Игнорировать Грейнджер было не естественно для Драко. Магглорожденная девчонка привлекала его внимание с самого первого года их учебы в Хогвартсе, но тогда это было связано лишь с ее неожиданными способностями к магии и раздражающей привязанностью к Поттеру. Теперь он легко мог закрывать глаза на ее чувство собственной важности, на самом деле, оно даже приуменьшилось, однако ее отвратительное поведение в классе профессора Слизнорта слишком бросалось в глаза.
Каждый урок Зельеварения она находила какой-нибудь новый способ усложнить простейшие рецептуры. Если она не кашляла в клубах дыма, то тушила пожар, охвативший ее растрепанную шевелюру, или отправлялась в больничное крыло из-за кислотного ожога. К тому времени, как листья начали окрашиваться в желтые оттенки, ведьма стала причиной почти такого же количества взрывов, как Финниган со своего начала обучения в Хогвартсе. Драко был уверен, что она никогда не мечтала стать рекордсменом по взрыванию зелий.
Если бы он не видел, как она постоянно что-то записывает, то подумал бы, что она и не старается, но девушка всегда делала записи, часто смаргивая слезы отчаяния и врезая перо в пергамент гораздо жестче, чем это было необходимо. Он слышал о Круциатусе, отравляющем мозг, но никогда не видел ничего такого, что могло бы вызвать внезапную перемену в Грейнджер, и хотя ему хотелось насладиться ее беспомощностью, он не был уверен, что ему доставляют удовольствие мучения гриффиндорки. Все, что он чувствовал к ней, — это жалость.
— Еще одно впечатляющее зелье, Мистер Малфой! Красивый оттенок серебра! Ого! И оно даже сверкает! О, дорогой мальчик, ты должен гордиться! Я бы сказал, что это стоит пяти очков Слизерину! — объявил Слизнорт, поворачивая кувшин в свете свечи.
Он положил его обратно на стол и подошел к Грейнджер.
— К сожалению, слишком много липких цветов, Мисс Грейнджер. Легковоспламеняющийся материал. Если он сгорит слишком быстро, то может превратить зелье, — он постучал по ее котлу, — в горелое нечто.
— Не такое горелое, как в прошлый раз, — прошипела Пэнси Паркинсон своей рыжеволосой подруге. Она сделала озадаченное лицо и начала подражать реакции Грейнджер на поджог собственных волос. — О нет! Только не мои блестящие, прямые, определенно-не-взъерошенные-и-ужасные волосы!
— К счастью для нее, она не может стать еще уродливее, — хихикнула рыжая.
До шестого года учёбы Драко мог бы посмеяться вместе с Пэнси и ее подругой, но время было безжалостным зверем. Пока Паркинсон пряталась в тени Хогвартса и особняка своих родителей, Драко переживал события, которые превосходили ее даже самые ужасные кошмары. Увы, отсутствие зрелости у Пэнси не было ее собственной виной. Ей не нужно было совершать хотя бы часть тех поступков, что сделал Малфой. Она не испытывала Круциатуса, не смотрела, как его испытывает кто-то другой. Возможно, если бы Пэнси понимала, через что Грейнджер прошла, ее волосы имели бы гораздо меньшее значение, чем ее твердость.
С первым знаком, означавшим конец занятия, Драко бросился к кабинету профессора Вектора, оборвав распинающуюся перед Слизнортом Грейнджер на полуслове.
Учитель арифметики, казалось, был шокирован, увидев его так рано. На этом факультативе было гораздо меньше учеников, чем на других, которые он посещал, поскольку подавляющее большинство семикурсников предпочли заполнить свое расписание Прорицаниями. Прохождение курса Трелони вряд ли было проблемой, и если кто-то из студентов хотел легкого «Превосходно» и имел силы вытерпеть свихнувшуюся женщину больше двух раз в неделю, гадания на кофейной гуще были отличным решением. Однако у Драко не было терпения выслушивать психоболтовню этой женщины.
Слева от него сидела Джульетта Моделье, брюнетка со звездными глазами, которая с недавних пор начала проявлять к нему интерес, хотя, скорее всего, по совершенно неправильным причинам. Семикурсница часто говорила о своем личном числе и о важности числа десять, которое она, по-видимому, регулярно встречала не только в общей комнате Пуффендуя, но и в Большом зале, и на занятиях. По ее словам, это означало, что она должна была залечить разбитое сердце.
