***
После показа номера артисты искренне радовались и звонко открывали бутылки Советского шампанского, пока их кровь постепенно остывала, как недавно вскипячённый чай. Шампанское напоминало больше слабоалкогольную газировку «Буратино», но без ванильного привкуса. Они разливали этот напиток по бокалам, взятым напрокат из местной столовой на втором этаже, а их руководитель всё совещался с комиссией насчёт города назначения и программы, в которую их впишут. По сути, комиссия из заслуженных артистов должна была лишь дать согласие на работу данного коллектива, а вот начислением заработной платы, как и оформлением трудовых книжек уже занималась бухгалтерия во главе с руководством. Раздался стук в дверь, и все артисты притихли. Владимир аккуратненько вложил в руки грузина Мимино две бутылки шампанского и попросил их спрятать за буфетом, пока он откроет дверь. Когда парень подошёл к двери, раздался второй стук, уже более напористый и требовательный, словно человек не боялся разбить свои костяшки о деревянную дверь гримёрки. — Прощу прощения, что так долго, — протараторил Владимир, резко распахивая дверь перед комиссией. Первая на входе стояла Бугримова в накинутой на плечи шубе долматинистой расцветки. — Товарищ, да вы очень заторможенный. Как хорошо, что в работе вы чуть повнимательнее. Стукая своими тонкими, но достаточно низкими каблучками, женщина гордо зашла в гримёрку, ведя за собой остальную комиссию, в рядах которых затесался руководитель номера воздушных акробатов. Видно было, что они уже хотели выпить по бокалу шампанского. — Я слышала, тут внучонок Николая Плисецкого среди вас пляшет? Женщина оценивающим взглядом пробежалась по каждому из артистов и остановилась на Юре, что сидел к ней полубоком, с совершенно прямой спиной и растрёпанными волосами, в которых ещё, как в стоге сена, виднелись потерянные блёстки от неснятого грима. — Могу предположить, что это ты. По крайней мере, артиста от спортсмена я в силах отличить. Немного помешкав, Юра встал со своей скамьи, застенчиво поприветствовал женщину, слегка поклонившись перед столь значимой фигурой в цирковых кругах. — Долго мучить вас не буду, вы прошли. Послезавтра ожидайте телеграмму с распределением в программу и с билетами в новый город, — после этих холодных и приятных слов все акробаты восторженно закричали и начали благодарить комиссию рукопожатиями, крепкими объятиями, вот только Бугримову все обходили за версту, — А ты, Плисецкий младший, пошли поговорим. Слегка вздрогнув, Юра качнул головой и, торопливо накинув на свои плечи именной махровый халат, приготовился выйти из общей гримёрки следом за удаляющейся дрессировщицей, но вот только Мимино с «высоты"своего жизненного опыта был другого мнения об этой ситуации. Он с широкой и радостной улыбкой обнял хрупкие плечи артиста и чётко, словно без намёка на шёпота, произнёс на ухо Юре слова: — Я слышал, что она любит мальчиков помоложе. Ты там постарайся. — Почему ты в таком неуважительном тоне говоришь об этом человеке? Она —первая дрессировщица хищников в мире и одна из лучших, а ты тут похабщину какую-то несёшь. Скинув со своих плеч руку Мимино, Юра недовольно глянул на этого грузина. Среди спортсменов было мало людей, уважавших данное искусство и любивших его до глубины души; чаще всего сюда приходили неудавшиеся олимпийцы или призёры, что хотели заработать и, кроме физической подготовки, ничего больше не могли из себя представить. Уважать чей-то другой мир и обычаи, они даже и не думали об этом. Для них это только заработок и промежуточный этап, могущий в итоге превратиться в жизнь. — Да-да, она великий артист, но то, что она с мужиками ладить не умеет — это факт. С ней могут ужиться только мальчики- подкаблучники, у которых ещё молоко на губах не обсохло, чтобы спорить с ней. Знаешь, бабе не положено иметь яйца больше, чем у мужика. — Видимо, тебе обидно, что, являясь женщиной, она выше по статусу многих мужчин здесь. После этих слов, Юра, не поворачиваясь к собеседнику, стремительно покинул гримёрную, ведь дальнейший спор продолжать не было смысла. Бугримова уже успела удалиться на второй этаж, в холл для зрителей, что был украшен витражами с лицами известных деятелей циркового искусства и фотографиями. На одной из этих чёрно-белых карточек была и сама артистка, улыбавшаяся так по- девичьи, ещё молодая, она трепала своего любимца за густую гриву, пока тот рычал и морщил свой мокрый нос, как недовольный котёнок. Свет, что спадал с этих витражей, украшал бликами лицо пожилой женщины, но она была не рада сейчас увидеть себя в отражении, ведь возраст делает своё дело, раня её прекрасное лицо бесконечными морщинками, а беспощадный, яркий свет только подчёркивал это. — Извините, что задержался! — громко