***
Тем вечером Люси послали принести ужин в его комнату, и она отреагировала примерно так же, как если бы её попросили войти голышом в клетку со львом. Она не сводила с него взгляд, когда обходила разбросанные по полу грязные шмотки, оставила на тумбе тарелку с курицей «пармезан» и мухой выскочила за дверь. Зак даже не чувствовал какого-либо желания и двух слов ей сказать, и был рад, что она разделяла это желание. Тыкая вилкой в пузырьки на моцарелле, Зак думал о том, что оно (чем бы оно ни было, но точно касающееся его отношений с Рей) начинает слишком сильно на него влиять. Он замечал это раньше, и не один раз, но так и не рисковал открыто встретиться с неизвестностью и что-то с этим сделать, по большей части потому что он вообще не знал, что с этим делать. Между ними теперь были другие отношения, но что это значило? Несколько месяцев назад Грей заметил, что теперь он какой-то другой, что за время общения с Рей он как-то изменился, и тогда Зак послал его на все четыре стороны, но теперь сам видел, что это было чистой правдой. Рейчел заняла в его сердце место, которое никто не имел никакого права занимать, и он не имел ни малейшего понятия, что с этим делать. Разорвать все связи с ней явно не было хорошим выходом из ситуации, да и Зак не хотел этого делать — слишком было похоже на бегство, и он много лет назад решил, что ни от чего сбегать больше не будет. Если сбежит — снова станет тем Айзеком: нелюдимым и угрюмым сиротой, который плывёт по течению вместо того, чтобы вырвать зубами причитающееся по праву. Станет Айзеком-ковриком под чужими ногами. Айзеком-инструментом в чужих руках. Когда появилась Рейчел, всё стало сложнее — запутаннее любой математической задачи или загадки, с которыми он сталкивался в этой жизни. Было похоже на странную партию в шахматы: он делал свой ход, Рей что-то делала в ответ, но он никогда не мог предугадать, что именно ей придёт в голову в следующую секунду. Да, она была тихой и скрытной, но в последнее время она начала… смягчаться, что ли. Говорила то, что от всех остальных было страшнейшей тайной. Говорила то, что имела самое недосягаемое для его понимания значение. Я скучаю по тебе. Я тебе доверяю. Останься со мной. Он не знал, какой смысл она сокрыла в этих словах, но на самом деле, выяснять ему и не хотелось. В последний раз он слышал подобное от слепого старика, и тот помер вскоре после их знакомства. Зак оставил тарелку на столике сбоку от кровати, плюхнулся на спину и закинул ногу на ногу. Он устал сидеть на одном месте, так что, вытащил из ящика пистолет, заботливо спрятанный рядом с ножом. Полуавтомат, ствол был немного треснут, магазин был выкрашен в красный. Модель была из новейших, но выглядела довольно потрёпанной от частого использования. Стандартное оружие копа на дежурстве. Мужик говорил что-то о работе в ночные смены и сбежавшем маньяке — наверняка пушка принадлежала ему. Убрав пистолет обратно в ящик, Зак достал нож. После стольких лет зазубренные края немного притупились, но сам по себе нож был достаточно острым, чтобы оставить смертельную рану. Он не любил огнестрелы, как бы они ни были удобны в сравнении с холодняком — те подходили для убийства на расстоянии и для человека его рода занятий были максимально скучными. Он предпочитал убивать вблизи, ведь зарезать своими руками было вполне похоже на заявление о себе, а тупой выстрел можно и случайно сделать, да и жертва ещё могла не понять, кто именно это был. Пара-тройка колотых ран была куда красноречивее, яснее. Дарила ему очередной свободный вдох. Делала его ещё большим монстром. Но именно этот нож принадлежал старику, который уж точно не был таким, как он. Зак вообще нашёл нож случайно на дне ящика с дровами. Наверное, им хлеб резали, или фрукты — как делают все нормальные люди. Зак вспомнил себя ребёнком, когда он пытался анализировать, сравнивать себя с ним. Этот старик, наверное, в жизни и мухи не обидел. Жил один в заброшенной лачужке, едва сводил концы с концами, но даже тогда находил в себе силы и желание отдавать, не прося взамен ничего. Зак и близко не был таким же великодушным. Тогда он хотел спросить старика: «кто я для тебя?», но ему так и не хватило смелости (отвратительное слово), чтобы открыть рот. С тех пор прошло восемь лет, но ничего не изменилось. Даже если он хотел задать этот же вопрос Рейчел — всё так же боялся услышать ответ.***
