***
— И долго ты ещё собираешься прятаться? Ты знаешь, Стас словно с цепи сорвался. Ходит злой, на людей бросается. Вчера Никиту ударил, губы в кровь разбил. Из-за тебя, между прочим, — зло подытожила Лена, когда они с Пашкой подошли к воротам колледжа. — Знаешь, мне кажется, что я уже не хочу с ним… дружить. Как будто с тем поцелуем я отдал свои чувства. Может, ему? Раз он словно с ума сошёл? — Паш, и что? Ты зря обрезал свои чудесные локоны? Не пойму я вас, мужиков, то вам подавай, то вы уже не хотите. Егоров улыбнулся и остановился, пропуская девушку вперёд. — Ничего не зря. Я мучился, пусть и он теперь помучается. Пока. Увидимся после занятий. — После занятий не получится. Мы с Никитой идём гулять. Я к тебе вечером загляну. После того, как Лена отошла на приличное расстояние, Пашка натянул капюшон почти до самых глаз и пошёл следом. — С кем это ты разговаривала у входа? Никита приобнял свою девушку и коснулся губами уголка её рта — большего на людях Коновалова не позволяла. — Ты что, наблюдаешь за мной или ревнуешь? — Лена насторожилась, но виду не подала, лишь сделала удивлённые глаза и надула губки. — И всё же, кто это был? — притянул ближе и почти коснулся губами лица. — Да, я ревную. — Хм! — отодвинула настойчивые руки и увернулась от прикосновения. — Может, зря я согласилась с тобой встречаться? Что за сцены ревности ты устраиваешь? Мне уже нельзя ни с кем поговорить? — Зая, я пошутил. Ты же знаешь, что Стас рвёт и мечет. У него идея фикс, что ты должна знать того парня. Я бы хотел ему помочь, но «был ли мальчик?» Ты как думаешь? — Я? Я должна об этом думать? Пошли, а то опоздаем. С места, куда затащил Коновалову Никита перед первой парой, было видно, как курит у порога Шульгин, всматриваясь в лица проходящих мимо студентов, и того, кого он отчаянно искал последние дни, прошедшего мимо в компании таких же первокурсников. Лена ещё раз хитро улыбнулась сама себе и пошла по шумному коридору, думая, как же она ловко провела этих двоих.***
Наблюдая со стороны за предметом недавнего воздыхания, Пашка не мог не отметить, что тот действительно осунулся и стал похож на ходячего зомби — злого, агрессивного, раздражённого. И если бы не случайно подслушанный разговор этих двух, что всегда были вместе, почти вместе, потому что последние дни Никита стал чаще появляться в компании Коноваловой, что, кажется, нравилось этим обоим, но совсем не нравилось тому же Шульгину. Так вот, разговор, а вернее, часть его, Пашка услышал, проходя мимо, с воткнутыми в уши «мёртвыми» наушниками, коими он часто пользовался для того, чтобы просто не быть кем-то отвлечённым от своих мыслей-дел. Но иногда вот так можно было подслушать полезную для себя информацию. Очень удобно, между прочим. И то, что он услышал, ему совсем не понравилось. «Найду этого щенка — трахну в хвост и в гриву». «Да что он тебе такого сделал? Ты ж сам сказал, что он не такой, как все. Оставь пацана в покое, забудь!» «Потому и трахну, что такого ещё не было!» От таких откровений нормальный человек не то, что знакомиться, рядом стоять не захочет, и уж тем более заводить отношения. Поэтому, бросая украдкой тоскливые взгляды, Егоров мучился и пытался забыть губы и руки, что подарили столь мимолётное удовольствие его измученному телу. Неделя тянулась долго. Если в первые дни Пашка держал ухо востро, то к четвергу бдительность ослабла, а в пятницу он и вовсе расслабился. Проводив взглядом в сторону курилки угрюмую парочку, он с ребятами отправился в буфет. В общем гуле студенческих голосов, которые старались быть как можно тише, их компания привлекала к себе внимание двумя спорящими, одним из которых оказался Пашка. — Даже если ты напишешь эту работу на отлично, нет уверенности, что об этом вспомнят во время защиты проекта. — Если ты