***
— Я очень в тебе разочарован. Мори сомневался, что Акутагава уйдёт из мафии. Конечно, все это напоминало какой-то вирус, потому что ряды ПМ стремительно рядели, да и сам Рюноске захаживал в переулок детективного агентства далеко не из чистого чувства долга перед своим боссом и сотрудниками. — Неужели какой-то мальчишка смог остановить тебя? Он ведь тебя пальцем не тронул даже, я уверен. Акутагава стоял в кабинете лидера и сверлил глазами пол. Не было места для смешных каламбуров о том, кто кого пальцами в итоге трогал. Все попытки ворона поймать Чую заканчивались смешно. Они три дня подряд сталкивались в одной квартире. Шантаж Ацуши, что тот позвонит Осаму, был однозначно действенным; Ацуши, угрожающий, что больше не окажется на кровати Рюноске, заставлял трястись; а в третий раз верность мафии была продана за карри, приготовленным Накахарой. И всё это было смешно и глупо, чтобы озвучивать вслух, но на деле-то ситуация страшная. — Чего вжался? Не потащу я тебя в подвал, но какая у меня гарантия, что ты вслед за Чуей не сбежишь? В «я не сбегу» никто не поверит. Если речь идёт о гарантиях, то он должен вернуть доверие. — Я поймаю его. Я всё сделаю. — Глаза ворона метнулись вверх, в глаза напротив. Всё лучше, чем за любой промах валяться на полу, пока тебя бьют. Его верность цвела, пока в мафии был Дазай, и сейчас его верность тоже выдержит. — Если ты не справишься, то справится другой. Гин, например, с твоим другом церемониться не станет. — Кулаки Акутагавы на секунду сжались. — Можешь вытащить Озаки, только она слегка помятая — её надо немного привести в порядок. Но не переусердствуй. С ней, скорее всего, Накахара сам придёт сюда.***
Будильник звенит и рыжий юноша хватает ртом воздух, наконец выбираясь из клетки очередного кошмара. Лицо опухло от слёз, а во рту привкус крови. Он опять искусал щеку. Страшные сны не были чем-то непривычным; они приходили после нагруженных дней и били под дых. Сны как проекция тех данных и информации, которые имели место быть в ближайшем прошлом; реже — больше месяца назад. Мозг включает картинку во время стадии быстрого сна, пока отдыхает от своей ночной работы — перекладывания воспоминания и впечатлений. Ты вроде как мало что можешь сделать, вынужденный наблюдать за тем, как твой мозг просчитывает будущее, опираясь на имеющиеся данные. Чуя думал, что везёт тем, кого после кошмара могут успокоить; «круто» когда есть кто-то, кто разбудит тебя и выслушает, а может быть даже кошмаров не будет, если спать с нужным человеком. Если этот человек тоже хочет быть нужным. — Ты меня разбудил своими всхлипами. — Ты меня разбудил своими локтями, чёртова палка. — Из-за тебя вся кровать будто бы горит. — Дазай подносит ладонь ко лбу вспотевшего парня и… пот почти что, подобно маслу на сковородке, закипает на лбу рыжика. — У тебя температура. Чуя хочет сказать, что ему снилось. Как он умирает от порчи, как видел себя со стороны — это ужасно. Как никому нет дела. Дикий смех звучит даже после того, как Накахара перестаёт дышать. Ему хочется рассказать, как он боится смерти, хотя бы такой. Ему хочется, чтобы Осаму обнял, как обнял бы, аннулируя порчу. Но Дазай встаёт и одевается, затягивая ремень на брюках и проверяя телефон. Он недовольно щурится от света на дисплее и цокает, взглянув на время. Чуя трясётся. — Ты болеешь, а нам работать завтра. Один из нас должен быть здоров. — Входная дверь скрипнула, выпуская шатена. Накахара обнимает колени и думает, что плакать — это глупо. Но жалость охватывает его, он хочет уметь заботиться о себе хоть иногда, но он правда думает о том, не успел ли за пару часов заразить Осаму. Он ненавидит себя, и плечи трясутся от всхлипов до тех пор, пока голова не начинает кружиться. Ему приходится заставить себя включить свет, — оно и к лучшему, хоть от сна отойдёт — и он идёт в прихожую за аптечкой. Чуя разочарованно смотрит в зеркало и тыкает в опухшие от слёз щёки. Надо чем-то это компенсировать. Ему вчера сказали чуть ли не сжечь одежду, в которой он пришёл, а это значит, что надо срочно подобрать что-то новое. Идти по бутикам и разоряться не было бы резонным решением, ведь его последние деньги сейчас скорее для типичного выживания подойдут. Так что пришлось открыть шкаф, куда он вчера перетащил скомканные вещи из чемодана, и начать перебирать все это добро. У него было много красного: пошло ли оно с того, что ещё Коё обратила внимание на то, как ему идёт, или же с прочтения книги «психология в рекламе», где говорилось, что красный цвет привлекает внимание? Так или иначе — красный неплохо срабатывал, только, блять, не с Осаму. Он нацепил красную рубашку, но совсем не был готов избавиться от портупеи, перчаток и чокера, поэтому, по сути, он сменил «черно-серый» на «красно-черный», что наверняка выглядело агрессивнее, чем прежде. — Чуя, а я думал, что ты проспишь! — Накахара, уже вышедший на улицу и думающий, как отсюда попасть в ВДА, обернулся на крик и никого не увидел. Он удивлённо моргал, не понимая, кто так с ним шутит, хотя голос похож на Накаджиму. — Хах, я здесь! Ацуши свесился с окна своего балкона по живот, улыбаясь и размахивая руками, и Чуя, несмотря на то, что утро началось не очень удачно, уже во всю смеялся вместе с тигрёнком. — Подожди меня, вместе пойдём! Оказалось, что они соседи. Видимо в ВДА восхитились тем, как эти парни подружились, так что вот они почти за руку топают на работу. Накахара был более чем восхищён этим моментом: тигрёнок такой светлый и добрый; с ним не страшно и не грустно, ему хочется доверять. — Ты так красиво одет! Ну-у… в смысле… раньше ты тоже круто выглядел, но теперь… — Я думал снять хотя бы чокер, раз другие чёрные элементы одежды не в силах оставить, но… — рука рыжего метнулась к ленточке, затянутой на тонкой шее, и провела по внутренней стороне. Все тот же, что и вчера, надетый Дазаем. Это смахивало на ошейник, мягкий и бархатистый, и зная это заранее, Чуя не надевал его четыре года, но вот он снова на нём. У него не хватит сил расстегнуть застёжку на затылке или хотя бы разорвать ткань. — Выглядит очень красиво, не бери в голову. Уверен, что всем и в агентстве понравится! В агентстве у всех челюсти отвисли. Да, Накахара не следовал внегласному правилу «парень должен быть чуть красивее обезьяны»; он производил впечатление ну просто рокового красавца в этом полностью чёрном прикиде, за исключением красной рубашки. И красных щёк. Чуть более красных, чем при смущении. На это обратили внимание только два человека: Ацуши, который успокаивал Чую в первый же день их совместного проживания, и Дазай, который никогда не успокаивал, поэтому слёзы рыжего видел намного чаще. Сегодня Чую отправили с Накаджимой на какое-то не сильно сложное задание в другой конец города; Накахара видел, как Куникида оттащил тигрёнка в сторону и отдал ему пару приказов, на которые Ацуши утвердительно кивнул, косясь на нового друга. — Нас ведь отправили сюда, чтобы мы в ВДА не сидели? — Угу. — Ацуши слегка напрягся, ведь предполагалось, что это должно было остаться секретом. — А тебя, типа, спасают от Акутагавы? — К-хм. — Светловолосый парень слегка запнулся о камень. — Было бы не очень, если бы нам пришлось столкнуться как врагам… опять. Это тяжело, когда надо делать выбор между работой и Рю, поэтому я обычно просто не участвую в разборках… Чуя ловит себя на мысли о том, что и Акутагава, и Ацуши были кохаями Осаму. Чуя думает, что никогда не любил первого и сразу же завосхищался вторым. По сути, оба парня были отражением Осаму, и это правда то, о чём можно размышлять по дороге на задание. Акутагава сплёвывал кровь и не понятно, от чего чаще: от своего кашля или избиений Дазая. У Акутагавы морщины на переносице, указывающие на вечное напряжение лица, а вены на кистях сильно выпирают от постоянно сжатых кулаков. Рюноске дёрганный и если кричит во время битв, то очень отчаянно и хрипло. Одетый во все чёрное, вечно тихий и угрюмый, готовый выполнять приказы любого уровня абсурда — этот парень слеплен бинтованным. На ком-то надо было отрываться из своих, из людей мафии, и если по правде, то ворону попадало значительно чаще, чем Чуе. Ну к примеру, если Накахара мог позволить себе прорыдать всю ночь после того, как его напарник застегнёт ширинку и покинет квартиру рыжего, то черноволосый и думать о таком не мог, воспринимая Дазая за идола и божество. Ацуши, порхающий как бабочка, а царапающий как тигр, был каким-то новым отражением Осаму. В это хотелось верить, хорошо бы, — думал Чуя, — чтобы эта его теория не оказалась провальной. Такой счастливый и улыбчивый, лёгкий и вечно скачущий за новыми отчётами. Последним он напоминал того же Рюноске, только вот… без синяков и нервного тика, ладно? От него было почти что мило слышать «Дазай-сан хороший», и в такие минуты правда хотелось поверить. По тем взглядам, которые улавливал Чуя сквозь себя на тигрёнка, Осаму реально гордился светловолосым. Конечно, не