Постыдная тайна

Под утро я сильно замёрзла. Прохладный влажный воздух проникал в малейшую брешь. Как ни старалась я подоткнуть плащ под себя, сохранить тепло не удавалось. Я свернулась калачиком, обняла себя и пыталась дремать, периодически открывая глаза. Кроны деревьев мешали увидеть, как светлеет небо на востоке. Но рассвет близился. Берег вновь очутился в серой дымке, пограничной между светом и тьмой. Микула спал на боку, спиной ко мне. Ему-то привычно ночевать в лесу! Какой же он хороший! Но не из моего круга. Он язычник с чуждым мне восприятием мира, охотник и путешественник, сопровождающий дядю волхва. Микула не сможет жить в городе, а я — в деревне. Я замужем. Да и симпатия, притяжение — это ещё не любовь. Вот смысл об этом думать? Я ведь хочу домой! Сил уже нет по лесам шататься! Хочу в безопасность, в уют, к своим домочадцам… А Дима… Попробуем мирно сосуществовать. Хотя страшно, конечно, обрекать себя на одиночество… Мне ведь нет и двадцати лет! Всей сущностью хочется любовных игрищ и удовольствий, мужского внимания… Легко говорить Микуле, что он не будет изменять жене, покуда сам холост. Вот что бы он в моей ситуации сделал? Хоть волком вой! Рассвело. Туман над водой почти растаял. Я встала, опасаясь пропустить восход солнца. Почему-то я глубоко поверила в силу заговора, которому научил меня Микула. Хотелось сделать всё правильно. Кольнула мысль, что я не молилась с того дня, как сбежала из дома. Но я отбросила её и поспешила к кромке воды. Время пришло!.. Через час мы с Микулой бодро шагали вдоль берега вверх по течению, греясь в ласковых лучах утреннего солнца. Лёгкий ветерок играл волосами и холодил ноги, щедро увлажненные до колен росой. Птички пели, радуясь новому дню. И мне верилось, что всё плохое осталось позади. Я рассказывала Микуле о своём детстве. О том, как мечтала увидеть уральские горы, поплавать на знаменитых новгородских ушкуях, посетить блистательный Царьград. Рассказывала, как трудно было после смерти мамы брать в свои руки управление хозяйством. Шутка ли? На княжьем дворе трудилось полсотни человек, а когда собирались гости - доходило до двух сотен. Да постоянно нужно было о гостях заботиться. А мне было только тринадцать! Хорошо, что меня уважали и любили. А вот Софье — жене брата — трудно пришлось. Наши не признавали её. Считали слишком мягкой, лишенной деловой хватки. Похвалилась, какие у меня в подчинении искусные рукодельницы. Что и сама люблю шить и вышивать. А уж когда купцы новые ткани привозят издалека, меня цепями в тереме не удержать! Микула слушал с интересом, посмеивался время от времени, одобрял. Его глаза лучились симпатией и добротой. Ближе к обеду мы вышли к крупному селу, раскинувшемуся на высоком берегу реки. Я пробежалась взглядом по избам, огородам, мысленно отметив признаки благосостоятельности местных жителей. Но затрепыхалось моё сердце при виде крепкого деревянного моста, высящегося над самым узким участком русла. Скоро я окажусь дома! Смогу понянчить племянника, поболтать за работой с мастерицами-вышивальщицами, обсудить свои приключения и душевные сомнения с Любой, послушать перепалки конюха Прохора с кухаркой Глашей, пройтись по торговым рядам с подругами-боярынями… Одеться в нормальные одежды, в конце концов! Как же я соскучилась! Воодушевлённая, я кинулась вперед по тропинке к мосту. Но Микула окликнул меня: — Погоди! — от его благодушия не осталось следа, мужчина стал собранным, деловым. — Давай зайдем в село. Неплохо бы подкрепиться. В город только к вечеру придем. За его разумным предложением мне почудилось желание продлить наше путешествие. А ведь, и правда, в глазах Микулы появилась тень тоски. Сердце дрогнуло. Зачем? Мы ведь всё решили между собой. — После обеда отдохнуть захочется… — я покачала головой. — У нас ведь осталось немного хлеба? Микула кивнул. — Ладно, — он зашагал к мосту. На лице промелькнула досада. Я тихонько вздохнула. Не понимаю, чего он хочет, что чувствует… Но однозначно не хочу обижать и расстраивать. Вот только как угадать? По мосту со скрипом ехала телега, груженная двумя бочками. Пожилой крепкий крестьянин, что тянул за собой