***
К двум часам дня народу как-то поубавилось. Весь день ходили разговоры про фейерверки, пиццу и барбекю, и Зак вспомнил про сегодняшнюю дату, только когда его Грей вызвал «на ковёр» — на экране его компьютера высвечивалось огромное «4 июля». Вкратце, Грей вызвал его, чтобы немного пошерстить — слегка отругал (хотя даже это с натяжкой можно было назвать выговором) после докладной от Денни. Та тётка подчеркнула, что «ноги её больше здесь не будет» и что в её «одной из популярнейших групп в фейсбуке» с жалкими 250 подписчиками будет красоваться унизительная статья о местном обслуживании. Но Зака так же и немного повысили, что было равноценной компенсацией за сегодняшний утренний стресс, да и Грей сказал, что раз уж проработал больше полугода, то и право заслужил. А в конце он отправил Зака наслаждаться праздником с выходными, и заверил, что духовку вот-вот скоро починят. Зак вышел из кафе слегка истощённым и решил сразу сесть на автобус до соседнего города. Скинув форменную кепку на колени и развязав передник, он уже начал было писать Рей «жди скора буду», но стёр. Вместо этого решил сделать сюрприз.***
Выживание было именно тем навыком, который Зак усвоил в жизни хорошо. Прибыв к дому Уоткина Беккета (который он успел ласково окрестить «вонючей халупой»), Зак осмотрелся на предмет припаркованных автомобилей, нежелательных свидетелей в окнах и каких-либо переговаривающихся соседей у чёрного входа. Перепроверив берег, он влез на гикори и хотел было постучать в окно, но то уже было открыто. Первой мыслью было, что Рей как-то догадалась его ждать. Потом он увидел, что мебель в комнате была сдвинута, рядом с гардеробом валялась тряпка — наверняка здесь просто проводили влажную уборку, а окно открыли для проветривания. Зак влез в комнату и, ведомый своим «цыганским счастьем», вдохнул пыли, чтобы чихнуть. Пиздец как громко чихнуть. На несколько секунд он замер, маринуясь в не самом приятном осознании собственного идиотизма, и уже ждал, что кто-то поднимется по лестнице, чтобы поприветствовать или выбросить нежеланного гостя в это же окно. Но никто не пришёл. — Бля, только не говорите, что её нет дома… Он осмотрел комнату — та казалась ещё более пустой даже в сравнении с первыми впечатлениями — и решил рискнуть. Коридор по ту сторону двери был немного ярче, но даже более пустым — уродливый серо-бежевый коврик под крошечной трёхногой тумбочкой с пластиковой каллой было единственным, за что глаз здесь мог зацепиться. Над цветком висела какая-то странная картина, изображающая абстрактное… чем бы оно ни было. Напротив комнаты Рей была другая закрытая дверь, за ней — лестница на первый этаж. Одного взгляда сквозь перила хватило, чтобы рассмотреть сливового цвета диван в гостиной, чёрный камин и дверную раму, ведущую на кухню. Никого не было. Он, конечно, ступал осторожно, но его мало устраивала идея обходить весь дом почти что на корточках. Он быстро спустился по лестнице, шмыгнул на кухню, чтобы убедиться, что и там никого не было — но тут у него ёкнуло сердце. В верхнем углу гостиной красовалась камера слежения, захватывая прекрасный вид на всю комнату. К тому времени, как он успел спрятаться за стену, послышался треск и звук выключаемой техники. — Зак, опасно здесь так ходить. Ты бы предупредил, что приедешь. У него так сильно сжалось в груди от перепуга, что к горлу подкатила тошнота. От резкого разворота он вписался плечом аккурат в стену, и не удержался от проклятий на её голову. — Сука, пиздец, блядь, носи на шее ёбаный колокольчик! — Колокольчик? — непонимающе переспросила Рей. — Ты как подкралась? Я тебя не услышал. Она стояла с таким лицом, будто реально хотела ответить. — Я в кладовке была. Увидела тебя на камеру. — Когда? — Когда ты во дворе был, — она подняла крошечный чёрный пульт от сигнализации. — Неловко бы получилось, если бы здесь была не я. «В жопу бы тогда отправились все мои навыки выживания», мрачно подумал Зак. — Ты как, снова одна? — Да, — кивнула она. — Родители придут только завтра к девяти утра. Зак огляделся, чтобы лучше осмотреть гостиную (на лестнице как-то было не до того) — чистая, не совсем обжитая комната с кучей свободного пространства смотрелась одиноко. Прямо перед стрёмным диваном стоял вполне современный телевизор, между диваном и камином лежал точно такой же, как и в коридоре, отвратного цвета ковёр. На кухне в сливе булькали остатки моющего для посуды. Рейчел провела пальцами вдоль сгоревших на солнце плеч — на шее у неё красовался кулончик, так что Зак не зацикливался на нездорово-краснющей коже. — Всё хорошо? — В смысле? — Выглядишь сильно уставшим. Зак задумался, это его помятая униформа выдала, опущенные плечи или мешки под глазами. — На работе пиздец, — сказал он и пересёк гостиную, чтобы плюхнуться на диван. — Духовка весь день барахлила и эти тупые «воротнички» постоянно жаловались на выпечку. Одного воспоминания ему было достаточно, чтобы снова заболела голова, и он прикрыл глаза. Судя по звуку, Рей потопала к другому концу комнаты и спустя несколько секунд шума занавесок ему в глаза ударил золотисто-тёплый солнечный свет. Ощущалось вполне умиротворяюще. Когда она вернулась к дивану, всё замолкло — только шумел вентилятор. Зак глубоко вдохнул, чтобы на выдохе ощутить её руки на его плечах, и Рей начала сжимать. Как только он распахнул глаза — она отскочила, как перепуганный дикий зверёк. — Ты что делаешь? — спросил он немного грубее, чем ожидал. — Массаж помогает снять напряжение, — она шаркнула ногой о пол. — Так было написано в статье про здоровье. Зак не сразу пришёл к этой мысли, но в конце концов он понял, что Рей, в каком-то смысле, была полной дурой. Да, она понимала сложные формулы, запоминала факты из книг и статей, но при этом была совершенно беспомощной, когда доходило до понимания человеческой натуры. Более того — у неё и с собственной человеческой натурой не всё было гладко, и Зак бы рассмеялся, если бы не хотелось заплакать от жалости. Он молча откинулся на спинку дивана, она так же молча снова положила руки ему на плечи, чтобы немного поджать ладони и надавить пальцами со спины. От чувства, как она выводит какие-то круговые движения, рубашка резко стала тонкой, как бумага. Те несколько секунд, которые она пыталась массировать ему плечи, походили на долгие минуты, и дыхание стало тяжелее. Было нереально не концентрироваться на малейших движениях её рук. Он закрыл глаза. — Хуёвый у тебя массаж, — открыв глаза, в итоге сказал он. — Извини, — сказала она и убрала руки так медленно, как будто его кожа без поддержки могла разойтись. Она подошла к нему и так впилась взглядом, что у Зака сложилось ощущение, что его оценивают на рынке, как кусок мяса. — Чего пялишься? — поморщился он. — Ты… не выглядишь здоровым. Не успел он ответить, она наклонилась вплотную, чтобы прижаться к его лбу своим — у Зака любые вопросы, издёвки и ругань застряли в горле, а в голове резко опустело. Она была так близко, что он мог увидеть солнечный свет на её бледных ресницах. В этот момент было тяжело думать о чём-либо ещё. — Ты заболел? — пробормотала она, опаляя своим дыханием его скулы. От неё пахло мылом с приятной цитрусовой добавкой. — Нет, — он отвёл взгляд к ковру. Тело почему-то отказывалось двигаться. — М-м-м… — Она задержалась так ещё ненадолго — такая по-летнему тёплая, мягкая и яркая — но пришло время, и она медленно отстранилась. Лицо у неё было как обычно, постным и нечитаемым. — Температуру я не почувствовала… — Потому что я же сказал, что не заболел, — адово запинаясь, сказал он. Он пытался смотреть куда угодно — на подушки дивана, её кулон, её пальцы — но не на её лицо. — Мне просто нужно немного поспать. — Тогда ладно. Она ушла обратно на кухню, чтобы разложить подсохшую посуду с раковины. Зак ослабил галстук, бросил его красной тряпкой на пол, расстегнул рубашку и попытался расслабиться. Солнце не было очень резким, Зак вжался в подушку и немного задремал.***