будешь складывать все работы и задания в отдельную папочку, а на проекте предоставишь в виде дополнительных ресурсов, я уверен, — Егоров сделал паузу, вздохнул и сглотнул, — это может повлиять на конечный результат и повысить оценку. Я слышал также, что групповые задания тоже играют немаловажную роль. Что? Взоры сидящих напротив были устремлены за Пашку, и когда он обернулся, даже отпрянул от испуга. За его спиной стоял не кто иной, как Шульгин. Оруженосец Никита подходил с двумя стаканами кофе, ничего не понимая. — Ты хочешь познакомиться с первокурсниками? — задал он резонный вопрос, ставя напитки на стол и отодвигая свободный стул. — Ребят, чего напряглись? Мы не кусаемся, — оглядывая недоуменных первогодок дружелюбным взглядом, закончил Ник. «Что-то не так», — понял Комаровский, поворачиваясь лицом к приятелю. Тот внимательно и с каким-то необычным выражением лица рассматривал сидящего боком парнишку, спокойно взирающего на стоящего рядом Шульгина. Впрочем, на него смотрели все, даже ребята с соседних столиков. — Что-то случилось? — положил руку на плечо, и тут в голове Ника что-то вспыхнуло. Он напрягся, перевёл взгляд на сидящего, и его пронзила запоздалая мысль, сложившая все кубики в пазл. Перед ним сидел тот самый мальчишка, с которым разговаривала его Лена. — Чё-р-т… Твою ж мать… Стас, я честно… Правда… Я не знал. Одним рывком Шульгин вырвал Пашку из-за стола и поволок из буфета, сам ещё не зная, куда. Никита с натянутой улыбкой попытался успокоить сидящих, мол, «ничего страшного, семейные разборки. Старший брат зол на младшего. А кофе за наш счёт!» Бросил унылый взгляд на стаканчики с нетронутым горячим напитком, пробурчал под нос «Пивали и лучше» и припустил за двумя, один из которых явно слетел с катушек. А Пашка молча двигался в направлении, куда его тянули, и совершенно не думал о последствиях. Так легко попасться, лишь выдав себя голосом? Однако странно. Ему было всё равно, побьют его или, как обещали, трахнут. Странная апатия и предчувствие чего-то долгожданного, засунутого далеко и, казалось бы, закрытого на замок, теперь с новой силой вырывалось наружу. Ему жутко хотелось расставить все точки над i. Ещё больше хотелось снова почувствовать вкус этих дурманящих губ, и жадные руки, обжигающие его тело. А злой, как сам дьявол, Шульгин, таранил двери аудиторий, выискивая открытую и пустую. Наконец такая была найдена, и он рывком толкнул внутрь бедолагу. Подоспевший Никита схватил было друга за руку, но был грубо отброшен и пригвождён грозным взглядом и более нежным «Присмотри, чтоб нас не беспокоили!» Комаровский понимающе кивнул, занимая удобную позу для обороны объекта. Рука медленно потянулась в задний карман брюк за телефоном. Долго глядя на контакты, а вернее, на один из многих, он лихорадочно думал, звонить или нет? Звать или умолчать? И что в итоге будет с ним, сделай он то или иное… Дверь со стуком захлопнулась, ключа, как правило, не оказалось, поэтому, надеясь на верного друга, Стас не сильно заострил на этом внимание. Сейчас он не знал, что делать. В огромном помещении он не видел ничего, кроме человека, лишившего его сна и покоя, вытянувшего всю душу, растоптавшего гордость. Да, гордость занырнула глубоко и ехидно хихикала, показывая фак и язык. Стасу было откровенно начхать на мнение окружающих, сейчас в нём бушевало собственное эго, проснувшееся и взбунтовавшееся. Пашка стоял напротив в расслабленной позе, с головой, склонённой чуть набок, прищуренными глазами, ровно дышащим и, казалось бы, ничего не боящимся. Однако это только с первого взгляда он был таким спокойным. Внутри всё клокотало и бушевало, сердце отбивало удары что набат колокола на заутреню. — Что? — только и смог произнести Егоров, когда медленно, уверенно, словно разъярённая дикая