Поскольку он ловко выбрал место в углу, никто не сел справа от него, но он все еще слышал бесконечные разговоры Джульетты с блондинкой, которая сидела рядом с ней. Две пуффендуйки, время от времени поглядывая на Драко, обсуждали число десять и то, как часто Джульетта видела его.
— Понимаешь, я знаю, что десять не всегда означает это, но учитывая мой личный духовный номер, это действительно единственное объяснение. А тебе так не кажется?
— Может быть, — с сомнением ответила блондинка. — Хотя, я не знаю… Сейчас в Хогвартсе много разбитых сердец. Ну, знаешь, из-за войны и всего такого…
Драко слышал, как они, по меньшей мере, трижды вели один и тот же разговор. И блондинка, казалось, была также раздражена этим, как и он.
— Грейс, я много думала об этом и уверена, что смогу.
— Добрый день, — раздался голос профессора Вектора. — Надеюсь, все прочитали эту главу?
Джульетта энергично кивнула и высоко подняла руку, пошевелив пальцами в надежде, что ее вызовут. Профессор Вектор склонилась над ней, но не дала разрешения заговорить.
— Шестнадцать чисел, упомянутых в этой главе, чему они учат нас?
Рука Грейнджер взметнулась в воздух как раз перед рукой Атласа Пейсли. Вектор жестом указала на нее, и Пейсли с хмурым видом опустил руку.
— Шестнадцать основных личностных качеств Бофорта. Каждое из шестнадцати чисел соответствует определенной черте личности. Когда вы произнесете Meum est numerus, в воздухе появятся четыре числа, которые отразят вашу личность. В отличие от методов Агриппы и Халдея, магглы не знакомы с находками Бофорта, поскольку их можно обнаружить только с помощью магии.
Меланхолия омыла лицо Джульетты, когда вектор присудил очки Гриффиндору и начал просматривать материал главы. После того, как она подробно описала находки Бофорта, Вектор проинструктировала их практиковать заклинание самосчета. Джульетта, быстро сообразившая, что не может выговорить «Meumestnumerus», с каждой попыткой становилась все мрачнее.
После двух попыток Драко смог произнести заклинание. В воздухе перед ним появились четыре цифры: четыре, тринадцать, семь и один. Согласно книге, это означало, что его доминирующей чертой личности была расчетливость, за которой следовали решительность, добродушие и любовь. Совершенно уверенный, что цифры ничего не значат, и что Бофорт просто нашел способ заставить случайные числа появляться в воздухе, Драко закрыл книгу и стал ждать, пока его одноклассники справятся с заданием. Все его головные боли были вызваны диаграммами чисел и предстоящим эссе.
Ожидая, пока остальные справятся с заданием, он взглянул на Грейнджер. Она тоже наколдовала числа тринадцать и один, хотя остальные два были шестью и пятнадцатью. Сгорая от любопытства, он снова открыл книгу. Шесть означали «мужественный», а пятнадцать — «дружелюбный». Это, по его мнению, являлось доказательством того, что цифры не имеют смысла. Он знал эту девушку много лет и никогда не счел бы ее дружелюбной.
— Ты видела? — он услышал, как взвизгнула Джульетта. — У него была единица!
— Этого не было, — возразила ее светловолосая подруга. — Тебе просто мерещится всякое.
— Нет, это действительно так!
Драко опустил локоть на стол и подпер подбородок ладонью. Кажется, урок длится уже целую вечность.
***
Среда пролетела быстро, Малфой и не успел опомниться, как снова оказался в классе Слизнорта. Сегодняшнее зелье называлось нюхательным и отвратительно пахло, будучи очень похожим на спрей от кашля доктора Мадхока. Лекарство, которое домашние эльфы Малфой-Мэнора давали ему, когда он был маленьким мальчиком. Пахнущий бананами эликсир напомнил ему о многих ночах бесконечной рвоты.
