***
Это был третий день, как Ацуши не выходит на работу. Дазай предусмотрительно не звонил и ничего не спрашивал, надеясь, что злость в его сторону как-нибудь сама рассосётся. Чуя приходил первые два дня, причём во второй день он выглядел ещё хуже обычного, а обычно он выглядит очень и очень неочень. Ацуши, в каком бы плачевном состоянии не находился, все же заметил, как Накахара морщится, усаживаясь за стул, и как при малейшем движении хватается за поясницу. Это одна из тех тем, которые не стоит поднимать, особенно если у одного траур, а у другого разрыв с парнем. Где-то между страхом, что Акутагава никогда не постучится в эту квартиру и беспокойным сном, Ацуши думал о том, что в целом, по шкале ужасных, злых и корыстных поступков Рю застрял в самом низу и не сделал ничего непоправимого. Ну то есть все живы и… Нет. Конечно, живы хотя бы те, кто имеют значение для Ацуши, но тот, кто имел значение для Чуи явно пострадал. С летальным исходом и все такое. Вины Аку тут было мало, но мозгу, который не привык выносить тяжёлые случаи и был явно нагружен всем подряд, начиная с почти поседевшего, прежде рыжего друга и заканчивая возможно поседевшим Ацуши (в чем убедиться будет сложновато), хотелось простого человеческого «свалить вину на ближнего своего и позволить разобраться во всем другим». Чуя же молча охреневал от стойкости Накаджимы, потому что когда дело доходило до личностных отношений, Накахара держался ужасно плохо и обычно одного звонка со стороны «любовника» хватало, чтобы уже согласиться на «переговоры». Ну хотя они и напарниками были, и отношения не похожи на то, что между Ацу и Аку… В общем, Чуя прибывал в замешательстве, и помимо дружеских поглаживаний по голове, сильного успокоительного (которое было у рыжего в подозрительно огромных количествах) и историй о том, как сам Чуя справлялся с теми или иными психологическими штуками ничего больше предложить не мог. На третий день Чуя не пришёл, и это была главная причина, почему тигрёнок позволил себе проваляться в постели до двух часов дня, пока не перебрался на кухню и не начал молча втыкать в телефон, уже в который раз выжидая звонка. Когда это свершилось, он отлично убедил себя, что всё, чем он занимался, сидя перед экраном гаджета и готовясь сбросить, было детским садом. Выключив телефон, он просто вернулся в кровать, снова отрубившись. Это было довольно отчаянное, затяжное состояние.***
Дазай уже час терпел ворчанье Куникиды, который так недоволен тем, что два ценных сотрудника решили взять себе внеплановый отпуск. «Ну ты ведь сам им предложил» — «Я рассчитывал на отказ!» — «Этого можно было ожидать от них обоих, но не забывай про их состояние». В первый день отсутствия Накахары Осаму только горделиво хихикал, списывая все на похмелье рыжего и возможно боли в области поясницы. Ну, скорее уж наверняка. На второй день пришлось подумать о том, что стадия торга должна была неминуемо смениться депрессией — самой трудновыносимой стадией. «В конце концов, Чую специально поселили рядом с Ацуши, пусть вытаскивают друг друга из этого». Осаму смутно помнит, какие отчёты заполнять, и просто курит в окно, закинул ноги на ближайший стол, который оказался столом Ацуши. Мысли витали где-то в тех дебрях, откуда стыдно будет возвращаться, осознавая, что ты думал об этом. Для Дазая это было что-то новое, необычное, что началось почти месяц назад, в свободное от заданий и спасения всякий задниц рыжих парней время. Это не давало покоя. Все началось, предположительно, с Озаки, которая стояла под окном ВДА, нервно взмахивая веером; по крайней мере лишь тогда Дазай первый раз осознал и проследил это чувство. Что-то пронзительно ноющее, будто бы ты весь из себя уверенный, что убежал от нежелательного и нелюбимого прошлого, но оно стоит в паре метров и манит тебя вернуться. Это было тупее, чем предложения вернуться в мафию, которые поступали ежегодно и при разных обстоятельствах, при вошедших в норму стычках с ПМ. Это была просто одноразовая акция, предложение помочь, на которое Дазай Осаму, о великий эспер всея Йокогамы, любезно согласился. Но когда у тебя на плече болтается бывший напарник, а именно его пятая точка, так и хочется закатить глаза и