произнёс Юра, подбегая к заслуженной артистке в одних тапочках и в халате, что скрывал рабочий костюм. — Прощаю, — отчеканила женщина, посмотрев на молодого парня. Она шла впереди, удерживая руки за спиной и таща на своих хрупких плечах меховую мантию, что отлично подходила ей и по характеру и по статному виду. Своей безукоризненной осанкой она олицетворяла в своём образе уже давно мёртвую аристократию. — И что сын дрессировщика забыл среди вольтижей, тем более в групповом номере? — спросила женщина, продолжая медленно шагать вдоль витражей как вдоль чудаковатых картин, отражающихся на её бледной и сухой коже цветными бликами от пронзающего и вездесущего солнца, — Ладно ещё сольный номер, там хотя бы твоё имя перед выходом озвучивали бы, но это… Кошмар какой-то. Вы с ним поссорились? Она остановилась и чуть более тёплым взглядом глянула на парня, что всё продолжал её сторониться, уважительно уводя взгляд в сторону от её сероватых глаз. — Нет, что вы, — произнёс Юрочка, поправляя распущенные волосы за ухо, — Это я всё учредил. — Вот оно как. Юношеский максимализм. В принципе, ты уже как раз в том возрасте, чтобы так себя вести. Надо бы навестить твоего отца. Юра давно уже привык, что его называют не внуком, а сыном Николая Плисецкого. Это было приятно, но моментами это давило похлеще бетонных плит на плечи ребёнка, что должен был не опозорить ни своего родителя, ни фамилию. — Как вам моя работа? Неплохо? — Для группового артиста — отлично. Для сольного — посредственно. Надеюсь, ты скоро наиграешься с этим и уйдёшь в дрессуру, хотя есть у меня один кадр в цирке, ой, он бы и до 50 лет всё совмещал-и жонглирование, и свободу лошадей, но здоровье не позволило. — Вы о Бирюкове?! — Да. Он всё же решил уйти из сольного жонглирования. Я его прекрасно понимаю, сама с 20 лет дальше цирка и гримёрки не выходила, засыпала на местах или во львятнике, пока служащие кормили моих деток. Ох, наверное все Юры такие… Тяжёлые вздохи женщины вызвали лёгкое беспокойство в юном артисте, нервно каксающимся рукава своего махрового халата, что потихоньку впитывал едкий запах духов заслуженной артистки. — Что вы имеете в виду? — Все вы, Юры, врёте сами себе. Думаешь, что поступаешь лучшим образом, но, на самом деле, усложняешь себе жизнь. Поверь, сынок, я всё вижу по твоим глазам. Ты не хочешь быть здесь, ни с этими людьми, ни с этим номером… Так, хватит лирики! — она хлопнула в ладоши и сраузе же, как по щелчку, переключилась на другой мотив в своих словах, — Ты прекрасный артист, тебе только 17 лет, а к 20 годам ты дашь фору не только своему деду, но и мне. Я верю в это. — Спасибо. — Не благодари, лучше улыбнись и беги дальше репетировать свой сольный номер. Он ведь у тебя есть? Конечно же, есть. Иначе бы ты не носил такую гордую фамилию. Слегка поклонившись перед столь важной персоной, имеющей одним взглядом давить и лишать дыхания, так же, как и её едкие французские духи, подаренные каким-то депутатом и приносящие отнюдь не блаженное удовольствие, а самое настоящее удушение. В этом и была вся Бугримова. Холодная и железная леди, ни грамма эмоций на её худощавом лице, а профессии артистки напоминал лишь яркий грим и множество мимических морщин на губах и вокруг глаз. Видимо, так в старости будут выглядеть все артисты: выгорая на манеже без остатка, они будут ходить с вечно грустными глазами, с мимическими морщинами, тоненькой паутинкой обволакивающей их худощавые лица, на которых лишний раз нельзя будет увидеть ни улыбки, ни смешка, а ведь раньше, ещё на древней Руси, живым считался тот, кто умел смеяться.***
Бродя наощупь по уже таким знакомым улицам, Юра попивал горячий чай, что он заварил ещё в цирке, пока все его коллеги продолжали свой скромный банкет. Откуда только деньги на выпивку? Обычно такой вопрос он не задавал этим людям, ведь цирк прокормит, прокатчик* даст денег, а на остатки можно и водку прикупить, а лучше чачу, что привозил Мимино со своей родины. У него, в отличие от всех, была собственная небольшая машина, которую он привёз чуть ли не из Владивостока, почти иномарка. — Как же тихо. Как же, хорошо.