Бездна Вероятностей

Предисловие автора: 1. В своей работе мне хотелось добавить больше красок и правдоподобности другим регионам Эндерала, помимо Сердцеземья. В особенности — Дюнному. Я безмерно люблю то, что вижу в игре, но также понимаю, что для полноты картины мне чего-то не хватает (многого). Если бы я могла нарисовать то, что представляю у себя в голове, я бы нарисовала это, но, к сожалению, руки у меня — продолжение того места, которым не рисуют. Поэтому — развлекаюсь лишь в тексте. Единственное, могу дополнить, что описания подкрепляются не только моей фантазией, но и видом вырезанных/незаконченных локаций, которые мне скинула замечательная Eiry with a thistle. 2. В очередной раз хочется поблагодарить Eiry with a thistle за поддержку, а также — за то, что трясла химиков, настоящих и поддельных, для выяснения, как добывают селитру и позднее работают с ней, и за то, что, то и дело подтирая мне сопли, помогала шерстить некоторые куски текста. Это бесценно. Приятного прочтения и замечательного настроения в эти серые, унылые, ноябрьские дни!)       Дюнное встретило их со всем радушием, на которое было только способно, а именно — песчаной бурей. Единственная наружная улица, отданная на растерзание пескам Пороховой пустыни, пустовала, узкие окна домов, прорастающих прямиком из скал, были крепко-накрепко закрыты толстыми ставнями. Сквозь дыры и прорехи в дощатом навесе, прикрепленном к краям ущелья, где располагался город, некогда крепком и защищавшим дюнновцев от непогоды, виднелось покрытое пеленой грязно-желтых облаков небо.       Никто не спешил запускать хранителей в крытую часть Дюнного, и они, чувствуя себя настырными попрошайками в поисках крова, провели незабываемые минуты наедине с завихрениями песчаной пыли, норовившей забиться им в рот. Когда же их, наконец, впустили внутрь, то провели к штабу наблюдателей, двухэтажному низкому зданию по соседству с тюрьмой и входом в железорудную шахту, и оставили у его дверей в гордом одиночестве — дожидаться аудиенции. И они ждали — слишком долго для тех, к кому на святых землях Мальфаса было принято относиться с великим почтением. Рэйка бездумно рассматривала лес свай и деревянных настилов, где располагались и таверны, и магазинчики, и дома дюнновцев, а Лиджам, впершись остекленевшим взглядом в плещущую под ногами темную воду, беззвучно шевелил губами — готовил речь.       Ровно до тех пор, когда вдруг фыркнул и опустил голову на скрещенные на перилах руки.       — Вот же дерьмо, — прошептал он.       — Забыл слова? — беззлобно подколола его Сафран.       — Нельзя забыть то, чего нет. Просто посмотри вокруг, Рэй. Что ты видишь?       Неуютно завозившись на жесткой лавке, Рэйка окинула Дюнное задумчивым взглядом. Ответить на вопрос Лиджама одним словом было крайне сложно.       — Я должна быть честной? Или ты предпочтешь…       — Это — чертова дыра, — поморщившись, оборвал ее ученик Йаэлы. — Мы как будто очутились в еще одном Подгороде.       — Что ж, — передернула плечами Рэйка, — в Подгороде халупы хотя бы стоят на земле.       — Зато здесь есть чистая пресная вода, выход к морю и доступ к солнечному свету, — мрачно усмехнулся друг. — Хотя вряд ли это можно считать существенным преимуществом, если вспомнить о постоянной влажности, песчаных бурях и сопутствующих всей этой прелести болезнях… Знаешь, всего тридцать лет тому назад здесь все было иначе.       Тяжело вздохнув, Лиджам отошел от перил и остановился лишь на середине настила, служившего парадным входом в штаб наблюдателей. Оттуда ему открывался вид на большую часть пещеры.       — Дюнное было колыбелью международной торговли и промышленности, — с тоской в голосе произнес он. — Снаружи располагались торговые ряды до самого порта, а в крытой части города — склады и кабинеты предприятий. Конечно, здесь жили и обычные горожане: портовые рабочие, торговцы, семьи стражников… Распределенные на восток хранители.       — Наверняка у них должен был быть самый помпезный уголок, — иронично заметила Рэйка.       — О, так и было, — в тон ей отозвался Лиджам и указал в сторону каменных построек. — Наше подразделение находилось вон там.       Рэйка проследила за направлением его пальца и — поперхнулась, пытаясь скрыть смех.       — Ты, должно быть, шутишь.       — Если бы.       Бывшее здание подразделения Святого Ордена находилось в восточной стороне крытой части города. Что-то подсказывало Рэйке, что во времена царствования хранителей двери в их обитель не были выкрашены в красный цвет, а на стене рядом с ними не была нарисована кокетливая пышногрудая русалка.       — «Светозарная сирена», — прочитала вывеску над головой русалки Сафран. — Случайность ли это, что они открыли бордель именно здесь?       — Боюсь, что нет, — усмехнулся Лиджам. — Поначалу Болдрик противился, называл эту идею богохульством, но потом махнул рукой. Так, посетители хотя бы не будут бояться, что в самый ответственный момент под ними проломится пол.       В следующие полчаса Лиджам коротко рассказал ей об истории Дюнного, то и дело показывая особо значимые места города. Это было очень кстати: на берегах у Пороховой пустыни Рэйка оказывалась лишь дважды и толком о них ничего не знала. Ей было известно об указе Тручессы Даль’Верам, что закрыл границы Эндерала и отрезал Дюнное от светлого будущего, но что происходило с городом с тех пор и до настоящего времени оставалось для нее загадкой.       Сам Лиджам родился в переломный момент, когда восток страны уже лишился былого лоска, но еще находил в себе силы бороться за жизнь. Орден покинул свое подразделение в Дюнном спустя два года после того, как магистр Йаэла забрала своего ученика в Сердцеземье; до тех же пор будущий хранитель, будучи ребенком, не мог до конца осмыслить всего, что происходило вокруг него. Однако повзрослев, окрепнув умом и возвращаясь в родной город в робкой попытке наладить отношения с семьей, Лиджам смог оценить ширящиеся масштабы бедствия.       Промышленные предприятия закрывались одно за другим, оставляя людей без работы. Болдрик Крепкощит, бывший капитан стражи и новый наместник города — собственными чаяниями, с легкой руки одобренными Даль’Верам, — подобно Сердцеземью, сосредоточил усилия региона на собственных землях, чтобы обеспечить своим людям пропитание и возможность жить под крепкой крышей, но казна Дюнного стремительно пустела, не давая ему никакой возможности достойно оплатить труд работников. Содержания, что отправлял Храм Солнца, хватало лишь на самые острые нужды. Восток спасался за счет Золотого Серпа, платившего в основном за работы на фруктовых плантациях и совсем редко — за изготовления пороха, и частных дельцов из Арка, которые на свой страх и риск купили право на владение некоторыми шахтами.       Но то было жалкими крохами былого величия. Ветшали и, в конце концов, пустели мелкие поселения у месторождений и плантаций, их жители тянулись в Дюнное устрашающим потоком беженцев. Болдрику пришлось идти на ухищрения, чтобы дать им кров — так появились жалкие домишки на настилах, которые, казалось, еще совсем недавно были приспособлены для хранения груза с торговых кораблей соседних стран. Чуть позже окончательно иссякла возможность вести денежные отношения внутри городских стен, и началась эпоха бартера. Авторитет охотников, кузнецов и плотников возрос до небес.       Стоило ли удивляться тому, что в один прекрасный миг на восточном побережье расцвел черный рынок? Контрабандисты орудовали в Дюнном всегда — недаром то был портовый город, — но действовали скрытно, почти что робко, опасаясь гнева божьего авангарда. Однако с момента, как хранители плотно засели в Арке, ничто не мешало им почувствовать вкус свободы. Лиджам был уверен, что старый Болдрик не смог бы помешать их воцарению, даже если бы кинул на искоренение преступности все свои силы. Но вместо этого он перешагнул через себя и свою приверженность Путям: предположить, что наместник Дюнного не знает, что происходит у него под носом, было глупо и нелепо. Так, при помощи договоренности с контрабандистами в город потекли какие-никакие деньги, а вскоре и восстановилась связь с другими регионами Эндерала — пусть и теневая, совсем не праведная.       Однако все не могло происходить без сучка и без задоринки. Когда Лиджам был в Дюнном в последний раз — семь лет назад, — город напоминал разворошенный улей. Колорита в нем, безусловно, прибавилось, но он продолжал гнить. Вероятно, Болдрик не смог контролировать преступную сеть и направить ее деятельность на благо поселению. Добропорядочному капитану стражи не хватало опыта в столь грязных делах.       — И все же, я вижу, что-то изменилось с тех пор, — задумчиво протянул Лиджам, оглядывая крытую часть города. — То ли Крепкощит наконец нашел способ затянуть поводок, то ли…       — Это сделал кто-то другой, — закончила Рэйка, когда хранитель закусил губу и замялся.       — Подозреваю, что так и есть, — кивнул ученик Йаэлы. — Кто-то весьма умно координирует действия. Помнится, отец рассказал мне, как испортился воздух в крытой части города. Стало слишком влажно, людей косили болезни, а хороших целителей, не говоря уже об апотекариях, здесь можно пересчитать по пальцам одной руки. Раньше такими вопросами занимались маги-хранители. Они поддерживали оптимальную влажность воздуха, чтобы не портился товар, ожидавший транспортировки на настилах. А что касается озера…       — Его очисткой также занимались хранители?       — В первое время. Я знаю немного, но двое магов-хранителей были вынуждены круглосуточно поддерживать достаточно сложное, двухступенчатое заклинание. Когда же подоспел прогресс, орденские умельцы придумали систему водоочистки. Самую простую, конечно, даже примитивную в плане долговечности. Однако она вполне справлялась с возложенной на нее задачей — до тех пор, пока хранители и их люди не покинули Дюнное, и в городе не осталось никого, кто мог бы разобраться, как ее чинить в случае поломки. Я также читал, — задумчиво добавил Лиджам, — что незадолго до закрытия границ была разработана усовершенствованная версия канализационной системы — на основе той, что в Арке. Но, как ты могла догадаться, проект застыл на начальном этапе реализации… И все же, я вижу, что вода в озере чистая. И это при том, что теперь здесь не склады, но полноценный город со всеми вытекающими последствиями.       — Думаешь, нашелся умелец, что починил механизм водоочистки?       — Это единственно возможный вариант, — пожал плечами ученик Йаэлы. — Нашелся или — кто-то его нашел. Как и в случае с магами, которые управились с воздухом в пещере.       — Что ж, — усмехнулась Рэйка, — значит, вот так отщепенцы научились выживать на святой земле без всякой помощи Богов. Молодцы.       — И я такого же мнения, — тускло улыбнулся Лиджам и провел рукой по броши в виде знака Святого Ордена, скрепляющей края его плаща. — Услышь меня какой-нибудь рьяно верующий хранитель, то наверняка бы нажаловался Тручессе и потребовал бы лишить меня Сигила, но — черт возьми, Рэй, я уверен, что Храм Солнца был вполне способен поддержать Дюнное и после закрытия границ. Должен был быть выход, но вместо того чтобы искать его, мы просто спрятались в Арке и сделали вид, что за Сердцеземьем заканчивается и сам Эндерал. И вспомнили о том, что это не так, лишь тогда, когда к нашим берегам приблизился враг. Нужно смотреть правде в глаза: мы здесь не за тем, чтобы помочь Дюнному, а за тем чтобы потребовать от него прикрыть зад столице.       Рэйка долго смотрела на Лиджама. Она могла лишь предположить, что большую часть времени он был слишком занят научной деятельностью, чтобы думать о малой родине и ее бедах. Но каждый раз, когда та давала о себе знать, ученик Йаэлы чувствовал угрызения совести и мучился осознанием, что он сам, хранитель первого Сигила, исправить ситуацию в Дюнном никак не сможет.       Однажды, холодным зимним вечером в «Толстом леоране», Лиджам рассказывал, что мечтал перевести семью в Сердцеземье. В свой последний визит он поделился планами с отцом и матерью, но те наотрез отказались покидать Дюнное. Лиджам был потрясен их ответом. Он не мог понять, что держит их в этой гнилой дыре, и имел неосторожность спросить их об этом. С его слов, такого ушата презрения, что вылился на его голову, он не мог и представить. «Здесь наш дом, мальчик, и мы приспособились к такой жизни, — сказала ему мать, зло отсмеявшись. — Возможно, потому, что, в отличие от твоего брата, помнили простую истину: с тонущего корабля первыми бегут крысы, а люди до последнего пытаются заладить брешь». Фигуру речи Лиджам более чем понял и со временем смирился с тем, насколько точно она выражала ситуацию на востоке Эндерала, но не был уверен, что эту «брешь» дюнновцы смогут заладить без помощи извне.       Рэйка не успела сказать ему ничего ободряющего. Из теней, окружающих штаб наблюдателей, вдруг выскользнула невысокая фигурка в черном плотном плаще и направилась к хранителям. То была девушка — из-под низких краев капюшона Сафран смогла рассмотреть часть ее смуглого, остро очерченного лица. Двигалась она с чарующей грацией хищной кошки.       — Мессир. Мадам, — поприветствовала их незнакомка едва слышным, шелестящим голосом. — Вы можете пройти. Вас ожидают.       Ответа она дожидаться не стала и вновь скрылась в тенях. Лиджам и Рэйка, проводив ее опешившими взглядами, переглянулись.       — Будь я проклят, если это — человек Крепкощита, — выдохнул ученик Йаэлы.       — Ещё секунду назад наблюдатели выглядели иначе, — согласилась Рэйка и встала с лавки. — Ты как знаешь, а мне кажется, что здесь творится нечто странное.       — Я думаю об этом с момента прибытия, — нахмурившись, признался Лиджам. — Какими бы натянутыми ни были отношения между Орденом и Дюнным, Болдрик не позволил бы своим людям проявлять неуважение к хранителям столь явно.       — Что ж, — протянула Сафран, первой входя в штаб наблюдателей, — будем надеяться, что мы вот-вот узнаем, что происходит.       Из узкого коридора на первом этаже штаба в другие помещения вело всего три двери. За первой из них располагался архив, за второй — комната отдыха и зал совещаний одновременно, а за третьей приютился кабинет самого Болдрика Крепкощита и его помощника. Что находилось на втором этаже, узнать не предоставлялось возможности — лестница, что вела наверх, была погружена во тьму.       — Почему так пусто? — пробормотала Рэйка. — Ни у самого здания, ни внутри него я не увидела ни одного наблюдателя.       — Большую часть дня они патрулируют улицы, сюда возвращаются лишь на обед, пересменки или срочные совещания, — отозвался Лиджам.       — А как же охрана штаба? Любой может зайти сюда, чтобы… я не знаю… украсть материалы расследований или торговые документы, напасть на Болдрика. Будь я на его месте, то я бы позаботилась о том, чтобы обезопасить себя и свое дело.       — Да, я бы поступил так же. Но не все так просто и наивно. Болдрик перенес штаб в это неказистое здание неспроста. Оно располагается так, что просматривается со всех концов пещеры, с каждого из ее ярусов. Проникнуть сюда сложно, глаза наблюдателей зорки.       — А если задействуют псионику? — поджала губы Рэйка, останавливаясь у самой двери в кабинет Болдрика.       — А если враг задействует псионику, — невесело хмыкнул Лиджам, — то штабу не поможет никакая охрана, — добавил он и повернул дверную ручку, заходя внутрь.       И то верно.       — Что ж, хорошо, что местные маги не обижены на Болдрика и не настолько сильны в псионике, чтобы попытать удачу.       В квадратном кабинете, где едва вмещались два стола, оставляя меж собой лишь намек на расстояние, их ожидали двое. Хотя, казалось, «ожидали» — слишком смелое утверждение. Один из них, молодой наблюдатель, кареглазый и светловолосый, уставился на хранителей в абсолютном недоумении.       — Я не посылал за вами, — воскликнул он.       — Зато я посылал, — отозвалась темная фигура, отворачиваясь от маленького, распахнутого настежь оконца.       Им оказался ещё один молодой человек, тонкий и изящный, словно девушка-танцовщица. Его волосы были завязаны в нарочито-небрежный, низкий хвост, перекинутый на грудь. Сквозь темные пряди виднелось золотое, витиеватое шитье на его черном, длиннополом камзоле.       — Простите наши манеры, господа хранители, — напевно протянул он, тонкими пальцами одернув золотую серьгу в левом ухе. Та глухо звякнула о его ногти и сверкнула рубином в полумраке комнаты. — Мы увлеклись спором. Надеюсь, мы сумеем уладить этот неловкий момент.       Что-то подсказывало Рэйке, что ни одного из этих людей Лиджам не ожидал увидеть здесь. Возможно, то было его лицо, вытянувшееся в изумлении, а возможно — ее собственные блестящие способности к дедукции. Никто из них не был похож на старого Болдрика Крепкощита.       — Не помню, чтобы тебе передавали право командования, — резко сказал наблюдатель, покосившись на второго дюнновца.       — Брось, Даррен, оба мы знаем, что у меня этого права больше, чем у тебя, — дёрнул узким плечом тот. — Я не мог позволить хранителям прозябать в проходной, словно обычной черни, пока мы безобразно скандалим в кабинете моего отца. Позвольте представиться, — обратился он к Рэйке и Лиджаму, — я — Аарон Крепкощит, старший сын наместника Болдрика. А это — Даррен Пыльномох, его помощник.       — Аарон, — тупо повторил Лиджам, глядя на него во все глаза, и губы молодого Крепкощита растянулись в насмешливой улыбке.       — Ты тоже изменился за эти годы, малыш Лунокрыл.       — Так, давайте-ка… — попробовал было вклиниться в разговор Пыльномох, но сын наместника отмахнулся от него, как от назойливой мухи.       Он не сводил своих темных, миндалевидных глаз с Рэйки. И под взглядом этим ей вдруг сделалось неуютно.       — Нам сообщили, что к нам едет один переговорщик, про второго в письме не говорилось, — заметил Аарон.       — А нам сообщили, что нас встретит наместник Болдрик, — не сдержалась Сафран, — и о том, что планы меняются, нас никто не предупредил.       — Справедливо, — мягко рассмеялся младший Крепкощит. — Позвольте узнать ваше имя и ранг?       — Рэйка Сафран, хранитель Первого Сигила.       — Красивое имя — пахнет степными травами. Рад знакомству. Ну а теперь, когда мы закончили с вежливыми расшаркиваниями, давайте перейдем непосредственно к делу. Удивительно, но объяснить, почему Дюнное встречает вас в подобном составе, очень легко, и…       — Аарон, — оборвал его наблюдатель Даррен, тяжело опершись обеими руками о свой стол. — Я все же не согласен…       — Это я уже слышал, — закатил глаза Крепкощит и опустился в отцовское кресло. Выглядел он в нем совершенно не к месту: обстановка всего кабинета наместника на фоне него, изысканного, лощеного, из простой и строгой превращалась в захудалую и бледную. — И вот как удачно сложилось: твое согласие мне совершенно ни к чему. Во всяком случае, не в той ситуации, в которой мы очутились.       Рэйка почувствовала на себе озадаченный взгляд Лиджама и скривила губы, надеясь, что друг поймет: это — незатейливый ответ на его молчаливый вопрос. Как и он, она могла лишь догадываться, о чем услышит в следующее мгновение. Ясным стало лишь одно: Дюнное сотрясало во внезапном приступе паники. Нервозность чувствовалась в скором жесте руки, которым Пыльномох взлохматил свои короткие волосы, и в том, как Аарон оглаживал округлый край подлокотника.       Все готовилось пойти наперекосяк, и этот факт почему-то совсем не удивлял Рэйку. Впервые ли? Все события на Эндерале, очевидцем или участником которых она стала за последние два года, происходили не согласно изначальному плану. И то ли виной тому была дурная магия этих земель, то ли нелепое стечение обстоятельств собрало в одном месте всех неудачников Вина. Сафран не знала, какой из вариантов лучше.       — Аарон, — прошипел Даррен, не оставляя попыток взять ситуацию под свой контроль, — это — политически важная встреча, а не посиделки в «Заводи» с бутылкой вина, как ты привык. Хранители, прошу простить за столь неприглядную сцену, но у меня была веская причина, чтобы заставить вас ждать, и, как вы могли заметить…       — Наблюдатель Пыльномох, — откашлялся и оборвал его Лиджам. Сделав усилие, он заставил свой голос окрепнуть. — Пожалуйста, будьте спокойны. Мы прибыли сюда, чтобы заключить военное соглашение, и если что-то мешает нам начать переговоры, то мы должны знать об этом не меньше вашего. Ведь мы можем в чем-то да помочь.       Даррен, вскинув голову, удивлённо оглядел его с ног до головы — как будто впервые увидел. И вдруг рассмеялся.       — Когда ты был мелким, я и представить не мог, что однажды ты будешь вести себя так надменно и задвигать такие рассудительные речи, — выдохнул он, когда его смех, наконец, иссяк. Оттолкнувшись от стола, он растер шею и покачал головой. — Я уверен, что ваша помощь нам не понадобится, хранитель Лунокрыл. Произошла заминка, это правда, но она потребует от нас, обеих сторон переговоров, лишь небольшого промедления.       Говорил он вполне уверенно, но Рэйка смотрела на младшего Крепкощита. Тот тянул губы в усталой улыбке и качал головой. А Пыльномох явно храбрился.       — Но мы ведь имеем право знать, что послужило причиной этого промедления? — фыркнула Сафран. Аарон перехватил ее взгляд и согласно прикрыл глаза. — И сколько нам ещё ждать, пока наместник покажет свой светлый лик?       — Я уверен, — повторил Даррен с усердием заведенного болванчика, — что как только…       — Видите ли, какая напасть, — подал голос Аарон, — три дня назад на одну из наших шахт напали разбойники.       В кабинете повисла напряжённая тишина. Первым нарушил ее Даррен, грязно выругавшись и отойдя к окну.       Рэйка недоуменно подняла брови.       — Уж не хотите ли вы сказать, что наместник решил разобраться с этим вопросом лично?       — Он был вынужден сделать это, — пожал плечами молодой Крепкощит. — Ситуация сложилась беспрецедентная.       — Аарон, — простонал Пыльномох.       — Насколько мне стало известно от Даррена, — продолжил сын наместника, не обратив никакого внимания на мольбу в его голосе, — разбойники напали на это месторождение внезапно, в ночи, перебив как работников, так и наблюдателей, что были назначены на охрану. К счастью для нас, одному наблюдателю удалось улизнуть и добраться до Дюнного за подмогой. Тогда отец отправил туда разведчиков, чтобы те оценили силы врага, их настрой… ну, и всякое такое — вы об этом знаете явно лучше, чем я. Ну а после, когда при нас была вся информация об обстановке, что мы смогли получить, в сторону месторождения выдвинулся ударный отряд во главе с Джулианом. Отец верил, что уж они-то всенепременно одолеют разбойников, но… что-то пошло не так. То ли оплошала разведка, то ли у разбойников оказался туз в рукаве. Верно я говорю, Даррен?       Тот промолчал.       — Даррен, — повторил Аарон, и голос его вдруг окрасился в цвет холодной стали. — Не упрямься. Мы уже говорили об этом.       — Да, ты ни в чем не ошибся, — сдался Пыльномох. Его плечи понуро опустились.       — Погодите, — тряхнул головой Лиджам. Ему явно удалось сориентироваться в происходящем куда быстрее Рэйки. Та могла лишь слушать, пытаясь пробиться сквозь навязчивое чувство подвоха. Она не знала, откуда оно взялось. — У меня есть несколько вопросов.       — Валяй, — благодушно позволил ему Аарон.       — Это должна быть важная шахта, не так ли? Охрана из наблюдателей, вовлечение сына наместника в дела ударного отряда… Вряд ли такой переполох поднялся бы из-за какого-нибудь месторождения лунного камня. Подперев щеку кулаком, Крепкощит пожевал губами.       — А, к черту, — вздохнул он, решив что-то для себя, и со стороны окна донёсся короткий, скорбный стон, — будет лучше, если вы узнаете об этом сейчас, а не потом — случайно. Это самое крупное месторождение серы на нашем побережье.       — Твою мать, — вырвалось у Лиджама, и Аарон щёлкнул пальцами:       — Точно.       Об этом месторождении было известно даже Сафран. Одно из величайших сокровищ земель Дюнного наравне с ещё двумя, не менее крупными месторождениями угля и селитры. Благодаря им восток Эндерала прославился не столько фруктовыми плантациями и рыбным промыслом, сколько изготовлением пороха как для внутреннего рынка, так и для его использования другими странами. Ни Аразеаль, ни Кира, ни Нерим, ни Киле не могли похвастаться столь удачным сосредоточением месторождений на одной территории. Рэйка помнила, как ломал голову Матиус, пытаясь придумать, как с меньшими потерями транспортировать компоненты в лабораторию из шахт, расположенных на весьма ощутимом расстоянии друг от друга, и жалел, что у повстанцев нет доступа в Велленфельс, где эндеральские контрабандисты торговали уже готовым порохом.       — Что ж, это действительно дерьмово, — пробормотал ученик Йаэлы, потирая подбородок. — Но…       — Но это всего лишь шахта, — склонила голову набок Рэйка. — Я понимаю, что раньше она была символом величия восточных земель, но после закрытия границ масштабы изготовления пороха сократились, не так ли? Вы наверняка пользовались месторождениями поменьше, и… Я говорю какую-то чепуху? — запнулась она, заметив, как Аарон невесело посмеивается в ладонь.       Магичка была готова признать, что ни черта не смыслит в горнодобывающем деле. И не умеет держать кирку в руках. Стыда она за свою неосведомлённость не испытывала, но выглядеть полной дурой в глазах дюнновцев ей все же не хотелось.       — Дело даже не в том, ошибаетесь ли вы или говорите все верно, хранитель Сафран, — сказал Крепкощит. — Это не так уж важно. К тому же, я уверен, никто из присутствующих не способен поддержать содержательную беседу о разумном использовании шахт или поправить ваши суждения.       — Территория этого месторождения зовётся Драконьим логовом, — подхватил Лиджам, — и неспроста. Там не только добывают серу, Рэй. Там расположены пороховые лаборатории.       — Вот же блядь, — наконец согласилась с мнением большинства Рэйка и крепко призадумалась.       Нужно быть дураком, чтобы не понять: сейчас порох необходим как Дюнному, так и Арку, чтобы дать отпор Нериму. Без доступа к лаборатории их запасы со складов контрабандистов и Золотого серпа могут закончиться в самый неподходящий момент. Так совпадение ли это, что из всех возможных месторождений разбойники напали на то, что стало столь необходимым Эндералу в свете грядущих событий? На место, где расположены пороховые лаборатории — источник необходимого элемента любой войны.       — Что ты хотел сказать, Лиджам? — тяжело вздохнул Аарон.       — До Храма Солнца доходили слухи, — помедлив, ответил ученик Йаэлы, — что в Дюнном орудует преступная сеть. Отсюда можно сделать вывод, что все основные богатства восточных берегов наверняка у нее под пятой. Если так, то между членами сети должна быть какая-то договоренность о ненападении, а точечные бунты против системы должны подавляться ещё в зародыше. Не думаю, что ее лидеру выгодно оставлять свои земли без должной защиты, когда с моря надвигается хорошо вооруженный враг.       