Когда он проснулся — за окном уже почти стемнело, воздух был влажным, ветер — лёгким, шторы так и были распахнуты, и дома всё так же никого не было. На потолке продолжал вертеться вентилятор, но в данный момент сквозняк с улицы дарил куда больше прохлады. Зак сморгнул остатки сна, прежде чем краем глаза уловить какие-то движения — Рейчел обувалась в прихожей. — Ты куда? — В магазин. Нужно купить что-то на ужин, — она перекинула свою обычную сумочку через плечо. — Останешься ночевать? — Почему бы и нет, — пожал плечами он и встал с дивана. Когда он тоже пошёл к двери, намереваясь составить компанию, Рейчел резко разулась и бросилась наверх, чтобы спустя считанные секунды вернуться с той толстовкой, которую он надевал на вылазку за хот-догами. Та была аккуратно сложена и пахла кондиционером для стирки. — Ты тогда на скамейке забыл, — сказала она, вручая толстовку. Зак принял одежду, стараясь думать о том, как же классно переодеться в чистое и не затаскивать форму, а не о том, что Рей явно было интересно посмотреть на то, как он переодевается. На этот раз под рубашкой не было никакой футболки — одни бинты на голом теле, но она ничего не сказала. — Так, ладно, — сказал он, разворачиваясь лицом. — Двинули? — Э-э-э… — немного потерянно протянула она. — Да, здесь недалеко. Вечер выдался сухой и душный. Было темно, но ровно настолько, насколько позволял закат посреди лета, да и до конца квартала дорогу освещало белое сияние уличных фонарей, а там уже на перекрёстке вовсю туда-сюда гоняли автомобили. Зак немного замедлился, когда они достигли приюта, но на этот раз он не задерживался — только пнул попавшийся на тротуаре камешек с такой силой, что тот улетел в канаву. Они прошли перекрёсток, переулок, тот магазин, где он в прошлый раз покупал батончики, и за всем этим добром оказалась часть города, залитая красно-фиолетовыми огнями от мексиканского ресторана. Одним из зданий этой части оказался небольшой продуктовый, на название которого Заку было плевать. Она схватила телегу, и он, засунув руки в карманы, пошёл с ней в ногу. — Не думал, что ты такая прям домохозяйка, — сказал он, когда они проходили отдел с цветами и направлялись к продуктовому (где после напряжённого рабочего дня на полках осталось не очень большое разнообразие). — Хотя ты не в первый раз так выбираешься. — Я не очень многое могу приготовить, не считая жареного сыра, — сказала она, останавливая телегу у холодильников с овощами. — Я могу поискать рецепты в интернете… — Или мы можем не выёбываться и просто купить что-то для духовки, — Зак выдернул телегу из её рук и пошёл куда-то дальше. Рей, изучавшая бледные капустные головки, посмотрела на зелень, на Зака, и всё-таки пошла к телеге. — Фаст-фуд не очень полезный… — Да, зато цветная капуста обосраться какая полезная. — Ты просто не хочешь, чтобы я покупала овощи? Он молчал достаточно долго, чтобы спалиться, и Рей мягко выдохнула — то ли раздражённо, то ли разочарованно, то ли всё вместе. Когда он повернул к закускам, она ушла и буквально тут же вернулась с упаковкой молодого горошка и морковки, на которой был нарисован Микки Маус. — Издеваешься? — Овощи полезные, — просто сказала она, укладывая упаковку на дно телеги. — Вот же упрямая. Она пошла немного вперёд, Зак сложил локти на ручке телеги и шёл ну точно с лицом обиженного ребёнка. На полпути до следующего отдела она что-то сняла с полки, и он честно старался не выглядеть заинтересованным. — Ты такие любишь? — спросила она, показывая коробку печенья «Поп-Тартс» с лесными ягодами. — Если нет, выберу что-нибудь ещё. Он на секунду глянул на коробку исподлобья, и снова вернулся к рассматриванию ботинка, пинающего колесо телеги. — Пусть будет, — буркнул он, и Рей, как бы предлагая перемирие, положила сладкое в телегу. Они прошли к отделу с сыпучими товарами, где какая-то пожилая пара выбирала между чёрной и красной фасолью, и Рейчел взяла у него телегу. — Мне нужно кое-что взять, сейчас вернусь. Оттянув карманы одними большими пальцами, Зак побрёл куда глаза глядят, и сравнивал попадающиеся на глаза этикетки с теми, что он воровал в приюте в детстве. Он помнил, что попался всего однажды: ему было одиннадцать и он свалился с табуретки, когда пытался добраться до верхних ящиков. В принципе, упасть было немного больнее, чем перенесённые побои от жены хозяина, но оно того стоило — прихрамывая, он шёл к своему спальнику со спрятанной под футболкой коробкой солёных крекеров. Это была его первая ночь в приюте, когда он лёг спать с набитым желудком. Он как раз завтыкал на какого-то нарисованного белого человечка в поварской шляпе на упаковке замороженных булочек с корицей, когда вернулась Рей. Он уставился на то, что она успела за время отсутствия набросать в телегу, и на неё. — Ты там что, застряла? Что ты вообще взять хотела? — Да так, скупилась для дома, — она повезла телегу далее, и Зак начал изучать, что же ей там надо было для дома. В основном, привычное дело: большая упаковка бумаги, огромная бутылка с моющим, две аккуратно уложенные упаковки мусорных пакетов и гель для мытья посуды, по цвету похожий на виноградный сок. Одна упаковка была ему совершенно незнакома — пластиковая, пахнущая порошком для стирки — и он прищурился в попытке прочитать название. — Ги… ги… ени… чес… кие… что это за тряпки? — рядом с лейблом трудночитаемым курсивом было написано «мягкий хлопок» и «с крылышками». — Зачем так выделываться? Купи обычных салфеток, нафига тебе крылатые тряпки? — Это… не для протирания столов, это для… — она немного нервно закусила губу и уставилась себе под ноги — явно пыталась подобрать нужные слова. — Для критических дней. — Каких дней? — Критических. У девушек, когда они взрослеют, время от времени такое происходит. Он не знал, что за зверь такой «критические дни», но пару раз в жизни что-то такое слышал. Время от времени бывало, что он вспоминал, что Рейчел не просто «Рей» — она была девочкой-подростком, которая, очевидно, ходит в школу с другими подростками и думает о… ладно, он в душе не ведал, о чём обычно думают подростки. Его подростковые годы (когда он ночевал под мостами и грабил женщин на парковках) вряд ли соответствовали любому адекватному представлению о юности и, если честно, от полового созревания у него остались только воспоминания о том, как он однажды проснулся, и одежда внезапно начала казаться слишком маленькой, ноги стали слишком длинными и жрать хотелось чаще. Волосы на его теле толком не росли, так что на взрослого он походил только благодаря широкой груди, почти двухметровому росту и злобному взгляду (ну, ещё он сам называл себя «взрослым», когда спрашивали — нечасто, но попадались настолько тупые). — Так ты поэтому сегодня странно себя ведёшь? — спросил Зак, когда они свернули в отдел с заморозками. — Странно? — моргнув, переспросила Рей. Он рассеянно потёр плечи, где она пыталась массировать, вспомнил, как она прижалась к его лбу своим. Язык внезапно стал тяжелее, а в горле сдавило. — Руки распускаешь, всё такое. — А. Она остановилась перед матовым стеклом холодильника с таким лицом, как будто хотела что-то сказать, но не знала, что именно. В его сдавленное горло уже как будто камней накидали, но он теперь знал, как избавиться от этого чувства. Открыв один из холодильников, одной рукой он схватил коробку замороженных буррито, другой — наггетсы. Отправив в корзину, он добавил туда же пиццу рулетиками, солсберийские стейки и спагетти с фрикадельками — по упаковке себе и ей. Рей тупо стояла возле телеги, с одновременно постным и неуверенным видом. — Мы купим всё? — А почему бы и нет? Сегодня же праздник, так что будем обжираться чем захотим. Он практически был готов сфотографировать, как она медленно расправляла плечи и поднимала голову — ещё не воодушевление, но что-то близкое к её улыбке после пожара. — Тогда, я думаю… Нужно купить что-то из завтрака, — она встала