Предел

{timeline: after nine months of Vongola Ring Conflict} Тсуна знал: проблемы только начинались. Бьякуран — некая вводная часть в сложный мир мафии; пролог, после которого каждое утро казалось уже невероятно прекрасным, просто потому, что ты проснулся живым. А дальше часы невыносимо медленно отщёлкивали тягостные минуты, и постепенно Савада начинал чувствовать себя сидящим на бомбе с неисправным хитроумным механизмом. И совершенно не знал, когда, собственно, рванёт. Поэтому Десятый не сильно удивился исчезновению вечно улыбающегося и самого беззаботного члена из их новоявленного кружка самоубийц. Признаться, Тсуна немного завидовал Ямамото: у того хотя бы была хорошая возможность на пару часов забыться. Гокудера же столь оптимистичного мнения явно не разделял, пускай они ни разу так и не обмолвились о происходящем, корректно обходя щепетильную тему стороной. Возможно, совместно всё обсудив, Савада смог бы переубедить, высказывая свои весомые аргументы на сей счёт. Сейчас как раз был тот период, когда абсолютно всё представлялось допустимым. — Мне кажется, нужно вмешаться, Десятый, — в очередной такой вечер на двоих наигранно беспечно произнёс Хаято. При этом нервно закрутил папиросу из аргентинского табака — подарок сестры, недавно побывавшей в Эль-Кармен; впрочем, листья коки заботливо привезённые ею же — были незамедлительно отправлены в мусорную корзину. Тсуна непонимающе посмотрел на подрывника, вальяжно развалившегося на широком подоконнике в его комнате. Тот явно разделял всеобщее ощущение стремительно накаляющейся обстановки и уж точно не желал оставаться в одиночестве. Назревала радикальная трансформация, и нельзя было отвернуться и не принять очевидного факта — детство закончилось. Теперь они беспощадно взрослели, а их игры давно перешли в ранг посерьёзней. Поэтому, решив на троих, они попытались совместными силами удержать ускользающую частичку их общности. То, что позволяло находиться в здравом рассудке, защищаясь от постоянных проблем и страшных невзгод, какими бы смертельными они не были. Простая до банальности идея — организованные вечерние посиделки хотя бы раз в три дня, а там как дело пойдет. И шло бы всё наверняка прекрасно, если бы во второй по счёту такой особый «вечер» мобильный Ямамото не завибрировал от злополучной смс. Стоило отметить отобразившийся на лице мечника спектр эмоций — никогда бы Тсуна не подумал, что это в принципе возможно: одномоментно увидеть изумление, сменяемое ужасом, а дальше — нескрываемое отчаяние, перерастающее в искреннее негодование и, наконец достигнув эмоционального пика, чистейшее восхищение. Возможно, Десятый ощущал бы схожие страсти и волнения по отношению к смс, пришедшей от Занзаса. Однако последний не строчил сообщения, предпочитая вовсе не отсвечивать (за что Тсуна был премного благодарен). И в случае непредвиденных обстоятельств всего две причины могли бы возникнуть на уме: спятил, либо проигрался в карты на желание. Пока Савада глубоко размышлял, как бы он поступил со злополучной смс от босса Варии, а Гокудера всё продолжал изумлённо взирать на разыгравшееся представление с перекошенной сигаретой, грозившейся выпасть из раскрытого рта. Сам виновник торжества, Такеши, успешно обуздавший бурю эмоций, взял себя в руки, и не замечая всеобщего ошеломления, просто заявил, что ему срочно нужно отойти. Ждать его не стоит. Без объяснения причин. Собственно, так и завелась ещё одна традиция: вечерами Ямамото пропадал без внятной последовательности и более того — с увеличивающейся частотой в геометрической прогрессии и, также поспевающей за ней, интенсивностью. Он искусно исчезал не только с редких собраний, но и порой мог отсутствовать целыми днями на пролёт. И если Тсуна особо не возражал и не видел ничего плохого, то у Гокудеры с пониманием не ладилось, у того уже начинал нервно дёргаться правый глаз, а количество ежедневно выкуренных сигарет грозилось исчисляться блоками. По каким особым причинам Хаято так эмоционально реагировал к, по сути, обычным тренировкам двух мечников, оставалось загадкой. По его поведению и принятой тактике ненавистного безразличия казалось, подрывник должен быть неимоверно счастлив отсутствию «наглого» Такеши, которому всё удавалось с первого раза. «Наконец-то этот пройдоха исчез с горизонта и больше не мозолит глаза» — первый, и в последствии, последний комментарий от него по отношению к ситуации в целом. Правда Тсуна и не пытался вникнуть в странные отношения своих хранителей, предпочитая стратегию невмешательства, оставляя на произвол судьбы с надеждой, что в скором времени проблема могла решиться сама собой. И как раз сегодня наступил знаменательный момент: терпение Хаято полностью исчерпало себя. В очередной раз пропиликавший мобильный телефон Такеши, последовавшее за этим, брошенное без сожаления: «Мне пора! Простите, ребята!», и сорвавшийся наглец с Шигуре Кинтоки наперевес моментально устремился со скоростью света подальше от их уютной комнатки. От их ускользающего мирка, разрушение которого было неминуемым и являлось делом предрешённым. Где Тсуна привычно остался один на один с собственными смешанными чувствами и раздражённым Гокудерой. Он для себя пока не решил: хорошо ли это или плохо, что хранитель Дождя Вонголы и хранитель Дождя Варии, по совместительству стратегический капитан, чересчур часто проводили совместные тренировки. Глубокомысленные рассуждения Десятого сводились всегда к одному, что безусловно — спарринги шли на пользу обоим, а при участии впечатляющего соперника — в разы продуктивней. Только оставалось кое-что, не дающее покоя. — Десятый, это не нормально! — не дождавшись ответа, с нескрываемым негодованием продолжил Хаято. Сигарета медленно тлела во рту и похоже мало интересовала его. Сейчас он находился вне комнаты, пребывая в собственном мире. — Или что, нам теперь следует сдружиться со всеми психами из Варии, следуя примеру этого придурка? — Девятый оказался бы невероятно рад, — попытался отшутиться Тсуна, но тщетно, подрывник лишь удостоил ошеломлённым взглядом, и весомая часть пепла упала на ковёр. Вовремя заметив случившийся конфуз, Гокудера моментально слетел с подоконника и с бурными извинениями принялся быстро вычищать серую золу. «Хотя бы на миг сбил запал» — радостно подумал Савада, заторможено наблюдая за разворачивающимися действиями, однако вслух произнёс другое: — Думаю, Занзасу тоже малоприятно, — заключил, озвучивая наконец засевшие размышления и намекая, что как раз босс Варии не