Картинки Златограда

       Говорят, Корифей направляется в Арборскую глушь за мощным артефактом, оставшихся со времен расцвета эльфийской цивилизации.        Да, будет переброска войск. Но, вдохновленные и окрыленные успехами Инквизиции, чья мощь только росла, бойцы нисколько не роптали, напротив, в армию прибывали все новые и новые добровольцы, а бывалые вояки чувствовали себя вольготно и уверенно под начальством командира Каллена. Данные, которые приносили умелые разведчики и разведчицы Лелианы, не давали ни малейшего повода усомниться в верности выбранной стратегии, а влиятельные вельможи и торговцы, наблюдая с искренним интересом за растущей силой организации, бывшей некогда кучкой почти что отщепенцев, все чаще предлагали Инквизиции свои товары и услуги. Казалось бы, надо радоваться, воодушевляться, верить в победу.        Но каждый день, пусть даже приносящий новую победу, приближал Инквизицию к логичному концу. Встрече с могущественным тевинтерским магистром, поставившим себе в услужение ужасающую силу красного лириума. Леди Кадаш предстанет перед ним лицом к лицу — и завяжется бой не на жизнь, а на смерть. Кто-то должен уйти.        Вместе с ней будут на передовой ее лучшие воины.        И Кассандра Пентагаст — среди них.        Верный меч наточен и отполирован до блеска, броня подлатана, конь сыт и набирается сил, подремывая в стойле перед грядущим походом. Кассандра не хуже других знала, как важен здоровый сон, но он к ней не шел. Спать совершенно не хотелось, а тревожные мысли одолевали одна за другой. Корифей, леди Кадаш, возвращение Ренье в строй, Самсон, красные храмовники, Каллен, бросивший лириум, неожиданное предложение избрания Верховной Жрицей, настигшее ее как гром среди ясного неба. Создатель, помоги разобраться со всем этим и наставь на истинный путь.        И слава Тебе, что послал дивный дар своей пречистой Невесты.        Кассандра вынырнула из глубины своих мыслей, сосредотачивая взгляд на огне костра, разведенного в полуразрушенной заброшенной комнате в стене Скайхолда. Эта комнатушка никому не приглянулась, чтобы кто-то захотел ее обжить. Какие-то доски и прочий строительный мусор пришлось растащить, зато получилось что-то вроде убежища, куда можно приходить, не боясь, что к тебе внезапно прибежит рекрут, слуга или гонец. Потому Кассандра и захотела переночевать тут. Наедине с мыслями, и чтобы никто не донимал с внезапными новостями и посланиями.        Только одному было известно, куда она уходит. Ему можно. И он был здесь, с ней.        — Ты пришел попрощаться?        Кассандра не стала дожидаться ответа Кэссиди. Она запрокинула голову, делая вид, что рассматривает полуразрушенные балки, прозрачно намекающие на то, что по идее на них должна быть воздвигнута крыша. Сквозь них были видны холодные звезды, тщетно пытавшиеся донести до земли свой серебряный свет. А когда-то они были прекрасными и казались ей драгоценностями, усыпающими столь же прекрасное небо. Удивительно, что делает с людьми тревога.        — Мы с Инквизингерами тоже уезжаем. Нести весть об Инквизиции и славном бое с Корифеем. — Пытается храбриться. Держится достойно, и голос даже почти не дрожит.        — И тебя в это втянули.        — А я сам предложил. Не хотел оставаться в стороне, пока вы будете за нас сражаться.        — И все-то ты сам. — Кассандра даже тихо рассмеялась. Но это не было насмешкой или недоверием. Скорее, она еще не совсем привыкла к тому, что некогда трепетный одуванчик, не знающий, куда приткнуться и притаившийся у ворот Скайхолда, теперь смело соглашается на опасную дорогу по местам, где еще не утихла война. Впрочем, а где ее нет? И разве он сам не решил связать с ней свою жизнь, полюбив далеко не простую девушку?        — А еще я сам пригласил тебя на танец в Зимнем дворце и позвал тебя на свидание. Помнишь? — Кэсси просиял от одного упоминания. Ишь ты, какой гордый и радостный. Везучий, будто его вел сам Создатель.        — Помню, будто это было вчера. — Это была абсолютная правда. Кассандра закрыла глаза, вызывая у себя в памяти эту картину. В ушах еще не затих вальс из Халамширала, к нему примешалась та песня… Кэссиди больше нигде ее не исполнял, кстати. Творение предназначалось только для нее. Эту песню хотелось прижать к сердцу, спрятать и никому не показывать. И он разделял ее настроение. Она под страхом смерти никому не расскажет, что было тогда, на стене замка, пусть Варрик думает что хочет, пусть Сэра сочиняет тупые шуточки — на здоровье, Кассандра знает истину. Она же Искательница, в конце концов. — Безоблачная ночь, я жду тебя на стене, и ты пел для меня…        — «Но это чувство лишь теперь не побоюсь наречь настоящей любовью», — тихо повторил Кэссиди, делая шаг вперед. Он волновался, слегка похрустывая костяшками пальцев, и переминался с ноги на ногу. — Я могу…        Он даже не успел договорить. Кассандра поманила его к себе, а когда он оказался с ней на одном уровне, прильнула к его губам, запечатлевая на них долгий, немного усталый, но полный желания и нежности поцелуй. Чего он спрашивает, в конце концов? Для него это должно было стать уже чем-то самим собой разумеющимся, она никогда не против и всегда только за, а даже если и против — она говорит прямо, и он не обижается, ее умный, внимательный мальчик. Ее…        Его сверстники гонялись за девушками, некоторые, особо обнаглевшие, то и дело пытались зажать несчастных по углам, задирая юбки. Жизнь удивительно проста и недолговечна, и можно было бы сказать, что природа берет свое, но Кассандра не видела этого в Кэссиди. Если он и расцветал, то очень осторожно, тихо, почти незаметно. Почти. Больно стыдливо иногда он отводил взгляд и пытался держать ровное дыхание, стараясь с головой уйти в творчество, будто бы отвлекаясь. Кассандра, лучше многих других знавшая, что такое — загонять себя до смерти неважно ради чего, видела это ясно как создателев день. Долго обманывать себя не получится, и ты встретишься со своими демонами один на один.        Кассандра первая прервала поцелуй, вглядываясь в черные глаза Кэссиди и не произнося ни слова. Он даже не пытался их отвести, мол, я весь открыт перед тобой, ищи что хочешь. Его прямота и простодушность заставляли сердце Искательницы плавиться от одной мысли, что не надо искать подтекст, не надо постоянно теряться в догадках и подозрениях и вести мысленную Игру. Как бы он глубоко ни прятал свои желания, свои не самые светлые мысли, она понимала, почему он это делает, и принимала его выбор. Он очень хотел, чтобы Кассандра видела, что она в его глазах — богиня. Пусть будет так. Только у богини есть вполне физическое воплощение со своими желаниями.        — Кэсси…        — Да?..        Какое-то время Кассандра сидела почти неподвижно. В голове болезненно пульсировал мучительный вопрос — правильно ли она делает?.. Но руки будто сами собой потянулись к собственному легкому доспеху, развязывая шнуровку, скрепляющую части брони.        Когда Кассандра взглянула на юношу, то заметила, как у него дрогнули губы.        — Если ты хотел меня спросить, то ли это, о чем ты думаешь, то да. Это оно, — возможно, даже слишком резко ответила Пентагаст, но это показалось так только ей самой. Она предпочла думать так, чем признать, что ее голос сорвался, скрывая волнение. Нет, она была далеко не девочкой, ни по возрасту, ни по опыту, но сердце билось так, что, казалось, оно вот-вот сломает грудную клетку. Но притом… оно будто исступленно заходилось в сладчайшем ожидании.        — Кассандра, ты… — он не смог договорить, спешно отворачиваясь, как если бы увидел что-то, чего не должен видеть. Она что-то сделала не так?.. А хотя, Создатель, что за дурная привычка — сразу обвинять себя! Кассандра остановилась на полпути, пытаясь уловить настроение Кэсси. Он стесняется? Напуган? Растерян? В конце концов, ее предложение прозвучало не в то время и не в том месте?        — Прости, я… я поторопилась, да? — Она тут же все прекратила, пытаясь завязать шнуровку подрагивающими пальцами, но они не слушались. На сердце заскребли кошки, а чувство вины уже подступило к горлу.        — Я не могу. Мне страшно, — тихо, почти полушепотом произнес Кэссиди, обхватывая коленки руками и сворачиваясь в клубок, словно пытаясь спрятаться, стать невидимым. Вообще неудивительно, тут же осекла себя Кассандра. Если она волнуется, то что происходит с ним?..        — Понимаю. Если ты не хочешь, я к тебе даже не притронусь, обещаю — как можно более успокаивающе заговорила с ним Искательница.        — Нет, я… Кассандра, я люблю тебя, очень люблю. Я жизнь бы свою тебе доверил, не говоря уже обо всем остальном. Но… мне страшно. — Нервно сглотнув, Кэссиди принялся сбивчиво рассказывать. — Я понравился одной девушке, дочери хозяина таверны, где останавливался, и она попыталась… предложила мне разделить с ней ложе. Я наотрез отказался, но наутро она сказала своему отцу, что я ее… что… я взял ее силой. И он на меня спустил собак.        — Создатель милостивый! Ты же сбежал?.. — Кассандра только сейчас поняла, насколько глупый вопрос задала, но Кэссиди не обратил никакого внимания, напротив, воспринял это как вполне логичное продолжение.        — Да, я смог обмануть их. Но с тех пор… — Он мотнул головой, зарываясь лицом в локоть, но затем будто бы взорвался, резко оборачиваясь к оторопевшей Кассандре. В уголках его глаз блестели слезы, как маленькие звезды. — Я знаю, знаю, что ты не такая. Что ты не из тех, кто прячет под маской благообразности черные помыслы, всегда говоришь, что думаешь, и… видит Создатель, если таково твое желание, то… Кассандра, как бы я хотел… мечтал порадовать тебя не только голосом. Но…        Юноша виновато опустил голову, будто готовил ее к топору палача. Он бы так, наверное, просидел всю ночь, если бы на его плечо не легла тяжелая рука.        — Пусть Создатель остановит биение моего сердца, если я тебя обману, родной мой.        — Кассандра…        Их взгляды на мгновение встретились в молчаливом согласии. Кажется, они оба в одно и то же время, повинуясь одному порыву, слились в новом поцелуе, отчаянном, тревожном. Трескучее пламя костра дрогнуло, выпуская сноп искр, на мгновение комната погрузилась во мрак, но в этой темноте им было куда спокойнее. Словно если их скроет сама ночь, то можно отбросить тайные страхи, шоры, всякий стыд и внутренние запреты. Может, поэтому Кэссиди только слегка, скорее, с непривычки коснулся ее руки, под которой его кожа горела, лишенная последней защиты в виде одежды?.. Он мог сказать «нет» — и истая воительница, сражавшая полчища демонов и выходившая один на один с драконом, та, которой не указ ни короли, ни императоры, ни чародеи, остановилась бы. Но слово «нет» так и не прозвучало под холодными каменными сводами.        — Доверься мне. — В глазах Кассандры вспыхнул неистовый огонь, и Кэссиди понял одну очень важную вещь. Что бы ни случилось потом, даже если на него снова спустят всех мабари и драколисков — он уже не может противиться одной-единственной мысли, захватившей все его существо.       Он хочет видеть настоящую Кассандру.        Кассандру, которая будет идти напролом до конца, пока не получит свое. Было что-то неестественное, неправильное в том, как она расстегивала на себе одежду и почти что откладывала броню в сторону, тогда как Кэссиди казалось, что она сейчас попросту отшвырнет нагрудник куда-то в угол не глядя. Это было бы больше похоже на нее, несомненно. «Я бессилен пред тобою, увидев светлый лик, Очарован красотою и изяществом твоим. Сердце не найдет покоя, в бездну падая, Я прошу — прими мое признание».        Зато с куда большим энтузиазмом она взялась за него, будто бы отвлекая очередным горячим поцелуем, пока ее загрубевшие от вечных тренировок пальцы нетерпеливо подцепляли край рубашки, не упуская момента пригладить, приласкать тонкую нежную кожу. Создатель, да он просто сливочный, с замиранием сердца от тихого восторга думала Кассандра, не скрывая любования изящным сложением юноши. Так еще он больше напоминал одуванчик — тонкий, гибкий, с буйной копной кудряшек. Правда, у цветов нет таких больших черных глаз, в которых она видела свое отражение, цветы не следуют так завороженно за движениями ее рук, цветы никогда не скажут «я люблю тебя» так, как это делал Кэсси.        