***
Сидя у кабинета директора, где уже вовсю шло заполнение документа для комиссии, Юра нервно стучал кончиками пальцев по своим острым коленям и искоса поглядывал на мимо проходящих пионеров и комсомолов, что осуждающе перешёптывались между собой так, словно обсуждали его неподобающий внешний вид и спрятанный в кармане галстук пионера. А ведь когда-то его фотографировали для одной сибирской газеты на обложку журнала, где он ещё юный ребёнок, в шероховатых шортах, белой заправленной рубашке и с идеальный алым галстуком, улыбается ярче солнца. Потрясающий кадр, говорил дедушка, именно поэтому он вырезал эту фотографию из газеты и вставил себе в рамочку, которую он до сих пор возит с собой. Возможна, эта фотография, как и множество вырезанных статей про их семью, повидали больше городов и стран, чем некоторые обычные граждане за всю жизнь. — Какой отстой, — шептал Юра, опустив взгляд на деревянные полы школу. — И не говори. Тебе бы больше терпения, — отвечал Отабек, что сидел рядом со своим человеком со скрещёнными на груди руками. — Выглядишь как его не родной папаша, — произнёс демон, что стоял напротив этой пары и поглядывал на пионерок. — Будь твоя воля, ходил бы с ним в роли человека по всем этим кабинетам? — Конечно, — без доли сомнения отчеканил Отабек, — если бы Юра был не против. — Как же я хочу домой, — прикрывая ладонями лицо, парень нервно дёргал коленом и слегка усмехался. — Боже, надеюсь они не отправят телеграмму деду. — А надо было вести себя как нормальный пионер, — осуждающе произнёс ангел-хранитель, проведя ладонью по приподнятым плечам парня. Лёгкое и непринуждённое касания, что были неощутимо для Юры, но давало ему некое тепло внутри и спокойствие. Юный артист уже давно перестал обращать внимание на это тепло внутри его души, на нежные потоки воздуха, что касались его щёк и волос, всё стало обыкновенным и привычным. — А что будет если деду отправят телеграмму? Он же тогда точно разорвёт контракт с этим номером и заберёт обратно к себе… Нет, я только начал самостоятельную жизнь, не позволю всё так легко разрушить. — Для этого следует извиниться перед комиссией и отработать наказание, — предложил Отабек, поглядывая на своего человека с лёгкой улыбкой. — Нужно подкупить комиссию. Выдать по контрамарке на какое-нибудь представление и мне точно простят такую мелочь. — Ха-ха-ха! Мой мальчик, — гордо произнёс демон. — Какой сложный ребёнок. — Для начала, надо сегодняшний день пережить, а там уже можно будет и к дядь Санычу оборотится за пригласительными. Аргх, как всё сложно. Почему из-за какой-то мелочи мне теперь нужно выпрашивать контрамарки у руководителя. — Нет, это ты просто всё усложняешь. Ангел-хранитель заботливо положил свою ладонь на плечо человеку и пригладив его отросшие до ключиц волосы, что аккуратно прикрывали один зеленоватый глаз, слегка улыбнулся, будто всё хорошо. Юра же покосил туда, откуда повеяло теплом, недовольно нахмурил брови и моментально встал с места, направляясь на улицу, чтобы подышать воздухом и подождать окончания оформления его нарушения. Отабек проводил взглядом своего человека и тяжело вздохнув опрокинул голову назад, словно пытаясь ощутить прохладу стен в школе, но его эфемерный образ лишь мог прикоснуться к стене, ничего не испытывая от этого. — Я, пожалуй, сегодня слетаю к себе домой, — тихо произнёс Отабек, на что демон моментально навострил свои уши, словно мог изобразить какого-то суриката. — В смысле? В смысле?! Ты впервые за столько лет решил наведаться домой? Боже, да это событие! Давай отметим! Жан-Жак радостно подлетел к своему коллеге по «работе» и закинув ногу на ногу, облокотился на Отабека, во всю расплываясь в улыбке. — Так, с меня горящая вода, с тебя яблоки из райского сада. Я слышал, Каин* любитель этих яблок, прям как его мамочка. — Не буду я выпивать с демоном. — Да хватит уже вредничать. Не первый я демон на твой памяти… — Но самый