Поэма о мёртвом ангеле.

Запутанные мысли берут вверх, но никто не говорил, что будет легко. Дни пролетают, как всегда быстро, особенно для бессмертного существа, что потерялось в бесконечности. Нет сна, нет покоя, лишь существование во имя великой цели, сохранности человеческой души. Пока в мире происходила буря событий, от самых счастливых, до самых трагичных — всё вертелось вокруг мысли и жизни. Многие продали душу за вечную жизнь, рассказывал один демон, вот только эта мечта обращалась в прах. Ты не можешь жить вечно, не в образе человека, уж точно. Поэтому этим людям приходилось умереть, чтобы переродиться в новое. Пахло сахарной ватой, попкорном, деревом, животными и немного сеном с опилками — характерный запах для цирка. После такого, одежду ещё пару раз нужно было бы постирать, чтобы избавиться от такого стойкого и характерного аромата. Вот дедушка Юры всегда имел два разных гардероба, одно под репетиции, другое для выхода в люди. Ведь если выйти в новенькой рубашке и пройтись по львятнику, то всё, туши свет, она будет пахнуть цирком и животными ещё неделю. Но было одно только «но», у самих цирковых притуплялось обоняние и они иногда не замечали, что их новая одежда уже пропахла их домом и работой. — Юр, сегодня у нас в 13 часов первая палка. Своим фирменным поставленным и громогласным басом сообщил дедушка, стоя в резиновых тапочках в бетонной мойке, что служила душевой для коней и других животных. Николай же в этот момент просто помогал своим служащим, наливая в вёдра прохладную воду для кормления. — Надеюсь, ты готов к своему первому выходу? — Да! Кормление в цирке — это отдельная наука, особенно с лошадьми, что могут легко подавиться морковкой, заработать колики, переесть овса и заболеть. С хищниками было проще, им достаточно пару раз за месяц кидать ещё живую дичь в виде курицы, индеек, чтобы звери игрались, а потом съедали свою добычу. Всё как в дикой природе, сильный пожирает слабого. Мальчик гордо поднял свой нос и побежал обратно во львятник. Вокруг полным ходом шли финальные приготовления перед выступлением: проверяли страховку, подкидные качели смазывали механизмы, акробаты выпивали о рюмочке в своей гримёрке и заматывали больные колени, кто-то из служащих нарезал морковку, а дрессировщики медведей замачивали белый хлеб в сладком молоке. Вот только Юрка всё бегал как ужаленный, предлагая всем то помощь, то прося поиграться с ним. — Лучше бы я питался просто людской энергией, — стонал от мучительного голода демон, что плёлся на своих ногах за Отабеком, — Когда этот маленький пацан будет хоть чего-то бояться? До твоего появления, он боялся всего и постоянно плакал, а сейчас, отстой какой-то! Отабек усмехнулся и посмотрел на взбешённого Жан-Жака, что даже крылья лишний раз не расправлял, экономя каждую каплю энергии. Они как две тени ходили за юным зеленоглазым мальчиком, что бегал и бегал по всем уголкам стационарного цирка. Момент и Юрочка решил забежать на конюшню, стащить пару сухарей с сахарной посыпкой, которых у Бирюкова было несметное количество. Мужчина сам не брезговал похрустеть этим угощением в шорной, что давно пропахла кожей и лошадьми. Попивая горький кофе с молоком, дрессировщик мог спокойно почитывать газету и слушая, как его подопечные тихо дремлют, уткнувшись носиками в сено. Иногда Юра думал, что его тёзка питается только той едой, что ему выдавали на кормление лошадей, а именно: яйцами, молоком, овсом, сухарями, морковью. Полный набор для жизни в цирке. Мальчик, без доли стеснения, забежал в шорную, где по воле случая сидел только один уставший дрессировщик. Ангел-хранитель снова искоса глянул на этого человека. Интеллигентный с виду мужчина, статный, со спокойными и грустными глазами, а его взгляд — полностью передавал характер чопорного персонажа. — Можно взять сухарей? Лучезарная улыбка, белокурые тоненькие волосики до плеч, горящие зелёные глаза и детский невинный голосок, перед таким Юрой сложно было устоять и отказать в чём-то. — Бери. Мальчик кивнул головой, схватил пару сухарей и