Бездна Вероятностей

      За два дня основательного исследования дневного Арка Тараэль понял, что совершенно не умеет быть частью толпы. В свою бытность ралаимом он привык, что жители Подгорода прячутся от него по углам затхлых улиц или расступаются в почтительном молчании, давая ему проход. В Арке же он был обычным горожанином, гонимым по кварталам бесконечным потоком людей. Он уставал от этой суеты. К тому же, ему постоянно казалось, что за ним наблюдают. Всматриваются в лицо, провожают взглядами. На деле, никто не обращал на него внимания, но Тараэль не мог избавиться от ощущения тревоги.       Однако в постоянной бдительности были и свои положительные стороны. Так, Тараэль не прозевал момент, когда щуплый, низкорослый мальчишка вознамерился подрезать его кошель на рыночной площади. Этот случай отрезвил его и напомнил: Арк не так уж сильно отличался от Подгорода. Везде есть честные люди и жулики, разница лишь в том, что кто-то видит солнце каждый день, а кто-то мечтает о его лучах, прозябая в пещерах под Королевским утесом. Несостоявшегося воришку Тараэль отпустил, хоть перед этим от души покрутил за уши. Малец поверещал для виду, но скрылся быстрее, чем кто-нибудь из стражников, привлеченный шумом, успел заглянуть в закуток между магазинами.       На рынке Тараэль искал лавку бронника, чтобы заказать себе новые доспехи, и доску объявлений, чтобы, сославшись на подвернувшуюся работёнку, — сбежать. Ему было нужно время, чтобы хорошенько все обдумать, а заодно — проверить, на что он способен без ралаимской метки на лбу и без помощи Рэйки.       Конечно, ворованные деньги позволяли ему воспользоваться услугами дельцов в Квартале Знати, но ему не хотелось привлекать лишнего внимания на аллее Мальфаса. Он успел пресытиться презрением аристократов, не желающих видеть рядом с собой очередного проходимца без безупречной приставки Даль к фамилии. Люди в нижних кварталах были проще и ближе ему по духу. Услышав звон медяков в кошеле Тараэля, бронник радушно пригласил его в свою лавку и снял с него мерки, пообещав изготовить доспех к концу месяца. Пожилая охотница, заговорщицки подмигнув, выложила на прилавок стрелы полегче да поострее. А Ора, магичка, торгующая алхимическими ингредиентами и безобидными чародейскими побрякушками, подсказала, что звездник из Квартала Знати ищет наемника для денежной работы. Тараэль быстро вспомнил этого звездника со старинным моноклем на носу и поспешил обратно на аллею Мальфаса.       У Толстого Леорана в тот день царил праздничный ажиотаж. Аристократы собралась у таверны, чтобы послушать новую поэму экзальтированного аэтерна в щегольском камзоле. Тот с ногами забрался на постамент и дрожащим от восторга голосом вещал о превратностях судьбы одной горячо влюбленной пары. Женщины промокали слезы кружевными платочками, а мужчины, сурово сдерживая чувства, лишь качали головой в особенно напряженных моментах.       Тараэль мало разбирался в стихосложении, но подозревал, что если кто-то рифмует «любовь» с «ножом» и завершает четверостишие криками подбитой чайки, то он — хреновый поэт. Он быстро оглядел толпу явно не согласных с его мнением жителей Квартала Знати, выискивая темноволосую макушку звездника, и, не обнаружив среди ценителей высокого искусства своего предполагаемого нанимателя, с облегчением припустил вниз по улице.       Однако странное копошение между домами заставило его остановиться. Четверо мальчишек зажимали Мили в плотное кольцо. Все их лица были уже знакомы Тараэлю. Он помнил вихрастого задиру, походившего на главаря этой маленькой банды, и подозревал, что ничего хорошего от него ждать не придется. Интуитивно малец напоминал ему Хряща, услужливого перед взрослыми и абсолютно дикого со сверстниками.       Мили испуганно жалась к краю живой изгороди, пряча на груди Уголька. Мальчишки — то один, то другой — пытались выхватить котенка из ее рук, но девочке удавалось уворачиваться от их жадных пальцев. Пока. Тараэль подозревал, что мелкие ублюдки только игрались — смеялись над ее страхом, но ещё не взялись за дело всерьез.       И вот главарь, потеряв терпение, сделал шаг вперёд и схватил Мили за плечо, разворачивая ее к себе. Его ладонь почти коснулась дымчатой шерсти на спине Уголька, но Мили, словно отчаянная кошка-мать, ударила его по запястью. И тогда говнюк замахнулся на нее.       Тараэль оглушительно свистнул. Мальчишки, раньше не заметившие его присутствия в пылу злого веселья, подпрыгнули от неожиданности и расступились. Мили этого хватило. Она, спотыкаясь и едва не падая, бросилась к Тараэлю. В ее глазах застыла такая благодарность, которую он точно не заслуживал.       Недолго думая, девочка спряталась за его спину, хотя ничто не мешало ей бежать до самого дома и скрыться от задир за надёжной, крепкой дверью. Тараэль напрягся, ощущая исходящую от нее дрожь. Взглядом он неотрывно следил за мальчишками. Те замерли в нерешительности. Один из них вознамерился было последовать за Мили, но темноволосый главарь удержал его на месте.       — Мы просто играли, — солнечно улыбнулся малец. — Хотели посмотреть на котенка! Но Мили почему-то заупрямилась. Тебе жалко, что ли? — добавил он, обращаясь к всхлипывающей девочке.       Тараэля передёрнуло. Хрящ поступал так же. Минуту назад он мог выкручивать тебе запястья, пользуясь тем, что тебе слишком страшно и больно, чтобы сопротивляться или позвать на помощь, но, как только в комнате появлялись Лето или Ша’Гун, этот ублюдок стелил шелком.       — Значит, жалко, — ответил Тараэль за Мили. — Расходитесь, игры окончены.       Мальчишки переглянулись, и один из них, жирный как свинья, с прыщами и веснушками на всю рожу, выпятил грудь. Храбрец.       — А ты кто такой, чтобы нам указывать? — вызывающе спросил он.       — Руф! — недовольно одернул его главарь, но жирдяя было не так-то просто остановить.       Уперев руки в необъятные бока, едва не рвущие рубаху, он продолжил:       — Мама говорила о тебе. Мол, эта псевдохранительница, беспутная чужестранка, приютила к себе такого же проходимца! Думаешь, раз живёшь в богатом доме на аллее Мальфаса, то можешь указывать нам…       — Руф! — рявкнул главарь и отвесил ему смачный пендель.       Мальчишка, взвизгнув молодым поросёнком, ухватился за ушибленный зад и, наконец, замолчал. Но он уже сказал достаточно для того, чтобы в глазах Тараэля потемнело от злости. Будь они в Подгороде, он бы не погнушался вытрясти из этого борова все дерьмо. Но они находились в Квартале Знати, где, напав на ребенка безупречного или какого-нибудь богатого изготовителя, можно распрощаться с головой.       — Эй, Руф-Руф, не слишком ли ты мал, и не слишком ли самонадеянна твоя матушка, чтобы рассуждать о подобных вещах? — раздался новый голос за спиной Тараэля.       То был немолодой стражник с пышными, пшеничного цвета усами. Прежде чем раскрыть себя, он стоял за углом дома со стороны главной улицы. Теперь же он опирался на свою секиру и мерил зарвавшуюся мелочь суровым взглядом из-под кустистых бровей.       — Когда в следующий раз мадам Златоруд начнет оспаривать решения Храма Солнца, мол, кого сделать хранителем, а кого — нет, то напомни ей, что она занимается богохульством. Равно как и когда она оговаривает хранителя и его дорогих гостей.       Рот жирдяя изумлённо округлился, и темноволосый мальчишка, наконец, вышел вперёд.       — Я прослежу, чтобы Руфус больше не сбился с пути, мессир, — очень вежливо сказал он.       Стражник скептически хмыкнул в усы и покачал головой.       — Уж постарайся, Брайн, иначе мне придется рассказать твоему отцу, чем ты занимаешься на самом деле, когда он думает, будто ты прилежно учишь историю у магистра Пикаля. А теперь — брысь!       Шустрыми пичугами мальчишки бросились в сень деревьев у стены дома — и были таковы. Лишь жирдяй отстал от них, чтобы обернуться и кинуть на Тараэля уничижительный взгляд. Он явно хотел крикнуть что-нибудь обидное напоследок, но суровый кивок стражника, призывающий поторопиться, остановил его.       — Ох уж эти шалопаи! — проворчал мужчина, когда толстый зад мальца скрылся за живой изгородью. — Извините их, мессир, по молодости многие путают спесь со следованием пути безупречных.       Кивнув мужчине, Тараэль оглянулся на притихшую Мили. Девочка грустными, полными слез глазами смотрела в землю и рассеянно поглаживала взволнованного Уголька. Ей ничего не угрожало, и больше ничего не задерживало Тараэля, но… Он присел рядом с ней на корточки и заглянул за растрёпанные золотистые волосы, упавшие ей на лицо. Мили ответила ему несмелым взглядом.       — Не реви, — строго сказал он. — Так они подумают, что ты слабая.       — Не буду, — икнула Мили. — Спасибо вам.       Тараэль поморщился и распрямился. Казалось, солнечные дети должны быть слишком изнежены для подлых нападений исподтишка, но на деле они были не лучше крысят из Подгорода. Это… угнетало. «Что вам делить? За что вам драться? У вас же все есть, черт вас дери!». Однако, возможно, стражник был прав, и виной всему была спесь зажравшихся отпрысков местной аристократии.       — Да, действительно, спасибо, что не прошли мимо, — стражник огладил пышные усы и поцокал языком. — Но будьте осторожны с этими мальцами. Много кто боится одергивать их из-за влиятельных родителей — не хотят, чтобы те пили их кровь.       — Но не вы? — усмехнулся Тараэль.       — Мальфас даровал нам Пути для порядка, а не для воспевания привилегий, — философски изрёк мужчина и склонился над Мили. — Давай-ка, птичка моя, я провожу тебя до дома. Как твоя животинка? Заживают глазки?..       Дверь в дом звездника оказалась не заперта. Ради приличия Тараэль коротко постучался прежде, чем войти, и проверил Гадюку на поясе. В Подгороде открытая дверь в бараки не предвещала ничего хорошего. Любой счастливчик, кому подвернулась удача иметь собственный угол, а не койку в общаках, знал, что, даже если он думает, будто у него нечего красть, местные бандиты решат иначе — и не ошибутся. В аркском Квартале Знати, конечно, все было иначе: домушники опасались обносить жилища безупречных, богатых эрудитов и изготовителей. Кем-то двигало нежелание попасться ретивой страже, а кем-то — религиозные суеверия. Но чем ниже располагался квартал, и чем реже встречалась святая приставка Даль к фамилии среди жителей, тем больше развязывались руки у желающих поживиться. Сразу же забывались и стража, и всевидящее око Мальфаса, словно Южный Квартал или Квартал Чужестранцев были вне компетенции Богов и их служителей.       Так или иначе, пока простые смертные жаловались друг другу на пропавшие пожитки и взломанные в ночи замки, жители Квартала Знати могли жить хоть с дверями нараспашку и не опасаться, что кто-нибудь позарится на их драгоценные каменья, золото и серебро. Местный звездник к исключениям явно не относился.       Внутри его дома пахло маслом для смазки и раскаленным металлом. Повсюду валялись запчасти машин звездников, куски выскобленной кожи, молоточки, зажимы, долота и чертежи… множество чертежей. Посреди всего этого бардака возвышалась деревянная стремянная лестница, и на самой ее вершине опасно балансировал звездник, маленький и ужасно деловитый. Напевая себе что-то под нос, он начищал крепления огромного металлического крюка. Тараэль запретил себе думать о том, кого или что можно насадить на него. Вариантов было множество.       Слишком занятый своим делом, звездник не услышал ни скрипа двери, ни шагов, и тем самым напомнил Тараэлю Ингалора. Бесподобная мишень для убийцы. Можно спеть и сплясать, прежде чем воткнуть кинжал в его глотку — он и не заметит, потерявшись в расчетах. Тараэль кашлянул, привлекая внимание звездника, и тот, наконец, встрепенулся, едва не уронив тряпицу, всю в пятнах масла, прямо ему на лицо.       Поправив монокль на крючковатом носу, звездник подслеповато прищурился.       — Чем могу быть полезен, мессир? — спросил он. — О, хотя подождите-ка… Кажется, я вас знаю!       Уже каждая собака в Квартале Знати знала его. Будь Тараэль обычным наемником, то это только сыграло бы ему на руку. Но в его ситуации излишняя известность могла понести за собой роковое стечение обстоятельств. Как и хранители Ордена, аркская аристократия была святой только на словах, а на деле даже самая благовидная старая дама могла иметь обширные связи в Подгороде. Нужно же баловать себя: закупать светопыль для веселого вечера, интересоваться контрабандными товарами, чья популярность возросла до небес после закрытия торговых границ, нанимать убийц, чтобы расквитаться с кровным врагом!       Тараэль не сомневался, что однажды крупно оступится. Заиграется в свободного человека и упустит момент, когда за его спиной возникнут фигуры в черных доспехах. Но если ему придется выбирать между риском и прозябанием в четырех стенах в робких попытках существовать, он выберет риск. Двух недель ему хватило для того, чтобы понять: в противном случае ему стоило рухнуть вниз со скалы в храме Черных Весов и даже не начинать жить такой жалкой жизнью.       — Говорят, вы предлагаете работу, — сказал Тараэль, наблюдая, как звездник, осторожно ступая по хлипким перекладинам, спускается вниз.       — О да! — кивнул тот и спрыгнул на пол. Теперь он едва доставал своему гостю до груди. — Работа у меня найдется. Вы — друг хранительницы Сафран, верно? Тоже любите рисковые возможности подзаработать? Неудивительно. Подобное притягивает подобное. Позвольте представиться. Хоть мы и соседствуем уже некоторое время, но познакомиться нам случая так и не выпало… Йарай Даль’Терровин, к вашим услугам! — звездник низко поклонился, как подобает обычаям, и Тараэль понял, что от него хозяин дома ждёт не меньшего.       Проклятье! Об этом-то он и не подумал. В цивилизованном обществе не принято вести дела с теми, чьего имени и чей репутации ты не знаешь. К тому же, звездник отныне был его соседом. Он удивится, если не услышит его имени, и у него возникнет множество вопросов, как и у всего Квартала Знати — вслед за ним. И их будет куда больше, чем у Первого Провидца — простите, Отца, — когда он услышит о наемнике из Квартала Знати, Тараэле Нарисе.       Что же ему делать? После ещё одного вернувшегося воспоминания Тараэль знал, что мирские имена имеют для Первого Провидца малое значение. Но то он сказал ребенку, который мог умереть если не сегодня, то завтра. Зачем запоминать имя расходного материала? Однако после вступления в Ралату Тараэль называл свое настоящее имя не раз и не два. Вероятность того, что правая рука Отца не запомнила его, была ничтожна.       — Литаэль, — ляпнул Тараэль и согнул одеревеневшую от ужаса и стыда спину в поклоне. — Литаэль Гристл.       «Восхитительно, — про себя подумал он, сочась сарказмом. — Лучшего решения ты и придумать не мог, придурок».       — Рад знакомству, — кивнул звездник. Как только с вежливыми расшаркиваниями было покончено, к нему вернулась прежняя, суетливая деловитость. — Надеюсь, вы поможете мне, мессир Гристл! Задание совсем простое. Во всяком случае, я полагаю, оно будет простым для друга хранительницы Сафран. Неумех рядом с собой она, по обыкновению, не терпит.       Его слова были полны противоречий. Поставив «друга хранительницы Сафран» на одну ступень с самой Рэйкой, Даль’Терровин моментально указал на всю «простоту» задания. То, что было легко для умелой магички, могло обернуться трагической смертью для обычного наемника.       — Что от меня потребуется?       — Для начала вам необходимо отправиться на Фермерское побережье, найти там моего старого, доброго знакомого и доставить его до Арка в целости и сохранности. Дороги неспокойны в наши дни, и я не хочу быть повинным в смерти человека, согласившегося помочь мне в столь важном деле!..       Даль’Терровин хитро покосился на Тараэля, явно ожидая оживленных расспросов, но тому было совсем не интересно, что за важное дело придумал себе звездник. Куда больше его интересовали подробности задания и плата.       — Когда же вы доставите моего знакомого в Арк, — продолжил безупречный с разочарованием в голосе, — то отправитесь в заброшенную мастерскую звездников и добудете мне старый чертеж одного из уникальнейших изобретений моего народа. Вот, собственно, и все, что мне потребуется от вас. Авансом я заплачу вам пятьсот медяков, а в конце — добавлю тысячу. Как по мне, оплата достойная, но если у вас есть возражения…       Тараэль задумчиво потёр шрам на щеке, выискивая в черных глазах звездника правду. Полторы тысячи медяков — немалая сумма для задания, которое действительно кажется простым.       — В чём подвох? — без обиняков спросил он.       — Подвох? — переспросил с невинным видом Даль’Терровин, но быстро сдался и скис. — Та мастерская, что мне нужна, находится на восточном побережье, совсем рядом с Талгардом. Это, как вы можете себе представить, опасное место.       Конечно, Тараэль мог и более чем представлял. Талгард должен был стать вторым по величине городом на Эндерале. Восточное побережье, где началось его строительство, никогда не считалось пригодным для комфортной жизни. Проблем было множество, и все же Храм Солнца под руководством Даль’Марака решил рискнуть и вложил в постройку заоблочные суммы. Но из-за множества ошибок и гордыни Даль’Марака восток Эндерала вздрогнул от катастрофы невероятных масштабов. Солнечное колесо — устройство, которое разрабатывалось Орденом для стабилизации жизни на землях Талгарда, — взорвалось, и накопленная в нем магическая энергия поразила все живое вокруг. Храм Солнца так и не смог побороть последствия этой трагедии. А может — не прилагал к этому особых усилий.       Отравленные земля и воздух, неспокойные потоки магии и, в довершение всего, привыкшие сначала убивать все живое, а потом думать, зачем им это было нужно, дикари-солнцерожденные — потомки зараженных жителей первого поселения у Талгарда, Малафа. Вот, что теперь являл собой второй по величине город Эндерала и земли близ него. Несколько лет тому назад Отец организовал вылазку нескольких Голосов, в числе которых был Тараэль, в одну из гробниц на восточном побережье. Ему был нужен древний колдовской текст, и пока ралаимы пытались добраться до этого текста, то едва не «вознеслись» без всякой помощи своего лидера. На память о той миссии вдоль левого бока Тараэля протянулся длинный шрам — воины солнцерожденных были устрашающе неистовы в своей боевой ярости.       Тогда их было четверо, и среди них был маг. Справится ли Тараэль в одиночку? Хватит ли ему умений, чтобы прокрасться мимо дикарей незамеченным? Стоит ли желание хоть ненадолго вырваться из Арка такого риска?       «Стоит», — запальчиво подумал Тараэль и сказал:       — Я возьму две тысячи медяков и лишь тогда принесу вам этот чертеж.       Поначалу звездник заметно растерялся, а потом на его лице проступило выражение радостного изумления.       — Слава Мальфасу! — выдохнул он и взмахнул своей тряпицей, словно победным флагом. — Я уже, было, отчаялся. Я готов уступить вам и поднять цену, если вы не сбежите, как другие наемники. Все так пугаются, когда слышат о Талгарде, как будто я прошу проникнуть в его главные залы и принести голову правителя солнцерожденных! Но ведь мастерская лишь неподалеку!..       Через несколько минут Тараэль вышел из дома Даль’Терровина с туго набитым кошелем золота. Человека, которого ему было нужно отыскать на Фермерском побережье, звали Элегонас Крепковар. Он, по своему пути, был изготовителем, по семейному делу — счастливым владельцем медоварни. Но в душе его горел огонь, присущий ваятелю. Крепковар скрывал свою страсть, чтобы рьяные последователи учений Мальфаса не признали в нем сбившегося с пути, и все же ему каким-то образом удалось познакомиться с Йараем Даль’Терровином. Между ними завязалась нежная дружба, и с той самой поры безупречный то и дело втягивал Крепоквара в свои более-менее безобидные авантюры.       Вот только добираться до Арка медовару приходилось на конях. Больше всего на свете мужик боялся высоты и полетов на мирадах. Даль’Терровин рассказал Тараэлю об этом — и обо всем том, о чем Тараэль не желал спрашивать и знать.       Чертеж из заброшенной мастерской был нужен звезднику для того, чтобы утереть нос зарвавшемуся хозяину купален. По нему он собирался воссоздать машину, позволяющую измерять загрязненность почвы. Ее придумал предок Даль’Терровина, когда Храм Солнца приказал провести исследовательские работы на востоке Эндерала — прежде чем возводить Талгард. В момент магической катастрофы ему пришлось покидать свою мастерскую в спешке, не забрав оттуда ничего ценного, и вернуться туда ему так и не удалось. Йарай мечтал исправить эту несправедливость, но больше всего — помочь себе в ссоре с соседом. Вскользь он обронил, что заплатит больше, если в мастерской обнаружатся еще какие-нибудь интересные находки. Тараэль дураком не был и запомнил это.       Воссоздать машину, которая измеряет загрязненность почвы, лишь для того, чтобы доказать, что отходы из купален гниют и отравляют землю в частной собственности — задумка, достойная жителя аллеи Мальфаса. Тараэлю было не на что жаловаться: за помощь в планах Даль’Терровина ему заплатят внушительную гору медяков, — но где-то на задворках сознания его терзал гнев. Подобное изобретение могло быть действительно полезным в масштабах страны. Звездник мог доказать, что решение Храма Солнца поместить всех бедных, больных и «беспутных» в пещеры Подгорода — аморально. Мог помочь апотекариям исследовать чумную почву Шепчущего леса. Даже мог проводить новые исследовательские работы в Талгарде. Но вместо этого его интересовала лишь победа в споре с соседом. Когда Тараэль думал об этом, то Очищение не казалось ему такой уж дерьмовой штукой. Забирай оно жизни лишь самых гнилых представителей всех рас, он бы и вовсе молился на него.       И сгинул бы вместе со всеми, кого так ненавидел.       В доме Рэйки то и дело ошивались гости. На этот раз это был мужчина, молодой, но седой, как старик. Одет он был не вычурно и все же — богато. Тараэль был готов поспорить, что его линялая в некоторых местах куртка из синего сукна стоила дороже, чем все то, во что был одет сам Тараэль. На поясе у него висел кинжал, еще парочку можно было обнаружить в голенищах сапог — если знать, куда смотреть.       Хозяйка дома и ее гость расположились за кухонным столом, но откупорили лишь бутылку вина, принесенную мужчиной. На деревянной поверхности вместо тарелок была разложена карта Эндерала; поверх нее лежали три помятых, грязных, кое-где заляпанных кровью письма. Рэйка, опершись на столешницу обеими руками, смотрела на них с угрюмой решительностью. Гость же грыз чадящую трубку и — смотрел прямо на Тараэля, будто заранее знал, что он вот-вот появится на пороге.       Внезапно мужчина расхохотался. Смех его был весёлым, но льдисто-голубые глаза при этом оставались холодными. Непростой человек.       — Ого! Так значит, слухи не врали. Хранительница Сафран действительно сожительствует с таинственным незнакомцем! — Гость осуждающе помахал трубкой у носа Рэйки. — Вот это новость, моя милая леди! Куда подевалось твое свободолюбие?       Рэйка, не отрывая взгляда от писем, фыркнула.       — Сожительствует с таинственным незнакомцем, — повторила она с отвращением. — Так могли сказать только старые кошелки, перечитавшие любовных романов Принца Мита. С каких пор ты приятельствуешь с ними, Джеспар? Не хватает остросюжетных сплетен?       — Ну-ну, — примирительно улыбнулся мужчина, — не так жестоко, душа моя! Меня долго не было в Арке, должен же я был узнать, что интересного происходило в мое отсутствие!       Рэйка промычала что-то себе под нос и перевернула одно из писем, вчитываясь в его окончание. На Тараэля она так и не взглянула. Приличия диктовали ей представить его своему другу, но магичка не знала, как себя вести в сложившейся ситуации. Они так и не обсудили, что делать с именем Тараэля. Более того, за прошедшие два дня они обмолвились всего парой слов.       Так что Тараэль оказался один на один с образовавшейся проблемой. Гость, не ведая о его душевных метаниях, поднялся со своего места и поклонился.       Проигнорировать этот жест и уйти Тараэль уже не мог.       — Джеспар Митумиэль Даль’Варек. Можно просто Джеспар, — представился тот самый наемник Священного ордена, о котором рассказывала Рэйка. — Рад повстречаться с источником сплетен всего Квартала Знати лично!       — Литаэль Гристл, — обречённо буркнул Тараэль и увидел, как Рэйка смерила его мрачным взглядом исподлобья. — Да осветит твой путь Мальфас, — добавил он, помня, что все добропорядочные безупречные обожают вставлять имя своего Бога в любой разговор.       Но лицо Даль’Варека скривилось подобно его собственному.       — На моем пути он меня не найдет, — усмехнулся Джеспар и покачал головой. — Гристл? Хрящ? Серьезно?       «Зараза!». Будто Тараэль и сам не знал, как глупо звучала его выдуманная фамилия.       — Митумиэль? Серьезно? — огрызнулся он, и, на его счастье, наемник вновь рассмеялся. На этот раз по-дружески.       — Хороший ход, — оценил Даль’Варек, поглаживая длинный шрам на правой щеке. — Туше! Выпьешь с нами вина? За знакомство.       — Вынужден отказаться. Мне нужно собираться в долгий путь, — ответил Тараэль.       Он пытался вспомнить, когда в последний раз был так вежлив и учтив, словно впитал хорошие манеры с маменькиным молоком, и не мог. Неплохо для беспутного из самых низин Подгорода.       Плечи Рэйки напряглись. В ее глазах мелькнуло что-то, отдаленно похожее на страх. С растерянным выражением лица она сложила руки на груди.       — Подвернулась хорошая работёнка? — понимающе улыбнулся Даль’Варек, и Тараэль кивнул.       Теперь он избегал взгляда магички. Все эти два дня она наблюдала за его приготовлениями к побегу, но молчала. Она не была обижена на то, что он оттолкнул ее — наверное, — но не делала ничего, чтобы восстановить связь между ними. Думая об этом, Тараэль мысленно морщился. «Связь между ними». Это звучало слащаво и неправдоподобно. Какая, к черту, связь? Рэйка не должна была останавливать его, а Тараэль не должен был отчитываться перед ней, чтобы уйти на задание.       «Наверное».       — С вашего позволения, я вас оставлю, — вздохнув, сказал он.       — Жаль, что отказываешься от вина. Оно отличное, — добродушно отозвался Даль’Варек и, наконец, воткнул ответную шпильку: — Благословляю твой путь!       Приготовления проходили быстро и споро. Тараэль собирался выезжать на рассвете, а сегодня, до захода солнца, ему было нужно договориться в городской конюшне о лошади. Он до дрожи в коленях хотел вновь оседлать Беса, но знал, что отныне не сможет подойти к этому коню и на метр.       В теории, все лошади принадлежали конюшне Арка и выставлялись на продажу без исключений. Однако на самом деле несколько из них принадлежали Ралате. Это не афишировалось, но владелица конюшен получала приличную сумму медяков за молчание. Если кто-то из покупателей зарился на лошадей Ралаты, она всеми силами отговаривала их от покупки и предлагала другие, более «спокойные и объезженные» варианты.       Бес был лучшим. С Тараэлем у него сложились отличные партнёрские отношения: каждый раз, когда Тараэлю поручали задания на поверхности, он, пользуясь тем, что находится на хорошем счету, брал именно этого коня. Вороной, статный, быстрый и выносливый. Тараэль был буквально очарован им и чувствовал, что конь также к нему благосклонен. У Беса был дурной характер, но с Братом Гневом он никогда его не проявлял.       Если бы Тараэль мог, он бы выкупил Беса. Или украл. Но это было невозможно, поэтому ему стоило проглотить детскую обиду и довольствоваться другими, «более спокойными» вариантами.       Дверь в свою комнату Тараэль оставил открытой. Он мог бы оправдать себя тем, что напрочь забыл о ней, а потом был слишком занят. Но на самом деле он подслушивал. Острый слух не раз помогал ему в одной из главных обязанностей ралаима — вынюхивать чужие тайны и доносить их до Первого Провидца. Так почему же не использовать его в личных целях?       Тараэль помнил из рассказа Рэйки, что семья Даль’Варека являлась хранителем одного из Черных камней, разыскиваемых Храмом Солнца для Светоча. И помнил, что сам Даль’Варек куда-то исчез после возвращения с острова Полумесяц. Ни хранители, ни соглядатаи Ордена не могли разыскать его. Рэйка беззлобно усмехалась и говорила, что бежать и прятаться Джеспар умеет лучше всего. Но вот, он все же вернулся — с дурными вестями.       