— шептал Юра, перемахивая мускулистыми ногами через ограждения у Нижегородского кремля, чтобы присесть на холодный бордовый кирпич. Он словно выгуливал своё уставшее от репетиций тело, что то и дело просило понедельник- выходной, горячий суп и вкусной еды, а не всё эту спартанскую жизнь. Как брошенный в туманной темноте корабль, он брёл на маяк, на сверкающий в вечерних фонарях Нижегородский кремль. Внутри, за пеленой неспешных мыслей и переживаний о будущем, теплилась мимолётная радость: ведь теперь он официально значился артистом, даже трудовую книжку из Москвы пришлют, где филигранным почерком распишут: «Артист воздушно-акробатического группового номера» Не самая почётная надпись, но за слово «акробат» будет прибавка к заработной плате. — М-м-м, что за чудный вид, — шептал демон, присаживаясь по левую руку от своего человека. Юра сидел на краю, словно над пропастью из сотен ступеней, что спускались вплоть до набережной реки Волги, у которой даже вечером рыбачили местные, молодёжь танцевала, а старики играли в шашки, и все смеялись звонко, словно дети. — Кстати, а ты знал, что эта Чкаловская лестница, -самая длинная в мире и насчитывает 560 ступеней. Я это вчера проверял, и у меня вышло около 442 ступени, по правую руку, если что. — Ты ещё и считать не умеешь. — В отличие от тебя, я не гонял стада баранов и коней по горам. — Это ты сейчас к чему? — Отабек с лёгким недовольством глянул через плечо Юры, что с лёгким наслаждением и спокойствием наблюдал за умиротворяющей картиной местной набережной. — Да к тому, что ты отлично умеешь считать только баранов, коней и трупы врагов. Жак-Жак тихо посмеялся над выражением лица своего собеседника, который чуть ли глаза не закатил от столь посредственного анекдота, если его таковым можно было назвать. После короткого смешка и постукивания клыков, демон взмыл в воздух, еле дотрагиваясь до плеч человека своими обожжёнными крыльями, что обтягивала рваная алая, похожая на змеиную, кожа. У хранителя, с левого плеча Юры, появилось страшное желание посидеть на крыше одной из башен, что была покрыта зеленоватой керамическая черепицей, отлично контрастировавшей с красным кирпичом и алым флагом, развивавшимся над административным зданием. Тут можно было с уровня птичьего полета наблюдать за полнотой вод Волги, ощущать прохладный осенний ветер на своих плечах и скалиться от удовольствия. — Может, пора уже заканчивать выгул своего тела и пойти спать? — подумал Отабек, прикрывая человека своим белоснежным крылом от холодных ветров со стороны реки. Он смотрел куда-то вдаль, выискивая на потемневшем небе звёзды далёких миров. Юра ничего не ответил, он лишь поставил жестяную кружку путешественника и с довольным выражением, как кот после еды, продолжил любоваться праздником жизни. В животе были лишь закуски из чёрного хлеба с маслом и немного рыбы, её подарили дрессировщики белых медведей, ведь не каждый год выпускается новый номер. — Не хочешь идти домой? Немного повернувшись к своему ангелу-хранителю, словно заглядывая в эти тёмные глаза, Юра слегка улыбнулся, и этим было все сказано. Он не слышал своего хранителя, не видел его, но каждый раз, когда они встречались взглядами, Отабек был готов поверить в то, что его человек полностью понимает его и слушает, как истинного учителя. Но секундная заминка, что привела в мир грёз и мечтаний, вышла Отабеку боком и быстро вернула его в трезвое состояние: ведь человек за это короткое мгновение, перемахнул своими длинными ногами через ограждение, захватил пустующую кружку и пошёл вниз, по ступеням, словно желал промочить в водах реки свои стёртые ступни. — Завтра с утра погрузка, а значит… Надо зайти на почту, отправить пару телеграмм перед отъездом в Свердловск. Интересно, захочет ли он встретиться? Следуя за своим человеком, как незримая тень, Отабек подслушивал мысли Юры, ведь на лице человека играла лёгкая улыбка, а вот в душе столько сомнений и разочарования. — Ты ещё сомневаешься, хочу ли я с тобой встретиться? Юрочка, поверь, я желал бы предстать перед тобой в человеческом облике, но тогда это усложнит тебе жизнь. Ступая по освещённым ночным светом ступеням, Юра с легкостью в ногах и плечах вышагивал с гордо поднятой головой, как на манеже, словно небесное создание без крыльев. Не хватало слов, чтобы описать прекрасный лик его светлого образа под мерцающим сказочным свечением ночной луны. Его тонкое тело было окутано чёрным невзрачным одеянием, как у театрального актёра во время репетиции, что должно было не привлекать внимание, но эти светлые локоны юноши, что стелились до плеч, и утонченные черты лица, хрупкие, но широкие плечи — все привлекало взгляды прохожих, но это даже льстило юному артисту. Все артисты желали быть в центре внимания, в этом не было ничего плохого — это их природа. Пока они так шагали до самой реки, Отабек то и дело поглядывал на прохожих, что засматривались на белокурого юношу с идеальной осанкой и одиноким видом. В этой гуще танцев и веселья он выглядел как лишнее звено, именно поэтому он отступал подальше ото всей мирской суеты, ближе к реке, что охладит его стопы, милосердно покрывая каждую частичку израненных и стёртых до крови ног. Отабеку было больно смотреть на эти раны от бесконечных репетиций, но он знал, это очень важно для благополучия Юры. Поэтому хранителю следовало прикусить свой язык, покорно склоняя голову перед тем человеком, с кем его на целую жизнь свела судьба.***
