Золотой век.

16 глава. Шум дождя. Он покрывал крики мучеников завесой беспрерывного шепота. « Беги…беги, но ты не скроешься от тьмы». - Осторожнее с ней там! – крикнул мужчина двоим. Они, стараясь не дышать, подняли тело, переложив его с сырой земли на носилки. Лило как из ведра. « Кричи – никто не услышит, моли – никто не придет». - Какой кошмар, - не желая молчать, высказался первый, брезгливо смотря на разлагающийся труп. – Нет, что может быть хуже? - Куда подевался свидетель? – перекрикивал симфонию грома полицейский, едва высовываясь из своей машины. Он не получил ответа от них, но заметил, как его напарник разговаривал с каким-то пожилым человеком, который находился явно не в лучшем расположении духа. « Твое…» - Твою мать! – отскочив от трупа, горласто заорал мужчина. – Даруи, поищи еще что-нибудь рядом с тем местом! - Да не осталось там ничего, дождь все смыл. И какой придурок оставит после себя хоть что-то?! Если бы не этот чертов ливень, никто бы так и не нашел ее! – кинул в ответ второй. Прогремел первый раскат грома, прежде чем молния поразила черноту неба, и отразилась в его карих глазах. Волосы, торчащие во все стороны, теперь прилипали к лицу. – Сакон, вали оттуда, ступени никакие! « …все еще бьется, но не на их глазах. Беги…» - Оно должно быть там! – продолжал он стоять на своем. - Там ничего нет! – сорвался Даруи. Мужчина достал пачку сигарет из кармана, вытащив одну и закурив. Надо успокоиться, иначе он точно поднимется и покажет им, как попусту терять свое время на рабочем месте. - У нее нет сердца, придурки! Оно должно быть где-то там! – послышался треск, и Уруи провалился вниз, совершенно забыв о предупреждении товарища. Старик вздрогнул, выглянув из-за плеча полицейского. Ноги затягивала грязь. Дождь смывал почку, как грязное пятно, превращая твердых слой засохшей земли в кашу. Но он не бил по лицам людей, он танцевал, словно обходил стороной и вел к тому, чего не видел никто. Плавно, шаг за шагом, звеня по крыше истерзанного здания и барабаня по машинам скорой помощи, его говор и нераздельная речь, не понятная человеку, но каждый мог поклясться – он слышал тихий девичий смех среди хаоса, окропленного солеными слезами умерших. - Сакон! – бросился Иноэ к образовавшейся дыре. Под деревянным порогом и всем домом был огромный погреб, уходящий глубоко в землю или, может, ему так казалось, пока он вглядывался в темень. – Уруи , где ты? - Что это? – задрал голову вверх старик. Несколько молний поразили небо, ревя в уши стоящим своим ошалевшим голосом. Жуткий крик, донесшийся из провала, стал подобен грому, как только свет маленького фонарика рисовал дорожку искрящегося огненного. Мужчина спрыгнул вниз, упав на что-то вязкое. - Что же это…Сакон? – потерев ушибленные локоть, которым он ударился во время падения, взволнованно окликнул его друг. Сверху капала вода, а внизу шорох, да шепот, неугомонный, неутихающий и не растворяющийся во мгле, как и тусклый свет фонарика. Даруи поднял его, шагнув дальше и остановился под хруст чего-то крепкого под ногой. - Да…Даруи, стой, - голос уходил вглубь погреба. – Не ходи. Стой...Стой на месте. Ни в коем случае не иди вперед. - Ты в порядке или сломал что-нибудь? Что-то болит? – еще шаг и снова хруст. - Стой на месте!!! – истошно крикнул Уруи. В нос ударила вонь. Он прикрыл нос рукавом, светя вперед. Сакон водил руками по стенам, ища выключатель. Щелчок после тридцатисекундного молчания нарушил все, ослепляя привыкшие к темноте глаза. Они зажмурились. - Эй, как вы там? - сидящий доныне в машине, Дан зашел внутрь, решив найти погреб там без вреда для своего здоровья. Иноэ разлепил веки одну за другой, машинально выключив фонарик. Скрежет и пара ударов о дверь, что была закрыта, но теперь и она, мешающая пройти и ставшая помехой – исчезла, словно ее и не было. – Парни? Минэ? Минэ!? Ми…Господи, что за вонь?! Что-то заставило прервать череду вопросов. Они замолчали, уступая место высказаться другим. « Твое…» Молчали, вслушиваясь в шипение ливня и говор старика. Вслушиваясь во все, что могли услышать. Однако глаза не могли занять себя чем-нибудь другим, если это.. Старые фотографии незнакомых людей, вокруг сырость, грязь, вонь, ужас. Тонкий детский смех. Никто не шевельнулся, посчитав, что его рассудок помутнел. Вырезки газет, грязная изношенная одежда, больше походящая на тряпки и старый, кое-как сохранившийся стол, одна ножка которого висела, позабыв об опоре. - Минэ, - боясь быть услышанным не упокоенными, шепнул Сакон Даруи. – Ты стоишь… - Дан, стена, - не торопясь выпалил Иноэ. « Смерть тем, кто желает нам боли» . Белые, холодные, давно