***
Словно солнечный зайчик, Юра отражался в окнах кафетариев и столовых, что так и манили своими изрисованными вывесками, а также запахами свежей выпечки и лимонада. Да, не каждый человек мог позволить себе прогулку по ресторанам, точно не каждый, но все приезжающие журналисты первым делом бежали в местные кафешки на поздние ланчи с бокалом игристого. Вот и дедушку Николая вместе с внуком пригласили в кафе, чтобы в приятной и непринуждённой обстановке, под звуки местного оркестра, взять тривиальное интервью про жизнь, детство, успехи и карьерные цели. Юра был неподражаем, так считал не только его ангел-хранитель, что шёл нога в ногу со своим приодетым человеком. Импортные светлые джинсы, лакированные ботинки и футболка с вышитым золотистым львом- гербом каждого дрессировщика. Слепая толпа лишь поглядывала на столь лучезарного ребёнка и статного Николая в сером костюме, что вели на коротких поводках своих хищников в молодёжное кафе «Одуванчик». Да, этот ресторанчик пользовался дурной славой, раньше. В нем было грязно, готовили мерзко, персонал норовил нахамить и поторапливал гостей так, словно они на вокзале и вот-вот опоздают на свой конвой до Чебоксар. Теперь же интерьер молодёжного кафе состоял из: просторных полукруглых столов, мягких диванчиков, приветливых официанток в белых кружевных фартучках и панорамных окон с видом на реку Исеть, что гордо протекала по Уралу. Неописуемое красивое место с новеньким оборудованием и отличным освещением, что включалось ближе к вечерним сумеркам. Юрочка первым делом побежал к окнам, чтобы вместе со львёноком разглядеть историческую набережную и спокойную реку, что вызывала не меньший восторг, чем вечно бегущая река Ангара. — Юрочка, присядь за стол, — одновременно произнесли Николай и ангел-хранитель, что вызвало неописуемо громкий смех у демона. — Такие потешные, не могу, — стуча своими клыками, Жан-Жак завалился на первый же бардовый диванчик. Юра послушно кивнул головой и галопом помчался обратно к дедушке, что присел за свободный стол, придерживая повод Фрэнка, но тот и не собирался убегать. Этот огромный и косматый лев, что весил точно больше центнера, как ленивый домашний кот, развалился в ногах хозяина и тут же продолжил свой дневной сон, пока его юный львёнок вовсю гулял по его спине, игрался с хвостом и покусывал пушистую богатую гриву. Журналист подошёл точно ко времени, а вот пунктуальные артисты даже раньше, ведь дедушка желал купить за десяток копеек своему солнечному внучку ванильное мороженое, которое в этом кафе подавали в хрустальном узорчатом бокале. При виде этого божественного холодного десерта, ребёнок растаял в улыбке и по- телячьи, нежно и крепко обнимал своего деда за крепкую шею. — Товарищ, да вы отличный дедушка, — отчеканил улыбчивый молодой мужчина, что напоминал больше иностранца, нежели советского человека. Нет акцента во время произношения чужеродных слов на советском пространстве, только лёгкая и привлекательная картавость. Его строгий чёрный костюм- тройка, идеально белая рубашка, расстёгнутая на одну пуговицу и хилые плечи — точно писатель, вот только лёгкий загар на шее и скулах рассказывал том, что он только недавно вернулся из поездки на Камчатку. — Это да. Стараюсь. Из ребёнка сложно сделать человека, а хорошего артиста ещё тяжелее, — гордо твердил Николай, приглаживая своей тяжёлой рукой зализанные пряди волос Юрочки. — Хотел с вами поговорить о будущем цирка и о школе «дрессуры». Как сейчас обстоят дела с обучением будущих дрессировщиков и живо ли это дело? — Журналист Никитин, а вы случаем не пьёте? Неожиданный и обескураживающий вопрос ввёл журналиста местной газеты в лёгкий ступор. Он покосился на молчаливого Юрочку, потом на двух спящих львов у ног дрессировщика, а после и вовсе уставился на седину на висках своего собеседника. — А как же, пью. Только после работы или с коллегами, когда возвращаюсь из командировки. А вы, почему вы пьёте? Или так принято у артистов цирка? — Ха! Не пьёт только один верблюд, он же в пустыне живёт. А ещё рыба копчёная не пьёт. А чего ей пить? Она сама закуска, — громогласный хохот Николая разбудил двух ленивых хищников и официанток, что скучающе обсуждали сегодняшний малолюдный день. — Зиночка, любезная, поставь