***
— Мне даже не пришлось ничего делать, сам всё видел, — весело бросил Эд сидящему в кресле Стасу. Видео, которое он предоставил с регистратора машины, совсем не скрывало того, чего добивался Эд. Нет, он просто хотел поговорить с мальцом, объяснить тому, что со Стасом ему ничего не светит, уж больно разные у них жизни. Чувствовал мужчина, что могут эти двое снова сойтись, ведь то, что он видел, как между ними искрило, могло разрушить мелкое недоразумение, увиденное случайно, а могло и не разрушить. А тут такой случай сам в руки упал. Как удачно этот Пашка появился с парнем лет на пять старше, да ещё и в конце обнявшим его так непосредственно, что в голове у Эдуарда сразу возник другой план. — Я сразу понял, что эта шлюшка просто искала приключений. Но ты? Стась, ты меня удивил. Запасть на такую мелочь? Поинтереснее не мог ничего найти? Парень, сидящий в кресле, был похож на зомби — бледный, чёрные круги под глазами. Заточение в несколько дней и секс почти без перерыва сделали из него безвольную куклу. — Он мне не нужен, — безразлично ответил Стас, всё ещё глядя на экран. — Вот и славно, мой хороший. Я знал, что ты одумаешься. Давай, собирайся, у меня тут срочные дела нарисовались, засиделся я с тобой, — Эдуард уже присел рядом, обнимая за ноги своего узника. — Какую справку тебе нарисовать в этот раз? Думаю, нужно что-то по состоянию здоровья — неважно выглядишь. До конца недели отсидись дома, я позвоню, а как только освобожусь, сразу к тебе. И… — мужчина сделал паузу, больно сжимая выше колена, — думаю, будет плохой идеей даже разговаривать с этим заморышем. Про себя Эд не мог не отметить, что «заморыш» стал на порядок, а то и два, выше от своего прежнего вида, хотя и раньше его нельзя было так назвать. Одевался Пашка всегда скромно, но со вкусом, никогда не позволял себе выйти в помятой или грязной одежде, хоть и жил один. Стас равнодушно мотнул головой, встал и, прихрамывая и покачиваясь, пошёл в одну из спален пентхауса, где пребывал в заточении все эти дни. Увиденное с видеорегистратора очень не понравилось, да что там, его возмутило то, что этот пацан мало того, что одним только видом скрутил все внутренности в тугой узел, так ещё и позволил себя лапать какому-то левому парню, которого он даже не разглядел. Все те минуты просмотра Стас смотрел на того, кто не выходил из головы. Того, кто буравил мозг лишь мыслями и воспоминаниями о себе, о теле, губах и руках. Сколько бы они с Эдом ни занимались сексом, думал Стас о том, как не в него, а он будет вколачиваться в этого независимого и упрямого мальчишку. Простояв под душем долгих полчаса, смывая в который раз невидимые ласки и прикосновения, подаренные тем, кто разрушил его, Шульгина, жизнь всего лишь одним своим присутствием, Стас так и не придумал, что он скажет при встрече тому, кого, скорее всего, потерял. Тело ныло и местами болело. Нет, Эдуард не причинял боль специально, наоборот, он был как никогда нежен и старался доставить максимум удовольствия своему мальчику. Но, замечая отрешённость и апатию к происходящему, порой срывался на бешеный темп, слушая, как стонет — не от удовольствия, а от боли — его партнёр. — Ты мой! Запомни это, малыш. Если раньше я мог позволить тебе быть с кем угодно, то теперь нет. — Да, — выстонал измученный Стас после очередного оргазма, понимая, что если он не убедит в своей покорности и принятии этого желания, то может так и остаться здесь на веки вечные удовлетворять ненасытного самца, вечно готового и вечно бодрого для соития. — Хороший мальчик, — выцеловывая каждый сантиметр желанного тела, наконец-то сломленного и приручённого, Эдуард радовался своему умению сломать и подчинить, и этот орешек пришёлся ему по зубам. Дома никто не отреагировал на отсутствие сына столько времени, и лишь сестра накатала гневное послание за то, что самой пришлось