Задумчиво хмыкнув, Крепкощит откинулся на спинку кресла и лёгким движением прокрутил золотой перстень на указательном пальце правой руки. Его взгляд вновь сделался неприятным и колючим, но — лишь на мгновение. Рэйка моргнула, неуверенная, что ей не почудилось.       — Какие интересные слухи, — протянул Аарон. — Скажи-ка мне, Лиджам, если Ордену известно о темных делишках Дюнного, то почему же ни один хранитель не наведался к нам в гости, чтобы погрозить пальцем, напомнить о Вечных путях, доступных лишь праведникам при жизни, о воле Мальфаса и его строгости к беспутным? Меня давно волнует этот вопрос. Вам все равно, или вы просто боитесь?       — Боимся чего? — тихо спросил ученик Йаэлы. Он весь покраснел, и Рэйка почувствовала за него дикую обиду. Почему хорошие люди всегда держат ответ за скотские поступки, которых не совершали?       Видимо, эта же мысль пришла и в голову Пыльномоха, потому как он с укором взглянул на сына наместника.       — Аарон, в этой перепалке нет нужды.       Несколько секунд тот помолчал, продолжая вращать кольцо на пальце, а потом раздражённо цокнул языком и отвернулся к окну.       — Ты прав. Извини, Лиджам, я не должен был подначивать тебя. В конце концов, что хранитель Первого Сигила может знать о дряни в головах власть имущих?.. Отвечая на твой вопрос: да, преступная сеть в Дюнном сильна как никогда, но лично я знаю о ней совсем немного. В таких вопросах лучше разбираются наблюдатели. Вот, Даррен, например. Если он хотя бы на секунду перестанет делать вид, будто проглотил язык, то сможет сполна удовлетворить твое любопытство. Правда, Даррен?       — Правда, — признал тот. Он был совсем не в восторге от того, что ему придется рассказать хранителям о реалиях жизни Дюнного, но альтернативы уже не видел. Аарон успел разболтать столько, что юлить не было смысла. — Твои догадки верны, Лиджам. Есть и преступная сеть, и договоренность между ее членами, и лидер с нерушимым среди своих людей авторитетом. Если честно, наблюдателям ещё не удалось распознать его личность…       — Я точно знаю, что в народе его называют Скорпионом, — вставил молодой Крепкощит.       Желваки на челюсти Даррена заходили ходуном. Словно одно лишь упоминание об этом Скорпионе вызывало в нем волны гнева.       — Да, это имя прочно к нему прицепилось, — нехотя подтвердил он. — Не имею ни малейшего понятия, почему именно оно, но не думаю, что это важно. Важно то, что…       — Вы действительно считаете, будто я поверю, что Болдрик не знает о делах лидера преступной группировки? — возмутился Лиджам, сложив руки на груди. Рэйка вспомнила об их разговоре у штаба наблюдателей и принялась с интересом следить за реакцией молодых людей. — Пусть я здесь и давно не был, но я не слепой. Я вижу, что со времени моего последнего визита дела в Дюнном пошли в гору. Не будем притворяться, что это происходит с божьей помощью или другим чудом. Все мы понимаем, что улучшения происходят за счёт денег с контрабанды. И Болдрик, я уверен, тоже это понимает. Более того, знает об этом лучше всех.       — Мой отец никак не связан с преступностью, Лунокрыл, — холодно отрезал Аарон. Он весь подобрался в кресле — так, будто был готов в любой миг вскочить с места и перерезать наглому хранителю глотку.       — Может, и не связан, но дал разрешение на ее рост, — не сдавался Лиджам.       Глаза молодого Крепкощита опасно сузились. Пыльномох бросил на него сочувственный взгляд и поспешил встрять в назревающий нешуточный спор.       — Капитан расследовал дело Скорпиона лично, — сказал он. — Для него было делом чести — взять под контроль развернувшийся… беспредел. Как ты и сказал, Лиджам, не будем притворяться: истребление преступной сети подписало бы Дюнному смертный приговор, но обозначить ее пределы было необходимо. Насколько мне известно, мой отец, до того как уйти в отставку, предлагал мессиру Болдрику свою помощь, но тот отказался. Не знаю почему, но всю информацию о своем расследовании он держал и держит до сих пор в строжайшем секрете. Возможно, боится потерять контроль над наблюдателями, что позарятся на сладкую жизнь контрабандистов и захотят поучаствовать в ней лично.       — Может ли случиться так, что Скорпион и Болдрик что-то не поделили в последнее время? — прикусил губу Лиджам.       — Думаешь, Скорпион приказал напасть на Драконье логово из мести? Это на него не похоже, — нервно хохотнул Даррен. — Я не знаю, кто это, но готов признать, что мозги у него на месте. Никогда раньше он не вредил городу и уж тем более не станет делать этого сейчас. Если у Скорпиона и капитана случилась размолвка, то они уладили бы свои отношения позже.       — Тогда дела обстоят ещё хуже, — заметила Рэйка. — Получается, Скорпиону не хватает авторитета, раз кто-то решил напасть на земли под его защитой. Вы хоть узнали, кто напал?       — Да, сбежавшему наблюдателю и нашим разведчикам удалось рассмотреть среди нападавших людей Крысолова, — кивнул Пыльномох. — Эта шайка базируется дальше к пустыне, на границе с Добростражем. И, насколько нам известно, является частью эдакой оппозиции: Скорпион для них действительно не авторитет.       — И Скорпион терпел их неуважение? Или считал этих ребят слишком мелкими и безобидными?       — В том-то и беда, что они и есть мелкие и безобидные, — буркнул Аарон, теребя серьгу в ухе, — да, Даррен? Я вроде как слышал, будто до этих пор они лишь побирались на бывших торговых трактах да пытались освоить какое-то мелкое, скудное месторождение то ли железной, то ли корундовой руды.       — Все так.       — Тогда каким же образом им удалось захватить столь важный, охраняемый объект? — подбоченилась Рэйка. — Не думаю, что для этого у них хватило бы ресурсов.       — Я подумал о том же, — слабо улыбнулся Крепкощит. Уголок его рта при этом задрожал, будто в нервном тике.       — Быть может, они объединились с другими оппозиционными силами? — неуверенно предположил Лиджам.       — Все опять же упирается в ресурсы, — возразила Рэйка. После Остиана, где повстанцы постоянно сталкивались с подобной проблемой и для главного удара по Храму Творца были вынуждены ждать помощи Ордена магов, она, казалось, была в этом вопросе докой. — Если все ресурсы контролирует Скорпион, то у мелких групп, подобных Крысолову, остаются лишь ошмётки. Альянс с двумя и даже тремя такими же группами положение не исправит.       — И что же вы предполагаете, хранитель Сафран? — забарабанил пальцами по столу Аарон.       — Предательство изнутри? Кто-то хорошенько проспонсировал этих нищих ублюдков и направил их к пороховой лаборатории.       По лицу Крепкощита пробежала странная тень. В ней было что-то от паники, что-то — от смирения. Из их разговоров с Дарреном Рэйка поняла, что отчего-то старший сын Болдрика не участвует в управленческих делах, хотя и должен. Знал он мало, и все же дураком явно не был. Он понимал, что ситуация, в которой они оказались, — хуже не придумаешь. Внезапная атака отрезала Дюнное от главного источника его силы. Отец Аарона и его младший брат…       Кстати, об этом.       — Мессир Крепкощит, вы начали рассказывать о том, что ваш отец отправил Джулиана, вашего брата, вместе с ударной группой, но так и не объяснили, отчего после этого он отправился туда сам.       — Все потому, что мы отвлеклись на лирику и теории, — поморщился Аарон. — Даррен, расскажешь, что было дальше?       — Ударная группа отправилась к Драконьему логову вчерашним утром, — угрюмо откликнулся тот. — Но уже к вечеру к стенам Дюнного подъехал посланник разбойников. Думаю, они отправили того, кого не жалко потерять.       — Посланник разбойников?! — воскликнул Лиджам, не меньше Рэйки пораженный наглостью захватчиков. — И где он сейчас? Его допросили?       Аарон и Даррен мрачно переглянулись. Они будто безмолвно совещались друг с другом. Или надеялись найти друг в друге уверенность, которую сами не испытывали.       — Мы пытались, — наконец, буркнул Пыльномох. — Позвольте мне закончить, чтобы я смог объяснить…. все это дерьмо. Как я и сказал, к вечеру у стен Дюнного мы обнаружили посланника разбойников. Так мы узнали, что Джулиан пленен, но не убит, а их лидер хочет общаться с человеком своего статуса. Чтобы мы поняли всю серьезность положения, с посланником были переданы окровавленные нашивки с формы ударной группы. И это… — меж бровей Даррена пролегла скорбная складка. — Похоже на то, что все члены отряда мертвы.       — Капитан сразу же скомандовал поместить посыльного в допросную и вновь отправил к Драконьему логову разведку — узнать, что изменилось. И пока наши люди исследовали местность, всю ночь мы пытались выбить из ублюдка хоть какую-то информацию. Но не преуспели. Поэтому этим утром, до начала бури, капитан и еще пятнадцать наблюдателей отправились на встречу с лидером разбойников, лишь руководствуясь полученными на месте разведданными.       — Наблюдатели не смогли совладать с обычным разбойником? — неверяще спросил Лиджам.       Бедный Лиджам. Вероятно, теперь задание грандмастера — в его изначальной форме — виделось ему мирной рутиной. Он и представить не мог, чем обернется его путешествие на земли своей малой родины. Да и кто бы смог? Отправляясь на важные переговоры, меньше всего ты ожидаешь, что тебе придется попотеть, чтобы эти переговоры состоялись. В их случае даже речи не шло о том, чтобы переждать проблему в сторонке. Чем больше слышала Рэйка, тем больше убеждалась в том, что все они — и Дюнное, и Арк — проморгали начало серьезной заварушки.       — Ему что, отрезали язык? — осведомилась она, припоминая случай, когда Матиус перехватил доносчика храмовников до того, как тот в очередной раз добежал до своих хозяев. — А информацию передали с письмом?       От неожиданности Аарон рассмеялся.       — Вам говорили, что вы меньше всего похожи на изнеженного хранителя, мадам? Скажу честно, вы оба меня приятно удивили. Я-то думал, что буду вести возвышенные беседы с двумя святыми истуканами… Я рад, что ошибался.       — Нет, — протяжно вздохнул Даррен. От внутреннего напряжения он принялся грызть большой палец правой руки. — Язык у него на месте. А вот с головой — беда.       — Что ты имеешь в виду? — едва слышно спросил Лиджам.       — Он не помнил, откуда он пришел, как выглядят его люди, сколько их. Ему как будто стёрли память.       Ну почему же «как будто»?       — Твою мать, — выругалась Рэйка, — да вы издеваетесь. У кучки отщепенцев есть собственный маг-псионик?       — Теперь вы понимаете, почему я решил быть с вами предельно честным, — изнуренно прикрыл глаза Аарон, — хоть Даррен и противился. Когда я услышал всю историю целиком, то понял, что не могу оставаться в стороне, пока мой брат и мой отец находятся в столь, с позволения сказать, экстравагантной компании.       — Нельзя исключать возможности, что капитан и его люди уже разобрались с разбойниками, вызволили Джулиана и теперь лишь ждут, когда утихнет буря, чтобы вернуться, — вспыхнул Пыльномох. — Нам нужно было лишь немного подождать…       — Прошу прощения, но если они справились с первой ударной группой, и если у них есть свой маг-псионик, то вашему наместнику придется несладко, — решила не юлить Рэйка. — Уповать на то, что их главарь хотел видеть Крепкощита лишь для переговоров, глупо. Но что вы хотите от нас?       — Содействия, — невозмутимо ответил Аарон. — Вы ведь здесь для того, чтобы заручиться поддержкой Дюнного, так? Вы получите ее, если поможете отбить Драконье логово… В случае, если надежды Даррена пусты, и мой отец так же, как и Джулиан, оказался в лапах разбойников.       В который раз Рэйка почувствовала на себе взгляд Лиджама. Она знала, о чем он думает. Сафран не могла остаться в Дюнном надолго. Как только отгремит песчаная буря, она и найденный где-то в городе Джеспар отправятся на встречу с Адилой. Ее задание не терпело промедления. Она не могла отпустить Даль’Варека одного и потерять след Черного камня.       Так получалось, что с бедой, обрушившейся на Дюнное, Лиджам оставался один на один.       Проклятье.       — Мы в сложной ситуации, — продолжил, тем временем, Аарон. — С Джулианом и моим отцом из города ушли двадцать пять наблюдателей, десять из них мертвы. У нас осталось не так много людей, чтобы создать новую ударную группу. К тому же, кто-то должен остаться на месте и охранять Дюнное. Как видите, каждый человек на счету. Если хоть кто-то из вас согласится участвовать в захвате, то тогда…       — Мы понимаем, — оборвал его Лиджам.       — Это хорошо, — сумрачно ухмыльнулся Аарон и подался к нему, облокотившись на стол. Длинные верхние рукава его кафтана зашелестели по полу, словно черные змеи. — И каков же ваш ответ?       Ученик Йаэлы растерянно открыл рот и — тут же закрыл его. Проклятье, вновь подумала Рэйка. Ей хотелось верить, что Пыльномох окажется прав, и Болдрик Крепкощит вернётся в Дюнное живым и здоровым. Но слишком дурно пахла ситуация с внезапно обретшей силы шайкой отщепенцев. Слишком много в ней было белых пятен.       А у Лиджама не было никакого опыта в сражениях, чтобы сопровождать наблюдателей и стать для их отряда боевой магической силой.       — Что такое, Лунокрыл? — прищурил глаза Аарон. В его голосе зазвучала неприкрытая издевка. — Хранители не могут ступить и шагу без дозволения своего грандмастера? Тебе нужно написать ему письмо и дождаться ответа?       