убитые. Под их ногами десяток историй. - Это же краска, верно? - Должно быть она. - Что-то я сомневаюсь в этом, - Сакон вытер руки об куртку, пачкая ее черными пятнами. Щелчок – и свет покинул их. Шорохи вернулись. Дан поежился, нащупав рукой перила, чтоб схватиться и осторожно спуститься вниз. - Хватит шутить, парни. Включите свет. - Сакон, это ты? – раздался голос Иноэ. Под ногами мертвые, от плоти – кости. Щелкая еще и еще, Даруи откинул фонарик куда-то в сторону. Он не услышал удара. - Нет. От слез – души крик, но вместе с ним щекочущий сквозняк, обнявший разом всех за плечи. Старый телевизор включился, став единственным источником света в подвале. - Вы зря пришли…, - осевший голос заполнил все пространство. – Ничего нового… я Вам так и не поведаю…, - Уруи протер рукавом экран от толстого слоя пыли, мешающего разглядеть силуэт. Дан спустился, подойдя ближе. Фонарик Иноэ стоял на столе. Он оглянулся пару раз, прежде чем услышал тоненький голосок маленькой девочки. Острое ощущение того, что рядом стоял не один человек – не покидало. « Пожалуйста, помогите». - Во что мы вляпались на этот раз, парни?! *** « Моя душа – это струны. Моя душа – это клавиши. Играть на них – значит заставлять меня жить. Наша музыка, полная печали и несбыточных надежд так же безнадежна, как и вся жизнь в целом, но мне почему-то казалось, что закрой я на секунды глаза – пропущу что-то важно, а может и твой, даже самый короткий взгляд. Не видеть тебя подобно тому, как солнце стремительно падает, не желая одаривать своих «детей» теплом, и погружает их в океан холода. То ли от злости, то ли от бессердечия. И я «жил» в этом вакууме, постепенно теряя самообладание, а с ним и человечность к всякому живому существу, пока струны остаются не тронутыми, а моя душа не согретой. Ты, горящая счастьем, и я, упивающийся болью. Яркое сочетание, от которого хотелось рыдать. Кто-то коснулся клавиш. Слышишь? Они разрушат стены, и мы вновь увидим когда-то забытый рассвет». *** Запах сырости. Запах его, вечно ноющего утра, в котором топились созданные им образы людей, вылетающих из головы так же быстро, как пролетал день. От утра и до утра. От укола, до беспамятства. Теперь, стоя напротив Какаши, он слушал, как вчерашние надежды трескались вновь. И да, пора строить новые, чтобы завтра наслаждаться этой палитрой звуков. Чтобы петь неизвестные никому песни и ждать момента, когда его оставят. Контроль за пациентами был в своей высшей точке. Но сейчас, видя себя в зеркале, он размышлял о том, где мог заработать чертову повязку. - Повернись, я сейчас размотаю ее, - сказал Хатаке, крикнув Кокетсу о том, чтоб он принес ему ножницы. Проводить до уборной каждого из пациентов – нормально, лишь бы не буянили, при виде себя. Люди гнулись с каждым днем. Этого нельзя было не заметить. Заметно исхудавшие и измученные, они тащились из последних сил, давно позабыв о выходе. « Подчинись» - и, возможно, выживешь. Правила просты. Гаара засунул руки в карманы штанов, не проронив ни звука, пока с него сдирали бинты. Какаши почесал бровь, задумчиво посмотрев куда-то в сторону. - Проверь его палату. Там должно быть что-нибудь острое. Хоть что-то, - дал поручение мужчина, обратившись к Кокетсу. - Хорошо. Собаку повернулся, все еще чувствуя жжение в ране. Осунувшееся лицо бледнее, чем стены в проклятом месте, но он не удивлен и не впечатлен этим. Быть похожим на кучку остальных – нормально в квадрате, но отдельных меток еще никогда не было. « Любовь». Сама судьба, да? - Только не трогай руками, - предупредил его пепельноволосый, заметив, как парень занес руку. – Зачем ты сделал это? « Я не делал» - отвернувшись и закрыв глаза, ответил он, но вслух не произнес. Хотелось открыть глаза и увидеть сейчас ее. Нет, хотелось руки в руке. А она исчезла, покинув все его сны, оставив пустую серую палату. Забрав воспоминания, тепло и рисунки. Забрав любовь, оставив себе навсегда, в то время как он медленно чах, больше не чувствуя вкуса еды, не разбирая черного от белого и потеряв счет во времени. - А сами руки? Господи, сколько раз мне еще повторять, чтобы ты не расчесывал их до крови? « Я вообще ничего не помню с тех пор, как умер Джуго». - Ничего нет, - оповестил мужчину вернувшийся Кокетсу. - Вот как…, - слегка опечаленно выдал Какаши. - Гаара, если ты будешь продолжать молчать, мне придется отправить за Тоби и Дейдарой, - добавил он, после покинув уборную, но не уйдя совсем – мужчина стоял возле двери, продолжая дежурить. Рядом все еще стоял помощник Хатаке. Собаку зачесал волосы назад, стараясь не касаться «клейма». Его Сакуры больше не было. И, не считая того, что