поблагодарив дрессировщика, побежал кормить лошадей. Бирюков не останавливал ребёнка, ведь лошади всегда выпрашивали угощения своими мягкими губками, один индивид по имени Бумочка, был назван из-за характерного звука, что он издавал своими губами, выпрашивая сухарь. Было смешно наблюдать за этим, отмечал Отабек, проводя взглядом по гордым созданиям, но где-то в глубине остатков человеческой души он не понимал, почему животных нужно было держать в клетках, лишая воли и мысли. К ним относились хорошо, кормили, лечили, мыли, но цена всему этому — покорность, смирение и целая жизнь. Что-то в этом ему напоминало некоторых людей. — Ох, какой он шумный, — шипел демон, взмывая на своих перепончатых крылья вверх, чуть ли не ударяясь об низкий потолок конюшни, что освещалась множеством ламп, — Я, пожалуй, пойду поем. Всё равно уже скучно наблюдать за этим балаганом из фигляров азарта. — Из кого? — Ты издеваешься? Аргх, короче, клоуны, ковёрные, шуты, фигляры — всё одна херня, балаган из разукрашенных рож, что считаются самыми талантливыми людьми в цирке. Да-да, теперь шуты — самые ценные артисты, что своими короткими репризы разбавляют происходящее, позволяя униформе за пару минут, в темноте, подготовить манеж к следующему номеру. Ну, ничего, ты же останешься на представление и всё сам узнаешь. Отабек качнул головой и пошёл дальше за своим человеком, что успел раздать всем лошадям по сухарю и вытереть обслюнявленные руки об тёмные брючки для репетиций. Невольно улыбнувшись, ангел-хранитель подошёл поближе к своему лучезарному юному Юре, что доставал из своей личной сумки для прикормки ещё и морковку. Мальчик, что рос среди хищников, с искренними и блестящими глазами радовался лошадям, с которыми был знаком номинально: пару раз пересекались на репетициях с другими конниками, но почти никто не позволял так свободно разгуливать по конюшне и кормить каждого жеребца или мерина, особенно перед работой. Бирюков радовался юным лицам, что тянулись к цирковому искусству, даже не подозревая, как весь этот камерный мир тяжёл и суров, особенно во время конкуренции. Николай же отнюдь, шёл напрямик, желая воспитать из своего внука лучшего продолжателя династии, чьё имя потом внесут в энциклопедию цирковых деятелей. Всё так и шло, пригладив тёплой ладонью нежнейшие волосики человека, Отабек покосился на хмурого демона, что всё никак не исчезал из поля зрения. — Сколько соплей, фу. Обменявшись парой неодобрительных взглядов, они разошлись. Демон спустился в подземное царство, для утоления своего голода, а ангел-хранитель остался вместе со своим юным человеком, чей образ менялся под светом софитов. Мягкий блеск выкрашивал эти тоненькие золотистые нити, нежная и белоснежная кожа просвечивала тоненькие вены, что обволакивали всё тело ребёнка.

***

Прозвучал первый звонок. Жизнь закипела по-новому. В зал впускали первых зрителей, запах попкорна усилился, как и запах лимонной газировки. Артисты наряжались в свои костюмы, ведь первым делом всех ожидал выход на парад-алле, именно поэтому Юрка на всех порах несся в гримёрку к дедушке, пока тот внимательно слушал по радио наполненность зала и следующие звонки. Он мог не спешить, ведь ему нужно было надеть свой костюм на парад-алле, после переодеться в обычную одежду и целый час дожидаться конца первого отделения, которое будут завершать лошади, после антракт, ещё один час на потеху зрителям и под самый финал выходит он, статный, усатый и харизматичный артист со своими верными хищниками. Костюм Юры состоял из розоватого жакета, клетчатых бридж, белоснежной рубашки с пуговицами в виде подсолнухов и острого козырька — истинный юный почтальон, только этот образ выглядел намного аккуратнее и богаче, чем у истинного посыльного. Роль была маленькая, но приятная, фактически первый выход на манеж в самостоятельном амплуа, но пока без номера. От легкого волнения У Юры покалывало кончики пальцев, но это был приятный мандраж, что на манеже в одночасье сменится куражом и счастьем. — Ты главное не переживай, хорошо? — дедушка слегка