***
Юрочка собирал свой портфель, дедушка готовил завтрак, а хранители всё шастали по квартире — обычное течение жизни в семье Плисецких. Некоторые дети с удовольствием шли, нет, мчали в школу к своим друзьям, только Юра всё не желал возвращаться туда, где ему будет одиноко и скучно. — Деда, а сколько ещё в школу ходить? Николай задумчиво глянул на своего внука, выключил газовую плиту и переставил чайник на деревянный поднос, прежде чем ответить своему уставшему внуку на очевидный и простой вопрос. — Ещё 10 лет, вроде бы. — А 10 лет — это долго? Дедушка немного нахмурил брови и заливая кипятком кофейную массу, несколько раз подумал, прежде чем произнести хотя бы одно слово. Он не желал говорить прямо, что 10 лет — это долго. Но с какой стороны посмотреть. По истечению этого срока будет казаться, что время пролетело бесповоротно быстро. — На самом деле, очень быстро. Ты даже не заметишь, как закончишь учёбу, станешь самостоятельным артистом. Ох, я во сне только и вижу, как ты выступаешь в манеже с дрессурой, но для начала и воздушного номера хватит. — 10 лет? Хммм, а это ведь и правда почти ничего, — задумчиво бормотал Жан-Жак, что сидел на подоконнике у открытого окна. — Хотя, для нас это лишь миг, а для некоторых — это целая жизнь. Часто видел, как умирают дети? — Достаточно, — хладнокровно произнёс Отабек. Обожжённые крылья демона медленно подрагивали под вихрями ветров, что приносили неосязаемое удовольствие. Своими бездонными тёмными глазами Жан-Жак смотрел куда-то в даль, периодически поглядывая на своих людей, что были счастливы и спокойны. Это было необычно. Отабек, как всегда, сидел рядом со своим человеком, что лениво ковырялся металлической вилкой в гречневой каше. Отличный и бюджетный завтрак, что спасал не одну славянскую душу во времена войн и школьных будней. Вприкуску бутерброд с маслом, без сахара, ведь на конюшню и в медвежатник ещё не привезли новые продукты по описи, а медведи, как всем известно, не будут послушно танцевать, без сахарного хлеба, размоченного в молоке. По радио крутили новости, что очень внимательно выслушивал дедушка Николай, попивая утренний кофе. Они стали просыпаться ещё раньше, практически с первым топотом ног служащих Бирюкова, что шли вычёсывать и поить коней за час до работы. В новостях говорили о политике, об очередной колкой и грубой шутке Брежнева и его новом визите в США. Ничего нового, но всё такое непонятное и странное, особенно для Юры. — Юр, постараешься сегодня? Тебе будет лучше, если ты найдёшь себе друзей в школе и… — Сегодня же днём будет выступление, а вы все будете работать без меня. Так нечестно. Я тоже хочу выступать! — Ты теперь выходишь на манеж только по выходным. Юра, учёбу пропускать нельзя, а наработаться ты ещё успеешь, после получения диплома. Уж, поверь своему старику. Ещё за границу съездишь, мир повидаешь. Я-то точно знаю, что тебя в будущем ждёт великая карьера. — А потом смерть, — с усмешкой произнёс Жан-Жак, пожимая плечами. — Кстати, пернатый казах, я тебе рассказывал историю, как один раз видел горящий цирк шапито с животными? Такая умора. Эти истории были бесконечными и почти ни разу не повторялись, чему следовало бы удивиться, но Отабек лишь тяжело вздыхал, прося демона помолчать. Жан-Жак никогда не соглашался на просьбы ангела и продолжал вещать, как радио без помех, свои истории из прошлого. Одна из таких историй была достаточно жуткой, но привычной для хранителей, после этого случая Леруа прекратил привязываться к людям. Для него они все превратились в серую и беспомощную массу, что сами губят свои жизни, прося помощи у всевышнего и обвиняя его в своих неудачах.***
Была промёрзшая зима без снега, небо свинцового цвета затягивалось белыми облаками, все деревья, как мёртвые черные статуи, стояли и лишь хрустели под порывами ветра. Где-то в глубине поля, что выглядело чернее земли, стояла многоэтажка из серого кирпича с жёлтыми газовыми трубами, а на одном из карнизов этого одинокого и мрачного дома стояла женщина, готовая в немом крике распрощаться со всеми этими кошмарами. — Тебя же нет, так зачем ты снова явился? — шептала женщина, чья седина на висках подрагивала от лёгкого ветерка, немного успокаивающего нервы перед прыжком, — Что, язык проглотил? Ну да, тебе нечего сказать. Бросил меня здесь и всё. Прям как подобает Богу. Тени в углах брошенной квартиры,сменились силуэтом того, кто сидел на левом плече и единственный нашёптывал женщине правильный путь, но, не переубедив, привёл её к данному решению оборвать свою жизнь. Когда тени сгустились в один полный образ незнакомца, что имел тёмные волосы и кровавые глаза, женщина лишь глянула на это дьявольское создание через отражение в окне и усмехнулась. Сквозь