нам что-нибудь для вдохновения! Пышногрудая официантка тут же схватила со стойки бара, где разливались все напитки с акцизом, бутылёк прозрачного напитка с гордой этикеткой «Столичная» и выставила на стол с двумя рюмочками. Журналист Никитин немного удивлённо приподнял брови, но поддался искушению и громогласным рассказам своего собеседника, что разливал водку и блистающе улыбался, словно сидел сейчас перед зрителем. — Что ж, приступим. Тост. Сегодня пьём, завтра уезжаем. Немного привстав, Николай сам чокнулся с журналистом и мигом опрокинул горячительную жидкость в себя. Даже не поморщившись, он вытер со своих усов остатки напитка и, улыбаясь, ещё раз потрепал своего золотогривого внука по голове, а тот уже вовсю облизывался, как довольный львёнок, получивший своё угощение. — Постойте! Куда вы собрались уезжать? — немного испуганно и нервно интересовался журналист, записывая эту диковинную фразу. — Да это наш тост, цирковой. Его обычно произносит мой приятель, Юрка Бирюков. Он у нас ещё тот выдумщик, не зря же сын ковёрного. — Забавно, однако я всё же хотел узнать. В прошлом интервью Вы сказали о важности школы дрессуры… — Один мой друг — замечательный немецкий дрессировщик — всегда приговаривал: «Им, хищникам, как детям, сначала надо преподать азы — что такое A, B и C. Будут это знать — остальное пойдет как по маслу», — как обычно, перебивая интервьюера, Николай вальяжно почёсывал свои массивные усы и усмехался. — А как вы думаете, что перво-наперво должен уметь дрессировщик? — Эм-м-м… Показать свой авторитет перед хищником? — Нет! Дрессировщик должен уметь владеть шамбольером (шамберьером — в иной транскрипции) и фарпайчем! Шамбольер, чтобы знали, — это такой длинный хлыст. Палка и ремень из кожи. Но ведь он совсем не для того, чтобы лупить лошадей или хищников, правда? Им просто управляешь — издаешь щелчок, а животное уже знает: внимание, перестроение! Иначе никак… Беседа приобрела более яркий и открытый манер. Журналист без конца что-то записывал в своём блокноте, пока Николай, погружённый в свои мысли, без конца вёл монолог о своём прошлом, о цирке, о номерах, о потерянных артистах и политике. Последний пункт конечно же в печать не пропустят, но для разнообразия мысли или подпольной печати Никитин записал. — Что ж, может тогда сделаем пару фотографий, — произнёс журналист, убирая ручку в нагрудный карман. — Я думаю — это будут поистине исторические кадры. А вашего внука можно будет посадить верхом на льва? — Конечно. Мой юный наследник Юрочка ещё с пелёнок лазает по каждому льву и засыпает со своими будущими подопечными в опилках. Это тоже, своего рода, воспитание дрессировщика. Чем раньше они привыкнут к запаху друг друга, тем легче в будущем будет в дрессуре. Но пока мой юный наследник не подрастёт, будет выступать как воздушник — это безопаснее.* — Ого, это достойно уважения. Такой юный, а уже весь в дедушку пошёл. — Да! Я ещё и высоты не боюсь! — гордо выкрикнул Юра, выпрыгивая из тёплых рук ангела-хранителя. Отабек прекрасно помнил эту репетицию с воздушницей, что проверяла белокурого ребёнка на стойкость перед лицом страха. Она зацепила на тонкую талию Юрочки белоснежный репетиционный страховочный пояс, к нему прикрепила две тонкие лески, что переплетались с трапецией и посадила юнца на деревянную палочку, на которой выполнялись все самые зрелищные трюки. Этот пояс мог выдержать вес девушки во время прокрутки на тазовых костях, так что и юного Плисецкого должен был выдержать. А после, без лишних слов, воздушница попросила своего мужа поднять Юрочку хотя бы на 7 метров вверх, ведь она верила, что данная страховка отлично удержит ребёнка. Плотный канат, что выполнял роль лебёдки, удерживался в руках мужа артистки, а лонжа* была уже заранее прикреплена к его ремню, ведь даже, если трапеция оборвётся, этот пояс удержит ребёнка на весу. Мужчина выполнял роль ассистента, страховщика и супруга — всё ,как у всех. Если кто-то из пары работал в манеже, то второй должен был или помогать в этом деле или выступать рядышком, иначе оставалось только заниматься детьми или кухней. Давно уже мёртвое сердце ангела-хранителя замерло, когда его улыбчивое «солнце» медленно, но верно поднимался всё выше, прямо