противный. — А мне говорили, что я красивый… — Не желаю сейчас с тобой каламбурами общаться. Тяжело поднимаясь со стула, Отабек расправил свои массивные крылья и приготовился к тому, чтобы моментально вылететь из школы, направляясь к пышному и сверкающему небосводу, что со стороны Земли напоминал серое индустриальное небо. — Ты оставишь нашего человека на меня? Ты уверен? — Да. Он всё равно не желает меня слушать. Демон лишь пожал плечами и усмехнулся, ведь в его голове пробежала мысль: «Он же не видит и не слышит тебя, дурак. Ещё и обижается на это. Какой чувствительный пернатый» Жан-Жаку лишь оставалось наблюдать за тем, как его собеседник уже во всю растворяется в полёте, покидая эту заросшую зеленью землю. Этим ядерным видам зелени не сравняться с аккуратными райскими садами, что были так прекрасны и невероятны, думал демон, что лишь по рассказам своих бывших коллег мог представить всю красоту видом природы на небесах. Блаженство рая, среди цветом, всё это было недоступно для демоном, тем более для низших, что мог лишь утопать в грязи подземного царства и его серости. — Ну, Юра, думаю нам будет не скучно без этого ангелочка.***
После школы, Юра моментально закинул все учебники с тетрадями в портфель, попрощался с учительницей и первым покинул класс, под шокированные взоры своих одноклассников и молчаливый шок его преподавательницы. — Плисецкий, звонок для учителя, — лишь вымолвила женщина, положив учебник на стол. — У меня репетиции, извините, не могу задерживаться. После этих слов, он выбежал из класса и направился к выходу из школы. Пока парень пробегал мимо бардовых флагов и портретов вождей, все ученики лишь только выходили из класса и направлялись в гардероб за сменкой, но у Юры вся сменная обувь была с собой и то, он не переодевал её сегодня. Именно поэтому, в немного поношенных лаковых туфлях он выскочил за порог школы, обежав охранника он направился в цирк, что был в двух трамвайных остановках, но это не беда. Денег пока он не получил за свои репетиционные месяцы, проведённые в городе Горький*, зато после выступлений заживёт как человек, так он думал, успокаивая свои тревожные мысли. Юра не желал писать телеграмму деду, чтобы тот перевёл ему пару рублей — это было унизительно, особенно для того, кто так желал начать самостоятельную жизнь. Лишних денег на проезд не было, поэтому он подбегал к последнему вагону трамваю и запрыгивая на металлическую зацепку, присаживался на холодный металл и ехал безбилетником две остановки. Местные жители уже привыкли к этому лучезарному хулигану, что носился по улицам этого города то в репетиционной одежде, что пропахла цирком, то в джинсах, что купил ему ещё дедушка в прошлом городе. Отабек обычно в такие моменты с недовольством ворчал, придерживая своего человека за плечи, оберегая его от несчастного случая. Всё же Юра не имел инстинкта самосохранения. Демон улыбнулся, косо поглядывая на улыбчивого паренька, что лишился своего ангела-хранителя на этот день. Доехав без происшествий до своей остановки, Юра спрыгнул с металлической зацепки и мигом умчался к своему родному дому, к цирку. Пробегая мимо главного входа, Юра с лёгкостью нашёл второй вход, где всегда в своей каморке сидел охранник, проверяя бумажные пропуска у артистов, что были им выданы ещё в гостинице, как и временная регистрация на проживание. Плисецкий на ходу достал бумажный потрёпанный пропуск из кармана пиджака, мелькнул им в окне охранника и помчался дальше, благо вход в закулисье был прям за охранником. За здоровыми железными дверями, что были лишь слегка приоткрыты, скрывался настоящий мир цирка, без прикрас, цветных костюмов и блёсток, лишь только пот, работа и мечта о том, чтобы оставить после себя хоть что-то великое. Этой щели в дверном проёме хватило Юре, чтобы протиснуться и с топотом влететь через закрытые занавески форганга в сам манеж. — Я на месте! — громко прикрикнул Юра, влетая