Ах ты, говнюк. Да пошло оно к черту.       — Когда вы планируете выступать к Драконьему логову, если наместник и его люди не вернутся? — спросила Рэйка и с силой прикусила щеку изнутри, умоляя мироздание о снисходительности.       — Мы надеемся, что уже к завтрашнему утру буря утихнет, — поджал губы Даррен. — Она налетела слишком резко и бушует, словно раненый зверь — такие не длятся долго. Потом, как я уже и сказал, мы выждем несколько часов, и если… Если капитан не вернется, то начнется обычная волокита: разведка, разработка плана штурма.       — Так когда? Пустынный ландшафт — не лучшее место для ночных атак. Полагаю, следующим утром?       Лицо Пыльномоха страшно побледнело. Наверняка несчастный помощник старшего Крепкощита представил худший вариант развития событий: лишние часы промедления, и — ему не удастся спасти ровным счетом никого из наблюдателей, оказавшихся в ловушке Драконьего логова.       — Скорее всего, — едва слышно ответил Даррен. — Я не отправлю следующий отряд без должной подготовки на верную смерть. Нас и без того осталось критически мало.       День. Или сутки. Я должна успеть.       — Мы вам поможем, — решительно вскинула голову Рэйка и покосилась на Лиджама в поисках поддержки. — Если начнется штурм, вы можете рассчитывать на нас.       Тот, встретившись с ней взглядом, оторопело кивнул. В черноте его зрачков читался явный вопрос насчет здравомыслия своей спутницы. Но какой у них был выбор? Показавшись в кабинете наместника вдвоем, они не смогут удержать дружественный настрой, если объявят о том, что вынуждены разделиться. Дюнное и без того смотрело на них с опаской и пренебрежением одновременно. Усугублять ситуацию, предлагая помощь на своих условиях, — не лучший исход событий.       Встреча с Адилой не будет долгой. Рэйка чувствовала это всем нутром. Ей лишь оставалось вернуться обратно в состоянии, при котором она выдержит следующий бой.       Громко хлопнув в ладоши, Аарон широко улыбнулся.       — Вот видишь, Даррен, — оглянулся он на притихшего у окна Пыльномоха, — все же есть от меня польза. Я раздобыл тебе помощников. Целых двух хранителей.       Проворчав себе что-то под нос, наблюдатель передёрнул плечами. Бледность все еще не сошла с его лица, но он сумел взять себя в руки.       — И все же будем надеяться на лучший исход и не сеять лишнюю панику, — проворчал он.       — Подождем, — подытожил Аарон и выскользнул из-за стола. Только сейчас Рэйка обратила внимание, что он ниже всех собравшихся на одну-две головы. Право слово: миниатюрный, изящный и холеный — фамилия Крепкощит ему совсем не подходила. — Я уже договорился о комнате для Лиджама на эту ночь. Хранитель Сафран, будьте уверены, и для вас найдется комфортный уголок. Я распоряжусь немедленно.       — Спасибо, — поблагодарил за них двоих Лиджам. Настал тот самый тонкий момент, когда в воздухе разлилось предчувствие окончания разговора, но ученик Йаэлы с поразительным упрямством проигнорировал его. — Но пока мы ждём, разве не стоит пошерстить по Дюнному и попробовать выйти на связь со Скорпионом? Если он не причастен к нападению, то может помочь нам или отбить Драконье логово, или определить, кто стоит за нападением.       Тонкие, черные брови Аарона медленно поползли на лоб.       — Слышал бы тебя Мальфас, Лунокрыл. Ты, светозарный хранитель, не побрезгуешь принять помощь от беспутного?       — Не вижу в этом ничего плохого, Крепкощит. Он знает о Дюнном, пожалуй, даже больше, чем мы все вместе взятые. Так отчего же я не могу попросить его о помощи?       Губы сына наместника задрожали в едва сдерживаемой улыбке. В один шаг — почти неслышный из-за мягкой подошвы сапог — он оказался рядом с Лиджамом и ущипнул его за руку.       — Ну надо же, ты настоящий, — восхитился Аарон, когда ученик Йаэлы разобижено ойкнул от боли. — Нет, действительно. Вы двое, вы мне нравитесь. С вами можно вести дела. Твое предложение не так уж плохо, верно, Даррен? Если бы Скорпион объединился с нами хотя бы на мгновение, то наши дела, вполне возможно, пошли бы на лад.       — Ты хочешь, чтобы наблюдатели попробовали отыскать его шестёрок? — недовольно уточнил Пыльномох.       — Ну да. Что ты надулся? Боишься, что по возвращению мой отец открутит тебе уши за сговор со Скорпионом? Нонсенс, — рассмеялся Аарон и ободряюще похлопал наблюдателя по руке. Его кольца громко стукнули о стальные застёжки нарукавника. — Постарайся, а там будет видно, как все обернется. Вдруг, окажется, что Скорпион не такой уж плохой парень? Если найдете его, свистните мне. У меня есть к нему пару вопросов.       — Это каких же? — устало вздохнул Даррен.       — О, например, про вино из аразеальских лунных ягод. В последнее время он поднял на него цену. Так, я останусь без гроша в кармане.       — Аарон, — процедил наблюдатель, — ты бы помолчал. Простите его за болтливость, хранители.       Рэйка, не выдержав, широко ухмыльнулась. Дюнному повезло, что на переговоры прислали Лиджама. Возможно, старик Теалор предвидел, что ученик Йаэлы, уроженец востока, будет относиться к местному колориту лояльнее и не поднимет шум, стоит кому-то заикнуться при нем о контрабанде и прочих неугодных Мальфасу вещах. Какой-нибудь прихвостень Тручессы на его месте уже наверняка изошелся бы в укоряющем визге.       — Не переживайте, наблюдатель Пыльномох, никто за пределами этой комнаты не узнает о бедствующем положении сына здешнего наместника, — сказала она, надеясь, что Даррен поймет скрытый смысл ее слов.       Судя по его ошарашенному, но благодарному взгляду, он все понял.       И, казалось бы, сейчас, когда они обговорили примерный план действий, беспокойство внутри Рэйки должно было стать глуше, и куда больше ее должен был занимать вопрос о том, как найти в Дюнном Джеспара и выскользнуть с ним из города без лишнего недовольства со стороны наблюдателей. Но чуда не случилось. Навязчивая мысль, что она упустила что-то важное — из услышанного или из увиденного? — продолжала биться в ее голове.       Что ж, время у нее ещё было — до последних мгновений песчаной бури. Ей осталось лишь воспользоваться им с умом.       ***       Было странно возвращаться в Дюнное в амплуа наемника, а не ралаима. Ноги сами подвели Тараэля к краю площадки мирада, откуда открывался вид на скалистое побережье у Дюнного. Быстрым взглядом он окинул небольшой, затаившийся в низине между песчаными утесами причал, темные, вечно грязные окна маленькой таверны у самой кромки воды, старый, обветшалый маяк. Во времена, когда на восточном побережье ещё царил Святой Орден, эти места были отданы рыбацкому предприятию «Морской конек». Причал пестрел лодками, к маяку тянулись склады, рыбаки, довольные очередным богатым уловом, утоляли жажду и голод в приветливых стенах «Веселой креветки». Однако после того как Натара Даль’Верам приняла постановление о минимизации международной торговли — а если проще и правдивее, закрыла границы Эндерала от других стран, — хранители плавно свернули свою светозарную деятельность на Востоке. Дюнное, жившее, в большинстве своем, за счёт пресловутой международной торговли и заточенной под нее промышленности, пришло в упадок, и рыбацкое предприятие, как и многие другие предприятия, подобные ему, перестало существовать.       В первое время наблюдатели — новые властители города — пытались поддерживать масштабы рыбного промысла, но быстро сдались: Сердцеземье, сосредоточив свою деятельность в границах своих же земель, не нуждалось в дарах моря с восточных берегов — исключение делалось лишь для экзотических фруктов, которыми привыкла лакомиться аркская аристократия. Так некогда процветающие владения «Морского конька» оказались не у дел и пустовали — равно до тех пор, пока Дюнное не погрязло в делишках теневого рынка. Поначалу здесь орудовали разрозненные группы контрабандистов, потом — образовалась худо-бедно действующая сеть, а следом к берегам у Пороховой пустыни протянула свои черные руки Ралата.       Когда Тараэль попал в ряды агнцев Отца, культ, благодаря деловой хватке Первого Провидца, уже обзавелся монополией в подпольном мире Дюнного. Хитростью, неприкрытым шантажом и проявлением подавляющей силы ралаимы отбили у конкурентов подземные склады, но после этого принялись действовать тонко и вполне дипломатично. Если кто-то хотел заполучить место в складах и стать «другом» Ралаты, ему это позволялось — за определенный процент с выручки и ответные услуги. Процент не кусался, а отказать в услуге угрюмым ребятам в черных доспехах и масках на пол рожи никто не решался. Так и жили: тихо, мирно, не без огонька — как старые, добрые соседи.       Став Голосом, Тараэль частенько наведывался в Дюнное за результатами тех самых услуг — колдовскими манускриптами и запрещенными философскими трактатами для Отца, редкими ингредиентами и ядами для Первого Провидца и, конечно же, за ценными сведениями для них обоих. Все ему здесь было знакомо. Он бывал и в самом Дюнном, отправляясь на встречи с информаторами, и в подземных складах — в настоящем подземном городе со своими общагами, тавернами и рыночными рядами, — и в «Веселой креветке», которая теперь звалась «Пустая рука» и являлась местом встреч с кандидатами в «друзья» Ралаты — до заключения союза вход в подземные склады им был запрещен.       Без ралаимской метки на лбу, с отросшими волосами и открытым лицом никто не должен был узнать Тараэля, и все же, зная пределы своей удачи, он не хотел светиться в толпе лишний раз. Когда хранитель мирада, назвавшись Джакубом, попросил у него час на подготовку к отправке, он остался на площадке взлета.       Пока мирад, елозя хвостом по каменным плитам, задумчиво жевал из предложенного ему корыта, мужики вытряхивали песок из двух его седел. Одно было побольше и глубже — для пассажиров, другое предназначалось для хранителя, напоминало горлышко кувшина и крепилось к мощной шее мирада. Оба седла были соединены между собой крепкими, широкими ремнями. Тараэль никогда раньше не летал на мирадах, видел их лишь издали и не имел никакого понятия, как их седлают. Поэтому, отойдя чуть в сторону, он с интересом наблюдал, как диковинное создание, отобедав и исполнившись благодушием, позволяет опоясывать себя ремнями и даже само приподнимает лапы, помогая людям.       Между делом мужики вели любопытные разговоры. Говорили об отгремевшей песчаной буре и о двух представителях Святого Ордена, прибывших накануне вечером. В одном из них они признали сына местных шахтера и торговки, а другую, рыжую, симпатичную девчонку, хранитель мирада видел в Дюнном раньше, но — без опознавательных знаков Храма Солнца.       — Наверняка что-то вынюхивала для своего грандмастера, — презрительно сплюнул помощник Джакуба.       — Если бы грандмастеру было интересно, чем живёт Дюнное, нас бы уже давно с землёй сровняли, — возразил сам хранитель. — Брось, Юстус, ты знаешь, что я прав.       — Я знаю, что Арку на нас насрать. Они даже не почесались, когда чертов ватиров сын Мегран обрушил Пороховой утес в море и скрылся. И все же зачем-то эта девка здесь рыскала.       — Кажется, она помогала наблюдателям в расследовании убийства Крейга и Сиры.       — Вот только с какой целью? Быть может, она надеялась выведать у наблюдателей что-нибудь о Скорпионе?       — Если так, то это было глупо.       «Да, — подумал, ухмыльнувшись, Тараэль, — искать сведения о Скорпионе среди тех, кто им давно куплен, действительно глупо».       Скорпион появился на теневой арене Дюнного около шести лет назад и, по мнению Первого Провидца, стал тем самым недостающим элементом в схеме, что отвечал за порядок. Из-за того, что главный штаб Ралаты находился в Арке, в Подгороде, на восточном побережье то и дело возникали стычки между «друзьями» — каждый пытался перетянуть больший кусок одеяла на себя. Проценты продолжали капать в черные карманы культа, но с услугами то и дело происходил сбой. Скорпион решил этот вопрос, образовав связующее звено между Ралатой и базирующимися в Дюнном контрабандистами.       В то время Тараэль был ещё аколитом, но знал, что сам Первый Провидец отправлялся на встречу с этой таинственной персоной. Кроме него и нескольких ралаимов, что сопровождали его, более никто не знал, как выглядит Скорпион. Кто-то полагал, что он из наблюдателей, кто-то — что это человек старика Крепкощита за пределами стражи. Впрочем, до сих пор эту загадку никто так и не разгадал. Первый Провидец всегда умел хранить секреты, как свои, так и чужие.       Однако в один день звездник назвал Скорпиона выкормышем беспутного Дюнного, из чего Тараэль сделал вывод, что тот должен быть достаточно молод. Кроме того, он или страдал приступами нарциссизма, или же имел неметафорический вес за пределами преступной сети. Тараэль ставил на последнее.       Около трёх лет назад главарь одной из групп, специализирующихся на контрабанде из Арктвенда, воспротивился прослойке между ним и Ралатой в виде Скорпиона и отказался платить ему пошлину за то, чтобы пришвартоваться в доках Дюнного. Скорпион позволил ему это, а потом — послал к нему убийцу. Лишиться корабля, добывающего богатства с проклятых земель, было бы непозволительной роскошью, настоящим расточительством, но замена капитана виделась лучшим решением из сложившейся неприятной ситуации. Помощник капитана-бунтаря был рад повышению и оплатил Скорпиону все долги, а до ушей Ралаты дошли слова убийцы, брошенные уцелевшим членам команды контрабандистов: уважайте альянс, чтите радушие хозяина этих земель, и лишь тогда удача не отвернется от вас.       