ехать и забирать машину. Закрывшись в своей комнате, Стас долго лежал и думал о том, что же ему делать, как дальше жить. — Ник, привет. Как ты там? — Стас, чёрт бешеный, ты куда пропал? Я тут с ума схожу, — орал в трубу друг, злой, как тысячи чертей. — Отдыхал. Так что там, есть что интересное? — Да есть кое-что. Ты не хочешь встретиться? Я могу подъехать. — Нет, дружище, я ещё не дома. Увидимся на занятиях. Так что там? Никита, обрадованный появлению друга, не обратил никакого внимания на усталый голос и странную манеру в разговоре. Решив, что это обычное недомогание, он начал повествование последних событий. — Короч, хозяин прислал своих шавок, и меня поставили на счётчик за преждевременный соскок. Пришлось взять кое-какую не пыльную работёнку, чтоб лицо не тронули. И почки. Знаешь, видал я такую деятельность, больше ни за какие коврижки не подпишусь. Пришлось снова врать Ленке, и если она узнает — хана мне. — Что-то ещё? — нетерпеливо спросил Стас, ожидая новостей о том, о ком тупица должен был в первую очередь рассказать. — Курсовую начали, на следующей неделе распределение на практику, но это для тебя так, мелочи жизни. — Может, действительно есть что-то серьёзное? Ты о чём умалчиваешь? — Да нет ничего. — Ник? Повисла тишина. Один ждал, другой думал, как сказать. — Твой пацан, кажется, тебя кинул. Окончательно. Если ты об этом хотел узнать. У него есть кое-кто, очень даже ничего, — выпалил на одном дыхании Никита. — Такой повыше и коренастый? — нетерпеливо спросил Стас. — Знаю, — бросил недовольно. — И это всё? Что твоя говорит? — Лена? Лена ничего не говорит. Молчит Лена. А я, между прочим, спрашивал. Из солидарности. Цени! Стас понял, что ничего он больше не узнает. А собственно, что он хотел? В силу сложившихся обстоятельств самому подходить для «поговорить» никак нельзя, так как Эдуард шутить не любит, и если сказал, то явно есть кто-то, кто будет следить денно и нощно за всеми телодвижениями одного и другого. Одно было непонятно: зачем он, Стас, нужен был этому обеспеченному и самодостаточному мужчине, когда таких, как он, у него хоть пруд пруди, только щёлкни пальцами?***
Наблюдать за улыбающимся Пашкой на каждой свободной перемене было невыносимо. Первые несколько дней он сам искал его, прячась за углами и прикидываясь «мимокрокодилом». Парень как будто специально сиял и являл себя народу во всей красе: одежда, походка, повадки, эта чёртова улыбка всем и каждому, непринуждённые касания девушек и, что хуже всего, парней чуть не срывали с тормозов дошедшего до белого каления Шульгина. В среду он уже был готов подойти, но Ник, словно чувствуя настроение приятеля, утянул в буфет, обещая угостить. Опомнился и послушным телёнком пошёл вслед от греха подальше. В четверг крышу всё-таки снесло, и ни о чём не думая, Стас дождался подходящего момента, цыкнул на охеревшего друга, чтоб смотрел в оба, закрылся в туалете с ничего не ожидавшим и не подозревавшим Пашкой. Едва последний вышел из кабинки, тут же был грубо пришпилен к стене. На удивление, сам Пашка не выдал ни воплей возмущения, ни истерик по поводу того, что его без разрешения лапают. Только тень лёгкой неожиданности и надменный взгляд на наглого похитителя, а следом и смешок искривленных губ. — Скучал? — томный шёпот на ухо с последующим его прикусом. — С херов ли? — С таких херов, что у нас осталось незаконченное дельце. Пашка нехотя попытался отодвинуть от себя самоуверенного типа, о котором не переставал думать и мысленно строил план их встречи. Хотелось и дальше продолжать мучить Шульгина, что уже который день пас его, как кот мышу. Делая вид, что не замечает, Стас часто и неуклюже попадался на том, что пристально смотрел и резко отводил глаза в сторону. С другой стороны, хотелось прижать и укачать в своих крепких руках, потому что видеть осунувшееся и серое, с