отличался стальным терпением и не горел желанием видеть Вонголу в принципе. В сознании Тсуны тот рисовался крайне агрессивным, изрядно полыхающим враждебностью и излучающим убийственную ауру. И как Такеши, счастливо приходя в мрачный замок к оппоненту по боям, стойко выдерживал тяжёлый алый взгляд? Оставалось загадкой. Вдруг Десятый оцепенел: он сам себя завёл в тупик. Занзас в курсе, с кем проводил время его стратегический капитан, попросту не мог не знать. Скуало ничего не утаил бы от своего начальства. В голове начали возникать целый рой вопросов и красочных образов, где центральными фигурами являлись небезызвестный сумасшедший мечник и его не менее неадекватный босс. Но как тот согласился? Возможно, была осуществлена сделка, ограниченная по времени, и в угоду, естественно, Занзасу. Допустим. Скуало прекрасно умел договариваться и находить компромиссы, казалось бы в безвыходных ситуациях. Иначе почему за столь продолжительное время Занзас ничего не предпринял? Зная его буйный нрав и высокий уровень эгоцентричности, не сложно догадаться: он предпримет всяческие попытки по избавлению от вонгольского мечника, маячившего под носом. Предположим, все они потерпели крах. И через мгновение в размышлениях Десятого злой, как чёрт, брюнет принял вид аркобалено. Гневно окинул взглядом и даже погрозил маленьким кулачком, предрекая скорую расправу. На что Савада икнул и хотел было извиниться, пока не опомнился, что всё это — исключительно плод его воображения. Или в Варии произошёл раскол? Внезапно пришедшая идея оглушила. Картинка, нарисовавшаяся в голове, оказалась крайне безрадостной. Занзас и Скуало стояли по разные стороны баррикад, причём одна сторона превращена в огненное марево вперемешку с бушующими всполохами и смертоносными смерчами, а на другой и вовсе царил водяной хаос со страшными цунами и дикими водоворотами. Возникшая аналогия сначала позабавила Тсуну, а после сильно огорчила. Если всё обернётся правдой, это сулило Вонголе невероятные по масштабу проблемы. Аксиома — Скуало мог урезонить босса при крайней необходимости, имея действенные рычаги воздействия. В воспалённом воображении проскочил кадр, впоследствии сменившийся красочным действом: мечник от души обрушил разъярённую водную стихию на ошарашенного Занзаса, одновременно туша его и жадное пламя вокруг. Однако, что если всё могло измениться? Да и Тсуна никогда не проверял беспричинно укрепившееся мнение. Априори шаткая позиция, не стоило строить каких-либо утверждений. Соглашаясь с собственными мыслями, Савада кивнул и случайно обратил внимание на притихшего Хаято. Оказалось, тот всё это время изучающим взглядом наблюдал за ним. — Тогда какого чёрта он ещё ничего не предпринял? — и без пресловутой интуиции ясно, какой назревал вывод у Гокудеры. Но рассказывать свои смутные подозрения по части взаимоотношений двух безумцев тот не торопился. А может и не задумывался в этом направлении, как Савада. Десятый неопределённо пожал плечами в ответ. — Хочешь узнать — поговори с ним лично, — выдал, не подумав. Хаято стиснул зубы и отвернулся к окну. Наспех предложенное изрядно напугало и самого Тсуну: с того станется сорваться и примчаться в замок Варии, требуя личной встречи с Занзасом. Не факт, что в итоге бы получил, зато проблем все они огребли бы знатно. Какая разница, что у них там стряслось? Если Занзаса устраивало положение дел, то Саваду — вполне. Возможно, босс Варии переосмыслил основополагающие ценности и смирился с произошедшим. Яркие образы будущего призваны открыть глаза, насколько тесно мечники общались между собой. Игнорировать это, как и их настоящее, где Такеши уже бросал нечитаемые взгляды на Скуало — было бы действительно величайшей глупостью. Что стоило говорить о неизменном прошлом, как японец бережно тащил поверженного к спасительному выходу в Конфликте Колец, а после неудачи крайне эмоционально наблюдал за его гибелью. Занзас никогда не был дураком. — Мечникам лучше тренироваться совместно, так они быстрее достигнут результата, — мудро изрёк Тсуна, в последний момент удивлённо обнаруживая ответ, лежащий на поверхности. А рядом маячило понимание: не только Реборн сумел рассмотреть в Ямамото первоклассного убийцу, Скуало тоже обладал впечатляющей проницательностью. Неспроста выбрал его в ученики. И ничего удивительного, что Такеши словно магнитом тянуло к своему учителю. Вместе они представляли неплохой тандем, и каждый из них имел нечто сокровенное, отсутствующее у другого. Об открывшемся факте Савада тактично решил умолчать, не зачем будоражить неосторожными фразами вспыльчивого Гокудеру, к слову, тот и так держался из последних сил и мог расценить услышанное по-своему, явно в негативном ключе. — Давай лучше сыграем, — Тсуна начал раскладывать маджонг. — А то я могу подумать, что ты завидуешь, Хаято, — широкая улыбка расползлась на его лице. — Вот удумал, — подходя ближе, хранитель Урагана присел напротив оппонента. — Рассказывай правила игры, — с сосредоточенным видом, будто ни капли не обижен, и его ничуть не заботило горькое осознание, где сейчас находился и с кем проводил время столь ненавистный Такеши. Собственная уверенность произнесённых слов заставила увериться самому Десятому, и радости это не прибавляло. В действительности он тайно возлагал надежды на Занзаса, который должен был пойти безоговорочно против временного союза, да ещё с семьёй, загнавшей Варию в жёсткие рамки на целый год. Однако тот удивил не свойственностью поведения: не задавил в зародыше опасную игру, способную обойтись крупной ценой каждой стороне. Это огромный риск, ведь не только Скуало в состоянии изменить Такеши, ставя того на истинный путь убийцы, но и вонгольский мечник мог раскрыть варийскому капитану иные привлекательные тропы, толкая на осознание, что не всегда следовало идти по выбранному маршруту до конца. О чём думал босс Варии? Хотел побороть нежелательные трансформации исключительным авторитетом? Не слишком ли самоуверенно, если на горизонте уже возник второй, обративший на себя заинтересованный взор Второго Императора Мечей? Впрочем, вполне в духе Занзаса ставить на кон всё: признанную главенствующую позицию и неоспоримый вес в храме небожителей Скуало. Всегда играл по-крупному и явно не боялся никаких последствий. И особо сильно Тсуну раздражал тот факт, что он не в силах раскрыть загадочную стратегию варийского босса и в итоге определить, каков будет результат. Савада слишком устал от чужих забав, ему сполна хватало сумасшедшего Бьякурана.

