Бездна Вероятностей

            Каждый человек за свою жизнь, короткую или не очень, сталкивается с бесчисленным количеством неловких ситуаций — это было правилом, не имеющим исключений. Рэйка примирилась с ним давно, но одно возмущало её до крайности: раз этих злосчастных неловких ситуаций так много, отчего же человек никак не может свыкнуться с чувствами, которые они несут за собой? Отчего каждая из них — десятая, сотая, пятисотая — ощущается как первая? Разве это справедливо?..       Очевидно, справедливости не существовало.       С той самой минуты, как в столовую Крысятника — их импровизированный зал совета — набились дюнновцы и прибывшие хранители, Рэйка не могла отделаться от мысли, что находится в каком-то дурацком сне. При виде Даль’Лотара, который скромно уселся с краю длинного стола и деловито сравнивал свои карты восточного берега с картами Скорпиона, и самого Аарона, с тихой завистью посматривавшего на всё то добро, что притащил с собой Фридо, ей хотелось ущипнуть себя за руку и проснуться. Несколько раз, украдкой, Сафран проворачивала этот трюк и — с потрясением понимала, что бодрствует.       Подчинённые Скорпиона — верхушка Крысятника — и хранители, которых привёл за собой Даль’Лотар, обступили стол со всех сторон и усиленно делали вид, что рады друг другу. Однако не проходило и минуты, как Аршай, которому было приказано держать свой «поганый рот» на замке и не отсвечивать, обменивался убийственными взглядами с двумя молодчиками в красных плащах. Тогда Даррен, предусмотрительно вставший рядом со звёздником и не спускавший с него глаз, толкал его в бок, и — крайне неловкое представление, где все играли в воссоединение давних друзей, продолжалось своим ходом.       — Если рассуждать логически, — сказал пожилой гладко выбритый хранитель, — у дорог к Дюнному не так много укромных мест, где неримцы могли бы устроить лагерь. Раз ваши люди столкнулись с одним из них где-то здесь, у закрытого аметистового прииска, и он двигался с северо-запада, — мужчина ткнул в точку на карте чуть выше Усыпальницы Душ, — то на ум мне приходит заброшенный постоялый двор чуть выше, за горой. Раньше он был последним привалом для наземных торговцев из Арка перед финишной прямой к Дюнному.       Перед началом совета Даррен и Рэйка успели перекинуться парой слов. Пыльномох рассказал, что вместе с Фридо на восточный берег прибыл его бывший заместитель — и именно он сейчас держал слово. Слушая его, Даль’Лотар одобрительно кивал.       — Припоминаю это местечко, — подхватил он, почёсывая подбородок. — Здание в два этажа в высоту и столько же в глубину. Большие конюшни в глубине двора. Неримцы могут запросто осесть там на весьма длительное время. И… Наверное, ты прав, Джошуа: именно его они и выбрали для своего лагеря.       — Но не слишком ли это очевидно? — спросила Гюнай, и Фридо — с непривычки — вздрогнул от того, как хрипло и надрывно звучал её голос. — Пусть Джулиан скопировал наши карты и передал врагу, но неримцы должны понимать, что это не отбило нам память о наших землях. Подумав хоть немного, мы сразу поймём, где их искать.       — А что это меняет? — миролюбиво фыркнул Фридо и сделал глоток кофе, который принёс собравшимся повар Тарброс. — Для них дюнновцы не страшнее своры собак. У них есть боевой опыт, доспехи, оружие, маги, в конце концов, а у вас — лишь острые зубы. К тому же, они ослабили вас, когда заманили так много наблюдателей в Логово. Преимущество на их стороне. Даже если вы решите наведаться к ним, то сделать что-либо против них вы будете не в состоянии.       — Умно ли с их стороны настолько принижать способности и шансы противника? — смурно усмехнулся Даррен.       — Ты и сам понимаешь, юноша, что как раз они смотрят на ситуацию трезво, — покачал головой Фридо, и дюнновцы недовольно зароптали. Лишь Аарон продолжал хранить молчание, буравя взглядом разложенные перед ним карты. — Ну-ну, возьмите себя в руки! Самоубийственные миссии нам ни к чему. Нас мало, и пусть у нас тоже есть маги, этого недостаточно.       — Вы предлагаете закрыть глаза на возможное окружение Дюнного? — тяжело посмотрел на него Скорпион.       — Эти ублюдки схватили наших менестрелей! — подал голос какой-то мужчина из толпы. — Тот неримец, который сдох, гнался за их конём. Мы не можем оставить их в руках врага!       Все тут же притихли, поглядывая на заговорившего едва ли не с сочувствием. Фридо же, некоторое время пожевав губами, словно решаясь на что-то, наконец вздохнул и тихо сказал:       — Мессир, я думаю, за вас говорят ваши эмоции. Поразмыслите немного: неужели неримцы оставят в живых тех, кто случайно столкнулся с ними? Боюсь, свидетели их присутствия на Эндерале им пока что не нужны…       — Вы не ответили на мой вопрос, — напомнил о себе Аарон. Менестрели, живые или мёртвые, явно волновали его меньше всего.       — Но я о нём не забыл, — успокаивающе улыбнулся Фридо. — Я не предлагаю закрывать глаза хоть на что-то. Я предлагаю начать нашу операцию с Драконьего Логова. Видите ли, оно находится в центре всех дорог, ведущих к Дюнному. Логичнее всего предположить, что именно оттуда координируются действия всех малых групп. Отбив лабораторию, мы наверняка придумаем, как обмануть противника с помощью их же людей.       — Но откуда в вас такая непоколебимая уверенность, что нам и правда удастся отбить Логово? — не стерпел Даррен, и Даль’Лотар лукаво прищурился.       — Скажем так: у нынешнего Дюнного есть свои секреты, а у меня свои, — ответил он, посмеиваясь в бороду. — Не переживайте, я здесь для того, чтобы помочь вам. Я крайне заинтересован в положительном результате нашего предприятия и для этого готов воспользоваться… некоторыми хитростями.       Рэйка покачала головой. Она уже поняла, что местные хранители во главе с Даль’Лотаром в свою бытность властителями Дюнного не особенно-то и следовали обожаемым Храмом Солнца правилам. Долг перед эндеральцами и Богами они выполняли по-своему, возможно, время от времени и вовсе забывая о нём. Неудивительно, что у Фридо были свои лазейки, и всё же… С учётом его уверенности в успехе штурма Логова очевиднее всего было предположить, что бывший главнокомандующий имел там своего человека и успел связаться с ним. То не был неримец, конечно же, но — тогда кто?       Занятно. Очень занятно.       И занятно то, что её вдруг заинтересовало хоть что-то касательно хранителей. Рэйка… не привыкла к такому. Пусть она и жила с ними бок о бок два года, пусть приняла Сигил, но так и не смогла посчитать себя одной из них. Да и не хотела. Сафран нравилась мысль, что работая с ними она может помогать людям и миру уцелеть. Ей нравились некоторые люди, что носили красные плащи. Однако если смотреть на весь так называемый Святой Орден целиком… Иногда Рэйке казалось, что даже в пропитом попрошайке из Подгорода осталось больше святого, чем в хранителях.       Чванливые, безразличные ко всему, кроме своих нужд, узколобые и бесполезные. Засевшие в своих белокаменных стенах и забывшие о мире за их пределами. Превратившие идею, с которой должен был бы существовать авангард Богов, в фарс. Отрицающие всякую опасность, пока она не ударит их по носу. Конечно же, за два года Рэйка не раз видела Фридо Даль’Лотара, но он ничем не выделялся из общей толпы, ничем ей не запомнился. Узнать, что в этой разжиревшей туше есть интеллект и даже тень благородства… Это было новым чувством для неё. Чем-то похожим на угрызения совести.       Быть может, она не менее узколоба, чем они?       Даль’Лотар не мог ослушаться приказа грандмастера — у него не было другого выбора, кроме как прибыть в Дюнное. И он должен был вести себя с местными жителями сдержанно, чтобы не усложнять и без того дерьмовую ситуацию. Так, к примеру, поступали двое молодых хранителей, которых он привёл за собой: они старались изо всех сил, чтобы не морщить носы в презрении к Крысятнику и всем тем беспутным, которые собрались в нём. Однако в самом Фридо похожего высокомерия не ощущалось. Он общался с дюнновцами как с равными, и это не казалось притворством.       