверяет крепление Пожирателя на поясе, а Акарус стоит, разинув рот как дурак, и смотрит на галдящих чаек над мостом в столицу.       Сколько лет он не был здесь? Обязанности стража при бунтующем Ордене магов держали его вдалеке от центральных земель Нерима больше двадцати лет. Он знал Северное королевство как свои пять пальцев, но забыл город, в котором рос. Да и что было помнить? Он был еще ребенком, когда Каллисто забрал его, найденыша, с собой, а до этого весь его мир был сосредоточен на канализации, где жили бездомные, и ночном порту, где они воровали себе еду.       Военного времени не чувствовалось. У главных ворот Эрофина тянулась вереница повозок. То были торговцы, везшие в столицу провизию, одежду и прочие безделицы. Суровые стражники проверяли разрешения на въезд, прежде чем пропустить их на мост. Гавань пестрела разноцветными корабельными парусами. То и дело из порта доносился звон колокола. Прищурившись, Акарус разглядел матросов, разгружавших трюмы.       Высокие шпили Великого собора были облачены в строительные леса. Еще год назад Таранор издал указ о расширении его территории, возведении пристроек. На месте, где на протяжении веков неримцы молились Богам Света, он собирался открыть университет, где каждый достойный человек мог изучать грамоту и другие науки, включая магию. Это было амбициозным решением, но внезапно многие богатые семьи Нерима поддержали нового короля и оказали большую помощь, увеличив часть казны, выделенной на постройку университета, в десятки раз. Больше всех отличился местный аристократ Гервасиус: ходили слухи, что старик был готов отдать последнюю рубаху, лишь бы обеспечить молодому поколению достойное образование. Таранора тронуло рвение поданного, и он предложил назвать одну из кафедр его именем.       — Кажется, кафедру истории, — прошептал себе под нос Акарус, вспоминая. — Или археологии?       Баизак кинул на него заинтересованный взгляд, но промолчал. Перекинув ремень сумки через плечо, он призывно махнул рукой и первым спустился от площадки телепортации до главной дороги.       — Так зачем нам в Эрофин? — Акарус нагнал его у доски объявлений неподалеку от ворот. — Вы хотите просить помощи у регента Дратиса?       — Я попрошу лишь о небольшом содействии, — поправил его Адалаис. — Все, что мне от него нужно, так это разрешение погостить во дворце пару-тройку дней.       — Но… зачем? — растерялся страж.       Еще совсем недавно Баизак без устали повторял, что у них нет времени для отдыха, и торопился в Инодан. Теперь же он вознамерился побаловать себя роскошью королевских покоев?       — В замке Эрофина спрятан небольшой секрет, — улыбнулся Баизак. — Не думаю, что Дратис или Коарек прознали о нем за это время. Для этого необходимо быть магом… и хранить при себе ключ.       — Он хочет сказать, — подал голос Бог Тьмы, — что еще в те времена, когда Эродан баловал себя соседством с простыми смертными, его божественное величие сотворил порталы во все важные места Вина. Прямо внутри своего замка. И, конечно же, чтобы обеспечить их безопасность, он скрыл их от чужих глаз.       — Из королевской опочивальни есть проход в неприметную башенку, — подхватил Баизак. — Именно туда нам и нужно попасть. А теперь помолчи, будь так добр, — он щелкнул пальцами по рукояти Пожирателя. — Не хочу огорошивать горожан болтающим без умолку мечом.       Мост они преодолели в молчании, лишь Арантэаль то и дело фыркал, показывая свое недовольство. Стражи, расставленные по периметру, бросали на двух аэтерна безразличные взгляды — для них они были лишь ничем не примечательными путниками. Знали бы они!..       — Через эти порталы мы сможем попасть в Инодан? — спросил Акарус, когда они свернули к рыночной площади.       Он до сих пор не смог свыкнуться с мыслью, что совсем скоро он увидит город Богов. Обитель Рожденных Светом, куда не ступала нога простого смертного человека. Об Инодане слагались легенды, поговаривали даже, что он был создан в ином измерении. Акарус верил, что так оно и было. Боги были еще теми трусами. Поработив Вин, они спрятались от возмездия за свою деспотию там, где никто не мог их отыскать.       