Бездна Вероятностей

Предисловие автора: в этой главе собралось много лора из первой части игры, Мьяр-Аранат, которой — наравне с Арктвендом — обычно пренебрегают из-за уныленького движка Морровинда. В конце главы я, как и всегда, сделала пометки, хоть и в тексте пыталась вплести объяснения в общий сюжет. Также в этой главе есть отсылки на работу замечательной Eiry with a thistle «Солнце Треомара» (конечно же, с ее разрешения). Обязательно почитайте ее фик, так как она взялась за описание событий, без которых то, что происходило в Эндерале позже, никогда бы не случилось. Так как даже в самих играх эти события описаны лишь в книгах да записках, это — титанический труд и проверка на богатство фантазии, с которой Eiry with a thistle справляется на «ура». Хорошего вам настроения и приятного прочтения!) ________________________________________________________       Телепортационный поток перенес Акаруса к воротам Эрофина. Набитая под завязку сумка тянула его плечо вниз. Придерживая ее за дно, страж оглядел залитые рассветным солнцем домики фермерского поселения у столичных стен, вслушался в шелестящий шум деревьев Салафинского леса и припустил вниз по холму, к скопищу повозок у пропускного пункта в город.       Среди них Акарус приметил фургончики бродячей аэтернийской труппы. Он видел этих аэтерна во дворе королевского дворца, когда слонялся там без дела, ожидая разрешения регента войти внутрь. Вероятно, после того, как артисты воспользовались радушием Дратиса, они задержались в столице, выступая на сцене эрофинского театра и развлекая народ в стенах таверн, однако, спустя несколько дней, дорога вновь позвала их в дальний путь. Женщины, кутаясь в шали, проверяли обновленный на рынке продовольственный скарб, мужчины проводили ревизию в фургоне с реквизитом, а заодно — по очереди прикладывались к бутылочке килейского рома, воровато пряча ее от жён и подруг. Ребятня резвилась на лужайке неподалеку, и лишь один мальчишка, рыжий, как пламя факела, сидел в отделении от них: опершись спиной о шершавый ствол дерева, он уткнулся в толстый, явно старинный фолиант, и, казалось, променял весь мир на рукописные строки.       Пробираясь сквозь нестройные ряды повозок и фургонов, Акарус выискивал среди их хозяев торговцев, отправляющихся на Штайнфельд, но — тщетно. Сален, Фюрстенд, даже — далёкие Велленфельс и Кабаэт, и ни одного человека в сторону Гиллиада.       Однако попасть во владения Боденбрууков ему было необходимо. Еще в Инодане Баизак, найдя стража в архивах, потребовал связаться с госпожой Нарой через подвеску с руной Связи. Он хотел, чтобы старая магичка знала о том, что ее план по слежке за ним раскрыт, а также — что Акарус возвращается к ней с подарком, обозначающим то, что Адалаис не в обиде ни на нее, ни на Совет. Не проявив ни толики недовольства, мастер псионики доложила, что будет ждать своего помощника в Штайнфельде, в таверне «Шестая рыба».       … — Это я оставляю себе, — с мрачной усмешкой сказал Баизак, когда госпожа Нара оборвала Связь, и повесил подвеску Акаруса себе на шею. — Я хочу знать обо всем, что происходит в Нериме: о том, как будут использованы знания Инодана и Треомара, о том, как проходят ваши исследования, о том, что предпринимают Совет и Дратис.       — Понял, — буркнул Акарус, запихивая свитки в магическую сумку.       Но Баизак вдруг перехватил его руку, заставив остановиться и вопросительно взглянуть на него.       — Если ты полностью уверен в Наре, можешь сказать ей, куда я направился, но — только ей, — сказал Адалаис. — Однако даже ей — умоляю тебя — не говори, кто я есть на самом деле. Пусть я останусь в ее глазах помощником Бога Тьмы. Так будет проще. И не говори об Аркте. После Треомара его не любят даже в Ордене, тут я уверен.       Проклятье! Истратив подаренный Баизаком телепортационный кристалл для того, чтобы незаметно покинуть королевский дворец, страж надеялся добраться до Штайнфельда на чьих-нибудь козлах. Завалявшихся в кармане монет хватило бы на благодарность за быстрый ход, но никак — на поход в магическую лавку.       Раздосадовано ругаясь под нос, Акарус отошёл на обочину дороги и свалил тяжёлую сумку в траву. Он и не заметил, как рыжеволосый пацаненок вдруг оторвался от книги и принялся разглядывать его с явным интересом.       — Стоит надеяться, что когда-нибудь они додумаются установить телепортационную платформу и в Штайнфельде, — наконец, сказал тот. — А ещё — починят платформу в Гиллиаде.       Акарус, растирая ноющее плечо, вздрогнул и оглянулся на него.       — Что?       — Каждый раз, когда мы едем по этой дороге, у нас в фургонах оказываются благодарные путники. — Мальчик поднялся с земли, отряхнул клетчатое, желто-зеленое пончо и спрятал свою книгу в сумку-мешок через плечо. — Папа думает, что это неправильно, оставлять их в неприятной ситуации — никому не захочется идти через густые леса на своих двоих. Я с ним согласен.       Акарус с удивлением наблюдал, как пацаненок с лёгкостью перемахивает через брусчатую оградку, отделявшую дорогу от лужаек. На вид ему было не больше десяти лет, но его речь принадлежала взрослому.       Поймав его взгляд, мальчик истолковал его по-своему и снисходительно ухмыльнулся:       — Я слышал, о чем ты спрашивал людей. Подойди к моему отцу, — махнул он рукой в сторону ворот, где черноволосый аэтерна, дружелюбно улыбаясь, о чем-то болтал с одним из стражников, — и напросись в дорогу с нами. Сегодня лишь мы едем в сторону Штайнфельда.       С этими словами он пошел к фургонам труппы. Лёгкий ветер играл с длинной серёжкой в его ухе — сапфировая капелька в серебряной окантовке, — солнечные лучи искрились в его васильковых глазах. И только когда мальчик запрыгнул в один из фургонов, Акарус понял, чем он так заворожил его. От пацаненка разило магией — да так, что весь мир вокруг, вне его ауры, казался серым и невзрачным.       Невероятно, подумал было страж, но потом усмехнулся своей же глупости. Отчего же невероятно? Сильные маги рождаются и умирают, сменяют друг друга, живут в одно и то же время друг с другом — это аксиома, спорить с которой будет только дурак. Изменилось лишь одно — отныне, после смерти Баратеона им не нужно скрываться.       Подобрав сумку, Акарус поспешил воспользоваться советом юного дарования. Его отец уже закончил беседу со стражником и теперь, уперев руки в бока, вглядывался в сторону порта, где швартовался килейский торговый корабль. В нем страж не почувствовал ни намека на магию, или же — это его собственный дар, проснувшись на секунду, решил, что на сегодня помог достаточно.       — Вот уж эти килейцы, — протянул напевным баритоном аэтерна, когда Акарус в нерешительности остановился рядом с ним. — Их земли раздирают междоусобицы и набеги скараггов, но даже это не может отвратить их от охоты за звонкой монетой. С другой стороны, если они остановят торговлю, да ещё и с соседом, оголодавшим от долгой изоляции, то лишатся денег, на которые и ведутся войны, верно?       Страж, помедлив, согласно кивнул, а про себя отметил, что, пусть сын и не пошел в отца магическими талантами, но, судя по всему, перенял от него пытливый ум и экстраординарную манеру общения.       — Кавель, — представился глава труппы, не отрывая взгляда от синих, натянутых ветром, корабельных парусов.       — Акарус.       — Вы не выглядите как обычный путник, Акарус. Слишком хороши ваши доспехи и меч. Признайтесь, кто вы?       Отчасти сбитый с толку подобным напором, Акарус пожал плечами и достал из кармана знак Совета. Кавель мазнул по нему быстрым взглядом.       — Так значит, вы — маг? — спросил он.       — Нет. Я… — начал было Акарус, но вовремя прикусил язык. Стражи не отлучаются от места службы. Сомнительно, что бродячий артист-аэтерна сможет доставить ему неприятности, но лучше перестраховаться и исключить неудобные вопросы и слухи. — Я работаю на Совет, выполняю его поручения — только и всего.       Кавель кивнул, удовлетворённый его ответом.       — Хотите отправиться в путь вместе с нами?       — Если вы позволите. У меня есть деньги…       — Бросьте, это пустое, — отмахнулся аэтерна. — Ваши деньги мне ни капли не нужны, ведь на вас мы не тратим ни монеты. Но если мы сделаем привал, то вам придется заработать право отобедать с нами у костра.       — Охота? — с облегчением уточнил Акарус. — Это не проблема. Если у вас найдутся лишний лук и стрелы…       — Найдутся, будьте спокойны, — усмехнулся Кавель. — Что ж, раз вы согласны с моим условием, ударим по рукам. Полезайте в любой фургон, отправляемся через десять минут.       Акарус кивнул с лёгким поклоном, но задержался. Было ещё кое-что, что волновало его.       — Ваш сын сказал, что вы частенько подвозите путников, — осторожно начал он, — но мы оба знаем, что люди до сих пор побаиваются аэтерна. У вас не возникало проблем?       — Бывало, — пожал плечами Кавель. — Но мы никогда не настаиваем на своем обществе. За эти годы ситуация улучшилась: нас пускают в города, разрешают выступать и даже платят нам за эти выступления. Некоторые из лордов заприметили нашу труппу… А теперь — и сам регент. Доверие к нам растет, люди начинают относиться к нам без опаски.       — Это радует, — тихо сказал Акарус, и аэтерна улыбнулся.       — Солнце восходит над нашими головами. Тень не вечна.       Всего у труппы было тринадцать фургонов, и каждый из них, за исключением того, что использовался в качестве склада для реквизита, приходился полноценным жилищем для артистов. Акарусу было неловко вламываться в чужие дома и досаждать хозяевам своим присутствием, но выбора у него не было. Он в нерешительности прошёлся мимо фургонов, и тут из одного из них высунулась знакомая рыжая голова.       — Будь как дома, — сказал пацаненок и приглашающе махнул ему рукой.       Внутри фургона стояла приятная прохлада, пахло чабрецом и пудрой. У входа ветер играл с подвеской из хрустальных, переливающихся на солнце всеми цветами радуги колокольчиков. Под потолком висели связки засушенных трав, повсюду были раскиданы книги и свитки. Мальчик поспешно скинул некоторые из них с узкой тахты на пол, освобождая место для Акаруса.        — Я не ждал гостей, — с некоторым смущением пояснил он, — и не успел убрать всего, пока ты разговаривал с отцом.       — Вполне сгодится и так, — успокоил его страж и с протяжным вздохом опустился на тахту.       Его спина и ноги тут же заныли. До этой секунды Акарус и не осознавал, как на самом деле устал. До Инодана он ворочался с боку на бок на каменном полу в библиотеке Треомара, а в Инодане… Страж пробовал уснуть, прикорнув на кровати в казармах, но сон так и не пришел к нему. Он то и дело подрывался с постели и проверял едва слышное дыхание Баизака. Его напугали слова Арантэаля о том, что сознание Адалаиса оборвало всякую связь с Пожирателем.       Говнюк. Хорошо, что с ним все в порядке.       — Ты живёшь здесь с кем-то ещё? — спросил Акарус, заприметив под ворохом сценических костюмов и шалей ещё одну тахту.       — С бабушкой, — буркнул мальчик.       — Контролирует тебя? — улыбнулся страж, почувствовав его недовольство.       — Храпит, — с убийственной честностью признался его новый знакомый, а потом спохватился и добавил: — Кстати, меня зовут Маннорат.       — Как? — помедлив, уточнил Акарус.       В его голове зашелестели старые, пожелтевшие страницы книг, что он прочел в библиотеке Ордена.       — Да-да, я знаю, — скривился мальчик, — имечко ещё то. Но не я выбирал его, как ты понимаешь. Это отец постарался.       Маннорат. Маннорат… Ну, конечно!       — Твой отец назвал тебя в честь учителя Зораса, чернокнижника Маннората, — выдохнул Акарус, довольный тем, что память не подвела его. — Это… Интересно.       — Ничего подобного, — фыркнул юный Маннорат, уселся прямо на пол и подтянул к себе старинный футляр, украшенный лентами и узорчатой вышивкой. — Это глупо. Его озарило, когда я родился и буквально сразу же заморозил крышу фургона, раскапризничавшись. Он решил, что я вырасту великим магом, и нарек меня великим именем. Я знаю, что мама пыталась отговорить его, но мой отец такой — если что-то взбрело ему в голову, то его не остановить.       — Не такое уж плохое имя, — возразил Акарус. — Правда, оно так и просит, чтобы носитель соответствовал его истории.       — Каким образом? — Маннорат щёлкнул замками на футляре, выудил на свет изящную лютню из золотистого ореха и принялся настраивать ее струны. — Не глупи. Вряд ли я стану чернокнижником, буду взращивать своих учеников в знаменитом городе аэтерна… И вряд ли кто-то из моих учеников, обезумев от жажды власти, откроет порталы в Ратшек и выпустит в Вин армию демонов, а я стану тем, кто объединит народы и пожертвует собой, чтобы остановить его. Скорее, я буду показывать фокусы на ярмарках и срывать аплодисменты, вытаскивая монетки из-за чьего-нибудь уха.       — В Эрофине строится Университет, — заметил Акарус, наблюдая, как тонкие пальцы Маннората ловко зажимают струны, вращают колок, один за другим, как мальчик чуть наклоняется к инструменту всем телом, будто не одним лишь слухом выискивает правильную ноту. — Если сдашь экзамены, сможешь поступить туда и стать кем-то большим, чем ярмарочный фокусник.       Мальчик хмыкнул и поднял на стража блестящие магией, васильковые глаза.       — У тебя явно нет семьи и обязательств перед ней, — заметил он, — раз ты так легко предлагаешь мне покинуть клан.       Чувствуя, как болезненно ёкнуло сердце, Акарус смутился и опустил голову. В наступившей тишине фургона, нарушаемой лишь золотистыми аккордами настраиваемой лютни, он слушал голоса снаружи: кто-то из женщин раскрыл увеселительный процесс проверки реквизита и устроил мужчинам знатную выволочку. Послышался звон разбитой бутылки, следом — чьи-то патетичные вопли о потери смысла жизни вперемежку с всеобщим смехом, а затем — нарочито строгий голос Кавеля, командующий отправление в путь. Маннорат с лёгкой улыбкой наблюдал за возней у фургонов, позабыв о лютне, но вскоре покосился на стража и вздохнул:       — Ладно, я был бестактен, признаю. Но и ты должен понять: семья — это главное. Я бы с удовольствием поступил в Университет и подтвердил звучность своего имени, если бы меня ничего не держало здесь.       — Сколько тебе лет? — не выдержал Акарус. Внешний вид мальчика вкупе с его образом мышления сбивал его с толку.       — Одиннадцать, — рассмеялся Маннорат, — но это не так уж важно. Ба говорит, что я с рождения делю тело с неведомым столетним стариком. Если расслабишься, то скоро привыкнешь.       Акарус лишь покачал головой и задумался. Мальчик говорил о своих особенностях с чарующей легкостью, но страж помнил, что видел всего несколько минут назад. Другие дети не играли с Манноратом, избегали его. Возможно, он, сам того не желая, обижал их своей взрослостью, а возможно, те чувствовали отношение к нему остальных членов труппы и завидовали. Какими бы одаренными они ни были, без такой магии, без такого имени они — лишь его вечные тени, и не более.       Будь Акарус на его месте, ему бы хотелось сбежать из труппы со всех ног.       Заскрипела лестница в фургон, и на его пороге возникла высокая фигура, закутанная в шаль. То была женщина преклонных лет; ее голова была повязана цветастым платком, из-под которого то там, то здесь выбивались еще рыжие, едва с проседью волосы; из-под необъятно широких рукавов сиреневого платья выглядывали ее загорелые запястья, увешанные тихонько звенящими при каждом движении серебряными браслетами.       — Манни, — усмехнулась она хриплым голосом, — еще не успел наскучить нашему дорогому гостю своими бесконечными разговорами?       Вместо ответа мальчик вновь скривился, одним раздраженным движением откинул волосы со лба и кинул на Акаруса красноречивый взгляд.       — А вот и еще одно доказательство того, что мой отец думал чем угодно, но не головой, выбирая мне имя.       — Это и без того всем понятно, — невозмутимо заметила женщина, — но ты все равно не ной. Это неприлично. К тому же, Ротти тебе тоже не по нраву.       — Уж лучше бы ты окликала меня «Эй, ты!», — буркнул Маннорат и вернулся к лютне.       — Ты все же мой внук. Я не могу быть к тебе столь холодна, — усмехнулась аэтерна и повернулась к зачарованному стражу. — Сын рассказал мне о вас, посыльный Совета Акарус. Не каждый день нам приходится обхаживать столь значимых особ, поэтому — располагайтесь удобнее и чувствуйте себя уверенно. Меня зовут Дьердре, но можно просто Дьер.       Издевается, понял Акарус, но не обиделся. Подколки женщины были беззлобными, она словно развлекалась, подначивая всех вокруг.       Покончив со знакомством, Дьердре прошла к столу, привинченному к полу у маленького окошка, и достала из его тумбочки небольшой кожаный бурдюк. Фургон мягко тронулся с места, когда аэтерна разливала золотисто-зеленый отвар по трем маленьким чашкам, и женщина раздраженно цокнула языком, едва не испачкав стол. Акарус на несколько секунд зажмурился, смакуя окутавшие его ощущения. Легкое покачивание пола и стен, скрип колес, приглушенное фырканье лошадей, песня, затянутая неровным строем голосов возниц. Глубокий, отчасти тоскливый звук настроенной лютни, шорох вороха юбок и терпкий запах трав. Страж будто переместился в другой мир — мир, далекий от свалившихся на него забот и переживаний, полный особенного волшебства в каждой мелочи, в каждом звуке.       — Прежде чем уснуть, — голос Дьердре вырвал его из полудремы, в которую он провалился, сам того не заметив, — попробуйте мой чай.       Акарус с трудом разомкнул тяжелые веки в тот самый момент, когда аэтерна, передвигаясь по качающемуся из стороны в сторону фургону с нажитой за долгие годы ловкостью, протягивала ему чашку с травяным отваром. На ее глиняном боку страж заприметил выжженный рисунок: гордые, вытянутые к небу арки, а за ними — парящие в небе цветущие сады, соединенные друг с другом призрачными мостами. Дьердре проследила за его взглядом и едва заметно улыбнулась.       — Красиво, не так ли? — спросила она. — Если нет, то уж как получилось. Выжигала сама, по памяти.       Акарус хотел бы поблагодарить ее за чай, восхититься ее талантом и тонкой работой, но вместо этого он глупо пялился на рисунок с приоткрытым ртом. Смутное узнавание прокралось в его сознание, и страж выдохнул:       — Ведь это Треомар?       — Он самый, — кивнула Дьердре и после недолгого молчания добавила, наблюдая за его реакцией: — Вас совсем не удивляет, что я могу помнить его, не так ли?       Их взгляды встретились, и с предельной ясностью Акарус понял, что юлить не стоит.       — А должно? — тихо спросил он.       — Нет, — качнула головой пожилая аэтерна, прикрывая глаза. На ее губах расцвела облегченная улыбка, и она как будто помолодела на десяток лет. — Конечно, нет.       Маннорат, наблюдавший за ними из своего угла, хмыкнул, прекратил играть и пояснил:       — Таким образом, Ба хочет сказать, что ты — первый из наших спутников, кто знает правду о Треомаре.       — Не то чтобы мы усердствовали, проверяя это, — одернула его Дьердре. — Не хочется выглядеть сворой безумцев в чьих-то глазах — наша репутация и без того незавидная. Но отрадно знать, что в вашем обществе, посыльный Совета Акарус, можно не потакать лжи.       — Просто Акарус, — попросил страж, принимая чашку из ее рук.       — Как пожелаете, Просто Акарус, — сощурила смеющиеся глаза аэтерна. — И выпейте, обязательно выпейте мой чай. Говорят, он облегчает сердце и лечит душу.       Акарус, уже почти сделавший глоток, поднял на нее удивленные глаза, и Дьердре с добродушной ухмылкой дернула плечом.       — У вас вид побитой собаки, мой мальчик. Уж мне-то, старухе, не знать, что дело вовсе не в усталости?       Не сумев придумать достойный ответ — что толку в словах, если он и сам не знал, что с ним происходит? — страж молча принялся за чай. Цветы и травы перемешивались в нем, создавая тонкий, изысканный вкус. Был ли он целительным, или аэтерна в который раз шутила, но после него сон сморил Акаруса на долгие часы.       Несколько раз он просыпался: то от неудачной кочки под колесами, то от тихих голосов со стороны стола. Приоткрывая веки, страж видел, как Дьердре и ее внук корпят над какими-то книгами. По обрывкам фраз он понимал, что Маннорат изучает теорию вероятностей и их расчет. Мысль, что мальчик получает должное образование, грела сердце, и Акарус вновь засыпал со спокойной душой.       Дьердре разбудила его уже под вечер, когда в фургоне окончательно стемнело.       — Сейчас будет привал, — объявила она. — Вам стоит выйти и размять ноги. Оставляйте свою ненаглядную сумку и пойдемте со мной.       Только тогда Акарус понял, что все время сна провел, прижимая сумку с документами к груди. Расставаться с ней не хотелось, но и таскаться с ней по лесу было бы глупо. Переборов себя, страж ногой запихнул ее под тахту и прислушался к звукам снаружи.       Возницы перекрикивались друг с другом, договариваясь о месте привала. Фургон вильнул в сторону под негромкое ржание лошадей и, съехав с дороги, покатил куда-то вниз. Под его колесами зашелестела трава, затрещали сосновые шишки, зашумели, принимая его в свои объятья, низкие ветви деревьев.       Когда они, наконец, остановились, Маннорат, насвистывая веселый мотивчик под нос, первым подскочил к двери и распахнул ее, впуская внутрь фургона запахи вечернего леса и разогретого дневным солнцем ила — где-то поблизости от места стоянки запряталось озеро.       — Хочу грибов и жареных кореньев, — категорично заявил мальчик, выхватывая из захламленного угла корзину. — Ба, ты составила список?       — Не так уж я еще плоха, чтобы забыть о нем, — проворчала Дьердре, спускаясь по скрипучей лесенке фургона. — Лучше беспокойся о том, что опять ошибешься и вместо корня женьшеня выкопаешь корень мандрагоры. Вот будет потеха, если я заставлю тебя съесть его!       С улыбкой слушая ответные возмущения Маннората, Акарус последовал за своими спутниками в освежающую лесную прохладу. Члены труппы уже развили бурную деятельность: кто-то доставал из фургонов посуду и еду, кто-то утаптывал середину поляны для костра, кто-то собирался за хворостом. Кавель, вооружившись луком и стрелами, созывал охотников. Заприметив стража, он махнул было ему рукой, но Дьердре покачала головой, останавливая сына.       — Просто Акарус пойдет со мной, — сказала она. — Думается мне, что вы справитесь и без его помощи.       С этими словами пожилая аэтерна углубилась в лес, и Акарусу ничего не оставалось, кроме как последовать за ней. Ему было неловко нарушать договоренность с Кавелем, но тот, казалось, вовсе не расстроился, передав путника в руки матери.       — Сон пошел вам на пользу, — заметила Дьердре, когда они спустились по крутому холму к маленькому, круглому озеру, окруженному густым камышом. Огни лагеря остались далеко позади них; в просветах между высокими, густыми кронами буков и дубов виднелись клочки пасмурного, еще светлого неба, но на лесных тропах уже царила вязкая мгла. Звеня браслетами, пожилая аэтерна щелкнула пальцами, и над ее головой вспыхнул яркий светлячок, озаряя путь серебристым светом. — Вы выглядите куда бодрее.       — И чувствую себя так же, — кивнул Акарус, наблюдая за Манноратом.       Наколдовав себе похожий светлячок, мальчик мелькал желто-зеленым пятном меж стволов дальних деревьев, то и дело пропадал за раскидистыми ветвями кустарников. Опасности, что могли таиться в высокой траве, его совсем не страшили, но страж пожалел, что не взял у Кавеля лук. Теперь ему оставалось лишь надеяться, что магических способностей его спутников хватит ровно до того момента, пока он домчится до нападающих с мечом наперевес.       — Отрадно слышать, — кивнула Дьердре. — Вы — интересный персонаж, Просто Акарус. Манни рассказал мне, что вы не только знаете тайну так называемого Витка времени, но и знакомы с историей Мьяр Араната. В наше время это большая редкость.       Страж помолчал немного, вслушиваясь в глухое совиное уханье и кряканье гусиной стаи, неспешно бороздящей неподвижную озерную гладь.       — Глава Ордена магов, господин Мерзул, всегда с уважением относился к истории Вина, — наконец сказал он. — Он позаботился о том, чтобы все те крупицы знаний, что не были утеряны или уничтожены, нашли свое пристанище в орденских библиотеках.       Губы Дьердре тронула мягкая улыбка. Она, зябко передернув плечами, плотнее закуталась в шаль.       — Мерзул всегда был достойным юношей, — признала пожилая аэтерна. — Его смерть — великая потеря для всего мира.       — Вы были знакомы? — потрясенно воскликнул Акарус, сбившись с шага.       Дьердре, коротко рассмеявшись, опустилась на трухлявый пень. Из-под ее юбок тотчас выскочила ошалевшая, толстая куропатка и с сердитым квохтаньем, растопырив короткие крылья, бросилась в ближайшие кусты.       — В свое время он и Наратзул Арантэаль наделали немало шуму в Треомаре. Гениальные, сильнейшие маги, но тогда — еще совсем мальчишки, они встряхнули нашу ленивую, размеренную жизнь, заставили ее воссиять новыми, яркими красками. Для меня было честью знать их обоих, пусть и не близко.       Чувствуя звенящую пустоту в голове, Акарус наблюдал, как пожилая аэтерна достает из кармана мешочек с табаком и старинную трубку из красного дерева. Каллисто всегда твердил ему, что такое понятие как судьба — нонсенс, выдумка для слабаков, согласных плыть по течению: сильный же человек сам решает, что произойдет с его жизнью. Но что есть эта встреча, если не предопределение? Знал ли Акарус, что, напросившись в спутники к труппе бродячих аэтерна, окажется на этой поляне в компании беженки из Треомара, знакомой с лидерами Ордена магов, и ее не по годам одаренного внука? Все, чего он хотел от этой поездки — поскорее оказаться в Штайнфельде и передать в руки госпожи Нары документы из Инодана. Знала ли Дьердре, принимая «посыльного» Совета в своем фургоне, что тот позволит ей говорить о прошлом, не посчитав безумной старухой? Она всего лишь угостила его чаем, налитым в чашку, рисунок на которой мог ровным счетом ничего для него не значить.       — Кто вы? — негромко спросил Акарус, и Дьердре печально усмехнулась, набивая табак в трубку.       — Всего лишь тень прежней себя. Теперь это уже совсем не важно, мой мальчик. Куда интереснее: кто вы? Ваше лицо кажется мне отдаленно знакомым. Кто ваши родители, как их зовут?       — Я… Я не знаю, — покачал головой страж. — Я вырос в Эрофине, в канализации, где прятались другие аэтерна. От них мне известно лишь то, что моя мать спустилась в канализации уже одна и спустя несколько часов умерла при родах. Она так и не назвала своего имени.       — Бедное дитя, — прошептала Дьердре, и Акарус не понял, кого она жалеет: его или его мать. — Сколько сломленных жизней — и лишь потому, что светоносные Боги показали свой истинный лик! Ну, что ж… Теперь уж ничего не попишешь. Возможно, я вспомню, откуда мне знакомо ваше лицо, а возможно, это станет еще одной тайной, что пребудет нераскрытой вовек.       Откуда-то сверху донеслись радостные крики и смех: охотники возвращались к лагерю с добычей. Поиски Маннората так же увенчались успехом — он приближался к ним с корзиной, полной грибов, кореньев и съедобных трав.       — Это было легко, — с гордо поднятой головой заявил он, протягивая Дьердре помятый список. — Я уверен, что ни разу не ошибся.       — Вот и проверим за ужином, — усмехнулась та, пыхтя трубкой. — Отнеси корзину матери и возвращайся. У меня найдется для тебя еще одно задание.       Прищурившись, мальчик перевел настороженный взгляд на Акаруса. Кажется, он понял, что его специально отсылают прочь, но — промолчал и лишь кивнул, давая им еще немного времени.       — И все же мне любопытно, — протянула Дьердре, провожая внука задумчивым взглядом. — Когда я в последний раз видела Мерзула, он противостоял идее рассказать людям, что их обманывают, что пепелище Треомара еще не остыло. Но вы — его человек. И вы знаете правду. Что изменилось?       — Ничего, — едва слышно ответил Акарус. — Я узнал правду совсем не от него. И, признаться честно, я так до конца и не понял, почему он молчал.       Пожилая аэтерна ухмыльнулась, выпуская ароматный дым из носа, и вскинула голову к потемневшему просвету между деревьями.       — Потому что этот мальчик всегда мог видеть наперед. В отличие от многих, он сохранил холодную голову и ясность рассудка. Поверьте, по стечению лет я признаю его правоту.       — Люди имели право знать, — возразил Акарус, чувствуя, как знакомый гнев будоражит кровь в венах.       — Конечно. Вот только что бы это дало? Заклинание было сплетено отменно: оно обошло сознание лишь тех, кто был напрямую связан с происходящим в мире. Другие же погрузились в забвение, и вытянуть их из него оказалось не так-то просто.       — Но вы пытались?       — Нас было много. Однако — выжили лишь единицы.       — Расскажете?       — Нет, — отрезала Дьердре, и Акарус вздрогнул от острой горечи в ее голосе. — Даже без лишних слов можно понять, что произошло с теми, кто кричал против ветра. Вам нужно знать лишь одно: каким бы мерзким ни казалось решение Мерзула молчать, оно было верным. Он играл по правилам и — обыграл тех, кто их придумал. Он выждал время, чтобы они окончательно расслабились. Посадил деревья, дал им пустить корни, а потом собрал с них плоды. Он пожертвовал чьим-то хорошим мнением о себе — например, вашим, — обесценил блестящую ярким, чистым светом мораль, променял ее на серые цвета, и — посмотрите, что из этого вышло. Под его руководством Орден смог достичь изначально поставленной цели: Рожденные Светом свергнуты, предатель Баратеон убит. А что до того, что все шло не так уж гладко, как хотелось бы… Что ж, когда вершатся великие дела, по-другому не бывает, — пожала плечами пожилая аэтерна и вдруг вскинула палец вверх, призывая Акаруса к тишине.       Страж тут же схватился за рукоять меча, прислушиваясь к звукам леса. С головой погрузившись в смысл слов Дьердре, он совсем позабыл о том, что они расположились на поляне посреди леса, полного опасностей.       Где-то вдалеке хрюкала и фыркала стая диких кабанов. Дятел выстукивал затейливый ритм по шершавому стволу сосны. Утки плескались у берега озера, вычищая перья от пыли и ныряя за мальками. Со стороны лагеря аэтерна слышалась песня об одиноком смотрителе маяка, из года в год выглядывавшего на морском горизонте призраков без вести пропавших кораблей и до последнего верившего в чудо.       Наконец, из общего шума Акарус вычленил странное движение ветвей жимолости в нескольких футах от поляны. Подобравшись, он сделал бесшумный, скользящий шаг в сторону кустов, но — увидел край желто-зеленого пончо, предательски зацепившегося за высокую, жесткую траву, и остановился.       — Кто учил тебя манерам, маленький негодник? — громко спросила Дьердре. Ей даже не понадобилось оборачиваться на звук, чтобы понять, кто издает его.       — Это была вынужденная мера, — сердито подал голос Маннорат и вышел на поляну, вытряхивая из длинных волос сухие листья. — У костра скучно, а вы делаете вид, будто разговаривайте о чем-то тайном, и вам не нужны лишние уши.       — И в тебе взыграл интерес, — подытожила пожилая аэтерна и поманила к себе внука. — И что, услышал что-либо новое? — спросила она, когда мальчик, упрямо поджав губы, подошел к ней.       — Ни слова, — буркнул Маннорат. — И вот скажи мне, зачем тебе тогда меня отсылать?.. — продолжил было он, но осекся, широко раскрытыми глазами взирая на новый список, подсунутый ему под нос. — Ты издеваешься, Ба?!       — Вовсе нет. Как ты правильно заметил, мы не говорим ни о чем, что было бы тебе неизвестно. Слушать нас бесполезно — так займись делом. Иначе, когда в следующий раз будешь плакаться мне о головных болях, вместо пижмы и полыни я добавлю в отвар укропного сока.       Маннорат брезгливо поморщился, ясно давая понять, что он думает и об укропе, и о коварстве Дьердре. Он выхватил злосчастный листок бумаги из ее пальцев и, бурча себе под нос, отправился прочь. Над его плечом вновь вспыхнул яркий светлячок, а трава вслед за его шагами, вторя его недовольству, покрывалась изморозью.       Невероятно.       Выждав, пока мальчик отойдет на безопасное расстояние, Акарус решительно вздохнул и сказал:       — В вашем внуке прорва магии. Я видел, что вы учите его, но этого недостаточно. Ему нужен не просто учитель, а тот, кто даст его талантам воссиять. Мы… случайно заговорили с ним об этом. Я предложил ему поступить в Университет, как только он подрастет, но он отказался. Сказал, что его слишком многое держит здесь, в труппе.       — Ах, — понятливо кивнула Дьердре, — связь нашего рода всегда была сильна. Однако Маннорат еще мал и, к тому же, чересчур романтичен. Он наслушался причитаний матери о том, как важно держаться всем вместе, но — подумайте сами. Год или два, и в его голове зародится идея познать этот мир, а не только читать о нем в книгах. Если он захочет поступить в Университет, то поступит. А если кто-то вознамерится помешать ему, я лично перегрызу этому дураку глотку. Наш род блистал в старом мире, будет блистать и в новом.       — Если бы Треомар уцелел…       — Полноте, Просто Акарус. Бесконечные «если бы» отравляют нам жизнь. Что толку рассуждать о том, что могло бы быть, если все, что могло, уже случилось? Мир не стоит на месте: разрушение сменяет созидание — и так с начала времен. Можно причитать бесконечно, вот, пожалуйста, пример: уцелей Мьяр Аранат, не было бы нужды в Треомаре — и он бы не пал в огне, а до этого не увидел бы свет ни один из тех слащавых любовных романов про арорма.       — Любовных… что? — растерялся Акарус.       Губы Дьердре задрожали в ироничной улыбке.       — Вы все расслышали верно, и я смею надеяться, что вам известно, кто такие арорма.       Акарус читал и про них. Когда около четырех тысяч лет назад Зорас, Ледяной Лорд, возомнив себя реинкарнацией Азаторона, бросил вызов Богам Света и открыл в Каллидаре порталы в темный мир Ратшек, многие из аэтерна присоединились к его армии и, подобно своему новому владыке, приняли дар демонов — невиданные доселе силы и бессмертие. Однако, ослепленные ощущением собственного величия, они не поняли, что демоны обманули их — поработили их разум, осквернили их души, обернули обещанное бессмертие иллюзией, похожей на нескончаемую агонию. Неизвестно, был ли обманут сам Зорас, или же он, желая силы Ратшека лишь для себя и свержения выскочек, возомнивших себя Богами, принес в жертву собственный народ, однако последствия его деяний были катастрофическими.       