на цыпочки, чтобы взять две коробки с вафлями — черничные и шоколадные — и, не сумев сделать выбор, отправила в телегу обе. — Вот, ты всё понимаешь, — улыбнулся Зак и немного подвинул телегу вперёд, упираясь прямо в кончик её обуви. — Залезай, я кое-что придумал. Следующие несколько минут они так и катались на телеге — Рей сидела внутри, а Зак гонял по проходам, исполнял крутые повороты и слишком внезапно останавливался, когда она просила взять что-то с полки. Всякий раз, когда кто-то попадался на пути, они прикидывались «взрослыми» покупателями, прикидывались, будто читают этикетки — но украдкой стреляли друг в друга смешливыми взглядами. Когда снова оставались одни, они гоняли по отделам снова и снова, ровно столько, сколько понадобилось Рей для какого-то подобия улыбки. Она вся раскраснелась и тяжело выдыхала, даже почти что смеялась. — Зак, надо прекращать, — хлопая ртом, сказала она. — Кому надо, тот пусть и прекращает, — пожал плечами он. — А мне весело. Здесь всё равно практически никого, нас никто не видел. — Но это опасно, я упасть могу. — Не можешь. Я тебя не пущу. Она внезапно распахнула глаза, и что-то на её лице переменилось: щёки начали бледнеть, хватка на телеге ослабла. Он не знал, что это значит, но её глаза как-то еле заметно мерцали, как тусклый огонёк. — Что случилось? — спросил он, хотя хотел сказать совсем не это. Он бы и не смог сказать ничего другого — не в тот момент, когда у неё было лицо, как будто мир сейчас треснет напополам. — Я не думала, что ты… — она запнулась и покачала головой. — Нет, ничего. — Да говори уже. Она убрала волосы с лица, и выражение внезапно поменялось. У него было ощущение, будто он засунул голову на ту сторону зеркала — слишком уж ошеломлял вид почти что смущённой Рей. — Давай… прокатимся ещё раз, — сказала она, подняв один палец, и добавила уже практически шёпотом: — Мне тоже весело. Прежние камни в его горле превратились в пустую гальку и разлетелись пылью. Он никогда не видел её с таким выражением лица. Он никогда бы не смог её представить с таким выражением лица. Но выглядело круто. Он откатил телегу немного назад и немного её наклонил, чтобы разогнаться как следует. — Сказано — сделано, — широко улыбнулся он.***
К тому времени, как они скупились и оплатили, на улице полностью стемнело и пошёл дождь. В кошельке Зака было пусто, зато внутри он был счастлив, как никогда. Сейчас они стояли под крышей у входа в магазин и смотрели, как асфальт на парковке начинает блестеть от воды и отражающихся неоновых ламп — дождь обещал затянуться надолго. — Надо бегом домой, так хотя бы немного интереснее будет, — сказал он. Покосившись, он заметил, что Рей уже оглянулась для разгона. — Наперегонки. Она вскинула брови, но спорить не собиралась — о лучшем он просить не мог. Зак поправил капюшон, убрал пакет с продуктами на локоть — уже оставались неприятные красные следы. — Придумай приз. Рей выглянула на улицу. Как раз поехал какой-то грузовик и так сильно разбрызгал воду из лужи, что попало на припаркованную машину. — Кто последний — тот готовит. — Бля, я ж готовить буду целую вечность, — поморщился он. — Тогда постарайся не проиграть, — сказала она спокойно и размеренно, и неприятная дрожь на его спине перешла в волнение. Он встретился с её глазами — синими, озорными — и почувствовал, как в крови разливается адреналин. Ничто не шло в сравнение с этим опьяняющим головокружительным чувством. — Я не собираюсь играть в поддавки, потому что ты ребёнок. — Я и не жду. Они встали рядом, кругом — один чёрный асфальт и густые серые облака на небе. Они одновременно отсчитали «три, два, один!» и понеслись навстречу ветру и холодному дождю, чувствуя один трепет на двоих.***
— Хоче… смо… — донёсся неразборчивый голос Рей с кухни. Зак ни хрена не услышал — сидел, скрестив ноги, на расстеленном на полу одеяле и сушил вымокшую одежду слишком уж громким феном. Он до сих пор не мог до конца отдышаться — Рейчел была не только охуеть какой быстрой, но ещё и умной: выбрала дорогу через узкие улочки и тесные переулки, где Заку было практически негде протиснуться. Единственная причина, по которой она проиграла — он не стеснялся перебегать дорогу и перепрыгивать через соседские заборы, чтобы срезать путь. Он раздавил чьи-то помидоры, его ботинки были испачканы в мясистых томатных остатках, но это была приемлемая цена за то, чтобы не готовить двенадцать разных ужинов (и завтраков) одновременно. Он вырубил фен и посмотрел через столешницу, хотя мог едва увидеть только её макушку. — Чего? — Пока будем есть, хочешь посмотреть кино? — спросила она. — Я пялился в ящик всю прошлую неделю, — он снова включил фен и потряс влажной чёлкой. Рей ушла за посудой. В доме Беккета все комнаты были мелкими, но не гостиная — и даже с тамошними широкими стенами и высокими потолками комнату наполнили запахи с кухни. Рей вернулась с подносом, на который нагрузила всё, что они купили, и начала разлаживать рядом с Заком, как будто они выбрались на пикник. Её волосы ещё были мокрыми после дождя, но сразу по возвращении она переоделась в домашнее, и теперь от неё пахло французскими тостами с корицей. — Я думаю, мы всё не съедим. Слишком много купили. — Слишком много еды не бывает, — отмахнулся Зак. Она села напротив и осматривала ужин с таким лицом, будто не знала, с чего начать. У них было так много спагетти, что они вываливались с тарелки, и ещё пару блюд она приспособила под четыре упаковки мини-вафель. В итоге было решено взять всего понемногу. Пока Зак обжигал язык о куриные дамплинги, Рейчел нарезала свои вилкой. На вкус было очень неплохо — даром, что фаст-фуд для разогрева — и даже овощи, которые она купила, оказались полным объедением (потому что Рей обжарила их в каком-то красном соусе). Они придумали игру, в которой пытались создать наихудшее сочетание продуктов (единогласно — говяжья лазанья с шоколадными вафлями) и делились тем, что получилось неплохим. Где-то ближе к концу трапезы из-за дождя отключилось питание, и они остались сидеть в темноте со своими сэндвичами с мороженым. Она заботливо принесла фонарик (который больше походил на сигнал от летающей тарелки) и снова уселась на одеяле. — Я хочу лучше тебя узнать, — сказала она спустя какое-то время тупого молчания. Зак перестал облизывать пальцы от шоколада. — Зачем? Она задумалась, что сказать; по руке с таявшего сэндвича потекла капля ванили. — Мне… интересно, — сказала она каким-то вопросительным тоном, как будто сама не знала причину. Зак убрал фен с ног, чтобы было удобнее подвигаться, а она думала, чего бы ещё такого убедительного сказать. — Можем поиграть в эту игру, как делают на настоящих ночёвках. Она, наконец, заметила, что её мороженое подтаяло, и начала осматриваться, чем бы вытереть руку. Её лицо было постным, как обычно, но в воздухе витала явная неловкость, и Зак на свою голову решил уточнить. — И что же за игра? — «Правда или вызов». — Да ну нахуй? Он никогда раньше в такое не играл, но видел и слышал о том, как играли другие. Со стороны игра казалась тупой, но теперь он понимал, что даже эта часть мирной жизни была для него открыта. Её жизнь была открыта для его вопросов. — Если хочешь, можем ввести право на отмену, — сказала она. — Отмену? — Можешь отменить один свой раунд, если тебе не понравится мой вопрос или не захочется выполнять вызов, — она подняла палец. — Но только один раз. — Да нахер мне твои отмены? Спрашивай, что хочешь, — он скрестил ноги и откинулся спиной на диван, прежде чем ткнуть пальцем в Рей. — А вот ты… врать мне не будешь? — Не буду. — Тебе же будет лучше, — он уставился на вращающийся в темноте потолочный вентилятор и откусил от своего сэндвича. — Мне начать? — спросила она. — Да как хочешь, — он махнул рукой. — Кому-то всё равно придётся. — Ладно… Правда или вызов? — Правда. — Тебе не нравится твоё имя? Зак немного опешил, первой мыслью пронеслось «что за вопрос тупой». Его