Доверие

Гермиона была слишком упряма, чтобы признать, что Запретный лес — это невыносимая температура. Ветер ласкал ее раскрасневшиеся щеки даже после стольких лет, проведенных за совершенствованием согревающих чар. Именно это заставило ее натянуть шарф на лицо, и хотя это едва заметное движение не должно было быть заметным, на губах Малфоя появилась ухмылка. — Разве я не говорил тебе, что здесь слишком холодно? Эти слова она и ожидала. Надеясь избежать очередного его монолога, она снова обратила свое внимание на пергамент, который изучала; это было слабым отвлечением от его проницательного взгляда. — Здесь не слишком холодно, — настаивала она. — Все будет хорошо, как только ветер утихнет. — А если не утихнет? У Гермионы не было ответа на неизбежный вопрос, поэтому она передала пергамент обратно Малфою и сказала: — Твой номер судьбы означает «быть полезным другим», а не «быть надменным маленьким болваном». — Ужасно грубо для того, кто сдает зелья только из-за моей услужливости. — Он указал пером на цифру. — И в чем именно ошибка? — Потому что ты должен был вычитать, а не складывать, а что касается твоей самопровозглашенной услужливости, то ты помогаешь мне только потому, что тебя заставляет Слизнорт. Малфой, который даже не потрудился открыть книгу, исправил свою ошибку и сказал только: — Значит, тут двадцать два. Его спокойствие удивило Гермиону. Драко Малфой огрызался с первого года их знакомства, и если бы она не была рада уклониться от конфликта, то, возможно, почувствовала бы себя немного грустно из-за того, что он позволил этой части себя уйти. Тот огонь, которым он когда-то обладал, превратился в пепел. Это была поистине странная трагедия. — Верно, — сказала она, все еще находясь на грани внутреннего конфликта. — Твоя судьба совпадает с судьбой Хобартуса Вуппета, и, таким образом, обретение своего истинного " Я " лежит в твоем будущем, подобно тому, как Хобарт Вуппет оказался в зарослях ядовитых маргариток. — Ядовитые маргаритки? — Эхом отозвался Малфой. — Если я окажусь в зарослях ядовитых маргариток, то уж точно не стану там задерживаться, чтобы что-то найти. Гермиона улыбнулась, немного успокоившись, увидев его искру снова. — Не говори об этом профессору Вектору. С легким смешком Малфой закончил исправлять свою таблицу чисел. Гермиона, наблюдая за ним, удивлялась, как это получается, что она отпускает безобидные шутки со своим детским врагом, в то время как Рон даже не находит времени послать ей сову. Война была причиной многих перемен в мире, но она никогда не думала, что потеря дружбы с Роном станет одной из них. — Что случилось, Грейнджер? Начинаешь обмораживаться? — Нет. — Тогда в чем твоя проблема? Она покачала головой. — Все в порядке. Ты закончил? — Да, — ответил он, передавая ей таблицу с цифрами. — И все же я думаю, что это полная чушь. Гермиона проверила его еще раз. — Я склонна согласиться с тобой, но это намного лучше, чем гадание с Трелони. По крайней мере, у чисел есть какая — то заслуга. Удовлетворенная его ответами, она вернула ему пергамент и добавила: — Если хочешь, мы можем вернуться в замок прямо сейчас. Малфой все еще смотрел на нее с крайним скептицизмом, но, видимо, решил не приставать к ней, потому что просто сказал: — Позволь мне собрать свои вещи. Они тихо пошли назад вместе, что, по мнению Гермионы, потребовало от Малфоя немалых усилий, но, тем не менее, стало их искаженной формой нормальной жизни. В каком-то смысле Гермиона чувствовала себя виноватой за то, что изолировала их в самое опасное место, которое только могла. Учиться там было ее идеей, и до сих пор они оба сталкивались с холодными температурами, проклятой растительностью, голодными Акромантулами и друг другом. Малфой имел обыкновение жаловаться, но в данном случае она дала ему для этого веские основания. Терзаясь угрызениями совести, она выпалила: — Я сожалею об Акромантулах. — Это заняло у тебя слишком много времени, — парировал он. — Правильно… э-э… извини. Но скоро они должны уснуть, — продолжила она, вспомнив урок ухода за магическими существами, полученный неделю назад. — Они впадают в спячку с середины декабря до конца марта. Вот почему Хагрид их кормит. В противном случае они скорее всего умрут, так как в лесу уже не так много животных… Хижина Хагрида показалась перед ними. — Если бы у него была хоть капля здравого смысла, он бы позволил им умереть. — Малфой! Это ужасно! — А эти штуки — нет? — Ну, может быть, и так, но они все еще живые существа и должны есть то же, что и мы с тобой. Хагрид поступает правильно, заботясь о них. — Ему повезло, что они не пытаются его съесть. Гермиона слегка рассмеялась. И все же ее удивляло, как часто