Бездна Вероятностей

Рывок отчаянный на дно вселенной. Отказ от прошлого, о разнице забыв. Забыв и суть свою в потоке времени, Заслуженно всесильностью прослыв. И имя мне — Икар, я он и есть. И солнца я коснусь, попробовав на ощупь. Светило дня от рук моих ждет смерть, Ведь я его пожру, упившись своей мощью. © Lorna Shore — Sun eater.

      Конец 4523 года от Звездопада. Инодан.       Небо над Иноданом всегда было ясным. Высоким, бескрайним, пронзительным — вечным. Ни единое облако не замутняло его великолепие. Особо экзальтированные серафимы считали это добрым знаком — точно так же никакая беда, никакое проявление Тьмы в этом мире не осквернит чистое сияние Рождённых Светом, не омрачит их благое правление. Тот факт, что облака таки были, но сгрудились в изножии парящей высоко над землёй обители Богов, эти идиоты игнорировали с упрямством всякого фанатично верующего человека. Аркту было смешно слушать их умозаключения, но образумить служителей он не пытался. Более того, их слепота виделась ему крайне полезной: с тем же упорством, с каким иноданцы ищут знаки, доказывающие абсолютную и единственно верную власть Рождённых Светом, они будут защищать её от всякого неприятеля.       Жизнь в Инодане всегда была размеренной. Время было не властно над этим местом, и суета, столь присущая городам смертных, не затронула его. Кому-то это нравилось, кто-то этого попросту не замечал, но на Аркта обитель Богов навевала скуку. Он старался как можно реже появляться здесь, а когда отвертеться от визита не получалось, то считал минуты до своего очередного побега вниз — в мир, который наконец расцветал, с трудом, но пережив разрушительную мощь Звездопада.       Так было всегда, и так будет впредь.       Так было и сегодня.       Подавив вздох уныния, Аркт отвернулся от распахнутой двери на цветущую террасу и завозился в кресле, которое лишь выглядело мягким и комфортным. Его взгляд упал на шахматную доску, раскрытую на небольшом столике подле него. Доска и фигуры на ней, сделанные из белой и чёрной ирдорской яшмы, были не просто старыми — они не рассыпались в прах только потому, что их состояние поддерживали магией. Аркт помнил их с самого детства и подозревал, что они будут присутствовать в его жизни ещё множество тысячелетий — если вспомнить, кто теперь был их владельцем, и с каким трепетом он взялся за их сохранение.       — Ты двигал мои фигуры, пока меня не было?!       Прежде Аркт оставался недвижим, слыша приближающиеся к нему шаги. Он давным-давно успел выучить эту походку и знал, что её владельцу не нужны показательные реакции на его присутствие. Однако теперь он лениво повернул голову к Тиру и уставился на него со снисходительной насмешкой.       — Зачем бы мне это делать?       На красивом, словно выточенном из белого мрамора лице Творца появилось великое страдание. Он замер у кресла архисерафима, прижимая к груди бутылку вина и два бокала, и неверяще смотрел на шахматную доску.       — Я не мог сделать такой глупый ход!       Аркт покосился на фигуры Рождённого Светом. И действительно: следующим ходом его дракон сожрёт рыцаря Тира, а затем обрушится на вражеского короля.       — Мог или нет, но сделал. Просто признай, что слишком рассеян для шахмат. Столько лет прошло, а ты играешь как сопливый новичок.       Губы Творца дрогнули в виноватой улыбке. Тяжко вздохнув, он взгромоздил бутылку и бокалы на свободный край столика и, шурша своими белыми струящимися одеждами, опустился в кресло напротив архисерафима. Завёл длинную белокурую прядь волос за ухо и подпёр подбородок кулаком. Его взгляд, исследующий шахматную доску, сделался сосредоточенным.       — Боюсь, если я признаю это, ты будешь смеяться надо мной до скончания веков.       — И буду прав. Слишком много времени я потратил на твоё обучение, и все мои труды, похоже, поглотила Бездна.       — Это не так! — горячо заспорил Тир и даже прервал поиски спасения для своего короля. — Я постепенно делаю успехи, ты знаешь это. Но сегодня я отвлёкся. Ты давно не появлялся в Инодане, и я слишком рад тебя видеть, чтобы всецело посвятить себя игре!       — Отговорки, — беспощадно отбил Аркт. Сладкими речами его было не пронять.       — Это правда! — Синие глаза Творца сверкнули обидой, но в следующий же миг он смягчился. — И всё же, я предлагаю отложить эту партию… или вовсе переиграть её — многим позже, когда я истерзаю тебя разговорами в своё удовольствие и смогу сосредоточиться на чём-то другом.       Аркт украдкой закатил глаза. У Тира было множество талантов, и порой казалось, что «терзание разговорами» — главный из них. Сам Аркт никогда не был настолько охоч до долгих бесед, оттого после подобных экзекуций мечтал лишь о том, чтобы молчать и преисполняться тишиной хоть бы десятки следующих лет. К тому же Творец желал знать обо всём, что делал его архисерафим в своё отсутствие в Инодане, что он думал о пережитом, и это было… сопутствующей проблемой. Аркт не собирался отчитываться о каждом шаге, тем более — изливать душу и открывать свои секреты, поэтому ему приходилось прилагать немало усилий для того, чтобы придумать паутину из недомолвок, а иногда — и лжи. Тир славился своей проницательностью. Обмануть его было непросто.       — Ты выглядишь изнеможённым, — заметил тем временем Творец. Удостоверившись, что архисерафим не возражает на его предложение, он принялся убирать фигуры с доски. — И болезненно-бледным.       — Не надумывай, — отрезал Аркт. — Всё куда прозаичней. Вечная зима не благоволит загару. А времени отправиться на юг и принять солнечные ванны у меня не нашлось.       Пальцы Тира, сжимающие фигурку чёрной королевы, дрогнули. Между его тонких бровей пролегла глубокая складка.       — Нортфордж… — пробормотал Творец и скривился, будто это слово осело на его языке нестерпимой горечью. — Ты бы мог найти любое другое место для своих экспериментов, но выбрал именно это.       — Я уже объяснял тебе, что…       — Ах да, — отмахнулся Тир и вновь принялся за шахматные фигуры. Те, соприкасаясь друг с другом с нежным перестуком, исчезали в мешочке из легчайшей ткани. Свет утреннего солнца, проникающий в комнату с террасы, искрился на серебряных нарукавниках Творца и слепил Аркта. Растерев веки пальцами, архисерафим невидящим взглядом уставился между чётко очерченной линией челюсти своего собеседника и высоким строгим воротом его мантии. — Ты не хочешь подвергать опасности ни Нарсилл, ни Тирматраль и предпочёл обосноваться на уже поражённой аномалией территории. К тому же загрязнённый фон помогает тебе в практической части экспериментов. Как видишь, я не забыл ни слова из твоих объяснений. И всё же: ты подвергаешь себя риску. Любой маг…       — Я не любой маг, — поморщился Аркт. — Я могу обезопасить себя от пагубных влияний аномалии.       — Я знаю. Но я всего лишь волнуюсь.       — У тебя нет ни единой причины волноваться обо мне.       Губы Тира сжались в тонкую бледную линию. Спрятав последнюю шахматную фигуру, он завязал тесёмки мешочка и отбросил его на край стола, к уже собранной доске.       — Конечно. Ты прав.       Голос Творца был исполнен спокойствием, но Аркт знал — то было лишь иллюзией. Проклятый мальчишка никак не мог угомониться и продолжал мучить и своего архисерафима, и себя самого, отказываясь признавать безнадёжность ситуации, в которую он загнал их обоих.       — Полагаю, — продолжил Тир, наконец проглотив обиду, и потянулся к бутылке с вином, — о результатах говорить пока рано?       — Я не умею творить чудеса, — ответил Аркт и отвернулся к дверям на террасу. Там, снаружи, в тени раскидистых ив спрятался неглубокий, но чистоводный пруд. По обыкновению, это был самый тихий и спокойный уголок во всём Инодане, но сегодня острый слух архисерафима уловил неестественный шелест травы и веток кустарника. Шум возни попеременно становился то громче, то тише — как будто кто-то ходил кругами, опасаясь приближаться к террасе. — Я никогда не скрывал, что не знаю, сколько времени мне понадобится, прежде чем будет готов хотя бы один экземпляр артефакта.       — Я не тороплю тебя, — заверил его Тир. Расправившись с пробкой, он повёл горлышком бутылки под носом и вдохнул аромат вина. — Я спрашиваю лишь потому, что, если понадобится, Мальфас готов оказать тебе любую посильную помощь.       От неожиданности Аркт позволил себе короткий смешок. Скажи ему кто-нибудь ещё вчера, что этот несносный малец наступит на горло своей гордости и согласится сотрудничать с мерзким бездонником, он бы подумал, что над ним решили потешиться. Однако судьба никогда не была скупа на сюрпризы. И у неё было отвратительное чувство юмора.       — Вынужден отказаться, — отозвался архисерафим, — потому как боюсь, что наш дорогой друг Мальфас знает лишь, что такое вред, но никак не польза. Раз уж он прекратил посыпать голову пеплом, пусть займётся восстановлением своего Зала Хранителей. Видит Бездна, у него найдётся достаточно работы, чтобы лишний раз не досаждать мне.       — Ты всё ещё злишься на него, — понятливо улыбнулся Тир, разливая вино по бокалам. Оно оказалось насыщенно-красным и — слишком ярким, буквально режущим глаз. Неуместней его в светлых комнатах Творца был только Аркт, неизменно одетый во всё чёрное. — На него и на Маннората.       — У меня нет времени на злость.       — Они оба хотят загладить вину.       — Им и должно это хотеть. Но заглаживать вину им следует перед Мьяр Аранатом, перед Каллидаром и Нортфорджем, перед тысячами погибших и заражённых аэтерна, звёздников и людей. Не передо мной. Я… Это что ещё такое?       Опережая желание Аркта отправить тени на разведку и наконец узнать, что за непрошеный гость шныряет по саду Творца, из-за дверей на террасу вдруг высунулась белая павлинья голова. Заглянув в комнату, птица настороженно покосилась на двух аэтерна, расположившихся в креслах в паре шагов от неё. Встряхнулась и, удостоверившись, что никто из них не представляет опасности, начала своё медленное, величественное шествие по террасе.       — Ах, это подарок королевского двора Эртората, — разулыбался Тир. — Я назвал её Солис. Красавица, правда?       — Королева Тарнри подарила Рождённому Светом… павлина? — Аркт скептически выгнул бровь.       — На самом деле, двух павлинов, самца и самку, — ласково прищурился Творец. — Это было полгода тому назад, так что теперь численность стаи куда больше.       — Не подозревал, что в тебе найдётся страсть к птицеводству, — фыркнул архисерафим.       Он был готов поклясться, что во взгляде чёрных глаз Солис, вскользь брошенном на него, сквозило пренебрежение. Вероятно, после таких слов питомица верховного Бога засомневалась в интеллекте гостя.       — Вероятно, во мне скопилось множество нерастраченной страсти — так почему бы не направить её на столь славный подарок? — пожал плечами Тир. — Тем более, в комплекте с павлинами мне достался весьма опытный птичник. Он лишил меня всяческих забот по уходу, оттого от меня требуется лишь любоваться ими и иногда баловать вкусностями. Это ерунда. Попробуй. — Аркт оглянулся на Творца и увидел, что тот протягивает ему бокал с вином. — Раз уж ты сподобился выбраться из льдов Нортфорджа и навестить меня, позволь побаловать и тебя тоже. Это вино с виноградников северных берегов Тирматраля. Никогда не думал, что однажды скажу нечто подобное, но оно ничем не хуже моего любимого эродинского.       — Каждой любви найдётся замена, — усмехнулся архисерафим, принимая бокал.       — Отнюдь не каждой, — печально улыбнулся Тир и тут же спрятался за своим бокалом, отпивая глоток. Его светлые ресницы затрепетали, на высокие точёные скулы легла тень румянца, и он довольно вздохнул, откидываясь на спинку кресла. — Однако когда дело касается вина, то это, очевидно, правда. А что касается Мальфаса и Маннората… По-моему, ты должен признать: никто и вообразить не смел, что у Зораса получится совершить задуманное — да ещё и с таким размахом. Эра Оракулов, способных видеть будущее, давно прошла.       — Неужели? — ехидно уточнил Аркт. Вино действительно оказалось восхитительным. Терпким, но не креплёным, сухим, но не кислым. Архисерафим с удовольствием отпил ещё один глоток, прежде чем продолжить: — Ирланда предупреждала Маннората о том, что его ученик замышляет недоброе. Да и самому Маннорату это было прекрасно известно — как и то, что мальчишка собирается похитить Рунный клинок из гробницы Тирнаса.       С той поры, как отгремела первая фаза войны и Зорас бежал, спрятавшись где-то во льдах осквернённого им Нортфорджа, у них так и не нашлось времени обстоятельно обсудить случившееся. Удостоверившись, что демонические врата закрыты, а Армонаарт действительно мёртв, Аркт передал своих людей под протекторат Творца и с головой ушёл в свои эксперименты над образцами, взятыми из ныне разрушенной Чёрной цитадели. Тир же посвятил всего себя решению проблемы с каллидарскими беженцами и усмирению аномалий, сотрясших Мьяр Аранат после очередного столкновения двух миров, Вина и Ратшека, — до тех пор, пока его архисерафим не придумает, как решить эту проблему более-менее окончательно.       — Если бы только Маннорат знал, как далеко Зорас продвинулся в изучении тёмных искусств и подготовке к… — начал было Тир, но в его голосе не было должной уверенности.       — Маннорат обучал мальчишку всему, что знал сам. В том числе, и тёмной магии, — оборвал его Аркт. — Он всегда хвастал тем, что Зорас — настоящий гений, и признавал, что в его года не был и вполовину так же успешен. Он попросту не мог не знать о потенциале собственного ученика. Оттого давай говорить начистоту: Маннорат надеялся на то, что щенок перерастёт свои мрачные настроения, вспомнит о преданности своему наставнику — на что-то из подобной чуши. А когда понял, что окончательно и бесповоротно упустил Зораса, обратился за помощью не ко мне, своему мастеру, а к Мальфасу, и тогда уже они оба решили, что справятся с мальчишкой без моей помощи.       — Маннорат боялся твоего гнева, — передёрнул плечами Тир, — а Мальфас…       Творец замялся, но Аркт и без того знал, почему Мальфас решил оставить его в неведении. Гадёныш ненавидел архисерафима так, как может ненавидеть кого-то только неразумный капризный ребёнок. Он винил его во всех бедах, которые приключились с ним, начиная с младенческого возраста, и мечтал однажды доказать, что бывший глава Бездонников не так уж незаменим, как вообразил верховный Рождённый Светом. Но, по обыкновению, мечты Мальфаса разбивались о кулак суровой реальности — так произошло и в истории с Зорасом.       — Маннорат клялся мне в верности, — сухо произнёс Аркт, вращая ножку бокала между пальцами, — и в свете этой клятвы мне безразлично, чего он боялся. Он был обязан известить меня о том, что Зорас сбился с пути. Он был обязан понимать, что мальчишка, с детства изучавший тёмные стороны Моря Вероятностей, заглядывавший в Бездну и выдерживавший её взгляд, знает больше и способен на большее, чем любой другой предатель на его месте.       — Маннорат любил — и думаю, продолжает любить — Зораса как родного сына, — мягко сказал Тир. — Нет ничего удивительного в том, что он до последнего пытался образумить юношу и хотел уберечь его. Он ведь боялся твоего гнева не в отношении себя, а в отношении Зораса.       — Как и кого он любил мне тоже безразлично, — припечатал Аркт и сузил глаза. — Как, впрочем, должно быть безразлично и тебе, Творец. Но ты слишком мягкосердечен. Ты выгораживаешь Маннората, забывая, что он не только мой подчинённый, но и твой. Своими действиями он позволил какому-то мерзкому щенку осквернить мир, который ты восстанавливал тысячелетиями, очернить твоё имя — имя Бога. Смертные верят в Богов, зная, что Они защитят их от любой беды. Кто будет ждать от тебя покровительства, и как долго будет восстанавливаться вера в твоё могущество после того, как ты позволил погубить два королевства Мьяр Араната из трёх? Да ещё и кому — реинкарнации Азаторона!       — Ненастоящей реинкарнации Азаторона, — поправил его Тир.       Он старался выглядеть непринуждённо, но выходило у него даже хуже, чем когда он делал вид, будто не уязвлён холодностью архисерафима к его чувствам. Творец до сих пор не привык к тому, что кто-то может относиться к нему с пренебрежением — и делает это. Во времена Азаторона он был образом из непорочного света для людей и последним чистокровным аэтерна, которого Оракулы могли взять на обучение и со временем сделать своим новым главой, а после Звездопада — единственной надеждой на восстановление мира. Его любили, его боготворили, ему молились. Простые смертные были готовы целовать подол его мантии и падать на колени, восславляя один лишь факт его существования на бренной земле. Тира взрастили Золотым мальчиком, и он остался им, так и не подготовившись к тому, что почитание его сиятельной персоны будет незыблемым до тех пор, пока верующие не обретут стабильность и захотят чего-то большего, чем проводить дни и ночи в молитвах на чей-то светлый образ.       — О том, что Зорас — лже-Азаторон, знают лишь трое. Двое из них находятся в этой комнате, и в их умении хранить тайны я более чем уверен. Третий и вовсе хитрее первых двух, и выведать у него правду решительно невозможно, — усмехнулся Аркт. — Для остальных же людей все ужасы, о которых они читали в книгах да слышали из легенд и преданий, выглядят вполне настоящими. На сегодняшний день в Вине не найдётся никого, кроме нас, кто не был бы уверен, что император-тиран восстал из мёртвых и обрёл новую плоть, чтобы отомстить миру, который когда-то его предал.       — Не могу перестать думать о том, что мы не прогадали, решив скрыть правду о нём, — пробормотал Тир, зажмуриваясь, с силой сжимая узкую переносицу и словно пережидая вспышку тупой боли в голове. — Только представь, что мог бы натворить Зорас, знай он истинный секрет гробницы Тирнаса! Боюсь, в этом случае Рунный клинок короля демонов волновал бы его в последнюю очередь… Скажи, — Творец открыл глаза и в нерешительности пожевал губами, прежде чем продолжить, — может ли Зорас быть Богом Тьмы?       Аркт нахмурился. Он давно подозревал о том, какие мысли поселились в голове Тира. Родившись в эпоху войны с Азатороном, став непосредственным участником в битве Богов и, по итогу, заняв освободившееся место властителя этого мира, Творец не мог не думать о том, что однажды придёт конец и его божественному циклу.       — Скорее, новая Ворана обрушится на Вин, чем Зорас станет Богом Тьмы, — возразил архисерафим. — Он не знает о Предопределении и вряд ли когда-либо захочет узнать о нём. Он напал на Мальфаса лишь потому, что тот когда-то встал на его пути. К тебе же он и вовсе безразличен. Он не заинтересован в смещении Рождённых Светом как Богов, потому как он никогда не признавал вашу власть над этим миром. Он считает вас лжецами, а себя — реинкарнацией истинного Бога, которого ты однажды подло предал, чтобы занять его трон. Он движим совершенно другими мотивами, его не интересует ничего, кроме собственного чувства превосходства. Конечно, это не делает его менее опасным, однако… Нет, Зорас не Бог Тьмы, он — тварь совершенно другой породы.       — Но…       — У любого правителя, смертного или обожествлённого, имеется множество врагов, Тир. Ты не должен думать, будто Бог Тьмы — твоя единственная проблема. И ты не должен видеть его в каждом, кто когда-либо покусится на твою власть или на созданный тобой порядок. Прежде чем он объявится, тебе придётся подавить не один бунт. Тот, что устроил Зорас, — всего лишь первый.       Творец, опустив голову, удручённо вздохнул.       ***

Высь неба тронет хрупкость этих крыл, На чёрный с белым обрекая зрение, Мой невозможный образ обновив, И высвободив пламя очищения. Гори в углях моей больной груди, Озвучь моей всесильности признание. Проклятый суд — вершит не во плоти. Я всемогущее, я лучшее создание. © Lorna Shore — Sun eater.

      Одного нельзя было отнять: пусть «бунт», устроенный учеником Маннората, и был первым на счету Рождённых Светом, однако по своей силе он напоминал самую настоящую катастрофу. Аркт, анализируя информацию, поступавшую из Мьяр Араната и Тирматраля, предчувствовал, что нечто подобное вот-вот обрушится на Вин, но представить глубину проблемы и разрушительность её последствий в полной мере не смог. Да и никто другой на его месте не оказался бы настолько дальновидным. Вероятно, причиной тому был незамысловатый факт — правители, ныне заседающие в Инодане, ранее никогда не сталкивались с подобным… социальным вопросом.       В Ирдоре, мире всего одной расы, всё было легко. Общество не раскалывалось в претензиях, природа которых заключалась в чьих-то форме ушей и роста. Не было споров о том, история какого из народов древней и важней, какой из народов сделал миру больше добра, а какой — зла, какой из народов достоин быть главенствующим. Конечно, это не означало, что Ирдор был самым спокойным и благостным из всех существующих миров — о нет, вовсе нет, не был бы он тогда уничтожен! Однако Аркт знал, чего ожидать от его обитателей, и мало что могло стать для него неожиданностью.       В Вине же, начиная с Тёмной эры, пытались ужиться друг с другом сразу три расы: люди, аэтерна и звёздники. Во времена империи Азаторона они нашли компромисс лишь по счастливой случайности. Хотя… Назвать этот случай счастливым, а условия, в которых они сосуществовали, компромиссом, было всё-таки сложно.       Когда аэтерна, воспользовавшись предложением Азаторона и покинув разрушенный Ирдор, ступили на земли Вина, они сразу же обозначили себя на позиции привилегированной расы. И немудрено: ирдорцы обладали долголетием, делавшим их в глазах других народов едва ли не бессмертными богами, оглушительной силы магией, великими познаниями Моря Вероятностей и — что главнее всего — расположением самого императора. Никто не мог конкурировать с ними. Звёздникам, чьё влияние распространялось далеко за пределы Вина, не было дела до мелкой возни в рамках одного мира. Они с лёгкостью признали господство аэтерна и — сразу же переподписали с ними тысяча и один договор о сотрудничестве и торговле, утверждая, что союз магии бывших ирдорцев и звёзднинского инженерного гения вознесёт обе их расы на неведомые доселе высоты. А люди… Что ж, в ту пору человеческий род был малочислен и только взбирался по первым ступенькам ощутимой эволюции. Люди не могли похвастать ни сильной магией, ни продвинутыми технологиями. Всё, на что они были способны, — преклонить колени перед аэтерна и жить под их началом, мечтая однажды встать с ними на одну ступень и перестать называть их хозяевами. Никто не верил, что их мечты когда-либо воплотятся в реальность. Выяснить же, сумеют ли люди подняться с колен, получилось только после кровавого свержения Азаторона, когда мир, который все они знали, канул в огненное небытие под сокрушительным весом Вораны.       Лишь немногим удалось спастись от Звезопада. То были счастливчики, кого союзные силы восстания смогли эвакуировать в Заоблачный город и Инодан, парящие высоко в небе и защищённые от любой наземной катастрофы мощными магическими и технологическими барьерами города аэтерна и звёздников. Два следующих тысячелетия выжившие были слишком заняты стабилизацией разбитого на части мира и жёстким контролем за рождаемостью. Те аэтерна, звёздники и люди, которые оказались достаточно умны и магически одарены для исследования осколков Пангоры и всевозможных работ с ними, проводили дни и ночи в трудах, то в лабораториях, то на земле. Остальные же следили за порядком в парящих городах и за скудным сельским хозяйством, поддерживали достойные условия жизни в Заоблачном городе и Инодане. Конечно, Рождённые Светом сталкивались с рядом проблем, но у аэтерна, звёздников и людей попросту не нашлось времени и ресурсов для межвидовой борьбы.       Когда их существование омрачила первая тень надвигающейся проблемы? Когда Тир объявил о начале заселения двух наиболее стабильных участков суши, которые впоследствии назвали Мьяр Аранатом и Тирматралем. Когда отстроились города, когда жители нового Вина начали вкушать прогресс и дышать полной грудью. Когда у них появилось время подумать над тем, через что прошёл Вин, и задаться вопросом, что будет дальше.       Тир, золотое дитя и обладатель крайне идеалистичных взглядов на мир, который вдруг оказался под его опекой, искренне верил, что сумеет создать общество, которое перешагнёт через всяческие противоречия, в котором вопросы расы, магии и технологий не будут заканчиваться войной. Полным дураком он, конечно, не был и понимал, что избрал тернистый путь, но сворачивать с него не собирался. Творец был уверен, что однажды достигнет своих целей. В отличие от Аркта, который всегда подозревал, что прошлое, пусть и двухтысячелетней давности, однажды даст о себе знать. И который, по итогу, оказался прав в своих подозрениях.       Ибо миром правит Хаос, голодная Бездна ворочается колючебоким клубком в груди каждого живого существа, и властвование Порядка над ним невозможно.       Прошло ещё две тысячи лет, и Вин вновь раскололся на части, но на этот раз иначе. Люди смотрели на аэтерна косо, обвиняя их в том, что они излишне задирают нос — притом что их народ поддерживал безумного императора Азаторона и едва не привёл мир к гибели. Аэтерна напоминали, что именно звёздники обрушили Ворану на Вин. Звёздники отказывались взваливать вину за все беды на свои плечи и обвиняли аэтерна, говоря о Звездопаде как о печальной мере, необходимой для разрушения нараспашку открытых врат в Ратшек, которых Вин никогда не увидел бы, останься ирдорцы в своём мире.       Тир совершенно выбился из сил, пытаясь унять надвигающуюся бурю голыми руками. Он увещал и гневался, просил и требовал. Его усилиями Тирматраль и Нарсилл, островная часть Мьяр Араната, где располагалась столица архипелага, Эрторат, сумели сохранить нейтралитет, и представитель любой расы мог жить на их землях хотя бы в относительном спокойствии. Однако Каллидар и Нортфордж отказались идти на поводу верховного Рождённого Светом. Они стали центром радикальных настроений. На Каллидаре обосновались аэтерна, которые, следуя примеру своих предков, живших при Азатороне, но противоборствовавших ему, возобновили поклонение светлому божеству Эллиас, и которые отказывались видеть в своём королевстве людей — для звёздников, во имя научной и торговой выгоды, они сделали исключение. На Нортфордже же воцарились люди, которые не желали соседствовать с ненавистными аэтерна, и которые также не привечали Тира как своего Бога — ввиду его острых ушей.       Однако Творец не сдавался. Он не мог изменить свою природу, но мог подобрать ключ к сердцу людей. Подспорьем для него стало то, что век человеческий был короток: правитель Нортфорджа сменял правителя, вместе с ними видоизменялись — пусть и немного — настроения королевства. И к моменту, когда за Нортфордж взялся Мальфас, выходец из аэтернийского города Альдеран на Тирматрале, верный друг и помощник Тира, а затем и второй Рождённый Светом, люди были готовы говорить с ним. Несмотря на предостережения Аркта, Мальфас хотел создать орден воинов, который, для начала, мог бы поспособствовать ещё большему укреплению влияния людей, а после стать обителью защитников Вина и заделом для примирения всех враждующих сторон. Нортфордж, спустя некоторое время раздумий и торгов, согласился на его предложение, и так в королевстве людей зародился Зал хранителей. Мальфас собирал вокруг себя и людей, и аэтерна, и звёздников — любого, кто был готов посвятить себя благому делу и умел пользоваться или магией, или мечом. И всё закончилось бы чудесно — если бы не Каллидар, который почувствовал себя уязвлённым, и мнения которого заблаговременно никто спросить не удосужился.       Каллидарским аэтерна не понравилось, что их собрат «лижет сапоги» глупым, недолговечным существам, не способным ни на что другое, кроме суеты и вредительства. К тому времени в Наратзуле, столице Каллидара, уже зародилось течение, члены которого избрали смыслом своей жизни бесконечные стенания о великом, но преданном наследии аэтерна и перекладывание вины за все свои нынешние беды на человеческий род. Они ненавидели один лишь только факт, что бывшие рабы вдруг почувствовали себя равноправными членами общества, а когда речь заходила о смешанных браках аэтерна и людей, то над Каллидаром как будто загоралось яростное зарево.       По разумению каллидарцев, от этого дикого противоестественного соития рождались неполноценные выродки, из-за которых нищал весь аэтернийский род. Если раньше чистокровные аэтерна жили тысячелетиями, то с течением времени долгожителем считался тот счастливчик, кому удавалось увидеть хотя бы пять сотен лет. Связь аэтерна с Морем Вероятностей перестала быть такой крепкой, как до Звездопада — им не удавалось творить ту магию, которая для их предков была лишь весёлым трюком. Каллидарцы боялись, что однажды они обнаружат себя, или своих детей, или своих внуков наравне с проклятыми людишками, а то и вовсе — на задворках истории. Этот страх отравлял их разум.       