И предложения, которые он и его бывший заместитель озвучивали, находили отклик в Рэйке. Не идти напролом, не жертвовать людьми понапрасну — вместо этого выждать, подумать и даже схитрить. Надежда на хороший исход для восточного берега всё ещё оставалась призрачной, но с таким подходом Сафран чувствовала себя куда увереннее, чем вчера, когда измучила себя воображением, чем закончатся планы Скорпиона и его людей.       Рэйке было жаль, что Аарон медлил и сразу же не согласился с Даль’Лотаром. И ей было жаль, что она не могла сейчас же найти Тараэля, чтобы рассказать ему о том, что, вполне возможно, ему не придётся рисковать собой в вылазке к лагерю неримцев. Сафран оставалось лишь маяться до того мига, когда люди, принимающее решение, наконец примут его и скажут ей, что делать дальше.       В какой-то момент она перестала вслушиваться в разговор за столом. Усталость брала своё — короткий сон не восстановил её силы достаточным образом, — да и никто не просил её об участии. Её взгляд блуждал по столовой, лишь на мгновение задержавшись на бледном лице Лиджама. Рэйка не понимала, зачем ученик магистра Йаэлы вернулся в Дюнное. Если он возомнил, что лишь одна решимость оказаться полезным в бою действительно поможет ему, то он сбрендил. Сафран очень хотелось сказать ему это. Но когда Лунокрыл заходил в столовую минуя её, он с такой старательностью смотрел исключительно перед собой, что во вспышке злобы и обиды она позабыла о своём желании. Наверное, зря…       И вдруг движение в глубоких тенях под одним из дальних длинных столов отвлекло Рэйку от всех её мыслей. Она даже оторвалась от стены, у которой стояла, и сделала шаг вперёд. Проморгалась.       Наваждение не ушло, и против воли Сафран почувствовала холодок, пробежавший от основания её шеи к пояснице.       Из темноты на всех собравшихся смотрел волк. Крупный, чёрный, он как будто был частью этой темноты, злобной и вдруг решившей посмеяться над людьми, обретя форму. Тускло сверкали его белесые глаза; в них не было ни намёка на зрачки, но в один момент Рэйка почувствовала, что взгляд твари направлен именно на неё. В этот же миг волк вывалил чёрный язык, сверкнув рядом острых клыков. Как будто в потехе над глупой магичкой. Что ты сделаешь, узнав, что я здесь, девчонка?       «Я брежу? — оторопело подумала Сафран, переведя взгляд на Кальперина. — Быть может, это его магический зверь? Или он тоже не чувствует его, как на самом деле и я?».       Любое претворение имело свой след в пространстве, и только по-настоящему сильный маг мог скрыть присутствие — как своё, так и своего фамильяра. Кальперин наверняка был весьма умел в колдовстве, но не настолько.       Даже Мара, гори она в аду, не достигла подобных высот.       — Эй! — шёпотом позвал Рэйку стоявший неподалёку Оллин. — Ты чего?       Прежде чем ответить, Сафран вновь посмотрела под дальний стол. Волк был на месте и даже заинтересованно склонил голову набок, глядя ей в глаза. «Да ты издеваешься!».       — Скажи-ка, — Рэйка передвинулась к рыжеволосому аэтерна и кивнула в нужном направлении, — ты видишь тварь под столом?       Рука Оллина моментально легла на рукоять кинжала, приклепённого к его широкому поясу. Чуть пригнувшись, дюнновец послушно вгляделся в тени.       — Э-э-э… Что за шутки? — через несколько мгновений прошипел он. — Я не вижу никакой твари.       Сердце Рэйки с силой ударилось о рёбра. Ошарашенная, она уставилась на аэтерна во все глаза.       — Не видишь? — переспросила Сафран и тут же поняла, что совершила роковую ошибку, отведя взгляд от волка. Теперь ей было страшно — по-настоящему страшно — узнать правду. — Ты уверен?       — Ну… да, — нахмурился Оллин и посмотрел на магичку в ответ. — Может, это какие-то ваши колдовские штучки? Ну, те, которые обычный человек не увидит? Я волшбой не владею, только острыми ушами, знаешь ли.       Ощущая, как пересыхает у неё в горле, Рэйка тяжело сглотнула. Не помогло. Ей хотелось оглянуться на волка, но шею словно заклинило.       «Да чего это я в самом деле? — разозлилась на себя Сафран. — Как будто и я волшбой не владею. Да я!..». Едва ли не с хрустом она повернула голову обратно к дальнему столу и — увидела лишь тени, мирно сгустившиеся под ним. Волк исчез.       А может, его никогда и не было.       Нервный визгливый смешок сорвался с губ Рэйки, и Оллин, всё верно истолковав, сочувственно похлопал её по плечу.       — Бывает. Нет, правда, бывает! — тихо сказал он. — Тебе бы просто отдохнуть и выспаться, мадам. Такая херня происходит, вот ты и…       Разъярённо зашипев, Сафран сбросила его руку и с силой потёрла глаза. Возможно, чёртов аэтерна был прав, и усталость помутила её рассудок, но…       Но такой херни с ней раньше никогда не происходило.       ***       — Ёбаные бляди! — с чувством выдал лысый дылда, рухнув на стул. Потёр лоб с уже ставшей привычной Баизаку меткой и приспустил маску, закрывавшую нижнюю часть лица. Пошкрёб тёмно-русую щетину и добавил: — Если бы я только знал, как трудно будет выследить их в этих заброшенных штольнях… На кой хер я туда сам полез?..       — Хотел выслужиться перед Отцом, — невозмутимо ответила ему женщина, которую Адалаис запомнил как сестру Зависть. Ни на секунду не отвлекаясь от записей в толстой книге учёта, она хмыкнула: — А ведь я предупреждала тебя, не так ли?       Недовольно покосившись на неё, ралаим вытянул усталые ноги и сполз по спинке стула. Он был худым, но несмотря на это в нём чувствовалась сила и ловкость. Во взгляде его льдисто-голубых глаз застыло смирение пополам с упрямством.       — Так или иначе, мы отловили почти всю шваль. Продовольствие-то они пиздили и наверняка жрали его за обе щеки, но ума и сноровки им это не прибавило. Отец будет доволен, в том числе и мной.       — Доволен? — насмешливо повторила сестра Зависть, наконец поднимая зелёные глаза от своих записей. — Отец не может быть доволен чем-то, где есть слово «почти».       — Дело осталось за малым! — заспорил ралаим. — Все они живы. Допросим их как следует, и они выложат нам и имя своего главаря, и местоположение их главной базы. Будут петь как миленькие.       — Вот когда запоют, тогда и будешь гордиться собой, — отрезала собеседница и захлопнула книгу.       — Сначала доложу Отцу о результатах, — покачал головой мужчина, выпрямляясь на стуле. — Думаю, я… Эй, а это ещё кто?!       Баизак мысленно выругался. Он стоял в коридоре у маленькой круглой комнаты, в которой беседовали ралаимы, и старался быть незаметным. Однако в одном положении Адалаис провёл слишком долго, и его поясница затекла. Он всего лишь хотел устроиться поудобнее, но его повело в сторону, и он едва не вывалился в стенной проём — дверей в комнате не было.       — Не кипишуй, — осадила ралаима сестра Зависть, мазнув по Баизаку равнодушным взглядом. — Это гость Отца.       — Гость? — удивился тот, а затем нахмурился. — Что же этот гость прячется в тенях и подслушивает чужие разговоры?       — Это получилось непреднамеренно! — подал голос Баизак. — Я стоял здесь и до тебя. Виноват ли я в том, что ходить мне куда-либо ещё запретили, а стула не предложили?       — Чепуха, — отбила сестра Зависть. — Я предлагала тебе стул рядом со мной. Виновата ли я в том, что ты отказался? В любом случае, — вновь обратилась она к ралаиму, продолжавшему с подозрением смотреть на Баизака, — с аудиенцией у Отца тебе придётся подождать. Гость у нас не один — второй сейчас как раз в кабинете Отца. Меня известили, что беспокоить их ни в коем случае нельзя.       — Ну ничего себе! — присвистнул ралаим, немного расслабившись. — Должно быть, к Отцу пожаловала какая-то важная шишка. А этот у него на побегушках, раз его оставили за дверью? — с лёгкой издёвкой спросил он.       — Не прошёл отбор по возрасту, — буркнул Баизак, и мужчина, вдруг оценив шутку, коротко хохотнул.       — Ну и ладно! — заявил он, вставая со стула и разминая плечи, затянутые в чёрный доспех. — Раз такое дело, я, пожалуй, пойду пожру. Или посплю. Пришли ко мне кого-нибудь, когда Отец освободится, лады?       — Всенепременно, добрый мессир, — фыркнула сестра Зависть. — Как прикажете.       Махнув на прощание рукой, ралаим двинулся в сторону подвесного моста, соединившего две башни Храма Ралаты. На зависть Баизака, по мосту мужчина прошёл даже не дрогнув — оно и понятно, учитывая, насколько знаком ему был этот путь. Сам Адалаис, зазевавшись, полчаса тому назад едва не навернулся вниз, навстречу острым камням, по которым шумел подземный Ларксас.       «Скучно, — резюмировал он, когда ралаим скрылся из виду, а сестра Зависть вплотную занялась какими-то картами, игнорируя весь мир вокруг неё. — И стоит сказать, что я ещё никогда не чувствовал себя настолько чужим на чьём-то празднике жизни».       «Полагаю, каждый посторонний, кто окажется в логове Ралаты, будет чувствовать себя так», — отозвался Наратзул. Стоило им очутиться здесь, как Арантэаль приободрился. Как Баизакау, так и Наратзулу всё здесь было ново — даже физическая смерть не лишила его любопытства ко всему неизведанному. Когда Адалаису приказали не шастать по штабу неприкаянной тенью, Наратзул возмутился куда больше него. «Поразительная смесь культа, преступной организации и ячейки власти Подгорода… Ты не настолько колоритен и экзальтирован, чтобы сойти здесь за своего».       «Я не настолько лыс и татуирован».       «И слишком привязан к материальным благам и своей бренной оболочке… Хотя ты сам слышал в Чумнике: оказалось, новый Отец не питает таких уж нежных чувств к правилам, которые установил его предшественник. Куда больше он заинтересован в перекройке Ралаты на свой собственный лад».       «Не думаю, что для нас это так уж важно», — вздохнул Баизак. Его взгляд вновь упал на просторную комнату напротив, в которую из коридора вели две широкие арки. Она была абсолютно пуста — за исключением каменного идола непостижимой Адалаису природы в центре дальней стены да жаровни рядом с ним, полыхающей фиолетовым колдовским огнём. Возможно, этот зал использовался в качестве молельни, а возможно — для общего сбора, когда того требовали обстоятельства. В любом случае атмосфера в нём царила соответствующая — при условии, что находился он в сердце штаба культа, чьё учение было чуждо всем основам Цивилизованного мира. «Хотя если этот Отец принимает предложения со стороны, я готов намекнуть ему, что их штабу не помешало бы побольше света».       «Ты ничего не понимаешь в антураже, друг мой».       «Куда мне?.. Ладно, это всё пустое. Я хотел спросить тебя кое о чём и думаю, сейчас самое подходящее время».       Ответом Баизаку послужило выжидательное молчание, и Адалаис обрадованно кивнул. Ему повезло, что Наратзул изнывал от скуки не меньше него и был не прочь занять себя хотя бы разговорами.       «Этот помощник Аркта, о котором вы упоминали. Глерболлор. Кто он такой?».       Баизак знал об Аркте и Наратзуле слишком мало. Их прошлое простиралось перед ним бескрайним полем, укрытым плотной завесой тумана. Арантэаль не любил говорить о годах, предшествующих его становлению лидером восстания, а Аркт не любил разговаривать в принципе — лишь по делу и о деле. Однако Адалаиса не устраивало это — не могло устроить. Во всём мире для него не было людей ближе этих двух, как бы парадоксально и удручающе это ни звучало. Как только ему удавалось узнать хоть что-то, он был готов вцепиться в информацию клещами, а после — аккуратно, вдумчиво тянуть.       «Его зовут Цилин, — помедлив, неохотно ответил Наратзул. — Он был капитаном подразделения Аркта в Инодане, но самое важное, что тебе следует знать — он его ученик. Настоящий ученик: всё, что умеет Аркт, умеет и Глерболлор, пусть и в меньшей степени. Со стороны эту степень очень легко не заметить».       «Настоящий? Но ты сам говорил, что Аркт учил многих».       «Есть разница. Серафимы под его началом проходили определённую подготовку. Он лично отбирал тех, кто будет служить ему. Глерболлоры находились в его подчинении поколениями, и он пользовался их абсолютной поддержкой. Однако Цилин не просто очередной выходец из этого рода. Насколько мне известно, Аркт воспитывал его с… очень ранних лет».       «Как… отец?», — озадаченно уточнил Баизак.       «Во имя Солнца, ты можешь представить его в роли отца? — язвительно фыркнул Наратзул, вторя неозвученным мыслям Адалаиса. — Будь я его ребёнком, я бы покончил с собой ещё в колыбели. Но… грубо говоря, именно отцом для Цилина он и стал. Я не знаю, что приключилось с Глерболлорами в ту пору, когда Аркт забрал Цилина из лона семьи. Ходили слухи, что все они погибли, а Цилин уцелел лишь чудом или по чьей-то прихоти. Но вряд ли Аркт принялся выхаживать мальца из сочувствия — сочувствия в этом ублюдке ещё меньше, чем родительского начала. Должно было быть что-то ещё, что привлекло его в Цилине, но что именно — мне разузнать не удалось, хоть в одно время я и пытался добыть пусть и крупицы правды».       «Думаю, эта загадка останется покрытой мраком, — пожал плечами Баизак. Он покривил бы душой, сказав, что не почувствовал интерес, но долгие годы жизни бок о бок с такими таинственными личностями как Мерзул или Каллисто, Наратзул или Аркт научили его, что не все их секреты раскроются перед ним, словно цветочный бутон по утру. — Что ж… Настоящий ученик Аркта, да? Звучит душераздирающе. Но раз он был ещё и капитаном иноданского подразделения Аркта, то ты, получается, однажды был в его подчинении?».       «Был, — не стал отрицать Наратзул, и его голос зазвучал ещё мрачнее. — Цилин… во многом помог мне. Возможно, ты удивишься, но я испытываю к нему огромное уважение. Наши пути разошлись самым что ни на есть неприятным образом, но я всегда останусь благодарен ему. Думаю… Думаю, если вы однажды встретитесь, он понравится тебе… Не подумай, он — тот ещё ублюдок, но даже взросление под крылом Аркта и использование тёмной магии на протяжении века не избавили его от человечности».       «На протяжении века? — поражённо присвистнул Баизак. — Я подумал, он на десяток лет старше тебя — не больше. Он аэтерна?».       «Он человек. Но когда мы впервые встретились, ему уже было более семидесяти лет, хоть внешне он и оставался молод. Поверь, тебе не захочется узнать, каким способом он обманывает старость и смерть».       «Ты и сам не знаешь, верно?» — необидно поддел Баизак, заставив Наратзула усмехнуться.       «Имею догадки, но буду рад ошибаться», — ответил он и замолчал.       Лимит разговоров о прошлом на сегодняшний день был явно исчерпан.       ***       Болдрик плыл по мутным водам реки памяти. Его ноги то и дело облепляли водоросли и тянули его на самое дно. Крепкощит вырывался изо всех сил, но раз за разом попадал в новую ловушку и захлёбывался в воспоминаниях. В воспоминаниях болезненных и постыдных, обличающих его в глупости и наивности. В воспоминаниях, которые он стремился забыть.       Иногда Болдрик возвращался в реальность. Пытался открыть глаза, пошевелить конечностями, но явь оказывалась к нему не менее жестока. Прежде чем неримцы бросили его в клетушку в подвале Логова, тот страшный татуированный человек вколол ему какую-то дрянь. Не прошло и нескольких мгновений, как всё его тело парализовало, зрение утратило чёткость, а затем — сознание предательски покинуло его. С тех пор мало что изменилось: возможно, потому, что та дрянь оказалась невероятно сильной, или потому, что, пока Болдрик лежал без сознания, татуированный человек приходил к нему вновь.       Ресницы наместника Дюнного облепила успевшая подсохнуть слизь. Из-за этого обзор его был крайне скуден. Болдрик видел лишь холодный каменный пол, отблески горящих на стенах факелов, сапоги неримцев и продавшихся им разбойников Добростража, снующих где-то неподалёку. Он слышал их смех, но когда пытался вслушаться в их разговоры, его начинало мутить. Голову вело, и всё, что оставалось Болдрику, это закрыть глаза.       Закрыть глаза и — вновь окунуться в реку памяти.       …Сжать в ладонях слабую руку жены. Заглянуть в её потухающие глаза, сцеловать слёзы с её пышущих болезненным жаром щёк. «Рик, мне так жаль… Я не должна, но я не могу, больше не могу… Ты ведь позаботишься о наших детях, правда? Знаю, что позаботишься. Столько раз я ворчала на тебя, но… Я не встречала на этом проклятом свете никого лучше тебя. Ты справишься».       …Увидеть Номусу, эту старую скараггскую ведьму. Услышать её издевательское хихиканье, тихое бренчание костяных подвесок на её посохе. «Наместник Крепкощит, ты славишься своим благочестием. Все знают, как верен ты Путям, несмотря на то, что Мальфас оставил тебя и твоих людей. Но многие ли знают, что за твой богоугодный облик должен расплачиваться твой сын? Каково тебе живётся, зная, что твоё душевное спокойствие зиждется на его падении в Бездну?».       …Оказаться в своём кабинете в компании старины Пыльномоха. «Рик, ты отличный капитан и добрый друг, но… Можешь обижаться, но я обязан это сказать. Когда дело касается семьи, ты ведёшь себя как идиот. Всегда найдётся кто-то, кто будет манипулировать тобой. Сначала это была твоя дура-сестрица, а теперь — Джулиан. Не смотри на меня так, в глубине души ты и сам знаешь правду! Прекрати жалеть его почём зря. Прекрати целовать его в жопу. Сделай с ним и его детскими обидами хоть что-нибудь, иначе однажды он накличет на вас с Аароном беду».       …Узнать лицо Джулиана среди неримцев в Драконьем Логове. Лицо сына — живого, без единой царапины, которую мог бы оставить за собой бой с захватчиками. Медленно, но верно осознать глубину его предательства. «Прости, отец… Однажды ты поймёшь, что я поступаю правильно. Не бойся, они и пальцем тебя не тронут — я попросил за тебя».       Болдрику казалось, что большей боли уже познать нельзя.       Очередное пробуждение оказалось… нетривиальным. Ещё не успев хоть немного прийти в себя, Крепкощит почувствовал шершавый язык, вылизывающий его веки. «Собака? Но откуда здесь взяться собаке?» — удивился Болдрик. Ни во время своего пленения, ни после он не видел и не слышал четвероногих спутников неримцев или разбойников. Животные не могут быть столь тихи и незаметны, верно?       Впрочем, занимало наместника Дюнного другое — язык был абсолютно сухим. Вместо слюны он чувствовал нечто странное — и это нечто как будто проникало в каждую его пору, покалывало под кожей сотней маленьких игл.       И дыхание… Его не было.       Наконец, полностью осознав происходящее, Болдрик переполошённо вскинулся — от испуга он позабыл, что совсем недавно не мог пошевелить и пальцем. Однако — мощная лапа тут же прижала его к земле, а на его бок навалилась тяжёлая туша. «О Мальфас!..».       Ещё несколько секунд Крепкощит моргал слепыми глазами, чувствуя, как его сердце колотится в горле. Однако, пусть и медленно, зрение вернулось к нему, и первым, что он увидел прямо перед своим носом, была даже не собачья — волчья морда.       И пусть бы это был просто волк, но нет. Он был абсолютно чёрным и намного крупнее обычной особи. Он смотрел на Болдрика слабо мерцающими, белесыми глазами, а от его шерсти исходил тёмный дым, смешиваясь с укрывшими клетушку тенями. Собственно, этот волк и сам походил на тень — тень, обрётшую форму и вес.        «О Мальфас, услышь же зов мой!..». Крик рвался из груди Крепкощита, но — не находил выхода, застревая где-то в глотке.       Болдрик был уверен, что эта колдовская тварь вот-вот распахнёт свою пасть и вцепится острыми клыками в его лицо. Однако мгновение сменяло мгновение, а волк продолжал лишь смотреть на него немигающим взглядом и удерживать его прижатым к полу.       Взрыв хохота вырвал Крепкощита из оцепенения — наконец он заново обрёл слух. Опасаясь делать какие-либо резкие движения, Болдрик скосил глаза в сторону какофонии звуков и увидел толпу неримцев и разбойников, сгрудившихся у деревянного стола, который они притащили в подвал откуда-то с верхних этажей. Настроение у захватчиков и предателей было самое что ни на есть приподнятое и — хмельное. Алкоголь лился рекой, а сами ублюдки играли в «Битву за Треомар».       «Неужели… Неужели это они запустили ко мне этого монстра? — в ужасе подумал Болдрик. — Сначала выпивка и игрища, а гвоздём увеселительной программы станет пожирание колдовской тварью старого эндеральца-неудачника? Но Джулиан обещал…». Мысль о младшем сыне прорезала всё его сознание, всё его тело нестерпимой болью, и Крепкощит поспешно одёрнул себя.       В конце концов, мало ли какие обещания неримцы давали его глупому Джулу? Нет такого обещания, какое негодяи не могли бы нарушить.       — …Как же я устал от этого безделья, парни! — пьяно икая, говорил один из захватчиков, рыжий конопатый детина. Его грубый неримский акцент резал слух. — Сколько мы будем сидеть в этой дыре? Больше всего я ненавижу вот такие промедления!       — Согласен! — воскликнул другой, со всклокоченными чёрными волосами. В ряду его передних зубов зияла красноречивая дыра, а левую щёку украшали царапины — как будто от чьих-то ногтей. — Я скоро от скуки лопну. Ну порезали мы этих выблядков, пёхнули пару-тройку баб — что за веселье? Да и ещё сучка одна так вопила, так брыкалась! Морду мне подрала своими клешнями, а?! И всё Мальфаса своего дохлого звала — да так, что у меня чуть не упал! Не угомонилась, пока я ей по зубам не врезал. Ненавижу таких громких девок.       В глазах Болдрика вновь потемнело, но уже от ярости. Он истово верил, верил до сих пор, что большинство неримцев, которых новый правитель Нерима пригнал на Эндерал во имя «священной войны с ложным порядком», — хорошие люди. Хорошие люди, которые были обмануты, одурманены сладкими речами о лучшем светлом будущем, свободном от тирании Рождённых Светом и Святого Ордена. Однако, судя по всему, в Логове таковых или не было, или оказалось меньшинство.       «Бедные работницы лабораторий… Бедные наблюдательницы, которых я сюда привёл… А парни?.. Старый безмозглый дурак! Простите меня. Ох, простите меня! Ох, Мальфас, помоги!..». Болдрик зажмурился, чувствуя, как под веками закипают слёзы.       И вдруг он вновь ощутил шершавый язык у себя на лице. Волк словно… успокаивал его. Но ведь такого не может быть, правда? Колдовское отродье, созданное лишь для убийств, не способно к сочувствию. Да и будь он обычным зверем — разве животное может понять эмоции и боль человека?       — А я больше всего ненавижу всех этих тупорылых святош! — взревел третий лысый неримец, громко стукнув кружкой по столу и расплескав на себя и своих товарищей пиво. Те возмущённо загалдели, но мужик, окрылённый своим запалом, не обратил на них никакого внимания. — Сидят на своём Эндерале и не ведают, чем живёт мир! Поклоняются своему божку и верить не хотят, что Семерым давным-давно пришёл конец!       — Да в Сердцеземье об этом, поди, и не знают! — хохотнул один из разбойников. — Орден быстрее удавится, чем потеряет власть над своим стадом.       — Вот именно — стадом! — ещё громче завопил неримец, стуча кружкой по столу до тех пор, пока один из гуляющих не вырвал её из его руки. — Чё?.. Куда?.. А, не важно!.. Разве они не стадо? Глухое, слепое и тупое. Если бы они только вдумались, что творили их божки во всём Цивилизованном мире, — кривляясь, фыркнул он. — Да и здесь! Нашёл я вчера их священную чухню, полистал пару страничек. Мальфас, Бездна вечность его дери, тоже был к ним не так уж добр! Как и его Орден!       — Ну ты даёшь! — заржал черноволосый насильник. — Тебе что, заняться было нечем, что ты местные книжки решил почитать?       — А что тут ещё делать? — огрызнулся лысый. — Бочки с порохом считать? Баб ебать без продыху? Или на морду твою страшную смотреть, чтобы потом блевать дальше, чем видеть?       — Слышь, сейчас за «страшную морду» сам в морду получишь! Да как по мне, так лучше с девками поразвлекаться, чем…       — Раз уж у нас зашла тема про ненависть, — оборвал его ещё один неримец, который раньше молчал, сосредоточенно наблюдая за игрой, и который ощущался среди собравшихся самым опасным и трезвым, — то скажи-ка нам, Глен, что больше всего ненавидишь ты? Ты меньше всех нас мелешь языком. Мы о тебе толком ничего и не знаем. Так давай начнём наше знакомство хотя бы с этого!       