Поэма о мёртвом ангеле.

На небе только и разговоров, что о море… Столько миль в пути и сколько еще впереди, это уже не имеет значения. Гаснет розовый отблеск огня, отражавшийся в морской гавани обычного портового городка. Засыпают люди в таверне, навечно провонявшей рыбой, плесенью и рвотой вперемешку со спиртом. Двое в отличие от других еще не спали. Седой бармен промывал глиняные кружки в солёной воде и поглядывал на мрачного путника в черном плаще. Из-за объёмного одеяния он казался человеком без лица, но кожаный мешок, наполненный серебряными рублями, свидетельствовал о его приличном состоянии. Образ этого немногословного гостя вселял холодный ужас в бармена, чьи руки дрожали то ли от холода морского, то ли от отяжелевшего воздуха вокруг. Тусклый свет свечей и керосиновых ламп не грел, вино в кружках быстро осушалось, словно не человек сидел перед ним, ведь даже пропитого моряка эта перебродившая смесь, цвета Анчана, пробивала со второй кружки, а тут хоть всю бочку прикати, гость будет сидеть и не шелохнётся. Незнакомец опрокидывал дешевое пойло в себя, словно воду, стакан за стаканом, пока в дрожащих руках, покрытых шрамами, сверкала серебряная монета, что так и притягивала взгляды окружающих. — Отец. Ещё вина. — А ты расплатиться-то сможешь? Столь нахальный ответ бармена заставил гостя бросить на стол серебряную монету, что сверкала ярче второго солнца. Все звуки мигом утихли, а местное рваньё и бедняки сглотнули своё дешевое пойло. — Расплачусь сполна. Ты только подлей. Бармен заулыбался до кончиков усов, именно этого он и ждал, когда знатный гость начнет раскидываться серебряными монетами нового образца. С усмешкой поправив свою бороду, что щекотала ему выпирающее пузо, мужчина забрал серебряный трофей и покорно налил ещё дешевого пойла в деревянную кружку, выдавая этот напиток за благородное вино. — Вижу тебя в городе не первый день. Зачем прибыл, а, путник? Поинтересовался мужик, забирая опустевшую кружку из рук гостя. Но гость молчал, лишь немного головой покачал. Из-под капюшона виднелись кончики волос, что словно желтые лепестки одуванчика трепетали от каждого тяжелого вздоха путника. — Из далеких мест, смотрю. Продолжил седой мужчина, ставя перед гостем очередной керамический бокал, наполненный до краев веселящим напитком. .Пробирающий до костей холод сентября обволакивал душу, а ведь недавно еще сверкали лучи летнего солнца, моряки, работая на палубах своих суден, обгорали в мгновение, и каждый из них был похож на сожжённый сухарь. Пока бармен погружался в свои мысли о приходящей осени, усталый путник произнес: — Вы там не были, оно и к лучшему. Бармен невольно вздрогнул и в очередной раз посмотрел на путника с удивлением. Его светлое, ухоженное лицо напоминало фарфоровые лица знати, выразительные, словно зелёные изумруды с красными прожилками, глаза выделялись в ночи, а тёмные густые брови украшали лицо, казавшееся мужественным благодаря тёмной, трёхдневной щетине. Он выделялся на фоне всех матросов, путников, оборванцев и алкашни вокруг. Словно небесное создание с полотен картин итальянских художников, спустился этот мужчина, с голосом холодным и взглядом умиротворяющим. От вида его мурашки волнами поднимались на коже, но престарелый бармен лишь усмехнулся. Не его дело выпытывать тайны из уст путника, его дело маленькое-забрать побольше серебра из кармана незнакомца. — По акценту чувствую, что не местный, а по светлым волосам могу предположить, что сибиряк или повидавший смерть. — Отец, по волосам не суди меня, ведь я повидал на своём пути и то, и то. А сейчас я в поисках того, чего нет. — Такой молодой, а говор да и сердце старика. Что же повидал ты, малец? Приподняв свой подбородок, гость пустыми глазами посмотрел на бармена. Лицо и вправду было молодое, небольшие шрамы на щеках, но они только красили светлые черты лица мужчины, чьи пересохшие губы невольно подрагивали от прикосновения с винной кружкой. Этот поразительный мир забирает лучших, не зря же демоны утаскивали моряков все ближе ко дну. Путник помолчал, а скрипучая дверь снова поддалась натиску крепких рук, и в сумрачный, освещенный свечами бар вошли пятеро новых улыбчивых лиц, завсегдатаев таверн. Собрав все свои пожитки в небольшие свертки, надев новенькие сверкающие белизной мундиры, эта группа мужчин заскочила за свободный столик и весело продолжила травить похабные шуточки, но,.словно по щелчку автомата, они переключались на тему Балтийского моря и флота, под чьим флагом они и рассекали эти водные глади. Флот Петра 1, вот что бросалось в глаза. Юные лица, улыбки до ушей и безукоризненные мундиры. Они еще не видели всех ужасов войны, поэтому их глаза были яркими и чистыми, особенно у одного юнца, чьи седые пряди волос выдавали в нем старца, а ровные черты лица наоборот, говорили о беззаботной молодости. Глядя на столь прекрасного юного моряка, путник и сам не заметил, как пристально просверливал в нем дыру, а тот лишь звонко смеялся со своими коллегами по флоту. — Игорь, дай нам как обычно! Звонко произнес парень с седыми волосами и стукнул серебряной монетой по столу, где вот-вот разольются капли перебродившего вина. Лицо было белым, как молоко, даже не верилось, что он моряк, а безымянный путник всё наблюдал за этой безмятежной улыбкой на лице юнца. Он повидал многое на своём пути, от льдов на севере до жары юга, он видел как умирает на руках жизнь и как лживо текут слова с языков бывших друзей, но никогда ещё не видел столько огня в глазах. — Здравствуй, путник. Заговорил безымянный гость в темной накидке, скрывая свои изумрудные глаза от юного моряка, что только подошел к бармену за пойлом для друзей. — Ну...Здравствуй тоже. Без грамма какого-либо смущения ответил юнец и крепко схватился за рукояти тяжелых кружок. — Дойдёшь ли ты до конца своего пути, что ведет лишь во мрак? Молчание было сравнимо с духотой перед дождем. Седой бармен скромно потупил взгляд и, похлопав по плечу юнца с седыми волосами, извинился за усталого путника, что вселял холодный ужас. — Виктор, не серчай. Этот путник уже выпил у меня бочку вина. Он не в себе. Лучше иди, повеселись, у вас же на рассвете отбытие в следующий город. Яркими глазами, словно небеса запечатлели своё отражение в этих глазах, Виктор глянул на незнакомца и, слегка улыбнувшись, произнес: — Обязательно дойду, другого выбора у меня нет. Кулаки были сжаты, кружки с вином невольно подрагивали, от этого на лице незнакомца растянулась довольная улыбка. Давно он не разговаривал с живой и юной душой, столь бесстрашной и безрассудной, как та, что стояла напротив него. — Приятного вам вечера. — И вам, Виктор, — протянул незнакомец своим хриплым голосом и сделал финальный глоток этого пойла, прежде чем встать из-за стойки, — Надеюсь, ваша завтрашняя морская прогулка не закончится потерями. — Чтобы вы там ни пророчили нам, я все равно знаю, что все из наших дойдут до конца и вернутся к женам. Вы главное уходите, чтобы я мог помолиться за вас. — За меня-то зачем? Юный моряк лишь усмехнулся, вручил каждому своему другу по кружке и больше не разговаривал с незнакомцем, что был для них пьяным безумцем. Таких много, по одному уж точно в любой таверне найти можно было. В их словах не было правды, об этом знал каждый из моряков, ведь их путь уже был почти завершен, на задворках этой ночи маячил эпилог всего пути, что означало одно: скоро домой. — Ты, видимо, выкинул свой страх за палубу. Похвально, — хрипя, произносил незнакомец, укутываясь поплотнее в свой тонкий черный плащ.— Твой затерянный ориентир всё так не сбивался? Незнакомец прикоснулся к плечу сидящего моряка и тут же оказался один на один со скрытой агрессией того, кто так ярко смеялся всего пару минут назад. Одного касания кителя хватило Виктору, чтобы мигом вскочить со своего скрипучего стула, оттолкнуть от себя безумца и встретиться с ним лицом к лицу. Капюшон упал на плечи, и лицо безымянного гостя обнажилось перед всеми немногочисленными присутствующими. — Виктор, успокойся! Крикнул кто-то из друзей юного моряка, хватая парня за плечи, словно разъяренную собаку перед укусом, но Виктор уже и сам не желал продолжать эту стычку, ведь перед ним стоял не очередной разбойник, безумец, а просто какой-то иностранец. Виктору повезло, что он не был безумно пьян, как тот незнакомец напротив, чьи изумрудные глаза лишали его слов. Звон в ушах и улыбка, вот что отпечаталось в голове Виктора, за плечи которого цеплялся второй моряк, пытаясь утащить его подальше от незнакомца. — Ты хочешь мне что-то погадать? Уже более спокойным голосом произносил Виктор, смотря на этого усталого путника, от созерцания которого мурашки пробегали по его юному телу. Говорят, от подобного холодного взгляда могут замертво падать птицы, но юный моряк стоял стойко, словно оловянный солдатик. — Хорошо, погадай мне, когда там мой час, когда колокола зазвонят и по мне. Улыбка стала шире, а в глазах путника промелькнул нездоровый блеск, сравнимый с алым пламенем. Он не носил на шее крест, он был далек от Бога, как и любая другая гадалка, что пророчила людям смерть и сама постепенно умирала. — Я знаю, что тебя ничего не берет- ни вино, ни нож бандита, ни пуля врага. Но, когда