Горящий город, окутанный светом растущей луны, вёл своими широкими и безлюдными проспектами до моста, что рассекал Горький на две части. Удивительное место, ведь в старой части находился железнодорожный вокзал и сам цирк, а вот в новой части был сам порт и потрясающий своей красотой Кремль, шествие от которого до самого дома и начал Юра. Можно было и на трамвайчике доехать до стен Кремля, по холмам и рекам, но лишних копеек на проезд не было, да и пешая прогулка — это отдельное удовольствие и романтизм. Как одинокий персонаж, Юра вышагивал по ночному мосту и поглядывал через перила в беспросветную воду, что выглядела пугающе спокойной, словно нефтяное пятно, что замерло в момент, как солнце ушло за горизонт. — Вот бы сейчас идти не одному, а с кем-то. Было бы веселее, — думал Юра, не произнося ни звука, лишь нежно улыбаясь. — Ха, и не говори. Отвечал ангел-хранитель, слегка усмехаясь он смотрел куда-то вниз, на эту нефтяную тяжелую массу, что заменила собой податливую и буйную воду реки. — Главное не прыгай, — прошептал Отабек, глядя на горящие глаза Юры, что смотрели прямиком куда-то в воду, — Но, даже если прыгнешь, я… Юра словно понял эти слова, слегка улыбнулся и, присвистывая, пошёл дальше. На самом деле, он слышал лишь звон сверчков и журчание реки, а слова его ангела-хранителя было сравнимы с шелестом ветра, что как всегда обволакивало тело теплом и согревало до глубины души. — Опять сам с собой разговариваешь? — с лёгким осуждением в своём цепляющем бархатном голосе прошептал Жан-Жак, приземляясь за спиной своего приятеля по соседнему плечу.— Или я тебя отвлёк от увлекательной односторонней беседы? — Я успел подумать, что ты потерялся и больше не вернёшься, — с наигранным разочарованием, Отабек поглядел на улыбчивого демона, облизывающего свои передние клыки. — Нас с тобой, только смерть разлучит, так что не переживай, годиков 10 ещё потерпишь меня. — Проходят дни, года, а ты всё такой же узколобый демон, без грамма фантазии. Разве в аду вас не учат тому, что будь ты хоть князем тьмы, тебя можно стереть в пыль, лишив последнего упоминания о тебе в жизни. Жгучие слова ангела-хранителя лишь заставили демона шире улыбнуться и с горящими глазами покоситься на человека, что мечтательно смотрел куда-то в ночную даль города, горящего ламповым тёплым светом. Вскоре и эти хищные, кровожадные взгляды прекратились с подачи ангела-хранителя, насильно заставившим хлестким ударом своего крыла встать на колени растерянного Жан-Жака. Да, в этот момент он ощутил лёгкое наслаждение, видя как этот демон с растерянным взглядом смотрел на него снизу вверх. — А как же Ваша любимая заповедь: «возлюби ближнего своего»? — оскалив клыкастую пасть, демон произнёс данную реплику, чуть ли не сплёвывая свои же слова от отвращения. — Что-то я сомневаюсь, что эта заповедь может относиться и к демонам, тем более к бывшим фашистам. — И тебе ли меня учить? Вставая с колен, Жан-Жак стряхнул невидимую пыль со своей одежды и недовольно посмотрел на Отабека, что сегодняшним вечером был слишком щедр на эмоции. Пара усмешек — это его лимит на неделю вперёд, так думал до сегодняшнего дня демон. — Ну, — пожимая плечами, ангел-хранитель отвернулся от собеседника и пошёл следом, как тень, за человеком, — По крайне мере, меня не жарили в кипящей кровавой реке, а после не гоняли по знойной пустыне у горящего потока, чтобы быть терзаемым гарпиями и гончими псами. — А ты не задавался вопросом — зачем нужен ад? — Хороший вопрос для того, кто совсем недавно был терзаем за свои грехи в этом подземном царстве. Идти до дома, до цирка, оставалось ещё пару километров. Проходя вымерший ночью рынок, Советскую площадь и пару ветхих деревянных домов, Юрочка наконец дошел до своеобразного парка, скрывавшего за своей густой зеленью святое место для артиста. Вот он уже- купол цирка, ворота для фур, белоснежные колонны у входа и стёртые гранитные ступени, что ежедневно топчут сотни зрителей. Вернее будет сказать, топтали. Сейчас это здание находилось на этапе реконструкции -уже с 1984г начался капитальный ремонт манежа, ветхих помещений для животных и гримёрок, но из-за недостатка финансов проект был «заморожен». Цирк не действовал по назначению, но множество артистов приезжало сюда на репетиционный простой, как и сам юный Плисецкий. Когда же закончится реконструкция этого замка из серого камня? Одному лишь управлению известно. А артистам достаточно и крыши над головой, да хлеба с молоком, ну и, конечно, ещё бы перед публикой выступать, для утоления своего творческого голода.***