она с ним смеется. Когда именно они стали терпеть друг друга? Были ли они вежливы? Конечно, их нельзя было считать друзьями, но и врагами они не были. Так ли это? Размышляя об этом, она заметила, что они стоят по обе стороны от хижины, которая, как всегда, дымилась. Там они обычно расходились, чтобы избавиться друг от друга и избежать любопытных глаз осуждающих студентов. Увы, они продолжали идти к замку, и между ними оставалось совсем немного пространства. — Ты идешь на рождественскую вечеринку в Клуб Слизней? — вдруг спросила она. — Естественно, — протянул он. — Как я могу упустить возможность выслушать лекцию о размножении жаб? Гермиона фыркнула, что, как она тут же поняла, было невероятно не по — женски. — Я сомневаюсь, что Слизнорт пригласил его на вечеринку после этого. Впрочем, тебе лучше подготовиться к встрече с Имоджин Фортескью. Я уверена, что она снова будет рассказывать о своей семье. — Лучше ее, чем моя. Гермиона решила, что лучше не обсуждать семью Малфоев, поэтому они неуклюже пошли обратно в замок, где ее партнер по учебе спустился в подземелье, а она поднялась по лестнице Гриффиндорской башни. Она обещала Джинни, что поможет ей с домашним заданием по защите от темных искусств, хотя и сделала это неохотно. Если бы Джинни была внимательна на уроке, она бы знала, насколько простым было домашнее задание. К несчастью, когда Гермиона шагнула в отверстие для портрета, стало ясно, что сегодня они не будут делать никаких домашних заданий. Мягкий шотландский акцент Орабелль Вуд был едва слышен из-за потрескивания камина, но она определенно говорила, так как Гермиона слышала ее тихое бормотание. Девушка, казалось, утешала Джинни, которая собрала в охапку одежду брюнетки, чтобы зарыдать в нее. — Что с ней происходит? — прошептала она, садясь справа от Джинни. Орабелль запустила пальцы в рыжие локоны Джинни — материнский жест, который Гермиона бы сделала, окажись она здесь первой. Было приятно видеть, что Джинни доверяет кому — то, но почему — то она все еще не могла избавиться от зависти. Двое ее друзей, казалось, ушли на целую жизнь, а здесь сидела девушка, которую она едва знала, и крала ее третью подругу. — Она в таком состоянии уже почти час. Джинни шмыгнула носом и уронила мантию Орабелль. — Простите, я… я веду себя глупо, не так ли? — Ни в коем случае! Если бы мой брат сделал то же, что и твой… Ну, я, наверное, сошла бы с ума или убила его… Из всех братьев Джинни только двое, как знала Гермиона, могли пересечь границу, которая могла бы беспокоить Джинни, и с тех пор, как умер Фред, Джордж был маловероятным кандидатом. Почти боясь ответа, Гермиона снова спросила: -Джинни, что именно произошло? — Мама прислала мне письмо, в котором сообщила, что знает о помолвке, — хрипло проговорила Джинни, смаргивая слезы. — Я бы тебе показала, но бросила его в огонь. — В общем, ее брат открыл свой дурацкий рот. Гермиона никогда еще так не злилась на Орабелль Вуд, как в этот момент. Она хотела поговорить со своей подругой — подругой, которая была явно расстроена и нуждалась в ее поддержке, но Орабелль оказалось вовлечена гораздо больше, чем нужно. — Она была не очень довольна, — проворчала Джинни. — Она ясно дала понять, что мы обсудим это на каникулах, и трижды писала о том, как разочаровалась во мне. — И кто же из братьев проболтался? — Осмелилась спросить Гермиона. — Как ты думаешь, кто из них? Гермиона застонала. — Рональд. — Он самый. Джинни вздохнула и подтянула колени к подбородку. Гермионе показалось, что ее сейчас вырвет. У Рональда было время прервать счастье Джинни и Гарри, но почему-то у него не было времени на нее. Он больше не был тем парнем, с которым она целовалась все лето. Эта версия Рона никогда бы не опустилась так низко. — Конечно, мама сказала, что расстроилась не только из-за того, что я не послала ей сову… Впрочем, не важно. Честно говоря, я была немного шокирована, что она говорила о том, что я смущаю своих одноклассников… — Ты меня не смущаешь, — проворковала Орабелль, снова обнимая Джинни. — Если только твоя мама не Пожиратель Смерти, я думаю, она будет гордиться тем, что ты выходишь замуж за Гарри чертова Поттера. Джинни нерешительно похлопала Орабель по руке. — На самом деле это Гарри виноват. Я сказала ему, чтобы он не говорил Рону, но я думаю, что он, должно быть, сказал еще до того, как сделал мне предложение, потому что он весь задергался, кода я просила не говорить… Гермиона больше не могла сдерживать свой гнев. Несогласие с решением Джинни выйти замуж в столь юном возрасте она могла понять, но пытаться испортить ее сюрприз матери — это было непростительно. — Он… просто… ужасен! — Сказала Гермиона сквозь стиснутые