на манеж со сбитым дыханием, румяными щеками. — Ты опять опоздал, Плисецкий. Что я тебе говорил? Ещё одно опоздание и вылетаешь из номера, — грозно произносил коренастый мужчина, чья лысина блестела под зажжёнными софитами. — Да-да, дядь Саныч, вы же понимаете, задержали после учёбы, — парень лишь пожал плечами, скинул свой портфель на первые зрительские места и стал сразу же переодеваться в репетиционную форму, что он ещё со школы притащил с собой в портфеле. — Больше не буду опаздывать! Даю слово! Как пионер, со спущенными брюками, Юра прислонил натянутую ладонь ко лбу и улыбаясь в тридцать два зуба, слова произнёс эти гордые слова: — Смотри у меня, Плисецкий! Я тебя взял в коллектив только благодаря твоей фамилии и сердечной просьбе твоего дедушки. Не разочаруй его и меня, завтра перед комиссией. Если накосячишь, то нас ещё на 2 месяца отправят на репетиционный срок. Репетиционный срок для артиста сравним с неоплачиваемым отпуском. Тебе конечно же, выдают жильё в гостинице и платят символически, чисто на базовый набор продуктов, чтобы артисты были в форме и могли ещё иметь силы хоть как-то работать. Юра уже как пару месяцев репетирует этот номер со своим новым коллективом, всё-таки вольтижировка — не самый сложный жанр, не требует каждодневных репетиций, лишь элементарное ОФП и повторение элементов в партере, можно и без подъема на высоту. Все воздушники изначально отрабатывают трюки на манеже, после на минимальной высоте и вот так, потихоньку, артист повышает свою высоту в работе. — Плисецкий как обычно опаздывает? — поинтересовался один из коллег по номеру, что уже стоял на натянутой страховочной сетке и разминал массивные плечи. — Когда ты станешь чуть ответственнее, а, мелкий? Натянутая сетка, что устилала весь манеж на высоте около метра отлично отрабатывала свою страховочную функцию, помогая артистам более смело выполнять трюки без страха, вылететь не то что на ковёр манежа, а на места зрителей. Всех в цирке обучали, что падение на манеж — это не страшно, а вот упасть на барьер или на места зрителей, намного болезненнее и хуже. Можно легко переломить себе спину, ноги, руки, оставшись ненужной ячейкой общества, без любимой работы и будущего. — Когда от тебя спиртягой перестанет нести за милю. — Что сказал?! — А ну прекратили! Быстро размялись и в пляс! Пройдём сейчас номер по музыке, а потом в костюмах со светом и музыкой. А после отработаем в партере элементы. У нас 3 часа на репетицию. — 3 часа?! — возмутился Юра, уже натягивая шорты до колен и обваливая тонкие ноги и руки рассыпчатой канифолью. Канифоль была обычным атрибутом любого артиста, даже дрессировщики периодически закупали себе небольшие баночки этого чуда средства, чтобы их туфли не скользили на коре в манеже, что уж там говорить о воздушных жанрах, что с головы до ног обволакивали своё тело в этой скрипучей белоснежной массе. — А ты думал, что отработаешь номер и пойдёшь в столовую нажирать себе массу. Пока ты весишь как мешок цемента, тебя таскать можно. — Ой, какие нежные мы стали. Уже такого дрища как я тяжело поднять? — А ты сам подними мешок с цементом на плечо и посмотрим, как тебе легко будет. — Так я и не замахиваюсь на место ловитора*. Харизматично пожимая плечами, Юра стянул со своих тонких ступней носки и натянул стёртые об ковёр чешки, что уже пропитались канифолью и запахом пота до самой кожи. Но Юру это никогда не смущало, как и уже немного драная футболка с тигром, что он доносил до первых оторванных рукавов, которые элегантно подчёркивали его острые и худощавые плечи. — Ну что, мужики, приступим. Размахивая своими руками и разминая поясницу, Юра улыбался в тридцать два зуба, на что его коллеги по номеру лишь недовольно закатили глаза и продолжили проверять всё оборудование, от подкидных качелей, ловиторок, до трапеций, что отлично подходили и ловиторам и вольтижёрам*, кем и являлся Юра. Ведь по росту и весу он