улыбнулся своему внуку, запивая таблетки от головной боли, — И обязательно смотри… — На 10-7 ряд, чтобы все могли видеть моё лицо, — отчеканил ребёнок, словно заученный текст из энциклопедии. — Хорошо. Присаживайся, нанесём тебе лёгкий грим, чтобы твоё лицо не выглядело как белый блин. Мальчик успел только примерить розоватые бриджи и белую рубашку, на что дедушка заулыбался, доставая небольшую коробку с набором для грима. Ангел-хранитель встал за спиной Николая и с сущим не понимаем смотрел на то, как пожилой мужчина рисовал на фарфоровом лице мальчика тонкие линии, что должны были подчёркивать такие черты как скулы, тоненький носик, большие глаза. Когда дедушка закончил вырисовывать линии на лице внука, он достал железную баночку с румянами и широкой кистью выполнил пару взмахов по щёчкам и носику, придавая им пламенный оттенок. — Какие вы странные, — произнёс ангел-хранитель, наблюдая за всеми этими изменениями на лице его человека. Отабек и не заметил, как через каких-то пару мгновений из обычного циркового мальчика с вечно растрёпанными белокурыми волосами, он превратился в аккуратного юного артиста, в розовом костюмчике, белой рубашечке, с румяными щёчками и золотистыми тенями на глазах. Было тяжело отвести взгляд от такого ребёнка, а когда он улыбался, все эти мельчайшие блестящие частички словно загорелись огнём, как крылья верховных, вечный манящий свет. Прозвучал второй звонок. Юра поспешно вскочил со стульчика, поправил свои непослушные волосы, накинул острый козырёк себе на макушку, схватил корзинку с реквизитом из газет и побежал. Ангел-хранитель не спеша шёл за своим подопечным, пока его крылья не осязаемо волочились следом, не оставляя после себя ни перышка, ни следа. Мгновение и тут Отабек видит, как его человек влетает в кого-то, сам падает на копчик, скулит, а несчастный путник расплескал на свой махровый халат чёрное кофе. — Извините! — торопливо отвечал мальчик, медленно вставая с пола, — Я спешил к третьему звонку! Незнакомец наградил ребёнка косым взглядом, тихо прошипел: «Смотри куда несёшься, Плисецкий» и пошёл дальше по коридору. Мальчик немного испугался такого злобного выражения лица, но тёплые руки ангела-хранителя сняли всю тревогу с его души и он снова засверкал, как истинное божественное творение. Пробегая через бесконечное количество гримёрок на третьем этаже цирка, мальчик всё же успел добраться до начала третьего звонка. За кулисами погас свет, лишь маленькая лампочка у комнатки инспектора манежа ещё как-то освещала пространство от полного погружения во мрак и шелест заходящих зрителей. Было волнительно, слышать как люди рассаживаются по своим местам, о чем-то разговаривают, едят закуски и потихоньку готовятся к тому, чтобы звать артистов аплодисментами. Артисты же толпились в форганге и разминались, каждый был занят своим делом. Акробатки готовили голеностопы к прыжкам, гимнастки сидели на ковриках растягивая и так идеальный шпагат, мужчины хрустели спинами и руками, а дрессировщик лошадей стоял где-то вдалеке ото всех и разминал кисти тем, что жонглировал только тремя булавами. — Дядь Юра! — окликнул его мальчик, на что все артисты тут же шикнули на него, чтобы тот не шумел во время рассадки зрителей, — А я сегодня выхожу на манеж работать. Мальчик гордо встал перед артистом и словно позволял любоваться своим внешним видом юного почтальона с английскими корнями. Отабек с недоверием глядел на дрессировщика, чьё лицо было загримировано настолько незаметно, что казалось, его оттенок коже стал менее бледным, а глаза перестали казаться тусклым голубоватым пятном. Но когда на лице Бирюкова воцарилась лёгкая улыбка, ангел-хранитель невольно расправил свои широченные крылья, что ели умещались в узком форганге, а когда мужчина попытался прикоснуться к волосам мальчика, его уже по традиции наградили статикой. — Ты всегда бьёшься током? — В смысле? — поинтересовался Юра, непонимающе смотря на своего нового приятеля по манежу. — Для тебя, всегда, — съязвил Отабек. Ангел-хранитель на дух не переносил эту живую