чёрными кругами под глазами лицо было больно и невыносимо. Когда Пашка простил, но не забыл и всё ещё ждал часа расплаты, не заметил. Однако то, что все эти дни Стас игнорировал и не делал попыток поговорить, очень бесило, нервировало и жуть как злило. И вот, наконец-то, он сделал этот шаг. Долгожданные руки орудуют по гибкому телу, губы кусают мочку и дышат в шею горячо, пьяняще. — У нас с тобой нет и не было никаких дел. — Ошибаешься, — в самые губы и тут же взял их в плен, грубо, по-хозяйски сминая и втягивая, а затем и язык, продолжая прижимать всем телом и крепко удерживая за спину. — Есть, и я бы хотел их закончить. Несколько долгих секунд парни смотрели друг другу в глаза и дышали, едва касаясь губами. Тела сами прижимались и, казалось, отлипать друг от друга не собирались. — Знаешь, — Пашка сделал движение бедром в пах Стаса, — а давай ты все свои дела будешь делать со своим… эмм… другом? Любовником? Хозяином? Эдиком! А я буду просто наблюдать. Как-то не хочется больше быть невольным свидетелем. Я, знаешь ли, люблю смотреть цирк в первом ряду. Улыбка резко сошла с лица Егорова, и так же резко он отбросил того, кого хотелось дальше целовать и прижимать к тосковавшему все эти дни телу. Толкнув с силой дверь, увидел, как отлетает, держась за плечо, Никита. — Сукааа. А потише нельзя? Ты мне ключицу сломал, придурок бешеный. — Не хер уши греть. Пашка скрылся за поворотом, а двое стояли и смотрели ему вслед, один — потирая ушиб, другой — тоскливо провожая взглядом своё наваждение. — Ну теперь-то всё? Это конец? Надеюсь, ты вернёшься в своё обычное состояние? По выражению, которое читалось как неудовлетворённое, понял, что всё ещё только начинается. — Как же вы все меня достали! — констатировал факт Комаровский, поднял сумку и, бросив последний взгляд на друга, ушёл. — Как же я задолбался, — сказал в пустоту Стас, стукнув кулаком в стену и прижимаясь лбом к холодному покрытию.***
На тренировке в этот день было немноголюдно. Пашка, отработав несколько ударов, опустился на лавку и уставился на пол. Желание что-либо делать отсутствовало. Рядом возник Тим с протянутой бутылкой. — Устал? — Не знаю. Наверное, — невпопад ответил Пашка, открутил крышку, подумал и вернул назад. — Знаешь, я, наверное, пойду. Что-то неважно себя чувствую. — Проводить? Смешок, кривая улыбка и удивлённый взгляд. — Ты считаешь это нормальным — провожать меня, словно барышню? — Просто подумал, если тебе плохо… — Нормально мне, — и быстро, не оборачиваясь, пошёл на выход. — Нормально, говоришь? А со стороны не скажешь, — еле слышно, провожая глазами.***
«Шеф, ничего такого не замечено. Всё как обычно. Кроме того минутного инцидента в туалете, больше не сталкивались. Да. Доложу, не переживай».***
— Лен, Лена! Да оторвись ты от этого телефона. Ну пожалуйста. Пашка стоял над развалившейся на его собственной кровати соседкой, которая тыкала пальчиками в андроид, переписываясь с кем-то в Контакте. — Я вся внимание! — дописав и закрыв вкладку и сам телефон, подруга села, приняв удобное положение, подперев подбородок ладошками. — И кстати, в этом доме меня накормят или так и уйду голодная? — Курица в духовке, минут пятнадцать ещё. Лен, что мне делать? Он везде. Он преследует меня своими глазами и не даёт свободно дышать. У меня уже паранойя на этой почве, даже где его нет, мерещится. — Я бы поговорила. Объяснила. В крайнем случае, послала. Ну или на самый крайний… Хотя нет, ты ж не можешь ударить того, кто тебе нравится? А было бы неплохо повторить. — Спасибо, помогла. — А что ты хочешь? Я, что ли, виновата, что он только смотрит? Сам подойди. Пригласи в гости, чтоб тет-а-тет. А что? Как вариант. — Ещё чего. После того, как он… Ладно, пошли на кухню. — Так что там приключилось? Если хочешь, чтобы я помогла, колись, — схватила за руку Пашку, — я ж не отстану. — Всё, Лен, проехали. Лучше