отлично подходил для данной роли, быть элегантным мешком, который будут перекидывать от одной перекладины до другой, но в отличие от всех остальных подкидных, Юрочку удостоили финального трюка, а именно обрыва «капля». Из-за его отсутствия самосохранения и любви к острым ощущениям, он с лёгкостью согласился на данный трюк, а именно: во время финальных перебросов, его должны были поднять на отдельной трапеции под самый купол цирка, а после… Обрыв вниз. Секундное падение на сетку, а после пары интересных группировок и пируэтов, нужно было моментально встать на ноги и выполнив элегантный поклон, улыбнутся зрителю, будто его руки не щекотал страх и холод от ощущения бесконтрольного падения. Весь номер занимал не больше 6-7 минут. Не слишком коротко, для подобной насыщенной программы, и не слишком долго, чтобы надоесть зрителю до первых позёвываний. — Эта принцесса сама поднимется по канату или нам его тащить? — поинтересовался второй ловитор, что так же был плечист и мускулист, как и все его коллеги, вот только его немного греческий профиль выделял среди всех остальных. Его сравнивали с греческими героями легенд и мифов, всё благодаря широченным плечам, узкому тазу и прекрасному профилю, а также этот мужчина имел в своём арсенале отличный трюк, которым он поражал всех с самого своего выхода. Его звали Владимир и он с лёгкостью мог на одних руках долезть по канату на 7 метров, до стартовой платформы. Но ему было мало этого классического выхода обычного ловитора. Он специально залезал по канату так медленно, чтобы умудряться ещё и харизматично поправлять причёску, и скатывать канат на своих вытянутых ногах в некий узел, чему успевали поражаться все девушки в зале, да даже не каждый спортсмен в сборной не мог выполнить данный трюк, причём это только его выход. — Эта принцесса сама поднимется, — крепко стискивая зубы, как пружину, Юра косо глянул на мужчину. Владимир усмехнулся лишь такому заявлению, подставил своё перевязанное колено под ногу Юру, чтобы тот смог с толчка залезть на натянутую сетку, что по правилам цирка находилась слишком низко, но это время первой репетиции, после её следовало подтянуть на рабочую высоту, что достигала пары метров, а сама работа уже выполнялась на высоте от 9 метров и выше. Также её дополнительные страховочные укрепления уходили вплоть до мачты, где стояли артисты и переводили дух, всё на тот случай, если у артиста закружится голова и он полетит назад или случайно во время трюка перелетит руки ловитора и чтобы не приземлится на зрителя, он просто утыкался лицом в страховку. — Принцесса, не обижайся только, — продолжил Владимир, с лёгкостью, практически на вытянутых руках, он подтянулся на сетку и гордо стал ступать по проваливающейся поверхности. — Наш Геракл, ты тоже не обижайся, если случайно нога соскользнёт по твоему небритому лицу. — Сколько повторять?! Мигом на свои точки и приступаем к разминке! — кричал руководитель номера, готовясь чуть ли не булавами жонглёров кидаться в своих артистов. — Дядь Саныч, это всё ваши тупоголовые спортсмены. Может пора набирать в номер не только дуболомов, но и настоящих артистов? — Плисецкий, соберись и лезь уже на свою трапецию! Юра лишь усмехнулся и на прямых ногах проскакал по натянутой сетке, что с лёгкостью отпружинивала его небольшой вес. Словно марсианин на необитаемой планете с нулевой гравитацией, Юрочка мог двумя лишь шагами доскакать до противоположной части манежа, где его уже ждала свободная верёвочная лестница и канат. Каждый раз, когда он ступал на эту тканевую сетку, хотелось просто подурачится и попрыгать, как на батуте, ведь отдача была хорошая, главное приземлятся не на согнутые ноги, а то колени по вылетают сразу же. Юра об этом знал прекрасно, но на всякий случай периодически бинтовал локти и руки, ведь любое неправильное движение или приземление на сетку — это обязательно синяк, сожжённая часть кожи и рассечение