легенду цирка, что в глазах всех выглядел как бесконечный трудоголик и творец, его даже причисляли к режиссерам-постановщикам, всё благодаря его острому уму и тонкому чувству прекрасного. Недавно Отабек узнал о том, что этот человек дрессирует не только лошадей, но и животных в «уголке дедушки Дурова», а именно: слоны, верблюды, волки, кабаны, олени. Самый настоящий универсальный деятель искусства с ужаснейшим характером. — Хочешь побыть моим ассистентом? — Да! — Нет, — холодно отчеканил ангел-хранитель, заглядывая в эти голубые глаза дрессировщика, что были почти не видимы из-за тусклого освящения, — Что ты хочешь? — Ну и чудно. Вынеси с собой в манеж, в корзине, эти булавы, а после вручи их мне. Бесконечно холодно говорил дрессировщик, доставая из своей серебряной пластиковой корзины шесть булав, что чем-то напоминали короткие факелы, обтянутые бусами, блестящей серебряной тканью. Юра с радостью запихнул этот реквизит к себе в корзину, помахал Бирюкову и убежал, как только прозвенел третий звонок. Ангел-хранитель нехотя покинул форганг и взмыл в воздух ближе к софитам, наблюдая с подвесных потолков за тем, как вот-вот манеж загорится всеми известными цветами. Свет погас. Наступила тишина, которую прервали бесконечно радостные аплодисменты гостей, что пришли со своими детьми на данное представление. Все светились от счастья и ждали выхода артистов, как и сам Отабек сидел в ожидании, когда его маленький человек выскочит пулей на алый ковёр, что устилал манеж и отыгрывал свою отдельную молчаливую роль. Заиграла звонкая, будоражащая кровь музыка. Оркестр словно слился вместе со сверкающими огоньками, что оживляли до этого момента тусклый манеж. Люди восторженно охнули, от такой резкой смены настроения и игривости музыки. Так и хотелось топать ногами, хлопать, звонко кричать, именно поэтому дети отыгрывались за своих родители, кричат так громко, словно так оно и должно быть. Когда музыка не секунду замерла вместе со светом, из форганга на манеж вышел очень важный человек в парадной форме, словно интеллигент, во фраке и цилиндрической шляпе, но это оказался просто преобразившийся инспектор манежа. — Дамы и господа! — громогласно объявил от так, что даже до купала, где восседал Отабек, было прекрасно слышно каждую букву, — Сегодня в нашем цирке пройдёт представление программы... — Кстати, таких мужиков в глупых шляпах и костюмах называют «шпрехшталмейстер». Возникший из ниоткуда демон Жан-Жак прошептал эти слова на плечо ангелу-хранителю и присел рядом, довольно облизываясь, он сверкал клыками от удовлетворения своего голода. — Если сложно, а для такого татарина или казаха, как ты, это точно сложно, зови просто «шпрех». — А это, что означает? — «Шпрех», на моём родном, означает «говорить». А эти мужики в форме очень это любят, сейчас увидишь. Он зачитает тираду, на тему сегодняшнего выступления, потом будет по одному вызывать артистов на парад и объявлять, кто он, какие заслуги и т.д. Традиция, что поделать, — он пожал плечами и скучающе обвёл зал, — Сегодня аншлаг, не удивительно, мы же в столице. За этой короткой беседой Отабек не заметил, как громогласный осетин закончил свою тираду и на манеж выскочил, как ошпаренный, золотоволосый мальчик в коротких розовых бриджах, белой рубашке и в розовой жилетке, с пуговицами в виде подсолнухов. Он радостно рассмеялся и бросил в руки шпрехшталмейстера желтоватую газетёнку, что была аккуратно сложена и принесена его дедом ещё с утра. Не отрывая своих тёмный мерцающих глаз, Отабек пристально следил за каждым движением своего человека, что кувыркался, носился по манежу в такт музыки и периодически останавливался, запрыгивал на барьер и смотрел на зрителей, потом махал и убегал. — Какой энергичный ребёнок, — тихо прошептал Отабек, оперившись подбородком в свою ладонь. — Ага-ага, сейчас такие красотки выйдут, м-м-м, засмотришься. Даже такого далекого кочевника они зацепят, даю слово. Тяжело вздохнув, ангел-хранитель продолжил взирать с высока на шумное представление, а именно на парад-алле, куда