помоги салат нарезать. Ещё одна неделя прошла в тягостных муках ожидания неизвестности. Шульгин делал вид, что для него не существует Пашки, хотя сам всё время его пас, наблюдая со стороны. Один раз во время тренировки, стоя за дверью, внезапно спалился перед Геевичем, который вышел из зала и застал того подглядывающим в щёлку. Было неудобно, пришлось врать с три короба всякую ересь про то, что всю жизнь мечтал заниматься, но теперь посмотрел и передумал. Одно только не предусмотрел, что когда всё это объяснял, кое-кто ушастый услышал знакомый голос и даже заметил силуэт в проёме незапертой двери. Настрой на продуктивную тренировку тут же пропал, как и настроение на вечер. Пашка никак не мог понять, что на самом деле на уме у этого человека. Боялся он за себя. За свою дурную натуру, которая постоянно прощала. Почему — он сам не понимал, но уже через несколько дней находил причины и оправдания дурным поступками Стаса и, естественно, ждал от него объяснений и, наверное, извинений. Но Шульгин упорно избегал встреч, лишь только зыркая украдкой издалека.***
— Малыш, я на пару дней освободился, поэтому давай проведём это время красиво. Эдуард, как всегда, шикарно одетый, подъехал к самому выходу из колледжа, затмевая всех и вся. Взоры многих студентов, в особенности студенток, были прикованы к высокому красавцу, который просто светился, стоя возле блестящей машины. — Эд, зачем ты сюда приехал? Я бы мог, — подошёл Стас, не зная, куда спрятаться от любопытных глаз. — Эй-эй, братишка, — похлопал по плечу Эдуард и подтолкнул к открытой двери, — поехали домой, мама ждёт, — повысив тон, закончил и подарил всем присутствующим голливудскую улыбку. Стас забросил сумку и забрался сам, моля всех богов, чтоб один-единственный человек из их учебного заведения не видел этого фарса. Всего лишь один. Но, как по закону подлости, этот один как раз вышел в тот самый момент, когда все взоры были прикованы к садящемуся внутрь машины Шульгину. — Ещё один твой родственник? — одногруппник явно спросил с иронией, потому что сразу последовал смешок. — Один из многих, — последовал ответ. Пройти нужно было мимо ненавистной машины, с такими же внутри людьми. Нет, этих двоих Пашка сейчас ненавидел всей душой, всеми её фибрами. «Где же Лена? Где её носит тогда, когда она так мне нужна!» — взмолился Пашка и отвернулся в поисках подруги. Её, как назло, не было видно, как и Никиты, вечно ошивающегося рядом с Шульгиным. Сделав пофигистическую морду лица, Пашка начал движение в сторону остановки, на ходу втыкая беспроводные пустышки в уши. — Вас подвезти, молодой человек? — услышал чуть позади бархатный голос из машины, что двигалась, еле урча. «Ага, щас!» — доставая телефон из кармана и делая вид, что тщательно выбирает контакт. Машина газанула и заехала передним колесом на тротуар перед Пашкой. Парень недоуменно глянул на водителя, приостановившись, затем медленно обошёл немецкую красавицу и продолжил движение. — Как хочешь. А то повеселились бы вместе, — услышал наглеца, чувствуя, как бухнуло сердце куда-то вниз. «Сука! Суки!» — прошипел Пашка, с трудом выравнивая дыхание, пряча трясущиеся руки в карманы лёгкой куртки.***
— Паш, я честно не виновата. Никита попросил задержаться всего на минутку. Если бы я знала… Ну правда, ничего же не случилось?! Ленка стояла, словно провинившаяся первоклассница перед завучем, и канючила простить за задержку, которая стоила соседу, как он выразился, килограмма нервных клеток и года жизни. Пашка сидел за столом, усердно печатая и копируя работу на компе. — Лен, я же сказал, всё в порядке. Иди домой, ты мне мешаешь. — Правда-правда? Ты точно в порядке? — заглянув в самое лицо и получив натянутую улыбку, сама заулыбалась. — Ну тогда я пойду? — Иди уже, мамочка! На душе было тошно. Бабочки, которые трепыхали своими крыльями в