Масло в огонь их гнева подливало и то, что аэтерна Нарсилла и Тирматраля не разделяли их опасений и продолжали якшаться с людьми; что звёздники всё чаще выбирали человеческий род в компаньоны для своих предприятий, научных и торговых. Решение же Мальфаса закрепиться в Нортфордже стало последним гвоздём в крышку гроба их спокойствия. Действия Рождённых Светом, выходцев из аэтернийского народа, каллидарцы посчитали возмутительным предательством.       В то время дела Мьяр Араната мало волновали Аркта. С самого начала он, несмотря на просьбы Тира, отказался принимать участие в делах мира наравне с Рождёнными Светом — ещё один титул Бога был ему ни к чему. Вместо этого он занялся тем, что всегда доставляло ему удовольствие — магическими изысканиями. Да, Мьяр Аранат и Тирматраль стали пригодными для спокойного и комфортного проживания, однако в Вине осталось ещё шесть новообразовавшихся участков суши, до сих пор страдающих от последствий Звездопада. Движение тектонических и литосферных плит приводило к природным катастрофам, магический фон был загрязнён и порождал аномалию за аномалией. Все эти процессы нуждались в контроле и стабилизации, и у Аркта и его людей было предостаточно работы. К тому же Тир, смирившийся с его решением, уверил архисерафима, что в паре с Мальфасом он без труда разберётся с проблемами более материального и социального порядка.       Однако, к сожалению, это вовсе не означало, что Творец был объективен. Не означало это также и то, что Аркту не приходилось отвлекаться от своих изысканий, чтобы подчищать хвосты за ещё неопытными Богами. Это не удручало и не смущало его, нет. Он не позволял себе подолгу упиваться иллюзией, будто однажды перестанет быть советником и мастером-шпионом правителя, хоть Тир и всячески ей потакал. Какая разница, что правитель в который раз сменился, и что больше нет нужды облачаться в чёрно-золотые одежды главы Бездонников? Аркт самолично был кузнецом этих перемен, однако не смог изжить из себя ту суть, что была взращена в нём неустанными трудами сразу двух наставников, о которых другой аэтерна — или человек, или звёздник, неважно — мог только мечтать. Его создали именно тем, кем он был сейчас, и как быть кем-то другим, Аркт попросту не знал.       Единственное раздражало его: в новом мире с новыми порядками ему зачастую приходилось учиться всему с чистого листа. И ошибаться.       Прознав об окончательном разладе между аэтерна и людьми, он вернулся в Инодан, а после хорошенько протряс сеть информаторов на Мьяр Аранате. Ему было важно узнать, насколько каллидарцы увязли в своих ненавистнических настроениях, и как далеко эти настроения простёрлись за пределы их земли. Полезнее всего для него оказались Маннорат — как он тогда думал — и младший жрец в храме Эллиас, которого люди Аркта завербовали около десяти лет назад.       Маннорат, помимо того, что был назначен Арктом главой за контролем над магической стабильностью на Каллидаре, преподавал в местном Университете магии. В учениках мага ходил не только Зорас, который однажды должен был занять место своего наставника, но и аэтерна попроще. Маннорат знал многих, и его имя было более чем известно каллидарцам. С ним считались, его уважали, ему доверяли секреты. Кроме того, он был главой сообщества Лоялистов — каллидарских аэтерна, которые хоть и недолюбливали людей, но не видели смысла в военном противостоянии с ними. Раз в месяц Маннорат шествовал в Залы Совета, расположенные в столичном городе Наратзул, где до изнеможения спорил с Чтящими — аэтерна, которые мечтали вернуть великолепное прошлое своего народа и были готовы уничтожить любой зачаток конкуренции за право называться главенствующей расой в Вине. Кому как не ему следовало судить, как скоро Каллидар перейдёт от слов к делу?       Маннорат подтвердил: обстановка накалялась день ото дня, — однако он сомневался, что Чтящие готовы к решительным действиям. В Залах Совета собирались говорящие головы, способные лишь брызгать слюной, сыпать изощрёнными оскорблениями и придумывать нереализуемые планы — например, в противовес хранителям Мальфаса восстановить ордены Оракулов и Бездонников, объявив набор адептов на Каллидаре. То были аэтерна в возрасте, а Маннорат подозревал, что движущей силой течения был молодняк. И он не знал, кто стоит во главе этой своры зарвавшихся щенков.       Куда больше конкретики дал визит в храм Эллиас. На встречу с людьми Аркта явился вовсе не завербованный младший жрец, а сама верховная жрица Ирланда и потребовала встречи с их главным. Аркт был удивлён и крайне заинтересован таким неожиданным поворотом событий, оттого согласился увидеться с девицей. Ирланда оказалась не только красива, но и умна. И крайне свирепа. Роль жрицы совершенно не подходила ей, однако титул она получила по наследству — и не могла пойти против правил.       Для начала Ирланда, уперев руки в бока, высказала всё, что думает о шпионах Аркта: завербованный младший жрец оказался никудышным лгуном и мямлей и раскололся сразу же, стоило верховной жрице грозно посмотреть на него. Затем отчитала Тира и Мальфаса — аэтерна, которые мало чем отличались от своих собратьев, но уже примерили на себя роль Богов всего Вина. Помимо Рождённых Светом, досталось и другим аэтерна — за их высокомерие и больную одержимость прошлым, и людям — за их излишнюю уверенность в своих силах и скудоумие, и звёздникам — за их желание подлизаться ко всем и каждому, и даже к камню на дороге. Аркт не сомневался, что гневаться Ирланда могла долго и со вкусом, получая от этого невероятное удовольствие. Оттого слушал её с неизменно скучающим, безучастным лицом, и вскоре девица, заподозрив, что её не воспринимают всерьёз, взяла себя в руки и перешла непосредственно к делу.       Младший брат Ирланды, Лаинус, был всегда сам себе на уме. Политику их семьи, поддерживающих Лоялистов, он считал слабой и проигрышной, но до некоторых пор лишь портил семейные ужины своим бесконечным брюзжанием. Однако стоило ему начать обучение в Университете, как что-то переменилось в его поведении. Лаинус больше не сотрясал воздух горестными стенаниями о неправильном пути семьи — он и вовсе отдалился от сестры и родителей, отдав предпочтение обществу своих новых друзей. И вместе с тем, Ирланда, всегда чуткая к магическому фону, почувствовала, как аура брата темнеет и начинает смердеть чем-то то ли мёртвым, то ли потусторонним — противоестественным.       Верховная жрица Эллиас понимала, что теряет Лаинуса, что он превращается в кого-то, кого она не знала и не хотела знать. Она могла бы стерпеть тот факт, что в их семье затесался Чтящий, но подозревала, что брат попал под совершенно иное влияние — куда хуже, чем то, которое распространяли обычные страдальцы по великому прошлому аэтерна. Обязанности в храме отягощали Ирланду, мешали ей действовать свободно, но она была слишком зла и встревожена, чтобы отпустить ситуацию и понадеяться на благоприятный исход, который случится сам по себе, без её вмешательства. Жрица принялась следить за братом, используя даже безнравственные ухищрения и не обращая внимания на ропот младших жрецов, недовольных, что их верховная не посвящает служению Эллиас всю себя. И, спустя некоторое время, её слежка принесла результаты.       В подвалах родового поместья Ирланда нашла тайник Лаинуса, где были спрятаны письмена, скопированные рукой брата на свежие листы с какого-то наверняка древнего фолианта, но на совершенно незнакомом жрице языке, а также его дневник — только бумаге Лаинус мог поведать о своих страхах, радостях и о пережитом опыте в кругу своих новых друзей. Все эти сомнительного толка сокровища девица принесла на встречу с Арктом и впихнула в его руки с таким видом, будто её вот-вот стошнит.       В строках скопированных письмён архисерафим без труда разобрал два языка, тёмных и проклятых с незапамятных времён. Первый из них этот мир узнал, когда чёртов безумец Азаторон открыл порталы в Ратшек и позволил демонам во главе со своим королём Тирнасом творить на землях Вина всё, что им только заблагорассудится. Второй же появился благодаря аэтерна императора, которые, мечтая о невиданной мощи, заключили с ратшековцами телесную сделку — Чёрное таинство — и превратились в арорма.       На этих языках не могло быть написано ничего хорошего — и не было. Взгляд Аркта скользил по строчкам, описывающим способы открыть половинчатые врата в Ратшек, детали Чёрного таинства, методы противоборства разрушительным силам симбиоза, и множество вопросов зарождалось в его голове. Однако главным из всего этого множества вопросов был один: откуда напыщенные каллидарские молокососы узнали столь тёмные секреты эпохи Азаторона? Аркт приложил всевозможные усилия, чтобы, спустя четыре тысячелетия после Звездопада, кроме него и Тира, практические стороны взаимодействия с Ратшеком знали лишь избранные — те, кто доказал верность Инодану в целом и архисерафиму в частности. Кто же предал его, и сколь давним было это предательство?       Намёк на ответ появился в дневнике Лаинуса. Чтящий писал о том, что поначалу их сообщество обходилось без предводителя. Было тяжело, но им казалось, что они справляются: вырабатывают идеологию, продумывают планы на будущее. Казалось до тех пор, пока в их кругах не обосновался один аэтерна — примерно в одно время с братом Ирланды. Лаинус не называл его имени, но упоминал, что аэтерна был молод и всеведущ в магии, которая другим Чтящим даже не снилась. Этот аэтерна признавал, что искусство, которое он предлагает, опасно, и только по-настоящему способные маги могут воспользоваться им, не боясь последствий. Признавал и то, что его суть — разрушение, но обещал, что с его помощью аэтерна смогут напомнить о своём величии жалким букашкам — людям, бабочкам-однодневкам, и звёздникам, мухам, попутавшим варенье с навозом. Лаинус был заворожён описываемыми перспективами и изо всех сил старался доказать главе истинно Чтящих, что достоин стать его последователем.       Также брат Ирланды писал о том, что этот аэтерна — настоящий мастер порталов в другие миры. Ему не было нужды пользоваться официальными вратами и терять время, дожидаясь не менее официального приглашения с другой стороны — он знал руны Открытия и мог пользоваться ими, когда того пожелает его душа. Когда Лаинус смотрел в его разноцветные глаза, то тонул в «скрывающейся в них мудрости, перемешанной с благородным вызовом», и понимал, что за всё время знакомства увидел лишь толику мощи лидера Чтящих. Он боялся и одновременно жаждал узнать, на что тот способен на самом деле. И всё чаще задавался вопросом: так ли неправы его собратья, верящие слухам, будто этот аэтерна есть Азаторон, воскресший спустя тысячелетия, дабы возродить свою империю и одарить своей милостью тех, кто помнил его имя сквозь века?       Ирланда не дала Аркту и шанса поразмыслить над записями Лаинуса в дневнике. То и дело бесцеремонно заглядывая ему через плечо, она удостоверилась, что архисерафим Рождённых Светом дочитал до определённой строки, и продолжила свой рассказ.       После обнаружения тайника волнение Ирланды перешло все границы. Её младший брат ввязался в по-настоящему дурное дело — теперь она знала это наверняка. Она выяснила, где он и его новые друзья встречаются время от времени, чтобы весело провести вечер, а заодно — обсудить будущие свершения, не привлекая к себе лишнего внимания. В Наратзуле было несколько клубов, где собирались деятели искусства и науки, — эрудиты, в большинстве своём, молодые и вдохновлённые студенты Университета, которые комфортнее всего чувствовали себя в окружении себе подобных, а не какой-то тупоголовой и унылой черни. Неудивительно, что молодняк из истинно Чтящих облюбовал для себя одно из этих мест.       Хитростью Ирланде удалось проникнуть внутрь и прикинуться разносчицей напитков. Она не боялась, что брат узнает её: работницы клуба носили безвкусные маски на пол-лица и не менее безвкусные облегающие одежды — Лаинус не смог бы и представить, что его сестра, светлейшая верховная жрица Эллиас, когда-нибудь позволит себе нарядиться в нечто подобное. Но у неё не было выбора. Чтобы спасти брата, она согласилась бы и пробежать по улицам Наратзула абсолютно нагой и простоволосой.       Она сумела пробраться в тот дальний зал, где собрались Чтящие. Большинство из них также были в масках, но некоторые, чувствуя себя куда раскрепощённее своих друзей, сняли их ещё задолго до прихода Ирланды. Она узнала сына главного каллидарского казначея и дочь ректора Университета, двух юношей-близнецов, отпрысков главы Лиги Целителей, и заместителя главы Торгового сообщества. Узнала и Лаинуса, конечно. И… узнала лидера этого проклятого сборища, разлёгшегося на диване из вульгарного красного бархата, утопавшем в многочисленных мягчайших подушках.       Он был в маске, но даже в ней спутать его с кем-то другим Ирланде было невозможно. Её лоб мигом покрылся холодным потом, стоило жрице представить, что это значит, и к чему это приведёт.       Во-первых, мало кто в Наратзуле не знал Зораса. Помимо того, что он был самым успешным и одарённым учеником главы Лоялистов Маннората, так ещё и слыл неприступным красавцем. Статный и белокожий, с волосами чёрными как смоль и с рождения седой прядью у самого лба, обладатель мистических разноцветных глаз и обескураживающей улыбки, этот аэтерна всегда одевался по последней моде и не замечал армии воздыхательниц, готовых упасть к его ногам по первому зову. Всё тепло его сердца было отдано одной-единственной женщине — и здесь начиналось пресловутое «во-вторых».       Так уж случилось, что семья Ирланды роднилась с королевским родом Мьяр Араната, и верховная жрица Эллиас приходилось кузиной наследнице престола Тарнри. Несмотря на сложные отношения Каллидара и Нарсилла, девушки были дружны и доверяли друг другу самые сокровенные тайны. Если Ирланде подолгу не удавалось навестить Эрторат, они обменивались письмами. И, конечно же, Ирланда знала о тайном романе дорогой кузины, который вскружил ей голову хлеще всякого вина.       