Доверие

Гермиону наконец отпустили, и она решила присоединиться к своим одноклассникам в Большом зале после трех ночей в больничном крыле. Гермиону порадовало, что гриффиндорский стол был почти полностью свободен из-за раннего часа, поскольку она была жутко голодной. Чувствуя головокружение, она устроилась на скамейке поближе к своему любимому завтраку: яичнице-болтунье, сосискам и черничным булочкам. Она выбрала три самых больших и густо глазированных булочки, набросала кучу яичницы и взяла столько сосисок, сколько смогла уместить на оставшуюся свободную часть своей тарелки. Два второкурсника с ужасом в глазах посмотрели на нее. — Что? — спросила она с набитым ртом. — Ничего! — в унисон воскликнули второкурсники. Они покраснели и уставились в свои тарелки; один из них гонялся вилкой за помидором, а другой довольно долго возился с беконом. Гермиона быстро забыла о дуэте, сидевшем напротив нее, так как ей было трудно думать о чем-либо, кроме вкусной еды, от которой она отказывалась целый месяц. Слишком долго ее утренняя трапеза состояла в основном из небольших кусочков тоста и ложки печеных бобов; слишком долго депрессия разъедала ее. Она уже наполовину покончила с горой яичницы, когда кто-то крикнул: «Гермиона!» Джинни Уизли бочком прошла по дорожке между гриффиндорским и когтевранским столами, заработав несколько раздраженных взглядов от некоторых широкоплечих когтевранцев. Оба стола были забиты гораздо плотнее, чем в приход Гермионы. Как она не замечала всех вокруг и не слышала нарастающего шума общей болтовни за завтраком, она не знала. — Доброе утро, Джинни, — сказала Гермиона. Она откусила от своей третьей булочки. Жевание наполнило ее уши вместе с тоненьким голосом, который подбодрил ее взять еще одну с тарелки с выпечкой. — Где ты пропадала? — Спросила Джинни, усаживаясь и берясь за тарелку, которая была заметно менее наполненой, чем Гермионина. — Половина школы утверждала, что ты сошла с ума. — Нет, ничего подобного, — засмеялась Гермиона, прежде чем запихнуть в рот остатки булочки. — она сглотнула. — Мадам Помфри решила оставить меня у себя на несколько дней… Теперь мне не нужно туда возвращаться, по крайней мере, до тех пор, пока снова не подожгу волосы. — Должно быть, это было очень неприятно, раз она так долго тебя держала… — Джинни медленно нарезала кусок ветчины, когда заметила, что Гермиона кладет на тарелку очередную чудовищную порцию яиц. — Мерлин, Гермиона! Разве она не кормила тебя, пока ты была там? — Она кормила меня достаточно, правда, — призналась Гермиона, опуская ложку обратно в миску. — Именно поэтому она и заставила меня остаться… По-видимому, я была немного худовата… — О, Гермиона, прости меня. Я не хотела. Гермиона покачала головой. — Нет-нет. Все нормально. Я просто… я, возможно, буду есть немного больше, чем обычно. Когда я оказалась в больничном крыле, мы готовили зелья насыщения, и мне так повезло, что у нее была свежая порция этого зелья… Я должна допить еще две бутылки, иначе мне придется вернуться в больничное крыло. — Нахмурившись, она продолжила. — Они зачарованы вибрировать всякий раз, когда я пропускаю порцию. Джинни отвела взгляд и поскребла вилкой по зубам. — Это случилось не из—за моего… моего брата или чего-то еще, не так ли? Застигнутая врасплох, Гермиона твердо сказала: — Конечно же, нет! Мерлин, Джинни, неужели ты думаешь, что я сделала это нарочно? — Ну, не знаю… В последнее время ты выглядишь довольно подавленной… — Война действует угнетающе. Потрясающе, не правда ли? — Холодно спросила Гермиона. — Это немного раздражает -приходить сюда и видеть, как все пялиться на меня и вспоминать, что всего несколько месяцев назад я убегала от егерей и подвергалась пыткам