кошка, что готовится к прыжку, Шульгин начал наступать, не прерывая зрительного контакта. — Хочешь сказать, что не знаешь? — раздался хрипловатый голос. — Ловко ты меня обвёл вокруг пальца. Волосы остриг, прячешься, — Шульгин подошёл вплотную, опаляя лицо Пашки мятным дыханием, — я уже и сам начал верить в то, что ты мне привиделся. — Не понимаю, о чём ты, — невозмутимо, с презрением. — О твоём побеге. Ты, кстати, как ушёл? Даже самые трезвые не видели никого, похожего на тебя. Ты умеешь испаряться? Проходишь сквозь стены? Стас шарил глазами по лицу парня, задерживал взгляд на губах, при этом облизывая свои, и смотрел, впивался своими расширенными зрачками, не давая отвести взгляд. И Пашка смотрел. Как кролик. Смотрел и где-то глубоко под коркой своего сознания хотел быть съеденным. От близости разве что искры не сыпались, такой магнетизм излучали оба тела. Но один боялся сделать первый шаг, а второй боялся испугать. — Через балкон. — Да? Там же высоко? — Не для меня. — Смелый? Пришёл без приглашения. Ворвался, можно сказать, в личное пространство, нарушая его. Затем сбежал. — Ушёл. И так дольше положенного задержался. — Нет, ты сбежал. При этом выставил меня дураком. — Кто ж знал, что у тебя такие друзья, что не верят и не помогают. — Нормальные друзья. А ты трус. — С чего такие выводы? Я не прятался. — Волосы зачем обрезал? — Надоели. Давно хотел. — Мы целовались, — резко перевёл тему Шульгин, обнимая за талию и прижимая Пашку к себе вплотную. Гибкое, податливое тело послушно впечаталось в живот, совсем немного напрягаясь. — И что с того? — отпрянул от прикосновения губами Егоров, шумно сглотнул, набрал воздуха в лёгкие, да так и застыл. — Ты мне отвечал. Ты же ко мне пришёл тогда? Стас сильнее прижимался и откровенно тёрся зарождающимся стояком о бедро всё так же уклоняющегося от поцелуя Пашки. — Что молчишь? Я не прав? Тебя, кроме меня, никто не видел. Ушёл через балкон, значит, не хотел быть замеченным. Сосался со мной как последняя шлюха, и если б не моё состояние, дал бы себя трахнуть, не так ли? Пашка готов был согласиться с такой постановкой, но признать себя шлюхой, даже на мгновение, не мог и не хотел. В нём сразу словно струна оборвалась, перемкнуло что-то внутри. Так жалко стало себя. Разве такой постановки вопроса он ожидал? «Бежать», — первая трезвая мысль, что взорвалась в голове как прозрение. Ловко вывернувшись из захвата сильных рук, отступил назад, выставив руку в предупреждающем жесте ладонью вперёд. Очумевший от внезапного действия, Шульгин подался вперёд, но застыл, напоровшись на гневный, уверенный взгляд не терпящего возражений Егорова. Пауза затянулась. Напряжение обоих парней стало заметно спадать, но Пашка знал, что он в этой игре мышка, и поэтому нужно быть начеку. — Ладно. Давай просто поговорим. Успокойся. — Я, в отличие от тебя, спокоен. Что ты хочешь? Может, мне прощения попросить за то, что хотел помочь несчастному, обкуренному утырку? — брови сами поползли вверх, а губы сложились в ехидную улыбочку. — Или за то, что помог штаны расстегнуть? — Стас было двинулся вперёд, но вытянутая вновь рука и стойка остановили его сиюминутный порыв. — Осталась последняя причина — за твою плохо проведённую неделю. Так что? В чём моя вина? Весь запал пропал, как и не бывало. Шульгин стоял и обдумывал свой следующий шаг. Что он может сделать, когда ниточка оборвана, и инициатива перешла в руки того, кого он хотел… Наказать? Уничтожить? Да, стоящий напротив виноват. И за бессонные ночи, что проводил, лёжа с открытыми глазами, выискивая силуэт на потолке. Того, чей образ смутно всплывал, но только фрагментами, а из мозаики никак не складывался полноценный образ, как бы Стас ни пытался. Память, прокуренная наркотой и замыленная алкоголем, отказывалась в полной мере