до крови. Один раз он приземлился лицом вниз, так всё его миловидное личико ещё полмесяца было усыпанное мелкими синяками. Пока юный артист лез боком по натянутой верёвочной лестнице, а по ней по-другому и нельзя, он ощущал неведомый до этого холод на плечах и в ногах. До сегодняшнего дня он всегда во время репетиций был полон тепла и какой-то лёгкости, а сейчас, словно чувство лёгкости и готовности к любому трюку пропало. Он недовольно прикусил губу и дойдя до последней ступени легко взошёл на прозрачный маленький пятачок, на котором можно было остановиться и перевести дух. — Плисецкий, поразомнись и попрыгай на сетку. Отдал команду руководитель номера, присаживаясь на первые места, как подобает режиссёру. Юра ещё раз протёр руки канифолью и с лёгкой дрожью в запястьях коснулся холодного металла. Тревога и лёгкое отторжение всё нарастало, будто он не репетировал всё это время. Как в первый раз, пальцы ног крепко цеплялись через тонкую ткань чешек за прозрачную мачту, а взгляд был направлен куда-то сквозь сетку. Ей было всего год и сделана она была на заказ в Германии, всё как надо, да и перед каждой репетицией, сидя на манеже, артисты вручную проверяли каждый виток, узелок, крепёж — ведь это их страховочный инструмент. — Что встал как вкопанный?! Раз-два и пошёл! Юра немного потоптавшись, пару раз выдохнул и, слегка оттолкнувшись, потерял опору под своими охладевшими ступнями. Лёгкий ветерок и проникающий страх пронизывал всё его тело, но он не в первый раз уже переживает холод и какое-то отторжение, но ничего, истинный артист должен из любой ситуации выходить с улыбкой на лице. Пару раз качнувшись в сторону, Юра разжал свои пальцы и прокрутившись в воздухе пируэтом, прекрасно приземлился на сетку, что вытолкнула его обратно похлеще ртути, ни оставив и следа соприкосновения о столь грубый плетёный материал. Пришла уверенность, все чувства расставились по полочкам, но дрожь в конечностях ещё присутствовала, холод пропадал, тело потихоньку приходило в норму и само разгоралось пламенем изнутри, а это ещё они не начали главную работу, после которой седьмой пот сходил не только с ловиторов, но и с самих подкидных акробатов, на чьих трюках и красивом исполнение и была завязана половина номера. — Так, я ещё пару раз прыгну и в принципе готов, — отчеканил Юра, потихоньку залезая обратно по этой свободной лестницей, что под его отточенными движениями почти не двигалась, не раскачивалась. — Хорошо. Оркестр уже почти собрался, даю вам 30 минут на разминку и начинаем прогон. После этих слов, руководитель достал аккуратно сложенную газету и принялся читать столбец со спортивными новостями страны. Ничего необычного, всё как всегда. Восхваления Советского мышления, советского человека и унижения западных стандартов. — Плисецкий, заходи на вторую комбинацию, — командовал Владимир, переходя на центральную трапецию, что имела два уровня и отдельный фиксаторы для ног, чтобы уж точно вольтижёр не вылетел при толчке и выбросе своего партнёра. — Хорошо, дай хотя бы залезть. Мимино, ты готов хоть? Спина в норме? Снова поднявшись на этот маленький пяточек опоры на верхней ступени, Юра чутка потеснил второго вольтижёра, что имел осетинские корни, характерный забавный акцент и добродушную улыбку, что пробивала каждого зрителя. Мужчина лишь хмыкнул, что-то второпях ответил, что напоминало больше стихи горные, чем обычный ответ. Протянув руку Юре для опоры, Мимино уверенно встал на ноги и слегка похрустев поясницей приготовился к трюку. Плисецкий без вопросов плотно схватился за эту руку, встал на опорную ногу мужчины, чуть ближе к тазу и оттолкнувшись с лёгкостью переместился к нему на шею. С этого положения было легко встать на вытянутые руки, а после перейти в упор в руки, удерживая весь свой вес на одной точке, на голове осетина, что лишь слегка водил своим телом, ловя баланс под слегка шатающимся Юрой. — Плечи напряги, а то