Дар демонов стал для арорма проклятьем: их кожа посерела, глаза вспыхнули красным огнем, их единственной целью стало разрушение — так им нашептывал лорд демонов, Армонаарт, ступивший в Вин с позволения Зораса. Устрашающей армией Теней они пронеслись по Каллидару, убивая своих же братьев и сестер, превращая в себе подобных тех, кто сдавался; вторглись в Нортфордж, и лишь на подступах к Нарсиллу их остановила объединенная армия еще не покоренных народов Мьяр-Араната и серафимов Рожденных Светом. Великим трудом далось ей одержать верх над арорма, повергнуть Армонаарта и запечатать порталы в Ратшек, и — даже это нельзя было назвать победой. Зорас скрылся в ущельях Нортфорджа, наслав на королевство ледяное проклятье, навсегда изменившее климат не только его земель, но и всего Вина, а уцелевшие остатки его армии Теней еще долгие десятилетия повергали в страх и ужас жителей архипелага.       — Я не совсем понимаю, как… — пролепетал было Акарус, но запнулся, и Дьердре невесело рассмеялась, качая головой.       — Видите, мой мальчик, все познается в сравнении. Тому, что народ Нерима забыл о Треомаре, была причина — облаченное в заклинание, эгоистичное желание шестерых магов определять ход истории. Однако аэтерна позабыли о Мьяр Аранате лишь потому, что сами того захотели. Да, мы чтили историю нашего народа, но выборочно. Мы не желали помнить позорное пятно на нашем прошлом в том свете, в котором оно было на самом деле. Беженцы, что покинули Мьяр Аранат и обосновались в Треомаре, сделали вид, что народ аэтерна непричастен к тому, что произошло тогда в Каллидаре, и что бегство из погибающего края было закономерным упадком после расцвета великой цивилизации. Но это не так. Это мы приблизили гибель Каллидара. Наша гордыня позволила демонам прийти. Наше молчание позволило им остаться и осквернить землю.       И что же? — продолжила пожилая аэтерна. — Горящие красным огнем глаза арорма, раскаленное небо над головой, кровь невинных детей на руках, Черная цитадель на оскверненных руинах Наратзула — прошло не так много времени, как все это стало страшной легендой, сказкой на ночь для непослушных детей. Но в этих сказках и легендах не было ни слова о том, какой ценой откупились те немногие, что остались в живых. Там не рассказывается о храбрости и жертвенности воинов, что сражались до последней капли крови, закрывая спинами тех, кто бежал к спасительной гавани, к кораблям. Не упоминается о боли тех, кто навсегда покинул родину, оставив на оскверненной земле своих братьев и сестер, убитых или превращенных в арорма. И, конечно же, они замалчивают о беженцах, что уже на кораблях обнаружили темное проклятие, коснувшееся их тел.       — Но вы помните об этом, — тихо сказал Акарус.       — Мой род всегда чтил историю Вина. Мои предки начали вести записи с того самого момента, когда пал Каллидар, и передавали их из поколения в поколение. Мы считали, что никто не имеет права закрывать глаза на правду. Наша история — история бесстрашных героев и сияющих святых, равно как и история малодушия, самонадеянности и гордыни. Мы должны помнить об этом, учиться на ошибках прошлого, а не закрывать на них глаза или вовсе забывать о них… Во времена Треомара наш образ мышления был преимуществом, но после его гибели… он принес нам лишь боль и потери.       Акарусу хотелось расспросить Дьердре обо всем на свете: чем закончилась история с Зорасом? как на самом деле пал Треомар? — но он не смел раскрывать ее старые, до конца не затянувшиеся раны в угоду своему любопытству. Он и так, сам того не желая, заставил их кровоточить.       — Так что там с любовными романами про арорма? — вместо этого спросил страж, и лицо пожилой аэтерна посветлело.       — Ах да, это занимательное чтиво! Вам повезло, Просто Акарус, что вы родились уже после того, как большая часть этих романов сгорела вместе с Треомаром, а оставшиеся экземпляры из открытого доступа изъял Баратеон — это было единственное правильное решение за все тридцать лет его правления… Вероятно, сущность ублюдка не отменяет хорошего вкуса в литературе.       Первые книжонки появились еще до моего рождения, — фыркнула Дьердре, с пыхтением раскуривая потухшую было трубку. — Какой-то дурак возомнил себя великим писателем и совместил исторические факты и свою скудную фантазию. Наверняка отправился в Библиотеку, проштудировал несколько сомнительной достоверности фолиантов и решил, что этого будет достаточно. Издал свой труд и — произвел фурор. Со временем за ним подтянулись другие гении пера. Когда я появилась на свет, у каждой уважающей себя дамы были три типа романов. В первом злобный арорма встречает прекрасную деву, и любовь к ней возвращает его на путь света. Во втором прекрасная дева повержена проклятьем демонов, прячет свое лицо от солнечных лучей, скрывается в ночи, но добрый юноша помогает ей снять проклятье — конечно же, силой своей любви. Ну, а в третьем, созданном для широких масс, дитя арорма и человека борется с тьмой в своем сердце, и лишь любовь удерживает его от зла.       — Вы… Вы явно знаете об этом не понаслышке, — брякнул, не подумав, Акарус и тотчас пожалел об этом.       — Конечно же, не понаслышке, — невозмутимо откликнулась Дьердре, подтверждая его опасения. — Большинство из этих романов были из неприличной, но познавательной литературы. Я пропускала все лишнее и переходила сразу к сути. Мне было четырнадцать лет, и я хотела знать, как устроен таинственный мир страсти.       В наступившей тишине кукушка оборвала свой крик и присоединилась к изумленному молчанию Акаруса. Дьердре посмотрела на его вытянувшееся лицо сквозь табачный дым и расхохоталась.       — Глядя на вашу амуницию, никогда не подумаешь, что вы можете так очаровательно смущаться! Ну а я уже слишком стара, чтобы притворяться скромницей. Что вас так поразило, мой мальчик? Что высококультурные аэтерна Треомара читали неприличную литературу? Если так, то позвольте удивить вас еще раз: у нас был и бордель — все, как в лучших столичных городах.       И тут уже рассмеялся Акарус. А ведь и правда: представляя Треомар, он никогда не задумывался о том, что в чем-то он мог быть самым обычным городом. Он видел золоченые крыши башен, острыми шпилями пронзавшие небо, но забывал о том, что не все аэтерна могли жить во дворцах. Он фантазировал о широких улицах, освещенных разноцветными магическими огнями, но исключал вероятность того, что на окраинах домишки робко жались друг к другу, соприкасаясь ставнями на окнах. Он мечтал хотя бы одним глазком увидеть гордых аэтерна из прошлого, чувствовавших себя в магических потоках Моря Вероятностей словно рыбы в воде, но упускал из виду то, что среди них могли быть — и были! — простые работяги: портовые грузчики и рыбаки, охотники и земледельцы, прачки и повара в скромных тавернах. И, к тому же: нищие и воры, ростовщики и теневые скупщики, проститутки и сутенеры. Балуя себя сказками, Акарус не видел всех красок Треомара, всех граней жизни, которой он дышал.       А еще ему стало невыносимо стыдно. Всю свою жизнь он страдал по Треомару, ненавидел Богов за то, что те отняли у аэтерна их дом, а теперь и презирал их за насильственное забвение, в которое они погрузили Нерим. Но, как и другие его сородичи, о которых говорила Дьердре, он позабыл о Мьяр Аранате, что пал по вине самих аэтерна. Даже все те исторические книги, сохранившиеся в библиотеках Ордена благодаря Мерзулу, не пробудили в нем тоски и печали. И почему? Лишь потому, что потеря была не так уж нова? Но Треомар — всего лишь один город, и теперь, после свержения Богов, его можно отстроить, вдохнуть в него новую жизнь — стоит лишь по-настоящему захотеть этого. Но что же Мьяр-Аранат? Каллидар и Нортфордж? Найдутся ли хоть у кого-то из ныне живущих знания и силы, чтобы излечить их от магических аномалий? Или же когда-то цветущие, плодородные, древние земли навсегда останутся забытыми, презираемыми людьми, и однажды опустеют последние поселения на южных побережьях Нарсилла?       Но если не остановить Очищение, об этом можно даже не думать.       — С вами приятно болтать, Просто Акарус, — вздохнула Дьердре, выбивая из трубки прогоревший табак, — и хотела бы я, чтобы у нас было больше времени на разговоры, но — нам пора возвращаться, пока нас не потеряли. Чем старше я становлюсь, тем больше беспокоен мой сын. Еще одно веяние времени: когда-то я тревожилась за него, а теперь он — за меня.       С этими словами она поднялась с пня, поправила шаль на худых плечах и вдруг — коснулась плеча стража материнским, нежным жестом.       — И все же, позвольте дать вам совет, мой мальчик, — сказала аэтерна, кривовато улыбаясь. — Я чую в вас знакомую тоску, но оставьте ее старикам — мы с удовольствием оплачем давно ушедшие времена, ни на что другое мы уже все равно не способны. Ну а вы… Не перебирайте в голове трагедии прошлого — учитесь на них, но сосредоточьтесь на настоящем и сделайте так, чтобы новые катастрофы не омрачили его. Наша труппа много ездит по стране: мы видим, что происходит во всех ее уголках, слышим, о чем перешептываются люди. Я могу с уверенностью сказать, что намечается нечто странное, доселе никому из нас неведомое. И если Совет все еще помнит, что совсем недавно он был Орденом магов, далеким от политики королевских дворцов, но близким к решению куда более важных проблем, чем столкновение религиозного мира и антирелигиозных течений, то ему стоит сосредоточиться на предчувствии, что разлилось в Море Вероятностей.       — Я… — начал было Акарус, но замолчал, не найдя нужные слова.       Он вспомнил об оставленной в фургоне магической сумке с документами и ключ-кристаллами от секретной секции Великой библиотеки, о том, зачем остался в Нериме вместо того, чтобы следовать за Богом Тьмы на Эндерал. Вспомнил о последнем разговоре с Баизаком и Арктом у портала в королевский замок Эрофина.       … — Если твои надежды воплотятся в жизнь, — проговорил Аркт, появляясь в дверях зала с порталами, — и экспедиция Совета отправится в руины Треомара, не тратьте время на изучение Библиотеки. Иди по следу, который тебе указал Баизак. Насколько мне известно, после основания города Тир действительно отобрал группу ученых, что вела для него исследования. Бросьте все свои силы на то, чтобы найти место, где они работали.       — А ты не знаешь, где оно? — недоверчиво спросил Адалаис, поворачиваясь к нему.       — В ту пору меня это мало заботило, — пожал плечами архисерафим. — У меня были свои задачи, я посвящал им все свое время. К тому же, Тир был параноиком, обожавшим свои секреты: он сделал все возможное, чтобы правда об исследованиях ученых была известна лишь ему одному. Могу лишь предположить, что их работа была связана с изучением Цикла.       Адалаис помолчал немного, кусая губы, а потом, кивнув своим мыслям, посмотрел на Акаруса.       Акарус тряхнул головой, отгоняя воспоминания, и бросился за Дьердре, которая неспешно поднималась к лагерю труппы.       — Вы правы! — крикнул он ей в спину, и аэтерна остановилась, удивленно оглянувшись на него. — Совет должен заниматься реальными проблемами Вина. И среди нас еще есть те, кто помнит об этом. Мы собираем экспедицию в Треомар, потому как считаем, что там кроются знания, которые могут помочь разобраться в том, что происходит с миром сейчас. И если вы знаете хоть что-то…       — От Треомара не осталось ничего, кроме руин и обугленных костей тех, кто не успел спастись, — оборвала его Дьердре. — Какие бы знания ни хранились в нем…       — Библиотека уцелела, — выдохнул Акарус, в глубине души обмирая от страха. Он рисковал, так рисковал, выбалтывая едва знакомой женщине столь важные тайны — те самые, о которых даже Балин и его прихвостни в Совете не должны были знать. — А также — большая часть Связующих залов. И у нас есть к ним доступ.       