никогда о таком не спрашивали, да и он бы не подумал, что это окажется первым же вопросом в её списке на обсуждение. — Я же вроде раньше говорил? Скучное стариковское имя. — А мне кажется, оно хорошее. — С чего? — Оно из Библии, правда, в оригинале звучит немного по-другому. Там был Исаак, сын Авраама и Сарры, которые хотели ребёнка, но были слишком стары, чтобы иметь детей в принципе, — Рей посмотрела на него, как будто просверлила какую-то дыру, и что-то внутри него сжалось. — Авраам был Божьим угодником, и Бог наградил его долгожданным сыном. Само появление на свет Исаака было чудом. Я думаю, история хорошая. Зак знал о Библии ровно столько же, сколько и об астрофизике, чего скрывать от неё не собирался. — Я понятия не имею, что за бред ты мне рассказываешь. Она заметно поникла (его ужалило чувство вины, и он не смог бы это объяснить, даже если бы попытался) и провела по ковру кончиками пальцев. Она уткнулась лбом в подтянутые колени. — Я думаю, твоё рождение тоже было чудом. За окном громыхнуло, фонарик в её руке еле слышно потрескивал, и Зак ощутил, как шея напряглась. Его мозг воспринимал эти слова как самое приятное, что он слышал за всю свою жизнь, и подобный комплимент звучал совсем по-другому в отношении парня, чья мамаша бросила его на пороге первого попавшегося приюта с таким же настроением, как будто она наконец-то выбросила залежавшийся мусор. Он заставил себя оторваться от прокручивания её слов в голове снова и снова. — …Чей ты там сказала, он был сын? — Авраама. — Нашего старика-менеджера как-то так зовут, — вздрогнул он, потому что от одной фантазии, как он назвал бы Грея «папой», по спине начали бегать адовые мурашки. — Ой, моя очередь же. Правда или вызов? — Вызов, — на удивление быстро ответила она. Зак осмотрел их разложенное на одеяле добро в льющемся из окон тусклом свете. Рядом с недоеденным банкетом стояли бутылки с соусами и приправами. — У тебя же ещё есть мороженое? — он протянул ей ширачу. — Съешь с этим. Она нахмурила брови, принимая бутылку. — Не думаю, что ширача так будет вкусной… — А я и не говорю, что будет. Это мой тебе вызов. На самом деле, он хотел, чтобы она ему ещё какое-нибудь новое выражение лица показала — то, что не будет смутными отголосками на фоне постного безразличия. Он хотел увидеть что-то естественное, примитивное, даже если ему придётся использовать для этого тупую детскую игру. Рей размазала по растаявшему мороженому чайную ложку ширачи, и посмотрела на Зака, как будто он должен был дать ей сигнал. Когда она откусила, он даже не подумал, что, наверное, сидит слишком уж выжидающе. — За мороженым соуса не слышно, — сказала она, пережёвывая кусок с неизменно-унылым лицом. — Но всё равно, не очень вкусно. — По тебе не видно, знаешь ли, — поник он. — У тебя такая рожа спокойная, хоть бы покривилась. — Дать попробовать? — Вот уж нет! Она доедала сэндвич, Зак ожидал хоть чего-нибудь, потому что такая реакция (точнее, полное её отсутствие) была не тем, на что он рассчитывал. — Правда или вызов? — спросила она, вытирая руки, и он был бы идиотом, если бы сейчас спасовал. — Вызов. — Засунь руку в унитаз по запястье, — сказала она так, будто вообще не задумывалась. Она специально придумывала вопросы и вызовы заранее? — Это отвратительно. — Это мой тебе вызов. — Знаешь, если так подумать, ты наверняка из тех людей, которые устраивают квесты с мусорной охотой типа «засунь руку в толчок, чтобы найти ключ» и всё такое. С тебя бы сталось ещё пираний туда запустить, просто чтобы скучно не казалось. — Мне положить туда ключ? — Не надо. Он не сразу нашёл ванную — спустя две неправильных двери Рей направила его в ту, что была справа на кухне. Она лично пронаблюдала, чтобы он опустил правую руку в унитаз, и едва вода покрыла запястье — резко выдернул. — Фу, блядь, сейчас стошнит! Почему вода тёплая? — Он же на колодезной воде. Наверное, за день вода нагрелась. Едва он закончил промывать руку под краном — она вручила полотенце. — Я тебе такое сейчас устрою… — пригрозил он. — А если я выберу правду? — Ничего, блядь, я что-нибудь придумаю. Следующие восемь раундов они выбирали только вызов — большинство было какими-то извращениями с едой: как-то Рей загадала Заку съесть кусок пиццы, полностью покрытый ширачей, а он в ответ приготовил ей свой фирменный сухой завтрак, залитый колой вместо молока. То, что не касалось еды, было ничуть не скучнее: Рей получила кусок льда под свою футболку, Зак пытался зашить дырку в занавеске (он трижды уколол палец и выбросил иголку с криками «это нереально»), Рей попыталась порезать лук тупым ножом (маленькая победа Зака — она начала плакать от запаха), и Зак отправил первому человеку из телефонной книги сообщение с отчаянной просьбой подогнать крем от геморроя (и Денни, ответивший спустя считанные секунды, явно был не особо счастлив объяснять, что такое геморрой). Это было настолько весело, что Зак не мог припомнить, когда в последний раз так веселился в чужой компании, даже если его язык после большинства вызовов был готов сгореть. Никто так и не воспользовался правом на отмену, и его искренне впечатлило, как Рей, не поменявшись в лице, раздавила паука босой ногой. Она ещё вспомнила свой странный сон, где она была на кладбище, и под её ногами вертелись чьи-то оторванные руки. Она думала, что это игрушки, но они начали кричать и кровоточить, и Зак перебил её замечанием, насколько же она ёбнутая. Он как раз снял язычок с новой банки колы и медленно пил, пока Рей ушла переодевать футболку и менять повязку на ноге. По возвращении она села рядом, а не напротив, и не подтягивала колени. — Правда или вызов? — Ладно, пора менять пластинку, — сказал Зак и вручил ей вторую банку. — Правда. Она очень медленно открыла свою колу и теперь постукивала ногтями по алюминию. — Ты когда-нибудь целовался? Резкая смена настроения сейчас больше походила на смещение полюсов. — Че… я… что? По примерной аналогии с электричеством в этом доме, он чувствовал, как его мозг начинает сбоить и теперь всю систему надо немного перезапустить. Рей провела пальцем по капельке скопившегося на банке конденсата, избегая его взгляда. — Ты когда-нибудь… — начала повторять она и слегка подпёрла пальчиком нижнюю губу, всё ещё влажную после колы. — Цел… — Я похож на того, кто постоянно с кем-то сосётся? — Это значит «нет»? — Да, это значит «нет»! Если она как-то отреагировала на эту информацию — он не заметил. Она снова уставилась на ковёр, тихая и неподвижная, пока от очередного громового раската дрожали стены. Он не был уверен, чувствовала ли она разочарование, но его всё равно бесило, потому что он никогда до сих пор не обращал такого пристального внимания на её рот. В попытке отвлечься он так сильно сжал свою банку колы, что та помялась. — Откуда вообще ты этот вопрос взяла? — он, конечно, привык к тому, что она немного странненькая, но это было совсем ебануто на совершенно другом уровне. — Девочки в школе говорили, что первый поцелуй должен быть в четырнадцать лет. Они говорили, это… приятно. — И ты повелась? — Я хотела у тебя уточнить. Ты же взрослый. Обычно фраза «ты взрослый» звучала круто, но не в отношении таких вот аспектов жизни, потому что сейчас Зак чувствовал себя до тупого неадекватно. Но у него не было на это ни одного нормального повода — подумаешь, не целовался, у него всё равно не было ни желания, ни толковой возможности. Проявлять подобную уязвимость звучало примерно так же, как и содрать с самого себя кожу. Он сделал медленный и глубокий вдох. — Эта школота ничего не понимает. У тебя ещё достаточно времени, чтобы не думать об этой хуйне. — Но мне исполнилось четырнадцать месяц назад. — До старшей школы жить и жить. — Старшая школа начнётся в этом сентябре. В этом разговоре, по сути, не было ни победителя, ни проигравшего, но Зак чувствовал, что он проиграл. В горле неприятно сдавило, и он начал сжимать и разжимать кулаки, лишь бы просто