под самый купол цирка, где обычно по натянутому канату гуляли бесстрашные люди — акробаты-канатоходцы. Истинное безумие. Ни одна страховка, ни один страховочный мат, не могли успокоить раздражённого Отабека. Он моментально расправил свои крылья и взмахнув ими один раз, подхватил своего человека за ступни, придерживая его крепкими, но неощутимыми руками. Когда воздушница увидела нужную высоту, она сделала отмашку своему мужу и произнесла лишь парочку коротких слов: — Стоп. Завязывай лонжу и пусть Юрец посидит там минут 10, попривыкает. Слегка покачиваясь на той трапеции, Юрочка с обезумевшими глазами от страха смотрел себе под ноги, где на манеже лежал маленький кусок мата и больше ничего. Это воздушное и плотное полотно могло смягчить падение, но почему-то, сидя там наверху, Юра совсем не доверял этому мягкому матрасу. Всё было так далеко, так страшно, неописуемо, до кипящего пота в ладонях и дрожи в каждом суставе. Юный артист не кричал, но он чувствовал, как всё тело становится ватным, будто силы в руках улетучиваются, а душа забивается в пятки, готовясь к самостоятельному прыжку. — Всё хорошо, я тебя держу, — шептал ангел-хранитель, медленно проводя руками вдоль ступней ребёнка до его худощавых дрожащих колен. — Я здесь, с тобой. Произнося эти слова в пустоту, Отабек продолжал видеть, как его человек сдерживает свой дрожащий голос, а тело всё сильнее охватывает панический страх высоты. Это был естественный страх, который следовало преодолевать постепенно, а не как в цирке.:в омут с головой и сразу же на семь метров ввысь. Высота несмертельная для падения, если конечно же уметь падать. Но это уже был следующий урок. Никто в цирке не учится сначала исполнять трюк, а потом падать. Все начинают с падений, а после плавно переходят на трюк, чтобы в любой момент, даже в момент секундного падения, сообразить, как так повернуть своё ватное тело в воздухе, чтобы после падения сразу же встать, не позволяя публике упасть в обморок от данного зрелища. Да и сами воздушники вначале отрабатывают все свои элементы на земле или на минимальной высоте, чуть больше метра. Затихала тревожная дрожь в теле ребёнка, теплота рук ангела-хранителя успокаивала сознание Юрочки, что был уже готов попросить суровую учительницу опустить его. Он стойко прикусил нижнюю губу и ,приподняв подбородок выше, уставивился прямиком в пустые и глубокие глаза Отабека,который был лишь эфемерной и невидимой фигурой. Но эта стена словно на мгновение исчезла начисто, ведь пронзительный взгляд напуганного ребёнка заставил Отабека немного вздрогнуть, отчего его крылья невольно набросили на Юрочку лёгкий холодный бриз. — Видишь, страх проходит, — шептал Отабек, прикасаясь к нежным щекам своего человека, что покрылись румянцем от страха неосязаемой лёгкости под ногами, — Ты молодец, Юрочка. Внушая навязчивую мысль спокойствия в сознание человека, ангел-хранитель невольно улыбался, скользя по тонким нитям волос Юры. Так и они и провели это назначенное время в воздухе. Отабек всё размахивал своими крыльями, нежно развивая прохладным ветерком локоны Юры. Он завис на уровне глаз своего человека и, придерживая его за колени, прекратившие дрожать и обретшие какую-то смелость, уверенность, словно они коснулись твёрдой почвы. Каждая минута в воздухе давалась Юрочке все легче, лицо потеряло тот нервный румянец, глаза были устремлены куда-то вдаль, и мир в них обретал новые краски, а губы невольно вытянулись в ту самую детскую и милую улыбку, что радовала ангела-хранителя до глубины души. Для него было очень важно, видеть улыбку на лице своего человека, что потихоньку привыкал к своему собственному маленькому мирку. Лёгкость в теле, тёплые касания Отабека и прохладный ветерок — всё успокаивало юного артиста, который не мог видеть, как его хранитель покорно склоняет свою голову перед человеком. — Тётя Ира! А мне уже не страшно! — кричал Юрочка сверху, беззаботно болтая ногами, словно он сидел на обычных качелях. — Отлично! — она улыбнулась так по- доброму и нежно, что и её муж поддержал жену и тихонько захлопал смелости юного Плисецкого. Не каждый ребёнок был готов с первого раза пережить такой страх. Когда всё же Юрочку опустили обратно на манеж, его ватные ноги коснулись