проворчать «кажется, я в жопе». Это не было чувство нужды или привязанности — боже упаси. Но может одиночество, будто бы какая-то часть мафии все равно осталась в Осаму, застряла между не раз переломанными рёбрами или выражалась в виде чего-то попавшего в глаз — короче, мешалась неимоверно. Так что когда Дазай был вынужден тащиться в аэропорт за бывшим, он конечно ныл для приличия (баланс в взаимоотношениях между ним и Куникидой нарушать было нельзя), но уголок губ то и дело взлетал вверх, так что Дазай приходил в ужас. «Об этом стоит подумать позже» — та самая мысль, которая все перекладывалась и перекладывалась, пока наконец Дазай не обнаружил себя утром в кровати голым, хотя обычно спит ну как минимум в бинтах. И когда Дазай приподнялся на локтях, мучаясь от лёгкого отходняка, то все стало складываться в одну картину. Вино всегда ассоциировалось с Чуей, и это не зря — пил он этот алкоголь только ради того, чтобы в итоге усадить Чую на колени. Бинты, которых не было, а боксёры с оставшейся одеждой все ещё лежавшие на полу указывали на успешный результат, и Дазаю бы весело ухмыльнуться, но итог, который подвёл мозг суицидника, доводил до дрожи. Где-то между болью в голове, ужасным привкусом во рту, утренним стояком и мурашками от прохлады проскользнула мысль, именуемая «позвонить рыжему». Позже Дазай даже попробовал порыться в квартире в поисках чего-то, что Накахара мог забыть, ведь надо было хоть как-то оправдать этот сбой в системе, побуждающий поинтересоваться, как себя бывший напарник чувствует. Но квартира была девственно чистая, чего не сказать о ментальном состоянии Осаму, ведь он был буквально выебан в мозг, когда на протяжении пятнадцати минут находился в пассивной борьбе с собой, чтобы не позвонить рыжему юноше. Он, к слову, выиграл.***
Чуя представляет из себя нечто убитое, когда просыпается утром по будильнику и тут же падает назад в кровать, потому что сесть означало столкнуться с болью, наверное, во всем теле. Он начинает с того, то пьёт таблетку от похмелья и через пятнадцать минут жить становится… ну не проще конечно, но жизнь начинает ощущаться и понемногу разливаться в венах. Дальше происходит осмотр тела, и первым делом Чуя цокает, когда видит синие следы от зубов на шее и ещё более синие на бёдрах, но уже от пальцев. К горлу подкатывает приступ тошноты. Накахара надевает первое, что находит в шкафу, и уже собирается выйти, берет в руку телефон, чтобы посмотреть время… Он опоздал на пятнадцать минут. На самом деле это мелочь и вряд-ли имеет большое значение, но у юноши то состояние, когда ты ищешь повод для того, чтобы просто остаться дома. Укутаться в одеяло и гордо страдать в одиночестве. Так что Чуя ползёт назад в комнату, и благо квартира безумно маленькая, ему даже не приходится долго ползти — он просто плюхается в кровать и укрывается с головой. В руке все ещё гаджет, который теперь светит в лицо, заставляя жмурить глаза, и Чуя проверяет сообщения, вызовы там… Он тоже один из самых страшных убийц Йокогамы, поэтому его соц.сети с виду пустые, а друзей нет. Конечно, он ведёт пару переписок, но это такая чёртова редкость, что даже скудная переписка с Осаму, которая закончилась года три назад, была видна на экране в вкладке «сообщения»; не было необходимости долго искать, чтобы найти её. «Закончилась три года назад» — это значит, что Чуя просто перестал писать те сообщения, которые уходили в пустоту. Чаще всего не читались, иногда две галочки сменяли свой цвет, указывая, что тут не только доставлено, но и прочитано, но поверьте: в какое бы время вы не зашли в переписку, нельзя было увидеть, что Осаму печатает. И в итоге Чуе надоело. Нет, он не страдал от достатка гордости и не сожалел о том, что пишет уже год, надеясь на ответ; но он потерял эту надежду, а вместе с тем начал терять признаки жизни. Это одна из тех болезней, которая разъедает вас изнутри, медленно пожирает, выбивая воздух из лёгких и почву из-под ног, чтобы в конце концов вы застали себя под одеялом в маленькой квартирке с болью в пояснице и слезами на глазах, перечитывая все те сообщения, на которые не получали ответа. Изящная тонкая рука высовывается из-под одеяла и кидает телефон на пол, чтобы назад