***
Следующий день в агентстве был не лучше прежнего. Начался он с того, что с утра заявился Фукудзава и кивнул на новое рабочее место в общем кабинете. Оно было ближе всего к выходу, с одной стороны шкаф, с другой стороны стол Куникиды. И Чуя был бы идиотом и совсем бы не подходил для работы детективом, если бы не понял, что его стол дальше всего от стола Дазая. Это было то ли смешно, то ли глупо. Чуя вдруг почувствовал себя школьником, тем самым обычным школьником, которого отсадили от друга. Он так и захотел сматериться в адрес доёбистой училки, но вот дело в том, что это был Фукудзава-сан, а Дазай ни минуты другом не был. — Доброе утро, Дазай-сан! — Ацуши подпрыгнул на месте, когда дверь открылась, впуская Осаму. Тот сдержанно кивнул, зевнул и ударился ногой о какой-то косяк. Выругался, прошёлся взглядом от того места, где попала в аварию его нога вверх и понял, что это стол. Стол, котрого раньше не было. А за ним Накахара, котрого тоже, к слову, совсем недавно здесь не было. — Привет, вешалка для шляп. Чуя на такое приветствие закатил глаза. Во-первых, шляпу он больше не носил. Шляпа ему, конечно, нравилась; может так же как Осаму нравился его чёрный плащ. Но и в том и в другом случае эти вещи были скорее отличительными знаками мафиози, чем собственным выбором. А во-вторых, ну вот он искренне не понимал: неужели такое общение как-то поможет агентству больше доверять Накахаре? Да и с каких пор в интересах Осаму отвоёвывать бывшему напарнику самое высокое кресло в кабинете? Казалось Чуе, что они играются не в ненависть, а в детский сад, но теперь он был очень осторожен с поспешными выводами. — Ага, привет, переевший растишки, — в тон шатену проворчал Накахара. Чуя перевёл взгляд на Ацуши, а выражение у него было типа «не, ну прикинь, во козел, а?», но взор светловолосого был обращён к все тому же Осаму, который уселся за свой стол и начал шарить в ящечке в поисках банки кофе. Ацуши смотрел как-то по-доброму, и Чую аж передёрнуло от мысли, что Накаджима сподвиг Аку помириться не только с Чуей, но и с Дазаем. Накахара так и прыснул в кулак, представив, как Акутагава набирает номер Осаму и извиняется «за все недовыполненные поручения и крики боли, которые доставили такой дискомфорт Дазай-сану». Нет-нет, однозначно нет. Но может Ацу просто сам поговорил с Дазаем и тот каким-то образом уболтал его, что он ангел во плоти и ничего плохого Аку не желает. Других вариантов Чуя не представлял, но Ацуши протянул чайник с кипятком Осаму, а тот благодарно кивнул, уже через секунду чуть не облившись тем же самым кипятком. Сегодня Чую в первый раз нагрузили бумажной работой, чему он был несказанно рад, потому что теперь его внимание было сосредоточенно на документах и штампах, а не на Дазае, Ацуши и других сотрудниках. — Чуя красивый, — Дазай, смотря своим огромным глазом, шепнул на самое ухо, придерживая пальцем пару рыжих прядей и играясь с ними. Он звучал как-то по-детски, нелепо-глупо, будто бы долго хотел сказать что-то подобное, но не знал, как это выдать, чтобы оно не звучало слишком броско и значимо. Интонация была такая, будто кто-то кинул на пол пару крупных купюр, стараясь показать, что это для него ничего не стоило, но весь его вид говорил о том, что он собирается их поднять позже. — Перестань. — Чуя переводит взгляд на стену, притом отвернувшись от Осаму и сильнее натягивает на себя одеяло. Морщится. Интонация была такая, будто бы кто-то топчет крупные купюры, чтобы от них ничего не осталось. Что бы их нельзя было поднять. В 17:06 случилось нечто, что можно расценивать как чудо. Не важно сколько прошло месяцев или лет, потому что если вы вдруг спросите, имело ли то значение и заставило ли Чую трястись, он скажет, что да. Ему пришло сообщение от Дазая. В первую секунду это невыносимо больно. Это больно, потому что ты уже не на работе в агентстве; ты в своей старой квартире. Четырёхкомнатной, некогда