он, без пяти дней, мертвец, ходил из угла в угол, чтоб отвлечься от своего угнетения, все вокруг просило помощи. Мир казался ограниченным, а стены столь родными и временами приятными, что ему казалось, будто вся его жизнь с самого начала нашла точку отсчета здесь. Мама, лицо которой давно забыто и утеряны воспоминания. Нет Наруто. Нет друга. Товарища. Брата. Есть холод. Есть одинокий сердца стук, день ото дня забывающий про свой последний удар и сокращающий число до минимума. « Любовь»… Может быть, они правы. И все, что происходит вокруг – фантазия его больной головы, жаждущей того, чего нет по сути и не будет никогда. Почему именно с ним? За что? Флешбек. - Смотри, солнце встает, - стоя с ней возле окна и смотря вдаль, он видел небо. Не столько радость за краски, сколько чувство того тепла, которое касалось его в мыслях, когда за спиной замерзали люди. Гаара чувствовал ее руку в своей, позволив уголкам губ дрогнуть на мгновение. Бархат в его руке, отдающий едва заметное тепло, постепенно исчезал, и она, только что стоявшая рядом, была уже позади, сидя рядом с какой-то женщиной. - Ты побледнела. У тебя что-то болит? – шагнув в ее сторону, спросил Собаку. Харуно обвела его нежным взглядом, хлопнув ладонью на место рядом с собой. - Со мной все в порядке, не стоит попусту волноваться, - уверила она. - Но дни здесь так утомительны… Гаара поджал губы, стыдливо отводя взгляд. Нельзя было поддаваться именно этому чувству. Не сейчас. Но вот прошла какая-то доля секунды, и сердце во всю барабанило как ненормальное. Ох, если бы только можно было показать ей счастье, цвета которого жили и расцветали в его голове. - А еще, она сказала, что была на улице вчера. Представляешь? Краски и цветы, тепло и ветер, - рассмеялась «соседка» Сакуры. Они одновременно повернули головы. – Я слышала ее тонкий голос. Она пела..., - продолжала женщина, и глаза ее, полные радости и любви, смотрели в никуда, но именно в этом двое разглядели что-то великое и необъятно большое, что их сердца замерли в ожидании. – Когда вокруг тебя горят огни, ты кожей чувствуешь невообразимое счастье от увиденного. Мне посчастливилось услышать ее боль, созданную из палитры таких чувств, сочетание которых убивали время и мысли. Красный и золотой смешались вместе, даруя глазам.., - она томно выдохнула. - С кем Вы говорите? – осмелился прервать ее красноволосый. Она вздрогнула, с опаской посмотрев на него. - С Вами. А Вы с кем? – удивилась она, спрятав руки за спиной. Парень подумал, что ослышался. Но женщина была права. Рядом никто не сидел. Конец флешбека. - Гаара? Эй, ты же…, - раздалось позади него. Парень обернулся, разочарованно посмотрев на Кокетсу, и бесшумно прошел мимо, прочь от голосов, музыки, да и дня впрочем. И, если, тонкая нить, ведущая к выходу, вдруг появится – он не сдвинется с места, все так же наблюдая, как время утекает, пока сам он стремительно падает вниз с лестницы под названием « жизнь». Ее голос, ее зачарованный голос, утихающий с каждым разом все сильнее, теперь и вовсе исчез, ударяя в сердце стрелой, несущей за собой только отчаяние. И как бы банально для других не звучало, но такова жизнь, и пытаться сопротивляться ей подобно тому, как идти против течения – невообразимо тяжело. - Гаара, а как же свобода? Гаара… - Завались, - прорычал он сквозь зубы. *** Хлопнув дверью когда-то родного класса, Наруто зашагал прочь. Он был прав, твердя Саске вчера вечером о том, что лучше и вовсе не появляться там. Чувствовать двадцать две пары глаз на себе было неприятно. Слышать их тихие ругательства и насмешки тем более. Голубоглазый остановился возле расписания. Дышать становилось труднее. Сама атмосфера вокруг таких надменных и бешеных идиотов вгоняла в угол, без права на бег. Еще несколько минут, и Учиха точно появился рядом. Удзумки посмотрел на часы, с досадой понимая, что на работу уже опоздал, и избежать выговора ему не удастся. Он хотел было вернуться назад, вспомнив, что оставил там сумку, но его грубо схватили на волосы, оттянув назад. - Какого черта?! *** - Саске, тебе незачем спешить. Наруто же не убежит от тебя. Навсегда, - хмыкнув, заметила Хината, наблюдая за тем, как парень запихивает вещи в рюкзак Удзумаки, борясь с молнией, которая как назло заедала и не поддавалась его давлению. Плюнув на нее, Учиха подхватил свою сумку, кивнув учителю на прощание. Хьюга молча последовала за ним, внутри светясь от радости. Ее Наруто сегодня поздоровался с ней. Учиха вслух чертыхнулся, озираясь по сторонам. То, куда мог побежать голубоглазый, он и представить не мог. Стоящая сзади девушка вильнула в другую сторону, раскачивая сумку и качая головой в такт музыке, играющей в своей голове. Времени мало, чтобы тратить его на нее. - Наруто, ты такой придурок. *** Тянуло куда-то вниз. - Наруто…На-руто…Наруто… Куда-то вниз, где под ногами не было ничего, кроме холодной черной бездны. Его воронка, под непонятным названием, пока боль пронизывала живот и била в лицо. Свет погас еще тогда. И так пусто стало вокруг. Страшно. Невыносимо. - Наруто. - Мои глаза открыты, - сказал он, но изо рта вырвалось едва различимое хрипение, и боль снова нанесла свой удар, но ниже, где быстро-быстро било свою чечетку сердце. « Почему я ничего не вижу?» - Аа..