мягкого мата и сразу же покосились, поэтому Отабек нежно и осторожно подхватил своего человека за плечи, смягчив падение. — Это нормально, когда спускаешься на ватных ногах сверху, не переживай, — махнув изящной рукой, артистка подхватила Юру под руку и с лёгкостью подняла обратно на ноги. — На сегодня достаточно. Вечерком потянемся ещё у станка*, а завтра уже начнём развивать твою физическую подготовку. — Что будем делать? — переспросил Юрочка. Ноги ребёнка невольно подрагивали в коленях, но Юра старался стоять не хуже оловянного солдатика, гордо и с прямой спиной. Девушка улыбнулась, свистнула мужу, и тот без лишнего труда приподнял трапецию на уровень её вытянутых рук, и завязал на крюк на фирменный узел восьмёрки. Артистка смазала руки канифолью, что лежала у неё в кармане мешковатых штанов, обтёрла ладони о локти, схватилась за деревянный гриф и ловко, как беспозвоночная змея, подтянулась на своих руках. Она с лёгкой и безмятежной улыбкой могла подтянуться и на одной руке, натягивая носочек и игриво болтая ножками, то и дело разводя их в некий шпагат. — Самое главное в воздушной гимнастике — это удержать свой собственный вес, — подметила артистка, удерживая себя одной рукой, пока её ноги в полусогнутом положение были вытянуты вперед. — Сейчас стало модно подниматься с помощью механических подъемников, не затрачивая сил. Но, я считаю, что очень красиво, когда артист под музыкальный аккомпанемент— на «чистых руках» уверенно поднимается по канату. Демонстрируя силу и ловкость, ты сразу же предстаешь перед зрителем в ярком образе. — Что за женщины сильные пошли, — присвистывая, Жан Жак приобнял своего приятеля по соседнему плечу и улыбнулся. — Да у неё талия уже, чем у меня нога, а плечи шире твоих. Русские дамы всегда меня поражали.***
В кафе все посетители с замиранием дыхания наблюдали за сценой, как Плисецкие отыгрывали сценку перед камерой, где Николай стоял со своим верным и плюшевым львом у кассы, заказывал очередной стакан мороженого, а юный Юрочка полностью копировал своего дедушку. Сцена была умилительная и комичная одновременно, «Никулин бы оценил»,- посмеявшись, произнёс Николай, усаживая своего внука прямо на холку льва для следующего исторического кадра, который, возможно, ещё и на открытки напечатают. Светлая и лучезарная улыбка, как у солнечного зайчика, что отражалась уже в объективе плёночного фотоаппарата и красивая одежда, что мог позволить себе не далеко не каждый: трикотажные джинсы не Калининского завода, а иностранные, да ещё и футболка ручной работы, всё это покоряло и подкупало. Словно именно так должен был выглядеть любой цирковой ребёнок, родившийся в опилках и путешествующий по необъятной родине, и не только. — А он прямо-таки… — Прямо как девочка улыбается, — прошептал демон, будто змей искуситель, он обвивал шею ангела-хранителя своими тонкими когтистыми пальцами. — Мужчинам не подобает так искренне улыбаться, даже артистам. Не громче шёпота, демон всё произносил свои ядовитые фразочки на ухо того, кто злобно поглядывал на него через плечо. — Потрясающие кадры получились! — громко произнёс журналист, вставляя другие настройки светочувствительности на своём фотоаппарате. Жан-Жак с лукавой улыбкой перебросил свои цепкие руки на плечи журналиста, как тень, он обволакивал его силуэт, словно был готов в один момент свернуть ему шею и заглотнуть как питон. Выглядело это жутковато, но не для опытного ангела-хранителя, кто без лишних эмоций подошёл к своему человеку, приглаживая уже растрепавшиеся тонкие золотистые нити. — Пожалуй, я чую его страх. — Это твоя еда на сегодня? — Я так устал, но он почти безгрешен. Обычный журналюга. Тень, что имела очертания Жан-Жака, отлипла от безобидного человека и вернулась обратно, ближе к Юрочке, который продолжал так же звонко смеяться. — Да и он принадлежит уже другому демону. Я почувствовал, что если продолжу эти игры, то мне крылья вырвут вместе с хребтом. У каждого человека был свой ангел-хранитель и демон, что были невидимы даже для своих собратьев. Так распорядились небеса- всё что знал Отабек о данной особенности. Об этом ему поведали архангелы, держатели ключей от вселенского перекрестия, что были тогда увешаны бусами из сотни планет, а