И в то же время с ним было на удивление спокойно. Кассандра полагала, что ей придется подсказывать вплоть до того, куда положить руку или поцеловать, но очень скоро она поняла, что вполне может ограничиться «да» или «нет» — Кэссиди с поразительным благоговением и аккуратностью дотрагивался до нее, обводил полосы боевых шрамов, поистине целомудренно касался широких, сильных плеч, спины, и Кассандре хватило одного случайного прикосновения его нежных губ к шее, точно в том месте, где проходил близко пучок нервов. Словно электрическая судорога пронзила тело, и от каменных стен отразился несдержанный женский стон.        А значит, надо повторять еще. И еще. И еще, пока Кэсси не узнает, что больше всего нравится его любимой женщине. Теперь уже настало ее время изгибаться под его руками, подставляться под долгие, томные поцелуи, демон побери, да как такое возможно, что ей нравится все, что он с ней делает?.. Лишь только изредка Кассандра помогала возлюбленному, охотно перехватывая его руки и беря инициативу на себя, но… какими бы ни были неловкими его ласки, во всем чувствовалась его любовь. Он говорил с ней на языке любви. Создатель, одна мысль о том, что это чудо, это сокровище могло быть с кем-то другим, не с ней, была чужеродной, нестерпимой, если Кэсси по неопытности так кружил ей голову, то что же будет, когда он научится?        — Здесь… Да… — Кассандра уже больше выдыхала слова, чем произносила, бережно приглаживая лихие кудряшки, пока Кэссиди облюбовал ее грудь, одаряя ее немножко неумелыми, но трогательными, полными восторга и преклонения ласками. Его любимая не отличалась терпением, и теперь ему придется ощутить это на себе особенно ярко. В какой-то момент ее настолько захлестнул целый шторм чувств, что она сама, вцепившись в своего дорогого мальчика, отстранила его от себя, подняла его, лишь на мгновение взглянув в его глаза уже помутившимся от вожделения взором, и почти что хищнически впилась в его губы, разжигая настоящий пожар в холодной комнате. Нет, Кассандра просто не смогла принимать, быть под кем-то. Не в ее это натуре, что бы ни воспевала ее любимая романтическая литература. Она будет диктовать правила.        И она же направит Кэссиди в его первый раз, стараясь не пропустить ни секунды, лицезреть это ярчайшее мгновение, которое бывает раз в жизни — видеть его, каким его еще никто не видел, ни одна девушка: зарумянившегося от прилива крови к щекам, зажмурившегося от несказанного, неизведанного удовольствия, исступленно стонущего, трогательно фыркающего от любого движения. Она будет беспрестанно целовать его, прижиматься к нему, искать его тепла — и отдавать свое, и так по кругу, снова и снова, по кажущемуся бесконечным кругу, ведь время начало сходить с ума, а весь мир был объят огнем. Они сами стали огнем — всеобъемлющим, неостановимым, неугасимым, скромность и сдержанность сейчас были совсем не про них, напротив — Кассандра бесстыдно шептала на ухо в промежутках между горячими поцелуями своему возлюбленному, какой он желанный, какой же сладкий, и просто таяла, слыша в ответ прерывистое, приглушенное «я твой, только твой». Он только строил из себя невинность, провокатор, какой же провокатор…        — Кэс-си…        Еще пара секунд этой странной и долгожданной близости, казавшихся вечностью. Все тело сотрясло, пронзило насквозь огненным штормом, вмиг испарились все мысли и тревоги прошедшего дня, и наступила приятная, томная расслабленность, будто подхватила и понесла долгая река. Веки отяжелели, легкие требовали больше воздуха, и, глубоко дыша, Кассандра из последних сил подняла взгляд на Кэссиди — растрепанного, усталого, влюбленно взирающего на нее сонными, но сверкающими, как угольки, глазами, прежде чем погрузиться в глубокий, безмятежный сон — возможно, первый и последний раз в руках любимого мужчины.