Воздух поутру, как нашатырь, приводит в чувство и лишает остатков сна, особенно после бессонной ночи во имя прогулки по паркам и вдоль реки. Пока Юра ещё попивал горячий кипяток, где он щедро размешал два кубика сахара, его коллеги по номеру упаковывали реквизит для перевозки на фуре. Только утром стало ясно, куда же их закинет на первые гастроли. Это Свердловск. Билеты на поезд уже были куплены и распределены между артистами, что немного радовало, ведь после утренней упаковки ещё останется часов восемь до отъезда, а, значит, можно последний раз в этом году пройтись по этим, ставшим родными, улицам. Ох, эта романтика железных дорог, покачивающих тебя, как в колыбели и уносящих как можно дальше от прошлого города, от уже старых знакомых — но это даже лучше, задумчиво прогонял эти мысли Юрочка, осматривая своими светлыми глазами опустевшую гримёрку. — Ну, когда же это всё закончится… — прошептал юный артист, оперевшись плечом на скрипучую деревянную дверь в гримёрке. — Никогда, если ты не потащишь свой тощий зад собирать трапеции с манежа! — прокричал дядь Саныч, готовый кинуть мягкий фиксатор для колена прямо в Плисецкого. Недовольно глянув на руководителя номера, юный артист оставил свою кружку на столике в гримёрке и направился в манеж, что выглядел как обычно прекрасно, не то что репетиционный манеж, вид на который открывался с дальних гримёрок. Некоторые заслуженные артисты специально выпрашивали себе места в том крыле, ведь они могли с удовольствием, попивая кофе, поглядывать на молодёжь, которая, прилежно репетируя, оттачивала из себя следующее золотое наследие цирка. Атмосфера вокруг была опустошенная, особенно, когда все вещи- реквизит, контейнера, уже были погружены в фуру, что тут же выехала с заднего двора цирка, где обычно выгуливали лошадей или слонов, но сегодня все животныхе отдыхали в своих станках, выходной же. Вот и Юра желал отдохнуть, поэтому он отправился на задний двор, где расстилалась зелёная лужайка из золотистых одуванчиков вперемешку с клевером, которые любили погрызть лошади, . Словно засвеченный негатив выглядел этот город под палящим сентябрьским солнцем, готовым начать уходить в закат. Оставалось совсем немного времени, чтобы рассмотреть получше свою гримёрку, ставшую такой родной и уютной, каждый пыльный угол, стёртые деревянные полы, скрипучий матрас, что дарил сон на протяжении пары месяцев. Всё это будет греть душу пару недель, а после забудется, ведь сверху над старыми воспоминаниями, как заплатка на старых брюках, появятся новые, не менее тёплые и ламповые, впечатления из других гостиниц и гримёрок. — А мы не опоздаем на поезд? — ворчал ангел-хранитель, сидя в пустынной гримёрке на обшарпанном кресле. — Да вроде не должны, — отвечал демон, зависая у потолка вниз голой и следя за билетами, что теребил у себя в руках Юра, — У нас отбытие в 18:45 по московскому времени. — Может, подтолкнуть Юру пойти поесть перед дорогой, а то кожа до кости. Совсем исхудал, после того как мы съехали от дедушки. — А мне-то что? — скрестив руки на груди, Жан-Жак опрокинул голову назад так, словно он с помощью дьявольского трюка превратился в летучую мышь с подвижными шейными позвонками, — Если переживаешь за своего человека, то сам обратись в человеческую форму. Или давай заключим контракт, что я смогу по понедельникам питаться его страхами. — О, как мы заговорили. Демон охотно облизнулся, спрыгнул с потолка и приземлился рядом со своим человеком. Он был готов распластаться на коленях у беспечного Юры, что всё изучал билеты, и, скрипя клыками, был готов тут же поглотить душу человека. — Жить надоело? Отчеканил моментально Отабек, да так, что по стенам прошлась лёгкая вибрация, а плечи его невольно стали сутулиться. — Я, хоть и слабее тебя, но будь уверен, без конца ты не можешь бегать за этим человеком, как нервная нянечка. От всего в этом мире ты его не убережёшь. Со сверкающей улыбкой демон потянулся своими длинными цепкими пальцами, что вмиг почернели и обхватили тонкую шейку Юру. Молодой человек лишь на мгновение закашлялся, пока его демон что-то нашёптывал на ушко, но этого мгновения хватило Отабеку, чтобы молниеносно схватить Жан-Жака за одно из рваных крыльев и грубым рыком откинуть в сторону от своего человека, который без лишних мыслей откашлялся и продолжил изучать билет на поезд. — Ха-ха-ха! Да ты похлеще надзирателя в лагере смерти будешь. Солнце, что сейчас скрывалось за тучками, прогревало землю до шороха пожелтевших листьев, что то и дело кидались под ноги людей, желая быть растоптанными и уничтоженными. Всю эту картину происходящего можно было лицезреть через окна в гримёрке, где Юра провёл почти целый день, не считая присутствия на обеде в столовой на втором этаже. Стрелки часов неустанно бежали вперёд, но юный артист совершенно не спешил. До железнодорожного вокзала идти