разговаривал о делах, не касающихся работы, да и на менее серьёзные обращения не предлагал перейти, но их взаимоотношения были здоровыми ровно настолько, чтобы оставаться взаимоотношениями кохая и семпая. Даже сейчас Дазай, сменивший одежду и манеру поведения, играющийся теперь с пистолетом как с чем-то, чем можно навредить себе, всё так же умел поддерживать дисциплину со своими отпрысками, и Накахаре почти интересно, наблюдает ли с смехуёчками его бывший за отношениями двух таких разных парней, из разных организаций и разным уровнем психологических травм. Такими темпами Чуя обнаружил себя перед дверью в какое-то здание, к которому они видимо и направлялись, а Ацуши не было поблизости. Прежде, чем рыжий успел принять решение, где искать тигрёнка, последний выскочил из многоэтажки с папками в руках. — И это всё, что нужно было забрать?.. — Чуя разочарованно моргает. — Ну, да… — У Ацуши бурчит в животе и в голову стучит идея. — Раз уж нам всё равно не желательно сейчас в агентство, зайдём поесть? Следующие двадцать минут парни старательно жуют и Чуя, который наконец решился взяться за здоровье и вернуть своему телу вид нормального человека, а не скелета, успел обляпаться в соусе, так что теперь ворчал и оттирал его салфеткой под хихиканье тигра. Всю эту идиллию прервал звонок Ацуши. — Дазай-сан? — Чуя отвлёкся от зализывания пятна с воротника и сощурил глаза, уставившись на трубку у чужого уха. — Да. Да? Ну да… Хо-хорошо! — И что это было? — Ну, Дазай-сан сказал, что вроде все тихо и мы можем вернуться, потому что оказывается, документы срочно нужны боссу. — Ацуши встаёт из-за стола, допивая сок. — Но я не доел… — Чуя расстроенно косится на недоеденный клубничный круассан, который является его любимым десертом. Повторяя за Накаджимой, быстро проглатывает свой апельсиновый сок и резко отодвигает стул. На обратном пути к агентству рыжик опять размышляет о Рюноске и Накаджиме. Они хорошо смотрятся вместе, но что-то колет, когда стоит вспомнить, как мило они ведут себя друг с другом. Сложно представить, как вообще Аку согласился поменять Дазая на его же нового подопечного, в какой момент вражда перетекла в симпатию и привязанность. Если смешать молоко и горький шоколад — получится молочный?.. — Как такой красавчик может ни с кем не встречаться? — девушка тянет руку с нарощенными ногтями к забинтованной шее и возбуждённо дышит в чужое ухо. — Значит ли это, что у меня есть шанс? Дазай морщится, когда она накрашенными губами касается его рубашки. Метит, что-ли? В конце концов, Осаму ещё рассчитывает на ужин сегодня, с десертом в виде напарника, так что этой сучке стоит поаккуратнее. — Ну конечно, любовь моя, — нежно шепчет он совсем малознакомой девушке, которая тут же стонет под чужими руками, скользящими по волосам. Волосы ухоженные и прямые. Чёрные, но такие шелковистые в руках и пахнущие приторно. Осаму старается расслабиться и наклоняется к чужим губам. Губы пухлые и мягкие, а остатки помады размазываются по шатену вместе с слюной. Тот вздыхает и слегка кусает губу девушки. Она, совсем не сопротивляясь и взвизгивая от чужих зубов, кажется слишком уж покорной. Не то. — Только не сегодня, дорогая. — Осаму нужно идти? — Она разочарованно смотрит, как он подходит к зеркалу над раковиной общественного туалета и старается завернуть воротник так, чтобы не было видно красных следов помады. — Угу. — Дазай корчится на такое неофициальное обращение к нему, и, окончательно потеряв интерес к девушке, покидает клуб. Позже он просто выбирает стянуть рубашку прям перед входной дверью, поймав который по счету за день голодный взгляд, только на этот раз от напарника. Чуя облизывает губы и затаскивает Осаму домой, пока тот довольно фыркает тому, как умело избавился от улик «измены». Считал ли он, что ходил налево? Для этого, как минимум, надо бы считать, что он встречается с Чуей, а вопрос так никогда не стоял. Как раз таки дело было в том, что вопросы стояли у Чуи, а вот у Дазая просто стояло. В этом разница. Единственная причина прятать следы прибывания скучных девушек на теле Дазая — Накахара больно много хнычет. Конечно иногда оно выражается в побоях, которые шатен часто не в силах остановить, иногда выражается в «Чуя, ну пусти-и! — Пошёл нахуй, скумбрия. — Ну это же твоя прерогатива, эй! — Я сказал, свали». Так или иначе, Дазай знал, что подобное можно в итоге исправить вином и небольшой клоунадой, но ему проще было просто лишний раз отталкивать девушек.