не сидеть. Он никогда раньше не обращал внимания, но теперь Рей была не «соседка из 6-10, которая пришла посмотреть кино», но «Рейчел, старшеклассница-изгой, у которой есть какая-то своя личная жизнь». Как будто пропасть между ними снова стала шире. И это вернуло его к причине, по которой он согласился играть в эту проклятущую «правду или вызов». Он хотел выведать хоть какие-то капли из океана секретов, что хранила девчонка из 6-10. — Не надо… — попытался подобрать слова он. — Делать что-то подобное просто потому, что сказали, мол, так надо. Это произойдёт тогда, когда ты будешь готова. Она долго обдумывала его слова, но в итоге кивнула и отпила из своей банки. — Моя очередь. Я тоже выберу правду. Она снова подтянула колени к груди, и Зак припомнил вопрос, который хотел задать ей целую вечность назад. — Что у тебя с коленями происходит? — он немного наклонился, чтобы не упустить малейших перемен в её лице, и правильно сделал — она помрачнела. — Они вечно красные и стёртые, как будто ты на четвереньках ходишь. Он не мог просто выбросить из головы зрелище её возле автоматов на В1. Рей посмотрела на свои ноги. — У меня в комнате деревянный пол. Иногда ноги краснеют после вечерней молитвы. Она провела кончиками пальцев по колену — разумеется, розоватому и немного огрубевшему — и выглядела так, будто хотела сказать что-то ещё. Вместо этого Зак слышал только звук её дыхания. — Опять моя очередь, — сказал он. — Правда. Рейчел подняла голову и повернулась к нему лицом. — Когда мы убирали у тебя дома, я заметила, что вся кухня была грязная… — Да-да, спасибо, что напомнила. — …Но не плита. Она закончила каким-то странным тоном — Зак сразу заметил. Он знал, что она захочет спросить ещё что-нибудь о его жизни, так что отхлебнул из своей банки и поставил ту на ковёр. — Хватит ходить вокруг да около. Хочешь спросить — спрашивай. Она выглядела немного более озадаченной, чем стоило быть в её ситуации, потому что всегда пыталась говорить вежливо и уклончиво. Зак предпочитал бить словами так же, как он бы содрал пластырь — больно и в самую точку. — Ты не любишь огонь? — поджала губы она. — Кто вообще любит огонь? — поморщился он. — Я хотела спросить, ты боишься огня? Внутри осело неприятное чувство. Он ненавидел всё, что связано со словом «бояться» — оно было как змеи, скользящие под кожей — и, покинув приют, он поклялся себе больше никогда и никого не бояться. Вот только… — Мне плевать. Это личное. Рей выжидала, и он уставился на фонарик в её руке, отбрасывающий тени на ковёр. — Это будет твоим следующим вопросом? — Мне интересно, — совершенно бесстыдно признала она. Он никому не рассказывал эту историю — в основном, потому что никто и не спрашивал, но и история эта была не из тех, которыми делятся при знакомстве. Не все секреты стоило рассказывать, что-то было лучше придержать за семью печатями, под тремя слоями бинтов и тонной пассивной агрессии. Во всяком случае, так ему было лучше. — Это невесёлая история, так что в детали вдаваться не буду, — вздохнул он и немного опустил плечи. — Когда я был ребёнком, меня поджёг один мужик. — Хозяин приюта? — Нет, я не всегда жил в приюте. — Это случилось, когда ты жил с мамой? — …Ладно, наверное, её можно и так назвать, — он никогда не называл, но сейчас это было неважно. — Она встречалась с каким-то чуваком, и, наверное, мы друг другу не особо нравились, так что он поджёг меня, как эти фейерверки на День Независимости. Рей только склонила голову. — А твоя мама? — По ходу, решила, что больше ей со мной делать нечего, так что продала меня в приют. — Ты поэтому носишь бинты? — Типа того. А ещё ты задала мне пять вопросов, обманщица. Она положила банку колы обратно и покачала головой, как бы извиняясь. — Я снова выберу правду. — Раз уж речь про пожары зашла… Что у тебя дома случилось? В последнее время он как-то об этом забыл и вспоминал пару раз от безделья у Кэти дома, или, когда протирал столики в кафе. Но ничего особенного — в его памяти это было обычным «бля, ну бывает». Рей немного потянула край повязки на своей ноге, как будто пыталась вспомнить. — Короткое замыкание. Вилка от тостера попала в контакт с водой из ванной. — Это я и так знаю. Почему это случилось? Когда она замерла, он был уверен, что она воспользуется тем дурацким правом на отмену. — Папа уснул в ванне, — сказала она. На удивление самому себе он довольно быстро всё понял. — Он набухался, ведь так? — Твоя очередь, — только и сказала она, не глядя ему в глаза, но играя с краешком банки колы. И этого ответа было более чем достаточно. Зак начинал вскипать. Они только что ступили на потенциально опасную территорию, и она схитрила, не отвечая на лишний вопрос. Ему было интересно, как далеко он успеет зайти. — Правда, — ведомый чистым нетерпением к следующему ходу, выдал он. Если бы не редкий слабый стук дождя по крыше, в комнате было бы совсем тихо, и Зак знал, что в этом виноват он со своим предыдущим вопросом. Одного взгляда на неё хватало, чтобы сказать, что она сейчас мыслями совсем не здесь. Она как будто она растворялась наяву, пыталась исчезнуть, даже если… Было бы правильно вообще называть её счастливой? — Ты убивал людей? Слова проникли прямо ему в уши, прямо в мозг, и одной-единственной каплей чернил теперь были перегажены любые другие его воспоминания. Его пальцы невольно дёрнулись от фантомного ощущения её шеи в хватке, дрожи её глотки и тепла слёз. Всплыла и другая память — старая, выцветшая, покрытая паутиной и пылью. Он помнил свои эмоции в тот момент: всепоглощающую ярость, онемение осознания, чудовищный восторг и финальный аккорд — пустота вне его понимания, которую ничем больше было не заполнить. И нож, который был спрятан в его квартире под диваном. Рей тоже наверняка его вспомнила. — Да, — честно ответил он. — Убивал. На её лице промелькнуло что-то навроде облегчения. — Я была уверена, что ты откажешься отвечать. — Я говорил, что мне твоя отмена не нужна. Я не собираюсь врать, даже если это тупая детская игра для ночёвки. Хотя он прекрасно понимал, что это уже не просто обычные посиделки с ночёвкой. Рей подтвердила свои теории. — А теперь лучше бы тебе не сачковать, — он наклонился к ней, полностью осознающий, что собирается сейчас натворить, и только счастливый от поддержания этого напряжения между ними. — Твоя очередь. Что вообще творится у тебя дома? У неё перехватило дыхание, но он отказывался идти на попятную. — Твой батя убухивается в хлам и вырубается в ванне. Твоя мать нищая и не может тебе даже лишнюю пачку чая купить. Твоим родителям насрать на эти выступления в твоей школе. В квартире надо мной всегда кто-то рыдает, — он посмотрел на её шею и почувствовал, как зачесались руки. — Что они с тобой сделали? Почему тебе обязательно нужно молиться каждую, блядь, ночь? Она на него не смотрела, и сейчас больше, чем когда-либо, он хотел схватить её за грудки и заставить посмотреть ему в глаза, заставить прекратить юлить, уходить от ответов, уползать в свой панцирь, заставить честно посмотреть на него. — Зак… — Нет, никаких «Зак». Отвечай. — Я не выбирала правду. Зак не был готов к этому ответу, и её слова практически буквально дали ему под дых. От её пустого, вялого взгляда весь адреналин выветрился, оставляя неприятное головокружение. Внезапно появилось много других эмоций — смущение, злость, недоумение, ещё больше злости — и резко наступило затишье, в котором он не чувствовал ничего, кроме её холодно-синих глаз, прожигающих его с неуверенностью и обидой. Пропасть между ними переросла в огромную бездну. — Зак, может, нам пора… — Улыбнись, — её незаконченное предложение повисло между ними. Она явно была удивлена, и Зак впервые увидел это выражение вперемешку с обидой, которую она явно испытала минуту назад. Сейчас ему казалось, что протяни он руку — и она рассыплется на части. — Ты начала эту игру, и я её закончу. Ты не хочешь отвечать, значит, я бросаю тебе вызов. Улыбнись мне. Она снова приложила палец к губам, как будто они были какими-то чужими, и она до сих пор к ним не привыкла. — У меня не очень хорошо пол… — Ты даже от этого хочешь уйти? Она замолкла. В комнате всё замолкло. Дождь больше не барабанил по крыше, гром не гремел в его ушах. Возле окна громко бахнуло, как гигантская хлопушка, и на ночном небе взорвался фейерверк. За ним — ещё четыре. Укрытая наполовину тенью, наполовину огнями, Рейчел ему улыбнулась. И он никогда в жизни не забудет эту жалкую разбитую улыбку.***