моменты столь короткие, когда появлялась малая толика надежды, сейчас были съедены пираньями, раздирающими внутренности. «Какого хрена? Зачем он мне? Ведь убедился и не раз, что это не тот случай и не те отношения, которых хочу. Что ему от меня нужно? Что ИМ от меня нужно? Задница моя? Ну уж нет. Не дождётесь!» Подержав пару секунд в руках телефон, Пашка открыл контакты и разблокировал ненавистный номер. Чат пестрил сообщениями. «Мало тебе папика? Чего привязался? Отъебись!» — написал и зашвырнул гаджет на кровать. Из угла тут же послышался писк сообщения. Пашка вышел из комнаты, попил на кухне воды, зашёл в ванную, постоял у зеркала, разглядывая злую моську, брызнул в лицо воды из-под крана. Когда вышел, услышал входящий, настойчиво требующий ответа. — Кхм, а мы настойчивы и упрямы, как погляжу, — руки потряхивало, корпус телефона жёг пальцы. — Я не так выразился? Тебя послать? Задать направление? — Паш! Давай поговорим. Выслушай меня. Пожалуйста. Голос в трубке был… Пашка не ожидал, что сильный и смелый Стас может быть подавлен, раздавлен, уничтожен. Такой мольбы он вообще раньше ни от кого не слышал. Пауза затянулась. Хотелось бросить трубку о стену, упасть на кровать и накрыть голову подушкой, а лучше бетонной плитой. Во рту пересохло и даже стало чуточку горчить. — Паш. Мне так плохо… — Я не доктор. Ничем помочь не могу. — Можешь. Поговори со мной. Сердце, готовое выпрыгнуть вон из груди, как будто остановилось, вместе с дыханием. — Шульгин. Насколько я видел и понял, у тебя есть кому подтирать сопли. Что? Тебе? От меня? Нужно? — Ты! Пауза. Сглотнул. В сотый раз охренел. — Не много ли ты хочешь? У меня нет слов. Ты что, половой гигант? — Нет. Просто ты мне нужен. Пашка сбросил звонок, в отчаянии швырнув мобильный туда, где он был раньше. — … только ты, — в пустоту проговорил Стас, не замечая, как по щекам стекают солёные, горячие капли.***
— Виктор Сергеевич, как же так? Мы совершенно не успеваем подготовиться. Что значит передвинули? Это несерьёзно! — вопрошали и сетовали ребята, когда им сообщили пренеприятнейшую новость. — Я сам был в шоке, но организаторы что-то там перепутали с арендой помещения и в связи с новогодними праздниками им пришлось передвинуть соревнования. — Тогда почему их не отложили, а наоборот, подвинули на более ранний срок? — Парни! — по голосу и виду преподавателя было видно, что он сам переживает ситуацию, которая сложилась не в его пользу. — Скажу только одно — работаем в обычном режиме, рвать себя не нужно, как выступили, так и выступили. Вы ведь знаете, главное — участие. А если ещё и… — многозначительный взгляд на стоящего в сторонке Пашку, отрешённо смотрящего в окно, — … ну, если повезёт, то с меня поляна. — Ага, пять минут позора, и, в лучшем случае, парочка травм — мамуля переживёт. А как я буду в глаза смотреть своим поклонницам? — плотный парнишка с хорошо поставленным ударом левой ухмылялся, но не весело. — Обещаю, в следующем году мы начнём готовиться заблаговременно, теперь у нас есть на кого равняться и делать ставки. Пашка глянул из-под бровей, пронзив учителя ледяным взглядом. Ему было совершенно всё равно на исход предстоящих соревнований. Голова была забита другой проблемой, которая только что снова отъехала от здания на шикарной машине. — Виктор Сергеевич, можно я уйду? У меня голова болит, — отрываясь от подоконника, спросил Егоров, ещё больше хмурясь. — Может, сначала в медкабинет? Давление там… — Я дома таблетку выпью, спасибо, — развернулся и пошёл за вещами. — Ты куда? Чуть не сбил с ног на пороге раздевалки входящего Тима. — Домой. Плохо себя чувствую. — Пошли, — Тим поднял свою сумку. — Куда? — глаза Пашки заметно округлились. — Знаешь, я с тобой, между прочим, своё время трачу. Через весь город еду. И если ты не в состоянии работать физически, то мы проведём теоретическое