пламя обожжет твою руку, а море окрасится в цвет крови, мы с тобой снова встретимся, тогда ты снова спросишь: «Когда ж настанет мой час? Я же прошёлся по черепам врагов, я одолел Богов морей, прошёл сквозь их ураганы и бури, потерял любовь юности, вкусил чашу власти, но всё ещё жив. Когда ж и по мне зазвонят колокола? «, а я промолчу. Ведь человек, узнавший свой час и причину своей смерти, сам на себя беду и наведёт. Ядовитые слова убивали огонь в глазах юного моряка, но после речей безумца Виктор лишь тихо посмеялся. Виктор не был тем, кто так просто принимал росчерки судьбы, особенно из уст незнакомца. Казалось, путь уже почти завершен, он так долго ждал окончания этой войны, и скоро всё подойдёт к своему финалу, а тут очередной пьяница с набитым деньгами мешком пророчил ему печальное завершение. — Ну, что, путник, дойдёшь до конца или сбежишь? — Да пусть хоть небеса разорвут меня, я дойду до конца! — Как знать, как знать. Отвага этого юнца была бесконечна, и путник заулыбался, словно вино впервые ударило ему в голову. Изумрудные глаза этого странного пришельца в очередной раз засверкали, он накинул на свою голову капюшон и, не попрощавшись, вышел из бара. Вечер был испорчен, и ни одно пойло уже не подняло бы настроение моряков, что, словно завороженные, ничего не могли ответить этому мрачному посетителю. С этого момента зловещий путник стал являться кошмарами в глазах Виктора, словно страшная тень шарахалась, двигаясь за плечами парня и дыша с ним в унисон, но всё это было не сразу, а сейчас наступил долгожданный рассвет, с первыми лучами которого моряки собирались у своих кораблей. Стоя на палубе и лениво позевывая, Виктор с безграничной любовью в глазах наблюдал за рассветом и за огромным горящим шаром, медленно поднимающимся из-за горизонта и прогоняющим эту жуткую тьму, пробуждая людей ото сна. Теперь не страшно начинать своё долгое плавание по волнам, утопая горе и печали в вине и волнах, что сродни с шелестом листвы успокаивали душу. Тело, словно забытая лодка, невольно покачивалась в такт волн, но всё это уже не замечалось, как и общая суматоха перед отплытием, а именно: проверка провизии, закатывания ядер для пушек, набор бочек с вином и воды, проверка шлюпок и канатов, что словно змеи обволакивали это величественное судно от кормы до капитанской палубы. — Долгий путь нас ожидает, — приятель по палубе развернул широкую карту перед глазами Виктора и, поправив свои усища, усмехнулся. — Отплываем от Риги и до Гельсингфорса, о-ох, — протяжно протянул усатый мужчина и почесал свои лысые виски, что скрывались под остроконечной шляпой, — Путь долгий, очень долгий, а после нас ожидает… — Боже, я знаю, — наблюдая за рассветом, Виктор провел ладонью по шершавому штурвалу, — Флот под началом Боциса уже почти прибыл туда, а это немного-немало 10 кораблей, остальные двое в пути, как и мы. Трещина в раю, трещина в сердце и ощущение, что все эти спокойные виды могут вмиг рухнуть, утаскивая за собой в бездну всё человеческое спокойствие. Но ничего страшного. Море могло пугать, настораживать, но не Виктора, что с улыбкой на лице и уверенностью в сердце наблюдал за всеми будущими и пройдёнными милями пути. Затерянные ориентиры, разбойники, враги, шторма, всё это не страшило, ведь у него есть верные люди и корабль «Полтава», первый корабль, выстроенный русским мастером и имеющий в своем арсенале 50 пушек. Ох, уж эти пушки, что звенели в цепях, трещали, разнося в щепки корабли противников. Почти всю поверхность кормы покрывала резьба высокого рельефа, выпуклого изображения с великой историей. Построение всей кормовой композиции было зеркально-симметричным: все скульптуры и другие элементы декора повторялись дважды. В центре верхней части композиции находился овальный картуш с названием корабля, а обрамляли его пальмовые ветви. Кроме этого, на картуш опирались полулежащие фигуры двух сирен с венками, что трубили в трубы. По сторонам лоджии были расположены две фигуры Георгия Победоносца, дальше них к краям располагались две фигуры падающего греческого Бога. На барьере балкончика во всю его ширину был расположен двуглавый орёл, который держал в клюве и в лапах карты четырёх морей. Значительность этой фигуры подчёркивалась тем, что она была помещена на самой выступающей плоскости кормы, где скрывалась капитанская каюта. Нарядный линейный корабль и вправду являлся одной из жемчужин флота Петра Великого, и сам царь гордо и неоднократно об этом упоминал. Поправив свой белоснежный китель, Виктор глубоко вдохнул этот просоленный воздух и с непоколебимым взглядом четко и громко произнес: — Поднять паруса! Отплываем! Белый свет сталкивался с морской пеной и отталкивался от линейного корабля, чьи паруса почти сливались с парящими облаками. Казалось, что их судно воспарит и уйдёт за горизонт, на тот самый край света, где в конце безумного пути ждет не бой, а мирная земля. — Душно, да птицы летают низко. Дождь будет, а, может, и шторм будет. Косо поглядев на своего приятеля с витиеватыми усами, что словно два хвоста гордо смотрели вверх и скрывали верхнюю губу, Виктор слегка расслабил пуговицы на кителе и достал серебряный крест. Прислонившись губами к кресту, тихо, почти невнятно стал молиться, вкрадчиво прося благословения у Бога, прося о победе в бою, о поражении врага, о долгой жизни и, конечно же, о возвращении домой. — О, просишь о спасении того, кто не слышит? Лучше бы своих императоров просили бы о прекращении геноцида среди своих же. Всплеск волн схлестнулся вместе с шелестом ветров и родился некий голос, чарующий и пугающий, что ласкал бледную шею моряка и его плечи. Вздрогнув и словно скидывая чью-то руку с левого плеча, Виктор обратил свой взор назад, но там никого, только волны и теряющийся за горизонтом причал тихого городка. Усатый помощник причмокнул языком, скрутил карту и отправился вниз, поближе к матросам. До безумия ещё рано, так посчитал Виктор, панически выискивая источник этого человечного шелеста за плечами. Едва ли можно было ощутить прикосновение ветра к своим плечам, как и присутствия какого-то постороннего. Этот пристальный невиданный взор заставлял то и дело оборачиваться, чтобы сталкиваясь с хрупкой реальностью рассыпаться, то ли от разочарования, так как никого не было, то ли от ожидания всё же кого-то узреть. — Ты ищешь меня? Рановато. Шум стих, а вместе и с ним плеск волн за бортом. Пристальный взор Виктора упал на сгустившиеся тучи, что вот-вот дойду и до их корабля. Некуда бежать, маршрут один, но подобные тучи никогда не будут пугать моряка, а иначе, какой смысл вообще был вступать на эту деревянную палубу, чтобы бояться? — Что-то утро не доброе. Прокрутив немного штурвал, Виктор перевёл свой светлый взгляд на команду матросов, что так спокойно переговаривались и шутили. День будет трудным, но так не хотелось нарушать столь приятные улыбки на лицах своих товарищей. Пока Виктор всё обдумывал дальнейший сценарий событий, его плечи невольно покалывали, а в груди что-то ныло, словно нерв защемило. Рановато испытывать подобную боль, особенно после всего-то одной ночи в местных барах. Небо в красивых тонах переливалось бирюзой и отражалось в буйных водах, которые разрезались линейным кораблём. Закрывая глаза, Виктор с облегчением вдыхал этот морской бриз, ложившийся бальзамом на его легкие. И, открывая глаза, словно под розовыми линзами, так и хотелось кричать об этом поразительном мире, что служил домом для сотен миллионов людей. — Что-то вы сегодня крайне задумчивый. Протяжно протянул один из юных матросов, что, накручивая веревку через локоть, мастеря тем самым плотные петли, что одним легким движением можно было бы распустить. Виктор с лёгкой улыбкой посмотрел на этого юношу, что был не старше и не моложе его самого, такой же яркий индивид на палубе, что только недавно прошел обучение и сразу же был отправлен в Балтийское море на некую войну. — Миша, не думай по пустякам, я просто засмотрелся на темные облака впереди. — О! Вы об этих тучах? Пф-ф, когда это вас волновало. Звонкий смех разнесся по палубе, и на душе стало легче, ведь малец с обгоревшими руками был прав. Матрос в белоснежной форме был одним из самых жизнерадостных людей на судне, это было видно за сотни метров, особенно его почти шоколадный загар и выгоревшие каштановые волосы. — Да, ты прав, — Виктор еще немного повернул штурвал и посмотрел по сторонам, — Знаешь, путь не близкий, поэтому лучше все веревки скрути и ядра проверь в пушечном отделении. Улыбнувшись, Михаил поспешил со своими веревками вниз по ступеням, но громкий кашель Виктора его остановил, словно капитан поперхнулся несказанными словами. — Эм, Миша, чтобы нас не ждало впереди, всегда улыбайся. Виктор хотел бы продолжить и добавить: «Возможно, завтра нас ждет конец», но промолчал, а юный матрос лишь снова заулыбался до ушей. Они разошлись и Виктор снова остался наедине со своими мыслями и с массивным деревянным штурвалом. Проплывая милю одну за другой, пейзажи не менялись — одна вода по кругу и где-то за горизонтом проглядывалась суша. Такое однообразие пейзажей вгоняло в тоску и некий транс, вот только каждый всплеск волн отражался блеском в глазах