со стороны Пожирателей Смерти и… — она увидела, как Малфой вошел в Большой зал, прижав руки к груди и вытянув шею, как будто искал кого-то. — Это просто не так просто, как я надеялась. Вот и все. — Гермиона? — Малфой приходит сюда во время обеда и ужина? — Перебила Гермиона, наблюдая за блондином-слизеринцем, который окидывал взглядом гигантскую комнату. Она встретилась с ним взглядом, и он поспешил к слизеринскому столу. — Впервые за несколько недель я вижу его за завтраком. — Что? — Спросила Джинни, моргая. — Ну, не знаю. Может быть… Я вообще-то не слежу за ним… — Он выглядит болезненно, — заметила Гермиона. Она вонзила нож в сосиску. — Бледнее, чем обычно, если это возможно, и если бы мадам Помфри увидела, как он исхудал, она, вероятно, запихнула бы это зелье ему в глотку, а не мне. — Думаю, да, — сказала Джинни, поворачиваясь, чтобы взглянуть на слизеринский стол между двумя ссорящимися когтевранцами.  — Очевидно, он не настолько болен. Он все еще болван. — А я и не говорила, что это не так, — сказала Гермиона. — Я просто вспомнила, как он выглядел на шестом курсе, когда был… ну, ты понимаешь. — Ты же не думаешь, что он что-то замышляет? — Что-то задумал? Нет, ничего подобного… Гермиона считала, что он может вернуться к своим старым привычкам—даже подозревала это, но Малфой был явным трусом, и он слишком боялся гнева министерства, чтобы плохо себя вести. Высокомерие — это про Малфоя, но глупость — нет. — Он ужасно непопулярен в последнее время, не так ли? — Заметила Джинни, снова оглядываясь назад. — Даже Пэнси Паркинсон не хочет иметь с ним ничего общего. Я слышала, как она и Эван Сифтуэлл на днях после астрономии поругались с ним. Говорили о его… э—э… недостатках. — Пэнси Паркинсон отвратительна. У нее нет права для того, чтобы на кого-то «наезжать». — Гермиона вгрызлась в другую лепешку с большей силой, чем намеревалась. — Вот что бывает, когда мама с папой слишком балуют тебя. Я думаю, что Сифтуэлл и она — хорошая пара в этом смысле. Он тот еще придурок. — Сифтуэлл — это тот мальчик, за которого она все время цепляется? С темными волосами? — Тот самый. Честно говоря, я была удивлена, что она с ним, потому что я почти уверена, что его мама-маггл… — Джинни осуждающе подняла брови и принялась резать вафли на своей тарелке. — Паркинсон любит ловцов.  — Он ловец? Я думала, они выберут Малфоя. — Ну, не знаю. Весь его факультет ненавидит его, не так ли? И сейчас он не в лучшей форме… Я думала, они решат позвать в команду Харпера, но он не вернулся в школу этом году… Единственный оставшийся вариант — это Сифтвелл. Гермиона не понимала, зачем ей понадобилось заниматься логистикой слизеринской команды по квиддичу. Если бы Гарри попытался завести с ней такой разговор два года назад, она бы сразу сменила тему. Увы, она поймала себя на том, что спрашивает: — Он ведь никогда раньше не играл за их команду? — Нет, он пробовался каждый год, когда у нас был сезон. По-видимому, между ним и Малфоем всегда была конкуренция, но у Малфоя было больше опыта. Учитывая, что Малфой выглядит как ходячий труп и все такое, я думаю, можно с уверенностью предположить, что успех у Сифтвелла в кармане. — Если бы ты вкладывала хотя бы половину этих усилий в защиту от Темных Искусств и заботу о магических существах… — задумчиво произнесла Гермиона. — Это моя работа! — Джинни подняла руки в знак капитуляции. — Капитан по квиддичу — это довольно большое дело… Единственная причина, по которой я знаю, что Сифтвелл пытается снова, разговор с Бриэль Минкс. — Бриэль Минкс? Разве это не у нее лопнули барабанные перепонки от стона Миртл? — Она самая. Ее брат и Сифтвелл друзья. Я вроде как слышала, как она говорила о них в библиотеке, и решила