расслаблен как удав, — проговорил Мимино, удерживая трапецию, на которой пару минут назад качался Юра и приходил в себя. — А ты не трясись. И так башка мелкая, хрен удержишься в узком хвате. — Ладно, приготовься, раз, два… Мимино немного качнул трапецию вперёд и выпустил её в свободное движение, позволяя как маятнику, раскачиваться в свободном темпе. Как только такт этого «свободной» трапеции прошёл, Мимино скомандовал «Ап»* и Юра тут же, как в синхронном плавании повалил свой корпус в сторону центральной точки в манеже. Начиная с ног, как пизанская башня, он повалился в неизвестность, но в последний момент, вывернулся в воздухе и ухватился за трапецию, усилив её амплитуду раскачки своим весом и темпом. — Огонь, — коротко ответил Юра, поглядывая по сторонам. — Плисецкий, смотри ровно в точку! Дурака кусок! Голова закружится, кто ловить будет? — Да я ниже пола не упаду, что вы, — с улыбкой ответил молодой артист, глядя прямо на руки Владимира, кто висел вниз головой на противоположной трапеции и готовился к следующей комбинации. Юрочка лишь тихо хмыкнул и громко произнёс: «Ап». После этой команды он моментально отпустил руки на самой высокой точке раскачки и прокрутившись пару раз в воздухе, схватился за крепкие запястья своего партнёра, что с недовольством прикусил губу и немного выругался. В этот раз Плисецкий практически на точке падения влетел в захват Владимира, что отдало неприятным рывком в плечи и колени артиста. — Ты блядь, когда научишься нормально заходить в темп, не вырывая мне плечи? — Ап! Лишь ответил Юра, подтягивая ноги ближе к животу, чтобы перевернутся на месте и уже вниз головой висеть над манежем, пока Владимир крепко удерживал его за щиколотки. Тревога и холод внутри затихали. Становилось легче. С каждым трюком и комбинацией Юра приходил в себя, словно исчезновения ангела-хранителя ничего не поменяло, будто его и не было никогда с ним. Сердце забилось в такт с ускоренным темпом прокруток и смены элементов. Утопая в эйфории и головокружение от перебросов, Юра совсем позабыл о проблемах в школе, о своей апатии и лёгком одиночестве, ведь находясь вечерами и ночами одному в гримёрке, где он уже привык проживать свои дни. Всё его общение состояло из коллег по номеру и парочки цирковых, что тоже находились в Горьком на репетиционном простое. Пока виды перед глазами сворачивались в адовый калейдоскоп света и смазанных лиц, Юра осознавал, что нет лучше способа избавления апатии. Полностью посвящая свою жизнь и свободное время работе и искусству, он находился в спокойствии с самим собой. — Размялись? А теперь с выхода, вместе с оркестром, проходим всю программу! — отчеканил руководитель, закрывая газету. — Но для начала, мигом в гримёрные. Сейчас нужно пройти в костюмах, чтобы завтра, перед комиссией, вы не опозорили меня. Мимино, Аркадий, Святослав, вы смазали подкидные качели? Этот воздушный номер выглядел со стороны как что-то невероятно сложное и опасное, ведь тут задействовались несколько вольтижёров, подкидные качели, трапеция, всё двигалось в один такт и не было такого, чтобы хоть одну секунду был простой в номере. Как огромная машина, всё действие проходило в движение и в перебросах артистов, что кружились и выполняли трюки с такой лёгкостью, словно давно уже привыкли летать без крыльев. Руководитель был счастлив, лицезреть, как его давно задуманный номер оживает и вот-вот уже выпустится на показ зрителям, да и все 12 артистов были довольны, что выйдут из простоя и начнут зарабатывать на гастролях.***