занятие. Где хочешь — у тебя или у меня? Такого поворота событий Пашка никак не мог ожидать, ведь в приоритете он собирался закрыться в квартире и, обнявшись с подушкой, в очередной раз попытаться вытравить из головы и тела занозу, которая не давала дышать. — Давай ко мне, — заметив заторможенность и смущение, предложил Тим. — Но… — Потом я тебя отвезу домой, не переживай, — заверил приятель. Всю дорогу ребята ехали молча. Пашка, как ни старался, думал о той, единственной, поездке, когда он мчался рядом с любимым на таких же крыльях, а в итоге обломал и их, и мечты, и надежды. — Сука, — вырвалось внезапно, а руки сжались в кулаки до побелевших костяшек на пальцах. — Паш? Всё так плохо? — поинтересовался водитель. Тим старался незаметно следить за своим пассажиром и новым приятелем. И каждый раз он замечал дурное настроение и нотки раздражения, когда парень уходил «в себя». — Тим, отвези меня лучше домой. Всё равно с меня сейчас ученик никакой, — повернул голову и на несколько секунд встретил карие, как мокрый песок, глаза. «У Стаса синие, как море в бурю», — тут же сравнил и отвернулся. — Нет уж! Если не учиться, то будем лечиться, — постановил повеселевшим голосом Тимофей, заезжая на улицу с односторонним движением. — Собственно, мы уже приехали.***
— Мама, у нас гости, — с порога сообщил на весь дом Тим, забирая из рук Пашки сумку и верхнюю одежду. — Разувайся, ванна там — махнул рукой на дверь с нарисованной девицей в купальнике и с полуобнажённой грудью. — Ванная? Зачем? — Пашка остановился, недоуменно глядя. — Руки мыть, обедать будем, — и спрятался за другой дверью. Пашка помялся у входа, посмотрел на себя в зеркало и вошёл в просторную гостиную. Когда подъезжали, было чему удивляться. Когда-то старенький и маленький дом превратился в подворье со множеством пристроек — жилых и хозяйственных. В этом посёлке, в непосредственной близости к городу, были и двухэтажные многоквартирки, но «свои» домики и домища присутствовали в изобилии. Всё-таки раньше была деревня, а старики не так просто хотели расставаться с землёй и насиженным местом. Вот и родители Тимофея переехали к своим старикам, расстроили трёхкомнатный домишко, превратив его в огромный шестикомнатный дом, не считая подсобных помещений, гаражей, летней кухни, баньки и даже оранжереи для мамы. Всем было место, поэтому любым гостям, даже с ночёвкой, всегда были рады. — Ну, чего «топчешься у почек»*? Проходи, — после того, как Пашка вышел из санузла и снова стал в дверях, рассматривая старинный камод, стол с кривыми ножками, этажерку, которой как и многим вещам в этом доме будет сто лет в обед. — У нас всё по-простому. Где хочешь — садись, чего хочешь — бери. Чувствуй себя как дома. Мам, — обратился к миловидной женщине, в красивом длинном платье и с волосами, уложенными вокруг головы толстой косой, — это Павел, студент-первокурсник, с которыми дядь Витя попросил позаниматься. Я тебе говорил. Женщина улыбнулась, протянула руку, но, видя заминку и ту нерешительность, с которой на неё глянул Пашка, сделала шаг вперёд и приобняла парня. — Добро пожаловать. Я — Алевтина Григорьевна, а лучше — тётя Аля. Садитесь, мальчики, я вам борща налью. За поеданием вкуснейшего борща Пашка постепенно расслабился, даже начал улыбаться и принимать участие в непринуждённой беседе, которую женщина запросто вела с обоими парнями обо всём: «Секрет? Да всё очень просто! Затираю борщ салом и чесноком!», «Эти ложки мы привезли с Урала», «Пашенька, у тебя красивые пальцы. Музыкальные», «Тимоша когда был маленьким, требовал в садик только белые трусики, иначе отказывался идти». На душе стало легко и спокойно. Проблемы отошли на задний план, настроение с нижней планки поднималось всё выше. После борща были блины со сметаной. Из-за стола гость выходил потяжелевшим и явно положительно настроенным. Тим был