шикарной. Огромная ванная с кучей полочек и тюбиков, большая часть из которых уже просто пылится. Просторная гостинная, где тут и там на полу тарелки с едой, к которой он почти не прикасался, а лишь делал попытки впихнуть в себя что-то; бутылки в разных углах от коллекционного вина, теперь уже пустые и не имеющие никакой ценности. У Чуи было ощущение, что он просто дождался. Что он сидел там, на полу в одной из комнат, печатая очередное письмо, которое прочтут и не ответят. Это было больно до душераздирающего крика, потому что ты можешь заметить, как вместо одной галочки появляются две, а значит где-то там, не больше чем в сотне километров, этот человек открыл переписку и прочитал. Живой. Существующий. Иногда Чуя забывал об этом. Осаму казался чем-то нереальным, выдуманным. Чуя рылся в вещах и в панике выхватывал те мелочи, что остались после него. Вертел в руках дорогой чокер, чёрный галстук, парфюм и вспоминал, где их приобрёл. «Нет, черт возьми, я уже слышал от тебя, что это его вещи. Это я слышал. А теперь скажи мне правду. Скажи, блять, где на самом деле ты это взял!» — говорил он сам себе. Но в те моменты, когда этот «некто» читал его сообщения, они будто бы были ближе. Будто ты сказал «господи, дай мне знак» и тут прогремела молния. И когда он, сидя за своим рабочим столом в компании, которая ещё совсем недавно скорее была вражеской, нежели своей, прочитал это сообщение, голова закружилась. Боль сменилась на панику. Чуя часто и громко задышал, привлекая всеобщее внимание, и отшатнулся, отъехав на колёсиках кресла на метр и столкнувшись с стеной. Перед глазами поплыли обои старой квартиры, все то отчаяние; и вот что важно было осознать теперь: никогда не представляешь, как сейчас хорошо, пока не вспомнишь прежнюю боль. — Чуя, все нормально? — Первый вскочил Ацуши, подбегая к другу и осторожно укладывая свои руки на его плечи. Тот смотрел сквозь Накаджиму, что-то бормотал, часто моргая. Кто-то побежал за водой, кто-то позвал Йосано, которая лишь головой покачивала. Ранпо укоризненно смотрел на Дазая, а он сам… Он медленно ввёл телефон в спящий режим, после того, как настороженно перечитал своё «ты закончил? пошли домой?». Осаму то поджимал губы, то удивлённо раскрывал рот, теребя конец бинта и не зная, что теперь делать. Да, это сообщение. Дело в нем, он понимал. И оттого было страшно. Оно не должно было вызвать паническую атаку. Это ненормально. Это не здорово. Он твердил это про себя, пока Йосано наконец не отвесила ему лёгкий подзатыльник со словами «встань и сделай с ним что-нибудь». Осаму покосился на Ранпо, который, видимо, и просветил врача, а тот лишь руками развёл, мол «и не благодари». — Чуя, — мгновенно подлетел шатен к рыжему, что никак не мог успокоиться, — ты слышишь меня? Дазай обхватывает руками чужие щеки, и, к полнейшему смущению Осаму, взгляд рыжего вдруг прояснился, будто он увидел перед собой нечто значимое, и он трётся щекой о левую руку Осаму, прижимая при том её к плечу. Ресницы подрагивают, но он делает пару медленных вдохов и выдохов, прежде чем поднять голову и открыть глаза. — Ты в норме? — поинтересовался Ацуши за спиной Дазая. — Вот вода. — Да, — прохрипел Чуя, краснея от осознания, что всех перепугал. — Простите. — Может тебе стоит ещё отдохнуть? — Йосано выглядит взволнованно, роясь в аптечке и вытаскивая успокительное. Протягивает Чуе, но он отрицательно мотает головой. — Нет, все в порядке. — Чуя ещё раз проходится взглядом по всем сотрудникам, которые расходятся по своим рабочим местам, и останавливается на Осаму, сверля его с нечитаемыми эмоциями. — Я пойду домой. Дазай, который до этого стоял, оперевшись ладонями в свои колени, чтобы быть на одном уровне с Накахарой, спокойно выдыхает, распрямляется и идёт к окну покурить. Надо бы как-то сообщить Накахаре, что он собирается проторчать тут ещё минут десять, чтоб если и догадался