Пожилая аэтерна тихо рассмеялась, качая головой.       — А ведь вы вовсе не посыльный Совета, Просто Акарус, верно?       Я — всего лишь страж.       — А вы — не бродячий артист. И даже не обычная беженка из Треомара.       — У всех свои тайны, — согласилась Дьердре.       — У всех, — кивнул страж. — Но если вы знаете хоть что-то, что могло бы помочь нам в поисках… Скажите. Направьте нас по верному пути. Я умоляю вас.       Дьердре долго смотрела на него, теребя край шали, а потом сказала:       — Вы мне нравитесь, мальчик. В вас куда больше смелости, чем вы думаете. Надеюсь, вас это не погубит. Позвольте мне обдумать вашу просьбу. Я скажу о своем решении, когда мы окажемся в Штайнфельде.       И они поднялись в лагерь труппы. Маннорат присоединился к ним спустя некоторое время с пучком лекарственных трав в руках и, закинув их в фургон, приютился под боком матери — белокурой, миловидной аэтерна — на притащенном к костру бревне. Он то и дело бросал на Акаруса задумчивые взгляды, но тот не замечал этого.       В груди у того поселилось тянущее чувство страха. Акарус корил себя за то, что наверняка влез туда, куда ему, обычному стражу, лезть не следовало. Кто он такой, чтобы развивать ход истории, заставлять кого-то жертвовать своим покоем ради помощи в том, что еще даже не определено? Возможно, Аркт был прав, и все его надежды обернутся прахом: госпожа Нара могла и не согласиться идти против всего Совета. Документы из Инодана и ключ-кристаллы Великой Библиотеки могли быть использованы не для того, чтобы попытаться спасти этот мир от разрушения, а для того, чтобы, пока Вин бьется в предсмертной агонии, Нерим почувствовал себя центром просвещения.       «Но разве мог я упустить этот шанс?», — думал Акарус, вяло тыкая вилкой в свой кусок приготовленной на углях куропатки и раскидывая по краям тарелки поджаренные корешки. Дьердре сидела на ступеньках фургона, снова куря трубку и пустыми глазами наблюдая за танцем ярких языков костра. «Не мог. Простите меня».       Отужинав, труппа вновь собралась в путь. Подступающая ночь их ничуть не смущала: возницы сменили друг друга, в стеклянных фонарях, прикрепленных к стенам фургонов, женщины зажгли огни. Графиня Штайнфельда ждала артистов к утру, и Кавель хотел добраться до места за несколько часов до назначенного времени, чтобы перевести дух, привести себя в порядок и приготовиться к выступлению.       Дьердре постелила Акарусу на полу мягкий, пропахший травами и немного пылью матрас, и полночи страж провел, пялясь в темноту, разбавляемую лишь светом подвесного фонаря, попадавшим внутрь фургона через маленькое окошко у стола, слушая скрип колес, храп пожилой аэтерна и представляя, как он всех подведет. Последнее получалось у него особенно хорошо: каждый раз, на моменте, когда он, словно наяву, видел укоризненный, усталый взгляд Баизака, ему становилось дурно.       Но когда он все же начал проваливаться в сон, со стороны тахты Маннората послышалась тихая возня, а следом — крадущиеся шаги по направлению к матрасу.       — Не шуми, — прошептал мальчик, опускаясь рядом. — Я и так выждал, чтобы Ба крепко уснула и не услышала нас.       В темноте фургона его глаза переливались голубыми всполохами магии. Дождавшись, пока Акарус повернется к нему лицом, он откинул за спину волосы, наспех заплетенные в косичку, наклонился к нему еще ближе и прошептал:       — Я слышал, о чем ты просил Ба. И не надо так хмурить брови — я все вижу! Да, я опять подслушивал, и что с того? Лучше скажи: ты действительно веришь, что в развалинах Треомара найдешь какие-то ответы?       — Не знаю, — поморщился страж. В этот момент, когда он окончательно измотал себя крамольными мыслями, он не знал, восхищает его этот мальчишка или раздражает. — Но мы должны попытаться найти их.       — Намечается что-то серьезное? Ба никогда не отвечает мне на этот вопрос, но я что-то чувствую. У меня усилились головные боли, мне снятся странные сны… Неважно. Ну так что? Будешь таким же занудой, как и она?       «Он всего лишь ребенок!», — возопила какая-то часть Акаруса, ответственная за совесть и доброту, но другой голос, прорезающийся в нем все чаще и чаще, пресек эту истерику: «Он — не обычный ребенок. К тому же, ради праздного интереса он бы не стал полночи выжидать удобного момента».       — Если ничего не сделать, то мы все умрем, — честно ответил страж.       — Я так и знал, — выдохнул мальчик, и Акарус неловко завозился под одеялом. Откуда? Откуда он мог знать? «Из странных снов», — подсказал ему внутренний голос. — Уж не знаю, что решит Ба, но на всякий случай я расскажу тебе то, что мне известно от нее. Не уверен, что это не выдумки, но обычно она таким не шутит.       Сказав это, Маннорат еще раз прислушался к звукам со стороны тахты Дьердре и устроился на полу, положив голову на край подушки Акаруса. В отблесках света из окошка длинная серьга в его ухе вспыхнула мистической синевой.       — Все в нашем роду были учеными, — зашептал мальчик, — со времен Каллидара и заканчивая Треомаром…       — Ваш род действительно такой древний? — не выдержал Акарус.       — Да. Древний и чистый, как воды родников в чертогах Инодана, — усмехнулся Маннорат. — Ба этим очень гордится, а я считаю, что толка в этом нет. Во всяком случае, теперь, когда мы — лишь бродячие актеры. Но суть не в этом. Ты что, хочешь послушать о том, сколько десятков поколений было до меня?       — Прости. Быть может, в другой раз.       — Другого раза может и не быть, но поверь, ты ничего не потеряешь, не услышав об этом. Так вот: отец Ба да и сама Ба тоже были учеными, и среди их коллег ходили слухи, недоступные простым жителям Треомара. Говорили, будто Треомар основан на руинах древнего города — и неспроста.       — Пирийского города? — сдавленно прошептал Акарус. Неужели?..       — Быть может, и да. А быть может, он со времен Азаторона. Откуда мне знать? Я всего лишь рассказываю слухи.       — А почему же «неспроста»?       — Рассуди сам, — снисходительно хмыкнул мальчик. — Беженцев из Мьяр Араната могли разместить где угодно, но почему-то для нового поселения было выбрано место, далекое от идеального. Вечные туманы, слияние двух течений, теплого и холодного, постоянно образовывало глубокие воронки у скалистых берегов, да и магические потоки Моря Вероятностей там были нестабильными. Чтобы обуздать эти неблагоприятные условия, треомарцам приходилось прикладывать немало усилий. Так не проще ли было найти место для города где-то еще? Но нет: их что-то там держало.       Акарус вспомнил про группу ученых, ведших секретные исследования для Тира. Могли ли они изучать древний город угасшей цивилизации, раз Творец желал узнать тайны Цикла?       Их фургон вздрогнул, неудачно наскочив на кочку колесами, и со стола на пол повалились книги. Испуганной птахой Маннорат взлетел к себе на тахту и притаился. Замер и Акарус — храп Дьердре прервался, и она заворочилась на подушках. Но тревога оказалась ложной: перевернувшись на другой бок, аэтерна вновь засопела. Годы в дороге отучили ее обращать внимание на подобные мелочи.       Через некоторое время Маннорат скатился обратно на пол.       — Почему ты решил, что это может мне помочь? — спросил Акарус, когда мальчик устроился на его подушке, отняв ее почти всю.       — Я ничего не решал, — возразил мальчик. — Ты даже не знаешь, найдешь ли ты ответы в руинах, не знаешь, где их искать. Я же делюсь тем, что знаю — вдруг это поможет. Так или иначе, слухи о странном городе под Треомаром на этом не заканчивались. Поговаривали, что из Треомара туда есть ход, вот только никто из простых смертных не знал, где он.       — Так почему же они думали?..       — Ты ведь знаешь, что Треомар расположен не только на поверхности, но и под землей? Даже Ба неизвестно, на какую глубину он уходит — на нижние ярусы не было доступа ни у нашей семьи, ни у кого другого, кто был нам знаком. Смекаешь?       Акарус, помедлив, кивнул. Казалось, он должен был обрадоваться, почувствовав, что мозаика постепенно складывается, однако вместо этого его парализовал ужас. Если группа ученых Тира изучала древний город в течение четырех тысячелетий, то есть ли шанс у маленькой экспедиционной группы Совета узнать то, что узнали они, за то время, что им отведено до Очищения? Вдруг его, Акаруса, надеждам на то, что таинственный лифт, о котором говорил Баизак, связан с работой ученых Творца, не суждено сбыться?       Вдруг нет и самого города, а слухи — всего лишь выдумка заскучавших ученых?       — К тому же, — продолжил Маннорат, не догадываясь о буре внутри собеседника, — я рассудил: если нам грозит уничтожение, то мы — вовсе не первая цивилизация, которая с ним столкнулась. И если ты найдешь этот город, если он окажется столь древним, что принадлежал пирийцам, то, возможно, ты сможешь понять, отчего исчезли они.       Я и так знаю, что с ними произошло. Наверное.       Покачав головой, Акарус открыл было рот, чтобы поблагодарить Маннората за рассказ, но тяжелый вздох со стороны койки Дьердре заставил его поперхнуться воздухом.       — Думаю, таинственных историй для этой ночи прозвучало достаточно, — проворчала аэтерна. — Как насчет того, чтобы дать старой, больной женщине вздремнуть хотя бы немного?       Широко распахнув глаза, Маннорат уставился сначала на Акаруса, а потом приподнялся на локте и, заикаясь, спросил:       — Ты все слышала, Ба? Но… Но ты же храпела!       — И что с того? — буркнула Дьердре. Она так и лежала лицом к стене. — Ты притворяешься послушным мальчиком, Просто Акарус притворяется робким посыльным Совета, а я — притворяюсь, что сплю. Я рыдаю на сцене, как в последний раз, неужели ты думал, что мне будет сложно изобразить храп?       — Ты подслушивала! — возмутился мальчик, и Акарус поспешно поджал губы, чувствуя, как неуместный, истерический смех рвется из него наружу.       — Вот ты и побывал в моей шкуре, — фыркнула Дьердре. — А теперь — брысь на свою койку, балабол, иначе я наложу проклятье немоты на вас обоих.       ***       — Быстрее, быстрее, быстрее! — бодро скомандовал Наратзул, как только гудящее, режущее глаз небесной синевой нутро портала выплюнуло их в длинный, узкий зал с высокими потолками. — Не стой на месте, не озирайся, как дурак — здесь не на что смотреть. Закрывай портал и шевели ногами. Сталекрабы не должны увидеть нас здесь.       — Сталекрабы? — уточнил Баизак, поправляя ремень сумки и накидывая на голову капюшон.       Пространство вокруг них исходилось колокольным звоном, извещающим Храм Солнца о прибытии незваных гостей. И Аркт, и Наратзул предупреждали о том, что реакция хранителей не заставит себя ждать, но Адалаис надеялся, что у него будет время прийти в себя. Как оказалось, зря.       — Так некоторые из жителей Подгорода нежно кличут бронированных служителей Ордена, — пояснил Арантэаль. — Те, конечно же, обижаются, но лично мне нравится.       — Подгорода?       Позади них раздались частые хлопки крыльев, и на плечо Баизака опустился ворон. Покосился на него ехидным желтым глазом и с явным удовольствием впился острыми когтями ему в руку.       — Да тороплюсь я, тороплюсь! — прошипел Баизак и повернулся к порталу, бормоча строки Печати.       Он успел деактивировать магический проход, окутать себя плащом невидимости и юркнуть в тень массивных каменных колонн, прежде чем высокие двери в зал распахнулись, впуская внутрь с десяток хранителей. Адалаис с интересом оглядел их массивные, сияющие доспехи, красные плащи, помпезные шлемы и — скользнул за их спинами наружу.       