***

*** В то же время в Марокко Занзас не думал ни о чем, наслаждаясь пребыванием в весьма недружелюбном мире своих воспоминаний. Медленно подходил к концу третий месяц вынужденного заточения. Время в ментальном пространстве текло неимоверно долго, поскольку за любое важное открытие неминуемо шла соизмеримая расплата. И раз оттуда не было выхода, кроме как самому проснуться, вывести его из медиативного состояния, повлияв извне, не представлялось возможным. Обратного пути не существовало, и всё простое на деле оборачивалось величайшей сложностью. Занзас имел все шансы никогда не очнуться, без конца гонимый вперёд лишь слепой яростью и гневом. Поглощённый образами, впоследствии мог навечно остаться там, так и не познав истины. Пускай под действием зелья жизненные процессы в теле замедлись, но природа потихоньку брала своё и явные изменения прослеживались во внешнем облике лежащего. Подбородок обрамляла борода, а отросшие волосы изрядно лезли в глаза и уже скрывали некогда коротко выбритые виски. Мэри не часто навещала итальянца — рассматривать ей надоело к концу первого месяца. Зато девочка определилась, что конкретно не нравилось в текущем устрашающем облике — кричащее количество вплетённых перьев птиц и значительное изобилие меха. Решив вытягивать по парочке в месяц, она предоставила результат на откуп Занзасу, когда тот проснётся, сам и решит, что отстегнуть дальше, если, конечно, на тот момент что-либо останется в тёмных волосах. И вот на исходе третьего месяца Мэри как обычно приоткрыла дверь, воровато оглянулась, убедившись в отсутствии старика, и крадучись пробралась в спальню. С успехом аккуратно выпутав не нравящиеся ей перья и сложив их рядом с кроватью, она легонько прикоснулась к шершавой щеке. Прохладные пальцы словно дотронулись обжигающего камня, нагретого полуденным солнышком. Занзас едва заметно пылал, температура его тела была куда выше человеческой. Оторопев, девочка сильно испугалась и с намерением найти старика попыталась ловко слезть с постели, как внезапно оказалась пойманной в стальной хватке. Алые глаза распахнулись и сверкнули диким огнём в полумраке комнаты. Напряжённо вглядываясь в незнакомую обстановку, Занзас сперва не сразу сориентировался, где находился, и что вполне мог физически прикасаться ко всему окружающему. И более того — наконец-то чувствовать себя живым. С недоверием отпуская хрупкие руки девчонки, он следом жадно провёл ладонью по хлопчатой простыне. Оказалось, можно сильно скучать по испытываемым ощущениям реальности происходящего, некогда бывшими чем-то обыденным. Словно предчувствуя пробуждение, старик зашёл к тому времени, когда парень смог подняться, и хотя удалось это не с первого раза, но он уже весьма сносно держал равновесие. — Молодой организм, — добро заулыбался хозяин жилища, глядя как Занзас опираясь о стенку стратегически пытался продвинуться к стулу. — Скорее опыт, — охрипшим голосом бросил итальянец. Восемь лет во льду, сжираемый жаждой отмщения, далеко не три месяца с яркими сновидениями в уютной кроватке. — Ни в какое сравнение не идёт, — продолжил он, наконец садясь на долгожданный деревянный стул около самодельного стола с неизвестной утварью. Занзас уверен, старик знал о нём больше, чем кто-либо другой. И с этим стоило разобраться, однако чуть позже. Главное — тот его нещадно обманул: вопросов после пробуждения оказалось множество, а ответов так и не нашлось. Чего стоило непостижимое изображение в рамке, хранящееся в его родительском доме, и сильнее всего интересовало — почему в самом конце увлекательного путешествия ему пришлось проходить через сжираемый до погибели огонь, словно сама стихия ополчилась против него. Ощущение не из приятных, будто одномоментно пережил с десяток прорывов точки нуля. Возникшее яркое воспоминание оглушительной боли враз бросило в холод. Впрочем, источник озноба был объясним: его начало жутко лихорадить. Пальцы до сих пор подрагивали от нервного напряжения, тело нещадно ломило, а спутанное сознание никак не давало собрать себя в кучу, рисовало редкими вспышками круги, временами ослепляя зрение и дезориентируя. Занзас хмурился, жмурился и постепенно всё творившееся стало дико бесить, ведь про нехилый приход после пробуждения его никто не потрудился осведомить. Заметив болезненные спазмы и дождавшись острого мига неминуемого отката, старик радостно пододвинул ему чашу с приготовленными травами и молча приказал выпить, мол после несравненно полегчает. Особо долго размышлять над предложением сил не оказалось, Занзас безропотно принял глиняную тару и с жадностью осушил содержимое до дна. Будто он не пил целую вечность — настолько в горле пересохло, что с трудом ворочался язык. Спустя пару томительных минут, состояние улучшилось, лишь сведённые судорогой мышцы, отвыкшие от нагрузки из-за длительного пребывания в положении лежа, неприятно отзывались ноющей болью, однако самостоятельному передвижению это никак не мешало. Окинув проясненным взглядом невзрачную лачугу, Занзас случайно подметил около постели одну яркую деталь — аккуратно собранные перья и знакомый меховой хвост. Рефлекторно он прикоснулся к шее, и пальцы скользнули по оставшейся сиротливой парочке пёрышек. Прикрыв глаза, итальянец ухмыльнулся, а после зорко посмотрел на рядом стоящую притихшую девочку. Та, театрально похлопав густыми ресницами, состроила непонимающее выражение лица. Чужая шалость не вызвала никакого отклика в душе, в ответ он просто поднял руку, чтобы взъерошить волосы на макушке и щёлкнуть по курносому носу. Ошеломлённый собственными причудливыми действиями произнёс раньше, чем успел подумать: — Можешь оставить себе. Девочка, широко улыбнувшись, вмиг воспрянула духом и, разбивая образ невинности, озорно побежала складывать трофеи в свою комнату, пока гость не пожалел о принятом поспешном решении. Вскоре они остались со стариком наедине. Наступившая тишина давила на изрядно расшатанные нервы, но привычной ярости почему-то не чувствовалось. — Я не собираюсь тебя благодарить, — Занзас поднялся на ноги через силу и, поравнявшись со старцем, посмотрел в его серо-голубые глаза. Остановился, в попытках разгадать чужие мотивы, безуспешно ища ответы в проницательном взгляде. — Ты показал всё ранее происходившее. Совершенно не интересно… — последнее он беспечно бросил, давя в себе возникшее сожаление. — Мне этого не нужно, Занзас, — тот миролюбиво и с беспричинной отрадой продолжал наблюдать за гостем. Занзас едко хмыкнул и, отвернувшись, направился к выходу. Откуда-то прекрасно знал: больше им не посчастливится встретиться, по крайней мере не в Марокко. А сейчас каждый сохранит сокровенные тайны при себе. — И пускай мне неизвестна причина, почему ты мне помог, — обернувшись на пороге, напоследок бросил у выхода. — Однако в долгу не останусь и со временем узнаю, ради чего всё это было затеяно. Прозвучало крайне угрожающе — только так он мог проявить своеобразную благодарность. Им обоим очевидно: Занзас кривил душой, беспечно изображая прежнего себя и упрямо доказывая, что очнулся из глубинного сна в точности таким же, кем всегда по сути и являлся. В действительности старик помог ему осознать, насколько сложно справиться со всем дерьмом в одиночку. Варийскому боссу хватало сил успешно соперничать с окружающими врагами, но бороться с самим собой было заведомо проигрышным делом. Ничего не поделаешь, такова его судьба пробираться через тернии к звёздам. Просто-напросто ранее избранная тактика оказалась верным путём к саморазрушению. Что не являлось конечной целью. Себя не изменить, однако некоторые постулаты вполне можно пересмотреть, если сильно захотеть. И первым делом после пробуждения Занзас решил направиться к искристому морю. Устало разлёгшись на раскалённой скамье, он широко зевнул и незаметно для себя вздремнул, окончательно разомлев под ярким солнцем. Шум прибоя и отдалённая болтовня работяг на пирсе слились в тихий убаюкивающий фон. А тёплый ветер Шерги, доносившийся со стороны пустыни Сахары, ласково трепал непослушные волосы. И привычно невыносимые, пронзительные крики чаек не вызывали никакого раздражения. Парень, пребывая в полусне, находился в состоянии абсолютного покоя, что явно не обошлось без воздействия травяного напитка причудливого старика. Всё-таки последний баловался наркотическими препаратами, но нелицеприятный факт совершенно мерк перед несравненно мощным эффектом выздоровления. На миг проскочила шальная мысль, что в будущем он не отказался бы припастись парочкой таких смесей. В моменты жизненно опасных ситуаций и отсутствия под рукой Луссурии они бы невероятно пригодились. Впереди намечалось ещё множество критически рискованных событий в нескучной жизни босса Варии.