подружиться с ней, чтобы выудить немного информации… Она действительно странная, но не так уж и плоха, когда узнаешь ее получше. Голос Джинни звучал так, словно она пыталась убедить больше себя, чем кого-либо другого. — Что касается нашей команды, то я присматриваюсь к некоторым. Хотя никогда не знаешь, кто на самом деле придет на пробы. — Внезапно ее глаза загорелись. — О! Почта! Налетело несколько сов. Альтиус приземлился перед Джинни с толстым конвертом, и когда Гермиона рискнула бросить быстрый взгляд на слизеринский стол, она увидела, что Малфой разрывает маленький сверток. Филин сидел у него на плече и терпеливо ждал угощения. Гермиона промокнула рот салфеткой. — Ладно, я пойду к Хагриду, увидимся там. — Я спущусь с тобой, если ты подождешь минутку, — ответила Джинни, протягивая Альтиусу кусочек копченой макрели. Она разорвала конверт. — Извини, он немного тяжеловат, поэтому я думаю, что на этот раз Гарри прислал длинное письмо… — Я лучше пойду сейчас, — просто сказала Гермиона. — Увидимся в классе. Прежде чем Джинни успела вставить еще хоть слово, Гермиона, шаркая ногами, вышла из Большого зала. Как ужасно несправедливо, что Драко Малфой получал пакеты помощи, в то время как ее родители даже не знали, кто она такая. Как печально, что Гарри писал Джинни по меньшей мере пять раз в неделю, в то время как Рон не мог ответить даже на одно из ее дюжины писем. Война была жестокой, и последствия, казалось, были еще более жестокими.

***

Уход за магическими существами начал напоминать Гермионе, почему она вообще перестала посещать этот курс. Там была программа, но они редко следовали ей, так как Хагрид имел тенденцию сосредотачиваться на любом причудливом существе, которое он смог заполучить. Достал ли он его законным путем или нет — совсем другой вопрос, и именно это навело Гермиону на предательскую мысль, которая так часто посещала ее: Хагрид, каким бы добрым он ни был, не годился в профессора. Когда урок закончился, Гермиона быстро запихнула в сумку Мохнатых зверей и чешуйчатых питомцев, стремясь добраться до кабинета Древних рун до второго звонка. К несчастью, когда она уже собиралась уходить, Хагрид повернулся к ней. — Слышал, что ты застрял в больничном крыле, — сказал он. — Ты выполняешь все указания мадам Помфри? — Да, Хагрид, — раздраженно ответила Гермиона, хотя и почувствовала некоторое облегчение оттого, что он не спрашивает ее о своих преподавательских навыках. В этом году она уже несколько раз уклонялась от этой темы. — Извини, но я немного спешу… — О, я не стану тебя задерживать… Просто хотел убедиться, что тебе стало лучше, вот и все…- Он подождал, пока мимо пройдет семикурсник, и понизил голос. — Слышал, что ты отравила Малфоя. — Я не специально! Я… — она взглянула на часы. — Мне очень жаль, Хагрид, но я действительно должна идти. Если я опоздаю, профессор Бэбблинг снимет кучу баллов. — Ладно, ладно, — проворчал Хагрид. — Мне все равно надо бы посадить Билли… Билли был новым дополнением Хагрида к его причудливой коллекции магических существ. Безобидное имя едва ли делало это существо безобидным, так как это был довольно неукротимый Грифон. Джинни шутила, что было бы уместнее называть «Килли». Гермиона развернулась и открыла рот, чтобы поговорить с последней из Уизли, оставшихся в Хогвартсе; их маршруты почти совпадали, поэтому они обычно возвращались в замок вместе. К своему удивлению, она увидела только затылок Джинни, ее рыжие волосы подпрыгивали вверх и вниз при каждом шаге. Гермиона решила, что это своего рода расплата за то, что она дождалась Джинни после завтрака, и с чувством вины поднялась на холм, который казался карликом по сравнению с хижиной Хагрида. — Я вижу, вы сделали