ближе, чем до магазина с выпечкой, поэтому времени достаточно, так думал Юрочка, попивая чаёк рядом с манежем, вприкуску поедая пирожок с картошкой. Цирк был тихим, в выходной день никто не шагал рядом с манежем, максимум в репетиционный и то, ничего серьёзного, лишь небольшая зарядка для тела. — Плисецкий! Ты что это тут гуляешь без дела, да и ещё пирожки хомячишь? — громогласный голос инспектора манежа заставил Юрочку вздрогнуть и невольно поперхнуться сладковатым чаем. — Да так, гуляю, проверяю, ничего ли не забыли, — почти без лишних эмоций ответил Юра, поглядывая через плечо на инспектора манежа, — А вы совсем без выходных работаете? — Есть такое, милок. А разве твои товарищи ещё не пошли на вокзал? — Отсюда идти до вокзала минут 10, так что успеется. Отмахнувшись от мужчины, Юра продолжил разгуливать по закулисью, то и дело поглядывая на пустые углы, где раньше был расставлен реквизит, а сейчас были видны лишь остатки пыли. Так забавно наблюдать, как столь знакомые места пустеют. — Я думаю, нам пора уже идти за вещами и на вокзал, — шептал ангел-хранитель на ухо человеку, неосязаемо уводя его под руку ближе к лестнице, что вела вверх. Юра будто согласился с ним, лишь косо глянул на манеж и, поддавшись теплу в душе, завернул за угол, где находилась лестница к гримёрным. — День скучный, — проговаривал демон, что следовал за человеком, пряча руки в шероховатых карманах своих брюк, — Даже в газетах перестали писать о «холодной войне», о случае в Чернобыле*, а ведь прошло не так много времени, лишь какая-то мелочь мелькает, про каких-то маньяков на могилах. Кстати, забавная штука, что даже после смерти кто-то захочет тебя потревожить. — Как же мне повезло, что в моё время не было таких извращенцев. — Правда? А вы разве не занимались жертвоприношением и каннибализмом? — Нет, конечно же, нет. Мой народ похож на варваров каких-то? — Эмм… Я не силён в истории, но как по мне, кочевники — это ещё те грязные животные. — У нас было почтовое сообщение от Пекина до Киева. Были обязательные водные процедуры, и чистое тело было в культе. В пищу входили благородные породы животных, что были убиты во время охоты. Никаких братоубийств и в помине не было. — Ха, насмешил. Люди, они как черви, едят почти всё, если хорошенько прижмут обстоятельства. Землю, насекомых, мясо людей — это мелочи, в такие моменты ты думаешь о том, как бы не умереть. Обменявшись злобными взглядами, хранители продолжили свой путь за человеком, который уже был готов схватить свой чемодан, уложить кружку в плотный рюкзак и выдвинуться в путь. Главное —не потерять паспорт и не забыть про билеты, любезно купленные государством. — Так, он хоть документы не забыл? Отабек заботливо глянул за каждый уголок уютной гримёрной. У Юры не было так много личных вещей, но все они были разбросаны по квартире так, что захламляли каждый уголок, в особенности длинный столик, который должен был служить для хранения гримерных принадлежностей, но из-за определённых стечений обстоятельств все пошло по другому сценарию, и теперь тут лежала Юрина чистая одежда вперемешку с грязной. Накинув на себя красноватую кофту, уложив паспорт с билетами в карман рюкзака, Юра глянул в зеркало. Надо было бы посидеть на дорожку, но юный артист лишь усмехнулся и уже направился к двери, которая вдруг неожиданно моментально открылась перед ним, а через секунду снова захлопнулась, да с таким треском, что ещё чуть-чуть- и зеркало гримёрного столика полетело бы на деревянный пол. — Что это, мать его, было? — не успев испугаться от данного происшествия, Юра покосился через плечо на закрытые окна, ведь сквозняка не было, — Странно. — Что ты дверью хлопаешь? — недовольно произнёс ангел-хранитель, поглядывая на хихикающего демона.— Ты домовой или всё же демон? — Занудство, да и только. Он пока соберётся, уже второе пришествие наступит. Юра недоверчиво подошёл к двери и медленно приоткрыл её, ведь всё же он не верил в данную мистику, особенно в домовых, хотя периодически у него терялись вещи, двери хлопали, зеркала трескались. Юный артист снова натянул лёгкую улыбку, оглянулся через плечо и тихо произнёс: — Ну, прощай, увидимся через пару лет, а может, больше и никогда. Он захлопнул дверь гримёрной и оставил ключ в замке. Ещё пару мгновений, пару шагов -и юный артист покинет ставший таким родным цирк ради долгой дороги до следующего. Двое суток в вагоне поезда, согревающего сладковатым кипятком и успокаивающего сердце стуком колес о стальные рельсы.***