о их планах, то только Ранпо, но мессенджером он решил не пользоваться. Это правда выглядит странно. Палец бы устал листать все то, что ему написал Чуя за четыре года тишины, и тут такое простое: «ты закончил? пошли домой?». «И все же, — затягиваясь и выпуская дым в открытое окно, думает Осаму, — такой реакции не должно быть». //Жертва боится того, что хищник её боится// Домой они шли молча. Чуя курил третью сигарету подряд, то и дело отводя выбивающиеся прядки от лица, и всячески старался показать, что молчит, потому что занят. Включал и выключал телефон, просто прокручивая строку уведомлений и не вчитываясь, водил взглядом по вывескам магазинов и кафешек, переплетал хвостик. Чуя Накахара 5 января 18:40: Сегодня опять говорили о агентстве на совещании. Мори шипит, когда слышит твоё имя. Завидую его реакции. У тебя случайно нет совета, как уничтожить этого тупого туберкулёзника? Он же конкретно достал. — Я читал все те сообщения, ну так, к слову. Чуя Накахара 5 января 19:08: Нет? Ну и пошёл нахуй. — Это должно было меня успокоить? — Чуя удивлённо таращится на Осаму. — И типа ты не знал, что ответить? Чуя Накахара 19 июня 22:07: Ну и как оно, м? Отмечаешь теперь или как раньше никому не говоришь о том, когда у тебя день рождения? Может у тебя и сейчас есть кто-то, кто пороется в документах, чтобы узнать, когда ты родился? Знаешь, я не горжусь тем поступком… Вообще, если подумать, знать — это не круто. Я мог бы сейчас спать, но нет, я старадаю полнейшей хуйней здесь, и вот ещё что: я бы хотел написать, что не нуждаюсь в твоей реакции, что я и так чувствую каждую эмоцию на твоём лице, когда ты читаешь и мне не нужен ответ, но нихуя. Я вообще тебя не знаю. Дазай пожимает плечами. Чуя Накахара 17 декабря 06:40: На самом деле я так привык писать сюда, будто это мой личный дневник, так что можешь считать, что я тебя использую. О да, я успокаиваю себя этим и это именно то, что я говорю себе каждый раз, когда отправляю. Представляешь, дневник назван в честь тебя. У дневника есть номер. Дневник читает все, что в нем пишут. Но дневник не отвечает. Потому что дневник неживой. — Я не оправдываюсь. Чуя Накахара 7 ноября 4:48: Лучше бы тебя не было. — Я хочу есть, — меняет тему Накахара, — зайдём в магазин или закажем домой? — Чу-уя, — тянет Осаму, — неужели ты думаешь, что я зарабатываю тут так же, как в Мафии? — По-моему ты сильно драматизируешь, — с подозрением в голосе подмечает Накахара, но все же заворачивает в магазин.***
Сегодня они говорили больше, чем за весь почти полный месяц, что Чуя работает в агентстве. Двум напарникам, на самом-то деле, всегда будет, о чем поговорить. Иногда приятно быть услышанным, и сейчас, рассказывая какие-то глупости, Чуя был очень благодарен, что есть человек, который утвердительно и будто бы понимающе кивает на это. Да, был Ацуши, но с ним лучше получалось сидеть в тишине, а вот с Осаму… Когда молчишь, кажется, что скоро все кончится. Что Дазай опять уйдёт, уедет, предаст организацию, предаст самого себя, предаст Чую. — В чем вообще смысл этих бинтов, если все догадываются, что под ними? — размышляет вслух Накахара, пока Осаму перематывает ему запястья. — Ну то есть стоит взглянуть на тебя, и сразу становится ясно, что там порезы. — Может это оттого, что я и не скрываю? Вот на счёт глаза ходило больше теорий. Чуя делает паузу, отводя взгляд. Иногда тяжело вспоминать того Осаму. Шестнадцатилетнего парня с большими загадочными глазами… одним глазом. А что под вторым глазом, ещё более загадочным, из-за того, что он перекрыт пластырем? Обычный коньюктивит. — Ты был совсем другим тогда, — честно признается в своих мыслях Накахара. — Н-да? — Дазай вертит тонкое запястье в руках, проверяя, все ли хорошо замотано, и приступает к другой руке. — И что же изменилось? Дазай и так знает, что. Назовите это прощупыванием почвы, ведь Накахара никогда не подумает, но человек