их выцветшие локоны и воинственный вид внушал уважение и заставлял преклонить колени. Первое, что желал увидеть Отабек, после искупления всех грехов — это облик Создателя, но увы. Его лик уже давно никто не видел, лишь Серафимы ещё слышали его голос, что указывал дальнейший путь. Поэтому Отабек крайне редко мог стать свидетелем встречи с подобным эфемерным созданием, как ангел или демон. Чаще всего это происходило в экстремальные ситуации или, если ангел-хранитель, или демон, желали быть увиденными другими своими собратьями. — Вот и не лапай чужих людей. — Своего человека я тоже трогать не могу, ведь не желаю второй раз умирать.***
После короткого, но яркого интервью, что устраивал журналист Никитин, Юрочка чуть ли не галопом, вместе со своим юным львёнком, бежал обратно в цирк, на заключительное представление. Почему не «последнее»? Всё просто. Это плохая примета для цирковых артистов, ведь «последнее» представление можно дать только перед смертью, а сейчас каждый сверкал и блистал пуще прежнего. Быстрая смена образа, лёгкий грим на детских щеках, вперемешку с яркими румянами и тёмными линиями, что должны были старить лицо юного артиста, новая и небрежная причёска и всё, осталось только натереть до блеска маленькие кожаные туфли, что будут сверкать, но не так ярко, как безупречная улыбка Юры. — Всё, солдат, быстрее беги к форгангу, — с добродушной улыбкой произнёс дедушка, в очередной раз поправляя розоватую кепочку на макушке своего внука. — Следующий город, что будет ожидать нас, станет Омск. Когда-то и этот город хотели сделать столицей нашей Родины, а сейчас Свердловск. — Так мы сейчас находимся в столице? — Ха-ха, в каком-то смысле, да. Так, Юр, беги уже работать, а то без тебя представление не начнётся. После этих слов, Юрочка гордо выпрямил свою тонкую спину, кивнул головой и побежал со всех ног по завихрённым бетонным лестницам вниз, ближе ко второму манежу, где вовсю один из служащих Бирюкова, выполнял роль берейтора*. Пока двенадцать голов лошадей носились против часовой стрелки*, Бирюков стоял рядом с барьером и жонглировал тремя булавами, разминая свои перевязанные кисти и краем глаза наблюдая за лошадьми, что то и дело фырчали, пытались сорваться на галоп и покусать соседа. — Дядь Юр! А вот и я! — кричал юный артист, подбегая к своему тёзке. Как только группа лошадей увидела яркое пятно, что на всех парах бежало к ним, они немного занервничали и ускорили свой темп, словно пытались убежать от приближающейся опасности в роли юного Плисецкого. — О-хо-хо! Браво, бра-а-аво*- прикрикнул Бирюков, понижая свой голос и успокаивая жеребцов, что уже принялись козлить и нервно покусывать друг друга. — Плисецкий, когда лошади в манеже разминаются, не смей их так пугать. — Извините, я просто хотел… — Извиняться будешь перед ними, если они до своей работы не успокоятся. Так что хотел? — Ваш реквизит забрать. — О как… Я планировал сегодня новый выход опробовать. В нём мне реквизит выносит моя жена, но знаешь… — немного нахмурив свои тонкие брови, мужчина сложил свой реквизит обратно в сумку и покосился на юного артиста, — Желаешь выехать в манеж, вместе с моей женой на Бумочке? — Воу-воу, мужик, нам ещё семь лет не исполнилось, — сдерживая хохот, торопливо заговорил демон, присаживаясь спиной к репетиционному манежу. — Но я бы покатался на коне с его женой, она красавица, м-м, вкус у этого старика не отнять. Юрочка покосился удивленными глазами на одного из вороных фризов, который игриво подкидывал свои длинные ноги вверх и то и дело шлёпал своими губами, словно пытался разговаривать со всеми на своём выдуманном языке. Его длинная грива аккуратно была заплетена в одну длинную косу, что спускалась почти до его колен. — Я согласен! — Отлично, тогда сейчас отшагаем Бумочку перед выходом, накинем на него рабочий чепрак, вместо седла и выйдете оба. Бумочка спокойно выдержит вас двоих и даже, если будешь кидать булавы перед его носом, ничего не сделает. Ведёт себя прям как мерин*. Сверкающими глазами Юрочка следил за тем, как дрессировщик легким движением ног перемахнул через барьер, подошёл сзади к своему служащему и , выхватив из рук шамбарьер, скомандовал: «Бра-а-во. И-и, шагом» Как солдаты, лошади перешли с лёгкой