Картинки Златограда

       Болело все, что только могло болеть. Болели руки, болели ноги, болела спина, болела шея, голова чуть ли не буквально трещала, но пальцы по-прежнему яростно сжимали рукоять тренировочного меча, а тело все еще слушалось команд зычного голоса Серого Стража Блэкволла. Про него всегда говаривали, что он бывает суров к рекрутам и иногда кричит на них, требуя большей отдачи, и Кэссиди в полной мере это сейчас на себе прочувствовал.        — На что тебе щит?! Прикрывайся им, не мечом! Не стой на одном месте, перемещайся, вот так, хорошо! — Блэкволл щедро осыпал мальчишку излишне громкими наставлениями, периодически то действительно забываясь, то вовремя вспоминая, что, вообще-то, перед ним простой певец, которого никогда не учили держать в руках что-то тяжелее лютни и острее ножика для рыбы. Иногда Страж даже подумывал прекратить все это и отправить Кэссиди отдыхать и на репетиции, ведь они ему нужнее, но внезапный ученик не собирался сдаваться так просто. Сцепив зубы и утерев со лба пот, он упрямился и продолжал наносить удары — не слишком сильные, его мог победить любой другой более физически развитый рекрут несмотря на то, что в теории Кас все делал правильно; с такими темпами до видимых результатов было далеко, но он продолжал. Просто продолжал, тупо и упрямо, даже несмотря на то, что Блэкволл уже и сам начал говорить о бессмысленности всего действа — конституция тела не та, и вообще ты уже пропустил все, что мог… «Надо, значит, надо», — продолжал упорствовать Кэссиди и являлся на тренировочные бои как штык.        — Теорию схватываешь на лету, воробушек. — Блэкволл по-отечески потрепал обессиленного после занятия паренька по взмокшим кудряшкам. — И дух у тебя — всем бы так, еще бы и Убежище отстояли.        — Спасибо, Страж Блэкволл… — почти что выдохнул Кэссиди, с жутким облегчением отставляя ставший чуть ли не стопудовым деревянный меч и потирая особо разболевшиеся части тела. Хотя сложно сказать, где их не было — он будто сам стал одним большим комком боли. Он не имел представления, как в таком состоянии идти, точнее, ползти на репетицию к инквизингерам. Зато полностью удовлетворенное сердце пело и отплясывало джигу-дрыгу — еще один шажок на пути к тому, чтобы понравиться Искательнице и стать похожим на рыцарей из ее любимых романов, и неважно, что в затылке пульсировало до частичной глухоты. А может, у него просто случился приступ тахикардии, а не джига-дрыга.        — Страж Блэкволл… — внезапно слабеющим голосом попросил Кэссиди, прикладывая руку ко лбу. Мир вокруг зашатался и закружился, и он понял, что вот-вот может потерять сознание. Раньше такого не было. Неужели в этот раз он действительно перестарался?.. — Мне… нехорошо…        — Свободны, — встревоженным голосом скомандовал Блэкволл остальным рекрутам, а сам помог пошатывающемуся пареньку осторожно сесть на сноп сена. — Не двигайся, я позову целителя. Я так виноват, прости, не надо было всего этого…        — Это… это что такое, Страж?! — как гром среди ясного неба, перед обоими возникла Леди Искательница. Не нужно было стоять к ней близко, чтоб вздрогнуть от напряженной ауры, витавшей в будто наэлектризованном воздухе. — Что Вы с ним сделали?!        — Я… я сам попросился… — еще тише ответил Кэссиди, который сейчас бы с удовольствием завалился спать, но еще больше ему хотелось провалиться под землю от стыда. Называется, хотел предстать перед женщиной мечты в лучшем свете. Дошел. Вернее сказать, докатился. Вместо рыцаря она видит лишь жалкого слабака, который и бутафорский меч не может удержать в руках. Нет, сердце бы не оборвалось, даже если бы Блэкволл прямо сейчас приказал встать и продолжить бои — а вот от осознания, что все это было впустую, вполне могло бы.        — Что значит «сам попросился?!» Вы что, не видите, в каком он состоянии?! — продолжала рвать и метать Кассандра, чуть ли не вырывая волосы на голове. — Сам попросился… мало ли что сам попросился!        — Леди Искательница, побудьте с ним, я скоро вернусь, — отчеканил Страж и удалился быстрым шагом, оставляя Кэссиди на попечение Искательнице, которая тут же подошла к болезному, опускаясь перед ним на корточки и заглядывая в изможденное лицо. Она злится на него?.. разочарована?.. раньше Кэссиди бы демону душу продал, чтобы увидеть ее так близко, но теперь он мечтал только об одном — чтобы она скорее ушла, оставив его наедине с собственным позором.        — Ну, и что это было? Зачем тебе… зачем понадобилось вот это вот все? — От ее пытливых глаз было никуда не деться, даже если бы Кэссиди был в состоянии увиливать от ответа. Кассандра словно допрашивала его — а она славилась своей жесткостью и напористостью. Куда уж сопротивляться сентиментальному юнцу.        — Я хотел понравиться… — Кас нервно и жадно сглотнул, чуть не поперхнувшись. — Одной… одной леди.        — Разве ей понравится то, как ты себя загоняешь в гроб?! Видит Создатель, Кэссиди, ты ничего не понимаешь в женщинах! — Она по-прежнему говорила на повышенных тонах, но Кас готов был поклясться, что ее голос стал тише. Неувереннее. Кассандра принуждала себя кричать — как музыкант он прекрасно считывал малейшие оттенки голосов и то, что было за ними сокрыто. Она волновалась. Переживала. Она… расстроена. Чем? Его выходкой? В самом деле, не тем же, что он сейчас говорит о некоей «леди», имея в виду ее. Он сглупил, а ее выбесил глупый поступок.        — Ей нравятся сильные мужчины, способные постоять за себя и свою семью, своих любимых. Я хотел стать таким же… разве это плохо? — Он наивно посмотрел Кассандре прямо в глаза. Раньше он бы и не подумал об этом, но сейчас то ли бессилие и полное отсутствие внутренних барьеров его подтолкнуло, то ли мало-мальски обретенная после нескольких тренировок решимость, но Кассандра долго молчала, не отводя взгляда от черной бездны его глаз, как и он не сводил взор с ее. Тот самый кошачий взгляд, который он раньше ловил только украдкой, теперь был направлен прямо на него. Пронзительный, колючий, яростный и… испуганный. Наверное, Кэссиди снова померещилось, но, кажется, Леди Искательнице было небезразлично его состояние. Хотя в этом не было ничего удивительного, решил про себя мальчик. Она все же умная и сострадательная женщина, и на его месте мог бы оказаться кто угодно, и Кассандра точно так же бы переживала.         — Не плохо. Это… хороший, благородный поступок. — Нарушив молчание, Искательница снова его же и вернула, поднимаясь на ноги и уже собираясь уходить. Но в последний момент Кэссиди окликнул ее:        — Кассандра!..        И сам же испугался того, что сделал. Зачем он ее позвал? Тем не менее, сказанного не вернешь. Она обернулась на его зов, не говоря ни слова, и он смотрел на нее во все глаза, молча, так, будто видит ее последний раз, стараясь запомнить каждую черточку ее лица. Яркие миндалевидные глаза, острый нос с маленькой горбинкой, резкая линия челюсти, которую располосовал глубокий, неровный боевой шрам, красивый изгиб лука купидона на губах… не смотреть, не смотреть слишком пристально на ее губы. Вдруг ей это не понравится? О, рядом с ними треугольником расположились три очаровательные родинки. Как Кэссиди их раньше не замечал? Видит ли это еще кто-то, кроме него? Говорят ли ей, как она прекрасна?.. Если нет, то он готов со всей страстью и жаром, на которые способна юность, повторять ей об этом — пока она сама не прикажет ему остановиться. Но, возможно, это последний раз, когда он видит ее так близко, что стоит пройти пару шагов, протянуть руку — и можно коснуться ее сухой, грубоватой ладони. Пусть этот раз запечатлится в памяти.        — Мне пора, — холодно сказала Кассандра, поглядывая в сторону уже приближающихся Стража с помощницей военного врача. Что Кэссиди мог ответить или сделать супротив? Он коротко кивнул, чувствуя, как мир снова пошатнулся — кажется, в обоих смыслах. Целительница ему запретит физические нагрузки на какое-то время, состряпает на коленке меню, свято веря, что многие беды от неправильного питания, но что ему лекарства, когда душа больна тем, от чего не поможет ни медицина, ни магия? Выписали здоровый сон, но Кэссиди ворочался с боку на бок, потому что перед глазами стоял один-единственный образ, в ушах звучало меццо-сопрано с выразительным неваррским акцентом, а сердце сошло с ума и неслось так, будто разгонялось перед пропастью. Может, он действительно нездоров?.. может, он сходит с ума? Если любовь, о которой Касик беспечно пел у теплого очага в таверне, приковывая к себе десятки пар любопытных ушей, именно такая, то… Создатель, можно замолчать навеки?