От обилия людей в столице у Акаруса зарябило в глазах. Торговые палатки тянулись от здания эрофинской библиотеки до поворота к королевскому замку. Торговцы громогласно зазывали людей, неспешно прохаживавшихся мимо прилавков с провизией, доспехами, оружием и даже книгами. Каждый из них уверял, что лучшего выбора, чем у них, нигде не сыскать.       Под ногами шустро сновала ребятня. Розовощекая, в опрятной, чистой одежде. Хохоча, дети неслись в сторону фонтана посреди рыночной площади. А потом прыгали в его прохладные воды, даже не снимая башмаков. Девушки, плетшие венки из только что купленных цветов, весело визжали, когда брызги обдавали их с ног до головы, но не ругали сорванцов.       — Всенепременно, — отозвался Баизак, и Акарусу понадобилось несколько мгновений, чтобы вспомнить, о чем они говорили. — Но для начала есть еще одно место, куда нам просто необходимо попасть.       — Куда?       — В бани, — мечтательно протянул Адалаис. Проходя мимо прилавка с фруктами, он схватил румяное яблоко, подмигнул молодой торговке и, дождавшись, пока та покраснеет, элегантно вложил ей в ладонь монеты. Даже грязный и нечесаный, он не утратил способности очаровывать девиц. — Готов признаться: я буквально мечтаю о том, чтобы парочка пышногрудых красоток потёрла мне спину!       От неожиданности Акарус поперхнулся воздухом и, остановившись, схватился за горло. Что там торговка — он и сам был готов покраснеть!       Девица за прилавком, которой он мешал провожать Баизака нежным взглядом, ненавидяще уставилась на него.       — Думаешь, ты прозрачный? — прошипела она.       — Прошу меня простить, госпожа, — пробормотал Акарус и поспешил нагнать Адалаиса. — Вы уверены, что Творец не избавился от документов с исследованием той треомарской группы учёных? Если… если слухи об этих учёных и вовсе правда.       — Если слухи правда, то Тиру не было надобности избавляться от документов, — заявил Баизак, хрустя яблоком. О смущенной торговке он уже позабыл. — Зачем, если охрана его покоев была феноменальна и никто без его ведома не мог проникнуть внутрь? К тому же, и некоторые секции иноданских архивов также были защищены магической стеной. Я обратил на это внимание в прошлый раз, когда был в Инодане, но у меня не было времени разбираться с ней. Вполне возможно, документы могут храниться и там.       Акарус растерянно почесал щеку. Когда Адалаис удостоился чести проникнуть в мистический город Рожденных Светом? Как только страж пытался представить, что пережил помощник Бога Тьмы во время войны, через какие опасные приключения прошел, он понимал, что для этого у него слишком скудная фантазия. Иногда ему казалось, что в Вине не осталось мест, где не ступала нога Баизака Адалаиса.       — Архивы Инодана наверняка еще больше, чем Библиотека Треомара, — проворчал Акарус.       С унынием он подумал о том, что Баизак опять примется пичкать себя и его этим ужасным зельем из огненной миртрулы. Горло от него сушило до сих пор, и страж не мог представить, как заставить себя сделать еще хоть один глоток этой дряни.       — Конечно, — спокойно отозвался Адалаис. — Они правили Вином четыре тысячи лет, жили еще дольше. И копили знания не хуже треомарцев, если не лучше.       — Пять тысяч лет, — поправил его Акарус. — Они правили пять тысяч лет.       — О, — по лицу Баизака пробежала странная тень. — Да, конечно.       Он задумчиво уставился на огрызок яблока в своей руке, а потом обронил его в сточную трубу. Уже не впервые Акарус замечал, что Адалаис о чем-то недоговаривает — каждый раз, когда речь заходит о Рожденных Светом. Он мог трещать без остановки целые сутки напролёт, но, как только речь заходила о Богах, замыкался в себе. Акарус открыл было рот, чтобы наконец расшевелить спутника — как он, черт возьми, мог забыть, как долго Боги отравляли этот мир своей деспотией? — но вместо этого остановился и в недоумении оглянулся. Кто-то смотрел на него — тяжелый взгляд давил на затылок.       Ребятня все так же плескалась в фонтане, к торговке фруктами подоспели новые покупатели. Между повозками кралась рыжая кошка. Ее желтые глаза неотрывно следили за крупным вороном, усевшимся на деревянной вывеске таверны.       Рыночная площадь жила своей жизнью, и никто не обращал на Акаруса внимания. Но взгляд никуда не делся.       «Чары?», — подумал страж и положил руку на эфес меча. Так ему было спокойнее. Теперь, когда из всех крупных городов были убраны колокола ведьм, любой маг мог спокойно колдовать и не вызывать подозрений. Вычислить его было невозможно.       — Акарус! — Громкий оклик Баизака заставил его подпрыгнуть на месте. — Пышногрудые красотки ждут нас!       Пока Акарус вглядывался в оживленные улицы, его спутник успел дошагать до дверей в бани, и теперь бодро махал ему рукой с обтесанных временем ступеней.       — Уже иду, — пробормотал страж и в последний раз обвел рыночную площадь пристальным взглядом.       Никого.       Кошка рыжей молнией взлетела по деревянной стене таверны и взмахнула когтистой лапой у самого клюва ворона. Тот возмущенно, хрипло закричал, расправил мощные крылья и взлетел, оставляя неудачливую хищницу далеко позади себя.       — Что-то не так? — нахмурился Баизак, когда озадаченный Акарус подошел к нему ближе.       — Показалось, — соврал страж, а про себя проклял свой капризный, необузданный дар.       ***       Домой Рэйка возвращалась окольными путями. Идти по аллее Мальфаса ей совершенно не хотелось: найдутся те, кто вознамерится поболтать с ней о природе, погоде и неустойчивых ценах на редкие товары. Изнывающие от скуки аристократы обожали чесать языками с соседями, и Сафран, условно вошедшая в их число после покупки дома у городских купален, по обыкновению не отказывала им в этой небольшой радости. Но сегодня ей хотелось забиться в самый темный угол и не выбираться оттуда, пока не уляжется буря на сердце.       У библиотеки она спустилась к воротам на рыночную площадь и свернула на дорогу, петлявшую у задних дворов домов. Скрытая низко нависшими над землей ветвями деревьев, она не пользовалась популярностью у местных. Даже беспризорники, проникавшие в Квартал Знати через тайный ход в канализационном люке, предпочитали отираться на аллее Мальфаса.       Мили она заприметила не сразу. Ее светлая макушка едва выглядывала из высокой травы. Удивленно вскинув брови, Рэйка подошла ближе. Девочка лежала на боку, расстелив красные юбки своего платьица по земле; по ним неуверенными шагами ходил крошечный, дымчатый котенок.       — У тебя появился новый друг? — улыбнулась Сафран.       Внезапно от звука ее голоса котенок весь встал на дыбы, засуетился и бросился Мили в ноги. Ударился головой о ее колени и осел, дрожа всем телом. Рэйка в ужасе отшатнулась, а девочка лишь тяжело вздохнула и прижала котенка к груди.       — Мы решили погулять там, где безлюдно. Уголек ужасно боится шума. Извините, он вас просто не услышал, мадам.       Что-то было не так. Рэйка присела на корточки и вгляделась в крохотную мордочку котенка. Тот повел носом, не переставая дрожать, и уставился на нее двумя розовыми лунками вместо глаз. Шерсть вокруг его глазниц была опалена, усы уцелели лишь чудом.       — Милосердные боги, — выдохнула Сафран, — кто же так обидел его?       Мили быстро заморгала. И отвела глаза.       — Не знаю. Но я подобрала его и решила выходить. Это плохо?       — Кто тебе сказал, что это плохо?       — Мама, — уныло ответила девочка и погладила котенка между ушами. — Она сказала, что когда-нибудь мне надоест возиться с Угольком, а один он не справится. Сказала, что лучше его было убить, чтобы не мучился.       «Тут ты была права, стерва», — подумала Рэйка, вспоминая надменную, стройную Элеонору.       — Но это не так! — нахмурила тонкие брови Мили. — Он не сделал ничего плохого! Мне не надоест заботиться о нем. Я отнесла его мадам Кере, и она приготовила для Уголька специальные мази. Я каждый день мажу ими его глаза, и ему становится лучше! А когда он подрастет и освоится, то сможет гулять хотя бы по нашему двору!       — Обязательно, — сжалилась над ней Рэйка. Бедный, добрый ребенок!       — Мне пора, — вдруг заторопилась девочка. Она так резво подскочила с земли, что Сафран едва успела отодвинуться в сторону, чтобы не получить светлым затылком в нос. — Благослови вас Мальфас, мадам!       Что так испугало ее? Распрямившись, Рэйка осмотрелась по сторонам. Из-за забора ближайшего двора ей жизнерадостно махал Брайн, худосочный, никогда не унывающий мальчишка лет тринадцати. Солнечные лучи, проникавшие сквозь густую листву, золотили его каштановую макушку.       — Хранитель Сафран, — он расплылся в щербатой улыбке, когда она подошла ближе, — вернулись с очередных приключений? Расскажете, где были в этот раз?       — На Морозных утесах, дружок. Скажи-ка мне лучше, отчего Мили стала такой пугливой?       — О, — поморщился Брайн, — там же ужасно холодно и скучно! Там даже не нужно убивать разбойников — они сами замерзнут насмерть.       — Много ты понимаешь! — усмехнулась Рэйка. — В отличие от тебя они умеют разжигать костры и спать на теплых шкурах. Так что там с Мили?       Брайн побарабанил тонкими пальцами по прутьям забора и задумчиво склонил голову на бок.       — Не знаю. В один день она перестала с нами гулять. Папа говорит, что она наконец поняла, что девочкам нечего делать в компании мальчиков. Но это странно: по деревьям она лазила лучше меня!       Рэйка подозрительно прищурилась на мальчишку. Его голос звучал грустно, но его глаза остались холодными и бесстрастными. Как будто он из вежливости подбирал нужные для разговора эмоции.       — Поссорились, что ли?       — Нет-нет, — Брайн обеими руками оттолкнулся от забора и встал на цыпочки, потягиваясь. — Но я поговорю с ней! Вдруг мы обидели ее? Мама говорит, что иногда люди не понимают, что обижают кого-то.       И он убежал в дом, насвистывая веселую мелодию.       — Что за херня здесь происходит? — прошептала себе под нос Сафран.       Калия не раз говорила, что за два года работы на Святой Орден, Прорицательница стала излишне подозрительной. Джеспар шутил, что придет тот день, когда Рэйка начнет сомневаться даже в себе. У самой Рэйки было для себя оправдание: ни разу она не встречала человека, который не скрывал бы от нее что-то. Знатные лорды и торговцы, крестьяне и беспризорники из Подгорода — все лгали, недоговаривали, темнили. Пока их не тыкали носом в неопровержимые доказательства, обличающие их. Тогда они начинали петь как соловьи, делая жалобные глаза и заискивая.       — Душечка Рэйка!       Во имя Солнца! «Нужно было пробираться в невидимости».       Навстречу ей размашистым шагом спешил Габор. Свой излюбленный красный кафтан он перебросил через плечо, оставшись в свободной рубахе с закатанными рукавами. За его спиной маячил чародей, в компании которого сосед любил проводить вечера на веранде — за чарочкой вина.       — Вот тебя-то я и хотел увидеть! Скажи мне, сердце мое, где ты откопала этого пройдоху-аэтерна?       «Спокойно. Калия говорила тебе, что Тараэль навещал Габора».       — Чем он пришелся тебе не по нраву? — криво ухмыльнулась Сафран. — Отличный аэтерна, меня устраивает.       — Ну, так и меня тоже! — расхохотался Габор. — Хитрый, ушастый черт! Заставил меня чинить твой забор за бесценок. Я упирался, как мог, но он деморализовал меня быстрее, чем я смог сориентироваться. Уважаю!       От сердца сразу же отлегло. Грубый нрав Тараэля не каждому мог прийтись по вкусу, а изнеженные аристократы привыкли придумывать драму из ничего. Слухи о том, что в доме Прорицательницы поселился неуправляемый дикарь, разошлись бы быстрее ветра.       Нужно придумать ему прошлое, которое смогло бы всех устроить.       — Уж не знаю, кто так беспардонно погнул твой забор, душечка, но мне пришлось звать на подмогу Камиля. Я распрямить прутья не смог — силенок не хватило, а он мгновенно справился с металлом. Чудотворец, что еще сказать?       — Хочешь выторговать двойную цену? — смекнула Рэйка и потянулась за кошелем.       — Э, нет! — Габор, все еще посмеиваясь, пригладил черные усы. — Твой аэтерна подловил меня на крючок, так просто с него не сорваться. Но я не в обиде! Мы условились, что я отдаю медяки Камилю, а он спонсирует меня выпивкой еще с неделю. Как по мне, наше маленькое дельце закончилось очень удачно! Все остались в выигрыше.       Камиль, сухопарый мужичок средних лет, склонился перед Рэйкой в почтительном поклоне. Он был странствующим чародеем: прошел испытания Ордена, но не был настолько одарен (или его семья была не настолько влиятельна), чтобы вступить в ряды Хранителей. Габор рассказывал, что Камиль долгое время путешествовал по Сердцеземью, останавливался то в Речном, то на Фермерском побережье. Он недорого приторговывал собственноручно сделанными амулетами, поправляющими здоровье и восстанавливающими силы, и пользовался большой популярностью у простого люда. Правда, со временем ему надоел кочевой образ жизни, и он вернулся в Арк, где с позволения Святого Ордена открыл лавочку на рыночной площади.       — Хранитель Сафран. Благословляю ваш путь. Рад наконец-то познакомиться с вами лично.       — Взаимно. Скажи-ка, чудотворец, можно ли с помощью твоей школы магии восстановить животному глаза?       — А, — Габор сокрушенно покачал головой, — ты встретила малышку Мили и ее хвостатую бедняжку?       — Жалко оставлять их так, — пожала плечами Рэйка.       Камиль подергал за свою редеющую рыжую бороденку и печально скривился.       — Мы уже говорили об этом с Керой. К сожалению, мадам Сафран, мало быть чудотворцем и знать анатомию животного. Это манипуляция материей — воссоздание чего-то из ничего. Для этого нужен высокий уровень познаний в магии света, годы… нет, десятилетия практики. К сожалению, ни того, ни другого у меня нет. Я бы мог попытаться, но…       — Хранители могут узнать о том, что вы превышаете полномочия своей лицензии, и отозвать ее, — закончила за него Рэйка.       Ей сразу вспомнился Отец. Вот уж кто был настоящим мастером манипуляции материей! Он не просто материализовывал части тела или органы, но нашел способ воссоздать человеческое тело и усовершенствовать его. Интересно, в юности он мог наплевать на запреты Ордена и помочь покалеченному животному? Или же он, скорее, плевал на запреты морали и калечил их сам?       — Хотел бы я помочь, да не могу, — заключил Камиль.       — Что ж, зато вы починили мой забор! Хотя бы за это вас не лишат лицензии, — беззлобно фыркнула Рэйка. — Спасибо.       — Благословенен будет Мальфас и за такие маленькие радости, — отозвался чудотворец и заговорщицки улыбнулся.       Странствующие чародеи нравились Сафран. В них не было болезненной набожности. Они спокойно делали то, что умели лучше всего, получали плату за свой труд и никогда не просили припадать губами к краю их мантии в знак благодарности. Маги Храма Солнца, в противовес им, буквально лопались от зашкаливающего самомнения, хотя мало что умели, а что умели — забыли без надобности.       — Заходи как-нибудь вечерком раскинуть картишки, душечка, — поиграл бровями Габор. — И аэтерна своего прихвати. Зуб даю, этот хитрец обчистит нас всех до последней нитки. Даже мою кошечку Керу!       — Стоит проверить.       Стоит проверить, да. Отчего-то Рэйка была уверена, что Габор прав. До того, как стать членом Ралаты, Нарис должен был как-то выживать. Азартные игры, бои на Арене — все сойдет, если хочешь дотянуть до следующего дня.       Замедлив шаг у своего дома, Сафран взглянула на окна спальни Тараэля. Показалось ли ей, или она взаправду увидела его мелькнувший силуэт? Как он коротал эти дни взаперти?       Калия, конечно, была права. Купаясь в жалости к себе, Рэйка закрылась от ралаима. Он сказал ей: мне нужна тишина, — и она послушалась, оставив его одного в четырех стенах. Он сказал ей: мне нужен покой и время все осмыслить, — и она лишь улыбалась ему и кивала. Как муторно, должно быть, для него, не привыкшего сидеть без дела, проживать день за днем лишь изредка выходя из дома и ожидая, пока она соизволит вернуться и обронить пару-тройку слов о том, что происходит вокруг!       «Ну что за дура?»       «Дай ему дело».       Войдя в дом, Рэйка сразу же направилась в его комнату. Дверь была открыта нараспашку, а сам Тараэль обнаружился на полу. Удерживая вес одной рукой, а другую заложив за спину, Нарис самозабвенно отжимался. Тугие узлы мышц перекатывались под испещренной шрамами кожей, и Рэйка залюбовалась.       — Так и будешь пялиться? — на выдохе спросил Тараэль.       — Нет ничего дурного в том, чтобы пялиться на прекрасное, — ляпнула Рэйка и тут же отругала себя.       Поначалу, на все комплименты в свою сторону Нарис реагировал почти что враждебно. Сафран, привыкшей к игривому тону и шуткам на грани, было сложно адаптироваться и сдерживать себя. Постепенно привыкал и Тараэль, но Рэйка хорошо помнила его гнев, когда имела неосторожность заявить, что в нем есть что-то соблазнительное, и что «шрамы красят мужчину».       В этот раз Тараэль лишь хмыкнул и одним резким движением поднялся на ноги. Вытер потное лицо полотенцем и хрустнул шеей, разминая ее.       «Ты красуешься?».       — Где твоя новая подружка?       — Зализывает моральные раны в каком-нибудь укромном уголке.       — Провал?       — Небольшое затруднение, но она не была готова к нему. — Фиолетовые глаза Тараэля задумчиво сузились. Он, склонив голову, выжидательно уставился на Рэйку, и она решила рискнуть. — Как смотришь на то, чтобы прогуляться со мной к дому Даль’Мерсера? Хочу проникнуть внутрь и осмотреть там все хорошенько. Уверена, ты поможешь мне найти какие-нибудь зацепки.       Брови Нариса удивленно поползли вверх.       — Думаешь, при виде моей рожи твой аристократишка упадет в обморок и даст нам время осмотреть его хоромы?       — О нет, никто не пострадает. Хоромы Даль’Мерсера пустуют уже несколько недель. И я ужасно хочу узнать, куда же он пропал. Сделаем это незаметно, чтобы вызывать лишних вопросов.       Рэйка видела, как напряглись плечи Тараэля. Он задумчиво комкал полотенце в руках и, кажется, даже не дышал. «Ну же! — взмолилась про себя Сафран. — Нерешительность тебе не к лицу, Нарис».       И, наконец, он кивнул, и Рэйка отвернулась, пряча широкую улыбку.       ***       Конечно же, стоило подступить к воротам замка, как двое суровых стражников загородили им путь. Умытый и наконец переодетый, Баизак пребывал в хорошем расположении духа, поэтому благожелательно взглянул на блюстителей порядка.       — У вас есть приглашение регента Дратиса? — спросил один из них. — Нас не извещали о приеме гостей.       — О, это незапланированная встреча, — доверительно сообщил Баизак. — Не будете ли вы так любезны сообщить регенту, что Баизак Адалаис желает преклонить перед ним колено?       Акарус за его спиной тихонько фыркнул, а стражники переглянулись. Тот, кто выглядел постарше, почесал бороду и озадаченно крякнул.       — Ваше имя кажется мне знакомым, — признал он. — Вы сражались с королем и Наратзулом Арантэалем за свободу Нерима?       — Было дело, — кивнул Баизак. — Ну, так что? С учетом моих заслуг вы известите регента?..       Стражник оглушительно свистнул. Ошарашенно заморгав, Баизак потер уши.       Из смотровой башни высунулась чья-то голова.       — Эй, Ронни! — гаркнул бородатый стражник. — Извести дворец, что на встречу с регентом явился господин Баизак Адалаис! Да пошустрее! Соизволите подождать, господин? — обратился он уже к Баизаку. — Какими бы ни были ваши заслуги, порядком нам запрещено открывать ворота замка без дозволения изнутри. Уж простите!       — О, я понимаю! Погода сегодня прекрасная, поэтому я с удовольствием помозолю вам глаза еще немного.       С этими словами Баизак отошел к реке и посмотрел на другой берег. Там, на рыночной площади, развернулся настоящий праздник жизни. На счастливые, румяные лица горожан и приезжих было приятно смотреть. Во времена правления Баратеона люди боялись находиться на улицах больше необходимого. Страх переполнял их сердца, и вид висельников — каждый день новых — лишь напоминал им о том, что любой из них может оказаться в петле следующим. Была нужна лишь маленькая провинность.       — Я рад, что наша борьба в итоге принесла свои плоды, — прошептал Наратзул, словно прочел мысли Баизака. — Нерим расцветает, и военное время не мешает ему в этом. Видел, сколько иностранных судов заходит в гавань?       — Видел, — поджал губы Адалаис. — И не могу перестать думать о том, как выкрутится Дратис и Коарек, когда неримцы обнаружат, что живут на тысячу лет вперед от других стран.       Арантэаль что-то неразборчиво промычал, и Баизак недовольно скривился. Он надеялся, что за время его отсутствия Нерим разберется с этой проблемой. Вполне в духе Коарека было попросту поменять календарь, вернув ему стандартное летоисчисление Вина, и выступить перед народом с проникновенной речью, знаменующей окончание эры великой лжи. Это было бы грубо и наверняка повлекло бы за собой всплеск точечных бунтов тех, кто продолжал почитать Богов Света, но, признаться честно, Баизак и сам не знал лучшего выхода из положения.       — А еще я заметил, что в старом порту построили дома для бездомных, — вздохнул Адалаис, меняя тему. Что толку говорить о том, что изменить не в силах? — И все же жаль Великий Собор.       — В этом новом мире нет места поклонению фальшивым богам, — тут же откликнулся Арантэаль. — Уж лучше пусть люди изучают грамоту и учатся считать не только на пальцах, чем молятся о лучшей жизни!       — Вот только я не уверен, что все люди согласны забыть своих покровителей так быстро. Прошло всего пять лет! Что делают Коарек и Дратис с теми, кто бунтует, глядя, как разрушают храмы Богов? Уж не вешают ли их за ересь, как Баратеон — тех, кто был уличен в магии?       — Ты драматизируешь.       — Нет, я реально смотрю на вещи, — отрезал Баизак. — Нельзя проводить такие реформы столь стремительно. В итоге мы останемся в умах людей очередными захватчиками, деспотами, навязавшими свой уклад жизни.       — Посмотри на этих людей, — раздраженно вздохнул Наратзул. — Они выглядят счастливыми!       — Они просто радуются жаркому летнему дню, ярмарке и возможности купить заморские диковинки, — поморщился Баизак. — Это всего лишь мгновение. Ты не можешь быть уверен в том, что уже завтра здесь не будет толпы протестующих.       Их спорам шел шестой год. Во время войны против Рожденных Светом Адалаис долго молчал и исправно выполнял порученные ему задания, но потерял терпение, когда Наратзул уселся на трон Эрофина и принялся издавать указы.       Баизак помнил, как, вернувшись в столицу, застал горожан, столпившихся у доски объявлений. По толпе бежали встревоженные шепотки. Он с трудом протиснулся к доске и увидел обращение Арантэаля, в котором тот объявлял о снятии запрета с магии и восстановлении всех прав угнетенных чародеев. Они могли колдовать когда угодно и где угодно, остальных же новый король Нерима призывал не бояться последствий, потому как магия не есть зло.       Верили ли этому люди, с рождения наученные бояться всего магического, люди, которым рассказывали страшные сказки о злобных аэтерна и их выродках? Конечно, нет. Они готовились к концу света и с ужасом смотрели, как сносят колокола ведьм, которые десятки лет защищали их от бед.       Не помня себя от гнева, Баизак тогда сорвал несчастный пергамент с доски объявлений и бросился в замок. Ему повезло, что он застал Наратзула в гордом одиночестве. Наратзулу не повезло вовсе.       Адалаис кричал ему в лицо о людях, которые теперь будут денно и нощно бояться за свою жизнь. О магах, которых поднимут на вилы, когда они осмелятся зажечь свечу касанием пальца — ведь теперь можно не стесняться своих сил! О разгневанных аэтерна, многие из которых решатся, наконец, отомстить соседям за все обиды. О том, что, прежде чем разрешать использование магии, нужно подготовить к этому народ, обеспечить обучение для чародеев и их защиту.       Сначала Наратзул молчал. Баизак подозревал, что он был глубоко потрясен тем, что на него в принципе могут кричать — и кричат. Потом он опомнился и ответил яростным сопротивлением. Они орали, как безумные, тыча друг в друга пальцами и обещая страшную расправу. Адалаис едва не угробил его королевское высочество о трон, не удержав всплеск магии. Арантэаль едва не выкинул его из окна, но в последний момент пожалел фрески на стекле. Каллисто, прибежав на шум и правильно оценив обстановку, поспешил исчезнуть и, кажется, даже запечатал за собой двери в тронный зал магией.       Разошлись они на том, что Наратзул громогласно пожалел о том, что не убил «наглеца» сразу же, как увидел, а Баизак — что высвободил «дурака» из Туманной башни. После этого Адалаис отправился на миссию в Южное королевство, и это должно было остудить их пыл. Но у Арантэаля была хорошая память, и свои обиды он лелеял так же, как заботливая мамаша — своих детей. Явившись в Остиан, чтобы лично отблагодарить орденовцев за хорошую службу, он сладко улыбнулся и спросил, продолжает ли его «дорогой друг», увидев, как может быть угнетен народ, думать, что изменения должны происходить постепенно. Стоит ли объяснять, в какое бешенство пришел Наратзул, когда Баизак отвел его в сторону от пылающего храма и ликовавших участников сопротивления и показал, как всего в нескольких метрах от места, где была свергнута теократия, остиановцы припали к земле у одной из Колонн с проповедями Творца?       С того самого момента они как будто сорвались с цепи. Спорили обо всем, соглашались друг с другом в малом. Прекращали цепляться лишь тогда, когда дело принимало серьезный оборот, и нужно было действовать, а не болтать. Даже перед последним боем в Штормвенде они поспорили о Ким: Баизак хотел догнать девушку и успокоить ее, а Наратзул горел желанием наконец выступить против Богов и требовал позабыть о глупой предательнице.       