нырнуть в тёплое закрытое пространство и утирать шмыгающий нос. В итоге, через час пришло уведомление, и Чуя не питал надежд, нет; это был Ацуши с просьбой прийти (желательно захватив успокоительное), поэтому Чуя таки выскочил из кровати в мятой одежде, которую надел в ВДА сегодня утром, куда он так и не дошёл. На следующий день Накахара чувствовал себя значительно хуже. Это прослеживалось в синяках под глазами от бессонной ночи, снижением активности — Накахара упал, когда попробовал дойти до туалета, его ноги натурально согнулись в коленях, и отказались выгибаться назад. Юноша попробовал вспомнить, когда ел последний раз, и это была пицца дома у Дазая, а до этого… Пришлось принять так же тот факт, что у него были провалы в памяти, потому что он с трудом вспомнил, как проходил позавчерашний день, закончившийся в постели Осаму. Он смог вспомнить битву с эсперами в отеле, но так и не додумал, как проснулся тогда, как засыпал ещё днём ранее и другие детали. Когда он подошёл к холодильнику после того, как пересчитал трясущимися пальцами ребра, его стошнило на пол при запахе еды. Возможно, она даже была испорчена, потому что Чуя долго к ней не прикасался, но это не точно. На слёзы больше не было сил, более того — в этом не было замечено смысла. Накахара позволил кошкам скрестись внутри себя, пока очередной звонок от Накаджимы не привёл рыжего в более-менее опрятный вид. Вечером, вернувшись к себе, Чуя с трудом помнит детали, но он явно насчитал две панические атаки и один приступ тошноты. На третье утро весёлого отпуска Чуя по новой традиции осмотрел тело. Чувство голода окончательно пропало, и Накахара в глубине своей души понимал, что это не должно радовать, но он был доволен. Ноги начали напоминать две тонкие палочки, и это правда что-то, что будет вам не нравиться, хотя бы если вы думаете о том, что скажут другие. Но это больше не имело значения. Чуя не думал о том, как выйти на улицу, как показаться на глаза знакомым или что-либо в этом духе. Зрение заметно снизилось, по краям обзора все будто бы плыло, и Накахара даже не пытался вставать, подавляя желание сходить в туалет. Это было почти больно, но было нечто, отвлекающее его внимание. Рыжий водит по своим запястьям, там, где вены стали заметнее и синее, где косточки кистей торчат, натягивая достаточно тонкую кожу. «Тонкая кожа» — это правда забавное наблюдение для того, у кого следы от порезов вдоль вен. Совсем не глубокие, но само их существование… Откуда? Чуя жмурится и пытается вспомнить прошлый вечер. Две панички. Одна рвота. Что ещё, блять, тогда произошло? Парень скользит затуманенным взглядом по постельному белью, которое достаточно грязное само по себе от того, что его долго не утруждались сменить, и там багровые следы от крови. Лучшее, что вы можете знать о себе, когда ваша память отказывает, так же как и зрение, ноги, желудок, кишечник и многое другое, это то, что вы порезали себе запястья чем-то острым, явно преднамеренно и завалились спать. Ну правда, Чуя не напуган, когда осознает это, ему просто интересно, что же это за нож или лезвие такое? Он сползает с кровати и медленно осматривается на предмет капель крови или предположительного орудия «убийства». Так он дополз до кухни, наконец найдя там лезвия, вытащенные или не вставленные в бритвенный станок. Это можно считать настоящим подвигом для того, кто еле передвигается, ведь проделать все это, должно быть, стоило больших усилий. Итак, Чуя просто остался сидеть на кафеле напротив своего злейшего врага, острого, в следах засохшей крови. Врагу хотелось сдаться.***