Виновником помутнения рассудка Тарнри стал Зорас. Его наставник Маннорат, будучи главой Лоялистов Каллидара и уважаемым на всём архипелаге магом, нередко навещал столицу Мьяр Араната и брал с собой своего преемника — дабы Зорас примелькался в королевском дворе и на момент, когда Маннорат уйдёт на покой, ничто не омрачило его будущее. Тарнри говорила, что влюбилась в молодого красавца-аэтерна с первого взгляда и была вне себя от радости, когда узнала, что её чувства взаимны. И с той поры влюблённые встречались тайно — всё чаще, чаще и чаще, испытывая коварную судьбу на прочность.       Однако когда ты наследуешь трон, будь ты женщина или мужчина, у тебя нет права на сердечный выбор того, с кем ты хотел бы провести остаток своих дней. Узнай отец Тарнри, что та осмелилась перечить этому незыблемому правилу, его гнев сотряс бы и Нарсилл, и Нортфордж, и даже Каллидар до самого основания. У него были свои планы на дочь. Желая наладить отношения с Нортфорджем, король Этронара договорился о кровосмесительном браке Тарнри с наследником трона Нармара — человеком. Он полагал, что аэтерна более не следует цепляться за прошлое столь усиленно и поддерживать идею чистокровного продолжения рода — мир менялся, и ни одна из рас Вина не могла достойно встретить эти изменения в одиночку…       День, когда о его планах узнала не только сама Тарнри, но и Зорас, стал началом конца — Ирланда с окончательной ясностью поняла это, глядя в холодные разноцветные глаза возлюбленного кузины в тот вечер в клубе. До этого она была готова допустить, будто любой мужчина разгневался бы, узнай он, что его женщину собираются отдать другому, и даже находила описываемую Тарнри злость Зораса отчасти романтичной. Но теперь… Зорас, глава истинно Чтящих, не только отказывался отдать Тарнри другому мужчине. Он пребывал в неистовом бешенстве оттого, что этот мужчина — мерзкий человечишка.       Ирланда покинула клуб в спешке и могла лишь надеяться, что Зорас и его прихвостни не заметили её волнения. Она бежала по улицам Наратзула, скрываясь в тенях, и пыталась понять: как ученик знаменитого Лоялиста мог предать всё то, чему учил его наставник? откуда ему известна тёмная магия, которой он соблазнял наивных дураков, подобных Лаинусу? Знала верховная жрица Эллиас только одно: предстоящий брак Тарнри с человеком стал точкой невозврата для неких гнусных планов Зораса — записи в дневнике брата, повествующие о подготовке к чему-то «невероятному», подтверждали это.       Для начала она решила связаться с Манноратом. Ирланда отправила ему приглашение о встрече, но ответом ей послужил вежливый отказ, сдобренный извинениями: маг находился в самом эпицентре научно-магических изысканий и не желал прерывать их, боясь, что любая отлучка может нарушить стройность эксперимента. Ни капли не смутившись и продолжив стоять на своём, жрица написала ему обличающее Зораса письмо, зачаровав свиток так, чтобы только глава Лоялистов смог распечатать и прочесть его. Однако на этот раз ответ она не получила вовсе. Ирланда испугалась: она была готова поверить, что Зорас, не желая того, чтобы Маннорат прознал о его тёмных секретах, контролирует любую информацию извне, включая личную почту наставника. И тогда она пошла на отчаянные для себя меры.       Ирланда, как и прочие аэтерна Каллидара, относилась к Рождённым Светом с величайшим скепсисом, а будучи верховной жрицей Эллиас и вовсе испытывала возмущение оттого, что двое каких-то аэтерна вознамерились потягаться влиянием с её божеством. Однако, при этом, она отдавала им должное: Тир и Мальфас умели подбирать себе помощников. Она знала, что у них есть глаза и уши даже в Наратзуле, и решила рискнуть — ради спасения брата и других сопляков, заигравшихся в воскрешающих величие аэтернийской расы. Страх перед неизвестными письменами в тайнике Лаинуса и перед сравнениями Зораса с Азатороном был сильнее её гордыни.       Ирланда давно заприметила молодого жреца, излишне любопытствующего делами храма и ошивающимся у её комнат, но не желала спугнуть его, внимательно наблюдая за мальцом и определяя, к чему он проявляет интерес больше всего. Однако теперь он мог оказаться ей полезным — и оказался, поспособствовав встрече верховной жрицы Эллиас и архисерафима Рождённых Светом.       Аркт мог бы рассказать Ирланде многое: и о письменах в тайнике Лаинуса, и о Зорасе, и о Маннорате, — но он спешил, проклиная весь мир за свою вдруг взыгравшую наивность.       Во время визита к Маннорату Аркт узнал, что маг и его ученик, трижды проклятый щенок Зорас, нынче вечером собираются начать ежегодный визит по всем самым магически нестабильным точкам Каллидара, и так уж сложилось, что гробница Тирнаса, скрытая от глаз простых смертных, лидировала в их списке. Она была квинтэссенцией всех возможных аномалий на земле аэтерна: если будет нестабилен её фон, то стабилизировать другие точки попросту не имеет смысла. И пусть гробница не предоставляла никаких проблем долгие тысячелетия, Аркт был уверен — Зорас, разгневанный, почувствовавший себя преданным и готовый к решительным действиям, сделает всё возможное, чтобы эти проблемы появились.       В конце концов, в Вине более не было другого места, где было бы сконцентрировано именно то могущество, которое мог вожделеть тот, кто наверняка уже поставил себя на одну ступень с Азатороном — если и вовсе не уверовал в то, что является его реинкарнацией. Подобные безумцы никогда не мыслят объективно: не желают знать истину прошлого и не усваивают его уроки. Их замутнённое бессмысленными фантазиями сознание видит чёрное — белым, а ошибку — не оценённым по достоинству геройством. И это делает их опаснее любого другого врага.       Ирланда пыталась остановить Аркта, а когда поняла, что не сумеет, попробовала увязаться за ним. Однако архисерафим обернулся тенью и исчез, оставляя без ответа вопрос верховной жрицы Эллиас, обещает ли он — или Тир, или Мальфас — уберечь её брата от смерти. Аркт телепортировал сразу же на неприметный остров у северных берегов Каллидара, едва видный под толщей чёрной морской воды. И ему хватило мгновения, чтобы понять — он опоздал. И к тому же оказался в дураках дважды.       Весь клочок суши, что остался не тронутый морем у входа в гробницу Тирнаса, был заполонён бездыханными телами хранителей Мальфаса. Они были проморожены до костей, кое-где покрыты толстым слоем льда; конечности некоторых из них и вовсе отсутствовали, успев развеяться в промозглом воздухе мелким льдистым крошевом. Врата в гробницу были выбиты, и в тёмном проёме стоял настолько взбешённый Мальфас, что, казалось, даже красный плащ гневно топорщился за его спиной. Правда, ничья ярость не смогла сравниться с той, что овладела Арктом.       Архисерафим не искал себе оправданий, просто знал, что, пока он не достиг главного зала гробницы, земля и воздух отзывались страшным рокотом на каждый его шаг. Аркт бы убил и Мальфаса, и семенящего за своим мастером раненого Маннората и ни секунды не сожалел о содеянном, обнаружь он, что Зорас позарился не только на меч Тирнаса, но и на его кости — на его череп. Однако им повезло: мальчишка сбежал с одним Рунным клинком, не зная всей правды, да и не желая знать её. Он, как и любой другой дурак, мнящий себя гением, мечтал лишь о материальном.       Конечно, для истинно Чтящих, желающих воскресить величие аэтерна времён Азаторона и уверенных в том, что прочие расы нагло оболгали их народ и их императора, не было лучшего лидера, чем Зорас. Каллидарские идиоты не могли знать, что величие аэтерна померкло ещё в Ирдоре, когда последний вздох сорвался с губ Многоликой Миори и уничтожил их родной мир, а ученик Маннората, зная столь много о Тёмной эре и её секретах, не смог понять, что своими безумными деяниями Азаторон предал не столько свою империю, сколько себя самого. Впитывая уроки наставника, Зорас запомнил лишь то, что захотел запомнить: император пошёл на сделку с Ратшеком, пристанищем Тьмы и демонов, когда силы сопротивления его мудрейшему правлению окрепли и загнали его в ловушку.       Недолго думая, щенок провёл параллель с тем настоящим, которое он знал. Люди, звёздники и предатели из рода аэтерна вновь собирали союзные силы, направленные против Каллидара — последнего оплота тех, кто не забыл о своём наследии. И возглавлял их Тир — Рождённый Светом, лжебожок, который сплясал на костях истинного Бога и занял его место. Что могло остановить эту вакханалию? Что могло напомнить этим жалким червям, где их истинное место? Лишь то, чего они испугались четыре тысячелетия назад.       Маннорат, желая избежать смертного приговора и, одновременно с этим, мечтая, чтобы смерть наступила хоть сколько-нибудь быстрее и безболезненнее, наконец поведал Аркту, что деградация в мышлении Зораса началась уже давно, однако маг надеялся, что сможет вразумить ученика и наставить его на путь истинный.       Маннорат много беседовал с мальчишкой, пытаясь объяснить всю многогранность зла, которое заключалось в последних деяниях Азаторона. А затем видел, как Зорас сверялся с записями, где говорилось, что «один глаз императора извергал пламя, когда другой — источал холод», и долго рассматривал отражение своих разноцветных глаз в зеркале. Голубой значит «холод», светло-карий — «пламя», не так ли?       Маннорат рассказывал ему, почему Ратшек считался и считается впредь самым презираемым из миров. А затем, преодолевая растерянность, подтверждал догадки Зораса о том, что врата в мир демонов откроются куда легче с помощью сохранившегося в Вине меча короля Тирнаса, Рунного клинка. Маг верил, что из этих разговоров ученик поймёт, как важна их задача по ограждению всего мира от этого демонического артефакта.       Однако всё сложилось совсем не так, как надеялся Маннорат. И когда он понял это, то, действительно, опасаясь неудовольствия своего мастера, Аркта, обратился к Рождённому Светом, обосновавшемуся в Нортфордже. Мальфас согласился помочь ему. Хоть он и не видел ужасов Тёмной эры собственными глазами, он понимал, что игры с демоническими силами опасны. К тому же его Зал хранителей был создан именно затем, чтобы защищать простых смертных от всякого Зла. А Зорас, по разумению Мальфаса, был в шаге от того, чтобы стать Им.       Они следили за мальчишкой и в общих чертах знали, к чему стремятся истинно Чтящие, поэтому, когда Зорас, прежде без всякого энтузиазма следовавший за своим наставником по магически нестабильным точкам Мьяр Араната, радостно засобирался в путь, решили захватить зарвавшегося щенка с поличным. И не преуспели.       А дальше всё закружилось со скоростью света. Тир, узнав о произошедшем, пришёл в ужас, а затем сделал то, что отмечалось за ним крайне редко — разгневался. Аркт понимал его: наверняка обидно быть верховным Богом и узнавать о проблемах подобного масштаба самым последним. Вместе с тем, ему было не до мрачных настроений Творца: он искал Зораса и не находил даже его отголоска — во всём Вине. Никто не знал, где он — даже Тарнри, которая, заливаясь слезами, поведала, что не видела возлюбленного с того самого дня, когда он, узнав о её скорой помолвке с человеком, телепортировал из королевских садов Эртората в неизвестном направлении. Однако как будто растворился в воздухе не один Зорас: по сведениям Ирланды, на Каллидаре, в Нарсилле и даже в Тирматрале были зафиксированы тысячи исчезновений. Все исчезнувшие были аэтерна. И все они были Чтящими.       Ломать голову над этой загадкой не приходилось: Зорас, будучи мастером порталов, наверняка увёл свою армию в какой-нибудь из мелких и дальних миров. Устрашало одно: миров было бессчётное количество, и прыгать по ним в поисках лже-Азаторона — бессмысленная трата времени и магических сил. Аркт понимал это, Рождённые Светом понимали это, и, конечно же, Зорас понимал тоже и воспользовался этим, выигрывая время — чтобы, вооружившись Руническим клинком, войти в контакт с Ратшеком за пределами Вина, договориться о союзе с новым королём демонов и подготовить лучших из своих людей к Чёрному таинству.       Никто не знал, когда Зорас нанесёт удар, но они должны были приготовиться к любому развитию событий. К тому же, как вскоре выяснилось, Инодан мог попытаться определить точки интереса Чтящих. Ирланда, к неудовольствию храма Эллиас и своей семьи, окончательно презревшая обязанности верховной жрицы, устроила встречу Мальфаса и своей хорошей знакомой с университетского факультета языковедения, Моралой. Она утверждала, что девчонка диво как хороша в распознании и расшифровке даже незнакомых ей языков, и уговорила доверить ей письмена из тайника исчезнувшего вместе с остальными Чтящими Лаинуса — Аркт знал язык Ратшека лишь поверхностно, а Тир и вовсе не понимал ни единого знака. Уже Морала, подумав немного, познакомила Рождённых Светом со своим другом, юным дарованием с факультета порталоведения, Салдрином. Тот, вынырнув из-за гор фолиантов и свитков, поправив пенсне на своём остром носу, старившим его не на одно столетие, подтвердил, что с должным количеством помощников сможет высчитать и определить волнения в Море Вероятностей задолго до того, как откроются порталы из другого мира. Это было редкое умение — в эпоху Тёмной эры подобные Салдрину маги ценились на вес золота, — и отказываться от его помощи, после небольшой проверки, было неразумно.       Оба, и Морала, и Салдрин, были отмечены заклинанием Молчания — на случай, если им захочется поделиться подробностями взаимодействия с Иноданом с посторонними, — и закипела работа.       В письменах из тайника Лаинуса были найдены как выдержки из демонологических фолиантов, так и первоначальные планы Чтящих, написанных братом Ирланды на языке Ратшека для сохранения конспирации («С ошибками», — педантично отмечала Морала). Из них стало понятно, что каллидарские щенки собирались атаковать Нортфордж целиком, Наратзул на Каллидаре и Эрторат на Нарсилле. И если защитить одиночные города ещё предоставлялось возможным, то оградить немалую территорию королевства людей от полноценного демонического вторжения — нет. Конечно, Мальфас бравировал, что он и его хранители станут мечом и щитом для Нортфорджа, но никто не обращал на него внимания.       Беспокойство вызывало также и то, что Салдрин высчитал колебания Моря Вероятностей на землях Тирматраля — в регионе, где был расположен город Мальфаса, Альдеран. Узнав об этом, второй Рождённый Светом потерял покой. Его уверенность в своих силах пошатнулась. Долг обязывал его защищать Мьяр Аранат, но сердце звало его на родные берега. Тир обещал другу, что они сумеют рассредоточить силы. По мнению же Аркта, было бы куда лучше, если бы Творец смолчал.       