рыси на шаг, переводя своё сбивчивое дыхание в умеренный темп. Вернув шамбарьер в руки мужчины, дрессировщик подошёл к Бумочке, похлопал его по шее и с лёгкой усмешкой вывел его из стоя, чтобы отшагать коня уже в форганге, а не в манеже. Пока Бирюков шагал с конём, его хрупкая жена с лёгкостью накинула массивный чепрак, что весил почти как она сама, слегка затянула подпругу, накинула петли и подхвостник — всё для лучшей фиксации сбруи. Сменив обычный, немного драный недоуздок, на рабочую уздечку, оставалось лишь наградить Бумочку красивым золотистым нагрудником, для полноты пафоса его образа. Хотя эта манера шлёпать губами ломала весь образ просто на корню, вызывая у каждого артиста или зрителя улыбку умиления. — Прекрасно, мы закончили, — нежно произнесла девушка, проводя своей тонкой ладонью по массивной шее жеребца. — Запрыгиваем? — Да, — отчеканил Бирюков, — Плисецкий, подойди, я помогу тебе запрыгнуть. Жена дрессировщика лишь кротко улыбнулась, схватилась двумя руками за ручки чепрака, махнула своей ногой почти до носа и лёгким толчком ноги смогла перемахнуть через круп лошади так, что без лишних усилий смогла подтянуться и присесть сверху на жеребца. Эти её отработанные и красивые движения утончённых ног завораживали, даже Юрочка с восторгом наблюдал за тем, как девушка махала ногами, разминая их уже сидя на коне, что выглядело опасно, но так красиво и нежно. Бирюков легко подхватил юного артиста под талию и без труда поднял на вытянутых руках так, чтобы Юрочка без каких-либо усилий смог сесть впереди жены легендарного артиста. Девушка лучезарно заулыбалась, поправила костюм юного артиста, перемахнула через него ногой и ,уже элегантно, сидя полубоком, взяла повод в свои руки для управления конём. — Держи, — холодно произнёс дрессировщик, протягивая юному артисту корзину с булавами и газетами, — Обычно такое репетируется неделями, но я думаю, просто усидеть на коне ты сможешь, ведь так? Не навернёшься? — Я справлюсь! — радостно прокричал Юрочка, похлопывая Бумочку по мощной шее, — Дедушка говорит, что я стану один из лучших артистов. — Ну, мы ещё посмотрим… Надеюсь, ты не разочаруешь меня. Хитрая усмешка мельком пронеслась на лице дрессировщица, но это выглядело больше как мираж, ведь после этого Бирюков удалился из форганга, позволяя своей жене спокойно развернуть Бумочку и приготовиться к выходу. — Плисецкий, запомни, главное улыбаться, что бы не произошло, — прошептала девушка, смотря своими сверкающими глазами на бархатное полотно, что рассекало мир артистов и зрителей на две части. — Даже, если упадёшь, сделай вид, будто так оно и было задумано. — Я знаю, мне уже об этом говорили, — с лёгкой ноткой печали произнёс Юра, крепко сжимая корзинку в руках. Резкая и пронзительная музыка донеслась до ушей артистов. Униформист отсчитывал у себя в голове нужный такт, а Бумочка уже нервно почёсывал копытом резиновую накладку в форганге, периодически подкидывая свою голову вверх, на что девушка лишь тихо шептала фразы дрессировщица, которыми он успокаивал всех жеребцов на репетиции: «О-хо-хо, Браво, Браво, Бумочка» Обволакивающая темнота в форганге и музыка оркестра с верхних рядов- всё это, как в дурмане ,опьяняло и вводило в лёгкий транс. Голос девушки успокаивал не только жеребца, но и сердце юного артиста, с лёгким испугом смотревшего на то, как алый занавес медленно раздвигался перед его взором. Ангел-хранитель приземлился рядом с жеребцом, провёл свой неосязаемой ладонью по его гриве и в такт с его шагом, выдвинулся за своим человеком, сменившим испуг на сверкающую улыбку, что ослепляла похлеще софитов, всегда светившим прямо в глаза артистам. Отабек легонько касался своей ладонью то повода, что то и дело натягивала жена Бирюкова, то оголённых икр своего человека, согревая охладевшую кожу тёплом. От прикосновений ангела-хранителя Бумочка успокоился и спокойно смог пройтись, выкидывая передние ноги в такт музыки, делая жалкую цирковую пародию на испанский шаг, зато он это делал игриво и с душой, что видел каждый зритель, радостно провожая артистов своими аплодисментами. — Ты даже во время выступления его будешь оберегать? Вот это безграничная любовь к людям, поражаюсь, — шипел Жан-Жак, вальяжно прогуливаясь по барьеру, хищно поглядывая на коротенькую юбочку артистки. — Я горжусь этим человеком. Столько мужества и света в его глазах… Впервые встречаю таких ярких людей в этой стране.***