работу, Мисс Грейнджер, — сказала профессор, когда Гермиона прошла мимо нее и, затаив дыхание, нашла встала позади Атласа Пейсли. Раздался второй звонок, и женщина с широким носом всплеснула руками. — Тогда возьмем переводы со среды. Несколько стонов эхом разнеслись по комнате. Флюэтта Саутс, пуффендуйка, всегда носившая одну и ту же синюю заколку, подавила жалкое рыдание, когда ее четырнадцатидюймовый пергамент вплыл в толстые пальцы Бэбблинг; Атлас Пейсли ухмыльнулся ей. Гермиона сочувствовала беспокойству девочки. Древние руны всегда были одним из самых трудных предметов, которые она выбрала, поскольку руны никогда не означали одно и то же дважды. Сделав домашнее задание прямо на кровати в больничном крыле, она достала свой перевод и отправила его. — Я вижу серьезные различия в длине пергамента, — многозначительно сказала профессор Бэбблинг. Действительно, стопка домашних заданий в ее руках колебалась от шести дюймов до свитков такой длины, что они сворачивались сами по себе. — Это плохой знак. Флюэтта закрыла лицо руками, бормоча «глупая, глупая, глупая» снова и снова. Уверенность Атласа Пейсли тоже поубавилась, что было отрадно для многих, в том числе и для Гермионы. Они провели остаток урока, изучая рунические гласные и магические слова, и только два студента правильно перечислили сорок шесть рун древней магии Гелбеона, которые они проходили три урока назад; Гермиона была одной из двух. Тем не менее талант не освобождал ее от выполнения заданий. Поскольку ее заслуги означали лишь высокие оценки, когда дело дошло до сдачи курсовой работы, Гермиона достала пергамент по древними рунами с огромным количеством страниц для перевода. Копирование номеров страниц заняло так много времени, что в конце концов она была вынуждена бежать на ЗОТИ. К тому времени, когда она добралась до класса на третьем этаже, почти все ее одноклассники уже сидели за партами. В глубине комнаты, как обычно, сидел Малфой, его щеки были впалые, а кожа настолько бледна, что приобрела болезненный оттенок лаванды. Решив, что не стоит пялиться, она прошла мимо него и села рядом с Джинни. — Ты прочитала домашние главы? Я совсем забыла. — Сказала Джинни, как будто они не игнорировали друг друга до и после урока Хагрида. — Конечно, прочитала, — сказала Гермиона, вытаскивая Защиту от темных искусств в цивилизованный век. Она была благодарна Джинни за то, что та не обиделась на нее. — Я, конечно, помогу тебе, но тебе действительно следует начать уделять больше внимания учебе, если ты хочешь сдать свои экзамены… — Знаю, знаю. Я просто отвлеклась из-за моих новых обязанностей капитана команды по квиддичу, а Гарри уехал в министерство и все такое… Гермиона понимала больше, чем Джинни, но все же не могла не чувствовать себя немного раздраженной. Ужасы войны и тихая меланхолия разбитого сердца отвлекали Гермиону; Джинни просто должна была решить, кто бросит квоффл и написать ответ своему парню, который чудесным образом стал намного красноречивее, чем Гермиона когда-либо помнила его. Если бы она могла поменяться проблемами с Джинни, то не стала бы думывать дважды, тем более что в обозримом будущем ей еще предстояло встреча с Малфоем. Уиттлвуд провела большую часть урока, болтая о противодействии заклинаниям воды, которые, казалось, вдохновляли Джинни рисовать каракули на пергаменте перед ней. Гермиона бросила неодобрительный взгляд на грубую картину, изображавшую двух человекоподобных; они казались чем-то вроде Гарри и Джинни, если бы у них выросли жабры и они жили в большом озере. Джинни была не единственной, кто игнорировал монотонную лекцию. Гермиона и Малфой могли попасть в серьезные неприятности, если бы не встречались раз в неделю, поэтому она