затянутое небо, как через купол, пробивались лучи рассвета. Это могло бы вызвать улыбку на лице женщины, но та лишь сильнее передергивала вздрагивающие плечи, ощущая, как она боится собственного решения. Сладость от предстоящего конца жизни опьяняла не хуже дешёвой водки на столе. — Да что бы ты делала, без меня, а? — шипел Жан-Жак, приобретая образ уже родного брата этой женщины. Он без лишних колебаний подошёл к своему человеку, схватил её за воротник прокуренной рубашки и с треском стащил на кафельный пол, не позволяя этому подавленному созданию портить и дальше свою жизнь. — Ты- немощная женщина, — огрызался демон, обнажая клыкастую нечеловеческую пасть, — Где я был?! Я был везде и всегда с тобой! Когда ты голодала, я подкидывал тебе мелочь и хлеб, чтобы ты и дальше жила. Когда тебя увольняли с работы, я помогал найти новую. А то, что случилось с твоими детьми… Ты сама виновата. Я могу подсказать лишь путь, но не пройти его за тебя, увы. Хотя, тебе же плевать. Женщина глядел на этот силуэт своего родного брата со страхом и ненавистью, ведь ей было проще обвинять мифическое существо в своих страданиях, чем саму себя. Тяжело дыша, она схватилась за сердце и медленно стала отползать от того, кто шипел как змея, то и дело сверкая своей пастью, кровавыми глазами, что были полны темноты и пустоты. — Вспомни, что ты говорила про меня, когда увидела своих мёртвых детей. Ты думаешь, я это сделал?! Резкий рывок за ногу и вот седовласая женщина снова у ног демона, чьи глаза всё больше чернели, а лицо искажало уже испорченное зеркало эмоций той, кто сейчас валялась на полу, держась за сердце от ужаса. — Ты-старая дура. Лучше спроси себя, где была ты, когда твой старший сын убивал себя страшным ядом, пока младший рыдал в углу из-за бесконечного хоровода мужчин в твоей спальне. — Замолчи! — Нет, я не замолчу, ибо теперь мы снова остались наедине… Демон невольно сделал свой голос мягче, прильнул к своему человеку и, приобнимая истощенную фигуру женщины за плечи, улыбался, сидя на коленях как падшее создание. Горькие слёзы стекали по щекам той, что, наконец, смогла закричать от страха и ужаса. — Убирайся! Крича на своего собеседника, женщина всё сильнее сжимала кулак в области сердца, морщась и колко отвечая тому существу, что уже отражало её лицо ,искажённое от страха. Без тени сомнения, женщина осознавала, что это существо не тот Бог, к которому она обращалась и молилась о помощи, это что-то иное, тёмное, холодное и пахнущее подземельем. На следующий день эту женщину нашли мёртвой на полу, с искривлённым лицом от боли.***
День в школе проходил тягомотно и неинтересно. На уроках Юра сидел тихо и спокойно, поглядывая периодически на своих одноклассников, что перешёптывались и тыкали в него пальцем, словно он какой-то зверёк с неприятным характером. Из-за того, что с Плисецким все отказались сидеть, его невидимым соседом по парте стал Отабек, который наблюдал за тем, как маленькие и неумелые руки вырисовывали линии в тетради для правописания. Завораживающее зрелище, сравнимое с наблюдением за полем травы, что под надвигающимся штормом начинает танцевать волнами, напоминающими водную поверхность. — А теперь, переходим на новую строчку и пишем букву «Р», — отчеканила учительница. Своими тонкими пальцами она подхватила надломанный мелок и моментально нарисовала букву «Р». Её почерк поистине можно было назвать каллиграфическим. Идеальные линии, пропорции, завитки, ещё чуть-чуть и это можно будет назвать искусством. Юра прикусил нижнюю губу и, нахмурив свои тонкие светлые бровки, принялся повторять данный узор. Такое старание умиляло: что на репетициях, что в классе — этот ребёнок был невероятно старательным и упорным. Пока демон скучающе бродил по коридорам этой школы, принимая образы то учителей, то учеников, ангел-хранитель не отходил от своего человека ни на шаг. Он наблюдал за каждой эмоцией, за каждым жестом и мыслью Юры. Прозвенел звонок для учителя, как любила сообщать строгая дама с утончёнными чертами лица. После записи домашнего задания все ученики медленно вышли из класса, ровным строем, что позволяло воспитать дисциплину среди учащихся с самого начала. После каждого урока Юрочка уходил в дальнее крыло, присаживался на подоконник и дожидался того парня, кто успокаивал его во время нервного напряжения уже не первый раз. Он не желал знакомиться с новыми людьми в классе, все его изначально недолюбливали, считали чужаком, только один ребёнок и то, из старших классов, обращался с ним, как с равным. Первые пару минут перемены Плисецкий сидел один, разглядывал свои исписанные листы в тетрадях, дожидаясь своего единственного знакомого. Услышав заветные тяжёлые шаги, Юрочка приподнял