Времени было без пятнадцати полночь, когда Рей вернулась из ванной на втором этаже, переодетая в пижаму. От неё пахло чем-то цветочным — наверняка у них с Кэти был один вкус. После окончания игры она отправилась наверх, чтобы принять душ, и, если честно, Зак был этому рад. Он был почти на грани, когда она уходила, весь напряжённый и из головы не выходил образ её неумело растянутых в улыбке губах. Это было буквально ничем в сравнении с её раскрасневшимися щеками, учащённым от волнения дыханием и почти что смешками, которые она была готова выдать в магазине. То, что она выдала на этот раз, было слишком неестественным, слишком тревожным, слишком наигранным, и у него это вызвало реакцию куда бурную, чем было обычно. Он убрал то, что осталось после ужина (потому что рано или поздно всё равно бы пришлось), посмотрел салюты в окно и схватил пульт. На внезапно современном телевизоре 500 каналов дарили удивительное разнообразие выбора. Рейчел вернулась, держа в охапке большое хлопковое одеяло и две помятые подушки. Он попытался рассмотреть её глаза, но комок был слишком огромным, чтобы в принципе увидеть её лицо. — И что это? — Подушки. Одеяло. — Нет, это я понимаю. Зачем принесла? — Ночевка обычно заканчивается тем, что хозяин и гость спят вместе, — она повернула голову к телевизору. — Или просто смотрят фильмы. Получасового перерыва на душ было достаточно, чтобы атмосфера успела сгладиться, и Зак как-то догадался, что их недавний инцидент уходит в разряд «давай проигнорируем и забудем», хоть и не мог этого предотвратить. Он пытался разворошить осиное гнездо и должен был предвидеть, что это разозлит — в случае Рей, с каждым неудобным вопросом она только сильнее отдалялась и пряталась под своим панцирем. Её лицо уже было нормальным — ни намёка на какую-либо чувственность или боль. Что ж, он до сих пор и так хорошо усвоил её талант зарывать собственные чувства. Он протянул руки, чтобы принять одеяло, Рей уложила рядом две подушки и легла на живот. Зак укрыл их так, чтобы одеяло было аж на голове и сложил локти на подушке. — Ты же говорил, что не хочешь смотреть телевизор. — Передумал, — пожал плечами он. — В этом старье всё равно нечем больше заняться. — О… — Ещё какое «о». Что посмотреть хочешь? — подвинув ей пульт, он упёрся в ладонь подбородком. Рей посмотрела так, будто он ей гранату протянул. — В прошлый раз была моя очередь. Прошлый раз был в конце мая-начале июня, когда Зак выбрал какой-то фильм про супершпионов с кучей сложных гаджетов и взрывов, но суть сюжета он так и не понял. Большую часть фильма он задавал тупые вопросы и орал с причёски главгероя. Он взял так и не принятый пульт и начал прокручивать меню. На первых номерах покоились никому не нужные низкобюджетные «беседы с богом», круглые столы с пафосными бабками и кукольный театр, который учил малышню читать трёхбуквенные слова. На средних каналах были ток-шоу, кулинарные передачи, сплетни о знаменитостях и круглосуточные телемагазины. На последних каналах Рей заметно оживилась. — Что? Что-то понравилось? — Нет, но… Она указала на канал 438, вроде бы реально заинтересованная. Зак прочитал про себя название «Бомбезные тёлочки удовлетворяют БДСМ-прихоти». — Там порнуха, — категорически отрезал он. Она продолжала пялиться в название. — Что такое БДСМ? — Откуда у тебя вообще такие каналы? Ниже по списку обнаружилось ещё два канала с похожей темой, и чем дальше — тем веселее. — Их папа купил, когда мы переехали, — тихо сказала Рей, как будто выдавала постыдный секрет. — Он говорит, они делают его счастливым. — Вот же дрочер старый. — Что такое дро… Зак хлопнул пультом, но попал в подушку, и никакого впечатления не произвёл. — Значит, хочешь этой хуйни глянуть? Потому что я смотреть не собираюсь. Он не хотел признавать, но порно ему раз или два на глаза попадалось — подсмотрел через приоткрытую дверь, когда жил в приюте. Хозяин — толстый, лысый и ленивый — в основном любил брать в прокате пиратские слэшеры, но время от времени попадались и эротические хорроры. Зак помнил, как вечно их было слышно до самой лестницы. Стоны его бесили. Крики были ещё хуже, но было что-то в сценах, когда в фильме тёток преследовали, загоняли и жестоко убивали. Дело было даже не в самих убийствах — но Зака (у которого и так уровень морали был около нуля) поразило, как во время смерти очередной невинной жертвы смеялся хозяин. — Я не хочу, — сказала Рейчел, опуская глаза, и он впервые почувствовал на себе её мятное дыхание. — Но он… папа, кажется, действительно такое любит. Мне было интересно. Он шумно выдохнул. — А ты и правда такой ребёнок. — В каком смысле? — Забей. Давай лучше это посмотрим. Он переключился на десять каналов назад, где как раз начинались открывающие титры «Полтергейста». Картинка была винтажная и нечёткая — ну точно, как в старых фильмах на кассетах. Рей уставилась на экран, потом перевела взгляд на Зака. — Любишь этот фильм? — Не видел, но знаю, что это какой-то знаменитый ужастик, — на самом деле, он даже не знал, как произносится это слово в названии, но узнал последовательность букв. Но не ждал такой старой картинки. — Ты смотрела? — Я не очень люблю фильмы ужасов. «Действительно», пронеслось первой мыслью, потому что чего он ещё мог ожидать от фанатки «Холодного сердца»? Следующие два часа они смотрели фильм — в основном, молча, но Зак иногда начинал ржать или ругаться. Он должен был догадаться, что фильм о призраках не будет наполнен расчленёнкой, но хорошая мысля, как говорится, приходит опосля. К тому времени, как пошли титры, времени было около двух часов ночи, и Рей так глубоко зарылась в одеяло, что не было видно даже её лица. Он выключил телевизор, и комок из хлопка вздрогнул — но в темноте он не мог сказать наверняка. — Рей, ты там уснула? — он подтолкнул её пультом. — Не уснула, — приглушённо ответила она. Зак, просто просидевший с полфильма на полу, приподнял её одеяло. Она тупо ему моргнула. — Спать будешь? — Да, только половину одеяла мне отдай. — Извини. Она выползла из хлопка, предоставляя ему большую часть, и Зак перевернулся на спину рядом с ней. Она легла точно так же, и он, сложив руки за головой, старался не думать о том, что она сейчас уткнулась в него плечом. Прошло то ли десять, то ли двадцать, то ли пятьдесят минут, а он так и лежал в состоянии слишком сонном, чтобы снова включить телевизор, но слишком бодром, чтобы наконец-то уснуть. Рей дёрнулась рядом с ним, глубоко вздохнула и медленно выдохнула. Ему было лень шевелиться лишний раз, так что он не комментировал. — Эй, Зак, — её лицо было так близко, что он мог пересчитать все её ресницы. — Ты спишь? — Рей, я лежу с открытыми глазами. Она еле слышно понимающе промычала и легла обратно. Она вся была напряжена, он знал, что она сама ничего не скажет, так что приподнялся на локте и просто на неё уставился. — Ну, что случилось? — раздражённо спросил он. Как он и ожидал, она ответила не сразу. — Привидения существуют? — Чего, бл… — на секунду опешил Зак, но до него тут же дошло, и он нахмурился. — Не можешь уснуть из-за фильма? Она кивнула в подушку, и на секунду ему вспомнился второй их разговор, когда они ехали в лифте с В1. Она тогда была бледнющей, тихой и пялилась себе под ноги, вызывая ассоциации с типичным ребёнком из фильма ужасов. Теперь, спустя полгода, он даже типаж ей подобрал — ну вылитая Кэрол Энн Фрилинг. Он почти сдержал