пол уздцы лошадь, с любопытством зыркнул на нас и пошёл своей дорогой. Чуть поодаль обнаженный по пояс мужчина чистил коня. Я поспешно отвернулась, находя неприличным разглядывать его поджарое тело. Мы вступили на мост. Несмотря на крепость конструкции, мерный плеск волн об опоры наводил ощущение того, что мы плывём на ладье. Наезженная дорога перед нами вела вглубь смешанного леса. Кроны деревьев тихо шелестели листвой всевозможных оттенков зелени. На середине моста я остановилась и взглянула на синюю ленту реки. Красиво! Это давно стало привычкой: по какому бы мосту я не шла, всегда останавливаюсь и любуюсь на водную гладь, вдыхаю своеобразный запах водоёма и посылаю толику своего душевного тепла речке. Конечно, я не поклоняюсь духам реки или леса, хотя возможно и стоит, но любить ведь нужно не только ближних людей, но и матушку-природу. — Маш… — тихо позвал Микула. — О чём ты думаешь с таким одухотворённым выражением лица? Я обернулась к нему. — А о чём думаешь ты, глядя на меня, как на чудо, на невиданное сокровище? Я хмыкнула, ощущая, как волнение зашкаливает. Зря я так прямолинейно. Зря! Мужчина вздохнул и его взгляд погас. — Да всё о том же… О том, как прекрасна и притягательна твоя душа, — нехотя произнес он. — Пойдём, ты же хочешь поскорее очутиться дома. Микула положил ладонь мне между лопаток и мягко подтолкнул вперёд. Я сделала небольшой шажок, с болезненным сожалением отмечая, как теплое прикосновение к спине слабеет и исчезает. — Да, я хочу домой, — пробормотала я. Едва мы прошли по лесу две сотни шагов, сзади послышался цокот копыт. Мы отступили на траву и повернулись в сторону реки. — Дима?! — вскрикнула я, мгновенно узнав первого всадника. За ним ехали трое наших дружинников. Меня осенило: так ведь это Данилка коня чистил! Я его издали не признала, а вот он меня, видимо, заметил. Я шагнула навстречу мужу. Наверное, он отдыхал в том селе. Лицо умытое, рубаха чистая, сухая, вид не голодный. Я улыбнулась. Хорошо, что он в порядке. Дима внимательно осмотрел мою одежду, вопросительно взглянул в глаза и переключил своё внимание на Микулу. — Ты кто такой? — нахмурившись, грозно спросил моего спутника. — Здравствуй, боярин Дмитрий Георгиевич! — Микула вежливо кивнул, всем своим видом намекая на бестактность собеседника. — Я — Микула Тихомирович. — И ты здравствуй! — буркнул Дима. — Маш, почему ты путешествуешь наедине с этим молодцем, да ещё и в мужской одежде? — он нахмурился сильнее. — Ты к нему сбежала? — Вовсе нет! Я в монастырь шла, на нас напали разбойники, и меня похитили. — Так ты разбойничаешь? — Дима вскинул брови и подозрительно уставился на лук за спиной Микулы. Двое дружинников спешились и двинулись ближе к нему: — Без глупостей, парень! Мне стало смешно. Микула тоже иронично наблюдал за действиями диминых сопровождающих. — Ты, боярин, лучше за женой приглядывай, а не ищи татя в первом встречном. — Негодяй! — Дима спрыгнул с лошади и с кулаками кинулся на Микулу. Я кинулась между ними и крепко обняла Диму. — Он ничего плохого не сделал! Он охотник, в не разбойник! Муж напряженно замер и посмотрел на меня сверху вниз. — И чем же ты все эти дни с этим охотником занималась, пока я по лесам тебя искал? — в его взгляде клубились боль и разочарование. Я судорожно вздохнула от обиды. — Тебе бы не пришлось её искать, если бы ты исполнил свой мужний долг и обеспечил Марии охрану! — неожиданно гневно заявил Микула. — В её злоключениях только ты виноват! — Как ты смеешь? Схватить его! — приказал Дима. — Не лезь, когда я с женой разговариваю! Микула позволил заломить себе руки за спину без сопротивления. — Ты не разговариваешь, а прилюдно оскорбляешь беспочвенными обвинениями! — припечатал Микула. Щеки его побагровели, а глаза взволнованно блестели. — Тот, кто однажды… — Дима осекся, наткнувшись на мой предупреждающий взгляд. — Говоришь разбойники? И что же они с тобой делали? Как ты оказалась на свободе? Я сглотнула, потрясённая тем, как точно муж ударил по самому больному. — Грозили в неволю продать, — вместо меня ответил Дима. — Марии удалось в лес сбежать, там я её и нашёл. Всю в слезах, — его голос