Пока Даль’Варек отсутствовал, в таверну, где он снимал комнату, на его имя пришло таинственное письмо. Прихватив с собой Рэйку, наемник проследовал по всем трём точкам, отмеченным на карте, что прилагалась к письму, и обнаружил там трупы преступников с их посмертными, письменными признаниями во всех грехах, а также — части шифра. Эта игра не нравилась Рэйке, и Тараэль был с ней солидарен. Единственным утешением в сложившейся ситуации было лишь то, что человек, устроивший все это дерьмо, не знал о том, что Даль’Варек на время покидал Арк. Это означало, что его не пасут на постоянной основе.       Шифр сложился во фразу, которая оказалась знакома другу Рэйки. Ее придумали они с сестрой — в далёком детстве, полном приключенческих вылазок и игр в разведчиков. Сафран, услышав это, тут же насторожились, но Даль’Варек отказывался верить в то, что за подобными зверствами могла стоять его сестра.       Их голоса из гостиной становились все громче — назревал нешуточный спор. С одной стороны, Тараэль понимал наемника: скажи ему хоть кто-то, что Лето, обезумевший от влияния какого-то темномагического артефакта, ответственен за, как минимум, три жестоких убийства, он бы сравнял этого ублюдка с землёй. С другой стороны, ему до зуда в ладонях хотелось приложить голову Даль’Варека о кухонный стол — в надежде, что это отрезвит его и заставит прислушаться к Рэйке.       Наконец, Даль’Варек ушел, громко хлопнув дверью, и дом магички окутала тишина. Некоторое время Сафран оставалась в гостиной, но потом Тараэль услышал стук ее каблуков по лестнице.       — Слышал? — она изнуренно привалилась плечом к дверному косяку.       Тараэль кивнул.       — Что думаешь? — Она внимательно следила за тем, как он проверяет застёжки на рукавах своего старого, мирского доспеха. — Я была излишне жестока с ним?       — Ты была честна, — хмыкнул Тараэль. Доспех, несмотря на годы верной службы, был до сих пор крепким, не жёстким в креплениях — Ингалор трудился над ним на совесть, — но одна застёжка барахлила. — Только не думаю, что он оценил это.       — Как ни крути, это его сестра. Если окажется, что она действительно одурманена этим чёртовым камнем, то это будет… одним из моих самых сложных заданий.       Раздражённо вздохнув, Рэйка прошла в комнату и остановилась у окна. Ковырнула ногтем щербину на подоконнике. Проклятье, Тараэль надеялся, что она не заметит ее! То была отметина от Гадюки: в первую неделю он дёргался от каждого незнакомого звука, и в одну из ночей, когда Сафран стало лучше, и он ушел в свою комнату, ему показалось, что кто-то настойчиво скребётся в окно. Скреблись ветви деревьев, к чему Тараэль, дитя Подгорода, совершенно не привык. Ну, и… Вот.       — Она убивает преступников, — задумчиво протянула Рэйка.       Она не сомневалась в том, что за убийствами стоит сестра Даль’Варека, но доказательств ее преступлений у Сафран все же не было. Даже то, что именно эта девчонка является хранителем Черного камня, она не знала наверняка.       — Не делай поспешных суждений, — недовольно буркнул Тараэль и принялся за сапоги. Подошва на старых пришла в абсолютную негодность, и он купил новые. Если ему повезет, то он сможет подшить кожаную подкладку к внутренней стороне голенища, и спрятать там нож.       — О том, что они — преступники? Но…       — О том, что преступник — она.       — Кроме Джеспара, из всех Даль’Вареков выжила только Адила. Больше некому быть хранителем камня. Да еще и эта фраза…       — Камень может быть утерян. Ты сама рассказывала мне, что этих камней много, но Храм ничего не знает об их местонахождении. Если она действительно окажется той, кто убил этих троих, то вовсе необязательно искать какую-то возвышенную причину ее безумию. Иногда люди сходят с ума от вполне земных причин.       — История их семьи, — начала было Рейка, но Тараэль безжалостно одернул ее:       — Ты просто хочешь, чтобы все получилось складно. Ты поможешь другу, заберёшь камень, вставишь его в Светоч — и все будут счастливы. Так не бывает.       Невесело рассмеявшись, магичка отошла от окна и остановилась напротив него, уперев руки в бока.       — Никто не умеет утешить меня лучше, чем ты, — ехидно заметила она.       — Я и не собирался утешать тебя. Утешение здесь не поможет, — нахмурился Тараэль. — В первую очередь, тебе нужно разобраться с убийствами. Кто бы ни играл в Черные весы, убивая преступников, его нужно остановить, потому что он… ну, или она — ничем не лучше убитых. Если не остановишь этого человека, он продолжит свое дело. Все просто.       И Сафран, сдавшись, махнула на него рукой. На время позабыв о Даль’Вареках, она оглядела его комнату и тут же заметила толстый кошель звездника, приютившийся на столе. Она взвесила его на ладони и одобрительно присвистнула.       — Неплохо, — оценила магичка. — Кому и за что ты продал душу, о юноша?       Вот так просто Рэйка замяла тишину двух дней. Ни словом, ни намеком она не дала понять, что они не приснились Тараэлю вовсе. И он ей все рассказал — отмалчиваться толку не было. Почему-то ему вдруг показалось, что она все поймет.       — Талгард, — в конце концов, протянула Рэйка и покачала головой. — Я всегда знала, что ты малость отбитый, Нарис, но ты умудрился удивить меня.       — Справлюсь, — поджал губы Тараэль.       — Не сомневаюсь. Расскажешь, каково там. Я слышала, путь до туда неблизкий: пешим ходом и за день от ближайшей стоянки мирада не управиться. Надеюсь, ты готов спать где-нибудь под кустом на зараженной земле.       — Мне придется.       Рэйка мягко улыбнулась. И вдруг, словно вспомнив о чем-то, щелкнула пальцами и просветлела лицом.       — У меня есть идея. Погоди секунду!       С этими словами магичка бросилась вон, ураганом пронеслась по коридору и скрылась за дверьми в свою комнату. Тараэль, пользуясь мгновением, перевел дух. Слава Солнцу, она не принялась отговаривать его от задания. И ничего не сказала о своем деле с Эсме. Тараэль знал, что в эти дни Сафран наведывалась в музей Арка, показывая статуэтку его владельцу, и встречалась с самой Эсме, чтобы скоординировать действия. А потом она телепортировала в неизвестном направлении. Вернувшись глубокой ночью мрачнее тучи, магичка заперлась в своей комнате с какой-то новой книгой, и Тараэль битый час слонялся по коридору, не в состоянии решить, что предпринять.       В глубине души он знал: ему хватит одного слова Рэйки, чтобы перечеркнуть все свои планы и остаться с ней. Но он не хотел, чтобы ей стало известно об этом. Он и сам не хотел бы об этом знать.       Рэйка вернулась через несколько минут, таща в руках узкий, продолговатый сундучок и сложенный вчетверо лист пергамента. Упав рядом с ним на кровать, Сафран первым делом протянула ему пергамент.       — Что это? — удивленно спросил Тараэль, разворачивая его.       — Карта Эндерала, — с гордостью ответила Рэйка, наблюдая, как он завороженно ведет пальцами по испещренному записями листу. — Я подумала, что даже если ты купил свой экземпляр, то тебе на время пригодится мой. Ну, ты знаешь… Чтобы перерисовать некоторые точки, которые покажутся тебе интересными. Если уж ты начинаешь жизнь наемника, то это может пригодиться тебе. Магистр Йаэла потрудилась на славу, но не могла отобразить на карте абсолютно все. Да и я, конечно, тоже, но…       Почерк у нее был мелкий и витиеватый, но разборчивый. Кое-где на карте красовались жирные пятна — наверняка магичка делала свои пометки в таверне. Кое-где краска потекла от воды — возможно, карту рассматривали под дождем, — и Рэйка подрисовала обозначения заново. В одном из уголков остался след помады — как будто хозяйке пришлось держать карту в зубах, пока были заняты руки. Заметив это, Сафран смущенно кашлянула.       — Ну, вид у нее не совсем товарный…       — Это ерунда, — честно сказал Тараэль.       — Какие-то названия я узнавала у местных или из книг и записок, но какие-то придумала сама. Так что не обессудь, когда увидишь что-нибудь… эдакое.       «И это тоже ерунда».       — О, ладно! — проворчала магичка, поставив на колени сундучок. — Карту тебе придется когда-нибудь вернуть, но вот это — настоящий подарок.       И она провела ладонью по крышке сундучка, увитой затейливой резьбой. Тараэлю казалось, что Рэйка вот-вот щелкнет замком и откроет его, но она отчего-то медлила. На ее лице явственно читалась неуверенность. Поймав его настороженный взгляд, Сафран скривила губы в смущенной улыбке:       — Я никогда не дарила кому-либо подарков. В моей голове этот момент выглядел куда менее неловко, но…       — Мне никогда не дарили подарков, — пожал плечами Тараэль.       Что скрывать: он и вовсе не знал, как подобные моменты должны выглядеть. И не знал, что чувствовать, и как себя вести.       — Ну что ж, — усмехнулась Рэйка и похлопала его по руке, — тогда никто из нас не заметит ошибки.       И, наконец, потянулась к замку на сундучке.       ***       К концу второго дня стены Инодана содрогнулись от взрыва. Страж в то время сидел в архивах, зарывшись носом в документы серафимов. Мало ли, что сказал оборотень — он не мог быть уверен в том, что обитель Богов не скрывает какую-нибудь важную информацию. В конце концов, то, что казалось неважным для Аркта, могло оказаться важным для обычных людей. Очищение — глобальная проблема, но не единственная. Как любил приговаривать Каллисто: если закроешь глаза на мелочи, в один прекрасный день они станут серьезнее твоей самой «главной» беды.       