смешок, но Рей явно его услышала, потому что смутилась (или чем бы оно ни было) и слегка отвернулась. — Естественно, их не существует, — он вернулся на одеяло и, почувствовав, как она ворочается в темноте, просто схватил её за плечи и развернул к себе. — За тобой никто не придёт. Спи спокойно. — Но… — Я не буду спать, пока ты не уснёшь. Он не хотел, чтобы это прозвучало настолько ультимативно, скорее, хотел… успокоить и утешить? Как-то так, но без излишней сентиментальности. На самом деле, он вообще не подумал, что несёт, потому что скорее всего, он прекрасно заснёт, даже если она будет лежать и дрожать хоть до утра. Хотя было бы странно чувствовать, как она всю ночь на него пялится, потому что он мог точно определить, когда на него кто-то смотрит — сказались годы ночёвок в подворотнях. — Точно не будешь? — спросила она с какой-то надеждой, и Зак, не отвлекаясь от созерцания потолочного вентилятора, точно знал, что сейчас она на него смотрит. — Точно. А теперь ложись спать. — Хорошо, — в повисшей паузе в доме что-то заскрежетало, и Зак просто закрыл глаза, складывая руки за головой. Рей улеглась на своей подушке, натягивая одеяло на плечи. — Спасибо, Зак. Его щеки легко коснулось что-то, похожее на пёрышко, но он услышал явный звук чмоканья. На секунду ему показалось, что она его поцеловала. Точно сказать не мог — он так и не открывал глаза.***
Следующим утром Зак проснулся с чувством боли и адовой жары. На шее отпечатался след после сна на полу, через распахнутые занавески били раскалённые солнечные лучи. В нос бил запах масла и молока, до ушей доносились звуки работающей плиты, и он только через секунду вспомнил, где вообще находился — спасибо брошенному посреди комнаты серебристому фену. Он сел на одеяле, чувствуя налипшую на ключицы ткань толстовки, и зарылся пальцами в волосы. Рей стояла к нему спиной, её собственная причёска была типичным утренним «взрывом на макаронной фабрике», но с ореолом утреннего солнечного света, и с его горлом при её виде снова случилась та странная херня. Зак потёр лицо, чтобы отвлечься, и почувствовал, как левая щека вся саднит. Он всё-таки не соврал и уснул через пятнадцать минут после неё, но даже так она проснулась раньше него — наверное, не спит уже пару часов. С шумным зевком он зашёл на кухню, подмечая 7:44 на часах микроволновки, и признавая звук за окном как соседа, поливающего какую-то клумбу. Её родителей всё ещё не было дома. Она немного неуклюже дёрнула сковородкой над плитой (наверное, слишком тяжёлая для неё), но панкейк всё равно приземлился идеально по центру. — Я хотела приготовить тебе завтрак… — она сделала паузу, чтобы налить ещё немного масла на сковороду. — В качестве благодарности за ночёвку. — Ты, вообще-то, всю ночь с меня одеяло стаскивала и на мою подушку увалилась. На самом деле, это была лишь верхушка айсберга под названием «как же неудобно с ней спать». В основном она держалась своей половины лежбища, но каждые пару часов её норовило повернуться то так, то эдак. Когда она лежала спиной, её волосы падали ему на лицо. Когда она повернулась лицом, то перелезла на его подушку и где-то час там и спала, и в итоге, большую часть ночи Зак проспал на собственной руке, что на деле было не так ужасно, как могло бы прозвучать. Под утро начало становиться теплее, и он попытался пнуть одеяло ногой подальше — но это оказалось её личное импровизированное гнездо, и Заку в итоге пришлось разворачивать это хлопковое буррито, потому что спать рядом с такой грелкой было невыносимо. — Ты и это умеешь готовить? — Нашла рецепт в интернете, — она дала ему телефон с открытой вкладкой, но ему хватило только нескольких строчек из этого множества ингредиентов, чтобы забить. — У меня от такой сложной хрени только голова болит. — Ты про чтение? Он бросил на неё красноречивый взгляд — она наверняка сказала не просто так, и Рей, выливающая на сковороду очередную порцию теста, пусть и не выглядела веселящейся, но аурой точно вся сияла от удачной подъёбки. Он легко пнул её, пока шёл к холодильнику за соком. Налив себе в стакан, он сел с краю стола (но в итоге подсел ближе, потому что смотреть издалека оказалось слишком уныло), и уставился на вполне подходящую этому месту допотопную газовую горелку Бунзена. Сковорода закрывала собой синий огонь, и Зак не видел — но всё ещё держался на расстоянии и крепко сжал руки в карманах, чтобы сдержать дрожь. Эдди в кафе готовил эти панкейки, наверное, по двадцать раз на дню, и Зак никогда не чувствовал желания поглазеть — но почему-то, когда их готовила Рей, его завораживало смотреть, как она разливает по сковородке тонкий слой масла и укладывает очередную партию из нескольких шариков жидкого теста. — Как ты понимаешь, что пора переворачивать? — спросил он. — Поверхность начинает пузыриться, — она отошла чуть в сторону, но всё ещё держала сковородку. — Хочешь попробовать пожарить? — Я плохо готовлю. — Я помогу, — и предоставила сковородку ему, не оставляя другого выбора. Едва последний панкейк закончил жариться, Рей уложила его сверху готовой стопки, набрала в чашку теста и передала Заку. Он тут же вылил всё в одну лужу. Он сжал сковородку с силой достаточной, чтобы заболели пальцы, и впился в шипящее по бокам масло. — Можно переворачивать? — Ты же только что налил… — Но оно так шумит! — Ещё не пора. Он начал постукивать ногой от нетерпения, весь напрягся и, наверное, буквально кожей ощущал, как секунды тянутся одна за другой. Рей отвлеклась на телефон, чтобы экран не потух, Зак со всей дури дёрнул сковородкой, чтобы перевернуть панкейк в воздухе, как переворачивала она… Кусок теста шмякнулся о потолок. Рей тут же повернулась, и в глазах ясно читалось «я буквально отвернулась на секунду». Они уставились на капающее с потолка тесто. — Надо было ещё немного подождать, — наконец, сказала она. — Ну, теперь-то понятно. Спустя одну непредвиденную уборку, ему предоставили вторую попытку, и здесь он выдал результат прямо противоположный: панкейк чуть не сгорел с одной стороны, потому что Зак всё ждал, и ждал, и ему казалось, что тесто недостаточно пузырится. Третья попытка была вполне сносной — панкейк, правда, выглядел, как аляповатое нечто, но зато равномерно прожарился, и Рей, остудив, разрезала его напополам. Они позавтракали за столом достаточно высоким, чтобы им обоим можно было свободно махать ногами. Когда солнце полностью взошло, Зак собирался в прихожей, а Рей достала его форменную рубашку из сушилки. — Ты ещё вернёшься? — спросила она, разглаживая несуществующую складку, прежде чем протянуть рубашку. Он сунул свёрток под руку. — Когда предки снова уходят? — В среду. — Вот в среду и вернусь, — он начал отряхивать засохшую гальку с обуви, прежде чем обуться. — Только камеру выключи заранее. — Хорошо. Они не прощались и у дверей не задерживались — её родители должны были вернуться с минуты на минуту. Открыв дверь, он накинул капюшон, чтобы солнце не било в глаза; утро обещало быть ясным, и температура уже была выше двадцати пяти градусов. Он опустил голову и спрятал руки в карманах, шаркая мимо соседей (какой-то пожилой пары, у которых вряд ли были причины вставать в такую рань), ковыряющихся в клумбе. Старик как раз причитал «какой кошмар, кто-то передавил все наши помидоры». Зак сделал мысленную пометку вернуться к Кэти и нормально помыть обувь.***