На часах уже стукнуло шесть часов вечера, а значит оставалось каких-то 40 минут до отправления. Бумагу из школы, где он успел поучиться, Юра благополучно забрал, оставалось лишь добраться до Свердловска, разгрузить реквизит, разместиться в гостинице напротив цирка, а после пойти устраиваться в новую школу. В поездах есть своя романтика, — думал Юрочка; ведь воспоминания о долгих путешествиях с дедушкой ещё теплились где-то в душе. Например, вот когда едешь на закате, лучи попадают на поезд, пробиваясь сквозь занавеси окон, оставляя свои пламенно-оранжевые и преломленные следы на стенках купе и на теле, слегка ослепляя до солнечных зайчиков перед глазами. Легкий ветерок залетает в вагон, чтобы разбросать все листы тетради по вагону и, потрепав тебя за волосы, убежать обратно в окно, оставив после себя полный беспорядок. Вид из окна хоть и скуден, но ты все равно не можешь оторвать взгляда и продолжаешь смотреть на одинаковые и шаблонные с виду, но единственные в мире леса, поля и маленькие деревни, думая о чём-то, погружаясь в мысли всё глубже и глубже. Как страшная тень, Жан-Жак нависал над человеком, заглядывая ему прямо в глаза, что были устремлены куда-то вверх, ближе к потолку, украшенному узорчатой мозаикой. Демон улыбался, пока ангел-хранитель недоверчиво поглядывал на своего соседа по левую руку. — Поезд на Свердловск отправляется с пятого пути! Время отправления 18:45! — дотошным голосом выговаривала девушка по громкоговорителю. Столь писклявый и неприятный голос мог заставить протрезветь даже лютого пьяницу, что уж там говорить о мечтательном юноше, что сидел в обнимку с рюкзаком и с чемоданом в ногах. Но вот Юра резко очнулся, потрепал себя по волосам и, встав, тут же потащил за собой чемодан, то и дело поглядывая на ларьки с вкусностями, стоившими здесь на пару рублей дороже, чем в магазине через дорогу. — Ваш билет, — отчеканил охранник, что пропускал пассажиров на платформу. Глупая система, подумал Юра, ведь без билета не пустят в вагон поезда, так зачем повторно ещё перед платформой его спрашивать. Но система такова, что проще покориться и молча выполнить указание охранника, нежели оспорить. Юра немного порыскал в своём рюкзаке, но не обнаружил там билет. Немного нахмурившись он пошире приоткрыл свой рюкзак: паспорт был на месте, а вот билет куда-то исчез. Без лишней мысли Плисецкий отправился обратно к месту, где он успел слегка вздремнуть, вдруг там обнаружится билет. — Ведёшь себя, как ребёнок, — произнёс Отабек, покосившись на статного военного со светлыми волосами и голубыми глазами, что был на целую голову выше самого ангела-хранителя, — У тебя какие-то комплексы? Зачем выбрал такой образ? Коварно усмехнувшись, Жан-Жак в человеческом образе лишь похвастался перед невидимым существом билетом Юрочки и отправился на прогулку по вокзалу, постукивая тяжёлыми ботинками по кафельной плитке. — Я слегка проголодался, поэтому перекушу его лёгким страхом, — шептал военный, поправляя свою идеальную укладку. Не успел демон дойти до буфета, как ощутил обжигающее прикосновение к плечу, что плавило кожу да и сдавливало до треска человеческие кости. — Кто-то недоволен? — промурлыкав, демон обнажил свои мерзкие клыки. — Какой же сумасшедший ангел мне достался! Перед демоном предстал второй хранитель, сбросивший с себя облик святого и обратившийся в человека, лишив себя на этот момент крыльев и неосязаемого лёгкого образа. Белоснежное бархатное одеяние, что достигало пола, было заменено на простую человеческую одежду- тёмные джинсы и тёплый вязаный свитер. Лицо Отабека было всё также каменно- спокойным, лишь нездоровый блеск в тёмных глазах грозил демону расправой за данную шутку. — Товарищ военный, вы случаем не видели тут билет на Свердловск? — послышался негромкий голос Юры, который стоял за спиной своего ангела-хранителя. Жан-Жак тут же спрятал свои нечеловеческие клыки и покосился на Отабека, что замер, как каменная статуя, поглядывая куда-то по сторонам. Ситуация была до боли волнительной, особенно для хранителя человека с правого плеча. — Товарищ военный! Голос Юры стал громче, ведь юный артист уже закипал и недовольно прикусывал язык, пока его хранители растерянно смотрели по сторонам и подбирали слова. — Эм-м-м, товарищ, нет, не видел, — отчеканил с хитрой усмешкой Жан-Жак, — Но вот этот мужчина что-то хотел мне сказать, вроде бы про найденные билеты. Подмигнув своему вечному собеседнику, демон удалился, оставив окаменевшего Отабека с билетом в руках. Юрочка же, с пламенными от счастья глазами, обратился к своему хранителю, но в ответ не услышал ничего, кроме тишины, как от глухонемого. — Извините, вы глухой? — поинтересовался артист, прикоснувшись к плечу Отабека; тот моментально вздрогнул и посмотрел на тоненькие пальчики своего человека, что цеплялись за его острое плечо, — Вы нашли билеты до Свердловска? Нервно сглотнув накопившуюся слюну, Отабек медленно повернулся к своему человеку и с совершенно безэмоциональным лицом протянул