Не сразу Болдрик понял, к кому обращается захватчик. Однако спустя мгновение он услышал дробное хихиканье — то развеселился карлик во главе стола. Раньше Крепкощит видел его лишь мельком — один раз, до того как подействовала вколотая татуированным человеком дрянь. С бесцветными редкими волосами, облепившими непропорциональный череп, с пустыми, круглыми, как у мёртвой рыбины, глазами, он едва доставал мужчинам до пояса. Чтобы оказаться вровень со столом, он взгромоздил на свой стул ящик и теперь сидел на нём, весело болтая в воздухе короткими ногами.       — Ну как ты можешь говорить такое? — пожурил неримца Глен, погрозив ему пальцем. — Вместе с вами я преодолел трудный путь до эндеральских берегов, облапошил дюнновцев, а теперь пригласил вас сюда, пока Этронар занят, и принёс выпивку, чтобы украсить ваши унылые дни. Разве мы уже не друзья?       — Отвечай на вопрос! — закричали наперебой захватчики и разбойники, и карлик вновь захихикал, грызя кусок колбасы.       — Да запросто! Запросто, господа, я ведь не отказываюсь! Хм, — протянул он, потирая подбородок. — Что же я ненавижу?.. Ну, наверное, будет правильнее сказать «кого». Больше всего на свете я ненавижу политических проституток — так я их называю.       — Это кто? — недоуменно переспросил какой-то разбойник.       — Ах, мой милый дружок, — вздохнул карлик, — это те, кто очень напоминают мне флюгер. Сегодня они верны одному, а завтра — другому. Им не важно, кого поносить, а кого превозносить. Они облобызают ноги любому, лишь бы это было выгодно и продлило их счастливые деньки, лишь бы их приняли за «своих». Даже если речь идёт о считанных неделях — не моргнув и глазом, они поменяют своего благодетеля и будут восхищаться новым с той же страстью, что и прежним. Теперь понятно?.. Надеюсь, понятно. Я могу уважать врага и быть согласен с какими-то его доводами. Я могу жалеть сбившихся с пути или тех, кто оказался в западне. Но эти… Они не вызывают у меня ничего, кроме омерзения.       Разбойники Добростража притихли, переглядываясь друг с другом. Вполне возможно, в этом описании они узнали себя. Болдрик бы точно причислил их к объекту ненависти карлика.       Зато неримцы вдруг весело расшумелись. Перегнувшись через стол, рыжий детина хлопнул лысого оратора по плечу.       — Да Глен прямо-таки про тебя говорит, Джекки! Верно, парни?       Ответом ему был дружный хохот. Лысый же так и побелел лицом — то ли от злости, то ли от испуга. Карлик, хитро взглянув на него исподлобья, закинул себе в рот последний кусок колбасы.       — Ч-что это вы такое выдумываете? — срывающимся голосом возмутился Джекки. Из своей клетушки Болдрик мог хорошо рассмотреть выражение его лица: взгляд неримца забегал, губы сжались в нервную линию. Кажется, он сильно жалел, что решил присоединиться к этой подвальной пирушке. — Разве когда-нибудь я?..       — Да ладно тебе, — оборвал его тот, которого Крепкощит за неимением лучших обозначений решил называть про себя Опасным. — Всякий завсегдатай эрофинских таверн хотя бы в раз жизни смеялся над тобой. Сам, что ли, не помнишь, как постоянно напивался и начинал учить всех жизни? Ну так половина из собравшихся здесь помнит.       — И поможет тебе вспомнить, раз ты запамятовал! — поддержал его рыжий детина и неприятно улыбнулся. Болдрик полагал, что может всякое повидать в плену у неримцев, но и подумать не смел, что станет свидетелем их пьяных разборок. Всё это напоминало ему абсурдную театральную постановку. — Когда неримский трон был за Баратеоном, ты поддерживал каждый его приказ. Обещал начистить рожу любому, кто считал, что идти войной на Северное королевство глупо. Когда власть захватил Наратзул Арантэаль, ты вдруг прозрел! Канцлер мигом стал для тебя самодуром и тираном, и ты плевался в сторону любого, кто продолжал молиться в храмах Семерых. Хотя до этого сам бегал едва ли не на каждую службу. Ну а когда на престол взошёл наш король Таранор, ты принялся выдумывать всякую чушь про Арантэаля. Затирал ты всё это в Кабаэте, и нашлось немало людей среди северян, которые начистили за это рожу уже тебе.       — Я был среди этих людей, — сказал черноволосый насильник и усмехнулся. — После нам говорили, чтобы мы не обращали на тебя, юродивого, внимания. Мол, меч умеет держать — и хрен с ним, пусть пиздит, что душе угодно.       — Всё не так! — взвился лысый. Его лицо пошло красными пятнами; он вскочил со своего места, с грохотом роняя стул. — Все, кто жил в Эрофине под пятой проклятого Баратеона, знают, чем мог закончиться ропот в его сторону! У меня не было выбора, я!..       — Да заткнись ты! — фыркнул Опасный. — Всем всё с тобой давно понятно. Мне вот интересно другое. Если ты со дня на день вдруг решишь, что переметнуться на сторону Ордена выгоднее и безопаснее для твоей шкуры… Что ты сделаешь?       Потрясённо открывая и закрывая рот, словно рыбёшка, выброшенная на берег, лысый переводил взгляд с одного боевого товарища на другого. Но ни на одном лице он не находил даже тени сочувствия или симпатии. Все, даже разбойники Добростража, смотрели на него, как охотники на дичь, и Болдрик был готов отдать руку на отсечение: в увеселительной программе захватчиков — перед тем, как посмотреть на кончину наместника Дюнного от когтей и зубов колдовской бестии, — намечается новый пункт. В конце концов, никто не любит тех, кто может предать в любую минуту.       — Ах, Джекки, — вздохнул карлик. Пока Крепкощит против воли пытался найти в происходящем хотя бы толику смысла, Глен явно наслаждался зрелищем. Сложив короткие руки на животе, он с деланным сочувствием качал головой. — Кажется, у твоих друзей нет к тебе ни капли веры! Это… печально.       Услышав его, лысый медленно моргнул и — озверел. Его лицо исказилось гневом.       — Ты! — взревел он, срываясь с места с занесёнными кулаками. — Это всё ты, коротышка!..       Однако ударить Глена он не успел. Рыжий детина, сидевший рядом с Джекки, выставил вперёд ногу, и тот, споткнувшись о неё, рухнул на пол. Из клетушки Болдрик слышал удар его подбородка о камень. В пьяном угаре боль притупилась, и лысый порывался было встать, но — неримцы, осознав, что лучшего момента им может не представиться, гурьбой навалились на него. Даже Опасный вальяжно встал со своего места и поспешил к своим товарищам на подмогу. Только разбойники Добростража помедлили пару секунд — пока драка не задела и кого-то из них.       Карлик смотрел на развернувшуюся перед ним сцену с поразительным спокойствием. Казалось, ни крики, ни грязная брань, ни брызги крови не беспокоили его. «Он словно действительно добился того, чего хотел», — подумал Болдрик, а в следующее мгновение — задохнулся от нового приступа крика.       Глаза Глена вспыхнули уже знакомым Крепкощиту белесым светом — точь-в-точь как у колдовской бестии, прижимающей наместника к полу. Всё его тщедушное тело объяли языки чёрного пламени, а затем, полыхнув и словно бы ожив, они заполонили весь подвал. Стали похожи на голодное, кровожадное чудовище, готовое пожрать всё на своём пути.       Зачадив, факелы на стенах погасли один за другим, и последнее, что увидел Болдрик, было то, как карлик соскочил со своего ящика на стол. Волк зашевелился под боком Крепкощита, но лишь для того, чтобы накрыть мужчину всем своим телом. И Болдрик уже не был против этой странной защиты: зажмурившись, вжимаясь лицом в жёсткую прохладную шерсть колдовского зверя, он не мог не слышать, как трещат и крошатся в пыль прутья его клетушки. Вспоминая все молитвы, которые знал, наместник замер и старался не издать ни звука — он был уверен, что если оплошает, то это бесплотное чудовище расправится и с ним.       