кхн.. - Сука! – Удзумаки повернулся, услышав крик. – Держи своего больного подальше от него. - Зачем ты сделал это?! Неджи! Мерзкий скрежет резал полосками спокойствие, от чего он не своим голосом закричал в этой черноте, запертый в кубе одиночества, безвыходности и стыда, нависшего над душой огромной тучей со своими грозами. Почему? Его голос исчез, отозвавшись где-то внутри, но не показал себя. Треск только послышался, а голос так и не появился, потухнув, как свеча. Метаться, но не видеть. Кричать и не слышать. Ты ошибся.. - Ты обещала! Обещала мне! Почему тебе не хватает только меня? - Замолчите! Голова шла кругом. Тяжесть не отпускала, и вместе с ней вокруг все словно сужалось. Наруто был готов поклясться, что эта чернота становилась ближе, наступая и загоняя его. « Видь же. Видь его!» Боль… Господи, боль..! Остановите. Отпустите. Верните свет! Верните солнце над его головой и чертовы трудности, лишь бы не оставаться и не слышать этого искажения. - Наруто! Лица коснулось что-то мягкое, и разряд прошелся от макушки до пят. Встряхивая. Будя. Заставляя высвободить свой крик и чувствовать это успокоительное. Теплое. Живое. Отпустившее тяжесть и давшее глотки такого нужного кислорода, чтобы жить. - Наруто, открой свои глаза. « Да о чем же ты? Они открыты». *** - Как твоя рука? – из вежливости спросил Учиха. - Я ее не чувствую, чувак, как ты думаешь, КАК моя рука? – съязвил парень. - Никто не просил лезть тебя на рожон. Сам бы все сделал. А теперь ты ноешь, как маленький ребенок и умничаешь, - сделал вывод брюнет. - Тебя не было, когда эта падла пыталась его задушить, ясно? – впервые за все время, зло проговорил Киба.- На каком основании ты причитываешь мне? - На том основании, что ты не должен вмешиваться в то, что тебя не касается. Машину встряхнуло. Послышалось шипение на пару с протяжным стоном. - На дорогу смотри. - Рот закрой. - А, может, на чистоту? – предложил он, пропустив реплику мимо ушей. - Ссышь, что кто-то, кроме тебя имеет возможность общаться с ним и быть рядом? Саске промолчал, полностью подтвердив слова кареглазого. Осталось уверить ревнивца в своих словах. - Я не той партии игрок, придурок. Гони быстрее, у меня кровь не останавливается. - Правда?- сомневаясь в честности его слов, спросил брюнет. - Блядь, тебе показать? *** « Я открывал глаза, все надеясь на то, что это место исчезнет ровно так же, как и тухнущая боль от того, что я потерял дорогое мне счастье. Даже среди льда и бесконечных снегопадов. Среди градусов, опускающихся все ниже и ниже, я мог чувствовать тепло. В своей душе. Пожалуйста…верните сладость, избавив от горечи разочарования. Верните лето, жаркий зной и смех, звоном заполнивший эту палату. Я слышу струны. Слышу клавиши. Слышу плач ребенка, кричащего от потери. Слышу. Громоздкие удары соленых слез, падающих на хладный кафель вместе с чувствами, выливающимися через самый край ее сосуда хрупкой души. Он полон крови. И воздух полон этой горечи, вдыхая которую, я становлюсь больнее, разделяя с ней это бремя. Чувствуя, как оно грызет меня изнутри, оставляет огромную дыру, залатать которую никто не в силах - Моя …..» Акасуна разлепил веки, мрачно оглядев свои руки. Строчки текста так и стояли перед глазами, лениво рассеиваясь и оставляя прежний осадок. Шрамы жгли, словно с него сняли кожу. - Ты говорил во сне, - отвлекаясь на голос, Сасори потянул рукава свитера, пряча их как какое-то сокровище. Недозволенное видеть кому-то. Знать. Спрашивать о нем. Парень прочистил горло, посмотрев в окно, сквозь него видя улицы родного Токио. Асума сдержал слово. – Кто такая Лилит? Слегка приподнятое настроение разбилось в дребезги, и по сердцу вновь заскребло ее острыми коготками, схватив и сжав до невыносимой боли. Оно замерло, не собираясь давать еще одного шанса на спокойные часы жизни. Как много он слышал это имя и искал ответ. Как много сил он потратил, понеся за этим свое наказание. И имя, как грех, оставило пятно в душе, мучая, но не давая правды ни на один вопрос, коря