Холодно, до скрипа в костях под светлой кожей. Одеяло не греет, а перьевая подушка под ухом лишь успокаивает. Отопления в гримёрках, как и во всех цирках, не было и хоть на дворе отнюдь не зима, но холод ночами пробирал. Ничего не грело, а волнение от предстоящей завтрашней комиссии только уводило Юру подальше ото сна. Он просто хотел уснуть, пока за окном ещё сверкали путеводные звёзды и висел полумесяц, но увы, тревога и переживания брали вверх. Ночь наступила слишком быстро, думал артист, пока его глаза прикрывали отяжелевшие веки с длинными и светлыми ресницами. Юра даже и не заметил, как этот день подошёл к концу и приволок его измождённое репетициями тело в мягкую кровать, что играл роль поношенный диван. Тяжело вздохнув, артист встал с кровати, включил чайник на подогрев и присев на кровать уставился на своё отражение, что лишь напоминало ему о том, как потихоньку его яркие глаза тускнеют от недосыпа. Выпивая кружку кипяченой воды и закусывая сахарным сухарём, Юра решил глянуть в свой железный холодильник, что так удачно располагался в самом углу гримёрки. Тяжело жить одному, думал Юра, ведь теперь завтраки, перекусы и ужины нужно организовывать самому, а так же думать об учёбе, стирке белья, глажке и о многом другом. Всё нависало и давило на голову, словно железные тиски, что сжимали виски. — Ммда, надо будет сходить завтра на рынок, — произнёс Юра, ещё раз зевнув так сладко, словно вот-вот его сознание опустится в ночные грёзы. Он поставил недопитый кипяток на тумбочку, рядом с диваном, снова укрылся одеялом и попытался в очередной раз, прикрыв длинными ресницами глаза, уснуть. — Ох, какой ты уставший, Юрочка, пора бы идти спать, — запричитал демон, чьё эхо разносилось по всей комнате, вот только Юра не слышал его. Юра тихо зевнул, ощущая, как что-то давящее уводило его в глубокий сон. Ныряя в эту невесомость ночных грёз, как в пропасть, юный артист уже не контролировал дальнейшие процессы своего сна. Обычно в такие моменты его встречала лёгкость, а сейчас всё наоборот. Тело ныло от боли, грудь сдавливало, но, а в голове было пусто, словно во сне он испытывал всю эту ментальную боль, а перед глазами была лишь темнота. — Ох, дорогой человек, обычно тебе колыбельные поёт уже мёртвый человек, что зовётся твоим ангелом-хранителем, — шептал демон, обволакивая шею Юры как чёрный питон. — А сегодня, давай я займу его место. Тени вокруг словно оживали, превращаясь в чудовище, что с лёгкостью восседало на дрожащей грудной клетке Юры. Отдавая своё тепло тела этому чёрному силуэту, Юра ощутил, как дыхание спёрло и лёгкая дрожь пронизывала тело, как болезненная судорога в икрах по утру. Заглатывая воздух короткими всхлипами, его плоть невольно дрожала, а паутина капилляров нервно пульсировала. Юра извивался под давящей плотью того, кто дарил лишь пронзительную боль в области груди. — Что, тяжело удерживать демона на своей груди? Ну, ничего, — сладкий шёпот поглощал рассудок, а мрачный образ Жан-Жака появлялся перед слезящимися глазами Юры. — О, перед смертью сможешь увидеть меня глаза в глаза? Забавненько. Знаешь, а ведь после смерти становится легче. Впереди тебя ожидает вечность, а значит, можно не спешить. Чёрный силуэт с горящими белыми глазами усмехался и что-то шептал на полной тарабарщине, но даже этого хватали Юре, для ощущения неиссякаемого ужаса перед неизвестным чудовищем, что душило его и лишало каких-либо сил для сопротивления. Неописуемый страх и желание получше рассмотреть чёрный силуэт, всё смешалось воедино, а ощущения полной беспомощности, из-за парализованного тело доводило Юру до тихих всхлипов и то, они выходили беззвучно, а грудная клетка нервно дребезжала от нехватки кислорода. — Хватит…прошу… Этого короткого порыва слов, что остались не озвучены, хватило, чтобы чёрный силуэт растратился в воздухе, а дыхание и силы вернулись в тело. Резко подняв свой корпус и держась за беспрерывности бьющееся сердце, Юра переводил дух, пока холодный пот гроздьями срывался по его вискам вниз к одеялу. — Что это, мать его, было, — шептал артист своими пересохшими и дрожащими губами. Ощутив тёплое прикосновение к темечку, Юра закатил глаза от усталости и тихо зевнув, примкнул обратно к подушке, ощущая прохладу и нежность своей обители, в которой покоился его спокойный сон. После