Muse — Hysteria
Меня словно выдернули в реальность из затяжного сна. Было такое ощущение, что я на какой-то неопределенный срок замер на вершине американский горки, а потом резко рухнул вниз, просыпаясь. Первый, кого я увидел, был Эдс. Он смотрел на меня испуганно, его взгляд выражал полное недоумение и немой шок. И какого-то хрена я держал его за руку. Не успел я проронить и слова, как до боли знакомый и до тошноты ненавистный голос тетки почти изнасиловал мои ушные перепонки: — Что ты здесь опять устроил, Ричард? Кого ты привел в дом?! — чуть ли не надрывалась Айрин. Я среагировал молниеносно, намеренный вышвырнуть ее если не из дома, то хотя бы из моей комнаты. Что она себе, блять, позволяла? Айрин мне никто. Пускай она родная сестра моего покойного папаши, но она не сделала абсолютно ничего, чтобы заслужить хотя бы крупицу моего уважения. — Убирайся из моего дома! — я почти прошипел ей в лицо. Айрин попятилась назад, а я не смог сдержать улыбку, которая больше походила на оскал, — я ничего тебе не должен! — Неблагодарный! — я это слышал почти всю жизнь и больше не хотел терпеть. — Ты знала, что отец был ебанутым и ничего с этим не сделала. Ты никак не помогла, когда я нуждался в защите. За что мне тебя благодарить? За то, что взяла опеку и не сдала в детдом? Хорошо! Спасибо! Но сейчас мне от тебя ничего не нужно. Убирайся! –со всей силы я впивался ногтями в ладони, пытаясь сдерживать свой гнев, который копился годами и сейчас нашел выход. Такое ощущение, что до этого кто-то меня взболтал, я будто ощущал… Чужие чувства? Чужой страх?.. — Ричард! — ее голос прозвучал ультразвуком у меня в ушах, — ты не посмеешь! — Пошла вон! — я хлопнул дверью прямо перед ее лицом и устало выдохнул, переводя взгляд на Эдса, который неподвижно сидел, наблюдая за этой драматичной сценой, — понравилось представление? — хмыкнул я, приваливаясь спиной к закрытой двери, — что ты… Что ты здесь делаешь? — Ричи, что это было? — Эдс нахмурился и активно жестикулировал, пытаясь передать если не словами и интонациями, то хотя бы жестами свои эмоции. — В смысле? — я даже не сразу понял, что он имеет в виду. Ссоры с теткой были для меня почти ебучей повседневностью, и я свыкся с тем, что живу под одной крышей с этой сумасшедшей. — Ну, это… — под этим красноречивым «это», я понял, что Эдс хочет услышать совершенно не интересное, банальное объяснение моей нелюбви к Айрин. Но тут нечего было говорить. Факт, данность. Я просто ненавидел ее за безразличие, за то, что сравнивала меня с отцом, за вечные претензии и за мелкие побои в детстве. — Ричи, — Эдс встал, робко подошел ко мне, и черт возьми, он явно хотел взять меня за руку, но в последний момент отдернул свои маленькие пальчики, — я кое-что узнал. Но, пожалуйста, тебе нужно поверить и рассказать мне. В голосе Эдса прослеживалось напряжение, он разговаривал со мной как с сумасшедшим, который в любую секунду может из обычного чудика перейти в фазу агрессии и как минимум покалечить. — Что ты хочешь знать? — я отдернул свою руку. Мне не нужна была его жалость. Самое худшее, что можно испытывать к человеку — чувство жалости. Оно не помогает, а лишь глубже закапывает в могилу беспомощности. Больше я не хотел быть слабым. Маленький мальчик Ричард остался в прошлом. Ему не помогли, когда он нуждался, а сейчас было слишком поздно. — Расскажи мне про отца, — Эдс сказал это так тихо, что сначала я даже не поверил ушам. Думал, что показалось, но встречаясь с внимательным, обеспокоенным взглядом Каспбрака, я понял, что он спросил именно то, что я услышал. У меня из груди вырвался неконтролируемый смех. Я не мог успокоиться около минуты, задыхаясь в своем защитном веселье. Эдс молчал, и от этого становилось еще страшнее. Отлетая от двери, и при этом толкая Эдса плечом, я стал метаться по комнате в поисках сигарет. Мне нужно было закурить, выкурить никотином этот страх из тела. Эти воспоминания причиняли физическую боль, заставляли вспоминать самые темные дни прошлого. Прикуривая сигарету все той же любимой зажигалкой с рисунком члена, я заметил, что руки не слушаются и дрожат, как у пьяницы с