в полуметре от него слегка переживает за эмоциональное здоровье рыжего, хоть выражается это по-странному. «Что ж, — думает Осаму, — как умею». — Ну-у… Там, где раньше было занудство, сейчас клоунада. Где раньше был гнев, сейчас нежная интонация. — Чуя правда так считает? — прерывает его Осаму, растягивая приторно сладкую улыбку и говоря чрезмерно добро. Накахара улыбается в ответ. — К тому же… — Накахара вдруг смотрит прямо в глаза напротив, резко становясь серьёзным и напряжённым. — Раньше бы ты не перевязывал мне запястья, и игнорировал и держался дальше. Осаму на секунду перестаёт крутить марлю вокруг чужой руки, собираясь до боли сдавить кожу Чуи, но тут же громко выдыхает и измученно улыбается. — Это стоит многого, — абстрактно отвечает Осаму, пожимая плечами.***
— Я тебе ни черта не верю, Дазай, — тянет Накахара, слегка заикаясь, — но у тебя есть ещё одна попытка. Дазай смотрит, как напарник сидит на диване, закинув ноги на подлокотник, и выпускает дым прямо в потолок. У него слегка покрасневшие щеки, верхние пуговицы рубашки расстёгнуты, а рукава закатаны, показывая бинты на запястьях и выпирающие кости локтей. — Так жаль, что Чуя все ещё не верит в мою бескорыстность… — почти напевает Осаму, допивая третий бокал и в очередной раз поглядывая на пустую бутылку от вина, рассчитывая, что там волшебным образом окажется алкоголь, — ну, может быть ты и прав… — Хах, ну конечно! Что Коё ещё могла предложить тебе, кроме как не девушек из своего публичного дома? — Чуя морщится, упоминая Коё, и одним глотком допивает содержимое своего бокала, ставя его на пол возле дивана. — И сколько? Две? — Одна, — лукаво улыбается Дазай. — Ничего себе! Три?! Ты осилил трёх? — Чуя смеётся, тоже поглядывая в сторону бутылки. Именно это копошение и выдаёт в нем лёгкую обиду. Осаму не отвечает, лишь загадочно отводит взгляд. Теперь Чуя молчит, задумавшись и представляя то, как Коё приходит к агентству и просит Осаму аннулировать порчу Чуи, предлагая взамен девушку. А тот ещё и торговался, наверное. Чуя выхватывает из своего пальто, что валяется прямо на полу в комнате, какие-то таблетки, и направляется на выход из комнаты. — Стоять, — почти рычит Осаму, — что это? Покажи. Чуя мнётся, ещё сильнее покраснев, но гордо шествует к Осаму, протягивая разжатую ладонь с блистером. Осаму смотрит слегка помутневшим взглядом, но вскоре его морщинки на лице разглаживаются. — А… — многозначительно кивает Осаму, поглядывая прямо в глаза Накахары. — Хорошо. Помощь не нужна? — добавляет Дазай с усмешкой. — Иди знаешь куда? — напоследок вырывается у Чуи, прежде чем он закрывается в ванной. «Таблетки для прочистки кишечника, значит… — сразу стал серьёзным Осаму, — и как это воспринимать? Он опять же потом будет…» Дазай встаёт и начинает наматывать круги по комнате. Сходил покурить на балкон, вернулся и поставил телефон на беззвучный, чтобы не отвлекли. «Черт, а ещё говорят, что дающая сторона никак не готовится». Осаму кусает губы. Он все ещё пьян — ему даже не нравится, как его разносит от вина, но другого он никогда с Накахарой не пил, — мысли сменяются в голове медленно, но беспрерывно, не давая уцепиться за одну нужную. Осаму смотрит на время. «Выйдет минут через десять, — размышляет Осаму, — я успею сбежать!». Дазай тихо хихикает, скорее нервно, чем от своего «чувства юмора», понимая, что чтобы додуматься до такой шутки, надо рассматривать подобное предложение всерьёз. Осаму спохватился, вспоминая, где лежит смазка, но она, конечно же, лежала в магазине. Дазай её не купил. Он тащится к прикроватной тумбочке и вынимает крем. «Должно быть, на этот раз Чуя мне не простит». Достаёт салфетки, презерватив. Он никогда так не готовился. Серьёзно, за все годы их связи такого не было. Все было тяп-ляп, на столе босса, в подвалах или кабинетах, дома на полу в прихожей или в подворотне после задания. Обоих это устраивало. Осаму