поймала себя на том, что смотрит на него как можно более сдержанно, пытаясь оценить его настроение. Он вертел в руках маленький предмет, который все время обвивался вокруг его указательного пальца. Гермиона не знала, что это за пергамент. Проводить больше времени с ним казалось невозможным, когда одно его присутствие вызывало у нее желание послать сотню проклятий в его сторону. Очевидно, он чувствовал то же самое, потому что нахмурился и жестом велел ей отвернуться. Их первая встреча прошла так неудачно, что она подумывала попросить профессора Слизнорта пересмотреть наказание. Однако она чувствовала себя слишком виноватой за свои отметки, чтобы даже приблизиться к толстяку. Не говоря уже о том, что она просто не могла позволить Малфою победить в этой маленькой войне между ними. Он ненавидел ее и кровь, которую называл слишком грязной для магии, поэтому, если бы она попыталась отделаться от него, он получил бы подтверждение своим взглядам. — Пожалуйста, сдайте мне в понедельник ваше домашнее задание, — сказала профессор Уиттлвуд. — Вы должны сопоставить каждому темному заклинанию водной стихии заклинание, которое вы будете использовать, чтобы противостоять ему. Мне нужно конкретной контр-заклинание, который будет работать только для данного темного заклинания… — Разве это не похоже на эссе? — прошептал семикурсник. Жалоба прозвучала очень похоже на ту, что могли бы сказать Рон или Гарри, и даже рядом с Джинни Гермиона почувствовала невероятное чувство одиночества. Рана на сердце казалась не такой глубокой, когда Джинни объявила, что пойдет в гостиную писать Гарри после обеда. Она и не думала позвать Гермиону с собой, и та восприняла это как знак того, что ее там не ждали. Героиня войны проводила большую часть своего свободного времени в библиотеке, поскольку ей попросту было не с кем поговорить. Ее живот скрутило то ли от стресса, то ли от шести бутербродов с ветчиной, которые она съела. Девушка вертела перо в руках, гадая, чем занят ее летний кавалер. Она знала, что это дурная привычка, но не могла избавиться от нее, как ни старалась. Во время своего трехдневного пребывания в больничном крыле она думала о двух вещах: о Роне и войне. Почему она была настолько доверчива, что поверила в то, что все может измениться, она не знала. Ничего никогда не было просто. Не успела она опомниться, как раздался звонок. Пергамент перед ней был чист, если не считать нескольких завитушек, которые она бесцельно набросала, вспоминая душный августовский вечер с мальчиком, которого так обожала. Прогулка должна была бы успокоить ее, но мысли о рыжеволосом любовнике все еще терзали ее. Красивая женщина, которую она все время представляла себе, женщина, в существовании которой она даже не была уверена, обвилась вокруг него, касаясь его там, где Гермиона была слишком застенчива, чтобы прикоснуться во время их совместной жизни. Он теребил сверкающие одежды мнимой женщины, проводя пальцами вверх по ее телу… Затем Малфой прошествовал мимо нее. Что бы, по ее мнению, ни делали Рон и женщина-мечта, это вдруг стало неважно. — Завтра, — громко сказала она, прежде чем смогла себя остановить. — Будь в библиотеке в три часа. Он резко обернулся. Его глаза были пронзительного серебристого оттенка, почему-то мягче, чем у его отца, даже когда они сверкали от ярости. Это был цвет, который Гермиона видела только на нем — цвет, который мог быть неотразимо красивым в другой жизни. — Прошу прощения? — Мы должны встретиться, — как ни в чем не бывало сказала Гермиона. — Мои отметки все еще… — она глубоко вздохнула. —… оставляют желать лучшего, и Слизнорт сказал, что мы должны встречаться, пока я не исправлюсь. Мы могли бы увидеться завтра и покончить с этим.