десятилетним стажем или как у отца во время запоя. Отец, блять! — Зачем тебе это? — я почти сразу сделал несколько глубоких затяжек, чувствуя, как по телу распространяется мнимое спокойствие, — зачем, Эдс?! — Ричи, — он подошел ко мне слишком близко, я почти чувствовал его тепло, — я… Я все тебе объясню, но мне нужно знать. — Нужно знать, — я перекривлял его, — а больше, блять, тебе ничего не нужно? — Ричи, пожалуйста, — Эдс сделал его один неуверенный шаг ко мне, едва касаясь моего плеча. Я проследил за его слабой, и не могу сказать, что удачной, попыткой поддержать и тяжело выдохнул. — Ладно, — я в последний раз затянул никотин прямо в легкие и отбросил бычок в открытое окно, — но это пиздец, какая длинная история. Такой принцессе, как ты, она не понравится. — Ричи! — Эдс на долю секунды вспыхнул. Я был уверен, что при других обстоятельствах он бы обязательно мне ответил каким-то колким комментарием, но сейчас было не время, — я слушаю. Внутри была самая настоящая борьба, я не хотел вспоминать, но все-таки сдался, начиная свой рассказ.***
Ник Тозиер. Я ненавидел это имя так же сильно, как ненавидел человека, который его носил на протяжении своей довольно короткой (к счастью) жизни. Он был самым настоящим чудовищем, который прятался в темноте, выжидая свою жертву. Его агрессия была безграничной, он за секунду разгонялся с легкого раздражения до звериной ярости, и так уж получилось, что я всегда попадал под горячую руку. Некоторым людям противопоказано заводить детей, и мой папаша был как раз из таких. Природа наделила его видной внешностью, я был похож на него. Черные кудрявые волосы, скуластое лицо, выразительный профиль и по-настоящему дьявольская харизма. Даже будучи совсем маленьким и несознательным ребёнком, я слышал разные сплетни о его любовных похождениях. Отец жёстко трахал все, что движется и никогда не беспокоился о том, что я мог его застукать. А вот я как раз беспокоился, пытался прятаться по углам, закрывал глаза и уши руками, только чтобы не видеть и не слышать. Будучи наивным ребенком, я даже надеялся, что отец когда-нибудь изменится и с того момента у нас все будет, как у нормальных людей. Я смутно понимал, что такое нормальная семья, но был полностью уверен, что моя такой не являлась. Фильмы и мультики по телевизору показывали яркие картинки, где мама и папа оберегают своего ребенка, заботятся, но никак не избивают до крови и гематом за малейшую оплошность. Помню, как впервые посмотрел «Короля Льва», где маленький Симба оплакивал своего погибшего отца, а я поймал себя на мысли, что был бы только счастлив. Мне хотелось сбежать из дома, но что я мог сделать в таком возрасте? Ничего. Иногда нас навещала Айрин. Каждый ее визит был для меня неким чудом. В тайне я надеялся, что она заберет меня, защитит и избавит от жестокости отца. Но тетка словно не замечала, что происходило в доме. Она смотрела на меня, но не видела синяки, царапины, сломанные кости и чрезмерную худобу. — Папа тебя не обижает, Ричард? — каждый раз спрашивала она, а я смотрел на нее со слезами на глазах и не мог ответить, потому что отец каждый раз стоял за спиной, силой надавливая на плечи руками. — Нет, — отвечал я, хотя хотелось во всю глотку закричать «ДА». Я не верил, что она не видит, но этой суке было проще закрыть глаза, чем вступать в открытый конфликт с братом. — Вот и славно, — улыбалась Айрин и оставляла меня с ним наедине, забирая с собой последнюю надежду. Ее безразличие убивало, а я не понимал, чем заслужил такое отношение. Я, правда, пытался быть хорошим сыном, но все мои детские попытки быть хорошим мальчиком заканчивались очередными побоями. Я как сейчас помнил день, когда пьяному папаше взбрело в голову повесить полку на стену. На удивление он прибывал довольно в добродушном, воодушевлённом настроении. Он смеялся, шутил, трепал меня по волосам. От каждого его движения в мою сторону сердце сжималось так сильно, что мне казалось, что оно лопнет, как воздушный шарик. Мгновенная смерть. Наверное, это ненормально, когда маленький ребенок хочет умереть, но я хотел. Такая жизнь была хуже смерти. — Мелкий, сейчас батя