Очутившись на открытой галерее, он припустил по ее длинному коридору. Только спустя несколько мгновений Баизак понял, что за ее перилами — обрыв в пустоту, и остановился в немом изумлении, с высоты птичьего полета взирая на раскинувшиеся под ним просторы: Арк, густые леса, окольцевавшие город, и изрезанные массивы гор на пасмурном горизонте. Он опомнился лишь тогда, когда услышал новые голоса, приближающиеся к нему. В узком коридоре галереи можно было разойтись лишь с трудом, и Баизак слился со стеной, пропуская еще трех хранителей, в одном из которых он сразу же узнал того, с кем по невероятному стечению обстоятельств столкнулся на севере Нерима, в позабытом людьми и Богами храме Творца. Грандмастер Святого Ордена, Теалор Арантэаль, хмурый и бледный, едва не задел его плечом, спеша к залу с порталом в Инодан.       Дождавшись, когда галерея вновь опустеет, и более не теряя ни секунды, Адалаис бросился к лестнице, ведшей на верхние ярусы Храма Солнца. Сердце бешено стучало в его ушах, и идея проникнуть в сердце Эндерала из города Богов, воспользовавшись порталом Мальфаса, более не казалась ему такой уж удачной. Плащ невидимости надежно скрывал его от посторонних глаз, но одна лишь мысль о том, что он, Бог Тьмы, так фривольно расхаживает по территории тех, кто без лишних раздумий четвертовал бы его за все преступления перед религиозным миром Вина, вызывала в нем дрожь. Как бы странно это ни звучало, но пять лет, проведенных в образе безымянного путника, до которого никому нет дела, пошатнули его любовь к неоправданному риску.       «Не ври себе, щенок, — раздался в его сознании насмешливый голос Аркта. — Ты просто перетрусил, что мог так глупо попасться».       «Прочь из моей головы!», — возмутился Баизак, взлетая по лестнице вверх.       Деревянные ступени скрипели под его сапогами, сквозь пространство между ними прорывался холодный ветер и бил по его ногам хлесткими плетьми. Низкое, клубящееся грозовыми тучами небо обрушилось на Арк проливным дождем. К той заветной секунде, когда Адалаис добрался до внутреннего двора Храма, он промок до нитки.       Хрипло закричав и стряхнув с себя невидимость, ворон сорвался с его плеча и черным зигзагом пронесся меж белокаменных построек к колокольне, возвышавшейся над главными воротами в обитель Святого ордена. Баизак же застыл, глядя в сторону смотровой площадки. Странная конструкция, облаченная в строительные леса, завладела его вниманием.       «Что это?», — мысленно спросил он у Наратзула.       «Не имею ни малейшего понятия, — отозвался тот. — Когда я был здесь в последний раз, Глаз Богов был пуст и открыт для медитаций».       И, прикинув все за и против, Баизак двинулся в сторону крытой лестницы к смотровой площадке. Из-за шума дождя и оглушительных раскатов грома хранители, патрулирующие внутренний двор, не слышали ни его шагов, ни шороха его плаща.       «Это странно, — признал Адалаис. — Я-то думал, что хваленые служители Богов должны засечь всплеск посторонней магии».       «В идеале, так оно и было бы, но сейчас ты требуешь от них слишком многого, друг мой. Во-первых, Храм Солнца пропитан магией: в ее завихрениях крайне сложно различить слои и вычленить тот, которого до этого мгновения не было. Во-вторых, реалии жизни в Эндерале таковы, что даже последний безумец не сунется в обитель божьего авангарда. Хранители уверены, что за своими белокаменными стенами они находятся в полной безопасности».       «Но это глупо».       «Согласен, однако тысячелетия Храм Солнца стоял непоколебимой, неприступной крепостью. Ордену понадобится нехилая встряска, прежде чем его служители поймут, что времена их авторитета прошли, и их покой может быть нарушен в любую минуту».       «Щенок, что ты делаешь? — вновь раздался голос Аркта в голове Баизака, и на этот раз в нем сквозило ничем не прикрытое раздражение. — Не в твоих интересах злоупотреблять гостеприимством этого места».       «Я хочу рассмотреть эту штуку поближе. Возможности может больше не представиться».       «Несколько минут назад ты был против неоправданного риска».       «А ты был прав — я врал самому себе».       Вокруг конструкции с важным видом вышагивал хранитель, старше Баизака на пару-тройку лет — не больше. То и дело он косился в сторону галерей, выглядывая своих товарищей, отправившихся в зал с порталами. Он явно завидовал им, не догадываясь, что звон колокола пригласил служителей Богов на встречу с дыханием пустоты из мертвого Инодана — и только.       Пройдя вглубь смотровой площадки, Баизак встал за строительными лесами, дождался, пока хранитель поравняется с ним, сбросил с себя плащ невидимости и коснулся его плеча изголовьем посоха.       — Уделите мне минуту, любезнейший, — сказал он и — мягко проник в его сознание, когда их взгляды пересеклись.       Пахнуло гнильем и озоном. Хранитель изумленно моргнул, а в следующую секунду его светло-голубые глаза подернулись дымкой.       «Ты играешь с огнем», — предупредил Аркт, но Баизак лишь мысленно отмахнулся от него.       — Благослови Мальфас ваш путь, — неуверенно проговорил хранитель. — Чем могу служить?       — Мне нужна лишь малость, — заверил его Адалаис. — Начнем с того, как вас зовут.       — Йозеф Даль’Оберин. У вас странный акцент…       — Разве это так важно, Йозеф? — вскинул бровь Баизак, и хранитель, помедлив, покорно кивнул:       — Вовсе нет. Так что вы хотели?       — Что это? — Баизак дернул подбородком в сторону странной конструкции. — Это не похоже ни на один из священных символов Рожденных Светом, что я знаю.       — Это Светоч, — начал было объяснять Йозеф, но запнулся. Его сознание отчаянно сопротивлялось псионическому напору. — Я не должен говорить вам об этом.       — Почему же? — надавил Адалаис и нахмурился, заметив первую кровь из носа хранителя. — Посторонние не могут проникнуть в Храм Солнца, вам это известно, Йозеф. И раз я здесь, то заслуживаю вашего доверия.       С этими словами он зажал переносицу служителя Богов пальцами и восстановил поврежденные сосуды. Молодой человек дернулся, охнул и потер нос стальной перчаткой, размазывая кровь над верхней губой. Проклятье.       — Вы правы, — тем временем, смирился Йозеф и повторил: — Это Светоч — машина против Очищения. Орден нашел ее прототип в пирийских руинах, а также — схемы ее постройки. Теперь это — наш единственный шанс избежать начала конца.       «Заканчивай с ним, — потребовал Аркт. Ворон кружил над постройками Храма, наблюдая за происходящим вокруг. — Старик Арантэаль возвращается из зала с порталами. Он смекнул, что незваный гость мог хитростью улизнуть от хранителей, и командует оцепить территорию».       «Мгновение», — взмолился Баизак и протянул Йозефу платок. Его прошиб озноб: одновременно с тем, как он расщепил сознание, одной его частью воздействуя на хранителя, а другой — поддерживая связь с Арктом, целительством Адалаис разбудил в себе чародейскую лихорадку.       — А что же неримцы?       Йозеф презрительно скривил губы, утирая кровь.       — Эти еретики… эти безбожники… Они хотят, чтобы мы прекратили строительство Светоча, считают, что Очищение — новая ступень эволюции. Их предводитель обещал уйти с миром, если мы выполним его условие, но грандмастер считает его безумцем, к тому же — не верит ни единому его слову.       «Приятно знать, что отец сохранил рассудок, — подал голос Наратзул. — Черта с два Коарек отступит от Эндерала, пока его жители поклоняются Рожденным Светом. Со Светочем или без него — он бы развязал войну в любом случае».       — Таранор начал наступление? — поторопил хранителя Баизак. Теперь и он слышал голоса служителей Богов, постепенно заполоняющих внутренний двор Храма.       — Еще нет, — покачал головой Йозеф. — Но многие из нас считают, что это — затишье перед бурей.       — Это правильная мысль, — согласился Адалаис и ласково улыбнулся ему. — Будь наш разговор настоящим, вы бы оказали мне неоценимую услугу, Йозеф.       Хранитель потерянно заморгал и оттянул жесткий ворот доспеха.       — Но он был настоящим, — медленно проговорил он. — Мы говорили!       — Вам показалось. То был лишь отзвук возможности подобного разговора.       — Наверное… Нет, вы совершенно правы, — закивал Йозеф и снова утер кровь из носа. Баизак не рискнул исцелять его еще раз. — Но я вас видел… А раз я вас видел, то должен был…       — Но вы меня не видели, — усмехнулся Баизак, забрал у него платок и растворился в воздухе, оставив хранителя ошарашенно оглядываться по сторонам. — Вы не видели моего лица, не слышали моего голоса. То была лишь фантазия, что пришла к вам в голову со звоном колокола.       Служитель Богов замер, пораженный последней, самой мощной псионической атакой. Несколько секунд он смотрел перед собой, словно вспоминая, где находится, и что делает на смотровой площадке Храма под проливным дождем, а потом встряхнулся и с независимым выражением лица продолжил свой ход вокруг Светоча.       Баизак же с облегченным вздохом бросился к краю Глаза Богов. За его спиной слышался хриплый голос грандмастера Святого Ордена, топот нескольких пар сапог сотрясал смотровую площадку, замыкая ее в плотное кольцо. Воздух гудел от мощного заклинания развеивания магии. Баизак не мог допустить, чтобы оно настигло его.       «Погоди-ка, — насторожился Наратзул, когда он взобрался на каменный парапет. — Что это ты задумал?».       «Безумие», — признался Адалаис. Распрямился, с ужасом взглянул на далекие черепичные крыши домов под ногами и — шагнул в озаренную белесой молнией пустоту.       ***       Они очутились в Штайнфельде с первыми лучами солнца. Город, спрятанный у изножья зеленых, лесистых гор, в долине, вспаханной под пшеничные поля, встретил труппу пением звонких, утренних птах и легкой дымкой тумана. Сонная громадина замка Боденбрууков темнела в предрассветной мгле на высоком уступе, возвышавшемся над россыпью фермерских домишек. Акарус полагал, что фургоны отправятся к нему, но вместо этого они остановились на окраине города.       Маннорат, побив все рекорды по скорости, впрыгнул в штаны, рубаху, пончо и, едва не спотыкаясь на развязанных шнурках ботинок, кинулся было наружу, спасаясь от Дьердре, но та изловила его за ухо и заставила застилать постель.       — Жду вас на улице, Просто Акарус, — бросила аэтерна через плечо, распахивая дверь фургона.       Страж, оторвав взгляд от застежек кожаного нагрудника, проследил, как она спускается по ступенькам в высокую траву, на ходу забивая трубку табаком. В отличие от Маннората он не чувствовал в Дьердре дурного расположения духа, но не исключал возможности, что не может судить наверняка — он не знал ее так, как родной внук. В любом случае, он не ждал от аэтерна милости. Еще вчера она не горела желанием помогать ему, а после произошедшего ночью и вовсе могла упереться рогом.       Ему оставалось лишь надеяться, что слухи, рассказанные мальчиком, окажутся хоть в чем-то правдивыми.       — Неловко получилось, да? — уныло спросил Маннорат. — Но я был уверен, что она спит! Тебе хорошо — ты уходишь. А мне еще больше недели слушать ее ворчание.       — Может быть, все обойдется, — пожал плечами Акарус, одергивая рукава рубахи и защелкивая на них наручи. — В конце концов, моей вины здесь больше, чем твоей.       — Но это я действовал за ее спиной, а не ты, — возразил мальчик. Разгладив покрывало на тахте, он уселся на ее край и посмотрел на стража с грустной улыбкой. — Полагаю, настало время прощаться?       — Полагаю, что так, — Акарус пристегнул к поясу меч и закинул на плечо ремень сумки. Странное дело, сегодня она казалась ему еще тяжелее, чем вчера. — Несмотря ни на что, спасибо, что поделился со мной тем, что знаешь, и напоследок… У меня есть к тебе одна просьба.       — Какая? — склонил голову набок Маннорат.       — Поступи в Университет, парень. В тебе слишком много ума, чтобы всю жизнь прозябать в фургонах.       Дьердре ждала его у самого близкого к стоянке труппы дома, облокотившись на оградку загона для овец. Завидев Акаруса, она взмахнула трубкой, подзывая его ближе. Страж задержался немного, прощаясь с Кавелем и с другими артистами, вышедшими наружу, а потом поспешил к пожилой аэтерна. В груди у него ворочалось плохое предчувствие.       — Ну что же, Просто Акарус, — протянула Дьердре, покусывая край трубки, — вот и настал конец нашему путешествию, не так ли?       — Благодарю вас за радушный прием, — сказал он и низко поклонился, — и прошу простить за все неприятности…       — Вы и сами не определились, каким вам быть, — прервала его с усмешкой аэтерна, — робким и милым или напористым и дерзким. Если позволите совет, сейчас не время для робости. Вам выпала удивительная возможность абсолютно случайно найти ответы на некоторые свои вопросы — так пользуйтесь ею. Если будете постоянно думать, обидело ли ваше везение кого-то или разозлило, то в один прекрасный миг сойдете с ума.       — И все же, — упрямо поджал губы Акарус. — И не ругайте внука, не обижайтесь на него. Он думал, что поступает правильно.       — Обижаться на Маннората бесполезно, — улыбнулась Дьердре, — ругать его — тем более. Он все равно поступит, как захочет. Этот мальчишка неукротимее ветра. К тому же, — добавила она, отталкиваясь от оградки и неспешно бредя по дороге, петлявшей между деревьями, — бывают моменты, когда он пробуждает во мне стыд — за саму себя.       Первые фермеры, зевая и потягиваясь, выходили из своих домов, вскидывали на плечи лопаты и грабли и направлялись к полям. Они с удивлением смотрели на двух аэтерна, шедших им наперерез, но после их внимание переключалось на разноцветные фургоны труппы бродячих артистов. Их лица светлели в предвкушении веселого вечера, и они теряли к Акарусу и Дьердре всякий интерес.       — Еще вчера я брюзжала о том, что наш народ позабыл о Каллидаре, словно о страшном сне, — продолжила пожилая аэтерна, — но — чем я лучше? Я — одна из немногих оставшихся в живых беженцев, кто может приоткрыть завесу тайны, окутавшую Треомар, но вместо этого я купаюсь в животном страхе. Однако… надеюсь, вы поймете меня, мой мальчик: когда в последний раз я говорила о Треомаре громко, открыто, пользуясь тем положением, что я занимала до его падения, я потеряла всех, кто был мне дорог. Моего мужа, моего старшего сына, мою дочь. У меня остался лишь Кавель, и, с младенцем на руках, я смогла прибиться к бродячей труппе. С той поры я… Я сдалась. Я не хотела подвергать риску то, что я сохранила лишь чудом. Одно дело, делиться знаниями с семьей, но незнакомцы…       — Я понимаю, — тихо отозвался Акарус. — И я не должен был…       — Если то, что вы сказали моему внуку этой ночью — правда, то вы обязаны вытрясти из меня все, что я знаю, — хрипло рассмеялась Дьердре. — Судьба не зря свела нас вместе в этот день, хоть я и не могу представить, что полезного для вас сказать. Ответьте мне: почему вы решили, что в Треомаре найдется то, что поможет вам в сегодняшней проблеме?       Акарус помолчал немного, наблюдая за свиньями, выпущенными из хлева. Нежно-розовый поросенок отбился от стада, засеменив к оброненному кем-то на дороге яблоку, неудачно поддел его пятачком, и оно резво покатилось с пригорка прямо под ноги стража. Тот остановил его носком сапога, подобрал, неловко прижимая тяжелую сумку к боку, и бросил его обратно маленькому обжоре.       — У нас есть основания полагать, что среди ученых Треомара работала секретная группа под протекторатом Рожденных Светом, — вздохнул Акарус, распрямляясь. — И что ее исследования напрямую касались того, что происходит сейчас.       — Ах, — Дьердре изнуренно прикрыла глаза и глубоко затянулась табачным дымом, — здесь вы правы. Такая группа была, хоть я и не знаю, какие исследования она вела. Сначала мы, научная элита, считали ее такой же выдумкой, как и руины древнего города под Треомаром, но дни осады доказали нам, что мы были не правы.       Язык стража словно прирос к нёбу. Всю жизнь ему хотелось — так хотелось! — узнать о том, что произошло с Треомаром, но чем больше он слышал обрывков правды, тем больше понимал, что эти знания могут лишить его остатков сна.       — Еще до того, как город окольцевала армия серафимов, пропали двенадцать ученых и магов. Вероятно, они, наперед зная, что произойдет, бежали под крыло своих покровителей, а потом… — Дьердре прокашлялась так, словно невидимая рука пережала ей горло. — Потом несколько из них вернулись подземными ходами от Зеробилона и — открыли ворота города серафимам.       Она видела все это, понял Акарус. Ощутила горечь от предательства тех, с кем жила и работала долгие годы, ужас при виде того, как на восемнадцатый день осады армия Богов озлобленной, громкой волной хлынула в город.       Твою мать.       Вероятно, на его лице отобразилась вся гамма эмоций, охвативших его, потому как Дьердре, через силу улыбнувшись, нежно потрепала его по плечу. И это было так неправильно! Вовсе не я нуждаюсь в утешении и сострадании.       — Но сейчас идет речь не об их коварстве, мой мальчик, — проскрежетала пожилая аэтерна, — а о том, что перед тем, как бежать, они наверняка прихватили с собой все, что смогли унести: наработки, записи о наблюдениях и исследованиях… Любой, кто не обделен мозгами и временем, так бы и сделал. И если Совет надеется найти нечто подобное, то… вас ждет разочарование.       — И все же могло остаться хоть что-то, — тряхнул головой Акарус.       Пожевав губами, Дьердре на секунду обернулась на веселый шум у фургонов. Мать и отец Маннората сидели на бревне в окружении других аэтерна. В руках у Кавеля белел лист бумаги, и он с выражением зачитывал что-то собравшимся. Труппа одобрительно галдела и торжествующе пересмеивалась друг с другом.       — Закончил песню, над которой работал несколько месяцев, — с гордостью пояснила Дьердре. — Молодец… Что ж, Просто Акарус, я понимаю: сейчас любая надежда лучше, чем ничего. В таком случае, я не зря прихватила с собой эту вещицу.       С этими словами она сунула руку в карман платья и достала небольшую подвеску, тускло блеснувшую серебром в лучах солнца, едва пробивавшихся сквозь плотную пелену облаков. На круглом кулоне Акарус рассмотрел крылатого змея, запрокинувшего голову вверх в беззвучном, растянутом на долгие тысячелетия рыке.       — Герб рода Абилин… моего рода, — сказала Дьердре, проследив за его взглядом. — Он откроет вам многие запечатанные магией двери в залах ученых… Возможно, их будет даже больше, чем я знаю или догадываюсь. Главное, чтобы залы за ними не были уничтожены огнем. Воспользуйтесь этой вещицей с умом.       Затаив дыхание, Акарус принял подвеску из ее рук. Это было куда большим, чем то, на что он мог рассчитывать. Сердце в его груди сделало отчаянный кульбит и рухнуло куда-то в желудок. С каждой минутой груз ответственности на его плечах становится все тяжелее.       Ради всего святого, во что я ввязался?       Как я смел?       — Дьердре… Я… Вы…       — Что это за несчастное овечье блеяние, мой мальчик? — усмехнулась пожилая аэтерна. — Оно вам не подходит, избавьтесь от него, как можно скорее. Когда-то подобный дар был признаком великого доверия, но сейчас, когда никто из нас не знает, насколько он окажется полезным, следует унять страсти.       — Спасибо, — выдавил Акарус. — Обещаю, я верну вам кулон, как только…       Как только — что? Правильные слова не шли ему на ум.       — Как только он отслужит вам хорошую службу, — подсказала Дьердре, мягко улыбнувшись. — Дерзайте. А я буду с нетерпением ждать нашей встречи. Вдруг, вы порадуете старуху хорошими вестями?       И она замолчала, постукивая чашечкой курительной трубки себе по ладони. Время прощаться, понял Акарус, пряча подвеску в карман сумки. Но отчего-то он медлил. В его голове формировалась последняя мысль.       Дурак, уходи и перестань испытывать свое везение.       Но что я потеряю, всего лишь спросив?       Хоть что-то — для себя.       — Вы сказали, что мое лицо вам знакомо, — решившись и сделав глубокий вдох, медленно начал Акарус. — Я не врал, говоря, что не знаю, кто мои родители, но… Я соврал вашему сыну, когда он спросил, маг я или нет. То есть… Во мне есть магия, но она нестабильна. Никто из тех, кто пытался научить меня пользоваться ей, не преуспел.       — Такое бывает, — кивнула Дьердре, заинтересованно прищурив глаза, — когда так называемые учителя сами не знают, с чем они столкнулись. Что вы умеете, мой мальчик?       — В хорошие дни, — нервно усмехнулся Акарус, — я вижу чужую магию и сквозь нее. Один человек сказал мне, что это — редкий дар, и что я даже не осознаю его в полном объеме… Вот я и подумал, что, быть может, вы знали того, кто мне мог этот дар передать.       Тараторя все это на одном дыхании, страж смотрел себе под ноги, но, когда он осмелился поднять глаза на Дьердре, то почувствовал, как вдоль его позвоночника пронеслась волна промозглого холода. Всего лишь на несколько секунд, но на лице пожилой аэтерна отразился страх пополам с узнаванием, потом он сменился презрением, а следом — болью и непонятным стыдом.       — Дьердре?..       — Это действительно редкий и полезный дар, — проговорила Дьердре. Проведя дрогнувшей ладонью по лицу, она вернула себе самообладание. Но Акарус видел. — Однако, как и любой другой, он может появиться даже в ребенке, родившимся в семье, где до него не было ни одного мага.       — Так вам он ни о чем не говорит? — облизнул пересохшие губы Акарус. Что происходит?       — Нет, — дернула головой пожилая аэтерна. — Мне жаль, — добавила она неискренно. — Удачи вам, Просто Акарус, и пусть Тени никогда не омрачат ваш путь.       Подобрав юбки платья, Дьердре заторопилась к фургонам труппы. На стража она более ни разу не оглянулась. Тот провожал ее растерянным взглядом: видел, как она укутывает шею шалью от внезапно поднявшегося, прохладного ветра, обнимает себя за понуро опущенные плечи, — и понимал, что после этой встречи в его голове осталось еще больше вопросов, чем было до нее.       Ему повезло, что «Шестая рыба» оказалась не так далеко от места, где его покинула пожилая аэтерна. Погруженный в мрачные мысли, Акарус зашел внутрь и огляделся. Это была скромная таверна в один этаж: в ней было всего две комнатушки для путников, занавески на окнах были поедены молью, прилавок трактирщика и буфет неподалеку от него потемнели от времени и несмываемого слоя жира. Небольшой, пустой поутру зал был рассчитан всего на пять маленьких, круглых столиков в окружении колченогих табуреток. За одним из них, у самого камина, обнаружилась госпожа Нара, всегда встававшая на рассвете.       Свою утонченную, белую мантию пожилая магичка сменила на дорожную — простую, из грубого зеленого сукна. На столе перед ней были разложены свитки; склонившись над ними, то и дело поправляя на носу изящное пенсне, мастер псионики вчитывалась в мелкий текст и иногда делала заметки. Акарус не знал, что за дела привели Нару в далекий от Горного монастыря Штайнфельд, но, вероятно, то были какие-то научные изыскания.       