такого трудно было уснуть, но некое тепло, что согревало его до глубины души и успокаивало, позволило отбросить все тревожные мысли в сторону. — Ты же вроде на небеса улетал по своим делам, разве нет? — недовольно прошипел Жан-Жак, сидя на холодном деревянному полу. Отабек лишь косо глянул на демона, продолжая поглаживать Юру по тонким чертам лица и волосам. Стоя на коленях, как перед алтарем, он без грамма смущения накрывал своего человека крыльями, словно оберегая это солнечное создание от очередной нападки демона. Восстанавливая своё дыхание, Юра украдкой глянул на некий светлый расплывчатый образ, что нависал над ним как минуту назад тот чёрный силуэт. Парень тихонько улыбнулся и с облегчением на душе прикрыл глаза отяжелевшими веками. — Пока меня тут не было, ты чуть не задушил Юру, — спокойно произнёс Отабек, переводя свой холодный взгляд обратно на человека. — Надо иметь совесть и питаться его чувствами в меру, без вреда для здоровья. — Извини, не успел спросить совета у ангела. — Жалкое ты создание, как всегда ведомый лишь своим голодом. Внимательно разглядывая черты лица своего человека, Отабек заметил, как по белоснежной щеке покатилась тёплая слеза, что заставила ангела-хранителя невольно забеспокоится до нервной дрожи в крыльях. Отабек мигом смахнул этот след от испуга Юрочки и ещё раз пригладил его шелковистые нити волос, приговаривая себе под нос: — Не бойся, всё хорошо. Я пока побуду тут, рядом с тобой. Хорошо? Недовольно цокнув языком и проскрипев клыкастой пастью, демон облизнулся и встав с пола медленно удалился из спальни человека через приоткрытое окно. Он утолил свой голод и мог теперь спокойно прогуляется по ночному миру людей, пока его человек мирно спал под тёплыми прикосновениями ангела-хранителя, что будет охранять его, как в детстве, всю ночь, награждая это слабое сознание хорошими воспоминаниями и мыслями. Поэтому Юра и любил возвращаться в свою маленькую комнатку в цирковой гостиницы. Где бы он не был, ему всегда снились хорошие сны и только моментами кошмары, но это была как капля в море.***
Когда первые лучи солнца коснулись щеки артиста, он едва смог приоткрыть глаза, смотря куда-то вдаль, сквозь своего ангела-хранителя, который всё сидел на полу и укрывая Юрочку крылом, охранял сон своего человека. — Доброе утро, — произнёс ангел-хранитель, по привычке уже поправляя отросшую челку Юры куда-то в сторону, пока остальная копна волос была спутана и пушилась как у одуванчика, — Хорошо спалось? В ответ было лишь молчание. Юра без грамма чувств потянулся в кровати, посмотрел в потолок и молча, скинув с себя одеяло, пошёл к шкафу, где хранились банные принадлежности. Нужно спешить прийти в себя и к часу дня уже явиться в манеж, проверить вместе со всеми страховочную сетку, свою трапецию и подготовиться к просмотру номера, что продлится меньше 10 минут, но волнений он хлебнёт так много, будто это мероприятие будет длится целый день. — А я уже говорил тебе, что разговаривать с самим собой, это нездоровая херня? — приземлившись на ветхий подоконник, демон улыбнулся Отабеку. — Обожаю видеть твои грустные глаза по утру, ммм, это лучше любого завтрака. — С каких пор ты стал приходить с первыми лучами солнца? Или тебе никто не дал подпитаться своей энергией? — Ой, ой, сколько токсичности. А ты точно ангелок? Пока оба хранителя язвительно обменивались репликами, Юра натянул на свой худощавый торс удлинённую футболку, взял вафельное полотенце, стакан с зубной щеткой и пастой. — Не хочу с тобой с утра пораньше разговаривать. Встретимся в гримерке, — отмахнувшись от раздражающего демона, Отабек направился за своим человеком. — В смысле? Ты уже выгоняешь меня? У нас с тобой один человек на двоих… — Я сказал, встретимся в гримерке цирка. — Сколько гордости, — недовольно скрестив руки на груди, Жан-Жак покосился на зеркало в гримёрке, что не отражало его образ, как и все зеркальные поверхности.