по очереди, под буй аплодисментов и аккомпанемент музыкантов, выходили артисты. Каждый выглядел чуднее другого: яркие блестящие трико, перья, парики, броский макияж, уникальные причёски и сверкающие улыбки до ушей. Каждого артиста Юра приветствовал с лучезарной улыбкой, сверкающими золотистыми волосами и яркими эмоции, кому-то он давал пять, над кем-то смеялся, а с кем-то кружился в танце. Когда на манеж ступила нога дрессировщика-жонглёра Бирюкова, зал в очередной раз взорвался волной в аплодисментов. — Да, он крут, прям как Дуров, Запашный или его главный конкурент Ермолаев, — проговаривал демон Жан-Жак, иногда поглядывая на красавиц акробаток, чьи костюма соблазняли не только мифическое существо, — Слышал фразу: «Если театр начинается с вешалки, то цирк — с лошади»? Теперь слышал. Кстати, у Бирюкова нет детей. — И зачем мне эта информация? — Скорее всего, он захочет передать нашему Юрке лошадей. Будет круто. Воздушный гимнаст из династии потомственных дрессировщиков хищников, у кого под боком ещё и конный номер из 18 голов жеребцов. Уф, звучит почти как: «Здрасте, мне 30-40 лет, я всё ещё девственник без нормального сна». — Лучше не общаться тесно с этим человеком. — В смысле? Ты думаешь, в цирке так много хороших людей? Ой, как же ты ошибаешься, крылатый мотылёк. На манеж вышел дедушка Юры, вызывая вторую волну оглушающих аплодисментов, от чего Юра не устоял и артистично поклонился своему главному учителю, наставнику, деду. После этого, все артисты выстроились вокруг писты*, гордо подняли руки вверх и принимали тёплые эмоции своих новых зрителей. Невероятный кураж испытывали артисты, от выхода на манеж и до конца представления. Это сравнимо с приятным стрессом, который пронизывал всё тело покалываниями и замиранием дыхания. Ангелу и демону было не понять, что испытывают люди в данный момент, они лишь наблюдали за происходящим как невидимые зрители. После долгого и приятного реверанса, артисты по очереди удалялись, делая короткие поклоны перед инспектором манежа, что улыбчиво провожал их обратно в форганг. Музыка замерла, на манеже остался только почтальон Юра Плисецкий и его тёзка, что с недоумением посматривал на мальчика, словно отыгрывал роль незнакомца. Достав из полосатых штанин на подтяжках железную монету, Бирюков щелчком перебросил её в руки своего ассистента, на что Юра без лишних слов, кружась подбежал к артисту и вручил корзину с шестью булавами. Мужчина улыбнулся, моментально схватил весь свой реквизит для жонглирования, благородно качнул головой и проводил взглядом убегающего вприпрыжку мальчика, что так же привлекал взор и ангела-хранителя. Момент и все шесть булав уже вертелись в воздухе, прокручивались и сверкая под софитами, они до глубины души завораживали зрителей, что наблюдали за этими виртуозными и отточенными с годами движениями рук. Шпрех элегантно приоткрыл рукой занавес и вышла артистка, что была по совместительству женой дрессировщика. Она прошлась на носочках по манежу, повиливая бёдрами и демонстрируя свою точеную элегантную женскую фигуру: умеренно пышная грудь, тончайшая талия, округлённые тонкие бедра и длинные ноги, позволяли ей красиво кидать батманы* вверх до своего носа. Когда артистка закончила поражать публику своей девичьей красотой, она подошла к своему супругу и выхватила из его рук шесть булав, сжимая их так, словно букет цветов. — Красавица? — с лукавой улыбкой поинтересовался демон, — Не спорю, красотка, не зря же у них разница в возрасте почти 17 лет. Отабек даже бровью не повёл, ведь его мало интересовала личная жизнь этого человека. Порой он думал о возрасте людей — насколько это относительная вещь, ведь можно в 20 лет быть мудрецом, а в 50 оставаться дураком недалёким. Да и по языческим обычаям его прошлого, невестку выдавали в 13-14 лет, в зависимости от её готовности к продолжению рода. У каждого свои интересы и свои обычаи. Веселье продолжалось, но самое весёлое началось, когда девушка, что щеголяла вокруг на тоненьких каблучках, встала на одно колено мужчины, лёгким движением