Она вздрогнула, когда страж с грохотом отодвинул пустой стул у ее стола и рухнул на него, прижимая к груди сумку. Приличия диктовали ему рассыпаться перед патроном в изысканных извинениях, согнуть спину в поклоне, но Акарус слишком устал. Он знал, что не обидит магичку — та давно уже морщила нос от этих никому не нужных вежливых расшаркиваний.       — Выглядишь дурно, мой мальчик, — усмехнулась госпожа Нара, снимая пенсне и растирая отметки от него на переносице. — Надеюсь, дорога сюда прошла без происшествий?       Акарус неопределенно пожал плечами, и мастер псионики догадливо кивнула головой. Откинувшись на спинку стула, она подала знак рукой сонной трактирщице.       — Анника, милочка, будь так добра — удели нам минутку. Подай юноше свой замечательный суп из кабачков и то рагу из тыквы, от которого я без ума.       — А как же стаканчик душистого эля? — зевнула трактирщица нарочито небрежно, но Акарус видел, что похвала магички ей пришлась по душе. — С ним любое утро станет добрее.       — Куда без него, — согласилась госпожа Нара. — Налей две кружечки — мне заодно.       Дождавшись, пока Анника скроется в дверях кухни, пожилая магичка откинула перо, не глядя завинтила крышечку чернильницы. Все ее внимание было приковано к пузатой сумке в руках стража.       — Это то, что я думаю? — спросила она. — Подарок Баизака?        Акарус молчаливо кивнул.       — Он будет нам полезен? — деловито уточнила магичка.       — Вы даже не представляете как.       — Хорошо… Хорошо, — прикрыла глаза госпожа Нара. — Мы поговорим об этом позже, благо, время для разговоров у нас еще есть. Ну а сейчас ответь мне честно: Баизаку можно доверять?       Акарус ждал этого вопроса. О нем его предупреждал Баизак, да и сам он понимал, что в свете всех обстоятельств больше всего мастера псионики будет интересовать, не пригрели ли они на груди змею, что усугубит и без того дерьмовое положение вещей.       — Я ему доверяю, — сказал он. — Как никто другой, Баизак заинтересован в том, чтобы мы не оказались по уши в проблемах.       — Мне остается лишь положиться на твое чутье, — отозвалась Нара после короткого молчания. — Ну а мне? Доверяешь ли ты мне, Акарус?       Что-то в ее голосе не понравилось стражу. Впервые за весь разговор он отогнал от себя мысли о Дьердре и ее странном поведении в момент прощания и внимательно посмотрел на патрона.       — Что-то случилось, госпожа? — осторожно спросил Акарус.       — Многое. И прежде, чем я расскажу тебе об этом, я хочу услышать честный ответ, — пожилая магичка подалась вперед, ловя его взгляд. — Могу ли я рассчитывать на тебя, как и раньше?       Он почувствовал, как ее магия деликатно проникает ему в голову — не изменяя его мысли, не подавляя их, а прощупывая и изучая. Акарус замер, не разрывая зрительного контакта, не мешая мастеру псионики заручиться не только лишь его словами, но и его эмоциями.       — Ничего не изменилось. Я в вашем распоряжении.       — Хорошо, — качнула головой Нара, продолжая смотреть на него немигающим взглядом. Ее серые глаза побелели от магии. — Баизак отправился на Эндерал? Он собирается присоединиться к королю?       — Что? Нет! — изумленно воскликнул Акарус. — Он хочет остановить Очищение, а не потакать ему.       — Вот и славно, — прошептала магичка. — Значит, мы в одной лодке.       И она отвела глаза, позволяя стражу с облегченным вздохом расползтись по стулу. Пригладила седые волосы, собранные в пучок, посмотрела в сторону кухни, проверяя, не появится ли в ненужное время Анника, и, удостоверившись, что никто не может их подслушать, заговорила:       — Пока я была в Штайнфельде, из Горного монастыря мне пришла странная весть. В Нерим вернулся Калим и пришел на поклон к Балину.       — Калим?       Калим был одним из лучших шпионов Ордена магов и ныне — Совета. Он никогда не сидел на месте, шныряя то тут, то там и выискивая тайны и грязные секретики для Балина. Акарусу он не нравился: более скользкого, мерзкого типа он в своей жизни еще не встречал. Проныра, бабский угодник и лгун.       Около полутора месяцев назад он пропал. Никто не знал, что за задание ему было поручено, но не переживал. В конце концов, работа для шпиона всегда найдется.       — В чем странность? — нахмурился Акарус.       — Я расскажу, — пообещала Нара и перевела взгляд за его спину.       К их столу, добродушно улыбаясь, приблизилась Анника. В руках у нее был поднос, уставленный снедью и двумя кружками эля. Пожилая магичка, похвалив ее за сноровистость, коснулась ее руки и, когда трактирщица встретилась с ней взглядами, сказала:       — Думаю, тебе строит отдохнуть, милочка. Ты славно потрудилась этим утром. Если зайдут посетители, я тебя окликну.       Женщина, похлопав осоловелыми глазами, с зевком кивнула и послушно побрела в сторону своей спаленки.       — Он вернулся из Эндерала, мой мальчик, — сказала Нара, когда Анника плотно затворила за собой дверь. — Он проболтался об этом Марии вчера вечером, а Мария, в свою очередь, решила сообщить об этом мне.       Еще один член Совета, самая молодая из всех пятерых, Мария была мастером элементальной магии и, по разумению Акаруса, выражала полную поддержку Балину. Высокомерная, брюзгливая, она с охотой лизала ему пятки и надеялась на место при дворце.       — С какой стати Мария помогает нам? — озадаченно уточнил страж.       — Она давно со мной заодно, — дернула плечом Нара. — Она амбициозна, хитра и терпеть не может дураков — Балин уже стоит ей поперек горла. У нее большие планы на будущее, и меньше всего она хочет эволюционировать, купаясь в белом огне.       — Но она продолжает делать вид, что до сих пор на одной стороне с Балином, чтобы знать о его планах, — рассудил Акарус.       Полезное приобретение — доверием Балина госпожа Нара похвастать уже не могла. Трепетно охраняя свое ощущение власти, тот давно записал мастера псионики в список личных врагов. Лишь осознание того, как полезны для него способности пожилой магички и ее учеников, останавливало его от открытого конфликта. Быть может, он и был дураком, но понимал: лучше терпеть нападки и недовольство Нары, чем допустить раскол в Совете. Ведь могло случиться так, что у нее окажется достаточно красноречия и авторитета, чтобы переманить на свою сторону даже тех, кто был когда-то лоялен к нему.       И все же, от Нары не укрылся тот факт, что порой Балин утаивал от нее информацию, проводил совещания без ее участия. Мария же входила в круг его доверенных лиц. Ослепленный ее очаровательными улыбками, он и подумать не смел, что она — глаза и уши неугодной ему магички.       Но так ли это?       — Вы уверены, что она не играет с нами в двойную игру? — тихо спросил Акарус. — Делает вид, что верна вам, но лишь ждет вашей реакции, чтобы нашептать о ней Балину.       — Ты обижаешь меня, мой мальчик, — фыркнула Нара, сложив руки на груди. — За прожитые годы я научилась переплетать доверие с некоторыми своими талантами.       Ну, конечно.       — Простите, — неловко буркнул Акарус и задумался. — Но что Калим делал на Эндерале? Разве королевский двор просил у нас еще людей?       Собирая войска, король Таранор затребовал у Совета лучших магов, в особенности — псиоников. Скрепя сердце, Нара отобрала для него своих учеников.       — Нет, — зябко передернула плечами пожилая магичка. — Разведчиков и шпионов у них предостаточно, от нас им требовалась лишь магическая мощь. Поэтому я склонна думать, что Балин, хитрый лис, решил посодействовать им без лишней огласки.       — О чем вы?       — До меня доходили слухи, что Калим и Лишари, одна из моих учениц, были парой. Они расстались, когда девочка наконец помыла глаза с мылом и увидела, что этот плут, заливая ей про вечную любовь, прыгал из койки в койку других женщин. Это случилось как раз перед тем, как она отправилась на Эндерал вместе с Константином и другими магами. И, как ты можешь представить, ее это больно задело, но…       — Настолько ли, чтобы не простить его, когда он переплывет океаны, вымаливая прощение? — закончил за нее Акарус.       — Патетично, но в целом верно, — вздохнула Нара и потерла пятно от упавшей когда-то свечи на столе. — Я боюсь, что Балин вознамерился посеять раздор среди наших людей на Эндерале. Я боюсь, что среди них… может оказаться предатель, засланный с ними изначально.       Чувствуя, как пересохло во рту, Акарус смог лишь недоверчиво покачать головой. Мог ли Балин, в котором было больше амбиций, чем ума, растянуть сети лжи ещё до отплытия группы Константина на Эндерал?       — Скажи, — Нара коснулась воротника своей мантии, — Баизак оставил себе твою подвеску с руной Связи?       — Да, он хочет знать, что творится в Нериме, пока его нет, — кивнул страж.       — Ну, а я хочу знать, что творится на Эндерале, — решительно сказала магичка и сняла свою подвеску, положила ее на стол поверх свитков.       — Но он не собирался мелькать на глазах хранителей больше положенного, — сказал Акарус, недоуменно покосившись на патрона.       — Планы иногда меняются, — отрезала Нара, — и он должен это понимать. Если Адалаис действительно заинтересован в том, чтобы не дать Очищению случиться, он должен предотвратить любую попытку сорвать планы альянса. Только он может предупредить Орден о возможном предательстве.       Но станут ли его слушать? Акарус в этом сомневался. Даже если Баизак не раскроет себя как Бога Тьмы, он прибудет на Эндерал, раздираемый истерикой от нашествия неримцев. Быстрее Храм Солнца запишет его в шпионы Коарека Таранора, засланного в Арк, чтобы пошатнуть уверенность противника в своих силах, чем станет действовать с ним заодно. Даже неримские маги могут отнестись к нему с подозрением, помня, с каким скандалом они отправились вслед за Теалором Арантэалем.       — Это я отдаю тебе, — Нара нетерпеливо пододвинула подвеску к Акарусу. — Ты будешь с ним постоянно на связи.       — Я? — глаза стража удивленно распахнулись. — Но…       — Вы почти ровесники, — отмахнулась пожилая магичка от его робких попыток протеста, — вместе пережили волнительное путешествие, благодаря тебе он раскрыл мой коварный план слежки. С тобой он будет откровеннее и быстрее прислушается к тому, что скажешь именно ты. Меня же он может заподозрить в новых интригах.       В голове Акаруса мелькнула истеричная мысль, что за последние сутки он получил больше «даров», чем был готов принять. Все, чего он хотел, так это помочь сделать что-то реальное и правильное, но словно бы с каждой секундой кто-то неведомый тянул его за язык, толкал его все дальше вперед, делая его тем, кем он быть не умел.       Онемевшей от ужаса рукой страж накрыл ладонью подвеску госпожи Нары. Если отбросить в сторону всякий страх и жалобы, он не был уверен, что все будет так, как сказала его патрон. С Баизаком они расстались в натянутых чувствах, не предполагавших ни доверия, ни откровенности. Однако, судя по всему, большого выбора у них обоих не было.       — Пока я разбираюсь с делами в Штайнфельде, ты свяжешься с Адалаисом и передашь ему все, что узнал от меня, — приказала, тем временем, Нара и принялась за свой эль. — Убеди его в том, чтобы проверку моих догадок он поставил в приоритет. Иначе… Можно найти ответы на все вопросы, разгадать любую загадку, но проглядеть под самым носом то, что нивелирует все твои жертвы и старания. Я рассчитываю на тебя, мой мальчик. Не подведи нас всех. Ты меня понял?       Акарус уныло кивнул, и пожилая магичка, усмехнувшись, похлопала его по руке.       — Почему-то я уверена, что ты справишься. А пока — ешь свой завтрак и заодно рассказывай, что произошло с той минуты, как Баизак лишил нас связи.