После того, как Святой Орден покинул Дюнное, хозяевами восточного побережья можно было считать лишь одну семью — Крепкощитов. Представить, что это Болдрик впрягся в дела теневого бизнеса, было смешно: старик, хоть и глубоко оскорбленный безразличием Храма Солнца к судьбе дюнновцев, был слишком привержен Путям. Но у него росло двое сыновей. Старший, Аарон, по всем законам должен был воцариться в Дюнном после того, как его отец отойдет от дел, но случилось так, что разгульная жизнь занимала его куда больше, чем ответственность перед семьёй и городом. Оттого все надежды старого Крепкощита сосредоточились на младшем сыне, Джулиане. Тот, к счастью папаши, оправдывал все возложенные на него ожидания: помогал в управленческих делах, вступил в ряды наблюдателей и явно готовился сменить Болдрика на посту наместника, когда придет время. Возможно, готовился основательно, приспосабливаясь к новым реалиям жизни на восточном побережье — чего так и не сумел сделать его отец.       До появления Скорпиона чёрный рынок приносил Дюнному мало пользы: богатели отдельно взятые личности, а сам город продолжал гнить в нищете и безработице. Но после того как эта таинственная персона обрела вес, дела начали меняться в лучшую сторону, хоть и не всегда честным — праведным — путем. Так, многие из местных шахтеров получили работу на месторождениях, права на которые выкупили аркские частные дельцы — когда на эти месторождения, одни за другими, произошли разбойничьи облавы, закончившиеся трагичной смертью большинства работников, нанятых в Сердцеземье. Останавливать работы для того, чтобы найти им замену за пределами восточного побережья, было невыгодно, и владельцы шахт вспомнили о Дюнном и его жителях. Все понимали, что случайностью здесь и не пахнет: наблюдатели расследовали этот вопрос по указу Болдрика, но работали спустя рукава — как и всегда, когда дело касалось Скорпиона. Объяснений тому, отчего происходило так и никак иначе, было немного. Подкуп лиц, ведущих расследования, или фикция, заключающаяся в том, что старый Крепкощит был более чем осведомлен о делишках Скорпиона и лишь делал вид, будто недоволен его методами.       Было ли Святому Ордену какое-то дело до развернувшихся на берегах у Пороховой пустыни преступных махинаций? Тараэль так не думал. Для того чтобы бороться с контрабандой — уменьшить ее масштабы до вменяемых пределов, — нужно открыть границы и восстановить официальную торговлю с другими странами. Только тогда эндеральцы — в особенности, достопочтенные жители аркского Квартала Знати — не поднимут шум. Как иначе они будут получать то, без чего не мыслили жизни: заморские вина и деликатесы, шелка и меха, драгоценные украшения и редкие книги? Учить их смиренности было слишком поздно. Никакие проповеди, никакое упоминание о воле Мальфаса не отвернут людей от хорошей жизни. К тому же, сейчас грандмастера Святого Ордена занимали дела куда более важные: очищение и вторжение неримцев. По сравнению с этим черный рынок Дюнного казался ерундой, мелочью — проблемой, решение которой можно перенести на неопределенное будущее.       — Я слышал, что сегодня девчонка-хранитель в компании какого-то мужика отправилась в сторону пустыни, — сказал Джакуб, когда мирад наконец был оседлан и готов к полету. — Интересно, за каким хреном? — добавил он, набивая трубку табаком.       — Быть может, они отправились на подмогу Болдрику? — неуверенно предположил его помощник.       — Вдвоем? — фыркнул с пренебрежением хранитель мирада. — Только если кто-то из них реинкарнация Лорама Водореза, дружище. Вдвоем против банды разбойников попрут только самоубийцы.       Оторвавшись от созерцания покосившихся стен «Пустой руки», Тараэль бросил на Джакуба заинтересованный взгляд. Рэйка отправлялась в Дюнное на встречу с Даль’Вареком. Вместе они собирались встретиться с его внезапно объявившейся сестрой и разобраться, связаны ли убийства трёх незадачливых бандитов с безумием, в которое Адилу мог окунуть Черный камень. Могли ли измениться их планы?       — Разбойники напали на главу Дюнного? — спросил Тараэль, когда Джакуб, докурив, взмахом руки подозвал его к себе.       — На одну из наших шахт, — поправил хранитель мирада. — Кишка у них тонка, чтобы нападать на самого Крепкощита. Черт их знает, чего они хотят добиться, засев в шахте, но наш старик разберётся. И не с такими выродками разбирался.       Подавив смешок, Тараэль покачал головой. Вера дюнновцев в Болдрика была нерушима. Когда тот воспротивился решению Святого Ордена и остался на восточном побережье, променяв спокойную жизнь в Сердцеземье на прозябание в руинах былой славы Дюнного, то стал настоящим героем в глазах местных жителей. Вот только с разбойниками, по обыкновению, разбирался не он, а Скорпион. И никакие отщепенцы подобно шайкам Крысолова и Одноглазика не рисковали противостоять его авторитету после предыдущих тщетных попыток и довольствовались ошметками — грабежами на дорогах от Дюнного до Арка через Добростраж и прочей мелочью.       Так какого хрена происходит?       Тараэль хотел бы, описывая свой первый полет на мираде, сказать, что ничего в этом необычного не было: мол, крылатый зверь с головой козы и телом льва, направлялся к пункту назначения, а он, тем временем, с головой погрузившись в планирование своих последующих действий, лишь терпеливо ждал возможности воплотить их в жизнь. Но он не мог. Это было бы ложью.       Сначала он едва не скончался от ужаса, а следом — от восторга. Ужас был напрямую связан с тем, что абсолютно внезапно он потерял контроль над ситуацией. Эти первые секунды, когда мирад широкими, мощными взмахами крыльев уносил его все дальше от земли, Тараэль мог лишь цепляться за высокие края седла — он как будто оказался в огромной корзине — и радоваться наличию ремней, что удерживали его на одном месте и не давали ему сорваться и улететь нахрен с первым же оглушительным порывом ветра. Но потом, когда они поднялись ещё выше, и мир вокруг него вдруг увеличился до необъятных размеров и одновременно с этим — уменьшился, да так что, казалось, мог поместиться в ладони, Тараэль едва не вывалился из седла по собственной воле, пытаясь запечатлеть на подкорке сознания каждую мелочь, каждый неповторимый штрих.       Когда мирад накренился вбок, прежде чем выровняться в воздушных потоках, Тараэль увидел Дюнное — муравейник, запрятанный в небольшом ущелье, — и его окрестности; весело выкрашенный фургончик менестрелей, что отъезжал от его стен в направлении дороги в Арк через Добростраж, выглядел совсем игрушечным. На север от поселения до густых тропических лесов, окольцовывавших Пороховую пустыню, дикую мешанину из низких скал и песчаных дюн, тянулись территории шахт и плантаций — за редким исключением заброшенных. На востоке темнела гряда гор, пронзавших своими острыми верхушками само небо — где-то там, за ней, скрывались израненные, навечно отравленные магией земли Талгарда, памятника человеческой гордыни и безразличия. А на востоке тонкой, яркой полоской протянулось далёкое Златолесье.       «Видел бы ты это, Лето, — билось в голове Тараэля. — Если бы ты только это видел!».       Смешно и нелепо: это Лето мечтал в один прекрасный день вырваться из затхлых пещер Подгорода и увидеть весь мир. Тараэль, конечно, тоже мечтал об этом, но больше за компанию. Главное — не расставаться со своим другом — братом, — а уж с ним — хоть на край света.       Лето научился читать быстрее всех детдомовцев. Его манила скудная библиотека Убежища, состоявшая только из тех книг, которые Ша’Гун умудрилась приобрести каким-то чудом — не иначе. Выбор был разношерстным и — не то чтобы пригодным для детского ума. Но Лето не интересовали сказки. Его заворожили географические обзоры, когда-то составленные Золотым серпом. В его распоряжении были всего два тома про Златолесье и Солнечный берег, и он затер их страницы до дыр, прочитал их тысячу раз от корки до корки, вслух — для Тараэля и беззвучным шепотом — для себя. Он грезил услышать мистический шепот ветра у Речного, увидеть сочную желтизну многовековых деревьев Добростража, подпирающих пронзительно-голубое небо, почувствовать на лице ледяные брызги Морозного грома, реки, грохочущей по камням вниз до самых озёр Арка. Тараэль представлял, что в это время будет рядом с ним — впитывать его радость, перемешивать ее со своей. Но случилось так, что мечтам Лето не было суждено сбыться: то, что осталось от него после экспериментов, безропотной тенью следовало за Отцом, а тому не было дела до мира, унылой декорации вокруг мерзкой клетки сияющего духа.       Тараэль побывал везде, где хотел побывать Лето, и даже больше, один или в компании других ралаимов — тех, кого бы он без раздумий убил, если бы знал, что его брат тут же займет их место. Хотя навряд ли тот захотел бы таких приключений в мире солнечных детей.       В Златолесье Тараэль оказался по заданию Первого Провидца. В ту пору Крысолов ещё работал в подземных складах Дюнного, принимал и отгружал партии светопыли. Это потом он возомнил из себя невесть что и собрал шайку из недовольных собратьев по разуму. Звон медяков в карманах казался им слишком тихим, а работа — слишком тяжелой, и они решили исправить ситуацию. Удача любит дураков: им удалось умыкнуть партию товара, погрузить ее на захудалую повозку и дать деру в сторону Добростража. Правда, перехватили их быстро. Крысолову и ещё парочке его ребят удалось сбежать, но у тех, кого взяли живьём, люди Скорпиона узнали, куда они везли украденное, а главное — кому. Так, Тараэль очутился у форта Добростража, где засела группа разбойников, к которым спешил присоединиться Крысолов: сначала среди разведчиков, а потом и в ударном отряде — объединении дружеских сил Ралаты и Скорпиона. Ему было не до любования окрестностями, но он помнил и шелест сухой, золотистой травы под сапогами, и шум Морозного грома, и далёкий рокот ватиров, вибрировавший в предрассветной дымке тумана, и рассказ девчонки со стороны Дюнного, невысокой киранийки, в черном плаще с низким капюшоном и с тихим, шелестящим голосом, о том, как когда-то здесь была последняя линия обороны против мутантов, прущих со стороны павшего, отравленного магией Талгарда. В то же время она отряхивала свои кинжалы от крови, и Тараэль, глядя на бордово-красные капли на ковре из жёлтых, рыжих и темно-коричневых листьев, устлавшем деревянные настилы у форта, думал, что уже давно не видел ничего настолько органичного.       С Солнечным берегом получилось не лучше. В одной из столетия назад забытых гробниц неподалеку от Речного бравый искатель сокровищ наткнулся на кольцо фазмалиста. То была исключительно редкая вещь, позволяющая колдуну создать проекцию не захваченной во служение души, а свою собственную. Отец был крайне заинтересован в том, чтобы обладать ей — коллекции ради, — и когда узнал о находке, то приказал связаться с шестеркой Ралаты на Солнечном берегу. О приемлемости цены не шло и речи — подошла бы любая, благо, сам искатель сокровищ об истинной ценности артефакта не догадывался. Вот только узнали об этом чуть позже, когда кольцо уже было в стенах Ралаты, а шестерка, что выкупал его, внезапно зашиковал. Тараэля, едва вступившего на должность Голоса, отправили разобраться. Говнюк, возомнивший, что может обмануть властителей Подгорода, вида застывшего на пороге его дома, мрачного аэтерна со знакомой меткой на лбу не оценил и — мотанул через открытое окно. Тараэль поймал его у небольшого водопада, когда тот резвой ланью прыгал с камня на камень, стремясь на другой берег, и поскользнулся. И вот: в высокой траве стрекотали ночные сверчки и тянули к звёздному небу свою песнь соловьи, ветер нес за собой шепот мученицы Лариэли, а Тараэль, между тем, притапливал незадачливого богатея в Медовой реке, выпытывая у него точную цену кольца фазмалиста.       Так было со всеми местами, что Лето при жизни сделал своими. Тараэль приходил туда без него и — осквернял их. Тот Лето, которого он помнил, не одобрил бы ни одного поступка, что совершил мелкий прилипала после того, как очнулся в трупной яме, но… Но прокатиться на мираде вместе с ним точно не отказался бы. Тараэль не смел вспоминать о нем ни в одной из своих предыдущих вылазок на поверхность; сейчас — другое дело. Сейчас он, словно наяву, представлял восторг в глазах Лето и улыбался, как дурак, подставляя лицо свистящим в ушах порывам ветра.       Опомнился он лишь тогда, когда небо над его головой посерело и прижалось к земле, а на его щеках осела колючая морось. Воздух загудел глухими песнями гор и наполнился звоном, тихим, но впивающимся в самую сердцевину сознания. Коротко взревев, мирад влетел в разлом Туманного перевала перед Малафом.       