Доверие

У Грейнджер оказалось больше нервов, чем он ожидал. В первый раз он представил себе, как его губы касаются ее губ, это было в очень неловком сне после Святочного бала на четвертом курсе, но это был всего лишь сон. Поцелуи с Гриффиндоркой не входили в его планы. Теперь же он жил одной из тех редких фантазий, которые он был слишком осторожен, чтобы исследовать, и он не знал, как двигаться вперед, особенно когда он снова переживал моменты войны. Снова и снова он прокручивал в голове события в Малфой-мэноре, и теперь, когда она поцеловала его, он поймал себя на том, что задает вопросы, над которыми никогда не осмеливался задуматься. Какое воздействие оказывают проклятия Беллатрикс на ее психику? Была ли это его вина? Мог ли он спасти ее? Он никогда этого не узнает. Поэтому он надеялся избегать ее. Во вторник он собирался подойти к профессору Слизнорту и попросить его освободить их от наказания. Конечно, за десять минут до конца урока Грейнджер обожглась, и Драко понял, что она упустила свой шанс. Ожоги были серьезными, и на этот раз дело было не в волосах. В тот вечер он с тревогой искал ее в Большом зале и едва мог вздохнуть, увидев, как она спорит с туповатой группой гриффиндорцев, которые, казалось, проникли ей под кожу. Если бы она просто следовала указаниям, ему не пришлось бы беспокоиться. Если бы она просто оставила все как есть, ему не пришлось бы чувствовать тошноту каждый раз, когда он видел ее. С тех пор он не раз видел ее на уроках и, глядя на ее лохматый затылок, не сводил с нее глаз. -…и очень важно, чтобы вы не помешивали больше трех раз после добавления зубов ягнят… Драко мог бы усмехнуться, если бы не был так сосредоточен на своем вареве. Рискуя бросить взгляд куда-нибудь еще, он, возможно, остановил свой взгляд на Грейнджер, а это было последнее, что ему было нужно. Затем она издала пронзительный крик. Естественно, он повернулся к ней, и она бросила на него испепеляющий взгляд, потушив огонь, охвативший кончики ее волос. Драко раздул ноздри и быстро вернулся к своему зелью. Он не собирался вмешиваться в ее выходки. Это был скользкий путь. — Сколько порошка осьминога ты использовал, мальчик? Нахмурившись, Драко заглянул в котел. Цвет был не совсем правильный, и консистенция была нехарактерно жидкой. — Только щепотку, сэр. Слизнорт покачал головой. — Я думаю, что вам, возможно, придется подумать, что такое щепотка в будущем, Мистер Малфой. Это сделано едва ли на оценку «приемлемо». Драко уставился на смесь. Это была глупая ошибка, и он боялся, что если он не разберется с Грейнджер, то она может повториться. *** В арифметике им вернули их градуированные числовые диаграммы. Впервые Драко получил оценку «превосходит ожидания», и хотя ему хотелось разделить момент триумфа с человеком, который помог ему его достичь, он не мог заставить себя заговорить с ней, особенно в классе, полном их сверстников. Вместо этого он молча смотрел ей в затылок, пока урок не закончился. За ужином он избегал ее. На следующий день он избегал ее на занятиях. Он даже пытался избегать ее в своих ночных кошмарах, но это оказалось гораздо труднее, чем все остальное. К полудню пятницы он уже расплачивался за все то время, что прятался в своей спальне и в нишах коридоров. Бульканье из глубины желудка предупредило его, что он голоден, и сосание сахарного пера или заклинание питания не излечат его, по крайней мере, учитывая его медленную реакцию и дрожащие руки. Головокружение привело его в Большой зал, и хотя он вытянул шею, чтобы посмотреть на нее, он не увидел Грейнджер. Он не был уверен, был ли он разочарован или испытал облегчение. Сэндвич, который он съел, был далек от того, что ему подают дома, но все же он был вкуснее любого из тех грандиозных пиршеств, которые ему когда-либо подавали на полированном серебре. Слишком большое количество заклинаний пищи сделало его голодным, и пока он разрывал ветчину и чеддер, он все больше не замечал окружающих. — Странно видеть тебя здесь, Малфой. Драко узнал голос Эвана Сифтуэлла, на его коленях сидела Пэнси, но девушка отказалась встретиться с ним взглядом, что