ему тоненький билет, на которых были пропечатаны все данные юного Плисецкого: от фамилии до места окончания пути. — О! Вы- мой спаситель! Огромное вам спасибо! Без доли смущения и стеснения, Юра обвил тонкими руками шею своего хранителя и крепко обнял, да так, что Отабек моментально выпал куда-то в астрал, пока демон всё стоял поодаль, еле сдерживая смех. — Да не стоит, я же обещал оберегать тебя, Юр. Эти слова, произнесенные вслух без доли раздумья, заставили Юру отпрянуть от хранителя со словами: — Что вы только что сказали? Откуда вы знаете моё имя? Жан-Жак покинул свой новенький человеческий облик и моментом подлетел к бедному ангелу-хранителю, который всё притворялся камнем, все глубже погружающимся от безвыходной ситуации в пески. — Соври, — шептал демон, — Скажи, что знаком с цирком и с фамилией Плисецких. — Да не буду я врать, — ответил Отабек вслух, заставив Юру ещё более недоверчиво нахмуриться. — Ой, дурак! Совсем котелок не варит, — прошипел демон, облокотившись на широкую спину ангела-хранителя. — Хорошо, что вы не будете врать. Так откуда вы знаете меня? Следите за мной? — Нет! Что ты, я не слежу за тобой, — быстро ответил Отабек, поглядывая на демона, что то и дело скалился от смеха, — Да и зачем мне следить за своим старым знакомым. — Старым знакомым? Совсем брехня какая-то. Нет у меня среди знакомых казахов. Один только грузин есть, и его мне по уши хватает. — Юра, разве ты не узнаешь меня? Хотя да, мы же с тобой виделись последний раз 10 лет назад, и ты был ещё мальчиком. Ангел-хранитель, слегка улыбнувшись, прикоснулся к тонкому плечу человека, потихоньку вспоминающего своего старого знакомого, которому он до сих пор из каждого города отправлял телеграмму с открыткой. — Отабек? — недоверчиво произнёс Юра. — Да. Я так сильно изменился, что ты меня не узнал? — Да-а, такого, как ты, не забудешь, — бурчал демон, то и дело поглядывая в чистые и наивные глаза их человека. — Да ты… вымахал, если скромно подметить, — отведя свой недоверчивый взгляд в сторону, Юра ещё раз косо глянул на парня, что точно был на голову выше его, — Если честно, узнать в тебе того юного мальчишку тяжело. — Не могу тоже самое сказать про тебя. На мгновение они снова встретились взглядами, и Юра был готов поклясться: в этих темных, как ночная вода, глазах читалось тепло. Словно взгляд родного человека, искренне радовавшегосяся их встрече. — Поезд на Свердловск, отбывает через 20 минут с 5 платформы! Повторяю, поезд на Свердловск… Противный и отрезвляющий голос из рупора заставил Юру выйти из легкого транса, в который ввели его темные глаза напротив. — Это же твой поезд? Я думаю, тебе пора бежать на него, чтобы не опоздать, — хранитель лишь слегка приподнял кончики губ и тут же отвёл взгляд в сторону, — До следующей встречи, Юр. — С…Стой! А ты сейчас куда едешь? Разве, разве ты не живешь в Свердловске? — Живу, но сейчас нужно было отъехать по делам. — А когда вернёшься, мы ещё с тобой увидимся? Мы же толком и не поговорили. — Да, Юр, конечно же увидимся. — А когда? — Когда? Хммм, это всё будет зависеть от судьбы. Недоверчиво нахмурив брови, Юра все же протянул руку хранителю. Он не желал уходить без дружеского рукопожатиях, ведь столько было отправлено писем и телеграмм тому, кого он бы не узнал при мимолетной встрече на улице. — Раз так, то до скорой встречи, — юный артист расплылся в искренней улыбке в тридцать два зуба и со сверкающими глазами продолжил свой короткий монолог, — Ведь я хочу увидеть тебя на премьеры программы в твоём городе. — Раз приглашаешь, то я обязан быть на твоем дебюте. — Ну это фактически не дебют… Юрочка не успел договорить свою реплику, так как ощутил столь знакомое тёплое прикосновение к руке, что прогревало до самого сердца и легких. Отабек кивнул, ещё раз скромно приподнял кончики губ, словно пытался улыбнуться, а после просто растворился в толпе людей, спешивших на посадку в вагоны поездов. — Эта мимолетная встреча, как истинная судьба, — задумался на миг юный артист, а после, подхватив свой чемодан, он на всех порах побежал к платформе, ведь место его не займут, а вот уехать без него вполне смогут. Город засыпал под стук поездов и топот ног прохожих, спешивших разойтись по домам. Дневная суматоха улеглась, как и Юрочка, что неспешно расправил свою верхнюю узкую полку с белоснежным бельём и перьевой подушкой. Для кого-то путешествие на поезде — это одно из ярких событий в серой жизни, а для кого-то это полная противоположность. Вот и Юра уже не испытывал диких эмоций от столь привычного для него путешествия. Он желал поскорее уйти в мир грёз, но в уставших глазах всё всплывали последние моменты от неожиданной встречи с тем, кого он повстречал на этом тривиальном одноэтажном вокзале.