отобразить лицо, оставшееся размытым пятном и всё же не выходившее из головы. И за потерянное в поисках время, когда как болван стоял и высматривал парня с длинными волосами, вглядываясь в лица удивлённых студентов, не понимающих, чем вызван интерес симпатичного старшекурсника. А он, предмет поиска, тем временем проходил мимо и, скорее всего, нагло улыбался, ведь понимал, паршивец, что его ищут. Не зря ведь такие шикарные волосы остриг. Виноват, что истерзал в клочья душу и тело. Душа просто изнывала от желания увидеть, обласкать взглядом, вспомнить глаза и руки, дыхание на губах и завораживающий, спокойный голос. Тело ломило и жаждало физического контакта, близости. Вот же только сейчас он был так близко, и его начало помаленьку отпускать, но нет же, змеёныш выскользнул из рук и теперь удерживает оборону лишь одним сверкающим взглядом. О, эти глаза так и мечут молнии, от которых всё внутри клокочет и бушует. «Сука, да что происходит-то?» — оборвал свои мысли Стас и тряхнул головой, сбрасывая наваждение. За всю его недолгую гетеросексуальную жизнь ни разу такого не происходило. Наваждение? Сумасшествие? Может быть, его сглазили? Или приворожили? Мысли путались — время шло. Отступив на шаг назад, опустив голову и сделав расслабленный вид, Шульгин на мгновение усыпил бдительность стоящего напротив парня, воспользовался этим состоянием и в следующую секунду бросился на него, заключая в железный захват. Пашка попытался вырваться, понял, что это бесполезно, и лишь развернулся в кольце сильных рук, оказавшись прижатым к чужой груди. — Хватит от меня бегать. Никто ещё не сумел убежать, — с сарказмом, тихий голос в самое ухо больно резанул по самолюбию. — Значит, таких, как я, было много? — дурацкий вопрос вырвался раньше, чем Пашка успел подумать. А ведь долго учился во время паузы обдумывать то, что нужно сказать. Видимо, не в этот раз и не с этим человеком. С ним хотелось быть открытым. С этим парнем хотелось всего. Но это было вчера. Сейчас Пашка не знал, хочет ли того, о чём мечтал до той роковой встречи неделю назад. — Да нет, таких, как ты, не было ни разу, но тем интереснее, — горячая волна протекла в том месте, где губы коснулись кожи шеи. — Тем вечером нас, кажется, прервали? — неожиданно мокрая полоска, след от языка, пробил всё тело электрическим разрядом. — Думаю, стоит продолжить. — Ты можешь думать, что угодно. Это не значит, что все вокруг будут думать так же, — Пашка напряг все мышцы, готовясь вырваться из захвата. Не хватало ещё быть разложенным посреди аудитории во время занятий. — Я уверен, что ты хочешь продолжения так же, как и я. — Самоуверенный кретин. Отпусти меня, и я не сделаю тебе больно. Стас улыбнулся и прикусил строптивого за ухо, однако хватку усилил, поняв, что его добыча не так уж и проста, как ему хотелось бы. Упругое тело и стальные мышцы под руками были тому доказательством. Однако стоять и ничего не делать не входило в его планы. Одной рукой Стас крепко схватил парня за плечо, второй осторожно начал прокладывать путь под толстовку. Когда ладонь коснулась голого живота, оба парня сжались, задерживая дыхание. Пашке хотелось выть от досады. Вот оно, то, чего он хотел, то, чего ждал. Но это было иначе, не так, неправильно. Совсем неправильно. — Ты по-хорошему, видимо, не понимаешь? Я могу и по-плохому. Губы, что бродили по-свойски на его шее, замерли, тело сзади напряглось, руки кажущегося хрупким тела ещё сильнее сжали кольцо. — Я тоже могу по другому. Но оно нам надо? Глянь сюда. И Шульгин потёрся о попу Пашки вполне приличным стояком. — Если твоей целью было меня трахнуть, боюсь, тебе ничего не светит. Так что лучше успокойся. — А ты мне поможешь? — продолжая поглаживать бугорок, слегка сжимая. — Успокоиться. У тебя неплохо получилось мне помочь в