***

Всё оставшееся время, вплоть до окончания вонгольского наказания, Занзас провёл безвылазно в Марокко. Возвратившись в прежнее состояние, расслабленно тренировался и кутил, наслаждаясь каждым прожитым днём. Со стороны казалось: внутренние изменения вовсе не пошли на пользу боссу Варии, он оставался также груб с окружающими, быстро раздражался, а бывало в гневе мог навести прицел икс-пушки на случайного неудачника, попавшего под горячую руку. Мало оказалось обнаружить зияющие пробоины в собственной стратегии жизни, необходимо было приложить соответствующие усилия для их удачного заделывания. А задач и так предстояло решить много. Поэтому наступивший момент истины, когда Вария наконец-то раскроет ужасную зубастую пасть и брезгливо скинет с лап вонгольские оковы, вдыхая свободу полной грудью, стал для Занзаса совершенно обычным днем, как, впрочем, и все остальные. Привычно он проснулся утром с невероятно тяжёлой головой после вчерашней бурной вечеринки в ночном клубе, куда притащился с двумя весьма фигуристыми красотками. И хорошо там отдохнул, заказывая импортный виски себе и шампанское дамам, а после — жарко провёл приятную ночь с ними. Широко зевнув и попутно скинув с себя женские руки, парень сладко потянулся, разминая потревоженные мышцы ото сна и вскоре приподнялся на локтях. Моментально в нос ударил невероятно удушающий аромат стойкого парфюма. Взгляд безучастно пробежался по аппетитным изгибам двух сонных девушек, едва скрываемых шёлковой простыней. Отдалённо заворочалось первобытное желание, однако оно было совсем неярким и весьма пресытившимся. Балдахин изредка покачивался от ветра с открытого балкона и давал иллюзорную надежду на глоток спасительного кислорода. Жаркий стоячий воздух царил в спальне и дразнил не меньше, чем свежая татуировка на правом плече, недавно сделанная лучшим марокканским мастером. Та неприятно саднила и эффектно красовалась витиеватыми угольно-чёрными скрещенными между собой хвостами. Вместо острого желания покарябать раздражённую кожу, Занзас ловко высвободился из объятий и встал с кровати босиком. Прохлада мраморного пола подействовала немного отрезвляюще. Солнце постепенно поднималось над горизонтом. Пора было собираться. Покидая спальню и наконец-то выпутываясь из тяжёлого шлейфа ароматов, особо не сочетающихся друг с другом, брюнет напоследок поглядел на собственное отражение в зеркале. И широко ухмыльнулся представшему эстетичному образу. Прикрыв за собой дверь, он сразу проследовал в ванную. Подставляя голову под прохладные струи, Занзас не думал ни о чем. В кристально чистом сознании блуждало полнейшее затишье. Радости не возникало, облегчения тоже, зато душ разогнал мешавшую тяжесть, предоставляя место лёгкой бодрости. Дел в Марокко у него больше не осталось. Вскоре он надел брючный костюм, подготовленный по индивидуальному заказу у итальянских мастеров и выглаженный с иголочки услужливым персоналом отеля, и вновь вернулся в спальню за самым важным, оставив пиджак сиротливо висеть на вешалке. Закатав белую рубашку до локтя и тем самым обнажив загорелую, ещё больше потемневшую, кожу, Занзас подхватил алые пёрышки с прикроватной тумбы, некогда снятые проворными женскими пальчиками в разгар их жарких развлечений, и аккуратно вплёл в волосы парочку огненных всполохов рядом с ленточкой цвета мяты. В завершении оставалось небрежно бросить наличные. Изнурённые дамы крепко спали, либо искусно притворялись, чувствуя невероятное смущение. Занзас никогда не понимал женской логики и столь нелогичного поведения: ночью вели себя как настоящие шлюхи, а утром принимали выжидательную позицию, чудесным образом превращаясь в монашек, недавно спустившихся с горных монастырей и впервые очутившихся в жестоком мире. Впрочем, им бы жаловаться — проснулись живые и относительно целёхонькие в люксовом номере отличного апарт-отеля в городе. По пути, в коридоре, он забрал, неприкрыто лежащие на дубовом столе, икс-пушки. Любовно прошёлся по тёмной стали и заложил смертоносное оружие в кобуру. Внутренне готовясь к разборкам, как менеджер отеля опять будет возмущаться, красочно пересказывая, что интересного обнаружила горничная после очередной уборки его номера. Никто не разделял особой любви к яркой демонстрации массивных пистолетов с выгравированными алыми иксами по бокам, каждый раз требуя спрятать их в чемодан хотя бы в аэропорту. Напоследок сбрызнувшись одеколоном, он гулко поставил увесистый флакон и задержался у зеркала. В воздухе отчётливо витал аромат сандала, амбры и нероли. Удостоверившись в исключительном совершенстве образа, Занзас лениво перевёл взгляд на апартаменты, задерживаясь