Из обозначенных территорий потянулись первые потоки беженцев. Их размещали на Нарсилле и в Тирматрале и не могли ответить на их вопрос, смогут ли они увидеть свой дом снова. Все понимали, что Вин, ещё не восстановившийся после Звездопада, может не выдержать очередной встряски, да ещё и со стороны Ратшека. Даже Каллидар и Нортфордж зарыли топор войны — на время, необходимое, чтобы устранить последствия своей политики нетерпимости друг к другу.       Единственной существенной проблемой стало то, что в Наратзул прибыла Тарнри, готовая защищать город наравне со всеми и — глубоко беременная. Впервые в жизни Ирланда была так одержима убийством — только не знала, с кем расправиться первым: с дорогой и глупой кузиной или Зорасом, который обрюхатил наследницу трона Эртората и отправился покорять демонические чертоги. А Тарнри тем временем лучилась уверенностью: она сумеет образумить возлюбленного, если только Рождённые Светом дадут ей возможность поговорить с ним. Никогда прежде Аркт и Мальфас не были настолько единодушны, как когда записали эту девицу в безумицы.       Инодан, Наратзул, Нармал и Альдеран не щадили своих сил, готовясь к обороне и битвам. Однако случается так, что сколько бы ты ни прилагал усилий, они окажутся тщетными. Как тщательно бы ты ни продумывал тактику и стратегию, этого будет недостаточно. Зорас напал неожиданно — Салдрин даже не успел пискнуть, когда порталы из иных миров открылись там, где и было обещано. И, в какой-то мере, ученик Маннората сумел превзойти того, на кого так стремился быть похожим.       Он не просто заключил союз с Ратшеком, но и, воспользовавшись тем, что демоны жаждут реванша над Вином со времён Звездопада, убедил нынешнего демонического короля Армонаарта атаковать с ним — в первой же волне. Армонаарт обрушил всю свою мощь на Каллидар, выпуская войска Ратшека через открытые врата в Наратзуле. А Зорас, между тем, решил лично поквитаться с Нортфорджем и ненавистными ему людьми. Отца Тарнри, вздумавшего опорочить свою дочь замужеством с мерзким человеком, он оставил на сладкое.       Мысленно возвращаясь к тем дням, Аркт понимал, что их главной ошибкой стала недооценка Зораса, его сил и влияния. В их глазах он, несмотря на свою магическую одарённость, был молод, строптив и излишне погружён в фантазии. Никто не думал, что ученик мага и свора его последователей столь внезапно превратятся в свирепую силу. Но именно ей они и стали.       Наратзул пал, и на его руинах Ирланда, заходясь в горестном вое, баюкала на руках тело ею же убитого Лаинуса, обернувшегося арорма. Ни Эллиас, ни Рождённые Светом, ни она сама не сумели спасти её брата — как и множество других каллидарцев. Демоническая скверна простёрлась по всей земле аэтерна, выжигая и видоизменяя всё и всех на своём пути. Армия Армонаарта росла: за счёт тех, кто, на свою беду, оказался силён телом и духом и не погиб от слияния с бестелесными обитателями Ратшека, а обернулся — кто в примитивных арорма, кто и вовсе в безмозглых, но кровожадных тварей. Морала и телохранительца Ирланды, Венд, по воле случая командовавшие отправлением кораблей с беженцами, едва смогли увести из города хоть кого-то — благодаря Салдрину, учёному, книжному червю, который, сорвав с носа пенсне, остался на берегу с чудом выжившей горсткой каллидарских воинов. Дождавшись, когда арорма, серокожие, с горящими красным пламенем глазами, окружат их плотным кольцом, он разорвал пространство мощнейшим претворением и обрушил весь порт на морское дно.       Следом за Каллидаром пал и Нортфордж. Зорас был тем ещё хитрецом и не чурался безнравственных уловок. Он заранее подготовил королевство людей к своему смертоносному прибытию. Когда и как ему удалось перетянуть группку нортфорджцев на свою сторону, было доподлинно неизвестно, однако те установили на севере и юге королевства печати-артефакты, которые лже-Азаторон активировал, ступив из портала в Вин. И… За считанные минуты Нортфордж упокоился под толщей льда. Не успевшие эвакуироваться мирные жители и хранители Мальфаса погибли, хоть Рождённый Светом потратил все свои силы, моральные, физические и магические, пытаясь защитить их от ледяного ада. Зорас нашёл его на том месте, где когда-то возвышались стены Залов хранителей. Он потешался над ним, истязал его тело и душу. Мальфас лишился левого глаза и едва не распрощался с рассудком, когда узнал, что позволил погубить не только Нортфордж, но и свой родной город Альдеран. Покуда он, едва живой, поднятый в воздух на ледяных цепях, наблюдал за веселящимся Зорасом, арорма уничтожали тирматральский город аэтерна, не щадя никого: ни стариков, ни женщин, ни детей.       Мальфас не пережил бы эту встречу, если бы не Тарнри, которая так и осталась на Каллидаре. Она не дрогнула перед опасностью, но боясь за свою беременность, в схватки не вступала — помогала горожанам покинуть Наратзул, лишь издали отстреливая врагов из лука или накрывая их элементальной магией. Однако, увидев, что обезумевшая от гнева и горя Ирланда направляется к руинам храма Эллиас, Тарнри поняла: она не может позволить кузине так глупо умереть. Там, где ещё несколько часов назад сияли белоснежные башни храма, повинуясь тёмному желанию Армонаарта, выросла сотканная из скверны Чёрная цитадель, и там же король демонов схлестнулся с Арктом. И если архисерафим Рождённых Светом уверенно вёл бой, то что против правителя Ратшека представляла собой верховная жрица Эллиас?       Тарнри бросалась ей наперерез, пыталась телепортировать в охапку с кузиной на другой конец Наратзула, но в магически разряженном и осквернённом городе пространственные претворения сбоили — неспроста спасение беженцев могло происходить только лишь примитивным способом, на кораблях, отбывающих в сторону Нарсилла. Девушки производили слишком много шума, чтобы остаться незамеченными. К тому же Ирланда, вырвавшись-таки из рук кузины, разверзла небо в буре: гром гремел, сотрясая воздух и выкорчёвывая вечнозолотые деревья вокруг разрушенного храма; молнии били в обломки стен и высекали искры под ногами Армонаарта и Аркта. Настал момент, когда король демонов обратил на них взгляд своих пылавших кострами Преисподней глаз.       И тогда Тарнри разозлилась. Ей не было страшно, ей не хотелось, чтобы кто-то спас её. Она желала лишь, чтобы Зорас оказался здесь и сейчас — рядом с ней — и увидел, к чему привела его одержимость и глупая жажда возмездия. За последние месяцы она не раз и не два взывала к нему, сжимая в руках зачарованный на Связь кулон — чёртов гордец не отзывался. Но не в этот раз — Тарнри знала, что Зорас ответит на её зов.       И Зорас ответил. Никаких трудностей с телепортацией у твари, которой он стал благодаря Чёрному таинству, не возникло, и он появился на храмовой площади, кривя губы в самодовольной улыбке. В улыбке, которая растаяла так же быстро, как ученик Маннората понял, что время его самодовольства прошло.       Злая шутка, которую судьба играла с безумцами вроде Азаторона и Зораса, всегда заключалась в том, что любой союз с Ратшеком не мог закончиться выигрышем — ни для кого, кроме самих демонов. Да, жители этого давным-давно утонувшего в Скверне и Тьме мира никогда не отказывали просящим их мощи, но подаренная ими сила имела цену, которую можно было заплатить лишь болью и слезами, кровью и смертью.       С незапамятных времён все порталы в Ратшек были запечатаны, и демоны не могли проникнуть в другие миры — пока эти миры сами не откроют им двери. А стоило скрипнуть щеколде, стоило последнему звуку приглашения отзвучать в загустевшем в предчувствии беды воздухе, как Преисподняя сбрасывала с себя цепи и вырывалась наружу бесконтрольной, безумной, чёрно-красной волной. И смеялась над наивностью радушных дураков. И оскверняла, убивала, разрывала на части саму суть творения иных миров.       Армонаарт — как и Тирнас до него, как и наверняка многие другие короли Ратшека до них обоих — добился того, чего желала его тёмная природа, и Зорас перестал быть ему полезен. Каллидар, а за ним и Мьяр Аранат, и Тирматраль — весь Вин был у него как на ладони. Что ему теперь обещания, которые он когда-то давал глупому мальчишке-магу? Зачем оставлять в живых его или ту, о сохранении жизни которой он так слёзно молил перед вторжением?       Однако было ещё кое-что, что смешило Аркта вот уже не одно тысячелетие. Равно как аэтерна из истинно Чтящих видели в людях пустое место и были уверены, что этой швали нечего противопоставить им, так и демоны Ратшека недооценивали обитателей других миров. Аркт помнил, как изумлённо вытянулось лицо Тирнаса перед тем, как его отрубленная голова описала в воздухе красивый чёрно-кровавый полукруг и разбила священные плошки на алтаре Луноцвета. Армонаарт был поражён не меньше, когда архисерафим пробил им несколько стен в демонической Чёрной цитадели. Но по-настоящему он пришёл в растерянность, когда Зорас, поборов яд Чёрного таинства, не дал ему коснуться Тарнри даже пальцем и вступил с ним в ожесточённый бой.       Наблюдая за схваткой ученика Маннората и короля демонов, Аркт сожалел. Мальчишка был талантлив. Возможно, при должном руководстве он смог бы стать достойнейшим из подспорий Инодана на земле смертных. Но теперь проверить, так ли это, не представлялось возможным — связав свои тело и душу с Ратшеком, Зорас подписал себе смертный приговор. И когда плоть Армонаарта обнажила его кости, когда его сердце брызнуло осколками, обратившись в ледяное крошево и знаменуя конец короля демонов, Аркт без промедлений, несмотря на пронзительные крики Тарнри, атаковал мальчишку.       Вот только Зорас умирать не собирался. Да и сдаваться — тоже. Возможно, щенок посчитал, что теперь, когда Армонаарт повержен и армия Ратшека осталась без предводителя, демоны преклонят колени перед ним, могущественным арорма и нынешним хозяином Рунического клинка. Возможно — что сможет выторговать себе ещё немного времени, перегруппировать свои войска и ударить с новыми силами. А возможно — мысли твари, в которую он превратился, более не были объяснимы для других живых существ.       Так или иначе, Зорас сбежал. Устроил ледяной взрыв, отвлёкший внимание собравшихся на руинах храмовой площади, и исчез в завихрениях телепортационной воронки.       Врата в Ратшек, открытые в Наратзуле, оказались не столь стабильны, как те, которые в Тёмную эру пришлось уничтожать Вораной. Объединив силы, Тир, Аркт и, на удивление, Ирланда смогли создать сгусток сконцентрированной энергии, который запечатал проклятый портал, но они понимали — это временная мера. Пока активированный Рунный клинок, в моменте связавший Вин и мир демонов, находился во власти Зораса, мальчишке не составит труда разорвать Море Вероятностей вновь — одним лишь взмахом руки распороть ещё свежий шрам. Однако им, как и лже-Азаторону, было нужно время, чтобы зализать раны.       Погони за ним объявлено не было. Зал хранителей Мальфаса оказался разбит, серафимов Инодана бросили на помощь в зачистке Каллидара, а также — Эртората на Нарсилле и Альдерана на Тирматрале. Множество арорма было уничтожено, но и не меньшее их количество рассеялось по обжитым землям Вина. С теми силами, что остались у Рождённых Светом, было решено поставить их поимку в приоритет.       К тому же Зорас затаился где-то в глубине льдов, которыми он покрыл Нортфордж, и, когда его примерное местонахождение было вычислено, Маннорат, желая заслужить хотя бы тень прощения, предложил Тиру запечатать ученика — до тех пор, пока аномалии, поразившие Мьяр Аранат и Тирматраль, не будут побеждены. Творец посчитал его план разумным, ведь до сих пор не знал, на что ещё способен мальчишка, какие разрушительные воздействия на Вин он может добавить к уже имеющимся, и как сильно эта совокупная мощь отразится на всех предыдущих стараниях стабилизировать мир. Верховный Рождённый Светом занялся плетением темницы Зораса лично, а когда претворение было завершено, объявил: теперь ученику Маннората ни за что не выбраться наружу, хотя возможность магически связываться со своими выжившими арорма у него наверняка осталась. Но это была меньшей из бед.       Мальфас, оплакивая своих хранителей и родной город, собирался с новыми силами. Аркт, вооружившись образцами с Чёрной цитадели, что были собраны перед тем, как эта демоническая мразь была уничтожена, искал способ борьбы с аномалиями. Тир, при помощи Ирланды, Моралы и Салдрина, восстанавливал спокойный ток жизни жителей Нарсилла и Тирматраля, а также — искал новый дом для беженцев из Каллидара. Мьяр Аранат же обрёл нового правителя: когда прежний король скоропостижно скончался от полученных ран во время защиты Эртората, на трон взошла Тарнри.       И, несмотря на всю поверхностную суету, мир замер в ожидании. Никто не знал, что принесёт им новый день.       ***

Оцепенев от зова мертвых идолов, Реальность тает с шорохом прибоя, Смыв ощущенья вдоха с тяжким выдохом. Из вен пустив иллюзию на волю, Отдамся грезам. Я стану Солнцем. Я стану Богом. © Lorna Shore — Into the earth