Откинув свиток с исследованием испарений на Мьяр Аранате, Акарус выбежал на площадку перед архивами и свесился с перил. Комнаты Тира находились на ярус ниже, и страж мог рассмотреть, как обуглились белые стены у высоких дверей, и как догорали золотистые гобелены. Баизак сидел на полу посреди этого хаоса и мрачно глядел в арчатый потолок анфилады. Аркт обнаружился в беседке посреди цветущего сада роз: лениво отмахиваясь от дыма, архисерафим, как и обещал, с удовольствием наблюдал за «потугами» Бога Тьмы. Почувствовав взгляд Акаруса, оборотень поднял голову и кивком отправил его обратно в архивы. Страж нехотя подчинился.       Аркт пугал Акаруса. Это не было страхом перед внешним обликом или силой, сквозящей в каждом движении. Нет. Несмотря на схожесть с обычными аэтерна, в нем было что-то древнее, чуждое, не поддающееся логике. Акарус не знал, как объяснить то, что чувствовал, самому себе.       В начале первого же дня пребывания в Инодане они столкнулись с тем, что, отправляясь в город Богов, не подумали о провизии. В сумке Баизака завалялись последние куски вяленого мяса, но при одном взгляде на них его и Акаруса замутило, и страж отправился на разведку. По пути на кухни он обнаружил и яблоневые деревья, и абрикосовые, но, пусть фрукты и сойдут за завтрак, долго на них не протянешь. За четыре года все припасы испортились: крупы и мука были изъедены жучками, мясо и колбасы стухли, а к мешкам с овощами и картофелем Акарус даже не решился притронуться.       Он долго шарил по кухонным полкам, заглядывал в погреба, постепенно приходил к выводу, что яблоки, абрикосы и вяленое мясо — единственная еда, на которую им стоит рассчитывать, и надеялся, что Баизак справится с пресловутой дверью настолько быстро, насколько это возможно. Однако, когда Акарус в последний раз поднимался по лестнице из погреба, на пороге кухни его встретил Аркт с корзиной еды в руке. Это нелепое зрелище настолько шокировало стража, что он едва не оступился и улетел обратно к винным бочкам.       — Откуда вы?..       — Королевские кухарки обожают вежливые просьбы, — усмехнулся архисерафим и удалился с куском сыра в руке.       Акарус долго пялился на оставленную им корзину, а потом понял, что лучше обычной вежливой просьбы может быть лишь вежливая просьба, щедро приправленная псионикой. И содрогнулся.       Так или иначе, с решенной проблемой пропитания дела пошли лучше. Во всяком случае — у Акаруса. Баизак не отходил от дверей в комнаты Тира. Еда его интересовала мало — как и сон. Несколько раз страж навещал его: заглядывал в коридор, оккупированный Богом Тьмы, и смотрел на его тщетные попытки пробиться через магическую защиту Рождённого Светом. Окликать Адалаиса он не смел. Акарус не знал, что сказать ему.       Предоставленный сам себе, Акарус за два дня исследовал, казалось, весь Инодан. Этот город разочаровал его. Отправляясь сюда, он ожидал увидеть нечто невообразимое. Золочёные арки до небес, хрустальные лестницы, диковинные деревья и цветы. Нечто, чем Боги Света поддерживали иллюзию своего неземного происхождения. На деле же, все оказалось… просто. Строго, хоть и не без вкуса.       Некоторые из построек были заперты, другие приветствовали его давно покинутыми залами. Страж увидел казармы серафимов, ничем не отличавшиеся от казарм обычных солдат. Зал собраний, большую, светлую столовую, тренировочные площадки и даже лекционные комнаты. Но дольше всего он пробыл в архивах и зале суда. Хотя, если точнее, он постоянно туда возвращался.       Баизак был прав: в архивах Инодана собрали все возможные знания о Вине. Будь у Акаруса неограниченное количество времени, он бы, черт возьми, поселился среди этих высоких полок и чувствовал себя абсолютно счастливым. Но времени у него было ровно столько, сколько даст ему Адалаис, поэтому страж торопился. Как и в треомарской библиотеке, документы здесь располагались строго по алфавиту, и он искал все о дестабилизации магии. Акарус не верил, что Вин впервые столкнулся с подобной проблемой.       Если ему повезет, он сможет найти хоть что-то полезное для исследовательской группы госпожи Нары и передать эти сведения ей. Баизак мог обижаться на него сколько угодно, но он должен понимать, что в Совете все еще остались маги, которых интересует не только политика и интриги королевского двора, но и реальные проблемы. Если они сосредоточатся лишь на Очищении, то потом обнаружат, что им нечего и некого спасать от него.       Все эти знания… Знакомый гнев поднимался в душе Акаруса. Все эти знания должны быть дарованы людям. В отдельную стопку он складывал все свитки с информацией о магических святилищах, результатах исследований магических потоков у Кратера. Он был воином, а не ученым, и ни черта не понимал в расчетах вероятностей, алгоритмах течений и прочих магических терминах. Но госпожа Нара и ее люди должны во всем разобраться, на то они и маги, верно? Осталось лишь придумать, что сказать Баизаку, чтобы он позволил поделиться этой информацией с Советом.       К концу второго дня над одним из столов высилась гора свитков, и Акарус, расстроенно расползшись по стулу, теребил в руках пергамент с золотым оттиском печати Святого ордена — глаз, пронзенный мечом. То было одно из последних исследований магов-хранителей в Нериме. Страж перечитывал его вот уже третий раз и не мог понять, как такое возможно.       Скрипнула, открываясь, дверь в архивы, и внутрь заглянул Баизак. Скользнув незаинтересованным взглядом по ровным рядам полок, он уставился на Акаруса. Тот вскочил со стула так ретиво, что едва не уронил на пол шаткую конструкцию свитков.       — Господин Адалаис, — начал было страж, но замолчал.       За эти дни Бог Тьмы не удостоил его ни единым словом, и видеть его здесь, совсем рядом, как будто настроенным на разговор, было волнительно. Акарус вдруг понял, что ему все же было, что сказать Баизаку. Извиниться за обман, как следует. Объяснить, что двигало им и движет до сих пор. Спросить, почему он сам так многое скрывал. Да и просто… Ему просто хотелось поговорить с Баизаком. Сколько можно обиженно молчать?       — Ничего не ощущаешь? — задал странный вопрос Баизак, закрывая за собой дверь.       Пожиратель, который обычно висел у него на поясе, он сжимал в руке. Слава Солнцу, тот был в ножнах. Иначе страж решил бы, что Бог Тьмы наконец-то решился убить его там, где никто и никогда не додумается искать тело.       Акарус озадаченно моргнул и покачал головой.       — А если поднапрячься? — усмехнулся Адалаис, подходя к облюбованному стражем столу и небрежно бросая на него молчаливый Пожиратель.       — Господин Наратзул вновь отправился на поиски жертвенной души Пожирателя? — предположил Акарус, чувствуя себя совершенно сбитым с толку.       Вряд ли Баизак спрашивал его об этом, но…       Бог Тьмы скривился, подтверждая опасения стража, но благосклонно ответил:       — Да. Это единственный вариант, который устроил его оскорбленную душу.       — Оскорбленную?       — Так значит, ничего? — проигнорировал его Баизак, вернувшись к изначальному вопросу.       Занервничав, Акарус оглядел архивы, прислушался к звукам, но ничего странного не обнаружил. Адалаис, тем временем, с комфортом устроился на стуле напротив него и закинул ногу на ногу, рассматривая стража, будто педантичная хозяйка — сомнительный кусок мяса на рынке.       — Господин Адалаис, я и правда…       — Очень плохо, щенок, — фыркнул Баизак и сузил желтые глаза.       «Проклятье!». Акарус отшатнулся, когда уже знакомая тьма окутала фигуру Адалаиса. По привычке он потянулся к своему мечу, но вовремя остановил себя. Что его стальная хворостина против оборотня? Его сердце испуганно клокотало где-то под горлом, и, когда тьма рассеялась, являя его взору Аркта, страж без сил рухнул на стул.       — Зачем вы сделали это? — выдохнул он.       — Хотел проверить, насколько активен твой дар, — пожал плечами архисерафим. — Подобных тебе я не встречал уже давно. Неужели Каллисто не было интересно развить твои способности?       — Вы знали господина Каллисто? — удивился Акарус.       Сердце постепенно успокаивалось, и на место испугу пришло раздражение. В этом путешествии он чувствовал себя именно так, как назвал его Аркт — щенком. Он жил бок о бок с магами большую часть сознательной жизни, привык не удивляться ничему из того, что для обычного человека было за гранью фантазии. Но эти трое… Эти трое выбивали почву у него из-под ног. По ощущениям, Акарус вернулся в детство, когда он, шестилетний, чумазый и ужасно голодный, впервые увидел, на что способна магия, и не знал, что ему делать: забиться в угол от ужаса или в восторге захлопать в ладоши.       — Имел честь, — хмыкнул Аркт. — Так что же, он не учил тебя?       — Он пытался, — с неохотой признал Акарус. Вспоминать свое ученическое фиаско было не слишком приятно. — Но сдался. Сказал, что у него недостает знаний и выдержки.       — Очень жаль, — ответил оборотень таким равнодушным тоном, что не возникло никаких сомнений: ему не жаль вовсе. Страж разочаровал его и потушил возникший было интерес. — Ты не так уж безнадежен. В конце концов, ты умудрился почуять мою магию в Эрофине.       Акарус промолчал, не зная, польстили ли ему или унизили его ещё больше. Господин Наратзул говорил, что Аркт в свое время взрастил не одно поколение серафимов, а раз так… Положа руку на сердце, стражу было их жаль. Если архисерафим вел себя так же и с ними, то только один человек мог потягаться с ним в преподавательском таланте — все тот же господин Каллисто.       