После пары щипков за руку Эдди как по волшебству превращался в послушного ребёнка. У него тоже начались летние каникулы, так что он, как и полагается трудоголику, брал больше смен в кафе, приходил к шести утра и большую часть времени танцевал вокруг новенькой духовки. К десяти часам у него под глазами были круги, как у панды, и Грей отправил его немного вздремнуть. Это была среда, смена Зака закончилась в полдень, и он как раз нашёл Эдди в комнате отдыха, чтобы убедить (кулак — очень убедительная вещь) показать, как пользоваться камерой на телефоне. Тот был помельче, на нём сказалась усталость, и он отчасти не стал вязать драку. Это не означало, что он был паинькой. — Что же такого тебе нужно сфоткать? — спросил Эдди, прожигая его устало-недоверчивым взглядом. Он недавно проснулся и след от дивана на его щеке всё ещё не разгладился. Рядом лежал нетронутый карамельный пудинг, в телефоне можно было увидеть набор свежих фотографий для Инстаграма — они с Кэти, на удивление, любили выставлять в интернете фотографии какой-то эстетической хрени, будь то еда или побрякушки. Зак злобно пнул табуретку. — Просто покажи, пока снова не получил по башке. Эдди злобно на него зыркнул, отложил свой смартфон и выпрямился. — Так, ладно. Какой у тебя телефон? — А я ебу. Веризон? — Это оператор. — Да какой оператор? Телефон дохлый, блядь. — Эх… Дай сюда, — в кои-то веки Эдди протянул руку помощи, и Зак вытащил из кармана свой телефон. Он не обращал на этот кусок пластика внимание с самого воскресенья, когда ему посреди ночи пришло сообщение о пропаже какого-то ребёнка. Эдди клацнул на значок главного меню, и Зак мельком увидел, что Рейчел как раз перед началом смены присылала ему сообщение с пожеланием хорошей работы. Эдди тоже увидел это сообщение, бросил на Зака быстрый взгляд, но вопросов не задавал. Зак объясняться не спешил — сообщение всё равно не было подписано. Он нажал на какое-то приложение со значком затвора камеры, и вернул телефон. — Нажми красную кнопку. Зак нажал — получилась ужасно размытая фотография стола. — Эх… Ты бы хоть навёл фокус для начала. И не дави так на экран, картинка размывается. — Кого ебёт, что там размывается? Ты видишь, что это стол — значит, всё ок. Эдди что-то проворчал себе под нос, положил голову на стол и притянул свой десерт. — Мне уже жаль этих бедняг, которым придётся это увидеть, — расслышал Зак. — Ты же совсем не понимаешь эстетику. Эдди получил от души по шапке — вместо «до свидания».***
Через полчаса Зак уже пришёл к своей старой квартире, но прошёл мимо какой-то ремонтницы и пошёл к бассейну. К полудню на улице было жарко и противно, и он был рад, что, прежде чем ехать к Рей, по наставлению Кэти переоделся ещё на работе. За пару месяцев бассейн стал ещё хуже — настолько был грязный, что даже солнце не отражалось от зелёной жижи на поверхности. На металлические ворота вокруг бассейна и вовсе было больно смотреть. За бассейном стоял большой мусорный контейнер — его спрятали так хорошо, что мало кто им пользовался — и Зак остановился прямо позади, чтобы лицезреть клумбу с синими цветами, совсем как райский уголок посреди мусорного ада. Он понятия не имел, с чего ей ударило в голову посадить здесь свои незабудки. За клумбой стояла бутылка с пульверизатором (пустая, пришлось набирать чистой воды), которой Зак и орудовал над цветами. Он повернул горшки, чтобы, как она сказала, «цветы получали равномерное количество солнца». С другой стороны бассейна на звук его шагов выскочил всё тот же бездомный щенок, но теперь он счастливо вилял хвостом и приветственно тявкал. Зак присел на корточки и начал рыться в карманах — где-то у него были припасённые из кафе пельмени со свининой. — Что, ждал меня, поганец? Щенок выжидающе уселся рядом и облизнул нос. Зак разломал шарик из теста напополам, прежде чем вручить щенку обед. — Что, зуб ещё не зажил? Сейчас остальное дам. В свой последний визит он обнаружил в кустах кем-то забытый диск для фрисби, который теперь приспособил под миску. Спустя короткую поездку до В1, он вернулся с пакетиком белого молока (потому что Рей три раза предупредила, что шоколадное может убить щенка) и не успел сломать фольгу на упаковке — щенок покончил с едой и пошёл прямо к цветам. Зак успел схватить того за шкирку чуть ли не в последнюю секунду. — Ты их поломаешь. Это, вообще-то цветы Рей. Щенок зарычал, услышав имя Рей. — Не забывай, что она тоже тебе пожрать приносит. Рык перешёл в скулёж, и Зак решил, что это вполне себе звучит как извинения, так что отпустил животное и положил вторую половинку от обеда, но щенок уже отвлёкся на что-то совершенно другое. Он наклонил мордочку к цветам, один из лепестков упал ему на шерсть возле уха, и теперь щенок лаял и тряс головой. Зак хотел было помочь, но у него возникла идея получше — он вытащил из кармана брюк телефон и спустя несколько секунд поиска того приложения, открыл камеру. Пока он настраивал рамку и фокус, щенок, взволнованный новой штучкой, заинтересованно пошёл навстречу. — Так, постой смирно. Первая фотография, как и ожидалось, вышла размытой. Ещё две попытки спустя он поставил щенка в кадр, поковырялся в настройках рамки и клацал-удалял-клацал-удалял, пока не понял, как вообще фотографировать.***
С четвёртого июля прошло пять дней, но сердце Зака до сих пор колотилось, когда он, как полагается, постучал в дверь, и Рей ему открыла с каким-то подобием улыбки на лице. В руке у неё был телефон. Она улыбалась слабо и еле заметно, её глаза были немного прикрыты, но блядь, это уже было хоть чем-то. Зак был готов признать эту улыбку не такой уж и хуёвой, и у этого её выражения был какой-то потенциал, особенно, если сравнить с январём. В прихожей он вытер ботинки о коврик — Рей говорила, что грязь в доме вызовет подозрения. — Что случилось? Смотрю, ты вся сияешь. — Фотографию получила, — она подняла телефон, как раз открытый на входящих сообщениях. Последним сообщением была фотография щенка, сидящего возле её цветов. — Не знала, что ты так хорошо фотографируешь. — Подумал, тебе будет интересно посмотреть на эту рассаду. — Красивые выросли. И щенок в порядке, так что я счастлива, — она еле провела пальцами по экрану, как будто хотела засунуть туда руку и погладить щенка вживую. — Спасибо. Зак проворчал какой-то ответ и плюхнулся на диван, впрочем, заметив, что она пыталась спрятать в заднем кармане ножницы. — Что делала? — Пыталась подстричься, — провела она по волосам. — Типа, всё состричь? — Нет, только секущиеся кончики подрезать и подровнять. Зак растянулся на диване, подумывая, что неплохо было бы взять пульт от телевизора. Рей пошла в сторону ванной, и он представил, как она случайно острижёт себя под каре. А каре у неё даже представлять не получалось. Он смог просидеть молча только несколько секунд. — Эй, ты хоть сама видишь, где резать? Она не сразу ответила, и это ничуть не успокоило. — Кое-как вижу. — Рей, бля. Он пошёл в ванную на втором этаже, где перед зеркалом на стуле сидела Рей, её волосы были убраны, наверное, десятком заколок, ещё одна шпилька, как и ножницы, висели во рту. — Зак… — сказала она его хмурому отражению в зеркале. — Отдай сюда. Ты волосы перепортишь. — Не перепорчу. — Ты шеей вертишь, как будто из тебя дьявола изгоняют. Он схватил у неё ножницы, подтолкнул плечо, чтобы она села ровно, но она всё равно с любопытством смотрела на него через зеркало. — Ты когда-нибудь стриг волосы? — Блядь, я похож на парикмахера? Он взял одну прядь и, выровняв двумя пальцами, сделал надрез. Кусок пряди полетел на пол, и Зак, расчесав пальцами её волосы, нашёл другую неровность, которую следовало подрезать. Теперь в его памяти отдельное место заняла её сегодняшняя улыбка — довольно милая, но то жалкое разбитое подобие всё никак не хотело выходить из головы. Он сравнивал оба этих выражения, и с каждой минутой отличий находилось всё больше и больше. Он состриг немного больше, чем должен был (чтобы срезать не только секущиеся кончики, но и опаленные волосы) и Рей, даже когда увидела, сколько упало на пол, ничего не сказала. Как и не сказала, когда он отрезал столько же во второй раз. — Всё норм? Я отстриг немного больше. Она долго думала, но всё же ответила — медленно и тихо: — Хорошо. Делай что хочешь, я не против. Зак почувствовал, что ему как будто кто-то ударил в спину. Внутри от сердца и до самых пят осел отвратительный пробирающий до костей холод. Он не знал, как это называется, но точно помнил, что это происходит с ним не в первый раз.