было неудивительно. В конце концов, он застукал ее с Теодором Ноттом, и с одной оговоркой Сифтуэлл, скорее всего, положит конец их отношениям самым публичным образом. — Это Большой зал. Я думаю, что ты видишь здесь много людей. — Ты что-то имеешь против меня, Пожиратель Смерти? Малфой проигнорировал его и продолжил есть свой сэндвич. У него не хватало терпения на Сифтуэлла, и уж точно не хватало терпения на Пэнси, которая стояла рядом и позволяла ему вести себя так, как он вел себя. — Да что с тобой такое, черт возьми? Ты что, тормоз, что ли? — вскипел Сифтуэлл, ударив ладонями по столу. — Обычно, когда кто-то говорит с тобой, самое вежливое — это ответить. — И что же ты хочешь от меня услышать? Забавно, что у тебя есть проблемы с моим прошлым, когда ты так небрежно бросаешься словами в общей комнате? Драко откусил большой кусок бутерброда, весьма довольный многочисленными вздохами группы Когтевранцев позади него. Кипя от злости, Сифтуэлл посмотрел через плечо Драко, вероятно, на Когтевранцев. — На что смотрите? У меня был разговор с моим хорошим другом Малфоем, а не с вами. — Эван, давай просто уйдем. Сифтуэлл ткнул пальцем в лицо Пэнси, безмолвно заставляя ее замолчать. — Одну минуту, любовь моя. Во-первых, я хотел бы преподать Малфою небольшой урок. Он наклонился, его горячее дыхание коснулось лица Драко, и схватил его за одежду. Драко тут же уронил последний кусок бутерброда и потянулся за волшебной палочкой, его серые глаза остановились на Слизеринце. — Не смей этого делать. Еще одно движение, и Пэнси заколдует тебя. Понял? Пэнси заламывала руки, и хотя Драко подозревал, что она этого не сделает, он решил, что лучше не рисковать. Девушка была готова на все, чтобы произвести впечатление на мужчин. Она всегда была такой, и он был совершенно уверен, что она всегда будет такой. Его губы скривились в усмешке. — Очень хорошо, Малфой. А теперь, я думаю, пришло время кое-что прояснить, — проговорил Сифтуэлл, все еще крепко держа Драко за одежду. — Грязь на моих ботинках стоит больше, чем ты. Ты позоришь Слизерин и чистокровных повсюду, и пока я в этой школе, ты должен держать голову низко и держать язык за зубами. Ты меня понял? Драко лишь холодно посмотрел на него. Все еще ухмыляясь, он убрал руку Сифтуэлла из-под мантии и поднялся на ноги. И выскочил из Большого зала, слишком стремясь быть подальше от всех. *** Прошло уже много лет с тех пор, как Драко летал на поле для квиддича. Он часто жалел, что не может вернуться назад — назад, когда мир обретал смысл, назад, когда темные искусства касались только его родителей и сумасшедшей тети. Когда он сидел на метле, все остальное не имело значения. Если бы только вселенная снова могла быть такой простой. Снег летал в воздухе, пока он шел к единственному месту, которое заставляло его снова чувствовать себя мальчиком. Может быть, там он найдет какое-то утешение. Продрав ноги сквозь плотное зимнее одеяло, он повернул за угол, чтобы выйти на поле, и почему-то не удивился, когда увидел, что он далеко не один. С трибун прямо на него была направлена палочка. — Собираешься заколдовать меня, Грейнджер? С детства его учили держать себя в руках, поэтому вместо того, чтобы схватить собственную палочку, он держал руки в карманах. В конце концов, он боялся не того, что она могла сделать. Он поднялся по ступенькам, его сердце бешено колотилось, потому что, несмотря на страх, его тянуло к ней. — Ты напугал меня, — прорычала она, опуская палочку. — И вообще, почему ты здесь? Он неуверенно сел рядом с ней, прекрасно понимая, как холодно сегодня, но не желая возвращаться в замок. Он хотел быть далеко от нее, так далеко, как только мог, но в то же время не хотел ничего больше, чем быть рядом с ней, так близко, как он был в прошлые выходные. Это было опасное чувство, и он знал это. — Я могу спросить тебя о том же. На улице чертовски холодно. Она ничего не сказала, но ее покрасневшие глаза умоляли его остаться. — Тогда будь по-твоему, — вздохнул он. Рядом с ним она заерзала на месте. Драко, все еще недоумевая, почему он до сих пор не ушел, сплел пальцы и опустил