только ложью и тупиками. - Ты же тоже ее слышал. Зачем спрашиваешь? - Я? - Дай телефон. Посмотри в бардачке. Только не белый. Он рабочий. Ну, ты понял. - Дейдара? Да…Тише, не истери.. Нет, я в порядке. Нет, нет…Дейдара, послушай… Сарутоби подавил улыбку. Этот малый так похож на него в юношестве, что быть бесчувственным неимоверно глупо. « Надо не забыть позвонить жене. И Какаши. Срочно». *** Языки пламени, тянущиеся вверх, завораживали. Зрачки расширялись по мере того, как игра источника света среди темной комнаты продолжалась, знаками очерчивая голую стену и исчезая, чтобы появиться на другой стороне. Она дразнила его, околдовывала, чтобы он не смог оторвать взгляда, лишь краем уха слыша шлепки босых ног по полу. На колени упал теплый плед, привлекая внимание своей мягкостью. - Если ты думаешь, что я буду лечить тебя из-за того, что ты решил после неожиданного для нас обоих перепиха посидеть голым перед камином, то ты ошибаешься. И пальцем не пошевелю. - Если бы этот «неожиданный для нас обоих перепих» не начался с моего повторного выворачивания себя наизнанку, никто бы не накинулся на меня со своими успокоениями, - в тон Орочимару ответил Учиха. Мужчина усмехнулся. « Почему ты предал веру?» - четыре слова, а по душе криво прошлось осуждение от этого тона и тока, как на нег посмотрел ребенок. Нет, правильнее сказать, он сам. - Ты мог бы пожалеть мою задницу. Раздражает. « Почему предал нас? Я думал, что ты выше ненависти». Бесит шум. - Сам виноват. Никто не просил тебя ее подставлять, - Итачи нахмурился, почувствовав запах сигарет. Перед глазами начали плыть знакомые круги. – Иди на улицу. « Разве папа заслуживал боли? Чем ты отплатил маме за ее помощь? Итачи…» Невыносимый им шум. Брюнет подавился дымом, громко закашляв. - Шутишь? Там снег во всю валит! Хочешь подышать свежим воздухом – не держу, - махнув рукой в сторону двери и все еще откашливаясь, заявил мужчина. - Комагаи. « Мне надоело ждать. Почему я должен чувствовать твою боль и не уйти на покой? Почему я – твое прошлое, мучаюсь за твое настоящее?» - М? - Выйди. Голос затих. Он цокнул, нехотя поднимаясь со своего места. В отместку за наглые заявления товарища, пришлось распрощаться с последней сигаретой, кинув ее в камин. - Наслаждайтесь одиночеством, Ваше Высочество. Я же, как презренный и смиренный слуга, пойду пропущу стакан и отправлюсь почивать. Быстрее. - Вино в погребе. Виски и коньяк на кухне. Итачи прирос к своему месту, даже когда Орочимару неожиданно схватил его, повернув голову в свою сторону и коротко поцеловав, выжидая реакции. Тонкая ленточка сизого дыма проскользнула мимо. Заметно похолодало, но он не выдал своей обеспокоенности, делая вид, что ему все равно. - Если же Ваша нижняя часть вновь почувствует себя неудовлетворенной и потерянной – рука в помощь. Смею оставить. « Ребенок…» - проводя пальцами по губам, словно стирая с себя его печать, подумал Учиха. Не время. Еще не время думать о том, о чем не позволено. Время… В ушах знакомо зазвенело. Мужчина посмотрел на часы, медленно оторвав глаза от пламя. 12:03. « Отдай им. Отдай и отпусти все, что тревожит. Зачем ты копаешь вглубь того, что приносит страдание? Зачем ищешь ответы на бессмысленные вопросы и кричишь, требуя понимания? Разве не ты сам себе проблема, Итачи? Разве не ты сам себе…» « Саске». - Печешься о мальчике? Какой заботливый старший брат… Ошибка… - Черт… *** Дождь прошел спустя какое-то время. Рана продолжала печь, причиняя неудобство и запрещая спать, чтобы видеть счастье там, где нет холода. За дверьми многих слышались шаги проходящих мимо «часовых». Но они знали – коридоры пусты. « - Откроешь ее ближе к полуночи. - Какая разница когда? - Секрет. Мне он не открылся. Ты хотел знать слово, верно? - Да». Да…Гаара как можно тише вытащил дощечку, отложив ее в сторону, и засунул руку в отверстие, ища дорогую Джуго вещь. « - Среди здоровых нет незавершенных, среди больных нет конченных. - И что это значит? - Смотри на лица. Слушай голоса. Загадки. Они все ищут то же, что и мы». - Что я могу видеть в глазах ненормальных людей? – прошептал Собаку, нащупывая в углу нужный предмет. Вторая рука полезла в карман. Несколько раз повернув ключ, он остановился. А что, если там ничего нет? Что, если Хиротоши соврал? « Храни его». Заиграла тихая мелодия. Гаара схватил ее, метнувшись к окну. Маленькая фигурка, кружащаяся в танце, перемещалась по кругу, после ступив на следующую дорожку, застыв у маленькой двери. Она качнулась в сторону, после повернувшись к парню, и снова качнулась. Мелодия оборвалась на резком звоне, отдавшим в его голове, и пол под маленькой