Хренов Малаф Тараэль помнил хорошо. А особенно — его левый бок, где остался длинный шрам от скользящего удара топора солнцерожденного. Отправляясь за колдовским текстом для Отца, ралаимы не ожидали столкновения с этими дикарями. Разведка, что забурилась на восточные земли перед группой Тараэля, клялась и божилась, что солнцерожденные не показывают носа дальше Талгарда и территорий близ него. Так было неделю, в которую они искали заветную расщелину, ведущую к небольшому захоронению. И, конечно же, это не могло не измениться в последний момент. Свиток телепортации, любовно созданный самим Первым Провидцем, вышвырнул Тараэля и ещё трёх ралаимов у старого монастыря рядом с Малафом — прямо на головы группе солнцерожденных. Кто был удивлен больше — трудно сказать. Ралаимы были организованнее, но дикари — злее. Этот незаумный факт стоил одному из агнцев Отца головы — в буквальном смысле этого слова, — а Тараэлю… Что ж, Тараэлю повезло гораздо больше: на пороге смерти, зажимая раненый бок, он вдруг понял, как правильно пользоваться Прыжком — и выжил. И, вместе с уцелевшими ралаимами чудом отбившись от солнцерожденных, принес Отцу злосчастный колдовской текст, про себя думая, что с удовольствием сжег бы эту мерзость: маг Ралаты, сестра Мстительность, изучив его перед тем, как они вернулись в Подгород, с восторженным придыханием сообщила, что то был трактат по демонологии.       С тех пор прошло два года, и Тараэль надеялся, что помнит примерную карту местности, что сделала разведка — для отчета Первому Провидцу и на будущее. С Джакубом они договорились, что хранитель мирада ссадит его в преддверии Малафа и вернется за ним через пять часов. За это время Тараэлю предстояло то еще развлечение: пересечь руины поселения и, оставаясь никем не замеченным, спуститься к месту, где Орден хотел расположить порт Талгарда — именно там Даль’Терровин отметил точку возможного входа в мастерскую своего предка. Тараэль надеялся, что чертов звездник не ошибся в своих предположениях: он и без того опасался, что на подлете к Малафу мирад выдаст свое приближение ревом, что будет слышен в самом Талгарде, и солнцерожденные радостной гурьбой бросятся встречать гостей. На крайний случай он купил два флакона зелья невидимости в алхимической лавке Квартала Знати, но пользы от них будет мало, если дикари примутся пасти его.       К счастью, мирад спикировал на землю молча. Возможно, Джакуб смог объяснить ему — этими странными, даже смешными щелкающими звуками, — что подставляться не стоит. Дождавшись, когда Тараэль соскользнет по боку мирада на землю и, поправив лук за спиной, встанет рядом с ним, хранитель поудобнее устроился в своем седле и спросил:       — Не страшно тебе будет бродить здесь?       — Не побоялся бы только дурак, — пожал плечами Тараэль.       Со стороны гор, плотной стеной отгородившей Талгард от всего мира и прижавшей его к морю, раздался характерный для камнепада треск. Что-то утробно завыло, встретившись с осколками горной породы, и Джакуба передернуло. Тревожным взглядом он оглядел махины каменных арок, тянувшихся к главному входу в старый монастырь, зеленые кристаллы, прораставшие из земли и остовов построек, и сплюнул.       — Проклятое место. Проклятые маги, — пробормотал он. — Вдумайся только: ебнуло две тысячи лет назад, а земли как стояли отравленными, так и стоят. Я слышал, что этот придурок, Даль’Марек, строил здесь какую-то магическую машину, и это ее так разнесло. Да еще как — на тысячу миль вокруг разлетелось, несчетное число народу погубило! Так что ж там за магия такая была? Служителям Мальфаса подобным обладать, получается, можно, а какому-нибудь бедолаге спизженный кусок хлеба не простят, если он зачаровал торговца.       Усмехнувшись про себя, Тараэль лишь покачал головой.       — Через пять часов — на этом же месте, — напомнил он хранителю. — Если меня не будет, то долго не жди.       — Не буду, — не стал изображать глупую браваду Джакуб. — У меня и без того кошмары замучают, не хватало здесь еще и сдохнуть… Надеюсь, и ты не помрешь.       Да уж было бы неплохо.       Дождавшись, когда мирад скроется за горной грядой, Тараэль припустил в сторону Малафа. Остатков основной дороги он старался избегать, прислушивался к любому шороху. Солнцерожденных не было видно, но со стороны монастыря он слышал скрип костей заблудших. Попадаться им на глаза не хотелось с той же силой, что и дикарям. Черт ее знает, эту местную нежить — какими сюрпризами могла одарить их рассеянная вокруг магия Солнечного колеса?       Высокая, жесткая трава цеплялась за все, до чего могла дотянуться, земля была влажной, скользкой и, казалось, зыбучей, как пустынные пески. На расстоянии десятка футов пространство тонуло в раздражающей глаз, звенящей дымке. Тараэль помнил, как плевались разведчики, вернувшись в Подгород, и теперь более чем понимал их. Ему просто повезло, что в этот ненастный день солнцерожденные презрели всякую идею прогулки.       Так ему казалось до тех пор, пока он не вышел к спуску, ведущему к недовольно шумящему заливу. Тараэль заметил двух солнцерожденных быстрее, чем они услышали его, и с ухнувшим вниз сердцем юркнул под нависшие над землей мохнатые лапы елей. Затаившись в их тени и задыхаясь от плотного, едкого запаха балдрисова корня, он оценил обстановку.       Перспективы были неутешительными.       Обойти эту парочку Тараэль никак не мог. Лестница вниз, некогда на скорую руку выбитая прямо в горной породе, тянулась меж двух каменистых утесов. Забравшись хоть на один из них, Тараэль рисковал не найти другого спуска к берегу. К тому же, на возвышенности его могли заметить другие солнцерожденные — уже совсем рядом, окутанные в зеленую магическую дымку, возвышались стены Талгарда.       Зелье невидимости он лишь потратит впустую. Оно сделает его невидимым, но не скроет шаги. Дикари, устроившись неподалеку от лестницы, запросто услышат хруст мелких камней под подошвами его сапог.       Дерьмо.       То были девушка и парень. Девчонка, присев на корточки, с придирчивым видом срывала в корзину пучки балдрисова корня. Оружия при ней Тараэль не заметил и предположил, что она или травница, или маг. Зато на поясе парня висел зазубренный топор — подобно тому, что уже однажды повстречался с левым боком Тараэля.       Тараэль немного подождал. Он надеялся, что эти двое, собрав все необходимое, уйдут к городу. Но девушка, тряхнув черными волосами с вплетенными в них птичьими перьями и костями, оглянулась на своего спутника, и — все надежды Тараэля канули в бездну. Общались они знаками и низкими гортанными звуками — магическая аномалия лишила первых поселенцев Малафа и Талгарда и их потомков всякой гибкости голосовых связок, — но по их жестам стало ясно: их дальнейший путь лежит к побережью.       Блядь.       Тараэль никогда не испытывал сложностей с тем, чтобы убить человека. Пыльная яма отбила в нем милосердие напрочь и оставила вместо него лишь холодный расчет: или они — тебя, или ты — их. Но то были бои насмерть. Тараэль дорого заплатил, однажды спутав арену с жизнью вне ее. После случая со стариком и его семьей он убедил себя, что то было единственно верное решение из всех возможных, и все же — воспитал в себе правило лишний раз не хвататься за меч. Зачем пускать кровь, если есть десятки способов решить дело более-менее мирно? Лишь бы был подвешен язык да развита смекалка.       Однако в случае с солнцерожденными не действовали ни умение убеждать, ни угрозы. Жители Талгарда не принимали гостей: любого чужака, по ошибке или по делу забредшего на их земли, они убивали едва завидев. У Тараэля не было времени — и лишней жизни, — чтобы убедиться в том, что исключений не бывает. Да и желания, собственно, тоже.       Стараясь не шуметь, Тараэль снял лук со спины. Стрелой, возложенной на тетиву, он раздвинул еловые лапы. В то же время девушка распрямилась, прижимая корзину к груди, с улыбкой взглянула на парня и — дернулась всем телом, когда острие стрелы вошло ей в лоб. Она не успела ни вздохнуть, ни вскрикнуть, ни удивиться — как подкошенная упала в траву. Хорошая смерть.       Солнцерожденный несколько мгновений тупо пялился на свою мертвую спутницу и фиолетовые соцветия балдрисова корня, выпавшие из ее корзины ему под ноги, и это дало Тараэлю время приготовить следующую стрелу. Дикарь должен был умереть так же тихо и спокойно, как и его девчонка, но подвел сам себя, в последний момент дернувшись в сторону — в попытке, хоть и запоздалой, увидеть нападающего. Стрела вошла у сонной артерии, мешая ему дышать. Он схватился за древко в инстинктивной попытке избавиться от нестерпимой, резкой боли, но острый наконечник крепко засел в его плоти. Рот солнцерожденного открылся, в его груди зародились первые, еще слабые звуки крика.       И тогда Тараэль прыгнул. В одно мгновение очутившись рядом с замершим от внезапной магической вспышки солнцерожденным, он замахнулся по широкой дуге и ударил ребром ладони по его горлу. Изо рта парня брызнула кровь, его глаза широко распахнулись. Он попытался вдохнуть — раз, другой, — но с перебитым дыхательным горлом это было невозможно. Подсечкой Тараэль повалил его на спину и, прижав коленом к земле, переждал его последние судороги.       Когда солнцерожденный затих, Тараэль прислушался к звукам вокруг. Ему удалось убрать этих двух тихо: никто не спешил им на помощь, и Тараэлю оставалось лишь надеяться, что дальше по лестнице его не ожидают новые живые препятствия. Ему не хотелось, чтобы его спуск был устлан трупами — на обратном пути он может столкнуться с теми, кто не досчитался своих товарищей в Талгарде.       Спрятав тела за плотным рядом кустов, в неглубокую расщелину у подножья утеса, Тараэль поспешил продолжить свой ход. На задание у него оставалось не больше четырех часов.       ***       Из Дюнного они выехали, как только выяснили, что улеглась песчаная буря. К счастью, Пыльномох оказался прав, и она при всей своей мощи оказалась короткой. Утро поприветствовало их спокойной для восточных берегов погодой и тусклым солнечным диском, выглядывающим из истончающегося с каждой минутой покрывала облаков.       Ещё с вечера Джеспар обнаружился на первом ярусе таверны. Находясь в подавленном расположении духа, он курил сон-траву, пил уже пятую кружку пива и не был настроен на компанию. Рэйка не стала досаждать ему: взяв с него обещание, что завтра он будет в состоянии покинуть город без головных болей и в полной готовности к непредвиденным обстоятельствам, она оставила его наедине с мрачными мыслями. Видит Солнце, у нее было и без того предостаточно проблем.       Остаток дня она на пару с Лиджамом провела в ожидании каких-либо вестей от наблюдателей. Даррен клятвенно заверил их, что незамедлительно сообщит, как только его люди умудрятся выйти на связь со Скорпионом, и позволит им присутствовать на разговоре — если он состоится. Больших надежд на встречу с таинственным лидером преступной сети Дюнного, впрочем, никто не питал, но им бы хватило и его доверенного лица. Не получили они и этого — только письмо.       — Это уже что-то, — заверил их Пыльномох, сжимая в руках конверт из добротной, совсем не дешёвой бумаги.       — А где Аарон? — спросил Лиджам, зачем-то оглядывая кабинет Болдрика — так, словно надеялся, что старший сын наместника спрятался в одном из его темных углов.       Даррен устало вздохнул и сорвал печать с конверта.       — Ты требуешь от него слишком много, Лунокрыл, — заметил он. — Он и без того превысил лимит своей активности на годы вперёд. Наверняка засел в «Сирене» в компании девок и с бутылкой аразеальского вина из лунных ягод. Того самого, что, видите ли, когда-нибудь его разорит.       — Что там, в письме? — поторопила наблюдателя Рэйка. О приключениях праздного щегла ей слушать не хотелось.       — «Наблюдатель Пыльномох и уважаемые хранители воли Мальфаса, — зачитал Даррен, поднеся пергамент к свече, — до меня дошли слухи о разведенной вами бурной активности в Дюнном. Ваши чаяния мне абсолютно понятны, но, как вы можете себе представить, амплуа неуловимого лидера организованной преступной группировки не позволяет мне оказаться в вашей компании воплоти.       Между тем, можете быть уверены: вот уже третий день я веду свое собственное расследование. Ваше дело, верить мне или нет, но на данный момент я могу сказать, что приближенные мне люди не имеют никакого отношения к захвату Драконьего логова. Не в наших интересах подрывать и без того шаткое положение Дюнного. Конечно, я не могу утверждать за всю сеть — для проверки низов нужно куда больше времени. Однако у низов нет нужных ресурсов, чтобы обеспечить вооруженный захват столь серьезного объекта — надеюсь, и вы это понимаете.       Также я уверен, что Крысолов не мог организовать этот набег. Он всегда был туповат и не раз доказывал это. Если он на что и сгодится, то лишь на роль исполнителя. Или — пушечного мяса для отвлечения внимания. Учтите это, если будете собирать следующую группу разведки. И знайте: мои люди прикроют вам спину в случае штурма.       Хранители, да осветит ваш Путь милость Мальфаса.       Пыльномох, не кисни. Будем на связи.       Скорпион».       — Ого, — покачал головой Лиджам. — Даже не знаю, как отнестись к этому жесту. Как думаешь, Даррен, насколько можно доверять словам Скорпиона? И его обещаниям.       — В его словах по поводу логова, однозначно, есть смысл, — признал Пыльномох, безропотно передавая письмо протянувшей к нему руку Рэйке. — У него нет резона захватывать месторождение.       — Но почему?       — Лунокрыл, не тупи. Раз уж мы сразу начали говорить начистоту, то скажи мне: на кой хрен захватывать то, что и без того принадлежит тебе безраздельно?       Ученик Йаэлы страдальчески поморщился.       — Не знаю. Вдруг это какой-нибудь обманный маневр? Чтобы заманить Крепкощитов в ловушку, и…       — И что? Убить их, а самому стать наместником Дюнного? — фыркнул Даррен. — Он мог бы провернуть это дельце уже давно — если бы только хотел. Вряд ли он сбрендил и загорелся этой идеей тогда, когда в любой момент из-за ближайшего утеса появятся корабли неримцев. Мы уже говорили об этом.       — Может, он подумал, что справится лучше, и…       — Этот ваш Скорпион очень грамотный человек, — прервала заунывный спор Рэйка, вглядываясь в витиеватый, аккуратный почерк. — Ни одной ошибки, даже самой незначительной.       Пыльномох с удивлением покосился на нее.       — Почему вас это так удивляет? У нас всегда была возможность учиться грамоте, даже после того как Дюнное перешло во владение капитана. Он считает, что бедность жизни не должна стать преградой для богатства ума. У нас действует учебный класс, где детей учат считать, читать и писать — было бы желание. Платить за это не нужно.       — Очень благородной жест, — хмыкнула Рэйка. Храмовники Творца, заслышав такое, удавились бы на собственных поясах.       — Тем более, — добавил Даррен, — мы не знаем, кто скрывается за маской Скорпиона. Вполне возможно, что он родился в богатой семье — во времена, когда Дюнное сверкало во всем своем великолепии, — и получил хорошее образование.       — Именно это я и хочу сказать. Он не поднялся с низов. Он не какой-то смекалистый, хваткий разбойник.       Рэйка вспомнила о Матиусе. Он долгие годы руководил повстанцами, любил читать и читал много, но, взращенный простой крестьянской семьей из Салена, получил лишь поверхностное знание грамоты. Солдатское прошлое не добавило ему интеллигентной изысканности. Писал он с ошибками — как десятилетка, смеялся Матиус сам над собой.       — Как нам это поможет прямо сейчас? — с некоторым раздражением спросил наблюдатель.       — Вероятно, никак, — пожала плечами Рэйка и положила письмо на стол. — Если вы не можете представить, кто из проживающих в Дюнном подходит под это описание.       Конечно, был еще один вариант. Пыльномох мог действительно не знать никого, кто подходил под это описание. Лиджам рассказывал, что почти все богатые семьи торговцев и ваятелей покинули Дюнное вслед за Орденом. Скорпион, какого бы возраста он ни был, мог оказаться среди них и — тайно вернуться в родные пенаты через некоторое время, когда почувствовал, что другие регионы Эндерала не дают ему желанной свободы и простора для фантазии. Вращаясь в преступных кругах, он не светился на глазах наблюдателей лишний раз и оттого стал самой настоящей загадкой для порядочных жителей города.       Вот только почему-то Рэйка не верила, что эта история подходит Скорпиону.       — Мне доложили, что вы справлялись о том, как покинуть город не на своих двоих, — сказал Даррен, когда письмо было изучено вдоль и поперек, они обменялись теориями, правдоподобными и не очень, и хранители в который раз отправились на выход из штаба. Он внимательно посмотрел на Сафран и добавил: — Не знал, что вы уезжаете, мадам хранитель.       Проклятье.       — Смотрю, у наблюдателей не только острые глаза, но и длинные уши, — заметила Рэйка, за шуткой пряча раздражение. — Не переживайте, я помню об обещании помочь. Моя отлучка будет короткой. Я рассчитываю вернуться уже к завтрашнему вечеру, оттого и хотела узнать, есть ли способ передвижения по местности, кроме мирада.       Несколько секунд Пыльномох молчал, продолжая смотреть на нее задумчивым взглядом, а потом пожал плечами и сказал:       — Очень надеюсь, что вы понимаете, что делаете. Как только уляжется буря, выйдете из крытой части города и идите к порту. Там, напротив статуи Мальфаса располагается конюшня. За небольшую плату вам выдадут отменных пустынных скакунов.       Так они и сделали. Джеспар нашелся в том же месте, что и вчера, и даже за тем же столом, и, если бы не свежая рубашка, выглядывающая из-за плотного воротника куртки, Рэйка решила бы, что наемник провел в таверне всю ночь. Настроение его стало еще хуже: где-то там, на задворках сознания, и он понимал, что сегодняшний день имеет все шансы обернуться трагедией. Сафран удавалось перевести эти панические мысли в сомнительно-шутливую форму, но ее руки, сжимающие поводья, мелко тряслись, под ребрами мерзко сводило.       Когда они подъехали к обугленным руинам усадьбы Даль’Вареков, Рэйка уже молила и Солнце, и всех мертвых Богов, чтобы на месте встречи их ждала вовсе не Адила. А Джеспар вдруг придержал коня, вглядываясь в зияющие пустотой, увитые толстыми лианами окна.       — Спешиваемся? — почти что робко спросила магичка, покосившись на друга.       Тот нервно потер шрам на щеке и слабо улыбнулся. Точнее, попытался улыбнуться, но получился нервный тик, страшно искрививший его губы.       — Нам нужно проехать чуть дальше, к входу в пещеру, но, если позволишь, мне бы хотелось…       — Джеспар, — позвала его Рэйка и, дождавшись, когда наемник остановит свой голубоглазый взгляд на ее лице, тихо добавила: — Сколько угодно.       — Спасибо.       То, что причиняет боль, больше всего и привлекает. Этот бесконечный акт мазохизма был словно заложен в саму человеческую природу. Можно бежать от него, можно делать вид, что это — глупая выдумка, но наступает момент, когда противиться больше нет сил. Долгие годы Рэйка запрещала себе вспоминать о своем старом доме, сгоревшим под факелами храмовников, о диком пляже, где они с мамой и Риззет проводили бесконечно счастливые часы, но в один день ноги сами провели ее по забытым дорогам и заставили захлебнуться в слезах. Джеспар и вовсе бежал от прошлого, переплывая моря, пересекая континенты, — и что же? Спустя годы он решил вернуться — черт его знает, зачем, он и сам до конца не понимал своего порыва. Возможно, для того чтобы в один из дней застыть на пороге того, что когда-то было его домом, с окаменевшими плечами и низко опущенной головой. Чтобы вновь ощутить себя маленьким мальчиком, только-только вернувшимся с сестрой с веселой прогулки и увидевшим свою прежнюю жизнь в крови и огне.       Вокруг уцелевших каменных остовов поместья Даль’Вареков шумел тропический лес. Стоило людям покинуть это место, как в нем воцарилась природа, забирая обратно то, что изначально принадлежало ей. Некогда ухоженная территория была оплетена лианами, заросла папоротником и дикой орхидеей. Плитка, которой были выложены дорожки, ведшие в сад, стерлась и потрескалась; в верхней чаше некогда помпезного фонтана птицы свили себе гнездо; в изножии резной беседки Рэйка заметила подкоп — кто-то из хищников обустроил себе там нору. Высокие пальмы и банановые деревья окружили руины поместья плотным куполом, защищая его от лучей пустынного солнца, но сквозь прорехи между ними Рэйка видела пронзительно-голубое небо и верхушки гор, казавшихся прозрачным миражом в жаркой ряби воздуха.       Спешившись, Сафран привязала свою лошадь и побрела вслед за Джеспаром, держась от него на почтительном расстоянии. Наемник шел к парадному входу в дом, словно солдат во время военного марша: не оглядываясь по сторонам, глядя только вперед — с неестественно прямой спиной и упрямо поднятым подбородком. Он сбавил шаг лишь оказавшись на первом этаже, в большой, некогда богато украшенной настенными фресками и лепниной под потолком парадной. Остановился — у широкой, почерневшей от пламени лестницы на верхние этажи.       Джеспар долго молчал, погруженный в мертвую тишину своего родового поместья, а когда наконец заговорил, то заставил Рэйку вздрогнуть от неожиданности.       — Блядь, она его любила.       — Прости? — кашлянула Сафран.       — Адила — нашего отца, — пояснил Даль’Варек. — Он обращался с ней как последняя скотина, винил ее в смерти нашей матери, а она… Она из кожи вон лезла, чтобы он хотя бы раз одобрительно улыбнулся ей. Это было бесполезно, но она продолжала пытаться из раза в раз. Из раза, блядь, в раз.       В наступившей тишине Рэйка перекатывала меж пальцами бутон цветущего плюща, разросшегося на одном из окон первого этажа. Прыгать выше головы, чтобы заслужить расположение сумасбродного отца — это было ей знакомо. Она бы многое могла об этом поведать. Но Даль’Варек, делясь с ней историей Адилы, вовсе не хотел диалога. Он выплескивал боль, что в глупой браваде отказывался считать своей, сквозь плотно сжатые зубы и мечтал об избавлении, о лёгкости на сердце. Рэйка не могла помочь ему в этом. Если она откроет рот, то, по обыкновению, лишь усугубит ситуацию.       — А потом, когда отца не стало, — продолжил Джеспар, проведя ладонью по обгорелой позолоте на перилах лестницы, — Адила и вовсе возвела его в ранг какого-то божества. Она замкнулась в себе, погрузилась в семейные книги, которые получилось спасти от пожара. Я пытался поговорить с ней, правда, пытался, но она не хотела… Она не хотела слушать. И когда опекуны договорились о ее ученичестве в Лиге апотекариев, Адила сбежала на Морозные утесы, прихватив все то добро, что осталось от отца. Мне оно было не нужно, а она вцепилась в него, как в величайшее сокровище на земле. Я так и не смог понять: как можно любить того, кто причиняет тебе столько боли?       Это — величайшая тайна человечества, Джеспар.       Шумно вдохнув, Даль’Варек растер ладонями лицо. Необычайно моложавый, теперь он выглядел на свой возраст и даже старше.       — Я это говорю к тому, — едва слышно сказал он, — что Адила никогда бы не пошла против того, во что верил отец. Он желал, чтобы каждый преступник предстал перед честным судом и ответил по закону, несмотря на свой статус и положение в обществе. Никакое безумие… Скажи мне, Рэй, неужели можно обезуметь настолько, чтобы забыть все, во что столь неистово верил?       Рэйка лишь неловко промолчала в ответ, и Джеспар обречённо покачал головой.       — Дай мне ещё минуту, — попросил он, ногой проверяя ступеньки лестницы. — Хочу заглянуть в свою комнату — кажется, там пол достаточно прочный.       — Только не убейся, — сказала ему в спину Рэйка и отвернулась к оконному проему.       Что ещё тут можно сказать?       Все будет хорошо, Джеспар? Но это неправда. Не похоже на правду — даже близко.       Окно, облюбованное Сафран, выходило в сад. Из него была хорошо видна кованая решетка с витиеватой резьбой, обозначающая границы частных владений Даль’Вареков. Мог ли кто-то из убитых в тот день случайно увидеть, как черные тени приближаются к дому, и?..       И Рэйка замерла, оглушенная озарением. Она наконец-то поняла, что насторожило ее в Дюнном.       Встретив их, сын Болдрика сказал, что до их прихода они с Дарреном «безобразно скандалили», и стоял он, между тем, перед открытым настежь окном. Рэйка и Лиджам ожидали аудиенции неподалеку: они бы услышали шум, отголоски злых разговоров, но — из штаба не доносилось ни звука. Вместо этого они увидели лишь ту таинственную девушку в плаще с капюшоном, вынырнувшую из теней как раз рядом с окном и пригласившую их внутрь.       … — Я не посылал за вами, — удивленно воскликнул Даррен Пыльномох.       — Зато я посылал, — отозвался Аарон Крепкощит — темная фигура, привалившаяся плечом к оконной раме…       — Какого хрена? — прошептала Рэйка. — Что здесь вообще происходит?       ***       Отчаянно зевая, Белинда вышла из дверей Святилища и подставила лицо под ласковые лучи солнца. Всю ночь над крышами Храма Солнца бушевала гроза и успокоилась только под утро, позволив восточному ветру согнать клубящиеся темнотой тучи в сторону далёких Морозных Утесов. Воздух пропах ароматом мокрой земли, листвы, омытой от удушливой летней пыли, исполнился свежестью, и во внутреннем дворе Храма случилось настоящее столпотворение: магистры и священнослужители, послушники и хранители наслаждались прохладой после дождя.       У главных ворот трудилась группа магов-хранителей под руководством магистра Рэйгана. Общими усилиями они пытались приладить упавший накануне шпиль на его законное место. Тот, купаясь в волнах телекинеза, взмыл в пронзительно-голубую высь, испещренную перистыми облаками, но отказывался быть послушным. Хранители, подряженные на работы, ругались, плевались и всячески жаловались на жизнь. Магистр Рэйган же был готов сожрать их живьём.       — За какие заслуги вам даровали Сигил, бездари? — надрывался он. Помощи от него, впрочем, ждать не приходилось. — О каком противостоянии неримцам может идти речь, если хваленые маги Ордена не могут одолеть кусок металла?!       Белинда осуждающе покачала головой. Она считала Рэйгана умным, мыслящим человеком, но даже он поддался истерии под влиянием грандмастера и приближенных к нему людей. Взаправду поверив, что какие-то еретики смогут ступить на святые земли служителей Мальфаса, он сеял панику среди хранителей.       Положа руку на сердце, Белинда была готова признать, что понимает, отчего это происходит. Виной всему излишняя впечатлительность людей и — моральные травмы. Бабушка говаривала, что отец грандмастера Теалора Арантэаля, Лореус, также в свое время возглавлявший Святой Орден, был человеком необычайно острого ума и сильной веры. Он воспитал достойного сына: тот ни в чем ему не уступал — до своего исчезновения на севере проклятого Богами Нерима. Вернулся он оттуда как будто другим человеком, угрюмым и мнительным. А главное — утратившим веру. Что бы ни произошло с Теалором Арантэалем за эти тридцать лет, то оставило глубокий отпечаток на его ментальном здоровье.       Грешно осуждать поступки того, кого избрали их поводырём Семеро. Белинда провела не один вечер, вымаливая у Них прощение за свои злые мысли, и все же… Разве не грешит сам грандмастер, ставя под сомнение силы Мальфаса и сея смуту в сердцах верующих? Сейчас, когда мир полнится нелепыми слухами о смерти Богов, не должен ли он вести их к свету, вместо того чтобы погружать их в пучину темного отчаяния?       