на приоткрытой спальне, поймал нежно-молочную кожу женских ног, высунувшихся из-под тёмных простыней. В сознании моментально вспыхнули откровенные образы горячего секса: тонкие руки, ласково оглаживающие широкую спину, красивые ноги, обхватывающие сильный торс, тяжёлое дыхание и выставленная на показ нагота. Невероятная близость тел, переплетённая в полном слиянии, жаркие стоны и дикий безудержный темп. Всё же утреннюю невыносимую композицию смешанного парфюма вполне можно было и потерпеть после полученного наслаждения. Отдавались дамы первоклассно и без остатка, снося разум у самого Занзаса. Хотя он вовсе не считал себя неискушенным. Сам не любил подолгу оставаться в одиночестве, предпочитая выбирать развлечения на каждую ночь. Что успешно отгоняло крамольные мысли и без следа растворяло подкатываемую ярость. Чертовски приятный процесс, заставляющий полностью расслабиться и проникнуться остротой момента. Так уж сложилось: на любовном поприще складывалось всё настолько удачно, что в дальнейшем непросто было удивить. Лишь временами попадались весьма занимательные и способные девушки, оставляющие приятное послевкусие. Привлекательная идея остаться давится на корню, сколь очарователен бы не был Марокко, наступила пора возвращаться. Иначе Вария окончательно развалится. Он и так давно не подавал каких-либо признаков жизни. Да и подчинённые особо не интересовались, куда запропастился их босс. Удивительно прекрасно! Странное затишье не вселяло уверенности в успешности происходящих событий. Расплатившись внизу и выслушав напоследок искусственные благодарности и приторные пожелания вернуться вновь, Занзас сел в подогнанную ко входу машину. Не дожидаясь пока водитель тронется с места, он сразу налил себе в бокал виски из мини-бара и блаженно откинулся на заднем сидении. Напиток неестественно горчил — представленный бренд не входил в короткий список любимых марок, но в качестве средства от похмелья — оказался сносным. А через несколько минут бронированный автомобиль плавно начал движение. Палящее солнце уже висело над горизонтом. Марокко просыпалось, и постепенно оживали витиеватые улицы, заполняясь мельтешащими туристами и простыми зеваками. Без пробок им удалось добраться до аэропорта Касабланка. И только заходя по трапу в бизнес-джет, Занзас впервые за всё время подумал о капитане. За столь длительное отсутствие мысль казалась причудливо инородной. Возможно, по прилёту его будет ждать верный Скуало, пускай он и не предупреждал его о предстоящем полёте. Однако обычно, если у мечника не было миссий, босс всегда встречал знакомую белую макушку среди остальных варийцев, собравшихся в томительном ожидании у пригнанного автомобиля на парковке. Часто Суперби, не обращая ни на что внимания, эмоционально жестикулировал и бурно высказывал недовольство, отчитывая незадачливых подчинённых. И предчувствуя скорое появление начальства, моментально разворачивался, смешно опуская руки, и при случайной встрече взглядами принимался приветственно орать на всю округу, привлекая всеобщее внимание. Бесило неимоверно, но Занзас, привычно окидывая встречающих высокомерным взором, всё равно раз за разом снисходительно садился рядом с водителем или сзади, если настроение было прескверным, а Скуало располагался у руля и беспечно тараторил, рассказывая обо всех произошедших событиях в период его отсутствия. На протяжении всей обратной поездки к особняку Варии ему непреднамеренно приходилось участвовать в монологах, а порой и вовсе случалось растворяться в излишне экспрессивной интонации заместителя. Как обычно вовремя ловить себя и, коря за проступок, молча отворачиваться к окну. Всё равно нить разговора оказывалась безвозвратно утерянной, и слушать дальше не имело никакого смысла. Единственное — с последней их роковой встречи мечник мог не отойти. Задетая гордость и растоптанное достоинство делали ситуацию крайне непредсказуемой. Возможно, тот до сих пор обижен на него… Глупости, Скуало всегда был отходчив, его злость острая и стремительная, долго не задерживалась, сгорая будто спичка. Не шла ни в какое сравнение с гневом босса, подпитываемого бесконечным потоком дикого неистовства и пламенем ярости, лавой растекающегося по венам. Да какая к чёрту разница, кто его будет встречать? Разогнав непутёвые мысли, Занзас удобней расположился в мягком кресле, беспечно вскидывая ноги на столик и прикрывая глаза. Кого он обманывал? Было бы приятно первым делом встретиться со взглядом цвета пасмурного неба или штормового моря — в зависимости от расположения духа мечника. Не хотелось признаваться, но похоже, босс немного скучал по своему капитану.