будет учить тебя обращаться с инструментом, — отец улыбнулся, вызывая у меня по всему телу дрожь. Он подбросил вверх отвертку, виртуозно подхватывая ее в воздухе, — что-то я, блять, не вижу энтузиазма, Ричард. Разве ты не хочешь помочь папе? — в его голосе появилась нота агрессии, и мне захотелось сбежать так далеко, как только можно. В другой штат, в страну, на другую планету. Главное подальше от отца. — Хочу, — прошептал я, борясь с подкатывающимися слезами. Мне нельзя было плакать, потому что отец не любил проявление слабости. «Я буду бить тебя, пока не останется слез. Мужики не ноют, Ричард». — Вот и молодец, — эта игра в доброго папу мне не нравилась. Каждую секунду я поджидал подвох, крики и удары, которые оставят новые увечья на моем теле. Синяки не успевали заживать, потому что почти каждый день появлялись новые. Мое тело было похоже на палитру художника, который использует только синие, зеленые и фиолетовые тона. Гематома на гематоме. Я боялся сказать лишнее слово. Безоговорочно выполнял каждое поручение сквозь страх и слезы. Отец уже полчаса возился с полкой и как хороший учитель объяснял мне разницу между гвоздями, болтами и саморезами, а мне хотелось вбить ему эти железяки в глаза и смотреть, как он истекает кровью. Жестокость порождает жестокость. — Держи молоток, — отец протянул мне инструмент в левую руку, — и это, — он вложил кучу гвоздей в правую. Жесткий металл царапал детскую кожу, но я так боялся их упустить, что со всей силы сжал кулак. Острые концы тут же впились в ладонь, но мне было почти не больно. Эта боль была легким отголоском того, что обычно делал со мной отец. Иногда он был нежным, но это было даже хуже… — Ричард, подойди ко мне. Я не сделаю тебе больно, — и больно не было, но лучше бы я упал замертво, чем снова и снова… Отец заметил, что я слишком сильно сжимал гвозди и почти заботливым голосом сказал: — Аккуратнее, Ричард. Не повреди руку, — я тупо кивнул и разжал кулак. Несколько гвоздей рухнули вниз с мерзким звенящим звуком. Дзинь. Дзинь. Дзинь. Страх сковал мое тело, и я тут же упал вслед за этими гвоздями на пол и принялся собирать. Руки тряслись, поэтому я только делал, что ронял эти ебучие гвозди снова и снова. Мой личный круг ада. Поднимаю — роняю, поднимаю — роняю. — Ничего страшного, мелкий. С кем не бывает, — от его голоса мое сердце пропустило удар, но реакция удивила и заставила немного расслабиться. Он меня не ударил, не повысил голос. В тот момент мне правда показалось, что теперь все будет хорошо. — Прости, папа, — прошептал я и подал ему в руку небольшой гвоздь. Отец перехватил у меня молоток, который я по-прежнему держал так крепко, как будто от этого зависела моя жизнь. Первый гвоздь был забит. — Держи, — отец передал мне молоток снова, а я так растерялся, что не успел его взять. Как в замедленной съемке, я видел, как инструмент падает на пол, слегка задевая его ногу. Мне показалось, что дом сотрясался от его дикого крика и проклятий, которые посыпались в мою сторону. Нужно было бежать, но страх был таким сильным, что я даже не мог пошевелиться. Я словно прирос к земле и только наблюдал, как отец подлетел ко мне, резко схватил мою детскую руку, прижал к стене. — Папа, пожалуйста, прости меня. Прости, папа, не бей меня, пожалуйста, — не сдерживая слез, умолял я. У меня не было ни малейшего понятия, что он хотел сделать, но я уже понимал, что сегодня у меня появятся новые раны. — Безрукий сученыш, — орал отец, — зачем тебе руки, если ты, сука, не умеешь ими пользоваться! — эта фраза еще долго преследовала меня в ночных кошмарах, потому что после нее отец со всей силы ударил меня молотком по пальцам. Хруст костей, адская боль и детский крик. Мой крик. Еще удар! И еще! Он бил по моей детской кисти, как молотом по наковальне. Когда-то я попал на кулинарное шоу. Там показывали, как полная женщина повар учила правильно отбивать мясо. В тот момент моя рука была тем самым куском мяса, кровавой отбивной, месивом из костей и кожи. Но это было еще не самое страшное.***