Перед тем, как признать свое поражение, он отвел Акаруса в погреба и запер его в комнатушке, где даже стены были покрыты толстой коркой льда. Совсем легко одетый, мальчик едва не смирился с мыслью, что станет отличным мясным дополнением к сугробам в углах комнаты, но его спасла госпожа Нара. Такой разъяренной мастера псионики Акарус не видел ни до, ни после того мига — серые глаза магички буквально побелели от злости. Она сгребла его в охапку и выдернула наружу под крики Каллисто, возмущенного тем, что кто-то посмел прервать его преподавательский процесс. Зубы Акаруса клацали так громко, что он не расслышал, что прошипела ему в ответ Нара, но помнил, что когда повернулся к злосчастной комнате, то не увидел там ни льда, ни снега. То была иллюзия, но мальчик был слишком напуган, чтобы понять это.       — А где господин Адалаис? — запоздало спохватился Акарус, выныривая из воспоминаний.       — Все там же, на своем посту, — отозвался Аркт и потянулся к одному из свитков, рассыпанных по столу.       — Зачем вы издеваетесь над ним? — процедил страж. — Могли бы сразу сказать, что идти в Инодан за ответами — плохая затея.       — Плохая затея? — Архисерафим пробежался взглядом по строкам рукописного текста. — Я так не думаю. Множество открытий ждало вас обоих в этих стенах, разве нет? — добавил он и поднял на Акаруса желтые, внимательные глаза.       Акарус зябко передернул плечами и опустил голову. Глядя оборотню в глаза, он видел черное зеркало в янтарной окантовке, впитывающее в себя чувства окружающих и их же отражающее. Казалось, что так же легко, как архисерафим забирает чью-то личину, он может залезть в голову и забрать чужие мысли. Жуткое чувство.       Помедлив, страж разгладил пергамент с печатью Святого Ордена на коленях и сказал:       — Здесь говорится, что после Звездопада Вин изрезан разными временными линиями. И что после смерти Эродана временная линия в Нериме окончательно сошла с ума. Получается, что Рождённые Светом своей магией поддерживали баланс?..       — Складная история, — насмешливо скривил губы Аркт. — А сам ты как думаешь?       — Господин Каллисто рассказывал мне, — осторожно подбирая слова, ответил Акарус, — что время между континентами, а иногда и внутри одного королевства действительно скачет, но — не на много. Максимум двенадцать часов разделяют жителей Вина. Но здесь говорится, что смерть Эродана заставила Море Вероятностей всколыхнуться и перенести Нерим на тысячу лет вперед…       … — Конечно, — спокойно отозвался Адалаис. — Они правили Вином четыре тысячи лет, жили еще дольше. И копили знания не хуже треомарцев, если не лучше.       — Пять тысяч лет, — поправил его Акарус. — Они правили пять тысяч лет.       — О, — по лицу Баизака пробежала странная тень. — Да, конечно…       — Это неправда, — выдохнул Акарус, тряхнув пергаментом. — Тысяча лет — ложь!       — Да, — просто сказал Аркт. — Это ложь.       И именно его тон — такой беспечный, будто они говорили об удачном урожае или благодатной погоде, — заставил все существо Акаруса перевернуться.       — Но, — страж нервно взлохматил волосы, — зачем?!       Насколько слеп и доверчив может быть человек, если его глаза застилают фантазии и идеалы? Он и думать никогда не смел… Однако — всю жизнь он жил во лжи. Всю жизнь, как и остальные аэтерна Нерима, он верил, что целое тысячелетие люди ненавидят их, гонят со своих земель, вынуждая прятаться в канализации, лесах, руинах. Что целую тысячу лет они не могут найти новый дом, потеряв предыдущий в огне божественного гнева. Но…       — Господин Мерзул никогда не пытался переубедить нас, орденовцев, в этом. Он не знал? — прошептал Акарус и кинул дикий взгляд на Пожиратель. — И господин Наратзул не отрицал, что провел тысячелетие в темнице Богов…       Губы Аркта растянулись в неприятной улыбке.       — Даже тысячелетие не заставило угаснуть огонь в его груди. Согласись, мальчик: звучит внушительно. Ну как не пойти за таким стойким лидером?       Мерзость. Чувствуя, как тошнота плотным комом подбирается к его горлу, Акарус откинулся на спинку стула и уставился в темноту за окном.       — И сколько же лет прошло на самом деле?       — После убийства Эродана и падения Треомара? На данный момент — тридцать пять лет.       Пять лет до его рождения. Всего пять. Его родители могли быть родом из Треомара: видеть его красоту своими глазами и — бежать из него, когда над ним сгустились тучи.       — Но, — Акарус провел рукой по лицу, чувствуя противную резь в глазах, — это ведь псионика, верно? Госпожа Нара всегда говорила, что при всей своей мощи это — хрупкая наука, и подобные чары чаще всего развеиваются вместе со смертью мага… Так почему же я не почувствовал?..       — Сколько тебе лет, парень? — склонил голову Аркт.       — Тридцать.       — Тогда это легко, — с некоторой снисходительностью хмыкнул архисерафим. — Ты родился уже после того, как Нерим «перенесли» на тысячелетие вперёд. В твоей голове нет ничего, кроме уверенности, что это — правда.       Ну, конечно. Акарус истерично хохотнул. И этой уверенностью пользовались все. Даже, черт возьми, Баизак. Он-то все знал — теперь все его оговорки приняли смысл. И ничего не сказал: ни раньше, в Горном монастыре, ни в Эрофине, когда Акарус принялся поправлять его. А зачем? Действительно — зачем? Кто такой Акарус? Всего лишь аэтерна на страже Ордена магов. Ещё одна фигура из безликой толпы.       Акарусу больше не хотелось говорить с Баизаком. Ему хотелось на него кричать. Хотелось его встряхнуть, заставить понять, насколько смехотворны его обиды на чью-то лживость, когда сам он ничуть не лучше.       Вдруг Пожиратель, до этих пор беззвучно лежавший среди свитков и листов документов, вспыхнул черным светом.       — Что-то не так, — услышали они глухой голос Наратзула Арантэаля.       Аркт скосил на него недовольные жёлтые глаза.       — Что случилось, меч?       — Баизак пропал, — отозвался Арантэаль, впервые спуская архисерафиму пренебрежение. — Я потерял с ним всякую связь.       Акарус в ужасе уставился на Пожиратель, потом — перевел взгляд на Аркта. Архисерафим недоуменно нахмурился. Его глаза на несколько секунд остекленели — будто лишь телом он был здесь, но не сознанием.       — Он у комнат Тира, — сообщил он. — Судя по всему, в отключке…       Акарус кубарем скатился с лестницы на нижний ярус. Он не помнил ни как выскочил из архивов, ни как добежал до ступеней. В голове у него горела лишь одна мысль: ну уж нет! Черта с два он позволит, чтобы с Баизаком произошло что-то, что оставит его, Акаруса, без ответов! Он не мог спросить за всю эту проклятую ложь ни с Мерзула, ни с Каллисто — даже Арантэаль мог промолчать, прикинувшись обычным мечом. Из-за Аркта страж потерял всякую связь с госпожой Нарой, и только Баизак мог объяснить ему, зачем, за что и почему весь этот проклятый мир обернулся против обычных людей вроде Акаруса.       Адалаис действительно обнаружился у дверей в комнаты Тира. Он лежал на полу поломанной куклой, завалившись на бок, затылком к стражу, и не подавал никаких признаков жизни. Акарус упал перед ним на колени и, ухватившись за его плечо, повернул Баизака на спину.       — Что с ним? — прозвучал голос Аркта позади.       Акарус не слышал его шагов, но ему было некогда разбираться с этим. Он наклонился к бледному лицу Баизака, прислушиваясь к его дыханию. Приоткрыл веки, проверяя глаза, на всякий случай прощупал пульс на теплой шее. И озадаченно сел на пятки, не понимая, что происходит.       — Он спит, — помедлив, ответил страж.       ***       Силлус Рудошахт, задорно размахивая наполненным холощеным мешком, спешил домой. Поднявшись спозаранку, он успел в числе первых занять очередь к дверям банка продовольствия и затариться несколькими буханками черствого хлеба, связкой лука, большой репой и всем-всем, на чем можно было дотянуть до следующей поставки еды в Подгород. Он был очень горд собой, да и мама наверняка его похвалит. Со всем этим богатством она сможет приготовить и луковый суп, и кашу из репы и позабудет отругать его за парочку яблок, которые Силлус стащил с прилавка, пока распределитель еды отвлекся на разговор со своим помощником. Яблоки были маленькие, твердые, зеленые и не спелые, но если оставить их на несколько дней у печи, то они станут мягче и намного вкуснее. Одно из них мальчик оставил маме, а второе — свое — решил съесть по дороге, махнув рукой на горько-кислый, вяжущий во рту вкус после каждого укуса.       Их с мамой комнатка находилась у Чумного барака, и Силлус, свернув с освещенных улиц рынка, бодро запрыгал по темной лестнице вниз. И — тут же наткнулся на Коллиаши, местного попрошайку. Когда-то Коллиаши работал в железорудной шахте, что в Смоляной яме, но после несчастного случая, стоившего ему ноги, сменил профессию. От Чумного барака, где ему ампутировали ногу, он далеко не ушел, и вот — уже около двух лет соседствовал с апотекариями, Рудошахтами и механиком Барнабасом. Очень удачно соседствовал, надо сказать. Иногда ему перепадала милостыня, иногда — непыльная работенка от апотекариев или механика. Барнабас даже предлагал ему стать его помощником официально — ведь руки-то у бывшего шахтера были в полном комплекте, — но Коллиаши, посмеиваясь, отказывался.       — А ты чего здесь? — спросил Силлус, хрустя яблоком.       Попрошайнический пост Коллиаши находился у лестницы Чумного барака.       — А чтобы ты спросил, крысеныш! — необидно огрызнулся бывший шахтер. Почесал подбородок под спутанной, черной бородой и зевнул: — К Чумному бараку подвалила целая толпа ралаимов. Оцепили район и отправили меня погулять. Вот я и гуляю.       Силлус удивленно присвистнул. Не сказать, что ралаимы были редкими гостями у апотекариев — в последнее время мальчик все чаще видел затянутых в черную кожу людей у своего дома, — но оцепление района — это что-то новенькое.       — А мне надо домой …       — Было надо, а сейчас — нет, — хмыкнул Коллиаши, поудобнее устраивая культю на лестнице. — Жди, пока они уйдут, а потом — будет тебе дом.       Вздохнув в расстроенных чувствах, Силлус присел рядом с попрошайкой и поставил мешок себе на колени. «Мама будет недовольна», — мрачно предрек мальчик; она хотела приготовить хоть немного еды до того, как начнется ее смена в шахте.       Из ближайшей расщелины в стене сверкнули маленькие, любопытные глазки-бусинки. Шевеля усами, в клочке света показалась крыса, и по белесым подпалинам на шерсти Силлус опознал в ней Роджера. С Роджером они были почти что друзьями. Мальчик деловито осмотрел огрызок яблока в своей руке и бросил его крысе. Роджер, впечатленный такой щедростью, даже привстал на задние лапы.       Но не успел он вцепиться в угощение зубами, как из-за поворота к Чумному бараку вспыхнул яркий, фиолетовый свет. Крыса с визгом подпрыгнула и, позабыв об огрызке, бросилась обратно в нору, а Силлус восторженно ахнул. Магия! За свои семь лет он никогда не видел магов. Конечно, рядом с Рудошахтами жила Аманда, но мальчик сомневался, что она настоящая ведьма. Мама называла ее шарлатанкой, вытягивающей из порядочных людей последние деньги за туманные предсказания о будущем.       — Ты куда, полудурок? — возмущенно зашипел Коллиаши, когда Силлус вскочил с места и, прижимая мешок к груди, сделал первый шаг в направлении утихающего света. — Жить надоело?       — Я одним глазком, — торопливо пояснил мальчик.       Крадучись, по стеночке, он подобрался к повороту, выглянул и — тут же столкнулся с высоким, худым, как жердь, ралаимом. Душа Силлиуса ушла в пятки.       — Ты что здесь делаешь, мелочь? — грубо спросил ралаим.       — Так и знал, что от того черножопого калеки толку не будет, — добавил его напарник. Он был ниже, но шире в плечах. — Даже пиздюку не может объяснить, что лезть сюда не стоит.       — Но… я живу здесь, — пролепетал Силлус, а между делом — заглянул за спины охранников и увидел три удаляющиеся к Чумному бараку фигуры. Кто же? Кто же из них маг?       — Проваливай! — рявкнул Жердь, и тут одна из фигур замедлила свой шаг и оглянулась.       В отличие от других ралаимов, затянутых в кожаные доспехи, этот был одет в длинную, свободную робу. Из всех собравшихся в узком, темном переулке он был самым низким — всего лишь на две головы выше семилетнего Силлуса. Его лицо так же закрывала маска, но острые, длинные уши она прикрыть не могла. Звездник! Силлус едва не выронил свой мешок. Звездников он тоже никогда не видел.       — Брат Ворчливость, Брат Занудство, — его голос был низким, эхом отражался от стен и заполонял все сознание, — где же ваши манеры?       Жердь вздрогнул, как от удара хлыстом, и обернулся.       — Простите, Отец, но я всего лишь…       — Пропустите его. Мальчик, шевели ногами!       Не веря своему везению, Силлус слетел с лестницы вниз. Теперь он мог рассмотреть эту троицу еще ближе. Мальчик так и не понял, кто же из них был магом, и это вызывало в нем разочарование. Они все выглядели… обычными. Силлусу всегда казалось, что спутать мага с обычным человеком никак нельзя.       Дождавшись, пока он окажется рядом, звездник добродушно оглядел его порванные на коленях штаны, уже неделю немытые волосы и, наконец, остановился на мешке с провизией в его руках.       — Возвращаешься из банка продовольствия, маленький спящий? — догадливо спросил ралаим. Силлус кивнул. — И как выбор? Мясо поставляют?       Мальчик удивленно моргнул. О мясе они могли только мечтать.       — Никак нет, мессир, — вежливо ответил он.       Двое ралаимов за спиной звездника мрачно переглянулись, и Силлус испугался, что сказал что-то не то. Но их лидер продолжал спокойно смотреть на него своими черными глазами.       — Печально слышать, — проговорил он и ткнул в мешок узловатым пальцем в черной перчатке. — Но что-то крупное ты успел урвать, не так ли?       — Это репа, — прошептал мальчик, покрепче прижимая к себе свое сокровище.       — Репа — это хорошо, — кивнул звездник. — Из нее получается сытная, питательная каша. Что ж, маленький спящий, беги в дом. И прости, если мои люди напугали тебя.       На всякий случай Силлус поклонился каждому из ралаимов, заслужив беззлобные смешки, и, не решаясь испытывать свою удачу еще раз, поспешил к дверям их с мамой комнатки. На магов он посмотрел, на звездника — тоже. Больше ему ничего и не нужно было!       Мама открыла не сразу. Силлусу пришлось постучать несколько раз, прежде чем он услышал ее дрожащий голос:       — Кто это?       — Мам, да это я! — крикнул Силлус, не понимая ее испуга, и оглянулся.       Ралаимы застыли на месте и не сводили с него внимательных взглядов. Вот это было… жутковато.       Послышался звук открываемого засова, и в двери образовалась щель, в которую осторожно выглянуло бледное, женское лицо. При виде сына в глазах женщины сверкнуло облегчение, но оно мигом исчезло, стоило ей перевести взгляд на улицу перед домом.       — Не бойтесь, мадам, — услышал Силлус голос звездника за своей спиной, — мы здесь лишь по делам. Мы не причиним вам вреда. Забирайте своего мальчика, и мы сделаем вид, что никогда не видели друг друга.       И, прежде чем Силлус сообразил, что происходит, мама схватила его за рукав рубахи и втащила в дом.       Дождавшись, пока дверь в барак закроется за худенькой мальчишеской спиной, прежде — Первый Провидец, а ныне — Отец неодобрительно покачал головой и повернулся к сопровождающим его ралаимам.       — Твою мать! — тут же отреагировала сестра Зависть, наперед зная, о чем пойдет речь. — Как это — нет мяса?! Только сегодня, перед открытием банка наши люди проверяли доставку. Мясо было. Пусть и немного, но оно было!       — Значит, его забрали уже после того, как наши люди ушли, — дернул плечом Отец и в раздумьях перекатился с носка на пятку. — А также это значит, что распределитель ни во что не ставит наше внимание и продолжает раздавать еду, как ему вздумается.       Жалобы на отсутствие мяса начали поступать еще с прошлой поставки. Владелец «Ложного пса» не побоялся сообщить об этом самой Ралате, и Отец решил не наказывать спящего за подобную дерзость. В конце концов, беда с продовольствием — не то, на что можно закрыть глаза. Обычные жители Подгорода — не ралаимы. Им не скажешь, что их бренный сосуд не нуждается в материальной пище.       — Что ж, как ни прискорбно это признавать, но распределитель явно не понимает тонкостей культурного общения, — вздохнул звездник. — Банк закрывается через два часа. Сестра Зависть, будьте любезны проследить, чтобы к тому времени наши люди вновь навестили сие заведение. Пусть поболтают с распределителем еще раз… менее миролюбиво, к сожалению. К обеду я хочу знать, кто в этой дыре считает себя выше и важнее остальных.       — Будет сделано, Отец, — кивнула женщина.       — Займитесь этим сейчас же. Мы с братом Леность отлично справимся вдвоем.       — Как прикажете, Отец, — поклонилась сестра Зависть и бросилась по лестнице вверх, в сторону рынка.       Проводив ее коротким взглядом, звездник накинул капюшон на бритую голову и возобновил ход к Чумному бараку. Брат Леность, боязливо втянув голову в плечи, поспешил за ним.       — Вы узнали, кто патрулировал улицы рядом с домом экземпляра, брат?       — Прежде чем отправиться с вами, я поручил это сестре Праздность. Но, если мне не изменяет память, то время выпало на патруль брата Навязчивость, брата Злость и…       — Вынужден вас разочаровать, но я не склонен доверять вашей памяти, — равнодушно оборвал ралаима Отец. — Надеюсь, сестра Праздность исполнит делегированные вами обязательства куда лучше. Я желаю видеть этот патруль по возвращению.       Лицо брата Леность вытянулось, и даже маска не смогла это скрыть. Он неуверенно оглянулся на застывших на лестнице ралаимов, и звездник, заметив это, благосклонно склонил голову.       — У вас есть время предупредить сестру Праздность о моем желании. Я в состоянии пройти последние шаги до Чумного барака без почетного конвоя.       У дверей в обиталище апотекариев его уже поджидал другой ралаим. Подобострастно вытянувшись в струнку, он заикнулся было:       — Отец! От пра… — но звездник взмахнул рукой, заставляя его замолчать.       — Что вы узнали, брат Уныние?       Ралаим моргнул и, чуть запинаясь, заговорил. Кажется, его буквально оскорбило, что сам глава не дал поприветствовать себя так, как подобает обычаям. Но новому Отцу было плевать на его чувства. Ему хотелось поскорее разобраться с этой проблемой и перейти к решению другой.       — Как вы знаете, неделю тому назад в шахтах произошел обвал. Так вот, этот спящий упал в образовавшуюся расщелину. Его быстро подняли обратно, но впечатлений ему хватило с головой. Мы поговорили с его друзьями и женой и выяснили, что он рассказывал, будто попал… в руины, остатки какого-то дома.       «Докопали до пирийского города, — подумал Отец и поморщился. — Лучше и придумать нельзя». Он, конечно же, знал об этом. Ралаимы мигом донесли до него ту новость, и звездник приказал остановить работы в том участке шахты и бросить все силы на устранение обвала и расщелины. Пирийские руины под Подгородом несли в себе множество опасностей — в первую очередь, за счет того, что от них фонило дикой, старой магией.       — На удивление, спящий ничего себе не повредил и спустя несколько дней вернулся к работе, — продолжил брат Уныние. — Но начал жаловаться на то, что плохо спит и слышит какие-то далекие голоса. Шахтеры испугались, что он повредился рассудком от пережитого и отправили его к апотекариям. Апотекарии осмотрели его, не нашли ничего страшного в его ментальном здоровье, выдали ему слабый снотворный раствор и отправили домой. Спать он стал лучше, но каждую ночь ему снились кошмары. Он сделался нервным, срывался на жене, детях, в последний день — даже на начальнике своей смены. Начальник предупредил, что за подобное вышвырнет его вон. Спящий без происшествий вернулся домой, а в ночи его жена проснулась от странного шума. Как оказалось, проснулась она вовремя. Он стоял над ней со свечой в руке, и глаза его горели красным огнем.       И, на этом замявшись, ралаим оттянул плотный ворот доспеха.       — Что было дальше? — безжалостно поторопил его Отец.       — Ну, — промямлил брат Уныние, — его жена утверждает, что он хотел засунуть эту свечу ей в глотку и поджечь. Детей он бы тоже не пожалел, потому что все приговаривал, мол, да сгорим же мы изнутри, как они сгорели. Вот она и бросилась на улицу, чтобы он побежал за ней, и чтобы соседей на помощь позвать. Соседи — все те же шахтеры. Они быстро скрутили его, да еще и о камушек затылком приложили, чтобы не рыпался. В таком бессознательном состоянии его и доставили к апотекариям.       — Ясно, — прикрыл глаза Отец и поморщился. Патруль мог подумать, что это — обычная семейная разборка. «Безалаберные идиоты». — Вы поговорили с очевидцами о том, как полезно бывает молчание?       — Конечно. Услышав звон медяков, они признали, что ничего полезнее в жизни нет.       — Еще бы!       Все, что убыло из казны Ралаты, возместится за счет месячной получки патруля. Это не станет проблемой. А вот то, что это — уже пятый случай, — еще как. Можно ли надеяться, что шестой экземпляр, прежде чем появиться, даст им передышку? Конечно, нет. А вот уповать на то, что они не прозевают его, как пятого, все-таки стоило.       — Куда апотекарии поместили его? — Отец оглядел двухэтажное здание, отведенное под работу барака.       — В подвал. Сестра Салвина посчитала, что держать экземпляр рядом с обычными больными опасно.       — Сестра Салвина всегда была умной женщиной, — буркнул звездник и быстрым шагом направился на задний двор.       «Умной, но чертовски сварливой».       По пути они воссоединились с повеселевшим братом Леность и к низкой, железной двери подвала подошли уже втроем. Ралаимы открыли их перед Отцом, пачкая руки в пыли и ржавчине, и звездник первым спустился по короткой, каменной лесенке вниз.       По случаю смены деятельности — из подвала в больничное крыло, — все мешки с травами, целебными грибами и прочей алхимической чепухой были сдвинуты к стенам помещения. Туда же отправились ящики с зельями, припарками и растворами. Только каменный, объемный гроб так и возвышался посредине дальней стены. Зачем он понадобился апотекариям, и какой силач затащил его в подвал, было доселе неизвестно, но сдвинуть его хоть на сантиметр в сторону более не предоставлялось возможным.       Толстые ремни, крепленные к старой койке у стены с узкими оконцами на улицу, держали экземпляра по рукам и ногам. Беззвучно разевая рот, тот извивался в кожаной ловушке и тряс головой. Его запавшие внутрь черепа глаза горели, как непотушенные угольки костра. По его лбу с вздутыми венами струился пот. На вид ему было около сорока лет; худощавый, с бесцветными волосами и жидкой бороденкой мужик.       — Неужто я дожила до тех знаменательных времен, когда сам Отец пожаловал в обитель спящих?       Навстречу звезднику и его ралаимам со стула у койки поднялась высокая старуха со сморщенным, похожим на печеное яблоко лицом. Верховная сестра Салвина — по обыкновению всем видом выражающая недовольство жизнью. Но ее недовольство было можно понять: вот уже двадцать лет она управляла Чумным бараком, и с каждым днем ситуация в доверенном ей Подгороде становилась все хуже. Не говоря о мелких болезнях, Грязь и личиночная чума были ее страшными врагами, но их лик блек перед новой бедой, о которой раньше она слышала лишь вскользь — как и обо всем, что творилось на поверхности.       — Что с его голосом? — вместе приветствия спросил Отец.       — Я наложила на него заклинание безмолвия, — из темноты, сгустившейся у противоположной стороны подвала, вышла тонкая, женская фигура в черной робе. — Он кричал так, что перепугал всю округу.       — Не самое лучшее решение, — ворчливо заметил звездник. — В его состоянии любое соприкосновение с магией может оказаться критическим.       — Ваша ведьма сделала так, как лучше, — резко вклинилась в разговор сестра Салвина, сложив руки на груди. — Над подвалом находится больничное крыло, полное людей. Особо впечатлительные уже начали думать, что его завывания — вестник приближающейся смерти, и подняли дикий гвалт, прощаясь с этим миром и требуя свои семьи к их смертному одру. Что еще нам оставалось делать? Кляп лишь заглушает звуки.       — Усыпите его снотворным зельем, — нахмурился Отец.       — Во сне он тоже кричит, — с отвращением выплюнула Салвина.       Крыть было нечем. Будь ралаимы на патруле у дома экземпляра хоть чуточку умнее табуретки, то Чумной барак не столкнулся бы с этой проблемой. Как и раньше, Ралата забрала бы экземпляр себе, и его крики если кого и беспокоили бы, то совсем недолго.       — Нужно известить об этом Святой Орден, связаться с Лигой апотекариев, — Салвина нервно потерла сухие ладони. — У меня в подчинении всего три человека. Нам и без того не хватало людей, а теперь… Ему, — сестра кивнула на шахтера, уставившегося в потолок красными глазами, — необходим постоянный контроль.       — Я дам вам троих лекарей Ралаты. Сестра Мстительность уже в вашем распоряжении, — Отец взмахнул широким рукавом робы в сторону замершей посреди подвала женщины в черном, — еще двое подойдут чуть позже. Они не носят знаков Лиги апотекариев, но взращены на лучших методиках врачевания. Если захотите, они присмотрят за другими больными. Или же могут дежурить здесь.       «Что было бы очень кстати, брюзгливая ты карга».       Сестра Салвина подозрительно прищурилась, и кожа вокруг ее глаз пошла глубокими складками.       — До сегодняшнего дня проблемы спящих были безразличны Ралате, — фыркнула она. — Что случилось с вашей политикой?       — Она поменялась, — сухо ответил Отец, доставая увесистый кошель из-за пазухи, — как и все в этом мире.       Маленькие глазки сестры мигом ухватились за кошель, и звездник со смешком положил его на низкий стол у койки.       — Я бы прислушался к вашим словам, сестра, будь мир вокруг нас справедлив, — произнес он, — но это, увы, не так. Связь с Лигой апотекариев прервалась из-за аномальной непогоды на Морозных утесах и, к сожалению, до сих пор не восстановлена. У Святого Ордена, на чью помощь вы вдруг принялись уповать, в распоряжении то ли четыре, то ли пять апотекариев, и у них есть свой больной красным безумием. И поверьте, они не знают, что делать — так же, как и мы.       — Мы могли бы сравнить, как протекает болезнь в двух случаях, выявить сходства и отличия, — процедила Салвина, но взгляда от кошеля не отвела.       «Такие результаты у нас уже есть».       — Могли бы, — согласился Отец, — но, к сожалению, Орден отказался помогать нам даже тогда, когда личиночная чума вспыхнула с новой силой. Обещаю вам, сестра, я обязательно придумаю, как поступить, но для этого мне нужно время. Подарите мне его, будьте так любезны. А пока: наблюдайте за пациентом, делайте записи об изменениях в его состоянии и позаботьтесь о том, чтобы он не убил ни себя, ни кого другого.       Долго уговаривать Салвину не пришлось. Во-первых, помог кошель с медяками, во-вторых, врачебный долг не позволил сестре отвернуться от пациента. Они поговорили еще немного. Отец спросил, хватает ли им финансирования после того, как Даль’Лоран заключил прибыльную сделку с килейцами и пообещал с ее помощью спонсировать Чумной барак. Салвина сделала вид, что удивлена его осведомленностью, но быстро перешла на деловой тон и признала: деньги есть, но с поставкой нужных ингредиентов для целебных зелий было туго. Звездник потребовал у нее список всего необходимого. Адекватно функционирующий Чумной барак был нужен Подгороду как никогда.       На улице Отец подал знак своим людям, и ралаимы черными тенями потянулись к нему. Он быстро пересчитал их и довольно прищурился, завидев среди собравшихся сестру Хитрость.       — Выкроили минутку, чтобы встретиться с осведомителем? — спросил у нее звездник.       — Конечно, Отец, — почтительно склонила голову женщина.       — И какими новостями вы можете порадовать меня?       — Передвижения зафиксированы. Мы узнаем, когда цель решит сменить место нахождения.       — Прекрасно, — похвалил ее Отец и отряхнул полы робы от пыли. — Благодарю вас всех за работу. Возвращаемся в храм.