зубы. — Я не могу поверить! — Гарри? — Спросила Джинни, нахмурив брови, явно готовая встать на защиту своего жениха. — Нет! Рональд! — А, понятно. — Ее плечи опустились. — Я думала, что Перси — самый большой придурок из моих братьев, но теперь Рон может его побить. — О, он определенно может, — проворчала Гермиона, внезапно почувствовав себя гораздо более близкой к Джинни, чем раньше. — Твоя мама придет в себя, но Рон… Что ты собираешься с ним делать? — Что ты имеешь в виду, говоря «делать с ним»? — Я имею в виду, что он не усвоит урок, если ты ничего не сделаешь. Предвзятость играла большую роль на точку зрения Гермионы. Будучи умной девушкой, она знала это… Если бы ей было что сказать по этому поводу, они с Джинни отомстили бы Рональду Уизли. — Ты могла бы использовать заклинание летучей мыши, которое тебе так нравится, — предложила Орабелль. — Сейчас это занимает первое место в моем списке возможностей, — пробормотала Джинни, — но, честно говоря, я просто хочу, чтобы моя мама приняла все это. Это должны были быть хорошие новости, а не конец света. Гермиона смягчилась. — Она придет в себя, Джин. И ты знаешь, что она поможет со свадьбой, как только увидит планы, которые ты строишь. Она не сможет сопротивляться. Джинни вздохнула и вытерла глаза. — Я знаю. — Возможно, она просто была шокирована, услышав это от твоего брата, а не от тебя, — сказала Орабелль, хотя Гермиона удивилась, откуда она это знает, ведь она никогда не встречалась с миссис Уизли. — Она поймет, что он пытался засунуть палочку не в тот котел, как только узнает, что ты хотела сказать ей об этом лично. А потом, когда с ней все уладится, ты сможешь хорошенько отшлепать своего мерзавца — брата. — Мне больше понравилась твоя идея с летучими мышами. Гермионе, хотя она и не признавалась в этом, это тоже нравилось больше. *** Зелье, удлиняющее волосы, было далеко не таким сложным, как некоторые зелья, которые Гермиона делала в свои предыдущие годы. Со всеми этими занятиями, которыми они с Драко занимались, сварить порцию лиловой смеси должно было быть простой задачей, но ее мысли вернулись к Рону, а когда она думала о Роне, вероятность провала была намного выше. Она узнала это на собственном горьком опыте. — Профессор! — Пэнси Паркинсон взвизгнула, даже не потрудившись поднять руку. — Мы можем оставить зелье себе, когда закончим? Профессор Слизнорт нахмурился. Гермиона предположила, что он планировал продать его кому-нибудь, потому что мадам Помфри определенно не нуждалась в таком зелье, и не было никаких классов, которые могли бы использовать его. Была, конечно, очевидная теория, что профессор хотел использовать его сам, но у человека должны были быть волосы, чтобы зелье подействовало — факт, который он знал лучше, чем кто-либо другой. — Мне очень жаль, Мисс Паркинсон, но позволить студенту взять домой зелье для самостоятельного употребления было бы невообразимо безответственно с моей стороны… — А Вы не можете посмотреть на них и сказать, хороши ли они? — Конечно, могу, но если у кого-то что-то неправильно, это вряд ли справедливо по отношению к нему! Пэнси нахмурилась и сказала своей рыжеволосой подруге: — Он просто хочет забрать их себе! Но мы же не виноваты, что он лысый. Гермиона не могла себе представить, как можно расстраиваться из — за чего — то такого простого, особенно когда она оплакивала смерть своего летнего романа. У Рона было достаточно времени, чтобы попытаться испортить жизнь Джинни, но он даже не написал Гермионе. С его новообретенной славой и новым образом жизни Аврора, возможно, он понял, что никогда не заботился о ней так, как она заботилась о нем. Возможно, он понял, что преследовал ее только потому, что это было легко, потому что она просто всегда была рядом. — Грейнджер! Малфой свирепо смотрел на нее, и когда она опустила взгляд на свои руки, то поняла почему. Она раздавила ваточник. — Ты же должна срывать стручки! — Я знаю! Злясь на Рона, Малфоя и даже на себя саму, она протопала к шкафу, чтобы достать еще ваточников. Когда она закрыла дверь, то подскочила, потому что знакомый белокурый мальчик кипел от злости на нее. — Ты меня напугал! — Да, но ты должна больше бояться оценки, которую получишь, если не сможешь привести себя в порядок, — пробормотал он. — Дай мне кошачью шерсть, ладно? — Да, хорошо. Гермиона снова открыла шкаф, передала ему пузырек с кошачьей шерстью и вернулась к столу, чтобы закончить варить зелье. Она пыталась сосредоточиться на зелье, мысленно встряхиваясь всякий раз, когда мысли о Роне мешали ей сосредоточиться. Наконец, поставив перед собой прекрасный лиловый напиток, она улыбнулась. Может быть, Рон все-таки теряет свою власть над ней.