— Как-то так, Эдс, — за свой рассказ я выкурил почти целую пачку сигарет, пытаясь хоть как-то себя успокоить, — это еще не самое страшное. Но с тебя пока хватит. Больше не хочу вспоминать ебучее прошлое. Он сдох, гниет в могиле, а я жив. Я победил, — я улыбнулся, переводя взгляд на Каспбрака, который даже побледнел от моей веселой истории об образцово-показательном отце. — Ричи, — Эдс поднял на меня взгляд полный сочувствия, меня передернуло, — мне… Мне жаль, что тебе пришлось это пережить. Я только хмыкнул на его слова: — Мне не нужна твоя жалость, Эдс, — я взъерошил волосы рукой, пытаясь прогнать словно восставшие из мертвых воспоминания. Призраки прошлого никогда не покидали меня совсем, но я не любил лишний раз будоражить этот комок боли и страха, — никогда не жалей меня, понял? — я слегка повысил голос, нервы были на пределе. Мне казалось, что в любую секунду я могу взорваться, как атомная бомба, погребая все на своем пути. Нужно было выпустить пар. На секунду я даже подумал, что было бы неплохо сходить в боксерский клуб и попросить Стэна устроить нам дружеский спарринг. — Прости, Ричи, — я видел, что Эдсу некомфортно находиться рядом. Наверное, нормальные люди именно так реагируют на жестокость. Это я с самого детства привык, что дом был минным полем. Один неверный шаг и я подлетал на воздух и расплачивался даже за самую маленькую оплошность… Разными способами. Иногда мне везло и это были просто синяки, но бывало… — Извинения тоже можешь оставить при себе, — я отвел взгляд, не способный больше видеть эту жалость, сочувствие. — Ричи, — Эдс взял меня за руку привлекая внимания, — прости, что заставил все вспомнить… — Эдс, блять, я же попросил. Хватит! Мне уже все равно. Лучше скажи мне, нахера тебе сдалась слезливая история моего ебучего детства? — Я разговаривал с Ри. Это… — Эдс замялся, кусая губы, — это… Это твоя вторая личность?.. Вторая личность. Блять! Я не был идиотом и понимал, что это было бы вполне логичное объяснения всем странностям, которые происходили из года в год. Которые я не замечал или не хотел замечать. — Блять, ты это серьезно? –мне до последнего не хотелось верить в эту версию. Я чуть ли не открещивался от нее, пытаясь найти другие объяснения. — Ричи, я серьезно, — Эдс поерзал на кровати, усаживаясь поудобнее. Я видел, что он нервничал и хотел что-то предложить, но, видимо, не решался. — Ну? — я сложил руки на груди, — говори уже. Но не обещаю, что не выставлю тебя за дверь, если мне не понравится твоя идея. Давай, Эдс. — Я хочу позвать Ри, — Эдс вывалил на меня это предложение так быстро, что я на секунду замер, пытаясь осознать абсурдность или гениальность этого предложения. Он хочет, блять, позвать Ри? Как это сделать и с чего он вообще взял, что этот Ри отзовется на его зов?! Может, этого Ри вообще не существует, а у меня просто проблемы с головой. Ри, что ебучий призрак, которого надо в-ы-з-ы-в-а-т-ь?! Хотя проблемы с головой у меня были в любом случае. Было глупо отрицать очевидное. — Валяй, — я устало выдохнул. Это была какая-то безысходность, и если Каспбрак хотел поиграть в мозгоправа, то пускай. Мне уже стало все равно. Рассказ о детстве слишком вымотал меня и сейчас я был готов призвать самого Сатану, не говоря уже о каком-то Ри. — Ри, ты слышишь меня? — неуверенно начал Эдс, но слышал его только я, — Ри? — Каспбрак попробовал еще раз, но как я и ожидал, ничего не произошло. Это же было смешно. Театр абсурда с двумя актерами — Каспбрак и я в главных ролях. — Это тупо, Эдс, — отчеканил я. — Ри, пожалуйста, ты меня слышишь? — я уже махнул на это рукой и тупо уселся на пол, приваливаясь спиной к письменному столу. Откуда, блять, на нем столько учебников?! Мне это надоело, и я уже был готов похоронить попытки разобраться, что со мной не так. Псих и ладно. Я был убежден, что целиком и полностью нормальных людей не существует. У каждого есть темная сторона. «Я тебя слышу, Эдди» Эта мысль… Нет, это уже была не мысль. Это был голос, который говорил прямо в моей голове. До ужаса похожий на мой собственный, но не мой. Чей? «Привет, Ричи. Мы давно с тобой не разговаривали». Меня прошиб озноб, я уставился на Эдди, но задал вопрос тому, кого не видел. Тому, кто был в моей голове. — Ри?