прошлый раз. — Спустить штаны? — Пашка с трудом сдерживал вырывающиеся звуки и желание двинуть бёдрами навстречу. — Это было ошибкой, — словно в тумане ответил он, теряя самообладание. Ещё немного таких движений, и он спустит прямо в трусы. — Почему ты такой колючий? Я помню, ты был мягким и пушистым. «Потому что не думал, что ты просто захочешь меня трахнуть, как приходящую шлюху», — подумал Егоров и сделал над собой усилие, рванул руки в стороны, разрывая кольцо, ослабившее хватку в момент совершенно неожиданный. Резко развернувшись, увидел руки, тянущиеся к лицу и сделал пару выпадов тому в грудь. Когда Стас отпрянул на несколько метров назад, удар ноги в прыжке пришёлся в район груди. С трудом удержавшись на ногах, озверевший, Шульгин снова ринулся на пацана, которому не собирался проигрывать. Считанные секунды понадобились натренированному Пашке, чтобы уложить противника и заломить руки, прижимая лицом в пол. Не издав ни звука, Шульгин молча лежал, принимая поражение. Это было стыдно и очень обидно. — Доволен? — голос тихий, злой. — Слезь уже нахер, кузнечик долбаный. Два раза повторять не пришлось, Пашка рывком поднялся и, когда Стас повернулся, растирая руку, протянул свою и потянул на себя. И снова не подумав. И снова он об этом пожалел. Снова в кольце сильных рук и с губами на своих. Жадный, нетерпеливый и яростный поцелуй, совсем не похожий на те, что были неделю назад, когда Шульгин нежно касался губ и осторожно прокладывал путь внутрь, облизывая и посасывая. Ураган страсти, шквал неистовых движений, огонь вырвавшихся эмоций. Сбросить с себя эти руки, что с жаром обнимали и мяли всё, до чего могли дотянуться, Пашка мог в два счёта, но, показав ранее сопернику, на что он способен, передумал. Руки медленно поднялись и обхватили чужой торс, рот приоткрылся, и он ответил на эту ярость. Осторожно касаясь, приручая, словно дикого зверя, успокаивая и обволакивая тонкой паутиной неожиданной ласки, плюнул на недавние мысли и отдался чувствам, они ж никуда не делись, просто задвинулись, как думал хозяин, подальше. За дверью послышалась возня. Два голоса спорили. В один момент дежавю нахлынуло на обоих целующихся. И так же, как и неделю назад, оба разорвали объятия и отпрянули друг от друга. Однако зрительного контакта не прерывал ни тот, ни другой. Когда дверь распахнулась и с силой жахнула о стену, оба парня стояли напротив друг друга и тяжело дышали. — Что здесь происходит? — Ленин голос разорвал тишину. — Что ты ему сделал? — подскочила она к другу и соседу, осматривая и щупая руки, плечи, грудь и спину, поворачивая, словно безвольную куклу. — Паш, ты в порядке? — Ленок, я ж сказал, что у них мужской разговор, ну ты чего? Видишь, все живы. Никита с выпученными глазами пытался оторвать от неприятеля свою девушку, в то же время поглядывая на обоих парней, что готовы были сожрать друг друга заживо. — Руки убрал! — гневный взгляд через плечо, и Никита уже стоит по стойке смирно, — пошли отсюда, — более ласково, увлекая Егорова на выход. — Ленусь, — протяжно и обречённо вдогонку. — С тобой я поговорю позже, а пока вправь мозги своему приятелю, — уже на пороге аудитории, подталкивая друга вперёд. — Пашка, — с улыбкой на лице, протянул Шульгин, когда звуки удаляющихся шагов за дверью стихли. — Стас, ты чё, совсем последние мозги растерял? Ты что тут устроил? Что за побоище в стенах святого заведения? Да я чуть с ума не сошёл, когда услышал потасовку и заглянул одним глазком. — Подглядывать нехорошо, — улыбка перешла в статус «безумной», а её хозяин сполз на ближайший стул. — Эй, ты в порядке? — Комаровский щёлкнул пальцами по обе стороны носа. — Дурдом. Пошли уже. На пару или куда? Отмазку какую придумаешь? Лучше бы он сам что-нибудь придумал, потому что, когда они вошли на занятие, и