Несомненно, грандмастеру была нужна всяческая поддержка — чтобы вспомнить о том, кто он есть, и какие обязанности на него были возложены Богами. Тручесса могла бы протянуть ему руку помощи, вразумить его: за годы своего наместничества она не раз доказывала своего благоразумие, была верной опорой Арка и, конечно же, всего Эндерала. Уж она-то помнила о том, что лишь непоколебимая вера в мудрость и любовь Семерых защищала Цивилизованный мир от всех невзгод. Но отчего-то она медлила, позволяя угрюмым, беспутным настроениям отравлять Святой Орден. Белинде оставалось лишь надеяться, что ситуация в скором времени изменится в лучшую сторону, и молить Богов, чтобы до тех пор они не разочаровались в них, сбившихся с пути, неблагодарных людях, и не оставили их наедине с грехом.       Неподалеку от Святилища Белинда заметила Элию. Послушница… Хотя какая, к черту, послушница, зло усмехнулась про себя Белинда. Без пяти минут хранитель расположилась напротив канала, зарывшись носом в какие-то записи. То и дело она окунала перо в чернильцу, стоящую на лавке под ее рукой, и делала пометки на полях.       «Зубрила, — раздражённо подумала Белинда, направляясь к ней. — Но ведь тебе и не нужно лезть из кожи вон, чтобы получить желаемое, правда?».       Элии все давалось легко. По мнению Белинды, умом она среди своих товарищей не выделялась — лишь усердием, — но после смерти сестры магистры принялись жалеть ее, давать ей поблажки. Даже магистр Рэйган, ее непосредственный патрон, спрашивал с нее меньше прежнего, выделяя среди других своих учеников. И будто бы этого было мало, стоило Элии выступить с одним-единственным докладом на какую-то заумную тему, как на нее обратил внимание этот Лиджам. Он казался Белинде скучным — таким же зубрилой как и Элия, — но, несмотря на то что водил дружбу с этими беспутными девками, Сафран и Закареш, и неримскими магами, все равно был на хорошем счету в Святом Ордене и виделся весьма выгодной партией для замужества.       А что же сама Белинда? Родившись в семье апотекариев, оставшихся жить в форте Лиги на Морозных утесах ради научных работ, она могла лишь молить Богов о милости. Она не хотела, подобно родителям, прозябать в горах и делать вид, что занята крайне важным делом. Она трудилась не покладая рук, чтобы ее выделили из числа других учеников и вручили заветный медальон апотекария: не спала ночами, зубрила заумные алхимические тексты, стерла пальцы о перья и пергаменты. И что же? В Арк она попала лишь потому, что Горикамышу, апотекарию Храма Солнца, был нужен хоть кто-нибудь для помощи в исследованиях, а осталась здесь на неопределенный срок и вовсе благодаря чуду. Чтобы получить новое распределение, ей нужно было вернуться в форт Лиги, но дорогу к нему замело из-за аномальных снегопадов, и мастер Тобиас разрешил ей остаться, поручив наблюдение за этой девчонкой, больной красным безумием, наравне с еще несколькими помощниками. Белинда молилась — вновь и вновь молилась, — чтобы непогода на Морозных утесах держалась как можно дольше, а Ударокопытная не убила ее и не померла сама.       Вероятно, ее молитвы были услышаны и в этот раз. Форт был все так же недоступен, Биа не срывалась в бесконтрольное буйство, и у Белинды было время доказать Горикамышу свою профессиональную пригодность, а еще — отыскать в Ордене достойного кандидата в мужья. В совокупности, это гарантировало ей место в столице. Вот только ее поиски спутника жизни все никак не венчались успехом. И это злило Белинду. Все, кто проявлял к ней интерес, были или страшными, как зад ватира, или бедными, как храмовая мышь. Белинда не могла понять, почему той же Элии, которую она ни за что не назвала бы красавицей, везло больше.       — Будешь так корячиться над свитками, и однажды на твоей спине вырастет горб, — брюзгливо заявила она, остановившись напротив послушницы.       Вздрогнув и быстро-быстро заморгав, та подняла голову от своих записей.       — О, Бел, прости, пожалуйста, — неловко рассмеялась Элия и откинула с лица светло-рыжую прядь волос. На ее носу темнела чернильная клякса. — Я не слышала твоих шагов.       — Ну, конечно, — фыркнула Белинда. — Ты как всегда — с головой в заботах и мелких неурядицах. Чем это ты занята?       Элия кривовато улыбнулась и провела рукой по подсохшим чернилам на пергаменте. На самом деле, Белинде было абсолютно неинтересно, что она ей ответит. И иногда ей казалось, что Элия знает об этом, но — почему-то продолжает поддерживать эту дурацкую иллюзию дружбы.       — Дописываю доклад к завтрашнему дню, — с тяжелым вздохом сказала послушница. Заглянув ей за плечо, Белинда выхватила из рукописного текста несколько слов и закатила глаза. Звездники, автоматоны, кристаллическое топливо… Скука. — Все кажется, что я что-то не учла, хотя Лиджам сказал, что все замечательно.       — Он проверяет твои доклады? — расхохоталась Белинда, сложив руки на груди. — Ради всех Богов, Элия, вам давно пора заняться вместе чем-нибудь куда более полезным и плодотворным!       Бледное лицо Элии вспыхнуло ярким румянцем, и она поджала губы, словно монашка, давшая обет целомудрия.       — Он только-только пригласил меня на свидание, Бел! Не кажется ли тебе, что в своих мыслях ты очень торопишь события?       — Вовсе нет, — издевательски протянула Белинда. — Я лишь призываю тебя вкусить должное удовольствие…       — Бел, — строго и резко оборвала ее Элия, и та удивленно подняла брови. Кажется, вчерашнее приключение с колокольным шпилем придало послушнице уверенности. Никогда прежде она не давала Белинде отпор. — Мы разберемся сами, здесь мне твои советы не нужны. Лучше расскажи мне, как прошла твоя смена? — уже миролюбивее добавила она. — Как себя чувствует Биа?       Вспоминать лишний раз о больной красным безумием Белинде не хотелось. Милосердные Боги, она и без того находилась рядом с ней больше, чем хотелось. Поначалу Ударокопытная пугала ее до дрожи в коленях. Сейчас воспринимать ее стало проще, и все равно, то и дело Белинда просыпалась в ночи от кошмаров, где черные тени преследовали ее по пятам, сверкая горящими красным огнем глазами.       — Да что с ней может статься? — проворчала она, зябко передернув плечами. — Все так же кричит, когда эффект зелий спадает, и пророчествует нам всем скорую смерть.       На дерево рядом с ними вдруг спикировал крупный, черный ворон. Белинде даже показалось, что он словил ее взгляд, и лишь после этого, изогнув шею, принялся чистить свое оперение. Красавец.       — Бедняжка, — покачала головой Элия. — Не могу поверить, что за все то время, что мы знаем о красном безумии, апотекарии так и не продвинулись в его изучении ни на йоту.       — Мы никогда с подобным не сталкивались, — ощетинилась Белинда, тут же позабыв о вороне. — Нам не на что опереться, чтобы понять, чем лечить эту болезнь… Если это и вовсе болезнь.       — Ты… Ты все так же уверена, что это — кара Богов? — запнувшись на мгновение, уточнила Элия, и Белинда была готова поклясться, что услышала в ее голосе снисходительность. И это разозлило ее еще больше.       — Очень на это похоже, — процедила она, упрямо вскинув подбородок. — Уж не знаю, чем провинилась перед Семерыми Ударокопытная, но — вспомни о магистре Йеро. — Лицо Элии вытянулось и побелело. Обеими руками она вцепилась в писчее перо, пачкая ладони в чернилах, и Белинда самодовольно улыбнулась краем рта. Будешь знать, как зазнаваться, сучка. — Ходят слухи, что в последние годы перед смертью он стал мрачным, излишне замкнутым и проводил какие-то странные, беспутные эксперименты с Морем Возможностей. И, судя по всему, эти слухи правдивы, раз Боги наказали его и — всех нас за то, что позволили ему сбиться с Пути.       — Ты не можешь знать наверняка, — прошептала Элия, облизнув пересохшие губы. — Это всего лишь слухи, доказательств им нет. А мрачным и замкнутым он стал со дня смерти своей жены, Бел. Когда теряешь кого-то столь важного, тебе не до улыбок и не до любезностей.       — С каких пор ты защищаешь убийцу своей сестры? — удивилась Белинда, и Элия болезненно зажмурила глаза.       — Я не защищаю его, — тихо ответила она, сжав переносицу. — Я всего лишь не хочу приписывать ему еще больше преступлений. На мой вкус, их на его счету более чем предостаточно. Если ты забыла, то он убил не только мою сестру, но и еще с десяток чьих-то сестер и братьев, дочерей и сыновей… А это правда, что внешность Биа как-то поменялась? — поспешно сменила тему Элия. — Я слышала разговор двух апотекариев из другой смены в столовой.       Раздраженно цокнув языком, Белинда покачала головой. Ну что за олухи? Горикамыш строго-настрого наказал им меньше болтать о больной в общественных местах — и что же?       — Что бы это ни было, болезнь или кара Богов, оно забирает у нее все жизненные соки, — неохотно объяснила Белинда. — Она осунулась, кожа побледнела так, что кажется серой, и кое-где проступают вены. Полагаю, ты слышала именно об этом. Выглядит действительно неприятно и даже пугающе. Мы взяли у нее кровь и верхний слой кожи, чтобы понять, какие процессы протекают у нее в организме.       — Надеюсь, ваши изыскания увенчаются успехом, — кивнула Элия и, тяжело сглотнув, уткнулась в свои записи.       Белинда могла бы растормошить ее, втянуть в еще один ехидный разговор, но бессонная ночь с каждой секундой все больше напоминала о себе. Да и все эти разговоры о красном безумии поднимали внутри Белинды волну тошноты и паники. Наскоро распрощавшись с послушницей, она поспешила в свою комнату. Все, о чем могла мечтать Белинда, так это о мягкой кровати и тазике с водой для омовения. На бани у нее не хватит сил.       Освежившись и поменяв пропахшую потом и приставучим запахом лекарственных трав робу апотекария на ночную рубашку, Белинда приоткрыла окно, чтобы свежий летний ветерок прогнал спертый воздух из комнаты, и с наслаждением вытянулась на кровати. Где-то там вдалеке хранители продолжали воевать со своенравным шпилем, под окнами общаги кто-то экспрессивно выяснял отношения, а у самого подоконника вдруг раздались частые хлопки крыльев, но то был лишь шум на краю ее усталого сознания. Благостный сон распахнул перед ней свои объятья, и Белинда с радостью рухнула в них.       Никем не замеченный, ворон черным росчерком обогнул постройки Храма Солнца и направился к окнам второго этажа Святилища. Медленно пролетел рядом в поисках открытого окна и, обнаружив искомое, скользнул внутрь. Оперение его вдруг заклубилось тьмой, и на пол в коридоре лазарета опустилась уже человеческая фигура. На звук шагов из ближайшей двери выглянуло круглое, румяное лицо молодого апотекария.       — Белинда? — удивленно воскликнул он. — Я думал, ты уже ушла.       — Немного задержалась, — улыбнулась та, поправляя рукава робы.       — Ах, — понятливо закивал молодой человек, — девчонка проснулась?       — Именно это и хочу проверить, — склонила голову набок Белинда. — Возможно, мне показалось, но ее активность повысилась около часа назад.       — А вот мне кажется, что у нее идет привыкание к нашим зельям, — проворчал апотекарий. — Они начали слишком быстро терять эффект, не находишь? Быть может, тебе стоит поговорить об этом с Горикамышом?       — Быть может, — согласилась Белинда. — Спасибо за совет.       Просияв, юноша кивнул и скрылся в кабинете. Белинда же отправилась дальше, проверяя каждое помещение на своем пути. Удача улыбнулась ей лишь после четвертой двери, когда в углу квадратной комнаты она увидела стальные прутья решетки от пола до потолка, отделявшие койку больной от всего мира.       — Как тривиально, — ухмыльнулась Белинда и плотно затворила за собой дверь.       Он слышал, что Ударокопытный редко оставлял свою дочь — лишь для того, чтобы отлить или на скорую руку закинуть в рот что-то съестное. Апотекарии, сжалившись над горюющим отцом, позволяли тому оставаться в лазарете круглые сутки.       Что ж, старику определенно повезло, что он разминулся с сегодняшним гостем.       Обогнув пустующие койки, Белинда вплотную подошла к решетке и на пробу дернула за ручку ее двери. Та оказалась запертой, а сами прутья резонировали чарами.       — Какое слабое плетение, — скучающе протянула девушка и пристально уставилась на замок.       Спустя мгновение тот щелкнул, открываясь, и Белинда беспрепятственно проникла внутрь клетки.       Биа Ударокопытная лежала на боку, подтянув острые колени к груди. Глубокий сон, обеспеченный несчетным количеством зелий, влитых в бедняжку, разгладил ее лицо, но — апотекарии были правы. Ее внешность необратимо менялась, и не увидеть это мог лишь слепец.       Некогда русые волосы потеряли свой цвет, превратились в жухлую паутину. Скулы и нос обтянуло кожей — такой бледной, что она казалось пепельно-серой. Губы потрескались и истончились. На висках и на шее чернели хитросплетения вен.       Помедлив немного, Белинда протянула руку к лицу Биа и пальцами приподняла ей одно веко. Глаза Ударокопытной закатились, и все же — девушка смогла рассмотреть радужку, горящую красным огнем. Он уже видел подобное — давным-давно. Так давно, что, признаться честно, уверился: они сделали все возможное, чтобы ничего подобного в Вине не повторилось ещё очень долгое время.       — А вот это уже интересно, — прошептала Белинда, проверяя и второй глаз Биа. — Воистину интересно.