      Несколько мгновений Тир провёл замерев в кресле без движения и став похожим на печальную беломраморную статую. Затем он вновь вздохнул, одним плавным движением поднялся на ноги и прошёл в угол комнаты, где располагался его рабочий стол.       Стол был огромным — Мальфас говорил, что на него можно было бы посадить с десяток звёздников в один ряд, да ещё оставить место для чьего-нибудь седалища побольше. Творец обижался на подколки друга, оправдывался тем, что не мог отказаться от дара лучших тирматральских столяров, сделанного из златокорой берёзы, и находил для всего этого необъятного пространства применение получше. Во всяком случае, он так считал. Здесь можно было найти и тарелки с закусками, и вазы с фруктами. В центре столешницы, между россыпью документов, требующих подписи Творца, и гор свитков, возвышалась лампа из звёзднинских кристаллов, которую доставили в Инодан из Заоблачного города. Ближе к правому краю стола звенел и сверкал подарок из планетария Стеронгарда — находящаяся в постоянном движении, смастерённая из белого золота и драгоценных камней, миниатюра солнечной системы этого мира, где Вин был единственной планетой с высокоразвитой формой жизни, и где до сих пор присутствовала Ворана, что Аркт считал возмутительной неточностью. А у левого края, на фоне кип фолиантов, которые Тир брал с полок и забывал поставить их на место, нашла своё законное место маленькая стеклянная теплица, где росли редчайшие и донельзя капризные лунные лилии.       Если Тир не проводил время на земле, в мире смертных, то найти его можно было именно за этим столом, корпящего над бумагами или ознакамливающегося с результатами исследований. Однако сегодня верховный Рождённый Светом обогнул своё излюбленное место, чтобы подойти к огромной карте нового Вина во всю стену. Как и звёзднинская лампа, как и миниатюра солнечной системы, как и стеклянная теплица с редкими цветами, это был прелюбопытный дар, к тому же — магический. Десятки зачарователей и ремесленников трудились над ней, отображая результаты работы с новообразовавшимися континентами и островами. Изготовители уверяли, что карта будет обновляться сама, когда рельеф и береговые границы суши изменятся в течение времени. Тир был в восторге от этой карты, да и Аркт был ей впечатлён.       Остановившись рядом с ней, Творец провёл свободной от бокала рукой по лазурной глади океана.       — Этот мир такой хрупкий, — прошептал верховный Рождённый Светом. Его взгляд переметнулся от земель Мьяр Араната и Тирматраля на два огромных континента. В перспективе их территория была многообещающей, но сейчас сотни аномалий отравляли на них всякую жизнь. На одном — зиял кратер, оставленный Вораной, на другом — рассыпались в прах остатки дворца Всевеликого. — Когда я был мал, я и думать не смел, что застану трагедию, способную уничтожить Пангору. Сейчас… Сейчас я знаю: нет ничего более непостоянного чем то, что кажется незыблемым. И всё же, катастрофа, которую устроил Зорас, потрясла меня. Я смотрю на эту карту и не могу не думать, что скорее изменит её: естественные процессы или чья-то злая воля? И если второй вариант выглядит правдоподобнее, буду ли я иметь право винить в этом кого-то, кроме себя?       — Ты берёшь на себя слишком многое, — с усмешкой заметил Аркт, наблюдая за переливами серебра и светло-голубых кристаллов на заколке Тира, собравшей несколько непокорных прядей из его белокурой шевелюры на затылке. — Ты не властен над всем, что может произойти с миром.       — Но разве я не должен властвовать над этим? — возразил Творец. — Став Рождённым Светом, я обязался любить и охранять этот мир от всяческих невзгод. И я люблю его, правда, но хватит ли у меня сил сберечь его?       — Кажется, вино ударило тебе в голову.       — Вовсе нет.       Словно доказывая, что алкоголя в его крови всё ещё недостаточно, Тир отпил большой глоток из своего бокала — что тот пропойца-моряк, дорвавшийся до кружки дрянного эля в портовой таверне.       — Я люблю и всех тех, кто населяет этот мир, — продолжил он. — Я люблю аэтерна, чистокровных и полукровок. У меня болит сердце из-за трагедии каждого из них. Чистокровные цепляются за прошлое, потому как боятся, что у них нет будущего. Полукровки стремятся найти место среди тех, кто породил их, но оказываются никому не нужными. Я люблю звёздников, тех, кто до сих пор живёт на небесах, и тех, кто нашёл свой новый дом на земле. Они умные и смекалистые, только кажущиеся заносчивыми, но на самом деле — чувствующие себя ужасно одинокими в этой огромной вязи из миров. И я люблю людей, пусть многие аэтерна и звёздники до сих пор считают их глупыми суетливыми букашками. Они просто не такие, как мы. Они недолговечны и за свою короткую жизнь стремятся успеть столь многое! Пока аэтерна рассуждают над загадками вселенной, пока звёздники корпят над новыми и новыми изобретениями, люди любят и ненавидят, создают и уничтожают… растут над собой. На самом деле, именно они — хозяева Вина. Они — его отражение. Они так же хрупки, как и он.       Творец низко опустил голову, рассматривая рубиновые остатки вина, плещущиеся на дне его бокала.       — Я люблю их, — повторил он, — но нужна ли им моя любовь? Любят ли они меня в ответ, а если любят — как скоро пройдёт их любовь, и что послужит этому причиной?       Аркт подпёр щёку кулаком и тихо вздохнул.       То говорил не Тир, а встревоженный Золотой мальчик внутри него.       — Ты — правитель. От правителя не ждут любви в том понимании, о котором говоришь ты. От него ждут правильных решений.       — Но как определить, какое решение правильное? — нахмурился Тир. — Как понять, чего хотят люди?       — Точно не спрашивая у них самих. Они и сами не знают, чего они хотят, и никогда знать не будут. Когда их жизнь стабильна, они хотят перемен. Когда всё вокруг них исполнено событиями, они хотят покоя. Когда правитель держит их в стальном кулаке, он — тиран. Когда правитель даёт им слишком много свободы, он — слабак. Но всё это — лишь размытые определения, круги на воде. Поэтому людям и необходим тот, кто направит их по нужному пути.       — Для этого нужно быть прозорливым. Определять нужный путь из тысячи всполохов желания — и не только своего собственного. Признаться честно, после истории с Зорасом… пусть она ещё и не окончена… Я не уверен, что способен на подобное.       — Ты расклеился.       — Может быть.       Сколько бы Тир ни вглядывался в карту, та не смогла бы дать ответы на терзавшие Рождённого Света вопросы. Как не мог и Аркт, хоть, в отличие от магической штуковины обладал интеллектом и понимал, что терзает Творца. Или думал, что понимал. В конце концов, Тир был моложе, эмоциональнее него и куда более избалован одобрением. Но голоса из прошлого, восторгающиеся Золотым мальчиком и уверяющие, что любое его действие благословенно, становились всё тише, сдавались под напором настоящего, и Тир оставался наедине с серо-сизой реальностью. И корона из чистого Света давила на его виски всё сильнее.       Бокал Творца опустел, и верховный Бог вернулся к столику у кресел. Покосился на архисерафима и, когда тот перехватил его взгляд, скептически выгнув бровь, ответил нервной улыбкой.       — Я не могу перестать думать о Зорасе. Сравнивать нас, — сказал Тир, обновляя вино и отходя к дверям на террасу. Солис, всё это время сидевшая у ступеней к пруду, подбежала к нему, надеясь на угощение, но осознав, что хозяин не припас для неё ничего съестного, обиженно курлыкнула. Творец, извиняясь, ласково огладил её по голове, и она позволила ему это. Совсем ручная. — Он ведь до сих пор уверен в своей правоте. И аэтерна… арорма, что идут за ним, верят в его правоту тоже. Кто-то умер за его идеи, кто-то до сих пор продолжает бороться за них. И им невдомёк, что они идут по ложному пути, что своими действиями обрекли на погибель не только людей, которых так ненавидят, но и почти всех чистокровных аэтерна, за жизнь которых изначально и сражались. Даже если ты потратишь десятилетия на разъяснения, они не поймут, где ошиблись.       — Боишься однажды стать похожим на Зораса?       — Разве это не разумный страх? — пожал плечами Тир. — Ты сам говоришь: стать тираном в глазах народа легко. Полагаю, обезуметь от чувства власти и своей правоты — тоже. История знает множество подобных примеров. Азаторон, Многоликая Миори… А вскоре, быть может, этим примером стану и я. Ведь ничего не делает меня особенным, способным избежать этой участи. Я — всего лишь деталь в вечном механизме борьбы Богов. Когда она заржавеет, её выбросят и заменят новой.       — Так значит, ты боишься стать тираном?       — Я боюсь не понять, что по-настоящему стал им. Ты говоришь, что мне придётся подавить не один бунт, прежде чем явится Бог Тьмы. Но как понять, что именно этот бунт и именно этот его лидер — тот самый? Ведь даже Клинок душ можно выбить из неумелой руки, избавиться от трупа несостоявшегося Тель’Имальтата и сделать вид, будто ничего экстраординарного не произошло… Смогу ли я остановиться вовремя и принять свою судьбу? Или я продолжу цепляться за власть до своего кровавого конца, когда Пожиратель проткнёт меня, словно игла — бабочку? И…       Тир вдруг замолчал, прижав пальцы к взволнованно подрагивающим губам и уставившись вглубь сада.       — Продолжай, — велел Аркт.       Архисерафим не желал откладывать этот наполненный высокодуховными страданиями разговор на неопределённое время, но подобные выходки были вполне в духе Тира. Он мог говорить, говорить, говорить, а затем неловко рассмеяться и попросить не брать ничего из услышанного в голову. Упустишь момент и — не вытащишь из этого капризного мальчишки более ни слова, покуда тот сам вновь не откроет рот.       — Этот мир так хрупок, — повторил, помявшись, Творец. — Сколько разрушений я привнесу, продолжив чрезмерно упрямиться? Или настоящие разрушения начнутся после моей гибели?       А вот это было уже интересно. На самом деле Тир лукавил: настолько мрачные настроения овладели им вовсе не сразу после трагедии на Мьяр Аранате. Он злился на то, что его до последнего держали в неведении о планах Чтящих, оплакивал смерть аэтерна Каллидара и людей Норфторджа, но — держал лицо и не унывал. Всё изменилось после того, как он в последний раз вернулся с новых земель Мальфаса.       То был или очень уж маленький континент, или слишком уж большой остров, и находился он в существенном отдалении от других семи частей расчленённого тела Пангоры. Мальфас никогда не признался бы, но архисерафим был уверен, что мальчишка выбрал эту землю в первую очередь потому, что она находилась далеко от Мьяр Араната, злобного ужасного Зораса и не менее злобного и не менее ужасного Аркта. Здесь одноглазый Бог собирался построить свой собственный маленький мирок, восстановить Зал хранителей и обрести утерянную гордость. Однако для начала ему требовалось сделать так, чтобы этот то ли континент, то ли остров не убил своими аномалиями первых же мирных жителей. И найти новых хранителей. И выбрать своей земле название получше, чем Альдеран — но пока на большее фантазии Мальфаса не хватало.       Так или иначе, на сегодняшний день там орудовала целая орда магов-исследователей и разведчиков. Согласно их информации, эта часть суши оказалась той самой территорией, на которую во времена Тёмной эры никому не было хода — из-за мощнейшей магической аномалии. Будучи главой Бездонников, которым, как и Оракулам, было велено искать причины исчезновения пирийцев и способы противодействия подобной катастрофе, появись признаки её приближения вновь, Аркт знал, что за куполом уничтожающей всё живое, осквернённой магической энергии располагаются земли близ столицы Пирийской империи и сама столица. Он не раз обращался к ещё не окунувшемуся в своё тёмное безумие Всевеликому за разрешением устранить эту аномалию. Однако император неизменно отвечал ему отказом: даже он в своё время не мог справиться с ней, что означало многое. Азаторон не желал подвергать своих людей неоправданному риску и отправлял их на изучение прочих мест Пангоры, напоминая, что Пирийская империя простиралась по всему континенту, и что в любом её уголке могла находиться разгадка исчезновения прошлой цивилизации. Это было подозрительно, но ни у Аркта, ни у Заорея, главы Оракулов, не было иного выбора, кроме как подчиниться приказу: втайне от Азаторона, уже перед тем, как Вин восстал против кровавого правления императора, они пытались побороть аномалию, объединив силы, но не преуспели. Тысячелетия Аркт ждал, когда сумеет-таки попасть на заветные земли, а теперь — был слишком занят другими проблемами, которые здесь и сейчас казались куда важнее загадок прошлого. Досадно.       Однако Тир пообещал проконтролировать процесс освоения ранее поверженной аномалией территории и рассказывать ему обо всех интересных находках и открытиях. Так Творец и поступал, исправно отправляя в нортфорджскую лабораторию Аркта результаты исследований, и со временем они поняли, что столичные земли Пирийской империи действительно полны сюрпризов, но не тех. Так, например, исследователи Инодана обнаружили, что Город Тысячи Разливов, та самая клятая пирийская столица, ушла под землю — ещё до Звездопада. И как бы любопытно это ни было, но один павший — пусть и в буквальном смысле — город не мог привести к исчезновению целой цивилизации. В распоряжении Аркта и Тира так и остались лишь пространные предостережения Великого архитектора прошлых лет — о некоторой особенности циклов Вина. Которую они, по идее, устранили, не убив Бога прошлого цикла, Азаторона, а заточив его: прошли тысячелетия после того знаменательного события, но никакое мистическое исчезновение новому народу Вина не угрожало.       Так что же встревожило Тира? Что этот впечатлительный Золотой мальчик успел надумать, бродя по давным-давно остывшим останкам пирийской цивилизации? На самом деле Аркт не был уверен, что хочет знать подробности.       У него была догадка, основанная на щебете одной певчей птички, но использовать этот туз сейчас было куда глупее, чем припасти его в рукаве до удобного случая.       — Если ты говоришь о гибели мира, то готов тебя разочаровать: никому не под силу узнать, когда ему придёт конец, — сказал архисерафим, доливая в свой бокал вино. Солис встрепенулась, испуганная его внезапным движением, но не сбежала, продолжив нежиться под ласковой рукой хозяина. — Это может случиться как во время твоего правления, так и после него.       — Это слабое утешение, — поморщился Тир.       — Я и не собирался утешать тебя, — дёрнул плечом Аркт. — Если хочешь утешения, то, полагаю, за ним тебе следовало обратиться к златокудрой главе исследователей новых земель Мальфаса. Венд говорит, что вы изумительно сдружились.       Рот Творца растерянно округлился. Он резко распрямился, и окончательно встревоженная Солис, пронзительно вскрикнув, нырнула в кусты у террасы.       — Венд говорит?.. Но откуда она знает о?.. — забормотал Тир, а затем, вдруг всё поняв, раздосадовано покраснел. — Во имя Солнца, она что, следила за мной всё это время?!       — Неужто ты думал, что она сопровождает тебя лишь затем, чтобы посмотреть на мирадов — или как вы там назвали тех недокоз-недоптиц? — фыркнул Аркт.       Право слово, быть таким наивным, разменяв четвёртое тысячелетие, — настоящее преступление.       