Дорога в никуда

      Сегодня должен приехать Марсель, и мы с ним поедем на наше место, чтобы подготовить его как следует для ограбления. На самом деле, то, что меня поставили в паре с Марселем даже лучше. От него можно многому научиться: например, молчанию. Марсель странный, но приятный, от него не исходит опасная аура, хотя и выглядит он, как головорез.       Утро я встретила с замечательным настроением. Профессор приготовил всем кофе, Берлин завтрак (он доверял это дело строго самому себе), а Палермо убирал комнаты. Особенно от последнего я пришла в дикий восторг. Каждый раз после уборки, он жаловался, что у него ломит спину, что такой гений как он вообще не должен тратить свое драгоценное время на такое убожественное занятие, но хватает одного только профессорского взгляда, как наш инженер, ноя, возвращается к важной миссии.       Наши отношения с Берлином развиваются довольно странно. Иногда он не замечал меня, проходя мимо, словно я не участник ограбления, а горничная в этом чертовом монастыре, (прошу прошения за богохульство), но порой, он, как ни в чем ни бывало, смотрел на меня и улыбался, поднимая бокал в мою честь.       С этого момента, я пообещала себе, что буду следить за всем, что он делает: за поведением, манерой речи, мимикой. Если он решил затеять что-то против меня, то я дам отпор. Посмотрим, сеньор, как далеко мы можем зайти в стремлении одержать победу любой ценой.       Спустя два часа к нам заехали Богота и Марсель, естественно с Софией. Палермо, услышав, что его подопытный тоже приехал, тут же выбежал из своей комнаты. Он вихрем надвигался в сторону Софии, что даже умудрился, пройдя мимо меня, своими стремительными движениями всполошить мои волосы. Но стоило ему столкнуться взглядом с Марселем, который ласкал хорька, прижимая крепче к себе, как наш инженер резко притормозил. Они продолжали пристально следить за действиями друг друга, когда мне в голову пришла отличная идея. Да, это его определенно разочарует.       — Привет, Марсель, Богота, как поживаете, — мило улыбаясь, спросила я. Получив утвердительные кивки, означающие: «все в порядке», «ничего нового», я приблизилась к моему напарнику.       — Марсель, — начала я, забрав хорька из его рук, (мне он ее доверял, так как видел мое отношение) — давай в этот раз заберем и Софию с собой, все равно берлога уже найдена, ей вряд ли что-то будет угрожать.       Марсель положительно кивнул, подтвердив, что успел надрессировать ее как следует за это время. Я победно улыбнулась, когда услышала скрип зубов Палермо. Он медленно направлялся в нашу сторону, смотря на хорька в моих руках. Я выразительно гладила Софию, не сводя самодовольной усмешки с инженера. Берлин, который находился рядом с Боготой, только фыркнул на это, покачав головой на мою своеобразную месть.       — Ты ведь это специально, да? Это такая месть у тебя, — не спрашивал, а утверждал Палермо, приобнимая меня за плечи. Я лишь невинно хлопала глазами.       — Дорогой мой инженер, месть это блюдо, которое подают холодным. Это, конечно, не полноценная месть, до нее еще далеко, но для начала сойдет, — тихо прошептала я ему на ухо, чтобы услышал только он.       Я заметила, как Берлин прищурив глаза, следил за нашими действиями. Если бы я его не знала или ему не было известно, что Палермо гей, я бы подумала, что он ревнует. Но нет, это вряд ли обычная ревность, это нечто другое. Словно я его игрушка, а он мой хозяин и теперь кто-то посмел положить глаз на его собственность. Вот только вы забыли кое-что, сеньор Берлин, я не ваша игрушка и никогда ее не буду, а вы не мой покровитель, больше нет.

***

      Попрощавшись с остальными, мы с Марселем двинулись в путь. Нас ожидало два часа езды, но благо на этот раз у нас была музыка и София.       Ехать с Марселем одно удовольствие: он не спорит, не ведет себя высокомерно, не раздражает, а еще он не против любой музыки. С Палермо и Берлином это не срабатывало, они сразу же начинали возникать на счет моего музыкального вкуса.       — Боже, убери эту безвкусицу, иначе я элементарно не доеду до места назначения, — Палермо возникал по поводу песни в исполнении Bebe. —Ты послушай слова, Берлин, неужели она страдала от неразделенной любви, а niña, — Мартин, не переставая трындел, обращаясь ко мне. Берлин, усмехнувшись, сказал:       — Любовь – не тема для подколов, друг мой, и тебе, как никому другому это известно, — Палермо после этих слов замолчал, и всю дорогу мы ехали в тишине, за исключением слов песни, звучавших из колонок:

Me cuesta abrir los ojos Мне тяжело открывать глаза, Y lo hago poco a poco Но я потихоньку делаю это. No sea que aún te encuentre cerca Тебя больше не будет рядом, Me guardo tu recuerdo И я храню воспоминания о тебе, Como el mejor secreto Как самую большую тайну. Que dulce fue tenerte dentro Как приятно было ощущать тебя внутри!