капитана. Так и проходили часы на этом судне. Небо темнело быстрее забродившего вина, но погода была спокойна, лишь резкие порывы ветра при умелом маневрировании помогали ускорить путь линейного корабля, и это не могло не радовать. Теплящийся ужин в железной миске стоял в ногах у Виктора, пока тот осушал очередную бутылку вина, не отходя от штурвала. Если бы не усатый картограф, так бы Виктор и остался стоять у штурвала на своих двоих, даже не шелохнувшись под порывами ветра и не перекусывая, ведь его подпитка была: алкоголь да вода. — Эх, юноша, ты бы следил за своим здоровьем, — осуждающе произносил картограф, удерживая штурвал двумя руками, — Ты сегодня совсем ничего не ел, только пил. — Аппетита нет, — присаживаясь на прохладные доски, рядом со штурвалом, Виктор без доли интереса покрутил бутылку в руке и усмехнулся, — А вот тяга к алкоголю наоборот усилилась. — Я слышал, что если человек неожиданно проявляет тягу к какому-то яду, значит его душу начинает пожирать демон. Хочешь помолиться или выпить святой воды? Обманчивое отражение звездного неба в глазах Виктора сверкало, а в руке всё так же крутилась бутылка. В этой страшной ночной пустоте, находясь между небом и морской бездной, юноша улыбался из вежливости своему приятелю по палубе, пока тот скрупулёзно вымерял каждый диаметр на карте, сверяясь с путеводными звёздами. — Пойду вздремну. Разбудить не забудь. Ветер гонит в спину, подгоняя Виктора побыстрее встать с холодных досок и направиться к капитанскую, где на скрипучей кровати можно было бы вздремнуть. Усатый картограф с состраданием посмотрел в спину усталого и пьяного капитана, что то и дело покачивался в такт кораблю на волнах. Пока Виктор скрывался в темноте своей маленькой обители, а именно в капитанской каюте, такой маленькой и уютной, где с одного щелчка спички зажигалось короткая свеча, освещающая лишь кровать, да письменный столик, а большего и не надо. Одна кровать, столик, прибитый стул и маленький шкаф, что хранил в себе лишь пару вещей и запасную парадную форму, что стоило надеть только после победы в Финском заливе. На столике валялись не раскрытые письма из дома. Дотронувшись до них ладонью, Виктор с пустеющими глазами достал тонкий нож и вскрыл одно из писем, имевшее розоватую печать. Письмо от любимой, это легко можно было прочесть по нежному женскому почерку и разгоревшимся глазам парня. Её осколки фраз в письме были лишь лишним грузом на плечах капитана, но Виктор с удовольствием продолжал перечитывать очерки от любимой, отправляя в ответ весточки о том, как будет прекрасна жизнь после войны. Густая тень от свечи снова нависла за спиной Виктора и с любопытством заглядывала через плечо светлого юноши, чьё лицо слегка покраснело, то ли это был ожог от палящего дневного солнца, то ли легкое опьянение. Боль в висках заставила юношу бросить это письмо обратно на стол и, оставив там пустеющую бутылку, лечь на кровать да так, что ботинки пришлось снимать уже в постели. — С тобой я точно не умру с голоду,- прошептала тень. Шелест свечи доносился до ушей Виктора, что словно как в бреду прикрыл лицо подушкой и старался уснуть, пока чей-то голос продолжал стучать по вискам. Это незримое сумасшествие началось, как только он повздорил с молодым путником, что предсказал ему столь яркий и скорый финал. — Виктор, твой ангел-хранитель такой добрый и храбрый. Сразу видно, в кого ты такой вырос. Дикий кашель сорвался с языка, разрывая гортань с привкусом горечи и желудочного кашля. Перевернувшись на живот и опустив голову с кровати, Виктор наблюдал сонными глазами картину своего бреда, где чёрное нечто пожирало некий свет, и на этом свеча угасла, а лёгкие с надрывом продолжили кашель. Всё здоровье словно покидало тело, а звонкий голос снова запульсировал меж висков. — Видимо, пойло испортилось, — отхаркивая противный привкус на языке, Виктор снова завалился на подушку и с широко раскрытыми глазами посмотрел на некое существо с яркими, изумрудными глазами, которое стояло прямо над ним.— Точно испорченное пойло. — Ты так прекрасен, когда подавлен. Веки тяжелели, а улыбка сама невольно замерла, боль утихла, виски больше не пульсировали, а густая тень прилегла рядом, плотно прижимаясь к ещё теплому телу капитана, что окунулся в долгожданный сладкий сон. Жуткий вой ещё протискивался сквозь щели в корабле, но все они утихали рядом с юношей, словно пугливо убегая обратно, видя того, кто охранял сон седовласого юноши. Тень же в свою очередь, сохраняя эту охрипшую тишину, приглаживала непослушные волосы парня, что напоминали серебряные нити, аккуратно обстриженные вокруг ушей. Побледневшие черты густой тени склонились на грудь капитана, внимательно вслушиваясь в ритмичное сердцебиение, что успокаивало и вводило в некий транс. Быть живым — божественный дар, что так безжалостно забирают в самый ненужный момент, ведь истинно великие люди должны ощущать великую боль, об этом прекрасно всем известно. Едва дотянувшись до серебряного креста на груди юноши, тень вздрогнула и немного отпрянула. — Четверть века я был направляем «им», и вот к чему это привело. Хочешь верить в Господа? Вот и зря, что веришь в святую ложь. Топот эхом доносился до ушей Виктора, казалось что какое-то стадо коров пробегало рядом с ним, поднимаясь то вверх, то так же стремительно падая куда-то вниз. Это мешало, но когда дверь в его покои звонким треском открылась и ударилась об стену стену, Виктор не смог продолжить дремать. Он резко вскочил и достал короткий нож, что прятался у него под подушкой. На пороге, весь мокрый и напуганный стоял тот самый загорелый юный матрос, что с дрожащими коленями еле мог устоять во время качки корабля. — Что происходит? — обеспокоенно произнес Виктор, пряча нож обратно под подушку и покачиваясь, он направился к матросу, чьи синие дрожащие губы ещё что-то бормотали, — Эй, Миша, что я тебе говорил, всегда… — Там… Там шведы и…и…и Заикаясь говорил парень, придерживаясь руками за косяк двери. Без доли какого-либо страха, Виктор мигом раскрыл свой шкаф, достал из-под парадной формы саблю и петровскую фузею*, что он вместе с мешочком пороха вручил матросу. — Когда порох намокнет, используй как штык. Отчеканил Виктор, натягивая свои плотные сапоги до колен и застегивая портупею на груди, что удерживала саблю на поясе и саму сумку с патронами. Времени не было, а корабль всё сильнее раскачивало на волнах, от чего двое моряков кидало от стены к стене, как тряпичные куклы. Раскрыв двери на палубу, капитан встретился с буйствующим ветром, что мигом сорвал с него капитанскую шляпу и унёс ее в темную бездну. Духи моря взворошили тишину, вскидывая линейный корабль всё выше и выше. Скручивая руки, несчастный картограф в панике поглядывал на то, что ждёт их впереди, а именно: финский корабль, который, находясь в шторме, не планировал останавливать своё нападение. Границ не видать, море смешалось с небом и казалось, что горящая смола потоками струилась по волнам, и только один храбрый линейный корабль, разрезающий своим носом каждую буйную волну, пытающуюся разрубить этот трещащий по швам корабль. В одну секунду, одним порывом ветра, люди на палубе потеряли друг друга, а Виктор всеми силами пытался удержаться за палубе, ноги хоть и вросли в дерево, но резкие порывы ветра не оставляли своё желание — утащить всех в бездну. — Михаил! Опустите паруса! Сейчас их оторвет! А ветер всё крепчал, не думая прекращать свои дьявольские пляски на белоснежных парусах. Словно зловещий рок, прозвучал не услышанный никем крик Виктора, и в эту же секунду порыв ветра вырвал мачту, унося белоснежные паруса в глубь невиданного хаоса и темного ужаса. Юный матрос с ужасом наблюдал за этой картиной, крепко удерживая фузея в своих руках. Очередная зловещая волна почти утопила линейное судно, окуная всю команду в соленую воду. Роскошный мундир на груди Виктора пропитался соленой водой, а взгляд ужесточился, ведь впереди ждал бой во время шторма. Крепко хватаясь за каждый деревянный выступ, юноша брел под ледяными ветрами до своего штурвала, где его ожидал дрожащий картограф. — Нечего бояться, — хватая штурвал, Виктор посмотрел в пустеющие глаза своего коллеги, — Всё будет хорошо! — Капитан, я кажется вижу труп за бортом! Стирая страх, Виктор даже не посмотрел в ту сторону, где за бортом находилось чьё-то тело из команды. Не сейчас, а то и его страх поглотит. — Вооружитесь саблями! Живо! И передай Михаилу, чтоб тащил всех в пушечную! Я разверну корабль! Командовал Виктор, пытаясь развернуть судно посреди всего этого шторма. Разрывающиеся паруса трепетали на ветру, словно отыгрывая свой последний ноктюрн, что звучал не утешающе. Пока палуба пустела, ведь все собрались в трюмах, набирая вооружение и заряжая пушки, Виктор стоял словно прибитая оловянная фигура, крепко удерживая штурвал, что вовсю был готов разорваться на части, а вместе с ним и трещащий по швам корабль. — Какой ужас. Шторм, посреди белого дня. Бывает же ж. Шептал некий чёрный силуэт с плеча седого моряка, но Виктор был непоколебим в своих решениях. Темнота за спиной Виктора замерла и испарилась в очередной нахлынувшей ледяной волне, что смывала всё на своём пути и оттаскивала в пучину, словно