Яркое начало и чарующие улыбки артистов ввели в публику в лёгкий ажиотаж от увиденного. Когда парад-алле подошёл к своему концу, жена Бирюкова чуть сильнее потянула Бумочку за повод так, что конь невольно опустил голову ближе к свои ногам, выполняя своеобразный поклон перед зрителями. А когда жеребец почти коснулся лбом своих колен, Бирюков с лёгкостью смог подхватить юного артиста под талию, снять его с коня и, медленно опустив на манеж, забрать у него свои булавы. — Эй! — возмущённо произнёс Юрочка, косо поглядывая на слегка улыбающегося мужчину. Но тот ничего не ответил, лишь молча поклонился юному артисту и реверансом рук предложил ему покинуть манеж, под бурный аккомпанемент аплодисментов зрителей. Ведь далее следовал удлинённый номер с жонглированием и лёгким номером гротеска в исполнение его жены. — Деда! Ты видел как я вышел на манеж?! Вылетев из форганга, как юный птенец, Юрочка бежал следом по закулисной части за своим дедушкой, нервно державшимся за грудь и тяжело дышавшим. — Видел! Я чуть инфаркт не словил! Ты хоть думаешь, что делаешь?! — ели сдерживая своё волнение, Николай подхватил на руки своего внука и бережно погладил его по голове, — А если бы конь упал или ты… Даже думать о таком не хочу! Боже. Ты точно в рубахе у меня родился. — Ну, хоть кто-то благодарит тебя за твою работу, — лукавая улыбка демона в очередной раз доводила Отабека до нервной дрожи в крыльях. — Кстати, сегодня же последнее представление… Ха, что делать будешь? — В смысле? — Ты же не поедешь, в образе человека, вместе с этими умалишёнными? Пожалуйста, скажи, что я сейчас бред несу, а то я от смеха умру во второй раз. — Я не собираюсь больше отыгрывать роль человека в глазах Юры. — Это очень правильно, мой пернатый ангелок, — обнажив свои клыки, Жан-Жак закинул свою когтистую руку на плечо Отабека и с лукавой улыбкой покосился на юного артиста. — Теперь покажи мне ,как ты порвёшь связь с этим человеком. — А кто сказал, что я буду рвать связь со своим человеком? — слегка усмехнувшись, Отабек скинул со своего плеча руку демона. — Я же ангел-хранитель, что должен оберегать своего человека до последнего его вздоха. Опустив дорогого внука обратно на землю, Николай поправил растрёпанные локоны Юрочки и попросил его больше не рисковать, на что юный артист лишь улыбнулся и кивнул головой, словно этого было достаточно, чтобы поверить в его сладкое лукавство. Но эта нежная детская улыбка могла обмануть даже самого ангела, что с неприкрытым удовольствием наблюдал за своим человеком. Именно поэтому Отабек с лёгкостью мог позволить себе случайные касания волос Юрочки и его плеч, будто без этих прикосновений невозможно было оберегать душу человека. — Неблагодарный малец! Я тебе в следующий раз руки оторву, если ты нормально не научишься подавать реквизит! Чьи-то мужские крики донеслись до нежнейших ушей Юрочки, что с интересом развернулся и покосился на закулисье, где шли разборки другой семейной династии, занимающейся дрессировкой медведей. Пока их подопечные сидели на цепи и в намордниках, у репетиционного манежа, отец семейства вовсю раздавал подзатыльники своему младшему сыну, что с подавленным и пустым взглядом смотрел в пол. — Почему он так кричит на него? — поинтересовался Юрочка, глядя невинными глазами на своего дедушку. Тяжело вздохнув, Николай поправил свой махровый халат, взял своего внука за руку и повёл ближе ко львятнику, где не будет слышно этих криков. — Александровы как всегда, в своём стиле, не обращай внимания — это нормально, для таких семей. — Он прямо перед выступлением бьёт своего сына — это не нормально, — холодно произносил Отабек, идя нога в ногу со своим человеком и бережно приглаживая чёлку ребёнку. — Лучше бы он бил не ребёнка, а себя. Может, ума бы прибавилось. Крики отца этого семейства доносились почти до дверей львятника, на что Юрочка лишь хмурил брови и недовольно прикусывал губы, ведь это и вправду было нормально. Почти каждая цирковая семья срывалась на своих младших детей, и юный артист прекрасно это знал, вспоминая те «славные» деньки, когда он выслушивал замечания от своей матери или отца. — Отец! Я в следующий раз всё сделаю! Пожалуйста, хватит, — молил младший сын, остановив тяжёлую руку отца у своей и без того горящей алым пламени щеки. — Ты кто такой вообще, чтобы сейчас перечить мне?! — очередной резкий удар, и по детским щекам его сына потекли первые слёзы, — Я тебе дал всё! Что тебе помешало быть как все, нормальные артисты и не позорить нас прямо перед работой! Ты, мелкий сучёнок, если ещё на манеже плохо отработаешь, я тебя прямо там закопаю. Я не ручаюсь за себя. Бережно прикрывая своими сверкающими белизной крыльями Юрочку, Отабек не желал дальнейшего представления насилия, особенно, чтобы это всё видел и слышал его человек. Это бесчеловечное поведение, просто неслыханный грех данного общества. После каждого такого увиденного «представления» розовые очки на невинных глазах ребёнка крошились на осколки, что легко могли ранить. — Ни вижу тут ничего странного, обычное поведение в семье, — пожимая плечами, произнёс Жан-Жак, присаживаясь на опилки рядом со львами. — Детей нужно пороть, чтобы они выросли нормальными людьми. — Не всех детей нужно пороть, чтобы они выросли «нормальными» членами общества. Иногда такое поведение порождает только большее насилие. — Как это «мило», — недовольно прицокнув языком, Жан-Жак завалился спиной на брюхо ко льву. Юрочка запрыгнул на деревянные коробки и со свисающими ножками в удлинённых шортах, заинтригованным взглядом наблюдал за тем, как служащие дедушки вычёсывали гривы хищников, которые лениво позёвывали. Пока все были заняты своими делами, Юрочка выглядел как всегда слишком одиноким и брошенным. С ним всегда был только дедушка, но и тот не всегда мог заботиться о своём внуке из-за работы, что не оставляла выбора у артиста. Уже с таких юных лет мальчик привык к одиночеству, поэтому он уже мастерски сам мог заварить себе некрепкий чай и, сидя на деревянных кубах, развлечь себя наблюдением за подготовкой к работе. — Он слишком чист, чтобы быть артистом среди этого скота, — произнёс Отабек, присаживаясь рядом со своим человеком. — Так, это уже было. Может хватить выкидывать эти небылицы, — недовольно бухтел Жан-Жак, поглядывая на его светлый лик рядом с человеком. — Ты совсем не понимаешь, что иначе наш человек не сможет жить. — Он прекрасный артист, не спорю, но всё это окружение… Оно только портит Юрочку. — Бросай эту глупую мысль, — отмахнувшись от ангела-хранителя, демон лишь перевернулся на другой бок, поближе к мягкой гриве льва. — Человек подвержен самоактуализации, если ты не знал. Это неощутимое стремление любого человека к тому, кем он может стать. Иными словами, музыканты — играют музыку, поэты — пишут стихи, художники — рисуют, а артисты — выступают на публике. Если они, в конце концов, хотят быть в мире с самим собой. Люди должны быть тем, кем они могут стать. Они должны быть преданы своей природе. Именно поэтому, если ты изменишь судьбу Юры и заставишь его, ну там, учителем стать или физиком, то он просто будет потерянным звеном. Знаешь же таких людей, что вроде живут, работают, но не понимают, правильно ли это все, и тем ли они занимаются. — Слишком умные мысли для такого падшего демона, как ты. — Это надо благодарить моего прошлого человека, что на старость лет занялся психологией и в 1970-х годах стал изучать труды какого-то Маслоу. Кстати, ты так и не рассказал, как будешь рвать человеческую связь с нашим подопечным. — Я предложу ему стать друзьями по переписке. Как по мне, лучший вариант. У него будет человек, которому он может написать в любой момент и его поймут, помогут советом. — Ха-ха-ха! Пернатый, тебе надо идти клоуном выступать. Ха-ха! Такого исхода событий я точно не ожидал, — крепко держась за свой живот, Жак-Жак вовсю хохотал, сверкая своей клыкастой пастью. — Я понимаю, что в вашей «Золотой Орде» была отличная конная почта, но нынешняя советская отправка, как бы… Медленнее черепахи, да и дорогая до чёртиков. Дешевле звонить по минуте, чем отправить телеграмму из 15 символов. — Поверь, я уже всё продумал. В отличие от тебя, я не страдаю слабоумием. — И это мне сказал старик, что больше 700 лет тут землю топчет, м-м-м. Друзья по переписке. Да ты извращенец.