Через три дня с последнего разговора Акутагавы и Ацуши, через заблокированные социальные сети и выключенный телефон, Рюноске пришёл к тому, что надо бы все же наплевать на почти приказ не приходить к нему домой. Это было воскресенье, так что можно было позволить себе встать в десять утра и спокойно, без лишних нервов отправиться к тигрёнку. Ацуши в это время ещё спал. Возможно он уже спал, или наконец спал, или опять спал. Так или иначе, сон здесь не играл роль чего-то здорового и полезного. Так что достучаться было настоящей сложностью, но Рю никуда не торопился. На самом деле, у него были ключи от квартиры, но он не хотел их использовать по двум причинам: во-первых, нарушение личного пространства это не круто, когда у вас неразбериха в отношениях, а во-вторых… Когда он все же попытался открыть дверь, ключ с внутренней стороны двери явно дал понять, что либо Накаджима опять забыл его вытащить, либо специально вставил, избавившись от нежелательных гостей. Он простоял минут двадцать под дверью, методично нажимая на звонок, пока наконец не услышал шаги и ворчанье через тонкую стенку подъезда. Он глубоко выдохнул, потому что с каждой минутой волнение нарастало все больше, но теперь Акутагава встрепенулся, отлипая от стены, на которую облокотился ранее, и встал чётко перед глазком, смущённо улыбаясь. Глупо, глупо, глупо, черт. — Прости, Чуя, мне надо было одеться, сейчас открою, подож… — Ацуши обрывается на полуслове, видимо наконец глянув в глазок, и ключ в двери резко поворачивается назад. Рюноске напряжён. Ацуши ждал Накахару? В такое время? Ну хоть, блять, оделся перед тем, как пошёл открывать, и на том спасибо. — Ацу, открой. Мы можем поговорить? Если бы Накаджиме хватило пару дней, чтобы начать приходить в себя и активно решать, что же делать с парнем, чья верность мафии всегда будет стоять против их отношений, то сейчас бы, увидев Рю, он определённо скатился на самое дно ментального состояния. Но такая удача, ведь он и не пробовал вытащить себя из этого дерьма, так что он просто не чувствовал, что вытерпит подобные разговоры о том, кто в чем виноват и кто что сделал. А больше всего он боялся вопросов «Что будем делать?» и «Чего ты хочешь?». — Рюноске, не сейчас, я прошу. Я же сказал не трогать меня. — То есть Чуе к тебе можно, так? А меня решили не звать. Ну класс, быстро же ты оправился. — Рю почти слышит, как скрипят зубы светловолосого за дверью. — Проваливай. Аку орал что-то ещё, но он даже не ощущал присутствие парня вблизи, будто бы тот вернулся назад в комнату и вовсе заткнул уши. Так что Рюноске злобно стукнул ногой три раза по двери, подметив, что та почти слетает с петель. Если нельзя подобраться с главного входа, то можно с чёрного.***
Рюноске не был каким-то гребаным сталкером, и у него есть оправдание тому, что он знал, где живёт Накахара. Ему надо было следить за рыжим, чтобы поймать его позже, пока у него было такое задание от Мори, и в итоге глупостью было не перехватить его у выхода из квартиры, но сейчас это не имеет значения. Чуя может помочь выяснить, что происходит с Ацуши, а если он откажется, то это будет значить, что у них более личные и менее дружеские отношения, чем хотелось бы. На такой случай у Рю нет плана, хотя бы потому, что он реально доверяет своему парню. Не дай бог бывшему. Так что благо идти недалеко, Аку смело заворачивает к соседнему дому, заранее прокашлявшись и разминая пальцы рук. Стучит в дверь. Ничего, кроме эха от соприкосновения костяшек о дерево двери. Стучит ещё раз. Тишина. Стучит. Ни звука. Аку хмыкает, теперь убеждённый, что Чуя в ВДА или где-то ещё, и разворачивается, поджимая губы, но… Сейчас воскресенье. За дверью слышно, как что-то падает. Это что-то стеклянное, совсем близко ко входу, но после этого не возобновляется тишина, потому что падает что-то тяжёлое. Когда ты убийца, ты различаешь звук падающего тела. — Эй, рыжий, открывай. — Аку нервничает, потому что бойцы мафии, пусть даже бывшие, вряд ли способны просто подвернуться на ровном месте и так громко свалиться. — Накахара? Тишина. Ладно, если уж вы преступник, убийца и многое-многое другое, возможно, взлом чужой квартиры не самое страшное из того, что вы можете сделать, так что… Рюноске активирует Расемона и одним ударом выбивает дверь. Дверь отлетает к концу коридора, и это огромное счастье, потому что прям перед входом лежит рыжий. На нем домашняя одежда, помятая и… что ж, сильно пахнущая потом и чем-то похуже. Его волосы растрепались по паркету, а лицо настолько осунувшееся, что это почти голый череп. Это все ужасно, но страшнее то, что — Его запястья кровоточат, лужи крови быстро разливаются по полу, задевая ботинок Акутагавы. Раны глубокие, явно смертельно опасные, а Чуя без сознания. Пальцы на кончиках начинают синеть, когда Аку падает на колени и трясёт Накахару за плечи.