***

Уже днём личный самолёт Занзаса, совершая мягкую посадку, коснулся шасси взлётной полосы в Палермо. Приятный голос стюардессы известил о возможности покинуть воздушное судно, вынуждая пассажира лениво подняться с уютного кресла. На выходе, задержавшись у трапа, он вдруг замер и блаженно вдохнул полной грудью родной южноитальянский воздух. Нестерпимо захотелось довольно зажмуриться и подставить лицо тёплому ласковому солнцу и морскому бризу. Не то что раскалённый сухой ветер в Марокко. Внезапно, грусть перед ожидаемым отъездом из солнечного яркого Марокко потеснила престарелая тоска и неожиданная радость возвращения в родные пенаты. Тем временем встречающей машины на горизонте не наблюдалось, и Занзас решил насладиться моментом: просто прикрыл глаза, вслушиваясь в затихающий рёв турбин самолёта. В груди разливалось приятное тёплое чувство: острое и щемящее. Разгоняло туманное предчувствие того, что в его жизни что-то непременно должно было измениться. Спустя некоторое время послышался шум колёс подъезжающего автомобиля. И босс, не успев обернуться, опрометчиво бросил: — Ты задержался, мус… — алый взгляд моментально поймал феерично яркий ирокез водителя. — Мусор, — ошарашено смотря, поправил себя он. Не сказать, чтобы он сильно ждал кого-то иного. В принципе никого уже не ожидал, готовясь самостоятельно вызвать такси и доехать до Варии, а после устроить знатную взбучку расслабившимся наглым подчинённым. — Босс! — сладко и долго растягивая гласную, пропел Луссурия и следом выскочил, толком не успев остановить машину. — Невероятно, какие кардинальные изменения! Ах, чарующий восточный загар, сводящий с ума, — восхищённо продолжил он, хватаясь за сердце. — А как безупречно эта небрежная причёска подошла вашему новому облику… — попытался было прикоснуться к волосам, но вовремя опомнился. — Несравненно, вы стали мягче, — замер, глядя в дуло вскинутой икс-пушки, однако вскоре продолжил, не осторожно играя с незавидной судьбой. — Приятно, что вы сохранили свою индивидуальность. Знаете, все эти восточные страны с разномастными дурманами могут сильно повлиять на рассудок! Отчётливо послышался щелчок снимаемого предохранителя, только предприимчивого хранителя Солнца это никак не остановило — тот, не прекращая, открыто восторгался боссом; важно расхаживал вокруг него и жадно комментировал любую деталь, попавшуюся на глаза. Занзас, выслушивая приторные речи, терпеливо молчал, с силой сжимал челюсти до ходящих желваков и тем временем решал возникшую дилемму: убить сразу, на месте или после, когда доедет до замка. А на последней, опрометчиво услышанной, фразе о предположительном перевороте собственного сознания, моментально застыл в изумлении с непередаваемым выражением лица. Спешно преобразовав бушующую энергию, он разрядил всю обойму в непосредственной близости от ног наглеца, вынуждая того смешно пританцовывать. — Ой, ой! Босс, вижу, вы вернулись! — боец улыбался во все тридцать два зуба, явно наслаждаясь моментом — чёртов извращенец. — Прошу простить мою несдержанность, я сильно скучал и долго не видел вас! Пройдёмте к машине, а то излишней пальбой мы можем заинтересовать окружающих, — при этом близко приблизившись, последние слова смертник выдохнул прямо в ухо, заставив Занзаса вмиг отшатнуться и ошалело взглянуть на зарвавшегося подчинённого, совсем потерявшего страх. — А это дополнительные траты, — он выставил указательный палец вверх. — Когда это ты стал разговаривать как жадный до денег аркобалено? — хрипло поинтересовался Занзас, вольготно расположившись на заднем сидении. — Босс! — удручённо взвыл водитель. — Мы год как на строжайшем контроле бюджета, — устало запричитал он, для него учёт расходов оказался довольно болезненной темой. Всё навалилось на сильные плечи хранителя Солнца, когда как капитан укатил тренироваться, попеременно беря на себя скудные миссии. Ах да, Занзас совершенно забыл о досадном упущении. Ведь благодаря Девятому вся его поездка спонсировалась из личной казны старика. Счета напрямую приходили к старому придурку, и судя по тому, как деньги не кончались, платил тот исправно и щедро. — Откуда узнал о прилёте? — перевёл тему брюнет, безучастно рассматривая пролетающую окружающую обстановку за стеклом и давая ясно понять — ему совершенно не хотелось обсуждать жёсткие ограничения, понесённые вонгольским наказанием. — Всё просто, босс — одна милая птичка напела, — ловя грозный взгляд в зеркале заднего вида, Луссурия мигом прочистил першащее горло и поправился: — Хранитель Солнца Вонголы любезно известил, прислав фото счёта на оплату для обслуживания вашего самолета и подтверждение разрешения вылета, — и в подтверждении слов он протянул мобильный с открытой картинкой на экране. Занзас возвёл очи горе и даже не попытался взять телефон в руки, продолжая пальцами отстукивать по кожаному подлокотнику ритм заевшей мелодии. В салоне повисла гнетущая тишина. Луссурия хотел что-то ещё сказать — явно ничего хорошего для самого босса, но в конце концов решил изводить напряжёнными взглядами, кидаемые поверх извечных тёмных очков. Не переходил хрупкую грань, дабы не нарушить равновесия, ожидая наилучшего момента и взвешивая возможные последствия. Однако боссу порядком осточертела возникшая недосказанность, да и поддерживать