ножкой девушки исчез, уходя куда-то в сторону и открывая его глазам закрытый прежде секрет. « Записка? Серьезно?» - вытащив обрывок листа и еще один ключ, Собаку понял. Над ним не смеются. Над ним издеваются, черт побери! - Три двери. Две комнаты. Один ответ. Ты не найдя, потонешь в муках. У каждого на свете есть один секрет. Ты не ища его, найдешь подсказки в звуках, - прочитал вслух он, затихнув и взглянув на соседнюю пустующую койку. – Звуках… «Они все ищут то же, что и мы»…То же… Гаара вскинул голову, поморщившись. Ближе человеку, ближе даже самому гиблому и потерявшему все, ближе умирающему то, что способно растопить и успокоить, то, что способно сжечь. Рана жгла. « Любовь». Но чья? *** Слишком трудно. Дышать. Ждать. Желать. Дорожить всем. - Наруто… Голубые глаза распахнулись, едва видя что-то напротив. Он медленно повернул голову вправо, разглядывая большое пятно и щурясь. - Киба? Это ты? – осевшим голосом спросил парень. - Нет. Он у врача. Ему наложили гипс, - спокойно ответил Учиха, горько усмехнувшись про себя. Как всегда. Первым, кого захочет увидеть Удзумаки – все. Но не он. Одноклассник резко сел, прошипев, своими действиями заставив спохватиться Саске и подлететь к нему. – Тихо-тихо. Сказали, что так и должно быть. « Это я виноват, что он из-за меня снова в больницу вернулся. Твою мать…» - То, что я хочу сейчас раскрасить твою рубашку своей блевотиной – тоже в порядке вещей? – поморщился Наруто. - Само собой. - Что я здесь делаю? – скривившись от резкой боли в голове, промычал парень и мгновенно поднял голову, посмотрев в глаза сожителя. - А, нет, не говори, я помню, как тот ненормальный пару раз приложил меня головой об стену и… - Не напоминай, - мрачно отозвался Саске, заметно напрягшись. – Ты что это, скажи мне на милость, делаешь? - Как «что»?- оттолкнувшись от койки, повторил за ним голубоглазый. – Встаю и ухожу отсюда, - он протянул руку. – Куртку отдай. - Я тебе должен, - увернувшись от блондина, напомнил брат Итачи. Удзумаки страдальчески закатил глаза, поняв к чему тот клонит. - Так, брось этот цирк и отдай ее, иначе я так пойду. Саске промолчал, так и не отдав куртку. Несколько косых попыток Наруто отобрать вещь ничем хорошим не закончились, и он зло и одновременно непонимающе посмотрел на него. - Прекрасно, - фыркнув, иронично заметил он. – Увидимся «дома». Старшеклассник прошел мимо, но замер, услышав всего пару слов. - Это касается Гаары. *** - Открой глаза, Итачи, - сидя на корточках перед камином, лениво сказал двойник, мешая кочергой горящие угли. Где была его голова, когда он послал Орочимару подальше от него? Чем он думал, забыв о своей главной проблеме и переключившись на мимолетное чувство? Нет, скорее желание. Чтобы усмирить рвущуюся на волю ненависть. Чтобы забыть. Но тщетно. - Открой глаза, брат,- его плеч коснулись холодные пальцы, скользнувшие вниз. Туда, где билось сердце под ладонями и, боясь быть услышанным , теряло свои частые удары, замирая. Прячась. Боясь. - Прекратите, - шепотом попросил мужчина, жмурясь и ища спасения в тьме перед глазами, но настоящая тьма была вокруг него. Пламя предало свой огненно-красный, сменив тон на холодный безжизненный синий. Приевшееся к телу тепло исчезло в миг, покрывая кожу тонкой коркой льда. Застывший мирок вновь обрушился на него, ограничив его пространство. Голова гудела от бесконечного звона. От нескончаемого крика колоколов. Итачи. Итачи, открой глаза. Глаза открой. Сейчас же, сукин сын! - Откройся! Откройся! Откройся! Откройся!!! Пара ударов прошлось по лицу. Нет. Нельзя. Не сейчас. Глаза… - Хороший мальчик. Только искрящийся на секунду свет поглотила ночь, и тело налилось свинцом. Его толкнули. Но не тело. Душа провалилась, и там, где когда-то он мог уйти в угол и стать свободнее – стояла клетка. Руи опустились. Он потерял связь с настоящим. - Ты так слаб, Итачи, - хныкал ребенок, сидя в коробочке своего страха. Старший подошел ближе, присев с ним рядом. Говорить не было желания. Как и дышать мерзким воздухом. « Орочимару, беги. Они найдут тебя». *** « - Ты не помнишь, что было тогда, на дороге в день аварии? - Наша машина перевернулась и тебя зажало. - А после? Или хотя бы лица. - Да что ты мнешься? Что еще могло тогда случиться? Атомный взрыв? Хватит чепуху молоть! - Наруто. Мы попали в аварию. - И? Это дает новые знания? - Ты забыл, что врезался в машину. Мы не единственные, кто пострадал». Левая рука коснулась холодного стекла. Он открыл рот, пытаясь выдавить из себя слово, но оказался нем к подобному. Сердце сжалось . « - Где Сакура?» Ее глаза были закрыты. « - Причем здесь дерево?» Удзумаки замирал каждую