щупальца гигантского осьминога. В пучине всей этой неразберихи, где куски корабля отрывались с новым ударом волны, один только седой юноша с небесными глазами, дожидался первого выстрела от противника напротив, что так же страдал от штурма, роняя паруса и куски шлюпок. А пучина морская всё бурлила, накидывая то очередную волну на палубу, то вихрем пытаясь утащить за ноги Виктора. Ветер всё же победил и в последний момент утащил Виктора от штурвала, от чего юноша хлестко встретился скулой с деревянными полами, что были неустойчивее Байкальских льдов. — Не ты ли хотел дойти до конца, а, Виктор? Словно в бреду, Виктор помотал головой и с комом в горле в очередной раз глянул на эту жуткую тень, что уже тянула свои тонкие руки к нему. Ужаса не было, было отчаяние и пожирающий страх от бессилия, ведь впереди на них идёт враг, а он и встать толком не может от урагана над головой. — Откажись от своей веры, она тебе не поможет. Пойдём со мной. Громкий голос отчаяния просверливал дырки в голове Виктора, что не верил в этот бред, ведь этот шторм, что длился от силы всего час, по ощущению не прекращался уже несколько дней. Усталость во всём теле, кряхтение задыхающегося от морской воды в легких, всё это комом давило, ровно до первого выстрела со стороны противника. Они едва ли могли встретиться на одном уровне, ведь шторм был словно дикий зверь, разрывающий каждое судно. Выстрел был неточным, но ядро достигло своей цели и пробило нос корабля. Это было не страшное попадание, но сам взрыв и последующий за ним треск дерева вводил в паралич похлеще надвигающейся гигантской волны. — Ха, даже если этот ветер меня разорвет, а враги споют на колоколах, я дойду до конца, отдам свою жизнь за это. — Упрямый человек. Густая тень оскалилась, глядя в небесные глаза капитана, что улыбались и были всё такими же добрыми и светлыми. Видя всю эту чертовщину во время боя, как чёрный силуэт, Виктор собрал все свои силы в кулак, резко поднялся обратно на ноги и достал свою саблю, в попытке разрубить этот плод своего воображения, но всё тщетно, густая тень улыбалась, сверкая во время шторма своими изумрудными глазами. — Кто же сильнее, ты или шторм, а, дитя? — Хоть я и молод, я бывалый моряк и тебе меня не напугать. Спрятав свою саблю обратно в ножны, Виктор схватился за штурвал и продолжил вести корабль дальше по волнам, разрезая путь прямо к вражескому кораблю. Как только два корабля поравнялись, Михаил зарядил свою пушку и, отдал приказ остальным морякам, они почти синхронно стали обстреливать вражеское судно. Грохот зарядов смешался с грохотом молний, что сверкали где-то за горизонтом. — Бывалый моряк? М-м-м, не желаешь попросить меня о помощи? — Ха, просто пожелай мне удачи. Тень замерла и разнеслась с первым порывом ветра, видя в глазах этого юнца столько отваги, сколько он не видал еще ни в одних глазах простых рядовых мужей, что шли на верную погибель. То, что разворачивалось перед взором юного моряка ужасало. это было что-то грозное и стремительное. Казалось, всё разрывалось вокруг судна, потрясая его до основания, заливая волнами и раскалёнными ядрами противника. Эта битва до последнего ядра продлилась недолго, волны стихли, а вместе с ним и корабль противников, что согнулся пополам и, стремительно наполнившись волной, пошёл ко дну, образуя вокруг себя небольшую воронку. Чистая удача, да и только. Переведя дыхание, юный капитан опустился на колени и, протирая лицо от солёной воды, уловил лёгкую дрожь в пальцах, ведь данная картина происходящего запала ему в память надолго, как и крики тонущих вражеских моряков. В течение всей ночи Виктор боролся со штормом и ожившим кошмаром и был уже близок к отчаянию, но вдруг, словно щелчок затвора фузея, всё закончилось столь же стремительно, как и началось. Команда медленно выходила на палубу, держа при себе сабли, но всё уже закончилось, и нахлынувшая волна счастья охватила всех моряков, кроме Виктора, который продолжал сидеть на коленях, прокручивая момент за моментом этого сражения, ведь на месте тех скандинавов мог быть его корабль. — Виктор, мы живы! — радостно прокричал юный загорелый матрос, хватая своего капитана за плечи. — Да, вы отлично справились с командованием, — довольно промурлыкал усатый картограф, чьи усища намокли и свисали вниз, словно две темные лозы.— Но не время расслабляться. Мы почти в Финском заливе, а значит нужно подлатать корабль и приготовиться к следующему бою. К закату уже прибудем в Гельсингфорс, а там наши. Поглядывая по сторонам, Виктор, словно надломленный тростник, глядел вдаль и увидел огромный огненный шар, что снова поднимался из-за горизонта, освещая невидимую морскую дорогу, по которой они идут вглубь войны. Слышался шелест разорванных парусов, что пели о некоей печали, и продолжали тащить линейный корабль вперёд. — Ох, хорошо. Сейчас нужно новый ведущий парус, другие зашить и залатать некие дыры, что разнесли половину… Стойте, сколько пропало наших людей или сколько пострадало? Поглядев на капитана, люди переглянулись и направились на палубу — для сбора всех выживших. Удача это или лишь милость судьбы, Виктор не знал, ведь перед ним замер ослепительный день, и люди, что вставали в шеренгу и вели пересчёт. Всего три человека, не катастрофично, но работы станет больше. Если то, через что они прошли, можно было назвать чистилищем, то впереди ожидал сущий ад, и это подтверждал чёрный силуэт за спиной светловатого капитана, чьи колени трещали, но он всё же встал с деревянных полов и, вцепившись пальцами в штурвал, перенаправил судно. Путь был близкий, скоро домой, нужно лишь дойти до Финского залива, до туда, где солнце сияет меньше, где воды темнее и холоднее, корабли всё так же касаются неба. После шторма наступает звенящая тишина, почти штиль, но то спокойствие больше не успокаивало душу юного капитана, теперь он ждал в каждом всплеске волны подвох. Низкое море словно выплёвывало корабль ближе к суше, не планируя и дальше держать на своей поверхности чужеродный предмет, что был сколочен на территории Санкт-Петербурга и являлся первым кораблём, собранным на территории Российской империи. Им поистине гордился Петр Великий, вот только этот корабль уже был затянут в водоворот крушений и затонул пять лет тому назад у пристани, а после реставрации его снова отправили в бой. Не каждый моряк ступил бы на тот корабль, что уже однажды тонул, но сильное желание Виктора выслужиться в глазах императора не остановило юнца. Мечта, сравнимая с недосягаемыми звездами, сейчас разливалась перед глазами моряка, что на парящем корабле шёл прямиком на войну, не думая о ней, ведь перед глазами сверкал голубой небосвод, отражаясь в его глазах агатового цвета. — Скоро, совсем скоро ты встретишься с настоящим богом Войны, не боишься? Густая тень всё не могла угомониться, цепляясь когтистыми руками за плечи улыбчивого капитана, чьи серебряные волосы почти высохли на солнце. — Нет, а чего мне бояться? Если ты снова пожелаешь мне удачи, то всё будет хорошо. Человек — одно из самых легко приспосабливающихся живых организмов, так и Виктор уже смирился с этим безумием, что то и дело цеплялась за его плечи и что-то нашёптывало на ухо, зарождая тревогу в сердце, но всё напрасно. Храбрые глаза были устремлены вдаль, а пальцы, хоть и дрожали после шторма и звенящего боя с врагом, но крепко удерживали штурвал. А вот жуткое порождение тьмы лишь испуганно отпрянуло подальше от капитана, не такого ответа он ожидал от голубоглазого юнца. — Глупец! Ты лишь себя можешь наказать подобной уверенностью. Воздух потяжелел, словно наполнился свинцом, но Виктор лишь немного откашлялся и продолжил улыбаться. Встретившись глазами со своим безумием, осязая свет его взора, капитан покорно замер и казалось, что земля сама коснулась колен. — Столько смелости в этих глазах. Отвратительно. Сердце замедлило свой ход, но юноша непоколебим, храбро выдерживая натиск этого дурмана, пока изумрудные глаза не потемнели, а из-за спины не распахнулись четыре чёрных крыла. В глазах всё помутнело, а тошнота подступила к языку, ведь звон в ушах усилился, а вместе с ним и пожирающее чувство в районе сердца, словно что-то выдавливало душу изнутри. На фоне шуршали разбивающиеся об корабль волны, звон капитанского колокола и крики команды где-то звучали вдали, словно удаляющийся колокол. Провалившись в сон, капитан ощущал некую лёгкость и опустошённость, лишь только петля на шее, словно змея, всё сильнее затягивала свои кольца. Время — удивительная штука, она и вправду лечит. Сколько прошло часов в этом сне, только одной команде известно. Они притащили своего капитана в его каюту и оставили там с полотенцем на голове. Он скоро очнётся, так считали все. Лёжа в бреду, беловолосый парень всё ворочался, искал удобное место на жёсткой койке, не открывая глаза, он видел сон о море, а оно и ясно. Их корабль качало на волнах, и это укачивало самого капитана, что плыл по волнам своего беспокойного сна, пока чёрная фигура всё стояла над ним и о чём-то молила. Молила? А такое возможно? Приоткрыв болезненно светлые глаза, с дикой жаждой на засохшем языке, Виктор посмотрел на прикроватную тумбу, там был стакан воды, что только чудом