свою голову и преданными, щенячьими глазками, с искренней улыбкой, он глядел на того, кто лишь отыгрывал свою временную роль иллюзии в жизни этого солнечного мальчика. — Привет! — радостно крикнул Юра, помахав рукой своему приятелю. — Привет, — с лёгкой улыбкой отозвался Отабек, поправляя красный платок пионера, что пришлось отыскать для полной маскировки. — Ты его точно не сведёшь с ума своими выходками? Ну, знаешь, до 10 лет интересно разговаривать с вымышленным другом, но после… Это нездоровая херня. Жан-Жак присутствовал на каждой их встрече и, как невидимый собеседник ,разговаривал с ними, вот только Юра его не слышал, а Отабек просто не обращал на него внимания. Это немного задевало демона, но вскоре ему надоело принимать участие в бессмысленном разговоре и он покинул столь слащавую пару, продолжив свободно бродить по школе в поиске старшеклассниц, от которых можно было бы подпитаться энергией. — Мне здесь не нравится, — тихо шептал Юра, болтая своими короткими ножками. — Это временно, Юр, ты же знаешь, что в следующем городе будет другая школа, а через ещё один месяц - ещё одна, и так до окончания обучения. — Мне тогда будет… — Тебе будет почти 18 лет, когда ты выпустишься. — Это так долго! — Нет, Юра, я и глазом не успею моргнуть, как ты уже станешь совсем взрослым и самостоятельным. Но даже тогда я всегда буду помогать тебе и охранять твой сон. Это всё звучало, словно сказки Андерсена, слишком сладко и нереально, но Юра поверил в эти слова. Ещё бы мгновение,и юный артист посмеялся бы. над словами своего ангела-хранителя, но прозвенел звонок на урок, что невольно снова разделил их на считанные минуты. Надо было бы перестать приходить к своему человеку в образе живой иллюзии, но Отабек не мог самостоятельно прервать эту связь. Когда руки ангела-хранителя проходились по тонким золотистым нитям волос ребёнка, мир замирал, как и дыхание Отабека, не верившего в происходящее.***
Очередное красочное представление подошло к концу, а после артисты заваливались на маты, диваны и отдыхали в своих гримёрках. Всего один час и можно выходить заново, радуя своих зрителей и вызывая их искренний смех. Чувство опустошенности не покидало до самого конца. — Я тут недавно суккуба видел, — начал свой очередной монолог Жан-Жак, заглядывая через плечо Николая, что читал вечернюю прессу. — А разве ты не один из них? — интересовался Отабек, засматриваясь на руки ребёнка, старательно выполнявшего домашнее задание. — Я похож на женщину? Оба хранителя с непониманием поглядели друг на друга и после минутной неловкой паузы отвели свои пустые взгляды обратно. — Ну, ты похотью питаешься, прям как суккуб… — Пернатый, я обычный демон, что может питаться не только низшими чувствами людей. Нервно стукая ручкой по тетради, Юра сидел на одной из коробок с опилками, что отлично выполняла функцию письменного стола для ребёнка, рядом с клетками львов. Скоро предстоит вечернее представление, именно поэтому хищники то и дело рычали, бродили кругами и тёрлись друг об друга мордами, привлекая внимание юного артиста, желавшего выбежать на манеж, как лучезарный луч солнца, а не сидеть сейчас над тетрадью. — Знаешь, наша вечная жизнь… Я был бы рад, просто умереть, а не иметь данный дар, — монотонно произносил Отабек, поправляя пряди волос своего человека. Недовольно закатив глаза, демон отошёл от дедушки, что уже пролистал страничку ближе к колонке со спортивными новостями. Жан-Жак был совершенно другого мнения на счёт «вечной» жизни и данной возможности влиять на судьбы ещё живых созданий. — Ох, видимо мало ты воевал и жил, раз хочешь просто умереть. Я вот успел прожить насыщенную жизнь и, знаешь, после войны, я мечтаю вернуться обратно. И не строй из себя бедного и несчастного, пернатый, я тоже хоронил родственников, но при жизни. Старый кошмар вернулся болезненным воспоминанием о том, как он ехал конвоем со своими солдатами, что смотрели потухшими глазами куда-то в пол. Небо пропиталось бесконечной болью и утратой. Вокруг была тишина, так обычно звучала спящая война. Финалом всего этого кошмара являлась могила его жены, которую он смог похоронить спустя пару недель, поэтому трупные пятна на её теле хорошо отпечатались в памяти. — Ты хочешь вернуться на войну, а я желаю, чтобы подобного больше не повторялась в истории. — Правильные мысли, — едкая улыбка расцвела на лице того, кто без конца отводил свои глаза куда-то в сторону, — Но живым не понять твоих пацифистских взглядов. Они же ещё не умирали и не теряли близких от шальной пули. Так они и разошлись, оставшись при своих мыслях и идеалах. Демоны и ангелы редко желали понимать друг друга, хотя разница между ними была невелика, по крайней мере, в это хотелось верить.