понимал, что бегает как угорелый только потому, что ему надо как-то занять руки и оторваться от пугающих мыслей. От этого осознания мысли становились только страшнее. Дверь в ванной заскрипела, открываясь. Осаму плюхнулся на диван, прихватывая пепельницу и зажигая сигарету. — Иди сюда, — улыбается Осаму подрагивающими губами, увидев Чую, который встал в дверном проёме, придерживаясь рукой за дверь. Накахара на слабых ногах поплёлся к Дазаю, покачиваясь, у позволил утянуть себя на чужие колени, опираясь руками в плечи напротив. Дазай делает затяг и выдыхает в сторону, притом поглядывая на Чую. Приставляет ему сигарету, давая затянуться, но не выпускает из собственных пальцев. — Не выдыхай, — шепчет Осаму, ближе подтягивая к себе рыжего. Тот сдерживает дым в себе несколько секунд, и когда он не сдерживается, собираясь выпустить серое облачко в воздух, приоткрывая рот, туда проникает язык Дазая. Чуя окончательно выдыхает, позволив растаять дыму где-то между их сплетёнными губами; ведёт руками от чужих плеч к груди, медленно раскачиваясь на чужих бёдрах. Чуя заводится намного проще, когда пьяный, но это никогда не было чем-то постыдным и не высмеивалось. Дазай делает ещё одну затяжку и тушит сигарету в пепельнице. Сигарета не помогла ни разу, но Дазай старается не накручивать себя хотя бы сейчас. Осаму целует жарко, водя языком по зубам и нёбу, изучая, будто бы в первый раз, каждый миллиметр, оттягивая зубами нижнюю губу Накахары, но не разрывая поцелуй. Оглаживает спину, которая прогибается от прикосновений, зарывается рукой в волосы, чтобы направлять Чую так, как удобно. Накахара начинает напрягаться. Если бы он не знал предпочтения Осаму, то подумал бы, что тот просто хочет побольше прелюдий и оттого так жарко и долго целуется, но дело тут не могло быть в этом. Дазай отчего-то медлил. Обычно им не много надо, чтобы перенестись в горизонтальное положение и стягивать друг с друга одежду, но Осаму не продвигает ситуацию уже минут семь, если пьяный мозг Чуи его не подводит. — Осаму… — пытается начать Чуя, слегка отстраняясь, и собираясь попросить поторопиться, но его резко укладывают на лопатки на диван. У Чуи слегка закатываются глаза от резкой смены позиций, и он снова углубляется в поцелуй, обвивая ногами талию Дазая, но тот никак не отвечает. Продолжает целовать, все чаще прикусывая губы и все реже двигая языком. Сердце Дазая колотится и он вообще не уверен, что возбужден. Ему хочется покурить, может даже отмокнуть в ванной, но он не готов трогать Чую. Перед глазами картина, как тот режет себе вены или глотает таблетки, перед глазами Чуя с капельницей в груди, такой слабый и с глазами, говорящими «ты не виноват, но это из-за тебя». Дазай сминает руками чужую рубашку, так, что та почти трещит по швам, жмурится и рычит. Чуя чувствует это, в груди растет страх, потому что он не понимает, что происходит; снова тянет руки к чужой груди, походу думая, оттолкнуть или просто прижаться ладонями, но не успевает ничего из этого. Осаму перехватывает его запястья и прижимает к дивану. И это не похоже на возбуждение и контроль, это похоже на… — Что ты… — Чуя вжимается головой в обивку, отдаляясь от губ Дазая, и когда он смотрит в глаза напротив, то не может понять, что это за эмоции. Но Накахаре страшно. Осаму прижимается губами к шее напарника, но тот уже не верит в светлое продолжение ночи. — Что блять с тобой не так?! Чуя отталкивает наконец Осаму, очень сдерживаясь от попыток использовать силу, но не потому, что переживает за Дазая, а просто потому, что это было бы бесполезно. Шатен падает на пол, грубо дыша и трясясь, но и Накахара чувствует себя не лучше. Он хватает плащ и направляется к выходу, последний раз глянув на сидящего у дивана. Осаму смотрит на него снизу вверх с все ещё нечитаемым выражением, но это уже скорее не взгляд того, кто убивает, а взгляд того, кого убивают. Чуя хлопает дверью.