Венд, будучи телохранительницей верховной жрицы Ирланды и пройдя с Рождёнными Светом через бойню на Мьяр Аранате, в отличие от своей хозяйки прониклась к Богам великим уважением. Желая отблагодарить их за спасение жизни Ирланды, которая ныне пребывала в Инодане даже больше, чем на земле среди каллидарских беженцев, эта суровая воительница взялась и за охрану самого Творца. Наверняка выпросив разрешения у жрицы, она следовала за Тиром по пятам и сегодня, стоило Аркту телепортировать в обитель Рождённых Светом, рассказала ему обо всём, что встревожило её в поведении верховного Бога за последнее время: и о его дурном расположении духа, и о его излишне нежной дружбе с Лиандрой Каэлис, и о том самом тузе в рукаве Аркта.       Кто бы мог подумать, что эта Венд окажется столь ценной находкой? Настоящей певчей птичкой.       Тем временем Тир, натужно прокашлявшись, старался взять себя в руки и перестать краснеть.       — Лиандра — всего лишь моя добрая знакомая, — сухо сказал он. — Я знаю её меньше, чем полгода — это короткий срок для откровенных бесед. И взаимного утешения.       Аркт развеселился.       — Ну что ж, раз ты настолько нерасторопен, стоит подождать ещё полгода, и всё изменится.       — Я никогда не рассматривал Лиандру как!.. — зачастил было Тир, но заметив, как губы Аркта складываются в нехорошую ухмылку, скрипнул зубами, со стуком поставил свой бокал на столик и процедил: — Мы более не будем обсуждать это.       — Как пожелаешь, — таки ухмыльнулся архисерафим. — Вернёмся к твоей экзистенциальной проблеме.       — У меня нет никакой экзистенциальной проблемы! — бросил Тир в великом раздражении, опускаясь в кресло. — Только дурак не задался бы подобными вопросами. Ты всегда говоришь, что любым миром правит Хаос, и что никто не властен над фатальными событиями, но это не ответ.       — Нет, это ответ. То, что он не нравится тебе, его сути не меняет. Нет смысла думать над концом, если находишься в самом начале. Невозможно предугадать все риски, невозможно не допускать ошибок, невозможно поспорить с некоторыми правилами вселенной. Сегодня ты — герой и божество, а уже завтра — тиран и деспот. Так что же ты предлагаешь? Сдаться? Этому миру, этим смертным нужен правитель, и ты — единственный, кто в эту эпоху может стать им. Но этот мир, эти смертные — они жестоки. Всё, что ты строишь, они когда-нибудь разрушат. Всё, что у тебя есть, — когда-нибудь отнимут. И всё же ты должен продолжать свой путь, достойно отвечать всегда чем-то недовольному миру и делать то, что считаешь правильным. А было ли оно правильным или нет, покажет время — этот суд бесплотен.       — Так и случилось с Зорасом? — спросил Тир, мрачно разглядывая складки своей мантии на коленях.       — Так случится и с любым. Статус, божественный или не очень, не имеет значения, — фыркнул в бокал с вином Аркт. Сегодня Творец уже порядком утомил его, добросовестно претворяя в жизнь свою изначальную угрозу: истерзать архисерафима разговорами. — И всё же, случай с Зорасом несколько иной. Он всегда знал, что Ратшек — это зло. Он не слушал советов и доводов разума. Он действовал не так, как считал правильным, а наперекор всему. Разница в этих понятиях огромна. Это как знать, что огонь обожжёт тебя, и всё равно прыгнуть в него, думая, что ты особенный — неопалимый.       Тир одарил его долгим взглядом из-под прикрытых век, прежде чем мягко улыбнуться.       — Глава Бездонников, — протянул он с ласковой усмешкой, — что бы я делал без твоей мудрости?       — Затопил бы Инодан в своих слезах, не иначе.       — Да, я не протянул бы без тебя и дня, — согласно склонил голову Тир и, отсалютовав бокалом, смочил губы вином. — Но если говорить о проблемах более материального характера… Есть ещё кое-что, что я хотел бы обсудить с тобой.       Его голос зазвучал деловито, и, несмотря на внутренний усталый стон, Аркт приободрился.       — Тебе наверняка доложили, что Тарнри родила тремя месяцами ранее, — произнёс Творец.       — Естественно. У трона Эртората появилась прелестная наследница.       — Да, Ирланда говорила, что девочка чудесна, — улыбнулся Тир, но веселья в его улыбке не было. — И всё же уже сейчас можно смело сказать, кто её отец. Волосы у неё будут наверняка такими же рыжими, как и у матери, но у её лба — знаменитая седая прядь. И никто не знает, что будет с глазами малышки — гетерохромия проявляется многим позже рождения… Знать Нарсилла и Тирматраля распространила сотни грязных слухов ещё во время беременности Танри: молодая и невежественная королева зачала ребёнка вне брака. Теперь у них есть все основания не только сделать эти слухи ещё грязнее, но и прировнять их к реальности. Теперь они узнают, что этот ребёнок — выродок Зораса.       Аркт ухмыльнулся с толикой брезгливости. Он с самого начала знал, что продиктованная страстью глупость Тарнри в будущем принесёт множество проблем как Мьяр Аранату, так и Инодану. Пусть это звучало жестоко, но определение «выродок» подходило ребёнку королевы больше всего. С такими генами у девчонки было слишком мало шансов вырасти в нечто достойное: она станет или легкомысленной и порывистой, как мать, или безумной и жестокой, как отец. И спрятать её от жадных глаз королевского двора и черни будет невозможно. Как невозможно будет и передать ей трон, когда придёт время. Нынешние аэтерна, звёздники и люди провели бок о бок долгие тысячелетия и приобрели одну общую черту — они были злопамятны. Никто не захочет служить королеве-бастарду, чей отец мечтал если не уничтожить, то поработить все народы во славу аэтернийской расы — и в итоге почти уничтожил и её саму. Чей отец пролил столько крови и, когда пробил час его поражения, не раскаялся.       — Слухи и без того — почти бесконтрольная сила. На этот раз говорящие рты будет и вовсе невозможно заткнуть, — заметил архисерафим.       — Да. Но даже не это самое страшное, — покачал головой Тир. — Ирланда и Тарнри уверили меня, что на самом деле в ту ночь, в Наратзуле, Зорас видел, в каком состоянии была Тарнри, и пытался пробиться к ней, прежде чем сбежать — наверняка затем, чтобы забрать её с собой. Таким образом, он знает о её беременности и прекрасно понимает, что этот ребёнок его.       — Боишься, что он может повлиять на дитя даже из своей ледяной темницы?       — Именно. Зорас ограничен в пространстве, но такому способному тёмному магу, как он, необязательно присутствовать где-то физически, чтобы нанести вред. Я помню: ты рассказывал мне, что псионическая связь особо сильна при родственной крови.       Аркт согласно кивнул. Навряд ли Зорас упустит шанс наладить контакт с подрастающей дочерью. Не взяв власть над Мьяр Аранатом в собственные руки, не имея возможности покинуть свою темницу — во всяком случае пока, — он не будет действовать грубо, псионически влияя на Тарнри. Пусть разум Зораса явно поражён болезнью, ученик Маннората никогда не был таким уж глупцом. Изменения в поведении королевы станут заметны почти сразу же, но ребёнок — совсем другое дело. Его можно вылепить по нужному подобию, словно кусок размягчённой глины, и никто не заметит подмены.       Хорошо, если Инодан успеет расправиться с Зорасом быстрее, чем он доберётся до дочери. А если нет? Аркт не знал, сколько ему понадобится времени для удачного завершения экспериментов, и как быстро удастся побороть аномалии Каллидара и Нортфорджа.       — Можно обратиться к королевским зачарователям, — предложил архисерафим. — Они создадут какую-нибудь безделицу, которую принцесса будет носить при себе. Но это риск: ребёнок всегда подвижен, игрив — она может потерять эту безделицу и не заметить пропажи. К тому же, это — недолговечная мера. Зачарование будет нуждаться в постоянном обновлении.       — Я тоже об этом подумал, — кивнул Тир, — и за неимением других вариантов был готов одобрить такой исход, но… Ирланда, Салдрин и Маннорат пришли ко мне с другим предложением.       — И что же они предлагают? — иронично спросил Аркт.       Маннорат продолжал искать прощения — его мысли и действия не были загадкой для архисерафима. Салдрин же просто делал то, к чему лежала душа: копался в архивах Инодана и восторженно вздыхал над любым клочком бумаги. Парень был умён, усерден и алкал знаний, но не для того, чтобы кичиться ими, а чтобы просто иметь. Он был тих, но остроумен — того глядишь: сверкнёт стёклами в своём дурацком, старческом пенсне и выдаст что-нибудь ёмкое. Аркт слышал, что чаще всего доставалось Мальфасу, и тот, шумный, отчасти дикий и высокомерный, взрывался праведным гневом, не понимая, как мальчишка-учёный не боится срамить его, Рождённого Светом. А когда Салдрин не был занят изнасилованием полок архивов и шутками над одноглазым Богом, он вслушивался в тихие разговоры Инодана и давал весьма недурственные советы.       Другое дело — Ирланда. Эта девица была хваткой и бескомпромиссной. За прошедшие полгода она, пользуясь растерянным дозволением Тира, засунула свой аккуратный носик во все дела Рождённых Светом. Она не боялась критиковать, она не боялась указывать на ошибки.       С одной стороны, это было хорошо: верховная жрица Эллиас знала о смертном мире куда больше Богов и одновременно с этим хотела, чтобы они знали о нём ещё меньше. По мнению Ирланды, Мьяр Аранат не ведал бы тех бед, что приключились с ним, будь Творец жёстче и не думал о том, как угодить всем. «Настоящие Боги не опускаются до суеты смертных, — говорила она. — Если Они видят раскол, Они не склеивают его, а уничтожают осколки. Немного здорового страха перед Их гневом не повредит, а если его не будет, то об Их божественный образ вытрут ноги. Именно это и сделал Зорас, не так ли?». Аркту нравилась эта девица, несмотря на то, что сама Ирланда была на него страшно обозлена: отчего-то в падении Каллидара и смерти Лаинуса она винила только архисерафима.       С другой стороны, Аркт не до конца понимал, чего жрица добивается своей бурной деятельностью — или же понимал слишком хорошо. Ирланда была повсюду и успевала всё: и навестить королеву Тарнри, одарив кузину парочкой-другой бесценных советов, и заняться делами беженцев, и с присущей ей суровостью наставить на путь истинный тех каллидарских аэтерна, которые устраивали беспорядки в людских или звёзднинских городах. Она не чуралась вести дела с человеческим родом, несмотря на своё пренебрежение к нему, впитанное с молоком матери. Информаторы архисерафима рассказывали даже, что в одном из людских поселений Нарсилла верховная жрица Эллиас первая подбежала к упавшему с дерева человеческому мальчику, помогла ему подняться и залечила ссадины на его теле под одобрительные вздохи горожан. Правда, потом, убедившись, что никто не видит, с брезгливым выражением лица омыла руки в уличном фонтане.       Медленно, но верно она заполучала любовь и аэтерна, и звёздников, и людей. Её мудрость восславляли. Её суровость считали оправданной. Художники Эртората и Шторма рисовали портреты девы невиданной красоты, стихоплёты и менестрели воспевали её «локоны цвета золотого каштана, глаза, заключившие в себе всю чистоту морей, и скулы, поцелованные закатным солнцем». И не было лучшей помощницы Рождённых Светом на бренной земле — «Уж не святая ли она часом?».       Ирланда любила запах власти, что с каждым днём крепчал и вился за ней длинным шлейфом.       — Ну? — поторопил Аркт, заметив, что Творец вновь глубокомысленно замолчал.       — Ирланда считает, что нет лучшего решения, чем забрать ребёнка у Тарнри, — медленно заговорил Тир. — Забрать и спрятать — как от Зораса, так и от грязных языков королевского двора. Пусть живёт жизнью обычной девочки, а правление Тарнри, тем временем, будет ничем не омрачено.       — Народу же скажут, что ребёнок скончался от болезни? — догадливо уточнил архисерафим.       — Такое случается, правда? — пробормотал верховный Рождённый Светом, устало потирая лоб. — Даже чистокровное королевское дитя может умереть, не прожив и года.       — По бастарду никто плакать не будет, — усмехнулся Аркт, а про себя принялся рассуждать, какую пользу может принести предложение верховной жрицы Эллиас. — А королева Тарнри ещё молода. Она ещё может заключить политически-верный брачный союз и родить себе правильного наследника.       Тир неприязненно поморщился, но промолчал.       — Как я понимаю, это уже решённый вопрос? — продолжил Аркт.       — Да, Маннорат обязался увезти девочку как можно дальше от столицы и найти для неё любящую семью, — подтвердил Творец и вздохнул. — Для Тарнри это настоящая трагедия. Мне жаль её. Она потеряла того, кого любила всем сердцем, а теперь у неё отнимают единственное, что напоминало ей об их любви, было её материальным воплощением. Но королева — сильная женщина. Тарнри готова пойти на эту жертву, если она позволит её дочери жить спокойной и безопасной жизнью.       Страдания Тарнри, между тем, ни капли не интересовали Аркта.       — Эта мера защитит дитя лишь от косых взглядов, но не от Зораса, — сказал архисерафим. — Если он захочет, то найдёт девчонку, где бы она ни была. Расстояние не имеет значения… Если только вы не собираетесь отдать её в какую-нибудь семью звёздников-исследователей, и они перекинут её на свою научную базу в другом мире.       — Прекрати так глупо шутить! — ощетинился Тир. Даже невооружённым глазом было видно, что судьба дитя Зораса беспокоит его не меньше, чем Тарнри. Дурак, продолжишь в том же духе, и однажды твоё сердце не выдержит — осыплется пеплом, и тень твоей всеобъемлющей любви развеется в воздухе, оставив после себя лишь звенящую холодную пустоту. — Тебе ли не знать, что на самом деле звёздники-исследователи не менее нетерпимы к чужакам, чем Чтящие?       — Ну-ну, — позволив себе короткий смешок, протянул Аркт. — Я всего лишь хочу узнать, что вы надумали по этому вопросу, раз предложение о зачарованной безделице для принцессы ты отверг. Я услышал порождение ума нашей смекалистой жрицы. Не ошибусь ли я, предположив, что имя Салдрина ты озвучил не просто так?       — Не ошибёшься, — проворчал Творец и осушил остатки вина в своём бокале одним глотком. — Он предложил… интересную идею. Интересную, но жестокую.       — О?       — Он побоялся отвлекать тебя от экспериментов и обратился к мастеру Заорею. Ему было необходимо, чтобы именно ирдорец подтвердил правдивость данных об одной технике, которую использовали в вашем мире. Салдрин нашёл упоминание о ней и крайне заинтересовался. Речь идёт об…       — Нет, — резко оборвал его Аркт. Он уже понял, о какой технике идёт речь.       -… об Узле, — растерянно закончил Тир.       — Нет, — повторил Аркт. Настал его черёд вставать с кресла и отходить к дверям на террасу.       