преподаватель решил выяснить причину опоздания, Шульгин всё с той же дурацкой лыбой ответил как на духу: «Охмурял там одного, а Ник стоял на стрёме!» Группа, а Лена уже сидела на своём месте, прыснула от смеха, препод только покачал головой, а злой и покрывшийся румянцем Никита готов был провалиться под землю или прибить этого придурка. Сам Стас, словно сомнамбула в эйфории, прошёл на свободное место и, усевшись, с шумом опустил голову на рюкзак, брошенный тут же на стол. Облизывая и прикусывая губы, он уже не видел и не слышал ничего. Перед глазами стоял предмет его поисков и мыслей. «Нашёл!» После того, как Лена отвела подальше от злосчастного кабинета Пашку, тот уже был в полном порядке и даже улыбался. — Что? Я вовремя? — Как всегда, — ещё шире разулыбался друг, закатывая глаза. — Ещё скажи, что помешала, — обиделась девушка. — Да когда мне смс-ка от Ника пришла, что ты с «этим» закрыт и у вас разборки, я сорвалась с только что начавшейся пары, чтоб тебя спасти. И ты, морда чеширская, ещё будешь мне улыбаться? Так вы дрались или целовались? — уже более мягким тоном спросила Колесникова, повиснув на руке и заглядывая в лицо. — О, губки-то распухшие и даже прикушенные местами. Лена начала обнюхивать грудь и шею Пашки, от чего он тут же стал отмахиваться и вырываться. — О, да ты парфюмом его пахнешь, ммм… Рассказывай! Чего вы стояли как два волка? Я думала порвёте друг друга. — Не сейчас же. Иди давай, грызи гранит науки. Дома поговорим. И, вырвавшись из цепких лапок, Пашка припустил по коридору и вниз по лестнице. Последнюю пару решил пропустить, не то состояние — руки трясутся, ноги подкашиваются, в голове бардак полнейший. Не до учёбы. Однако на первом этаже, как назло, навстречу шёл преподаватель спорта и увлёк в свою обитель, по дороге объясняя, что зимние соревнования по восточным единоборствам будут представлять несколько разных видов, и он, Пашка, должен, нет, он просто обязан защитить честь учебного заведения, в котором начал учиться. — Ты уж прости Егоров, но мне тебя сдали. С потрохами. И твою подготовку, и первые места на районных и областных. Ты нам просто обязан выиграть хоть пару медалей. А то знаешь, столько лет в хвосте плетёмся, даже стыдно. И за державу, и за родной колледж. Аграрный в прошлом году удивил, периферия, и та в победителях. Физрук обнимал Пашку за плечо и как давнему другу рассказывал о наболевшем. — Ты не подумай, я своих в обиду не даю. Если там где прикрыть нужно или зачёт подтянуть, — и шёпотом, озираясь, — я и на экзаменах могу пособить, имею веское слово. Так что соглашайся. Ты, кстати, сейчас куда намылился? Пашка стоял, улавливая смысл сказанного на автопилоте. Своё детское увлечение дзюдо он оставил больше года назад и не планировал к нему возвращаться. Хватило каждодневных тренировок по три-пять часов и выматывающих подготовок к соревнованиям. Устал. Предложение преподавателя сулило лёгкую студенческую жизнь, да и это же не возврат в спорт, а лишь подготовка к выступлению. Может быть, ежегодному. Да и мысли нужно было проветрить, и дурь кое-какую выбить из башки. — А знаете, я согласен. Мужчина расплылся в благодарной улыбке. — Егоров! Дорогой ты мой человечек! Да мы с тобой такие соревнования устроим! Да мы их всех будем иметь и… Ладно. Завтра у вас, кажется, спорт по расписанию, вот и обмозгуем. — Виктор Сергеевич, — уже развернувшись, чтоб уйти, Пашка окликнул потирающего руки в предвкушении учителя, — я себя неважно чувствую, а медкабинет закрыт, — нагло соврал парнишка. Геевич, как ласково прозвали много лет назад физкультурника студенты, удивлённо глянул и снова заулыбался. — Да не вопрос, Павел. Я черкну пару строчек в объяснительной, что взял тебя в общественных нуждах. Плутишка, — добавил и вернулся к своим мыслям и делам.