секунду, слыша писк приборов и несчитанные удары своего сердца. А оно неслось, внемля острой боли. Кричало о потерянном им времени и всего одном глупом вопросе, о котором он никогда не думал. Розовые волосы, в первую очередь привлекающие внимание, разметались по подушке. Бледность лица была схожа с цветом халата лечащего врача, стоявшего возле нее и переговаривавшим со старшей медсестрой. А ведь все началось с незначительных мелочей. И эта мелочь, как волшебная палочка красила его друга во все цвета жизни. Рисуя на его сердце и заполняя счастьем каждым уголок, но чему верить? Глазам или…? « Как же низко ты пал, Удзумаки…» В тот день было прохладно. Флешбек. - Тебе показалось, - перевернув лист книги по Мировой истории, Удзумаки лениво посмотрел на него и снова нырнул в знания с головой. - Наруто, я видел ее. Я разговаривал с ней, - настаивал на своем Собаку, бросив телефон на стол и взяв с него тетрадь.- Смотри. Ноль внимания. Он выхватил учебник из рук. - Да посмотри же! Друг ткнул Наруто в черновик со своими набросками. На белом листе была нарисована девушка. - Я не раз говорил, что твои навыки в рисовании похвальны, - отмахнулся он. - Чего ты этим хочешь добиться? Рисунками выбьешь из меня все дерьмо и мысли о том, как заставить бросить тебя качаться каждый раз, чтобы тебе никто не привиделся? – тетрадь выхватили. - Да это она! - Это твоя фантазия, - покачал головой блондин, встав и подняв книгу. – Приди же в себя наконец и пойми это. Конец флешбека. « - Эй, какого черта ты?» - Га…, - свистящий шепот – далеко не выражение застрявшего в горле имени. Наруто сжал зубы, всхлипнув. Только не кричи. Только не… Гаара. Гаара.. ГААРА! Саске повернулся к нему, встревоженно вглядываясь в черты любимого лица, и понимал, на какие грабли сейчас наступил. Он словно съел столовую ложку обиды, настолько огорченным было его лицо, что еще чуть-чуть и Наруто расплачется. Это дробило его сердце вдоль и поперек, нанося урон, намного больший, чем все их ссоры и браки вместе взятые. Наруто… « Я обязан был. Что за предрассудки?» - отдернул себя Учиха. Он несмело коснулся руки Удзумки, пытаясь хоть как-то привлечь его внимание к себе. - Ты никогда не спрашивал, поэтому я не считал правильным тревожить тебя подобным. - «Не считал правильным тревожить?» - истерично повторил блондин, отстранившись от него. – Правильным тревожить…, - ладонь, лежащая на стекле, через которое он видел ее, сжалась в кулак. Злость, безграничная злость, овладевшая им в ту самую долю секунды, превратилась в несдержанный порыв, сметающий на своем пути все самое теплое, что парень успел сохранить в себе о моментах с этим человеком, но что творил этот ненормальный? - Я не мог сказать тебе раньше. Ты все еще отходил после пробуждения. И она, как и ты находилась не в самом лучшем состоянии. Пойми… - Ненавижу ! – забыв о том, где они находятся, вырвалось у Наруто. Учиха опешил, открыв рот, но слов стало мало, чтобы объяснить его беспокойство. Слишком мало. - Ты молчал столько времени, вместо того, чтобы сказать, что она есть! Есть, в то время, когда я не верил своему лучшему другу и считал его больным. - Тебе лучше вернуться в палату, тебе все еще плохо, - сделав еще одну попытку, Саске потянулся к нему. - Не трогай меня. Не прикасайся, слышишь?! Никогда. - Наруто, - настаивал Учиха, приближаясь, не веря в то, что школьник говорил. - Каким я дураком был, доверившись тебе и посчитав, что ты стал лучше. Лишнее касание к нему – познание в истинных чувствах блондина к себе. Получи то, чего хотел и замолкни. - Ты не слышал меня? Еще удар. Намного больнее, чем его кулаки. Намного больнее, чем пощечина, одарив которой, Наруто продолжил бушевать. Шум поднял нескольких пациентов со своих палат. - Молодые люди говорите тише, - выглянув из ближней к ним палаты, женщина недобро оскалилась. - Успокойся, - шикнул брюнет и перехватил рукой кулак, дернув парня на себя. Он получал. За вранье, за тайны и за свою привязанность, потому что не имел права больше молчать. « Прости» - Держите его крепче - он сейчас упадет. Лекарство, видимо, только подействовало, - тихо сказал вышедший врач, кивнув на Наруто. Учиха посмотрел на него, осторожно подхватив на руки.