голову. То, чего она хотела, не имело значения; если бы им было по пятнадцать, это не имело бы для него никакого значения, так почему же это имеет значение сейчас? Он спрятал ответ так глубоко, как только мог. Холод добрался до них обоих, и хотя Драко лучше скрывал свое неудобство, стук ее зубов был громким. Драко долго наблюдал за ней краем глаза, раздумывая, стоит ли ему насмехаться над ней. Он решил не делать этого. — Упрямая, как всегда, — пробормотал он, снимая куртку. Он накинул ее ей на плечи, думая о многочисленных уроках этикета, которые мать навязывала ему в юности. Конечно, разница была большая. Этикет, как он узнал, должен был сохраняться для чистокровных женщин и только для чистокровных женщин. — Зачем ты это сделал? Ее проницательный взгляд был почти невыносим. Если его рассудок был затуманен, он, возможно, сделал что-то опрометчивое, но он провел годы, разделяя и вычисляя. В кои-то веки он был благодарен Беллатрисе за жестокое обучение, которое она заставила его вынести. — Я скорее отдам тебе свою куртку, чем понесу тебя в больничное крыло от обморожения. Мерлин знает, что они подумают, будто я проклял тебя. К его удивлению, она ухмыльнулась. — Драко? — Да? — Спасибо, — прошептала она, натягивая его черное пальто, — за куртку. Затем он сделал ошибку, взглянув на нее. Долгое время он изучал ее лицо, одновременно желая быть таким же храбрым, как она, и опасаясь последствий, если бы это было так. — Всегда к твоим услугам. Как долго между ними была тишина, Драко не знал. Все, что он знал, — это то, что звонок не прозвенел, и он не был уверен, был он благодарен ему или раздражен. — Я все еще вижу его. То, как ее густые брови сошлись вместе, сказало ему, что она имела в виду. Тревога снова пожирала его изнутри. — Я тоже, Грейнджер. Крепко обхватив себя курткой, она придвинулась к нему поближе. Он наблюдал за ней, гадая, каковы ее мотивы, и был так измотан ее близостью, что его чуть не стошнило. — Идти сюда. Его рука обняла ее за плечи, казалось, сама по себе. Эти слова тоже не были похожи на его собственные. Шестеренки в ее голове двигались; он видел это в ее темных глазах. Затем она положила голову ему на плечо, медленно, неуверенно. Это было так неуверенно, что тяжесть на плече была единственным доказательством того, что она не была галлюцинацией. Прошло несколько мгновений, и с каждым тиканьем карманных часов неприятные ощущения исчезали. Дружеская тишина была, пожалуй, именно тем, что им обоим было нужно. По крайней мере, он так думал. Тихие всхлипы сказали ему о том, что она начала плакать, и, нахмурившись, он крепче сжал ее руку. Вокруг него плакало множество женщин, в основном Пэнси и ее несчастные подруги, но он редко испытывал к ним искреннее сострадание. Грейнджер плакала совсем не так, как Пэнси, когда ей не подходил браслет или когда ее волосы были в беспорядке. Так плакала его мать. Так она рыдала, когда он был заклеймен темной меткой. То, как она незаметно вытерла нос, когда Беллатриса наложила на него проклятие Круциатуса. — Как ты думаешь, это когда-нибудь прекратится? Уже несколько месяцев он задавал себе один и тот же вопрос. Глядя в ее умоляющие, полные слез глаза, он прошептал: — Вряд ли это утешит тебя. — Но это правда. Это никуда не денется. Она издала тихий звук. Она была такой маленькой, что он мог бы вообразить ее себе. — Хотя, может быть, все наладится, — быстро добавил он, совершенно сбитый с толку желанием утешить ее. — Я не могу сказать наверняка. Плач прекратился, но она вцепилась пальцами в его мантию. Странная смесь страха и желания охватила его, страх перед тем, что все это значит, и желание защитить ее, желание задушить ее страдания. — Зачем ты пришел сюда? — спросила она, он почти не слышал ее голос. — Думаю, по той же причине, что и ты. — Ты знал, что я здесь? Она испуганно прикусила губу, хотя секундный взгляд надежды не ускользнул от него. — Я не знал. Она кивнула, и с молчаливым согласием между ними, они держались друг за друга, пока снег падал вокруг них. Они не хотели говорить, что все это значит, и, когда прозвенел звонок, шли молча в замок.