устоял при такой-то качке. Он прильнул губами к божественному и напитку, что словно подарил ему дыхание и вторую жизнь. За маленьким окном сиял закат, а в каюте уже было темно настолько, что тени сплелись в один чёрный клубок и снова нависали над парнем, словно пугающий рок судьбы. Вместе с шелестом волн до ушей доходила чья-то молитва о прощении, но Виктор старался не думать об этом, словно этого рокочущего голоса нет в его спальне, как и нависшей тени над его головой. — Прости. Снова молил его о чём-то голос, но Виктор лишь поморщился и, осушив стакан, снова прилёг головой на подушку. О чём простить? Одному Богу известно. — Прости… Эта тень всё не унималась. Она присела рядом с юным моряком, приобретая силуэт некоего ангела, что скрывал за своей спиной не два крыла, а целых четыре и все они были чернее ночи, а глаза его были зеленее морских водорослей на дне моря. Эта безумная иллюзия ещё о чём-то просила, молила, но, прижав ладони к ушам, Виктор старался уснуть. В море и не такое привидится. — Капитан! Виктор! Вы очнулись?! — словно грохочущий чугунный поезд, влетел в каюту матрос Михаил, выкрикивая имя того, кто только пришёл в себя и сделал пару глотков воды. — Срочно поднимайтесь! Вы нам нужны! Если бы взглядом можно было проклинать, но Виктор бы стал в один уровень с цыганами у портов и поездов. Он недовольно вздёрнул бровью и посмотрел на напуганного матроса, картина повторяется. Скрипя зубами и с тяжестью на плечах, моряк всё же поднялся со своей кровати и медленно побрёл за матросом, что всё кричал, звал, просил ускориться, обгоняя Виктора на три прыжка вперёд. — Что произошло? К чему такая спешка невыносимая? Отчеканил Виктор, пока его уставшие глаза не озарили лучи заката, а вместе с ним и паруса кораблей шведов. Финский залив был прекрасен, тонкая голубая нить резала горизонт, а алые отблески облаков зеркально расплывались кровью вплоть до линейных и фрегатных кораблей Русской империи, что стояли в ряд перед кораблями противника. Грядет бой, во время штиля перед закатом. Глядя на это безумие своими светлыми глазами, Виктор потерял дар речи, ведь флот противника был вдвое больше их, что уж говорить о подготовленности, ведь единственный линейный корабль Российской империи сейчас находился под его ногами, а не командира Боциса, что стоял с гордо поднятой головой, в шляпе и в идеальной форме, словно приплыл на парад не несуществующей победы. Делить шкуру неубитого медведя- плохая примета. Прикусив губу, Виктор поднялся по трусящим ступеням до штурвала и, схватившись за него руками, стоя в мятой рубахе, без какого-либо оружия он дожидался команды. — Господи, спаси и сохрани…-шептал себе под нос юноша, коснувшись холодным лбом своего штурвала. — Господь тебя не слышит, но я, я тебя уберегу от всего. Отвечала черная тень, что словно бродячий кот ласкалась к плечам моряка. Почему это нечто помиловало моряка, избрав путь спасения, а не погибели, одному морскому богу известно, но не Виктору. Выстрел в небо из револьвера, и с этой командой паруса кораблей опустили вниз, якоря были подняты, а корабли противника устремились на них под пугающий вой сирен и бубнов. Сердце упало в пятки и что-то внутри скрипнуло, но не время отступать и, глядя в лицо своей погибели, Виктор, как и дюжина его матросов на этом линейном корабле, крепче сжали кулаки, готовясь к тому бою, ради которого они и вышли в море. «За императора!», послышались крики людей с соседнего корабля, и этот вопль подхватили и все остальные. Каждый воевал заодно, за императора, но цели у всех были разные, а финал всего один: ко дну камнем или домой победителем. Другого и быть не дано. — Фузея мне! Крикнул во всю глотку Виктор, протягивая руку к морякам. Кто-то из толпы бросил ему гладкоствольное ружьё, теперь моряк был вооружен хотя бы чем-то, на сердце воцарилась маленькая, но уверенность в победе. Под вой людей, грохот выстрелов пушек, стуки барабанов, корабли вцепились друг в друга носами, образуя самую настоящую неразбериху. Начальник флота Российской империи затерялся среди всех кораблей, а значит каждый уже воевал сам за себя. Под таран попал и корабль Виктора. Их хорошенько тряхнуло, морские воды окатили волной команду, а сам капитан чуть с ног не повалился. Слабость духа ещё не прошла, но тень, что до этого момента отравляла рассудок отступила, теперь она не была врагом, напротив, этот пугающий лик зеленых глаз из ниоткуда успокаивал и на удивление придавал сил. Что нас ждёт впереди, ради чего весь этот бой, вернёмся ли мы домой -вездесущие философские вопросы канули на дно, как только пред глазами Виктора пролилась первая кровь его приятеля по палубе. Кровь цвета утопающего солнца просочилась на деревянную палубу. Пути назад нет, тут всё просто, как на любой другой войне, ты или погибнешь или выйдешь живым. Не победителем, нет, ведь победителем становится страна и государь, ради которого и устраивается вся война, а люди, что жертвуют свои жизни на этой грязной войне, априори уже проигравшие, ведь теряя родных, близких, свои годы жизни, собственное тело, трудно назвать себя победителем. — Тут всё решит взмах твоего меча, но дай тебе помочь. Нашёптывала тень, утоляя собственный аппетит, не церемонясь, схватила Виктора за руку и потащила с командирского мостика на палубу. Словно в бреду, моряк не отдавал отчёта своим действиям, а сердце провалилось в пятки. Выхватив из ножны чью-то саблю, словно истинный фехтовальщик, Виктор размахивал саблей, срубая головы с плеч у каждого противника с лёгкой руки. Пули со свистом отлетали от моряка, ядра приземлялись в метре от него, и каждый штык соперника не достигал белоснежной кожи Виктора, что с затуманенным взглядом смеялся в лице судьбе. Матрос Михаил диву давался эту зрелищу, ведь пули не могут отлетать от человека, создавалось ощущение, что этот юноша с белыми волосами в рубашке родился, не иначе, но это только казалось, а если кажется, нужно перекреститься. Чем гуще становилась ночь, тем ярче разгорались огни сражения, а когда загорался один из кораблей можно было в тёмной пучине увидеть десятки трупов моряков, что не тонули, но становились кормом для рыб, что подобно морским чудовищам утаскивали их тела в глубь. Тел было не сосчитать, все устали, но никто не планировал опускать оружие, тем более одурманенный Виктор, что словно зачарованный продолжать махать саблей. Его руки уже окрасились по локоть в крови, а до этого белоснежные волосы прилипали к лицу кровавыми иглами. Скрипя зубами, перекрикивая шторм битвы, Виктор устремил свой взор во мрак, где посреди всего безумства горело судно врагов. Это пламя завоевывало сердца, оно завораживало, и под чужой людской крик душа ликовала, словно дикое животное, он испытывал удовольствие от чужой боли. Поутру бой закончился, и все выжившие оказались на поминках своих боевых товарищей, которых они не видели среди трупов в воде. Победный свист саблей и выстрелов в небо Российским флотом грел душу, и опустошённые моряки, что чудом уцелели, целовали палубу под ногами, благодаря Господа за спасение и победу, все кроме Виктора. Этот окровавленный юноша, без малейшего пореза или пулевого ранения стоял под лучами рассвета и невнятно благодарил кого-то другого, он произносил имя проклятое на небесах, но процветающее в низшем царстве. — Виктор, мы победили, — с улыбкой на лице говорил потрёпанный матрос Михаил, что придерживался за проткнутое плечо, — Слава Господу, наш корабль устоял. — О, нет, тут нет помощи Господа. Виктор посмотрел своими помутневшими глазами на юного матроса и улыбнулся ярче солнца. Его зубы выглядели словно жемчужины в красном море, а глаза после боя потеряли какой-либо окрас, превратившись в два серых блинчика. Виктор вручил свою саблю Михаилу и пошёл обратно, на своё место штурмана, ведь главнокомандующий отдал приказ с помощью флагов «пришвартовываемся». Душа человека стала толчёным стеклом, что врезалась в плоть изнутри и даже на общем пиру в честь победы в море. Кубки с вином проливались на землю, звонкий смех в финской таверне не унимался, но только один Виктор не пил. Он был трезвее стекла оконного, но дрожь в руках не унималась. Не впервой забирать чью-то жизнь, но впервые рассудок покинул его во время боя, а слова того путника безумца всё звенели в ушах. Кто-то похлопал его по спине и мигом всучил кубок с вином, что до блевоты напоминал чью-то густую кровь с палубы. — Виктор! Что ты не пьёшь?! Выпьем за победу Российской империи над этими викингами! Глаза опустились ниже, а чей-то голос из-за спины напомнил о предсказании. Улыбка скривилась на лице, и моряк произнёс: — Выпьем за власть? — Да хоть за императора! Тост! «Пойдёшь ли ты до конца?», определённо, да, и вот уже вино сочится по горлу юного моряка, опьяняя его своим сладким привкусом. Пойло отлично помогло откинуть лишние мысли из головы, но не избавиться от глаз, что не моргая наблюдали за ним из-за любой тени. Сколько же Божьей росы умерло под пролитой грешной людской кровью? Таким вопросом должен был задаться любой верующий, что шёл на войну проливать чужую кровь. — Сегодня мы взяли только порт, а завтра будем ужинать в домах финских жён! Грязные эти люди, подумал Виктор, но всё же выпил за здоровье каждого сотого бойца, писаря, лекаря или штурмана. — Виктор, уединимся, — отчеканил граф Боцис, что даже для своих почтенных лет, с завитой сединой на висках, весь мокрый и потрёпанный после боя, стоял прямее спицы в колесе. Если контр-адмирал* русского гребного флота приказывает что-то сделать, ты должен молча всё исполнять. Авторитет этого старого морского вояки был непоколебим, даже Толстой отзывался о нём с уважением, а этот писатель редко кого из дворян принимал всерьёз. Они отошли подальше от бара, ближе к тёмной воде у пристани, куда лаконично пришвартовались корабли Российской империи. На фрегате Боциса красовался флаг Петра, а оно и ясно, шли слухи, что он ещё свечку на свадьбе царя будет держать, наряду с Крюйсом.