Уверен был Крепкощит и в том, что кошмары обо всём, что он пережил в Логове в эти минуты, будут долго преследовать его. Дикая магия, вопли, визги и хрип умирающих людей — пусть и скотов, пусть и захватчиков, но людей. Никто не заслуживал такой страшной смерти. Лишь единственное успокаивало Болдрика, дрожащего под весом колдовского волка: среди этих бедолаг не было Джулиана.       Закончилось всё так же внезапно, как и началось. Подвал погрузился в противоестественную звенящую тишину, которая между тем всё равно была наполнена звуками. Болдрик слышал плеск о камень срывающейся с трупов крови и — лёгкие шаги, приближающиеся к нему. Открывший было глаза Крепкощит вновь зажмурился, но холодный белесый свет настиг его даже сквозь плотно сомкнутые веки.       — Молодец, Иво, — раздался над его головой незнакомый мужской голос. Если у него и был акцент, то вовсе не неримский. — Ты хорошо постарался. А сейчас сходи-ка на разведку наверх.       Иво оказался волк, который поначалу так напугал Болдрика, а потом стал его единственным спасением. Когда колдовская бестия встала на ноги, наместник едва сдержал себя, чтобы не вцепиться в её бока обеими руками и удержать свой щит на месте. Но это было бы нелепо и стыдно, поэтому ему оставалось лишь слушать удаляющийся звук мягких лап о камень и… сожалеть.       — Тебе нечего бояться. — Теперь голос обращался уже к самому Крепкощиту, и тот вздрогнул. — Я не трону тебя. Собственно, я сделал всё, чтобы ты выбрался отсюда живым и здоровым… Ну, хотя бы отчасти здоровым. Поднимайся. У нас не так много времени.       Болдрик помедлил немного, прикидывая, не кроется ли за доброжелательностью незнакомца смертельный подвох. После всего, чему свидетелем он стал, верить в чудеса не приходилось. Но какой у него быть выбор? Что будет, если он откажется сотрудничать с этим колдуном? Умирать от дикой магии, жалко скрючившись на полу, не входило в планы Крепкощита. Трусам нет места на Вечных Путях.       — Неловко получилось, — продолжил незнакомец. Болдрик чувствовал его внимательный взгляд едва ли не всем телом, пока сам смотреть в ответ боялся. Оценивая крохи силы, собравшейся в его руках и ногах, наместник с кряхтением уселся сначала на колени и только потом — на корточки. Мир перед его глазами тут же поплыл, и Крепкощит, застонав, накренился вперёд, но колдун придержал его за плечо. — Я думал, ты очнёшься, когда с этими ублюдками будет покончено. Однако твой организм оказал яду недюжее сопротивление, да и Иво помог сверх меры. Надеюсь, ты сможешь простить меня за эту… хм… оплошность.       — Порядок, — соврал Болдрик, наконец распрямившись и решившись посмотреть на незнакомца.       Тот был высок — выше Крепкощита как минимум на голову, — но рассмотреть его наместник не мог из-за низкого капюшона, скрывающего большую часть лица. Из-под него виднелся лишь бледный острый подбородок, тонкие губы, по которым блуждала тень улыбки, и длинная кроваво-рыжая прядь волос, явно выбившаяся из хвоста. Над плечом колдуна витал магический огонёк, похожий на пылающее белесым светом, ещё живое сердце. Освещал он немногое, и Болдрик был этому рад. Видеть следы убийственной бойни ему совершенно не хотелось. Ему хватило того, что он не обнаружил и следа от своей клетушки — всплеск тёмной магии растерзал бы и самого Крепкощита, не будь с ним Иво. Теперь-то наместник был уверен, что волк и правда оказался рядом не без причины, но не для расправы, а для защиты.       От ужаса — от одной мысли о том, что могло бы с ним произойти, — по загривку Болдрика пробежали мурашки.       — Кто ты? — спросил он у колдуна, хоть и не знал, точно ли хочет знать ответ.       Вероятно, тот почувствовал его сомнение, потому как улыбнулся ещё шире и сказал:       — Можешь называть меня Гленом. Моё настоящее имя тебе без надобности. Всё, что тебе нужно знать, так это то, что я на твоей стороне. Ну, условно.       — Условно? — переспросил Болдрик, неверяще качая головой. Он и не знал, что тёмная магия может быть настолько коварной: статный высокий мужчина обратился карликом и водил неримцев за нос только Боги знают сколько времени!       — Я не на стороне Коарека и его бредовых амбиций, но и Орден не поддерживаю. Я, так сказать, принадлежу третьей стороне, заинтересованной в том, чтобы ваша дурацкая война не привела нас всех к катастрофе, — охотно пояснил колдун, а затем склонил голову набок, словно прислушиваясь к чему-то. Капюшон всё так же скрывал его лицо, но Бодрику показалось, что Глен нахмурился. — Я не прочь поболтать с тобой ещё немного, но настаиваю, чтобы мы делали это на ходу. Идти сам сможешь?       — Постараюсь, — буркнул Крепкощит, несмотря на слабость, чувствуя себя уязвлённым. Ему не нравилось, когда с ним обращались как с немощным стариком. Ещё несколько дней тому назад он считал, что для своих лет сохранился весьма прилично. — Но куда мы пойдём? Идти через верх…       — Конечно же, глупо, — закончил за него Глен и зашагал в сторону дальней стены подвала, заставленной пустыми бочками для пороха.       Магический огонёк поплыл за хозяином, оставляя Болдрика в темноте, и перепуганный наместник поспешил за ними следом, превозмогая боль и тошноту. Только напоследок он оглянулся туда, где остались растерзанные тела неримцев и разбойников.       — Не жалей их, — через плечо бросил ему колдун. — Я постарался собрать здесь самых отъявленных отморозков и идиотов. Будь они живы, штурм Логова наверняка оказался бы кровавым.       — Ш-штурм? — удивился Крепкощит и тут же спохватился: — Здесь остался мой сын!..       — А, ты о дурачке Джулиане? — рассмеялся Глен, взмахнул рукой, и бочки, преграждавшие ему путь, расступились, будто покорные овцы перед пастухом. — Можешь не беспокоиться — он сбежал. Я выяснил, что бежал он в сторону Кристального кулака, но люди Скорпиона перехватили его и доставили в Дюнное.       — Слава Мальфасу! — вырвалось у Болдрика. Его ноги снова ослабели, но уже не от действия остатков яда, а от облегчения. О каком штурме говорил колдун, он выяснит позже, а сейчас… Сейчас у него была хотя бы минута на то, чтобы порадоваться за сына.       — Ну, настолько на твоём месте я бы не успокаивался, — фыркнул Глен, осматривая подвальную стену. — Скорпион взбешён — как бы дело не дошло до братоубийства!       Поражаться тому, насколько осведомлён колдун, было бессмысленно. Джулиан, желая всячески расположить к себе новых друзей, наверняка выболтал всё, что знал.       — Аарон ни за что не пойдёт на такое! — вместо этого затупился за старшего сына Болдрик. Видят Боги, руки Скорпиона были по локоть в крови, но даже он имел свои границы между мыслимым и немыслимым.       Глен хмыкнул, простукивая камни.       — Но разве не был ты так же уверен в Джулиане? — обронил он, и сердце Крепкощита пропустило удар.       Действительно: насколько родитель по-настоящему знает своего ребёнка?       — Ах, вот оно! — воскликнул колдун, вырывая наместника из пучин уныния и самобичевания.       Один из камней дрогнул под ладонью Глена, и перед ними со скрипом открылась потайная дверь. Изумлённо хлопая глазами, Болдрик заглянул в тёмный зев за ней. Он знал, что под толщей земли восточных берегов Эндерала раскинулась целая подземная сеть ходов, оставленная со времён царствования звёздников и доработанная Святым Орденом. Аарон завладел картами с расположением многих из них, и, отправляясь, как он думал, на выручку Джулиану и своим людям, наместник изучил те, что пролегали под Драконьим Логовом и неподалёку от него. Он был готов поклясться, что хода, открытого Гленом, на картах не видел. Хотя сейчас Крепкощит понимал: его расположение здесь, в подвале, — с учётом всех данных — вполне логично.       Тряхнув головой и уговорив себя не думать о неважных вещах, Болдрик снова оглянулся во мрак подвала.       — Ты наделал много шума, — заметил он. — Неужели там, наверху, все оглохли?..       — Можно и так сказать, — отозвался Глен, что-то ища под складками своего плаща. Наконец он довольно крякнул, выуживая из кармана чуть помятую самокрутку и поджигая её от язычка пламени, вспыхнувшим над его мизинцем. — Немного магии выиграло нам время. Но долго полагаться на неё, конечно же, нельзя. Когда-нибудь её почувствует даже Этронар. Поэтому давай сосредоточимся на деле, — добавил колдун, с наслаждением выдыхая ароматный дым.       — Ты говорил о штурме, — согласно кивнув, напомнил Крепкощит, а про себя подумал: раз магией Глен смог усыпить бдительность неримцев и разбойников, то наверняка что-то сделал и с ним, Болдриком. Наместник не мог не заметить, как быстро доверился колдуну… Или же виной тому его незавидное положение, при котором всем своим существом хочется найти союзника — хоть в ком-то?       — Едва ли это можно будет назвать штурмом, — дёрнул плечом Глен. — Если всё пройдёт гладко, его и вовсе не будет. Скорпион не сплоховал и сумел заключить союз с Арком. Прямо сейчас в Дюнном завершается совет между ним и прибывшими хранителями. Среди них, между прочим, сам Фридо Даль’Лотар и его помощники. Уверен, ты помнишь его.       Не сдержавшись, Болдрик хохотнул. Конечно же, он помнил этого пройдоху, бывшего главнокомандующего восточным штабом Святого Ордена! Кальперин говорил, что он до сих пор справляется о Дюнном, но Крепкощит и подумать не мог, что Даль’Лотар так скоро вернётся на эти земли.       Гордость за Аарона, перешагнувшего неприязнь к Храму Солнца ради спасения людей, попавших в плен в Логове, и всей восточной части Эндерала, переполнила наместника. «Быть может, все вместе мы сможем справиться с этим вторжением».       — Уж не знаю, что они планируют делать с такой скудной численностью дальше, но за освобождение Драконьего Логова вы можете не волноваться, — продолжил Глен, глубоко затянувшись самокруткой. — Этот ход в одном из своих ответвлений ведёт на поверхность неподалёку от Дюнного. Я отправлю с тобой свой магический огонёк — он покажет путь, а там откроется портал. Он перенесёт тебя в… как он называется?.. Крысятник?.. Неважно. Скажи Фридо, чтобы они выдвигались к Логову без опаски, а ещё — передай ему привет от Корвуса.       — Корвуса?..       — Это имя не имеет для тебя значения, не забивай голову, — посоветовал колдун. — Я позабочусь о том, чтобы оставшиеся захватчики лаборатории и её выжившие работники встречали Даль’Лотара и людей Скорпиона с распростёртыми объятиями. И уведу отсюда Этронара. Но, — усмехнулся Глен, — у моей помощи есть цена.       «Ну, конечно же, — подумал Болдрик, чувствуя, как его израненное, измученное сердце падает куда-то в желудок. — Как я мог помыслить о щедрости твоей души?».       Вероятно, на лице наместника вновь отразились охватившие его эмоции, потому как колдун рассмеялся, гася самокрутку о камень, и покачал головой.       — Не волнуйся, я не попрошу ничего крамольного, — сказал он. — Мне всего лишь нужно перекинуться парой-тройкой слов с одной хранительницей. Её зовут Рэйка Сафран, и она в любом случае явится в Логово… Но я хочу повидаться с ней наедине. Портал, через который ты окажешься в Дюнном, останется открытым для неё.       — Зачем тебе понадобилась эта девушка? — настороженно спросил Болдрик, мигом вспомнив, насколько жесток мог быть Глен.       — Я ведь сказал: не волнуйся. Ты излишне любопытен, но ничего плохого в том, что ты узнаешь ответ на свой вопрос, нет. Хм, видишь ли, мы с ней отчасти знакомы. Она неримка, и у нас с ней есть общие друзья. Скажи ей, что у меня для неё есть весточка из Остиана. Она поймёт.       «Неримка?», — недоуменно нахмурился Болдрик. Кажется, он припоминал: однажды Аарон рассказывал ему о том, что в Храме Солнца объявилась некая девица, беженка из Нерима, которую тотчас, несмотря на недовольный ропот местной знати, сделали хранителем Первого Сигила. Об этом сын узнал благодаря теневым связям с Ралатой и не мог сдержать злого веселья, говоря о завидной гибкости принципов арковских святош: беспутных Эндерала они и за людей не держали, но беспутную неримку вдруг полюбили.       Потому слова Глена не показались Крепкощиту ложью, но… Он сердцем чуял неладное.       — Ты ведь понимаешь, что я могу обмануть тебя, — осторожно произнёс Болдрик. — Ты выполнишь свою часть сделки, а я…       — А ты выполнишь свою, — тонко улыбнувшись, оборвал его колдун. — Не думай, что у тебя есть выбор, друг мой. И не думай, что сможешь скрыться от меня, если осмелишься проверить, так ли это на самом деле. Больше политических проституток я не люблю обманщиков.       Холодный пот прошиб лоб Болдрика. Этому он верил беспрекословно. Как и тому, что дружелюбие Глена было так же ложно, как и его личина карлика.       — Давай расстанемся в приятельских отношениях, наместник, — посоветовал колдун и щёлкнул пальцами. Магический огонёк над его плечом дрогнул и разделился надвое. Его точная копия медленно поплыла вглубь потайного хода. — Сделай так, как я тебе сказал, и обещаю: мы больше никогда не увидимся вновь.       Внезапно Логово содрогнулось от взрыва. Чтобы устоять на ногах, Глен вцепился в выступающие на стене камни, а Болдрик всем телом прильнул к двери подземного хода. Всё его существо завопило от первобытного ужаса: он был готов поклясться, что в шуме услышал вой тысячи голосов — словно нечто страшное вырвалось наружу из длительного заключения и принялось буйствовать.       После серии мощных толчков всё стихло — лишь каменное крошево осыпалось со стен и потолка подвала.       — Ого! — выдохнул Глен, отходя от ящиков и пасом руки восстанавливая ток света в своём магическом огоньке.       — Ч-что, в-во имя Мальфаса, происходит?! — срывающимся голосом спросил Болдрик. Он хотел бежать из этого проклятого места со всех ног, но не мог не думать о работниках лаборатории, оказавшихся в эпицентре этого взрыва. Неужели они, пережившие нападение неримцев, теперь мертвы?..       — Ничего хорошего, — мрачно отозвался колдун, — но с этим я разберусь. Твоя задача остаётся прежней. Вот только времени на болтовню у нас больше нет. Уходи, Крепкощит.       — Но…       — Сейчас. Без всяких «но».       Что-то подсказывало Болдрику, что спорить с Гленом уже не стоит. Пятясь в тёмный зев подземного хода, он мог лишь из последних сил сдерживать слёзы бессилия и в очередной раз просить прощения у всех тех, кто нашёл в Логове свой конец, и тех, кого он малодушно оставит здесь на погибель.       — Удачи, и… Сохрани тебя Мальфас! — выдавил он и, наконец пересилив остатки своих чести и достоинства, припустил за удаляющимся магическим огоньком.       Дождавшись, пока спина Болдрика Крепкощита, худая и сгорбленная, скроется во тьме подземного хода, Цилин прошёл к лестнице наверх. Уже несколько раз мысленно он пытался дозваться до Иво — безрезультатно. Он чувствовал, что его магический зверь в порядке, однако что-то мешало ему выйти на связь.       Это что-то чувствовал и сам Глерболлор. После взрыва оно разлилось в воздухе, подобно смрадной гнили. Он мог бы подумать, что то стало ответом на его действия, но враждебности лично к себе не ощущал. Конечно, утешение было слабым, потому как опасности это не отнимало — в прошлом Цилин уже сталкивался с подобного рода магией. И не раз.       — Ох, Ронни, ну что теперь? — проворчал он, начиная свой подъём по лестнице. — Неужели тебе отшибло последние мозги, и ты решил посюсюкаться со своим демонами прямо в Логове?       Если так, то это было совершенно некстати. Долгое время план Цилина — ладно, не только его! — работал как часы. Он уже спал и видел, как совсем скоро вернётся в Нерим и забудет об этих проклятых эндеральских тропиках. Появление командира, пусть и неожиданное, только добавило ему уверенности, что всё именно так и произойдёт: закончив со своей миссией в Дюнном, Глерболлор был бы куда более полезен поближе к Эрофину.       Однако Этронар мог портить чужие планы — благодаря своей глупости, а не уму. «Надо было прикончить его ещё на корабле, — уныло вздохнул Цилин, выходя в коридор первого этажа лаборатории. — И обставить всё так, будто виной тому его демонологические изыскания».       