доволен кулинаротерапией и после того, как оба поблагодарили хозяйку дома, повёл Пашку к себе в «берлогу», как он выразился. — Ничего себе, — челюсть Егорова поползла вниз. Просторная комната с пристроенной мансардой походила на отдельное от всего дома, государство. Современный дизайн, явный минимализм, максимум света от раздвижного окна-двери во всю стену. Большая кровать, встроенный шкаф, стол-книжка, а в мансарде — подвешенный к потолку снаряд, велотренажёр, в углу выстроенные в рядок гантели разной массы. — Другой мир? — угадал Тим по выражению лица. — Мне с детства вот где стоит, — парень показал двумя пальцами по горлу, — эта их старина. Я, конечно, уважаю традиции и всё такое, но моя жилплощадь будет такой, какой вижу её сам. В которой мне уютно и комфортно. Давай, садись, а я пока кое-что проверю, и, если хочешь, поговорим по теме или просто поболтаем. Можешь даже лечь, — улыбнулся и засел за комп, разворачивая его так, чтобы гостю не было видно экран. Пашка обошёл обе комнаты, отметил, что в них также был вход в отдельный санузел, вернулся и присел на кровать. Подумал немного и прилёг. За последние несколько лет он впервые почувствовал себя спокойно и умиротворённо, словно находился в семье, любящей и родной. Веки сами прикрылись, и парень не заметил, как провалился в глубокий сон. — Прости, я, кажется, заснул, — подскочил с кровати, испуганно глядя на сидящего рядом Тима. — Да ладно, бывает. Ты поспал-то всего каких-то сорок минут, — не выпуская из рук телефон и что-то там строча. — Я, наверное, поеду домой, всё равно ученик из меня никакой, — вставая и подбирая лежащий рядом телефон, видимо, выпавший во сне из кармана. — Рано ещё, куда ты торопишься? — Ну, в принципе, никуда. И получается, что пришёл, поспал и удрал, — хохотнул Пашка, снова усаживаясь на кровать рядом, — но мне правда неудобно, — закончил вполне серьёзно. — Повторюсь: у нас всё по-простому: хочешь есть — ешь! Хочешь спать — спи! И то, и другое в каком-то смысле лечат душу и тело. И знаешь, мне показалось, что эта терапия тебе подошла очень даже неплохо. Паш, скажи, у тебя всё в порядке? Есть какие-то проблемы? Тим уже сидел напротив в удобной позе, подобрав под себя ноги на манер султана. — С чего ты взял? Со мной всё в порядке. Просто устал, — пытаясь выстоять перед пронзительным взглядом. — Вы живёте вместе с бабушкой и дедушкой? — лучший способ уйти от нежелательной темы — задать вопрос. — Да, они сейчас в санатории. Отец на работе. Хочешь пить? Есть сок и морс. Бабуля из клюквы делает. — Давай. А к морсу есть что-нибудь? Ну там, булочки… — Нет. К сожалению, булочек нет, — сделал грустное лицо Тим. — Но есть пирожки. Ты с чем любишь? — Эээ… Только не говори, что есть разные начинки. К морсу бы подошло яблочное или сливовое повидло, — многозначительно посмотрел Пашка. — Ещё есть с клубничным, — улыбка во весь рот. — Нееетт… Этого не может быть, — втягиваясь в шутейную борьбу, Пашка повалил Тима, и оба громко засмеялись. — Чего удивительного? Мама работает несколько раз в неделю, в остальное время занимается домашним хозяйством. Бабушка вообще любит стоять у плиты. Вот вернутся с отдыха, такой курник забацает, с пальцами проглотить. Ты любишь курник? Пирог с мясом? Обязательно приходи, попробуешь. Семья большая. Мужики любят пожрать. Поэтому у нас часто разносолы и выпечка. Парни лежали на спинах, глядя в потолок. Егорову стало невыносимо больно от того, что в его жизни не случилось такой дружной семьи, с пирогами и морсом. Как и обещал, после «лёгкого» перекуса Тим отвёз Пашку домой, кинув на прощание «Увидимся». Пустые стены встретили уныло. Прежнее состояние накатило с новой силой, сжимая виски и закручивая в узел внутренности. __________ *«топчешься у почек» — выражение из к/ф «Иван Васильевич меняет профессию», обозначает неуверенное, робкое поведение.