      С Марселем было не так: он просто отмалчивался большую часть дороги, ему было все равно на выбор песни, но сегодня он был улыбчивым, и когда я повернулась к нему с приподнятой бровью, он ухмыльнулся:       — Я вспомнил шутку, прозвучавшую с балкона моего соседа, — я продолжала вопросительно поглядывать на него, и тогда он процитировал ее: «Кто-нибудь может сказать птицам под моим окном, что необязательно орать, как птеродактили, можно просто спать!»       Впервые вижу, чтобы он так искренне смеялся, но шутка мне и правда понравилась, особенно, если учесть, что она еще и правдива. Теперь мы вместе заливались смехом. Марселю подходило улыбаться, его лицо становилось добрым, а сам он напоминал льва из мультфильма «Мадагаскар». Этого я ему, естественно, не сказала.       Вскоре наша машина притормозила возле здания. Крепко удерживая Софию, мы направились внутрь, не забывая обернуться в поисках незваных гостей, но все было чисто. Уже внутри, кивнув друг другу, каждый занялся своим делом.       Я принялась сначала чистить стол от ненужного хлама, а его было достаточно. Благо, рядом со мной был Марсель, который помогал выносить часть ненужных тяжелых вещей. София также помогла нам по-своему. Ненужные бумаги, доски, гвозди мы кидали на пол. Я замечала, что она быстро подбегала и относила мелкие вещи. Таким образом, за счет четырех пары рук и четырех мелких пары ног, ближе к вечеру мы закончили с уборкой части Марселя. Оставалась моя часть, но мы договорились, что приедем в другой раз.       Призвав Софию к себе, я крепко обняла ее, поблагодарив за помощь, и вышла из здания. Марсель, как и обещал, сменил замок, и теперь закрыв его, направлялся в сторону машины. Мы с Софией с нетерпением дожидались его, чтобы поехать домой.       На обратном пути я узнала, что Марсель увлекается еще и спортом. Вот тут-то мы и сошлись: я со своей страстью к волейболу, он - к футболу, но признался, что также хорошо играет и в волейбол. По этой причине с ним в команде всегда ставили одного слабого игрока. Я засмеялась на это и сказала, что мы все должны обязательно однажды сыграть.

***

      Когда я вернулась в монастырь, чувствовала себя ужасно уставшей и голодной. Профессор назначил специальные дни уборки и готовки, и я была рада, что сегодня не мой день. В основном я готовила стряпню, так как в данной отрасли особыми навыками не отличалась, зато Берлин и Мартин готовили просто изумительно. Не знаю, на какие курсы они ходили, но после их еды хотелось пальчики облизывать. Вот и сегодня я была уверена, что отведаю что-нибудь вкусное. За ужин сегодня отвечал Мартин. Ох, бедный, на нем сегодня и уборка, и готовка, но против Профессора не пойдешь.       Все сидели уже за столом, так что я успела вовремя. Все, кроме Берлина. Его не было. Проследив мой взгляд, Палермо издал неприличные звуки, получив неодобрительный вздох от Профессора. Однако это объяснило мне местонахождение горе-любовника. Пожелав друг другу приятного аппетита, мы приступили к еде…

***

      После тяжелого дня я отдалась в объятия морфея.       Мне опять снились кошмары: мой мертвый друг протягивал мне свою руку, призывая пойти с ним, мой исчезнувший отец кружил меня на плечах, а еще чьи-то руки умывали мое лицо кровавой водой с застрявшими на ней крупинками песка. Этот сон снился мне во второй раз. Кто это? Чьи это руки и, причем - песок?       Я, хныкая, ворочалась во сне, пот катился градом со лба. Я практически оказалась в дыре, в замкнутом круге и думала, что уже не выберусь оттуда, как почувствовала теплые руки на щеках. Они вытирали мои слезы, дарили прохладу, смачивая лицо мокрой тряпкой. Мне казалось, что это отец, что он явился ко мне во сне, что он мой спаситель.       — Ты здесь, — еле-еле разлепив глаза, слабо улыбаясь, прошептала я. Я схватила его за руку, крепко прижимая к губам. У меня горело лицо, и я почувствовала, как его руки исчезли с моих губ, чтобы появиться через несколько секунд с влажной тряпкой и нежными движениями смочить их. Я не видела его лица, но прижималась к нему изо всех сил, умоляя остаться подольше, не бросать меня.       Еще час, я находилась в полу сонливом состоянии, не отпуская горячую руку, согревающую меня в эту мрачную страшную ночь. Я гладила руку отца и улыбалась сквозь слезы. Я хотела открыть глаза, но боялась, что видение исчезнет, и я вернусь во власть реалий, окутанных мраком.       — Nunca me sueltes, μπαμπάς — в этой просьбе было столько мольбы, что если бы Бог услышал ее молитвы, облегчил бы ее страдания.       Мужчина продолжал гладить ее волосы, тихо убаюкивая, а когда она уснула, поправил на ней одеяло и вышел, в последний раз взглянув на нее.