наигранный вид, что всё абсолютно нормально, было невероятно глупо. Ничего не было в порядке. — Говори, — спустя нескольких тягостных минут, небрежно приказал Занзас, интуитивно напрягаясь в болезненном предвкушении услышать нелицеприятную правду. Хранитель в очередной раз сосредоточенно посмотрел на зеркало заднего вида и, встретившись с настойчивым алым взором, незаметно стиснул руль руками, облачёнными в кожаные перчатки. Совершенно не скрывал собственных колебаний, граничащих с растущим беспокойством. — Просто мы все скучали, — на выдохе произнёс он. Занзас давно не слышал столько обречённости в голосе бойца, будучи следующим по рангу за капитаном. Неужели это и есть пресловутая элита профессиональных убийц? Луссурия затих, ожидая в ответ пренебрежительные слова или любое другое издевательство, но собеседник вновь удивил не свойственностью поведения. Просто окинул многозначительным взглядом, где в глубине хищных зрачков улавливалось нечто сродни любопытству, и вскоре молча отвернулся, обращая внимание на происходящее за окном. Не в интересах Занзаса было сообщать подчинённому о том самом, весьма схожем ощущении. Постыдное чувство таилось глубоко внутри и, естественно, признаваться никому он не собирался, пытаясь прогнать назойливые мысли от себя подальше. И был невероятно благодарен, что встречающим оказался не Леви. Его ещё не хватало для полного счастья. Болтливого хранителя Грозы он бы попросту не вынес. Приехав в особняк, босс величественно прошествовал ко входу, не заметив вскользь брошенного обеспокоенного взгляда. Нечего было спрашивать, да и не стоило отвечать. Похоже, они оба сейчас думали об одном и том же. Луссурия, при всей яркой наигранности, никогда не был дураком, сразу понял — не его ожидали увидеть. Так и не смог сообщить в машине, что капитан отсутствовал и более того — находился вовсе не на задании. Не столь важно, главное — по неизвестным причинам Занзас был прекрасно осведомлён. Следуя мимо знакомых комнат, не возникало ностальгического эффекта, всё казалось чужим и инородным, будто здесь он оказался впервые. Неужели длительное отсутствие производило столь странное впечатление? А по пути встречались множество новых и незнакомых лиц, хотя и в лучшие времена он не занимался этим бесполезным делом, не утруждая себя запоминать имена. Одним словом — мусор. Оказавшись в своём кабинете, Занзас на миг замер у порога, напряжённо вглядываясь в пустынную, словно не живую, комнату. Текущий ремонт попросту воссоздал привычную обстановку, даже мебель была подобрана с филигранной точностью. Всё осталось на прежних местах с момента, как он покинул замок. Но больше всего задевал обнаруженный факт — мечник все дела вёл не у него. Упрямый осёл, преподнёсший Варию на блюдечке. Неприязненно передёрнув плечами, Занзас закрыл за собой дверь и сделал шаг вперёд. Что-то заставило задержаться и невзначай обернуться. И внезапно его глаза расширились от удивления. У стенки стоял бледный мальчишка, насквозь мокрый, продрогший до костей, он отчаянно цеплялся за сползающий грязный мундир. С некоторым замиранием сердца брюнет с минуту разглядывал возникший фантом. Достаточно было прикоснуться, и он явственно почувствует холод кожи, как тогда. Рефлекторно Занзас занёс руку, однако вовремя отдёрнул её, внутренне цепенея. И в следующий момент наваждение исчезло, забирая с собой образ новоиспечённого босса, израненного после честного боя с Тиром. Что только не привидится в этом проклятом замке. Прикрыв руками лицо, он глухо рассмеялся. И смех его был ни разу не радостный. Стих так же резко, как и начался. Напоследок посмотрев на то самое место, он оскалился и решил вернуться к воплощению первоначальной идеи, посетившей его с прилёта в Италию. Бодро прошёл к барному шкафу и успел было вытащить бутылку виски с гранёным стаканом, как в дверь тихо постучали. Не дождавшись явного протеста, незваный гость аккуратно её приотворил, следом являя увесистый поднос с ароматным свежеприготовленным мясом. Ловко держа его в одной руке, Луссурия эффектно впорхнул в кабинет. Чудотворный запах, вмиг заполнивший всё пространство, подействовал умиротворяюще. В животе приятно заурчало. А появление хранителя вытеснило давящее чувство пустоты: постепенно комната наполнялась живительным, дарующим надежду и забвение, теплом. Облик босса, к тому моменту склонившегося к бутылке виски, вызвал у Луссурии чувство самой настоящей тревоги и укрепил в сознании правдивость совершаемых действий. Не зная, что стоило ожидать от длительного отсутствия начальства (кто его знает, какие дела были в Марокко?), он почему-то считал своим долгом не оставлять Занзаса в одиночестве. Особенно, когда тот всё-таки узнает, чем в основном занимался капитан в его отсутствие. Только навязчивым поведением Луссурия нечаянно подтвердил одолеваемые предчувствия. Едва босс вступил на итальянскую землю, как абсолютно всё ему было известно, пускай и в неявной форме. Всегда отличался небывалой проницательностью. — Босс, свежеприготовленная сочная говядина наилучшего качества из Австралии! В честь вашего возвращения задействовал новую печь, — тем самым раскрывая истинную причину задержки в аэропорту. Выпущенный Бестер громогласно рыкнул и, незаметно подкрадываясь, мягко ступал по ковру по направлению к исходящему