прервался. — Вот к тебе вёл, домой воротить. Да зря, видимо! Не ценишь ты жену! — Заткнись! Не твоего ума дело! — Дима перевёл взгляд на друзей. — Отпустите его! Возвращайся в свой лес и охоться дальше, — помолчал немного. — А за спасение жены — спасибо! Микула размял плечи. И посмотрел на меня долгим взглядом. — Прощай, Мария! — Прощай! — выдохнула я, потупившись. — Береги её, — напутствовал он моего Диму. — Обязательно! В тереме запру… Я мотнула головой, сдерживая слёзы обиды. — Иди, давай, парень! — подтолкнул его Данилка. И Микула ушёл. Я не стала смотреть вслед. — Идём! Надо поговорить наедине! — Дима схватил меня за локоть и потянул сквозь заросли кустов и подлеска. Похоже, внял словам Микулы, что не следует сор из избы выносить. Остановился только шагов через сто на небольшой полянке, залитой солнечным светом. Он толкнул меня к одному из могучих дубов. Я врезалась спиной в ствол шириной в два обхвата. Дима, не давая мне опомниться, сжал мои плечи и набросился на мои губы в неистовом поцелуе. В одну кучу смешались и злость, и ревность, и беспокойство за меня, и желание. Я приоткрыла рот, позволяя ему властвовать. Его ладони обхватили моё лицо, скользнули по ключицам и груди, спустились на бёдра. Внезапно муж подхватил меня под колени, поднял и припечатал своим телом к стволу дерева. Я обхватила ногами его талию, а руками — шею. Наши взгляды встретились. Глаза Димы потемнели, в них бушевала незнакомая дикая страсть. Он приник к моей шее: целовал, кусал, лизал и снова целовал. Я задрожала, запрокинув голову. Внизу живота всё напряглось от жара желания. Я заёрзала и потёрлась пахом о живот мужа. Дима сквозь рубаху укусил мой затвердевший сосок. Я вскрикнула. — Тише! — рыкнул он полушёпотом. — Раздевайся! — и отпустил меня. Я торопливо развязала пояс и стянула через голову рубаху. Дима тоже оголил торс и освобождался от штанов. Как же я люблю его широкие плечи, твердые мышцы на груди, его по-мужски тонкую талию. Мой мужчина! Я спустила штаны, ощущая, как ветерок холодит сокровенное местечко. Я была так возбуждена, что тягучие прозрачные выделения уже стекали по внутренней стороне бёдер. Интересно, как мы будем заниматься любовью? Это впервые для нас — в лесу. Дима, словно в ответ на мои мысли, развернул меня к себе спиной и побудил упереться в ствол вытянутыми руками, а сам потянул меня за бёдра назад. Я поняла его и сама широко расставила ноги и прогнулась, насколько могла, в пояснице. Бархатистая головка члена скользнула по внутренней стороне бедра, размазывая влагу. Я чуть подалась назад, сгорая от желания, ощутить наполненность. Когда Дима вошёл в меня, я застонала от облегчения и пронзительного удовольствия. Он двигался рвано: то медленно и глубоко, то быстро и поверхностно. Моё возбуждение стало спадать. Мне не хватало. Хотелось ощутить его ладони на своей груди, на лобке, его поцелуи на своей шее или даже укус в плечо… Но Дима только сжимал мои бёдра. — Может, на колени? Раз уж мы в лесу, то как животные… — я обернулась и с улыбкой подмигнула. Дима отошёл на шаг, и я опустилась на четвереньки, соблазнительно выставив задницу. Во всяком случае, я надеялась что соблазнительно. Муж вставил мне на всю длину, заставив болезненно застонать. — Аккуратнее! — Ты же хотела, как животные! — он сжал мои ягодицы и снова натянул до предела. Мне захотелось плакать от обиды. Дима тяжело дышал и старательно трахал меня, а я терпела и ждала, когда же всё закончится. Внутри стало сухо и от трения неприятно. Почему я не получаю удовольствия? Разве я не хотела этого? Что со мной не так? Дима же старается… Я тихонько постанывала, чтобы его не расстроить. Зажмурившись, вспоминала палатку в разбойничьем лагере. Вообразила, что в рот мне тычется ещё один член, что жадные руки гуляют по моему телу, сжимают грудь, глядят бока и спину, зарываются в волосы. Лоно слегка увлажнилось, стало приятнее. И тут Дима ускорился и в три глубоких толчка кончил. У меня вырвался вздох разочарования. Муж навалился на меня, уперся руками в землю по бокам и восстанавливал дыхание. Потом коротко поцеловал в плечо и сказал: — Собирайся! Поехали домой!