Картинки Златограда

       Этот дождь был не похож на предыдущие. Тягучий, тяжелый, плотной стеной нависший над камнями старого замка, он будто преследовал делегацию на всем протяжении пути из Вал Руайо с недобрыми вестями. Страж Блэкволл, дорогой Блэкволл, любимый леди Кадаш, Блэкволл, ставший едва ли не негласным символом беспримерного мужества и принципиальности, Блэкволл, чей образ вдохновлял на путь искупления и исправления — беглый, трусоватый, жалкий преступник Том Ренье, прикрывшийся чужим именем и открывшийся, только когда из-за него собрались казнить не того человека. Он не только свою судьбу разрушил ложью, которой жил сам. Где-то в Скайхолде Эйвьёр не могла найти ни сил, ни слов, чтобы утешить рыдающую на ее коленях приемную дочку. Мечты о доме, собаке, яичнице по утрам рассыпались, как ударившиеся об оконное стекло дождевые капли.        Блэкволл стал отцом не только для беглой сиротки. Именно к нему некогда пришел Кэссиди с личной просьбой — сделайте из меня воина, страж Блэкволл, ради дамы. Не раз «Страж» выражал обеспокоенность по поводу выносливости своего подопечного, а один раз так и вообще пришлось идти за лекарем, потому что очень сильно уж паренек себя загонял. И даже после этого Кэссиди не переставал с теплотой и уважением относиться к Блэкволлу, а уж когда тот чутка перебирал и начинал горланить песни на всю таверну зычным, почти басовым голосом, и к нему присоединялся лощеный, тонко поставленный, но звенящий как колокол баритон Кэссиди — лучшего мужского дуэта Инквизиция не видывала!..        Но это все в прошлом. И Кэссиди сидел на полу в компании одинокой свечи, иногда невольно вздрагивая, когда особо тяжелая капля с силой била по окну. «Вспомни, как шел дождь, Я упал на землю, взглянул в небо И прокричал твое имя». Вспомни, как шел дождь, И я остался в темноте.        Перо привычно поцарапывало бумагу, но этот тихий скрип для Кэссиди звучал оглушительнее грома. Увидит ли когда-нибудь эта песня свет, стоит ли вообще ее исполнять? Не лучше ли будет закончить ее и задвинуть подальше, как воспоминания о Сером Страже Блэкволле с сильверитовыми крыльями? Кэссиди не знал. Но он делал только то, что умел лучше всего, чтобы хоть как-то справиться со всеми новостями, что свалились на него.        — Кэсси, только не говори мне, что ты пишешь для этого отморозка Ренье.        Ее голос звучал как никогда резко, холодно, отстраненно. Кассандра и раньше позволяла себе подобные ноты, но только сейчас сюда примешалось столько плохо скрываемой злости, боли и… разочарования. Ощущения предательства.        — Я пишу про него. — Кэссиди выделил тоном «про», как бы подчеркивая, что разница есть, и она существенная. — И не уверен даже… смогу ли спеть.        — Оставь это. Полно других событий, про которые стоит петь, суд над Ренье — не самое большое из них.        — Да. Но оставившее глубокий след.        — Согласна. Я даже не сразу смогла выбросить тот шлифовальный камень, который он мне подарил. Страж Блэкволл. — Кассандра будто старалась подчеркнуть свое презрение к этому имени, чтоб верилось — уж она-то точно вычеркнула его из списка друзей навсегда, поставив жирную точку. Возможно. Из списка можно вычеркнуть, а из памяти? Из сердца?        — Поэтому и пишу.        — Не лучше ли будет не придавать столько значения и лишний раз не травить душу?        Кэссиди отрицательно покачал головой.        — Напротив, так я освобождаюсь от тяжелых мыслей.        — Везет тебе, нашел метод. Мне вот никакие деревья уже не помогут. Веришь, я ведь когда-то гордилась тем, что шла с ним в бой плечом к плечу, даже, смешно сказать, старалась равняться! Думала, как же Создатель милосерден и мудр, что способен направить даже самого падшего человека на путь искупления и сделать его символом спасения, символом второго шанса и протянутой руки Создателя!        Пара резких шагов, настолько, что половицы жалобно скрипнули, и Кассандра сползла вниз по стене, пряча лицо в ладонях и растирая щеки.        — Я жестоко ошиблась. Кэсси, скажи, что хоть ты не такой.        — Ты хочешь сказать, не такой…        — Лицемер и лжец, — резко ответила Кассандра, будто вбила гвоздь.        — Ну… наверное, нет, — замялся Кэссиди, растерявшись от внезапного морального пригвождения к стенке. — Я хочу сказать, Блэкв… то есть, Том, мог сколько угодно врать и притворяться кем-то, но не надо отрицать, что у него была далеко не одна возможность сбежать при удобном случае и за неплохие деньги продать любые сведения об Инквизиции, но он ведь этого не сделал. Более того, Адамант! — Кэссиди щелкнул пальцами, будто вспомнил весомый аргумент. — Том едва ли не вперед командира Каллера ворвался в крепость и бился с демонами не на жизнь, а на смерть!        — Все это делал не Том Ренье. А Блэкволл, под чьей личиной он прятался как трус.        — А зачем тогда трусу и подлецу вообще примерять на себя маску добродетели, если ему и так хорошо? Значит, что-то живое все-таки осталось даже в таком, по твоим словам, мерзавце? Кассандра, вспомни, чему учит андрастианство…        — Ты еще будешь меня учить толкованию Песни Света?!        — А зачем ты на себя взяла право судить кого-то, когда даже Создатель прощает отвернувшихся от Него детей?!        Кэссиди никогда раньше не повышал голос. Никогда не спорил так горячо. Но ведь все бывает в первый раз, даже такое перепутье между двух огней. Только сейчас он опомнился, глядя на замолчавшую Кассандру. «Ради тебя, плетущая песни, Я попытаюсь ещё раз К детям Своим обратиться, им неся мудрость, Если услышат они, Я вернусь».        Она села к юноше едва ли не спиной, и Кэссиди ощутил неприятный ком в горле. Нависшая тишина угнетала и давила. Сколько они так просидели?.. Минуту, две, десять, а может быть, целый час? Время, до этого несшееся подобно табуну необъезженных лошадей, тянулось невыносимо медленно. Тихо, ровно горевший огонек свечи задрожал, заметался, затрещал от неслышного порыва ветра.        — Кассандра-ты-слишком-много-на-себя-берешь, — с горькой ухмылкой почти нараспев произнесла Искательница, медленно поворачивая голову к немного оторопевшему от внезапной реплики Касу. — Я это слышу всю свою сознательную жизнь. И ничего не могу исправить. Беру и беру, беру и беру. И загоняю себя чуть ли не до смерти. Я больше ни слова не скажу о Ренье. Создатель ему судья. Пиши что хочешь. Я не такая всепрощающая, как пречистая Невеста Создателя.        — Нельзя простить по щелчку. Каждый приходит к этому своей дорогой.        — Ты уже пришел, как я посмотрю.        — Я — это я. А ты — это ты.        Какое-то время Кэссиди еще молчал. Но потом, отложив перо и бумагу, осторожно, будто перед ним дракон, готовый откусить голову, подсел к неподвижной Кассандре.        — Прости меня.        Угловатые брови дернулись вверх.        — За что?        — Что полез спорить с тобой, — простодушно ответил Кэссиди. — Ты хотела пережить это и выплеснуть все, что накопилось в душе, а я лишь подлил масла в огонь.        — Если бы ты соврал, лишь бы я осталась довольна, было бы намного хуже. — Кассандра вздохнула и развернулась к нему всем телом. Ее уставший взгляд трудно было не заметить, и то она его с трудом сфокусировала на лице мальчика. — Я просто… да и вообще, это я же начала, пришла к тебе и с порога раскомандовалась, как в полку. И знаешь, ты хоть и говорил, что не чувствуешь себя воином, но отстаиваешь свое мнение не с меньшим рвением и смелостью. А махать мечом — это еще не значит быть смелым. Это означает только одно. Что ты умеешь махать мечом.        Слышал бы это сейчас его отец, мечтавший вырастить из сына свое продолжение. Малец, поняв, что все попытки осилить ратную науку тщетны, ударился в то, что у него получалось лучше всего — творчество. Литературный и музыкальный дар, без сомнения, прекрасны, но кому они нужны в захудалой ферелденской деревушке, подверженной нападениям бандитов как дождям? «Ты мне не сын, ты позоришь меня и мать!!!» — до сих пор звенел в голове голос отца, захлопывающего перед юным без-пяти-минут-менестрелем дверь.        Спустя много лет легендарная воительница, драконоборица, о которой слагают поэмы и эпические баллады, говорит ему совершенно не то, что он слышал почти всю свою жизнь. Да, ты не солдат, не офицер. Но смелость начинается не с мускулов и клинка меча, не со знаков отличия. Сколько история знала покрытых славой трусов? Кассандра бы могла сейчас начать перечислять весь свой род, с ее-то отношением к родственникам, продавливающим дорогие кушетки, обитые парчой и бархатом.        А Блэкволл, ныне уже не Блэкволл? «Всем бы такой дух — и Убежище бы отстояли!» Не одна Искательница видела в Кэссиди тот стержень. О, Касик не был одним таким мальчиком-одуванчиком по характеру, но кто еще бы посмел перечить вспыльчивой и жесткой нравом Кассандре Пентагаст? Иногда смелость начинается с одного простого «нет», сказанного в нужное время, в нужном месте.        — Жду твою песню. — Поцелуй в лоб на прощание, отфыркивание от мягких, щекочущих нос и щеки кудряшек. И — впервые улыбка на суровом лице за весь день, пусть неяркая, одними лишь уголками и ненадолго, но это уже было достижение. «Дар Андрасте» остался в компании дождя и уже почти догоревшей свечки, вплетая в строки настоящий дар Андрасте, пронесенный сквозь века в Песни Света.        Умение прощать.