* Но это всё слухи. Виктор обвёл взглядом статную фигуру своего командующего, что хоть и не лично, но позволил ему быть капитаном столь значимого для империи и самого Царя, корабля «Полтава». Мужчина породы греческой, отслужил свою молодость в армаде венецианской. По достижении 17-летия службою приобрел большие познания в галерном и корабельном деле, и что же дальше, а дальше оставя жену, честь, вотчины, слуг и славу свою, приехал служить Его Царскому Величеству. По слухам, он настолько вдохновился Петром, что не заключал никаких договоров, служил ему честью и правдой, на чистом энтузиазме, впрочем, как и каждый встречный юноша в этом флоте. — Утром этого мая, линейный корабль «Полтава» в составе Ревельской эскадры из семи линейных кораблей вышёл из Ревеля для участия в крейсерских операциях в Балтийском море и Финском заливе. Но у мыса Дагерорт во время сильного шторма корабль получил сильные повреждения, всё так? Допрос без пристрастий, так оно и было. Виктор глянул на свой потрёпанный линейный корабль, что должен был величественно возвышаться над всем уцелевшим флотом, но сейчас, этот корабль чудом стоял и не тонул, а от мачт его остались только колышки, торчащие в никуда. Паруса давно были сорваны ветрами, а уцелевшие матросы должны были их заштопать к утру. — Да, под воздействием штормового ветра сломались фок* и грот-мачты*. Вследствие чего корабль отстал от своей эскадры. Стукнув каблуком своего сапога, Виктор поравнялся и чётко отчеканил каждое слово. Он мигом протрезвел от столь гнетущей атмосферы, ведь казалось, одно слово мимо и его несчастная жизнь во флоте поломается и будет утоплена. — Угу, — мужчина поставил свою деревянную кружку с пойлом на древесный ящик и, слегка приподняв кончики губ, добавил: Оный корабль хотя б готов, однако ж в компании лучше ему не быть, понеже стар и недействителен в море. Капитан, на ремонт и на пенсию его в Кронштадт. — Так точно! Ох, «Полтава», первый корабль собранный в Петербурге руками обычных крепостных, наряду с мастерами голландскими. Его палубу топтали сапоги простых вояк, моряков, да даже сам Пётр поднимал на нём свой флаг и стоял за штурвалом. Стоять за его штурвалом было волнительно, пока не вошло в рутину, но Виктор продолжал с гордостью поднимать подбородок вверх, указывая всем на тот корабль, что плыл под его рукой и рассчитывал на благословение императора. — Хорошая работа, — напоследок произнёс контр-адмирал и похлопал юного капитана по плечу. От такого жеста одобрения колени Виктора подкосились и он чуть не упал ему в ноги, но устоял, сдержав весь поток эмоций, он заулыбался до вопля собственной гордости внутри. Он вернётся домой, увидит родных и близких, но по первому зову сразу же вернётся обратно во флот. Война никогда не заканчивается и всегда будет звать обратно в свои цепкие объятия, но сейчас не о ней, сейчас юный белокурый парень с безграничной любовью смотрел на линейный корабль, что унесёт его обратно домой, через Финский залив. Пока его собратья по флоту оплакивали между тостами своих братьев, молодой моряк, что до этого являлся душой компании, в этот раз был холоднее Севера, словно неся на сердце тяжкий груз. Он прекрасно принимал данность, что этот поразительный мир забирает лучших, не зря же демоны утаскивали моряков все ближе ко дну. Так считал он. По новому утру они выдвинулись в сторону Петербурга, на родину этого чудного произведения искусства. Этот корабль заменил ему любовь, жизнь, друзей, даже семью. — Виктор! Вы так стремительно покинули празднование победы, что я аж запереживал, — юнец в полосатой форме матроса поднялся на палубу с саблей наперевес и с кубком вина, сверкая зарумянившимися от вина щеками.- Кстати, что вам контр-адмирал Боцис сообщил? Он был…в приятном расположении духа после вашего разговора. Если бы Виктору сказали бы так: «Смотри, тебе дается один выбор: корабль или твоя любовь, кого выберешь?» — Виктор ответил бы томным, чуть слышным голосом: «Конечно же, корабль, он хотя бы пойдёт ко дну со мной» и он был бы прав. — Виктор, с вами всё хорошо? Интересовался юнец, но Виктор так и не обернулся в его сторону. Он смотрел своими пустеющими глазами прямо в ночную глубь, где сливалось небо с бескрайним морем. В этой тишине хотелось утонуть. Это поразительный мир, ради которого Виктор был готов отдать свою жизнь, дарил ему сейчас улыбку на лице и одобрение в лице командующего, а большего и не надо. — Да, я просто смотрю вдаль. А ты почему не празднуешь со всеми? — Эммм… Паренёк занервничал и тут же скрыл свои глаза ближе к полу. «Так поступают трусы или лжецы» — шептала тень, прикасаясь к плечам белокурого моряка, что уже свыкся с его присутствием везде. Да, эта тень любила пасмурные и неспокойные ночи, он всегда в эти моменты улыбался, хотя улыбка его была не видна, но Виктор её словно чувствовал своей собственной кожей и от этого становилось только страшнее. Тень, что любовалась вместе с ним туманом над заливом и бледную луной была молчалива, неруша моменты уединения. Спустя 8 дней, корабль прибыл в Ревель, откуда был отправлен на ремонт в Кронштадт. Столько времени в пути, столько съеденной морской воды и сколько выпитого вина, всё это останется с ними. Корабль, величественный, еле мог дотянуть до милых скал родных земель. Вся команда исхудала на глазах, вернее было б сказать, что они подсохли, словно сухари под жгучим солнцем, да и сам капитан потерял пару-тройку килограмм. Его острые скулы с щетиной всё так же блестели белизной, словно жемчужина средь всех, он даже не потемнел под солнцем, лишь щёки подрумянились да руки. Волосы, что до отплытия от Риги ещё были до ушей, сейчас же они отросли по плечи и ловко убирались в короткий хвостик. — Друзья, вот мы и дома, — томно произносил измотанный Виктор, что небесным глазами улыбался и наслаждался этим словом «дом». — Виктор, ты меня удивил. И вправду дошёл до дома. Тень, что до этого сводила рассудок юного моряка на нет, стала его самым лучшим собеседником. За весь преодолённый путь они сблизились настолько, что это до мурашек на коже пугало человека, а его команда лишь сочувственно принимал то, что их юный Виктор так часто разговаривает сам с собой, ещё и глаза отворачивает, словно видит кого-то рядом с собой. Чего хотела эта крылатая тень с зелеными глазами? Виктор не знал, да и ответа на этот вопрос ему тень не собиралась давать, вместо этого их темы плавно перетекали в бытовуху, словно беседа закадычных друзей: — Как долго мы пробудем в твоём городе? Мотая головой, интересовалась тень, словно разглядывая каждый уголок прибрежной мути у пристани с кораблями невиданной красоты, что имели чисто декоративный характер и не отпускались в бой, хотя и имели по 30 пушек. — Ха, а ты что, уже соскучился по морю? Спустить якорь! Слегка повернув штурвал, Виктор улыбнулся и переглянулся с зелеными глазами напротив. Человек может привыкнуть ко всему, вот и Виктор привык уже к этому голосу, что говорил тихо и спокойно, но одновременно так, словно кто-то стучал ложками по чугунным батареям. Он не знал имени своей тени, но оно и к лучшему, ведь та не отвечала, а капитан и не настаивал. Матросы медленно опускали якорь, что из-за голода казался им по запаху копчёным сыром, ещё бы бутылочку вина открыть под этим солнцем и можно с лёгкостью опьянеть от счастья. — Непривычно будет с тобой бродить по суше. Это словно не твой мир. — Ох, и я о том же, но моя… моя любимая, всё не угомонится. Она, в отличие от тебя, терпеть не может море, особенно мои долгие командировки. — Но продолжает слать письма в каждый город, где ты бываешь проездом. — Да, продолжает… Нотка печали прозвучала в голосе капитана, что дал отмашку матросам на сброс якоря и спуск парусов. Сейчас их линейный потрепанный корабль качнёт, они пришвартуются, и «Полтава» так и останется здесь, на ремонте. Тень обеспокоенно упала на плечи человека, хоть она и питалась его печалью и скорбью, но видеть Виктора таким подавленным всё равно болью и скрежетом отдавалось в ней самой. В прошлом письме, что красовалось в его капитанской комнате было мало чего хорошего написано. Очередная французская лирика, которую он на дух не переносил, но любимая жила ею, ну или ей так казалось, ведь читать, говорить, петь на французском было модно и почётно. А после, в том же письме говорилось уже сухо и растянуто, но если описать коротко и с чувствами, то «невеста» отказалась от партии с ним, предпочтя