Как и некоторые его одноклассники, Драко закончил рано, и, судя по жалобам, которые он слышал, был не единственным, кого не впечатлил тошнотворно-сладкий аромат бананового масла. Малфой постучал ногтями по бутыли с густым желтым сиропом и стал ждать окончания урока. Краем глаза он заметил, что Грейнджер раздраженно топчется на месте, высунув язык из уголка рта, смахивая маленькие капельки пота со лба, появившиеся там от чрезмерного старания. Рядом с ней на столе лежал свиток пергамента. Драко удивлялся, почему она делает так много записей, если никогда не заглядывает в них во время варки зелья. В этом не было никакого смысла.
Как только он отвлекся от озадаченной гриффиндорки, он заметил, что Пэнси что-то говорит своей рыжеволосой подруге. Она дико жестикулирует, иногда с предельной откровенностью.
— …и я говорю тебе, что он был не больше моего мизинца. Вся эта чепуха с Пожирателями смерти, видимо, из-за его неполноценности.
Кровь закипела, Драко сжал кулак. Он был полон решимости подойти к Пэнси и накричать на нее за эту ложь. Однако, как только он встал, его окутало облако кислого, тошнотворного дыма.
— О! О нет! Малфой, прости меня, я…
— Ты — глупая грязнокровка! Насколько ты тупа? — он поперхнулся. Слова слетали с его губ так быстро, что остановить их было невозможно. — Я ни черта не вижу!
— Мистер Малфой, — услышал он вздох Слизнорта. — Я не потерплю такого языка в своем классе. Мисс Грейнджер… о, все в порядке…
Должно быть, Слизнорт что-то сделал, потому что внезапно розовое облако исчезло, и он мрачно уставился на Драко. Грейнджер выглянула из-за спины профессора с извиняющимся выражением лица.
— Похоже, поход в больничное крыло не помешает. Класс свободен, все. Мисс Грейнджер, Мистер Малфой, пожалуйста, пройдите со мной… Клыкастые листья герани обычно мягкие, но когда вы смешиваете их со шкурой и слишком сильно подогреваете… О, я уверен, что вы оба в порядке. Макгонагалл стала немного строгой с протоколом для травм, связанных с зельями… Это все после того, как первокурсник ослеп на левый глаз… или на правый? — О, неважно…
Драко следовал за бессвязно бормочущим профессором зелий и снующей за ним Грейнджер. Сколько раз она будет ходить в больничное крыло, прежде чем научится следовать инструкциям в книге? Он надеялся, что скоро узнает, потому что с его удачей она вскоре убьет их обоих.
***
Мадам Помфри дала ему несколько поручений, прежде чем отпустить. Во-первых, он должен был вдохнуть как можно глубже. Затем ему пришлось прыгать на одной ноге в течение тридцати секунд. Испытания продолжались с разной степенью странности, некоторые из них были простыми, как балансирование пера на лбу, а другие сложными, как перечисление десяти директоров и директрис в алфавитном порядке. Грейнджер, получающая такое же лечение, едва выдержала тест на балансировку, но отвечала на вопросы по истории без замедления.
— Вы, кажется, в отличной форме, Мистер Малфой, — объявила мадам Помфри, отпустив девушку, которая стала причиной его появления в больничном крыле. — Тем не менее, Вам нужно набрать немного веса, и Вы кажетесь немного напряженным, поэтому я хотела бы рекомендовать вам хорошо поесть и отдохнуть ночью.
Отдых теперь был лишь мечтой. Драко решил притвориться, что сделает все поручения, дабы поскорее покинуть больничное крыло.
— Кстати, о хорошей еде, я не вижу причин, почему бы Вам не присоединиться к своим друзьям в Большом зале? — продолжала она. — Если у вас закружится голова и пойдет кровь из ушей, пожалуйста, возвращайтесь. Иногда клыкастый газ герани может начать действовать через некоторое время, прежде чем начнет проявлять симптомы…
Кивнув, Драко покинул больничное крыло. В животе у него урчало, но он не собирался идти в Большой зал, чтобы не выслушивать оскорбления Пэнси. Вместо этого Малфой решил пойти в свою комнату. Он заранее припрятал несколько сахарных перьев и шоколадных лягушек для того, чтобы не умереть с голоду, хотя обычно редко потакал своим желаниям.
— Мистер Малфой, на пару слов.
К его досаде, профессор Слизнорт ждал его снаружи больничного крыла, а Грейнджер стояла рядом с ним. По серьезному выражению лица профессора он понял, что предстоящий разговор вряд ли доставит ему удовольствие.