– Вашего второго друга отпустили. Как нам поступить с девушкой? - Готовьте ее к выписке, я заберу ее, - кинул через плечо брат Итачи, направившись в покинутую ими палату. Он еще раз опустил глаза, опечаленно оглядев лицо Удзумаки. Выглянувший из-за криков, Ходзуки последовал тихонько за ним, остановившись из-за мелочного, но тяжелого для него жеста, лишнего движения, поступка. Саске провел рукой по смуглой коже, поднявшись чуть выше и позволив себе чуть больше, чем просто касание. Суйгецу слышал слова, видел нежность, с которой его противник относился к Наруто и понимал, что лучшей пары, чем противный отпрыск Учих для блондина не будет. Он отступил, видя перед собой, как брюнет целует, боясь упустить свое палящее солнце и несчастное время, ждущее за поворотом. « Удачи тебе, что ли…» **** « Я прекрасно понимаю, что нам не светит долгий путь и счастье до гроба, но, смотря на тебя, хотелось верить в эти мелочи и просить больше, не насыщаясь словами. Моя бесценная, любовь не стоит жизни. Она не стоит твоих слов и потраченных минут на такого, как я. Ты хрупкая, фарфоровая ваза, разбитая от рук угнетенных, злых и непостоянных. Ты – завянувший цветок в изрезанных от стекла руках. Как жаль, что Лилит услышит сказку и заснет тем сном, что зовется вечным, ступая ножками по тропинке из ненависти бездушных убийц…» **** - Неужели я не заслуживаю того, чтобы быть рядом? – с досадой спросил сам себя мужчина. Ладони вспотели от волнения еще тогда, когда он проснулся рядом с Итачи. То, что близость для второго не значила ровным счетом ничего – лишало возможности на оправдание. Второй такой «сеанс», и Орочимару был уверен – его пошлют вместе с помощью. Хоть и от чистого сердца. – Не надо было тогда вообще лезть. « Вино в погребе». - А сказать, где он – не судьба, - слетел смешок с искусанных губ. Его тело все еще помнило тепло и прикосновения горячих рук. Ноги подкашивались – требовался отдых. Среди десятков комнат, хотелось затеряться самому. Теперь он понимал прекрасно решение Фугаку купить этот «скромный домик». Комагаи зашел на кухню, включив свет. «Вот оно» - найдя глазами еще одну дверь, довольно хмыкнул мужчина. Спустившись по ступенькам вниз, длинноволосый охнул. Все было забито до отвала. - Не забыть взять лед, - наметив две больших морозильных камеры, вслух шепнул брюнет. Подойдя к одной из полок, он вытащил первую попавшуюся бутылку, окинув название скучающим взглядом. - Domaine de la Romanée-Conti с Romanée-Conti, сегодня ты скрасишь мое одиночество и отверженность чувств. - Ты что здесь делаешь? – вздрогнув, он повернулся нос к носу столкнувшись с бесчувственным мудаком, коим окрестил его в мыслях Комагаи. Учиха, склонил голову в бок, пристально смотря в глаза товарища. - Забыл уже? Вино взял, - он потряс бутылку в подтверждение своим словам. – Отойди, я возьму лед с морозилки и пойду. - Лед есть и в морозильнике наверху, - отступив на пару шагов, мягко произнес Итачи, взяв в руки такую же бутылку. – Все же вкусы у нас одинаковые. Пошли. - Мне по барабану где. Возьму здесь. - Орочимару. - Что? – резко повернулся он к брюнету, тут же пожалев об этом. « Итачи, так где твои родители?» *** - Я же говорил. Пошли наверх, – оттянув подальше от входа тело Комагаи, насмешливо прошипел Учиха. Вторая, разбирая бутылка об голову друга и несколько минут на раздумья, чтобы решить, куда деть это недоразумение, перечеркивающее все его планы. Убить или не убить? – Ты думаешь, что если намекнешь своему дружку об этом месте, я не смогу ничего сделать, сидя как пес на цепи внутри тебя? Глупец. Такая дорогая бутылка и о такую пустую голову. – Где мои родители? Он спешно подошел к морозильной камере, открыв ее и оскалившись увиденному зрелищу. Холод обдал его лицо. Смех отразился от стен, вернувшись к хозяину. Ему ли не знать, что прячет особняк и его душа от всех. Да только… - В Аду, - смотря на давно замерзшие мазки крови, удовлетворенно пропел Итачи. Лежащее рядом замерзшее сердце билось в его глазах, и он протянул руку, почти касаясь его. - Моя любимая мамочка…, - ласково начал он. - Я так скучаю. Малыш Саске говорил, что я равнодушен к тебе, но ты не верь ему, мамочка…Итачи не может не любить того, кто ему дорог.. Время гаснуло рядом с ним, пока он минута за минутой говорил о том, как много успел сделать и чего добился за отсутствие дорогой матери. Его мир, ограниченный только ею и им, имел свой конец с той долей, когда первые градусы заметно упали, тая в ответ на слова, разрушая «вечность» понятий, чтобы напомнить, что всему, где есть начало – следует конец. - Итачи… - Не говори, ты обещала, мама. Обещала не губить меня. Моя вечная… Комагаи проглотил ком, молясь, чтобы Учиха пришел в себя, но стрелки часов ползли, разговоры продолжались и он терял силы, вновь проваливаясь в небытие. Ночь нашла свой выход, отдавая пост раннему неспешному утру и наполняющемуся гулом откликов Токио. Кто-то погибал, кто-то получал жизнь. Но необратимый день остановить никто не в силах, борясь за время, отведенное к концу. Ты следующий?