другого молодого мужчину, не менее статного, но постарше и с имением. Практично и выгодно, подытожила она. Дальше Виктор не прочёл, ведь выкинул его тут же в море, позволив волнам насладиться сладкими и ядовитыми речами его невесты, что, находясь в полном мире не интересовалась политикой и войной, что разворачивалась под носом у Империи. Да и зачем белокожей и хрупкой особе, что читает стихи на французском, интересоваться ещё и политикой? Тогда времени не хватит на стихи, а она этим дышит, сквозь свой затянутый корсет. «Странная она, эта ваша любовь», говорила тень, разглядывая страдающего человека, что всё продолжал переписку с той, что никак не могла определиться: то ли выйти за другого, то ли дождаться Виктора. Сумбурные и эмоциональные девушки из высшего общества были не лучше зажравшихся ангелов с небес, что не видят всей картины мира. — Люди- омерзительные существа. Лучше останься со мной. Скрестив руки на груди, заявила тень, на что юный капитан лишь звонко засмеялся. Улыбка солнца, а глаза цвета неба, словно совсем не человек, так подытожила та зловещая тень с крыльями, лишившись какого-либо дара речи при взгляде на Виктора. Хотелось помолчать, отдаться моменту какого-то безграничного счастья от улыбки человека напротив. А ведь, может, вот оно — упоение падшей души, просто чья-то улыбка. — Пошли. Хотя, чего это я тебе предлагаю идти, — закрепив руль, Виктор накинул на свои плечи свой нарядный мундир и неторопливо начал спускаться на палубу, — Ты ж всегда и везде идёшь за мной. Словно некий ангел-хранитель… Тень глядела в спину удаляющегося капитана, всё думая: «ангел-хранитель?». Зубастая улыбка сама растянулась на лице крылатого существа с зеленоватыми глазами. Нечто, что умывалось чьими-то слезами, питаясь горем, искренне и по-щенячьи радовалось улыбке своего человека, а после фразы «словно ангел-хранитель», тень была готова взмыть в небеса от счастья. А ведь он всё делал, чтобы сохранить тело Виктора. И коль этот спектакль будет продолжаться, Виктор будет продолжать любезничать со своей тенью, что, взмахивая крыльями, следует за ним. Команда с почестями встречала капитана на палубе, все они светились от счастья, ведь они дома, у суши. Толпы родственников моряков столпились у пристани, они кричали, размахивали платочками и бросали цветы на палубу корабля. Среди лиц прохожих Виктор не увидел своих родных- ни матушка, ни батюшка не пришли на долгожданную встречу. Капитан всё же улыбался, ведь он вернулся домой на сушу, хоть и ненадолго. — Капитан! Капитан! Вы уже пошли?! Юнец бежал со всех ног, чтобы, схватив Виктора за рукав его мундира, посмотреть в голубые глаза перед прощанием. Юный матрос улыбался, в глазах его читалось беспокойство, но никто этого не увидел, кроме жуткой тени за спиной капитана. — Да, у меня много дел в городе. Вы пока подготовьте корабль к ремонту, а вечером ступайте по домам, вас же ждут. Там, где обычно не сияет солнце, где все дома не светлее камня грубого, взошёл безоблачный день и засияло солнце. Зрелище невиданной красоты, где лица людей румяные, а не серые, улыбки искренние, а дома приятного светлого или голубоватого цвета. Попрощавшись до ночи со своей командой, Виктор спустился на землю почти без каких-либо вещей, только сабля на поясе, мешок с золотыми монетами, перьевая шляпа для парада и жуткая тень за плечами, которую никто не видел кроме него самого. Он мило улыбался встречным девушкам и жёнам своих моряков, что хватали его за ладони и благодарили от всего сердца, что вернул их мужей в целости и сохранности, но не всех. Тех, кого родные не увидели на палубе, уже в слезах отошли в сторону, проклиная капитана всеми Богами, которых они знали. — Лицемеры… Одни тебе руки целуют, другие погибели желают. Может, и их сгубить? — Даже не думай, — не меняя улыбки на своем лице, Виктор принял цветы от незнакомки и поцеловал её нежную ладонь в знак благодарности.— Каждый человек не волен над своими эмоциями. Их следует пожалеть и принять любое наказание, ведь они правы. — Ох, Виктор, Виктор, нельзя быть таким добрым. Виктор промолчал, продолжая идти своей дорогой до центра с цветами в руках. Пройдя сквозь море невзгод, боли, слабости и отчаяния, он снова оказался здесь, дома и, вдыхая местный запах купеческих домов и пекарен, мужчина ощущал, как заново рождался, а груз ответственности сам спадал с плеч. Дел поистине много было, от такой суеты аж крылатое нечто устало, все мчась за своим человеком и наблюдая, как он то серьги покупает, по в баре вина выпивает, то в государственную палату заходит, подписывая документы о прибытии «Полтавы» на реконструкцию. «Вы готовы к новому отплытию? Война не закончилась, а такие капитаны нам, ой, как нужны», — сладко произносил государь, поправляя усища и протягивая юному капитану ещё один разукрашенный документы. Рука дрогнула, он же только недавно вернулся домой, ещё даже до отеческого дома не доехал, а тут уже через пару дней обратно в море. — Хорошо, — подписав документ своей бледной рукой, Виктор улыбнулся усатому мужчине в мундире и встал из-за стола. — Приятно видеть столь юных и верных императору людей. Впереди вас ждёт великая служба, я вам точно говорю, ведь контр-адмирал не хвалит або каких людей. Качнув головой, юный капитан взял свои цветы со стола государя и был готов покинуть богато обставленный кабинет главы государства, но тот протянул ему руку, что нужно было крепко пожать и закрепить их уговор не только подписями, но и рукопожатием. Картин было не сосчитать, бархатные шторы свисали до деревянных полов, позолота украшала каждый уголок, но в глазах владельца этих хором читалось слабоумие и нарциссизм, да и всё, что он мог, это выписывать французских учителей своим недорослям, да приказы раздавать, но Виктор был готов покорно упасть перед ним на колени, ведь он выше его по чину и приближенный к флоту. Рука Виктора коснулась позолоченной ручки, и он стремительно покинул это место, без грамма той лёгкости, что пришла с ним, как только его сапоги коснулись земли. Выйдя на прохладную улочку и приподняв свой взор, капитан увидел, что солнце уже скатывалось в закат, а тени от домов уже тянули свои когти ближе к площадям. — Всё, на сегодня мы закончили? Томно, почти неслышно прошептала тень, вставая перед Виктором во весь свой рост и размахивая чёрными крыльями. Лица не видно, только светящиеся зеленые глаза, не моргая, следили за капитаном, что, не дрогнув в очередной раз, улыбнулся этому нечто. — Конечно же, нет. Мне ещё мою дорогую нужно навестить. — Какая она тебе дорогая? — взмахнув крыльями и подняв столб дыма, тень опустилась на уровень глаз Виктора.-Она отказалась от твоей руки, а ты ещё хочешь её видеть? — Допустим, ведь это её выбор, — пожав плечами, капитан прошёл сквозь жуткую тень и устремился вдоль по еле освящённым улочкам, — Она не желает быть супругою моряка, что года свои тратить на буйное море, а не на семейный очаг, такое можно понять. Я желаю ей только добра, счастья и процветания, даже если она найдёт это в чужих руках, поэтому и купил эти серьги жемчужные. Любовь не должна кого-то обременять или делать несчастным, поэтому хочу лично благословить свою дорогую. — Ты меня не обманешь, — он махнул крылом и встал снова перед белокурым капитаном, — Ты же с грустью на сердце читал её строки о помолвке с другим. — Ох, ты словно голос моей совести, — в очередной раз обогнув тень, Виктор продолжил идти и выискивать глазами дом своей бывшей невесты, — Да, мне было не легко это принять, но я же не глупец и понимаю, что не буду я счастлив, если она прольёт хоть одну слезу по мне в минуты одиночества, да и не желаю я ей стоять над моей могиле с кольцом вдовы. Взглянув в глаза своего человека, это крылатое нечто замолчало, позволив тому всё так же брести по одиноким переулкам. Тень не понимала, как человек так яро сражается в бою, но, когда дело коснулось его любви, он покорно сложил руки и позволил ей уйти без какого-либо сопротивления. Шаги юноши были легки, а в груди развивалась целая буря из осколков собственного разбитого сердца, когда пред глазами возникли окна дома любимой. В её окне горела равнодушным жёлтым пламенем свеча, а сама она сидела у кровати и нанизывала белоснежные бусинки на нитку, что-то напевая себе под носик. — Как она прекрасно, — словно шелест листьев, прозвучал робкий голос капитана. — Она проста и юна, поэтому и прекрасна, а предложи этой даме умереть с тобой. Так она струсит и убежит. Виктор с неким страхом посмотрел на жуткую тень и полностью поменявшись в лице снова заулыбался и тихо посмеялся над речами своего невидимого друга. — Виктор, ты тот человек, что разрушил мой покой. В начале, всё, что я желал, это полакомиться твоей чистой душой, но, понаблюдав за тобой, я осознал… С трепетом молвила тень, потянувшись когтистыми лапами к белоснежным скулам юного моряка. — О как… Задумчиво произнёс Виктор, смотря сквозь жуткую тень на крыши домов, что словно прятали клубни пожара. Поморщив нос, парень бросил цветы и коробочку с серьгами к парадной дома, три раза постучал и побежал куда глаза глядят, ориентируясь на следы пожара. Обескураженная тень, недоговорив все свои мысли, помчалась за