аромату. Луссурия, ахнув и всплеснув руками, громко запричитал, что совершенно запамятовал о любимом питомце. — Сейчас мамочка Варии непременно всех накормит! — и спешно удалился прочь с целью вытащить из холодильной камеры отборную телятину на кости. Занзас усмехнулся, щедро плеснул в стакан янтарный виски и кинул пару кубиков льда. Блаженно развалившись в кресле, сделал внушительный глоток и принялся незаметно подсматривать за разворачивающимся представлением, как вернувшийся подчинённый принялся кормить его лигра. А тот, продажно урча, жадно кромсал кусок и острыми клыками обгладывал проступающую белёсую кость. У самого босса столь зверского аппетита не наблюдалось, поэтому лишь несколько кусочков удостоились его внимания. К слову, качество мяса действительно оказалось неплохим. Довольно много времени он не мог насладиться таким исключительным сортом; в Марокко по большей части распространена одна баранина. Вскоре терпение его начало подходить к концу. Да и вид любовавшегося Луссурии, то и дело отпускающего милые шуточки по отношению к грозному лигру, порядком стали раздражать. Не меньше, чем периодически бросаемые настороженные взгляды в его сторону. Неужели он производил впечатление конченного психопата, ищущего повода разнести здесь всё к чёрту? Звучно отодвинув от себя поднос, тем самым привлекая внимание, Занзас приказал оставить его одного. В одиночестве было не так уж и плохо: тишина и покой, где нет извечных надоедливых криков и постороннего шума. И можно без конца заниматься самообманом. Всячески оттягивать знаменательный момент принятия суровой действительности. Поймав себя на очередном бездумном разглядывании стакана, он нервно поднялся с кресла и подошёл к арочному окну. Вид открывался наискучнейший: снующие варийцы, бурно обсуждающие миссии, да обслуживающий персонал, спешащий по делам. В попытках не замечать горького разочарования, он усиленно противился, отгоняя подальше крамольные мысли. Обратив внимание на одного блондина, Занзас раздражённо рыкнул и необдуманно вызвал камбио-форму, прекрасно изученную ещё в Марокко и позволяющую глазами лигра заглянуть далеко за горизонт. Ему просто необходимо было удостовериться в собственных мрачных размышлениях и отыскать наглую Акулу. Лёгкие пути он избегал, поэтому ничего спрашивать у Луссурии не собирался. Одно дело воочию убедиться и совершенно иное — услышать из чужих уст. Да и хранитель всеми способами старался избегать темы о капитане, словно того и вовсе никогда не существовало в Варии. Лигр с превеликим недовольством выполнил приказ: застыл на месте, чтобы вскоре трансформироваться в дымку и окутать ею хозяина. Привычно кроваво-алые глаза последнего заволокло золотое свечение. Однако искать пришлось недолго, как оказалось Суперби находился недалеко. Скрежещущие удары и отзвуки постоянно пересекающихся клинков Занзас отчётливо слышал, словно лично находился в эпицентре разгорячённого боя. Оба мечника талантливо демонстрировали эффектную игру, высекая искры из стали. Внезапно босс замер, буквально на секунду, залюбовавшись отточенными движениями и невероятно лёгкими атаками Скуало. Смертоносный дикий хищник — верный избранному пути. Стоило признать, отчасти ему нравилось наблюдать за боем капитана и видеть сверкающий взгляд преисполненного восторга и радости от невероятного спарринга с хорошим соперником. А японец, как назло, таковым и являлся. Оглянувшись, Занзас обнаружил себя стоящим посреди невыносимой зелени, окружённый высокими деревьями. Вместо тренировочного варийского поля они выбрали какой-то лес на окраине. После беглого осознания причинно-следственной связи возникло отвращение. В очередной раз успешно поставив блок, Такеши следом сделал следующий знакомый выпад и в тот же миг оказался в непозволительной близости к его капитану. Суперби, задетый собственной атакой в прекрасном исполнении соперника, парализованный, остался стоять на месте, испытывая последствия ударной волны. Так глупо подставиться... Босс усмехнулся и хотел было отвернуться, как дальше произошло нечто, неподвластное разуму. Одним слитным движением японец решительно приблизился к Скуало, руки потянулись с явным намереньем прикоснуться к белоснежным волосам, притягивая к себе. Жадно потянулся с нескрываемым желанием сделать что-то запредельное, выходящее за рамки дозволенного. Невыносимо. И Занзас моментально разорвал камбио-форму. По кабинету раскатился яростный рык лигра. Животное из коробочки — живое олицетворение своего владельца. Они оба недовольны увиденным, но парень искусно научился скрывать ярость, заставляя окружающих обманываться по поводу его истинных чувств. Он только продолжал смотреть в окно и гневно сжимал кулаки до побелевших костяшек. Пламя ярости полыхало внутри, осознание неотвратимо грызло его самого, а назойливые мысли отчаянно бились во внезапно прояснённой голове. Он предоставил мечнику выбор. Незачем было разносить кабинет, испепеляя всё вокруг. Когда следовало сделать шаг на встречу к Скуало, он отвернулся, оставляя того наедине с открывшейся истиной. И в данную минуту пожинал плоды своих опрометчивых решений и легкомысленных поступков. Всё идеально шло по сценарию десятилетнего будущего, впрочем, как Занзас и предполагал в самом наихудшем варианте развития событий.