перемахнула ногой через его голову и уселась на одно плечо, а он, как ни в чём не бывало, продолжал жонглировать тремя булавами, перекидывая их из руки в руку и исполняя невообразимые фигуры. Стоп, музыка замерла и артисты широко расставив руки принимали аплодисменты, как награду за свои нечеловеческие умения. Пауза длилась недолго, ведь дрессировщик не желал растягивать свою работу дольше 4 минут, а ведь мог ещё подпитываться добротой и восторгами публики. — Сейчас будет финальный трюк, — коротко отчеканил скучающий демон, что наблюдал лишь за короткой юбочкой девушки и её аккуратными бёдрами, — В цирке всегда финальный трюк — самый сложный в техническом плане. — Почему? Это тоже традиция? — А ты догадливый. Пока два эфемерных существа, что были невидимыми в глазах людей, разговаривали об этом спектакле, артисты уже полностью подготовились к финальному аккорду в своей работе. Девушка с легкостью встала на плечи мужчины, элегантно развела руки стороны, словно требуя поддержки публики, а те и не против . Дыхание каждый раз, как в первый, перехватило, внутренняя дрожь доводила до экстаза, а кураж от бесконечных аплодисментов подгонял к совершению главного акробатического момента, а именно: артистка с лёгкостью встала в стойку на руках, с упором на голове дрессировщика, пока тот жонглировал тремя булавами и немного пошатывался от веса его партнёрши, но это ещё было не финальное построение, который выглядел как сущее безумие. Партнёрша должна была стоять всего на одной руке, в другой крутит на пальце мяч, а сам дрессировщик в этот момент жонглирует уже шестью булавами. — А он силён, — холодно произнёс Отабек, внимательно разглядывая улыбчивую девушку, что от напряжения невольно хмурила брови. Демон ничего не ответил, лишь заулыбался и дожидался следующего номера, что должны сменяться так же резко, как времена года, лишь с перерывом на межсезонья в роли коротеньких реприз ковёрных. По правде говоря, ангела-хранителя отнюдь не веселили образы белого и рыжего клоуна, что раскрывали всю порочную сторону этого общества. Ничего не поделать, это веселило народ, по крайней мере зрители смеялась до хрипоты. Когда всё дошло до настоящего абсурда, Отабек решил больше не наблюдать за сущим мракобесием и покинул свою смотровую площадку, оставив Жан-Жака наедине с его горящими кровавыми глазами, его вот наоборот веселило всё происходящие. Он словно вспоминал те военные моменты, когда он был на верхушки пищевой цепочки и заставлял остальных плясать перед ним и унижаться, на потеху его эго. — Ты можешь питаться другими людьми? — поинтересовался напоследок ангел-хранитель. — Тебя это не должно волновать, — прошипел демон, но его клыкастая пасть приняла не свойственную пугающую усмешку, словно он лишь своим видом ответил на этот вопрос. Разговор был окончен. Ангел-хранитель широко расправил свои массивные белоснежные крылья, чуть не задев ими демона и спрыгнул вниз, проносясь над публикой как бумеранг. Его движения были плавными, нежными, элегантными, чему не мог не завидовать тот, чьи крылья были обожжены и потрепанный от жизни в самом настоящем аду, где без конца бушевало пламя. Но он не жаловался, ведь вся жизнь на земле напоминала ему симулятор реальности, только после смерти он смог по-настоящему поплатиться за свои грехи, сохранить рассудок и переродиться тем, кто будет и дальше нести свою кровавую правду, сводя с ума и наводя людей на неверный путь. Улыбка не сходила с его лица до конца первого акта, что закрывали лошади Бирюкова, бегая в полной сбруе* по манежу и выполняя трюки лишь по движением палочки их дрессировщика, что был одет в кроваво алую рясу и шапку католического священнослужителя. Юрочка сидел в гримёрке своего деда и поедал яблоки, что он забрал с конюшни. Он внимательно разглядывал книгу про тот мир, в котором ему предстояло провести всю жизнь и отдать все свои соки молодости на потеху зрителю, что выйдя за стены этого храма тут же позабудет имя и лицо того, кто трудился днями и ночами для совершенствования своего навыка. Быть