своим человеком, что словно безумец точно знал, куда в этих бесконечных улочках надо свернуть, чтобы оказаться у очага возгорания. Столько пройдено пути и всё ради того, чтобы увидеть объятую пожаром «Полтаву», и не видно звёзд, не слышно волн, только треск дерева, да темень кромешная по всюду. Словно самый чистый лист, Виктор скинул со своих плеч мундир, шляпу, оставшись только в брюках, сапогах, да в рубахе, он помчался на корабль, ведь средь языков огня он видел чьи-то людские тени. Крылатая тень, словно ночной кошмар, хватала молодого моряка за плечи, оттаскивала от горящего корабля, но тот, словно журавль, всё же вылетел из его рук и забрался на палубу. — Какими нитями судьбы вас сюда занесло? Голос роковой и костлявой донёсся до жуткой тени, что цеплялась за Виктора, но во мгновение прекратила и покорно опустилась обратно, позволив своему человеку ускользнуть в глубь пламени. — Костлявая, какими судьбами? — скалясь, словно оборотень во мраке с горящими глазами, тень невольно попятилась назад. На одном из ящиков, свесив тощие конечности восседала безглазая старуха с косой. Она звонко засмеялась и меняя свои лица, как по щелчку собственных длинных тощих пальцев обернулась молодой длинноволосой девой в белой рубахе до ступней. — А с каких пор падший ангел, новый антихрист, разгуливает на плечах человека? Слепая женщина с красными лентами волосах, отыгрывающая роль Бога Смерти на русских землях улыбалась до ушей и с интересом разглядывала горящий корабль. — Хотя, к чему эти вопросы, ответы, ведь оба мы знаем…сегодня кто-то умрёт. Три тени плясали в огне, словно зачарованные, они переворачивали бочки с пойлом и порохом, рвали ткани, бросали ошмётки своей формы, придавая всё это огню. — Черти! Поднять руки! Под трибунал пойдёте и прямиком на висельницы, — он достал свою саблю и гордо, как подобает капитану, направил своё оружие на врагов, предупреждая о жутких последствиях их деяний. — Виктор, мы всё поняли, поняли, не руби с плеча только, — знакомый голос серпом прошёлся по спине и, словно отрезвляя рассудок от объятой злостью пожаром. — Что… Михаил, — сабля опустилась до уровня ног и с глазами полными разочарования он ещё раз глянул сквозь пожар, — Вы ж тут пожар тушите, я надеюсь. Все замолчали, остался фон трещащих деревяшек, и гордость Виктора не смогла справиться с этим. — Да, Виктор, мы тушим пожар, поможешь? Явившись из огня с улыбкой до ушей и напуганными глазами, Михаил схватил своего капитана за руку и с некоей надеждой стал умолять его о помощи. Он говорил только то, что желал слышать юный капитан, пока пугающая тень, словно взволнованный ворон, не сводила взгляд с лживых глаз этого матроса. — Конечно, помогу, — отчеканил белокурый капитан и убрал саблю в ножны.- Вы видели, кто отвечал за поджог? И кто с тобой тут? — Кто отвечал? Хмм, — задумчиво протянул юноша и, отвернувшись от капитана, пошел к своим помощникам, — Смело предположу, что тот, кто поджёг «Полтаву», хотел показать, что русское общество расколото, а страна остро нуждается в преобразованиях, но вместо этого царь, словно главный злейший враг собственного народа, ничего не замечает- ни ужесточения крепостного права, ни болезней, ни стремительно беднеющих простых людей! * Прокричал юноша, обернувшись обратно лицом к капитану и держа в руках уже заряженный револьвер. Виктор не понимал, как товарищ, с которым они прошли войну в Финском заливе, шторма, месяцы в дороге, вот так просто наставляет на него оружие. Где же та честь и отвага? Её не было, только слепая ненависть и страх. — Как у тебя язык только повернулся подобное сказать про Царя? Да, Бог с царем! Михаил, ты наставляешь револьвер на своего капитана, товарища? А я ведь перед тобой и руки у меня пусты. Поэтому, прошу, опусти револьвер и сдайся… И стоял Виктор с протянутыми руками, ровно, словно дуб, не шелохнулся, когда пуля прошла в грудь. Побелел он в мгновение, аж до самых губ, пока в глазах рушилась надежда об осколки предательства. Закачался юноша, зашатался он, хватаясь бледными руками за пробитую пулей грудь, из которой сочилась алая и теплая жидкость. Томные глаза невольно закатывались, перед ними уже не горел охваченный пламенем корабль, одна лишь тьма и напуганные глаза товарища. Пугающая зловещая тень, явившаяся сразу же после выстрела, хватала своего хозяина в охапку, но тот всё проходил сквозь него, он пытался поддержать его холодеющее тело. Вот тебе и вера в благородство людей, такое неблагодарное дело. Отступая всё дальше и дальше, вкушая последний терпкий вздох, Виктор опрокинул голову назад и, улыбнувшись, упал с палубы корабля прямиком в холодные воды, утаскивая с собой и пугающую тень, что словно смерть с чёрными крыльями тонула за ним. Что-то упало в груди, темнота с тишиной вокруг, а в небе-то становилось ясно: скоро огонь сольётся с пламенным пожаром. В невесомости парило в тёмных глубинах кровоточащее бледное тело, к чьим холодным скулам прикасалась роковая чёрная тень, чьи черты лица стали ясны, а глаза горели от злобы. В этой подводной темноте, куда даже огонь добраться не мог, Виктор разглядел лицо своего путника — мужчина с щетиной на лице, золотистыми волосами до плеч и с зеленеющими глазами. Увидев это лицо напротив, капитан ещё раз улыбнулся, ведь этот тот самый злой путник, пророчащий ему в следующую их встречу смерть, как иронично. И этот крылатый падший ангел сейчас всё пытался обхватить тонущее бледневшее тело, словно не желая ему смерти, вот как оно бывает: злейший враг, безумие ночное, что любило горькие улыбки и слезы людские, сейчас был готов погибнуть вместе с ним на дне, пока товарищ, что клялся на коленях в своей покорности, без доли сомнения стрелял в ответ. — Виктор, с тобой я потерял спокойствие и я благодарен красной нити судьбы, что связала нас. Я давно хожу под небом с клеймом падшего ангела, и свет солнца мне не мил. И раз ты стал моим потерянным голубоглазым раем, я не позволю тебе так просто сгинуть. Теперь, куда бы ты ни пошёл и кем бы ни переродился, я буду следовать за тобой. Шептал этот зеленоглазый мужчина, в чьих глазах читалась милейшая доброта. Душа еле теплилась в беспомощно холодевшем теле. Показалось, что есть какая-то надежда, но увы. Взмахнув рукой падший ангел проник в грудную клетку своего человека и достал от туда потрескавшуюся душу, что напоминала некую белоснежную сферу с неспокойным штормом внутри. — Как прекрасно, даже твоя душа напоминает неспокойное море. Нежными руками они прикоснулся к побелевшим чертам лица юного капитана, пытаясь запомнить каждый нюанс этого прекрасного лица. — Ты словно голубоглазый рай, которого я лишился. Прикоснувшись к посиневшим губам, ангел с чёрными крыльями улыбнулся. Это первый и последний поцелуй с человеческим телом того, кто так грел душу падшего существа. Он не желал такой скоро разлуки, но теперь душа этого светлого человека в его руках и они больше не расстанутся. Каждый день медленно таял в преддверии нового. Выпорхнув из пучины тихих вод, под звон колоколов и треск догоревшего корабля, падший ангел стряхнул с плеч капли воды и укрыв своё обнажённое тело крыльями пошёл вдоль столпившихся людей, что стояли прямо у порогов горящего корабля. Падший ангел не был опечален смертью своего товарища, ведь его душа теплилась в руках, а может оно и к лучшему, ведь теперь они обе бессмертные души и смогут наслаждаться друг другом до скончания этого мира. Так считал зеленоглазый падший ангел, внимательно разглядывая душу Виктора, пока народ со стремительной скоростью собирался у сгорающей в водах Полтавы. Каждый человек свободен в выборе своей зависимости, да ангел с чёрными крыльями тоже позволил себя на мгновение, но почувствовать себя живым, выбрав свою зависимость на долгие годы. — Даже если небеса решат тебя забрать к себе, я приду за тобой, — шептал он, прикасаясь холодными губами к белоснежному сосуду с бушующим вихрем внутри. Как глупец, он нашёл тех предателей, что лишили жизни его человека и окрасил их кожу в бледно синий цвет, лишая ногтей, глаз и языков. Обескровленные тела были вывешены на главную площадь на ряду с остальными предателями. Место казни предателей являло зрелище ужасное и напоминало собой преддверие ада. Вокруг были возведены виселицы, и на каждой висело человек 40, а то и 50. В другом месте валялись в крови обезглавленные тела, что палачи бесчеловечно бросали друг на друга. Тут и там торчали колы с посаженными на них мятежниками, из которых немалое число было живо и на третий день, и еще слышны были их стоны. Картина упоения, что растягивала на лице падшего ангела улыбку, пока он демонстрировал душе своего приятеля своё творение "справедливости". С тех пор он так и продолжил следовать за своим человеком, даже когда небеса пришли за душой Виктора, падший ангел не умирал от горя, напротив, он покинул стены своего подземного царства и отправился в очередной путь, на поиски того, чьи глаза были ярче любого моря. И он бы умер за этого человека, или напротив, посеял бы хаус мигом, а кого не забрала бы война, отправил бы самолично в подземный мир, если бы тот только попросил, но в следующую их встречу Виктор был снова холоден, словно опущенный в воду камень.