Нехорошая тишина обступила его со всех сторон. Глерболлор не слышал ни голосов неримцев, ни шепотков или плача пленённых дюнновцев. Пахло кровью и палёным мясом. Темнота тянулась к нему из неосвещённых уголков первого этажа, а по полу и ступеням лестницы, вёдшей на второй этаж, стелился чёрный туман. Это можно было бы спутать с проявлением магии его собственной или командира, и Цилин многое бы отдал, чтобы так оно и было. Но…       — Клянусь Бездной, Этронар, — процедил он, шагая к столовой неподалёку от главного входа в Логово, — только попадись мне в руки. Я вытрясу из тебя всё дерьмо.       Для таких как он демоническая магия не была так уж страшна — в отличие от обычных людей. На них, особенно на тех, чья Связь с Морем Вероятностей была слаба, она неизменно действовала самым что ни на есть смертоносным образом. Чёртов Этронар не мог не знать этого. Тогда какого чёрта он творит?!       Столовая была просторным помещением без единого окна — именно потому её выбрали местом заключения работников Драконьего Логова. Коарек настрого запретил трогать их и пальцем: ему были нужны люди среди эндеральцев, умеющие управляться с лабораторным оборудованием для производства пороха. Этронар плевал и на людей, и на порох, и на желания нового короля Нерима, однако во имя собственных интересов должен был выслуживаться перед Таранором. Едва не лопаясь от подобострастных улыбок, сраный аэтерна обещал взять сохранность жизней дюнновцев под личную ответственность.       Заслуживал ли Этронар доверия? Ещё вчера Цилин мог ответить на этот вопрос так: хоть он и был дураком и самодуром, но знал, когда стоит прикинуться умным и дисциплинированным верноподданным… Вероятно, до сегодняшнего дня.       Столовую охраняли двое молодых ребят, Эрик и Бран. Скромные, деревенские парни, они были из тех, кто попал на эту войну не по собственному желанию, но по велению трона Эрофина. Цилин слышал их разговоры с товарищами: всё, о чём они мечтали, так это побыстрее закончить с этим дерьмом и вернуться домой, к семьям. Однако тому не было суждено сбыться. Остановившись на мгновение, Глерболлор окинул быстрым взглядом их тела. Высохшая посеревшая кожа, вытекшие кровавым месивом глаза. Смерть парней была быстрой, но оттого не менее мучительной.       Сомневаться в том, что он увидит в столовой, не приходилось, и всё же Цилин открыл дверь и заглянул внутрь.       — Проклятье! — выплюнул бывший серафим.       Глерболлор мог только дивиться тому, как взрыв демонической энергии подобной мощи не задел его и Болдрика. Конечно, магический заслон, который он поставил вокруг подвала, блокировал многое, но…       Не теряя ни секунды, Цилин взлетел по лестнице на второй этаж. Выживших он больше не искал — это было бесполезно. Трупы неримцев и разбойников то и дело попадались ему на пути к кабинету управляющего, который занял преисполненный своей значимости Этронар. Подонок почти не вылезал оттуда, и искать его где-то ещё Глерболлор не видел смысла.       Иво, сидящий у дверей кабинета, лишь подтвердил его догадки. Увидев своего магического зверя, лениво вильнувшего хвостом при приближении хозяина, Цилин не сдержался и облегчённо вздохнул.       — Ну и в передрягу мы попали, старина! — тихо сказал бывший серафим, потрепав его по холке. — Пора проучить малыша Ронни, как считаешь?       Иво мотнул головой, встал на ноги, и Глерболлор, посчитав это за согласие, на пробу толкнул дверь. Та оказалась не заперта и открылась перед ними с тихим скрипом.       В нос Цилина ударил смрад разложения. В кабинете располагалось три широких окна, выходящих на восток, где сейчас должно было подниматься солнце. Однако из-за всплеска демонической магии в нём оказалось темно как ночью. Иво первым занырнул внутрь, выискивая зачинщика происшествия; Глерболлор пустил вслед за ним свой магический огонёк. Робкая надежда всё ещё теплилась в нём, но умом бывший серафим понимал: Этронара в кабинете уже не было.       Чёртов ублюдок сбежал. Сбежал как и положено трусу: через окно — то самое, которое осталось распахнутым настежь. Иво, встав на подоконник передними лапами, обнюхал раму, фыркнул и виновато оглянулся на хозяина.       — Ничего страшного, — устало вздохнув, успокоил его Цилин. — В какой-то мере всё идёт как надо. А далеко он всё равно не убежит.       Внимание бывшего серафима привлёк рабочий стол, на котором покоилось мужское тело. Хотя о каком покое шла речь, когда Этронар успел выпотрошить его, словно рыбину?       Живя под личиной карлика, Глерболлор должен был быть осторожен сверх меры. О паранойе Этронара слагали легенды, и если бы аэтерна понял, что Глен сует нос в его секретные дела, то заподозрил бы неладное. И всё же Цилину удалось выведать, что несколько дней назад он попросил Самаэля и его подручных об услуге: найти прячущегося где-то на восточном берегу Эндерала бывшего старосту Порохового утёса и доставить его в Логово — неважно, живого или мёртвого. Ходили слухи, что тот страдал Красным безумием, и Этронару хотелось изучить, что из себя представляет эта болезнь.       Глерболлор и сам был непрочь увидеть двуногое предвестие грядущего Очищения, потому как его описание наводило Цилина на… странные мысли. Бывший серафим не успел спросить у командира, узнал ли он об этой напасти побольше, но и без этого имел свои догадки.       Что ж, шанс ему наконец выпал — правда, когда Цилину было совершенно не до того.       Поверх лица старосты белел аккуратно сложенный лист бумаги. «Ронни, ты меня поражаешь, — мысленно усмехнулся Глерболлор, подходя к столу. — Неужели у тебя хватило времени и наглости оставлять послания?». Двумя пальцами прихватив записку, он лишь мельком взглянул на труп — серая кожа, остановившийся взгляд красных глаз, в котором навечно застыло удивление вперемежку с ужасом, — прежде чем вчитаться в наспех выведенные строки.       «Поздравляю: ты оказался достойным соперником. Правда, у нас сложилась ничья, ведь я обманул тебя равно так же, как ты обманул меня. И всё же я предлагаю не искать реванша. Для твоего же блага — пусть наши дороги разойдутся прямо здесь и сейчас. Наши цели и чаяния схожи, но наша следующая встреча наверняка закончится твоей кончиной, ведь ты не поверишь мне. Я бы не хотел убивать тебя. Более того, в доказательство искренности своей симпатии я подарил тебе и тому старику жизнь — цени это и не иди за мной следом».       — Подарил мне жизнь?.. — нахмурившись, пробормотал Цилин и брезгливо откинул записку обратно на стол. Ещё в полёте та истлела, не оставив от себя ничего, кроме пепла. — Да что ты о себе возомнил, кусок демонического дерьма?.. Эй, Иво!       Магический зверь, заслышав своё имя, оглянулся на хозяина и выжидательно уставился на него белесыми глазами.       — Ты знаешь, что делать, старина. Не теряй Этронара из виду, но близко не подходи. Я присоединюсь к тебе, как только закончу здесь.       Прижав уши к голове, Иво запрыгнул на подоконник, а оттуда, обернувшись тенью, взвился в воздух и — был таков. Цилин, подошедший к окну и выглянувший наружу, не увидел ни единого его следа. Вот и славно.       Он позволил себе постоять немного, раскуривая самокрутку и поглядывая на птиц, лениво перелетающих с одной карликовой пальмы на другую.       Глерболлор не любил врать себе, потому признавал: всё пошло наперекосяк. Командир приказал выпроводить Этронара из Логова, и в теории цель была достигнута, но на практике — Цилин потерял контроль над побегом чёртова аэтерна. Также командир приказал обеспечить Фридо свободный вход в Логово — и что же? Пусть псевдо штурмовой группе Даль’Лотара теперь и правда нечего опасаться в лаборатории, но спасать или допрашивать орденцам здесь тоже больше некого.       Да и сам Этронар, записка, что он оставил, и взрыв демонической магии, предшествовавший его побегу… Был во всём этом какой-то подвох, в котором Цилину только предстояло разобраться. Он с удовольствием бросился бы в погоню за придурком прямо сейчас, но — оставался ещё один невыполненный приказ командира. И Глерболлор собирался сделать всё от него зависящее, чтобы в этом случае всё прошло как по маслу.