творческой личностью в нынешнем складе обстоятельств — самая неблагодарная работа, которой можно было бы заняться в этом мире. Вокруг все выживали, вот и артисты цирка не выделялись на их фоне, они просто шли вперёд по уже вытоптанному пути. Проведя тёплой невесомой ладонью по блестящим волосам мальчика, ангел-хранитель искренне желал, чтобы хотя бы этот ребёнок не знал, что такое печаль, потери, ощущение безразличия ко всему происходящему. На его лице эта лучезарная безупречная улыбка смотрелась так естественно и хотелось, чтобы так оставалось впредь. Перед глазами ангела-хранителя снова встала та самая ужасающая своим бесконечным холодом картина, как он отпускал прошлого человека. Отабек вспоминал, как волосы того парня развивались от холодного ветра на крыше здания, блестящие от слёз глаза были устремлены куда-то в даль, в них разрушался целый мир, а в груди проворачивался ржавый гвоздь. — Как же я хочу, чтобы у тебя всё было хорошо, — шептал с горечью на языке Отабек, заглядывая в эти ещё не потухшие зеленоватые глаза, — Я клянусь, что сделаю всё возможное, чтобы никто не причинил тебе зла. Словно услышав какой-то шелест бумаги за углом, Юрочка оторвался от сладковатого яблочка и посмотрел на того, кто сидел по правую руку от него и смотрел с такими горящими глазами, словно отыскал ближайший смысл жизни. Зеленоглазый мальчик смотрел через ангела-хранителя, не ощущая ничего, кроме тёплых прикосновений рук к его лицу. В груди что-то сжалось, но это было правильно, люди не должны видеть ангелов-хранителей и демонов в их настоящем облике. Но почему-то, он всё продолжал напоминать о своём присутствие, вечно касаясь того, кто должен вечно гореть и не угасать. — Какие громкие слова, — прошипел демон, проходя сквозь двери гримёрки, — Особенно для того ангела, что ничего не может, без принятия человеческой формы. Эти правдивые слова из уст демона Жан-Жака звучали, как звук забивающегося гвоздя в деревянную крышку гроба. Ничего не оставалось, кроме как смириться со своей жалкой ролью в жизни того, кто даже не знает имени своего хранителя. — Кстати, я пришёл, чтобы сообщить, что через 15 минут уже начнётся второй акт. Пойдём смотреть или будешь сидеть с этим щенком? В ответ он получил лишь жестокий и холодный взгляд хранителя, что был готов закрыть этого юнца своими крыльями, лишь бы демон даже не смотрел в сторону этого лучезарного ребёнка, чьи волосы напоминали солнце, а глаза бесконечное зеленоватое озеро, что поглотили водоросли. — Понял-понял, не бойся, твою игрушку я не буду трогать. Он мне до 10 лет скучнее, чем эта жизнь. — Разве не до 7 лет, ты не можешь на него влиять? Несколько раз пожалев об этом вопросе, хранитель смог лицезреть снова эту дьявольскую улыбку того, кто был одурманен желанием испортить душу этого юного ребёнка, а после и съесть ее, как награду за свои труды. Ничего святого, всё что можно было сказать об этом персонаже, что при жизни, что после смерти. — Оу, у меня свой метод в перевоспитание людей, уж поверь, опыта у меня много и мне некуда спешить. — Хмм. — И без моего влияния, тебе не уберечь этого ребёнка от внешнего мира. Очередная правда, словно чёртово море из гадости и горечи слов демона. Слишком много Отабек услышал жгучих фраз за сегодня, от чего хотелось опустить руки, но гордость и упёртость в своих убеждениях, не позволяли ему прекратить свои страдания. Послышался второй звонок. Юрочка моментально откусил половину яблока, спрыгнул со своего стула, отстраняясь от нежных рук своего хранителя, что лишь наблюдал за тем, как его человек куда-то бежал, словно убегая от разгорающегося пожара, но на самом деле, он просто опаздывал на свою подготовку перед выходом. Второе отделение принадлежало только трём номерам: воздушной гимнастке на трапеции, что обучала Юру этому искусству, акробатам на «русской палке» и Николаю Плисецкому с его подопечными. Клоуны отыгрывали свою самую длинную репризу, за которую униформисты со служащими Николая должны были подготовить манеж, натянуть сетку и подкатить клетки со львами.