Свободная от бокала рука Творца дрогнула, словно он хотел остановить архисерафима, ухватившись за край его чёрной мантии, но в последний момент передумал.       — Нет? Но… почему? То есть я вполне понимаю почему, но…       — Не понимаешь, — блёкло усмехнулся Аркт. Откуда-то из глубины сада заорали чёртовы павлины, и он прижал пальцы к прострелившему болью виску. — Ты никогда не видел, на что похожи маги, отлучённые от Связи с Морем Вероятностей. И явно не задумывался, какой у них конец.       Порой ему казалось, что одной из главных бед любого ирдорца была его феноменальная память. Эмоции и некоторые детали, конечно, могли стереться из его многотысячелетнего сознания, но яркие моменты навсегда врезались в подкорку мозга. Хорошо, если это были светлые воспоминания. Однако судьба с такими существами, как глава Бездонников, по обыкновению, была сурова. Большинство своих воспоминаний Аркту хотелось бы забыть. Или хотя бы сделать так, чтобы они казались более размытыми.       Сколько ему было, когда он увидел исполнение приговора тому врагу Ирдора? Тогда Бездонниками руководил наставник Аркта, Алларос, и именно он в своё время создал эту проклятую технику, Узел. Она применялась в случае, когда смертный приговор считался расточительством — когда от живого преступника было больше толка, чем от мёртвого, однако творить магию ему уже было не дозволено. Для любого ирдорца это наказание было хуже смерти. Многие из них пытались покончить жизнь самоубийством, не дожидаясь, когда их разум окончательно ослабнет, а тело исчахнет, но их камеры неустанно караулили тюремщики. Алларос никогда не гордился своим изобретением и проклинал день, когда рассказал о нём Многоликой Миори, и та мгновенно ввела его в обиход.       В тот день Алларос строго-настрого запретил своему ученику покидать отведённые ему комнаты. Но Аркт уже тогда не слушал никого. Он чувствовал некую тайну, скрытую за наказом наставника, и желал обличить её. Поэтому он помнил: коленопреклонного, закованного в цепи врага Ирдора, пальцы Аллароса на его лбу, сизую вспышку света. Помнил хриплый вскрик узника, исполненный такой болью, будто весь его мир разлетелся на жалящие осколки. Помнил, как он завалился на бок, как его лицо покрылось морщинами, как поседели его волосы. Как тускл и безжизнен стал его взгляд, как из его глаз полились кровавые слёзы, мешаясь с кровью из носа, рта и ушей. Аркт, перепуганный донельзя, бежал от этого зрелища, путаясь в полах своей мантии, но от воспоминаний убежать так и не смог. Возглавив Бездонников, он был… рад, что у него хватило ума не передать знания об Узле в распоряжение Азаторона. Несмотря на мнение многих, даже у Аркта были свои табу — то, что он считал непозволительным и мерзким.       Хотя… именно Узел лёг в основу разрабатываемой ловушки для Императора Всех Миров. Но Азаторон всегда был исключением из правил.       «Да, скрыть правду об Узле от этого существа мне ума хватило, но уничтожить все записи о нём — нет, — со злобой подумал Аркт. — Я сохранил их в архивах Инодана, в самом укромном месте. Как этот мальчишка Салдрин смог найти их среди стольких фолиантов и свитков? Чёртов малец».       — Погоди, — встревоженно проговорил Тир, становясь рядом с архисерафимом. — Ты ведь не дал мне ничего объяснить. Выслушай меня.       — Это приказ? — бесцветным голосом спросил Аркт.       — Я… — Тир на мгновение запнулся. — Да, это приказ. Прости.       — Правитель не извиняется за приказы, Творец.       — Значит, я неправильный правитель. Послушай же! Мастер Заорей был, точно как и ты, резок. Он запретил Салдрину даже думать о подобном. Сказал, что это не только безнравственно, но и опасно — особенно из-за того, что Море Вероятностей Вина отличается от Моря Вероятностей Ирдора, где и была разработана эта техника.       Аркт выдавил из себя ехидную ухмылку. Действительно: кому как не Заорею Алларос мог доверить тревоги о своём величайшем творении и — величайшем преступлении против всякого живого существа?       — Однако Салдрин думает, что сможет усовершенствовать Узел, — продолжил Тир, заглядывая в лицо архисерафима. — Мастер Заорей нехотя выслушал его идею и попросил время на размышления. После он признал, что задумка Салдрина может сработать.       Ах ты, старый хитрый лис! Правильно всё же говорили: за ослепительным блеском в душах Оракулов скрывалось куда больше гнили, чем в Бездонниках, культивировавших Тёмную тайну, Разрушение и Хаос.       И всё же: что увидел Заорей в Нитях Судьбы дитя Зораса, раз согласился на усовершенствование Узла? Последний Оракул — последний глава Оракулов, — он до сих пор мог заглядывать в будущее, что пряталось в завихрениях Моря Вероятностей. Невозможно представить, чтобы он не исследовал судьбу этого злосчастного ребёнка.       — Только я знаю особенности этой техники, — медленно проговорил Аркт, — в руках же Заорея и Салдрина — лишь теория. Если я не соглашусь поделиться практическим аспектом, они не смогут правильно и чихнуть в сторону Узла.       — И ты не намерен делать это? — нахмурился Тир.       — Верно. Не намерен.       — Но послушай! Наследница ещё дитя. Если мы заложим усовершенствованный Узел на её Связь с Морем Вероятностей сейчас, она вырастет не зная страданий. Она вырастет обычной девочкой — как и многие другие дети с неразвитой Связью в этом мире. И она никогда не будет найдена Зорасом, никогда не испытает на себе его злого влияния!       — С неразвитой Связью? Узел предполагает…       — Я знаю, что он предполагает, но Салдрин почти уверен, что сможет ослабить его влияние. Но он не хочет приступать к практике за твоей спиной. Он просит тебя об аудиенции и не будет делать что-либо, если не получит твоего одобрения.        — Считай, что он уже получил мой отказ. Это безрассудство, Тир. Прежде чем накладывать Узел на наследницу, следует найти кого-то, на ком может быть проверен способ Салдрина. И этот кто-то должен быть хотя бы одного возраста с ней. Возможно, этот кто-то будет не в единственном числе. Я не пророню ни единой слезы, но ты… Ты ведь так сердечен, друг мой. Способен ли ты обречь детей на эту участь? Ведь действие Узла необратимо. А что случится, если мы сразу же возьмёмся за любимое дитя Тарнри? Как она отреагирует, если узнает, что служители Рождённых Светом искалечили её дочь или вовсе убили? Ты рискуешь потерять признательность королевы Мьяр Араната. Крепость твоего божественного статуса вновь пошатнётся, если после этого ты не решишься убрать всех свидетелей твоего провала. Раньше ты противился подобному. А сейчас?       Тир побледнел.       — Ты говоришь о?..       — Да, именно об этом я и говорю.       Долгое время Творец молчал, стоя с Арктом плечом к плечу. За их спинами тихо, переливчато звенела миниатюра планетарной системы Вина, отмеряя очередной оборот небесных тел вокруг Солнца. Когда же верховный Бог наконец заговорил, в его синих глазах поселилась тоскливая решительность.       — Встреться с Салдрином и обсуди с ним детали. Если его суждения ошибочны, мы откажемся от этого варианта и обратимся к зачарованию. Если же его идея выполнима, то мы должны рискнуть. В конце концов, на кону спокойная жизнь не только одной девочки, но и всего мира. Я не хочу отдавать в руки Зораса ни один из возможных козырей.       Аркт не стал отвечать Творцу, лишь пожал плечами. В конце концов, он может исполнить волю Тира и одновременно остаться при своём — никто не сможет доказать, что он солгал Рождённому Светом.       В конце концов, проще всего было просто и тихо убить эту девчонку — уже после того, как её отнимут от матери. И этот вариант не стоило сбрасывать со счетов. Как и рассказывать о нём Тиру.       А если же девочка выживет… Если в самой дикой из вероятностей Салдрин придумал действительно стоящую вещь… Тогда уж стоит и подумать, как использовать наследницу-бастарда во благо Мьяр Араната и Инодана, до последнего не привлекая к ней внимание.       Аура тишины, исходящая от Творца, сделалась совсем тяжёлой. Аркт в недоумении покосился на него.       — Я согласился на ваш идиотский план, так чем ты всё ещё недоволен?       Тир вздрогнул и неловко рассмеялся, прикрывая лицо рукой.       Вот оно — начало его излюбленного «Не бери в голову».       Однако несносный мальчишка всё же смог удивить архисерафима, в противовес своей привычке вдруг ответив:       — Подобные решения не приносят мне удовольствия, Аркт. Пока я ждал твоего появления, столько раз обдумал всё, о чём мы говорили сегодня, — ты бы только знал! Всю жизнь дитя Тарнри проведёт в неведении о своей истинной природе. Правильно ли это на самом деле? Станет ли эта тайна спасительной или разрушительной в своём итоге? А любая другая? А что касается правды? Когда лучше быть честным, а когда — пустить пыль в глаза?       Встряхнувшись, словно ото сна, Тир вышел из тени дверей на террасу и, зажмурившись, подставил лицо солнцу.       — Мы скрыли правду об Азатороне. Я действительно верю, что это было правильным решением, но — посмотри, к чему это привело! Быть может, если бы аэтерна знали о его заточении, то никогда не позволили Чтящим поднять головы?       — Или же к месту его заточения выстроилась бы очередь, и Зорас даже не был бы в ней первым, — возразил Аркт, но Тир будто не слышал его.       — Я никогда не скрывал, что родился среди смертных, не считаю зазорным спускаться на их земли и помогать им. Так же и Мальфас. Однако Ирланда полагает, что в этом наша главная ошибка. История о том, что Боги рождаются среди простого народа, лишь с виду красива, но чаще всего приносит проблемы. Так она говорит, и бывают моменты, когда я склонен верить ей.       — Кажется, эти полгода ты провёл весьма плодотворно, — фыркнул Аркт. Они вновь вернулись к тому, с чего начали. К философии. — Я-то наивно полагал, что ты по уши в делах, Тир. Однако ты явно находил много свободного времени, чтобы проникнуться бесконечной рефлексией.       Тир опустил голову и не мигая уставился на архисерафима. В черноте его зрачков мелькнуло что-то холодное и совершенно незнакомое.       — Я ненавижу тайны, — наконец по слогам произнёс Творец. — Мир был бы счастливее, будь все те, кто населяет его, хоть чуточку честнее.       — Такого мира попросту не может существовать, — отмахнулся Аркт, но им уже овладело злое веселье. — А если ты хочешь поспорить с этой аксиомой, то для начала скажи: к чему ты ведёшь?       Тир никогда и ничего не говорил просто так.       Закусив губу, Тир в два шага оказался рядом со своим архисерафимом. И, помявшись немного, положил прохладную ладонь на его плечо.       — Иногда мне кажется, что ты — единственный, кому я могу доверять, — сказал он, проникновенно заглядывая Аркту в глаза. — Могу ли я надеяться, что когда-нибудь хотя бы между нами не будет никаких тайн?       Моргнув раз, другой, Аркт не выдержал и громко расхохотался.       Он так и знал!       Но также он знал, что в этом противостоянии Творцу никогда не выиграть. Пора доставать туз из рукава, пусть он и побыл там совсем недолго.       — Так ты хочешь, чтобы я был честен с тобой?       Пальцы Тира на его плече сжались против воли.       — Неужели я так смешон в этом своём желании?       — О нет, вовсе нет! Отличное желание, вот только выполняться оно должно обоюдно, друг мой.       Тонкие брови Творца сомкнулись на переносице.       — Признаться, я не совсем понимаю…       — Я объясню, — пообещал Аркт, отнимая руку Тира от своего плеча, но не выпуская из цепкой хватки его запястье. — Сегодня ты рассказал мне столь многое, и я не задавал вопросов. Однако теперь ты растревожил моё любопытство. Венд поведала мне об одной твоей тайной встрече на новых землях Мальфаса. Не с Лиандрой. До этого ты зачастую куда-то исчезал, и наша бравая воительница никак не могла уследить за тобой. А потом в одну из ночей ушёл из лагеря, встретился у леса с неким невысоким стариком с бакенбардами, и вы телепортировали вместе в неизвестном направлении. Именно после этой встречи, ты стал хмур, невесел, задумался о смысле жизни, о тайнах и правде. Что это был за старик? И что он сказал тебе? Венд никогда не видела его ни среди магов, ни среди разведчиков — ни до, ни после той ночи.       — С каких пор Венд знает всех наших людей? — упрямо вскинул подбородок Тир. Он не отвернулся, ни один мускул не дрогнул на его лице, но Аркт почувствовал, как ускорился пульс Творца под его пальцами. — И с каких пор ей хватает времени следить не только за мной, но и за всеми ними?       Архисерафим ответил ему выжидающим молчанием. Несколько мгновений они испытывали терпение друг друга, меряясь угрюмыми взглядами. Первым, как и обычно, сдался Тир.       — Здесь нет никакой тайны, Аркт, — сказал он, склонив голову набок. — Старика зовут Гейджус, и, что бы ни говорила Венд, он находится на этой земле вместе с нашими людьми. В ту ночь мы отправились к Живым храмам пирийцев на севере, а всё потому, что Лиандра считает, что та территория по-прежнему плохо изведана и оттого опасна — нам пришлось скрыть наш поход от неё. Но то, что опасно для неё, не опасно для меня, поэтому я частенько отправлялся в некоторые интересные места в одиночку. Я ведь обещал тебе, что буду рассказывать обо всех своих находках, а что я найду на маленьком пятачке «оптимально изведанной» земли?       Аркт вновь рассмеялся.       — Ты лжёшь мне, Тир, — почти нежно протянул архисерафим.       В словах Творца скрывалась лишь толика правды, и она была столь ничтожна, что Аркт не мог распознать, где она начиналась и заканчивалась, не была ли она вовсе разбита на ещё меньшие фрагменты.       Разобижено вскинувшись, Тир попытался вырвать руку из пальцев Аркта, однако тот держал крепко.       — На самом деле это не страшно, — заверил его архисерафим. — У каждого из нас есть секреты друг от друга — от этого не избавиться, нашу природу не переделать. Нельзя всю жизнь вести дело с тайнами и не пропитаться ими, ненавидь ты их или обманывай себя в своей ненависти. Продолжай скрывать правду, если тебе так хочется, но, исходя из собственных мыслей, подумай: спасительная ли эта твоя тайна или разрушительная? И…       — Послушай, — едва ли не умоляюще начал Творец, но Аркт резко приблизился к нему, и он задохнулся, так и не закончив свою мысль.       То не было угрозой, однако и проявлением близости, о которой так мечтал Тир, не было тоже.       — И не проси меня о том, чего сам не можешь мне дать. Никогда.