И даже физическая смерть несостоявшегося Бога Тьмы ничего не изменила. Освоившись в роли всеведущего магического меча, Наратзул возобновил их споры: отправляться ли в другие миры или остаться в Вине и наблюдать за последствиями их победы, где и как добыть информацию, куда идти дальше. Они успели схлестнуться и в Треомаре: Наратзул считал, что им пора отправляться на Эндерал, с ноги открывать двери в Храм Солнца и требовать полного содействия Святого Ордена, а Баизак упирался и голосовал за то, чтобы подготовиться лучше, изучив архивы Инодана, и быть скромнее на чужой земле.       Адалаис с опаской покосился на подошедшего к нему Акаруса. С виду спокойный и рассудительный, аэтерна был способен стать третьей стороной в их спорах. Баизак знал, что страж то и дело пытается вывести его на откровенные разговоры, и всеми силами отмалчивался. Он боялся, что у Наратзула может появиться сторонник, и тогда Арантэаль сделается абсолютно невыносимым, а ему, Адалаису, придется отстаивать свою точку зрения уже не только перед ним. У него не было для этого ни времени, ни желания.       — Вы уверены, что регент согласится принять вас?       — У нас никогда не было с ним разногласий или взаимной неприязни, — удивился вопросу Баизак. — Как минимум, ему должно стать интересно, отчего я объявился спустя столько лет.       — Он может подумать, что вы хотите поддержать короля в войне против Святого Ордена. Или наоборот, помешать ему напасть на Эндерал.       — Пусть думает, что хочет, — утомленно вздохнул Адалаис. — Если понадобится, я поддержу любую его мысль.       — Вы… собираетесь лгать регенту Нерима? — сузил глаза Акарус.       — Не знал, что ты такой праведник! Я совру кому угодно, если это поможет мне получить желаемое.       — Подлец, — припечатал Наратзул, но беззлобно, а, скорее, с гордостью.       Позади них заскрежетали, открываясь, ворота замка. Баизак ожидал увидеть кого угодно в образовавшемся проеме, но перед ним предстал сам Дратис. Регент шел без охраны, придерживая меч на поясе. На его скромном, по меркам королевского дворца, камзоле тускло блестел золотом герб Коарека Таранора — и то было единственным украшением, которое позволил себе бывший военный советник. Годы оказались беспощадны к нему: его лысина разрослась, и Дратис срезал воинский хвост и обрил голову; все его лицо было испещрено морщинами. Но армейская выправка осталась прежней, как и цепкий взгляд.       Баизак знал, что и сам не похож на себя прежнего. Возраст медленно менял аэтерна, но прожитые годы вдали от дома оставили на нем свой след. Чего стоил шрам от нижней губы до самого кадыка — память о сражении в одном из миров — и опаленные волосы, которые пришлось срезать до плеч. Немудрено, что Дратис замедлил шаг, подслеповато всматриваясь в Адалаиса.       — Во имя Солнца, — прошептал регент, — неужто это и в самом деле ты, сынок?       — Сколько лет, сколько зим, господин регент! — улыбнулся Баизак. — Рад, что вы не забыли меня.       — Как я мог? Как я мог забыть парнишку, который помогал мне найти моих людей, защищал Кабаэт?.. Вот только я думал, что ты погиб, и успел оплакать тебя. Теперь понимаю, что поторопился!       — Не могу вас за это винить: пять лет — немалый срок.       На лице Дратиса расцвела широкая улыбка. Он знаком приказал страже продолжать службу, а потом поманил Баизака и Акаруса за собой.       Королевский двор ничуть не изменился. Лишь тело Баратеона исчезло с флагштока посреди двора. После того, как узурпатор спрыгнул с колокольни, и его тело насквозь прошил этот чертов флагшток, Наратзул оставил его там — в назидание. Но с окончанием военного времени этот жест явно утратил свою острую социальную необходимость.       Как только тяжелые врата закрылись за ними, Дратис заложил руки за спину и повернулся к гостям. Пронзительным взглядом он осмотрел сначала Баизака, а потом надолго задержался на Акарусе. Адалаис почувствовал, как неуютно завозился страж за его спиной.       — Если ты не против, сынок, я хотел бы поговорить с тобой наедине, — сказал регент, обращаясь к Баизаку. — Понимаю, что это может оскорбить твоего спутника, но жизнь научила меня деликатно относиться к государственным тайнам.       Баизак с удивлением пристукнул посохом по земле. Он хотел было воспротивиться, но Акарус опередил его. Низко поклонившись Дратису, он проговорил:       — Ваше превосходительство, я буду ничуть не оскорблен.       — Вот и славно, — кивнул регент и первым направился к парадным дверям в замок.