Время очень хорошо лечило душевную боль и сглаживало мелкие разочарования жизнью. Рей уже через два дня после инцидента на вопрос о приезде ответила «ладно», но попросила не идти прямо к ней домой, а встретиться возле очередной закусочной «У Венди». Даже если она считала, что продолжать видеться опасно — желание встретиться было сильнее. К тому времени, как он приехал, она уже заняла место в закусочной, под самим кондиционером. Зак уже хотел «спасибо» сказать — даже если солнце садилось, температура и не думала спадать. Когда он подошёл, она отвлеклась от своего телефона и подарила ему странный нечитаемый взгляд. Между ними повисла неловкая пауза от одного разделения личного пространства, и Зак не без труда смирился с тем, что подобное было нормой в первые пару месяцев их знакомства. Сколько же времени прошло, он и отвыкнуть успел. Теперь у него от напряжения нарастала головная боль, и это ничуть не утешало на фоне того, что последние два дня и так голова болела. Он плюхнулся рядом с ней (не напротив), и полностью проигнорировал её озадаченную мордашку, как будто она ожидала, что он развернётся и уйдёт. — Что там дальше было? — прямо и в самую точку спросил он, как будто сорвал пластырь. Он всё равно не умел «танцевать» вокруг да около, чтобы случайно не наступить на больную мозоль. Рейчел не отстранилась и не закрылась — наверное, хороший знак. — Камеру не проверяли, — сказала она. — И про бумажник быстро забыли. Я просто положила его на место, когда все уснули. — Так, значит, тебе не прописали… — Извини. Для Рей извиняться, наверное, было тем же самым, что и дышать. Это была её вторая натура — извинения срывались с её языка так же легко и непринуждённо, чтобы одновременно звучать искренне и пусто (смотря какой смысл вкладывать). Зак не знал, что ему с этим делать, но лично он не считал постоянные извинения чем-то хорошим. — За что? — Из-за меня у тебя были неприятности. — Нет, благодаря тебе я избежал неприятностей. Если бы ты не влезла перед тем шкафом… — он замолк, вспоминая пистолет, мирно покоящийся в прикроватной тумбочке гостевой комнаты Кэти. Сейчас ситуация ощущалась с другой стороны — без забившего жилы адреналина он мог адекватно рассудить развитие событий, если бы он всё-таки выстрелил. Скорее всего, пришлось бы зачистить всех нежеланных свидетелей (он убил бы и тётку), нужно было бы бежать куда подальше (скорее всего, в другой штат), и он не знал, чем оно закончилось бы для Рей (слава богу, что не пришлось об этом задумываться). — Пиздец случился бы, если бы ты не влезла, — тихо закончил он. Она удивлённо выгнула брови, и Зак протянул руку, чтобы пару раз похлопать её по макушке. — Спасибо. Её глаза округлились, словно блюдца, и засияли ярким цветом; губы неосознанно зашевелились, пока не растянулись в улыбке не настолько жалкой, которую она показала в ту совместную ночёвку. Ещё не дотягивало до настоящей лёгкой улыбки, зато она улыбнулась искренне, и даже это было большим, чем он мог ожидать. — Как ты? — спросил он, вытягивая ноги под столом (затекли, просто жуть). — Тебе ничего не сделали? — Всё хорошо, — она убрала телефон в карман, когда атмосфера разгладилась. — Рада, что мы можем снова видеться. После этого время перестало иметь значение. Рей достала консоль и показала, как ловить жучков в Animal Crossing, Зак рассказал о посетительнице в кафе, которая хотела съехать с полной оплаты чека. На двоих у них было шесть баксов, и на них было решено купить ужин — она убедила его попробовать картошку фри в ванильном мороженом, и кассир благоразумно не обратил внимания на то, как они набирают колу в стаканы для воды. Разговаривать снова стало легко и они обменивались словами с такой непринуждённостью, что Зак успел забыть, как буквально сегодня днём убивался по поводу и без. Он позволил себе блаженно забыться, пока Рейчел не отпросилась в уборную, и он не услышал знакомый голос. — Не ждал тебя здесь встретить. Зак повернул голову — в кафе пришёл Денни в своей повседневной одежде (какой же, всё-таки, ботан) и уже получил свой холодный кофе. Позади него столпились четверо мальчишек, трёх из которых Зак видел два или три раза в своей жизни, а четвёртым был Эдди, так что, судя по вездесущим веснушкам и рыжим макушкам, весь выводок Мейсонов был в сборе. У каждого из них была какая-то игрушка для катания — то ли скейтборд, то ли скутер, то ли ролики — и они уже хватали свои оплаченные закуски со стойки. — Далеко же тебя занесло, — как бы между прочим продолжил Денни. — До Кэти отсюда час ехать. — До тебя тоже, — бросил Зак, рассеянно поигрывая с соломинкой одного на двоих холодного десерта. Иногда он мог быть вежливым (но только иногда), и сейчас совместное времяпровождение с Рей немного его расслабило. Он покосился за бок Денни, где Эдди как раз подтягивал младшего брата за подмышки, чтобы тот мог набрать себе колы. — Чего здесь вся братия в сборе? — Я приехал сюда по работе, и встретил Эдди на обратном пути. Мы поужинаем, и я отвезу их всех домой. Зак глянул, как старший из братьев разбрызгал весь жир с разорви-ебало-бургера на гироскутере самого младшего, и теперь орал на того, как будто был не при чём. — Удачи, попрощайся с тачкой. Денни нахмурился, но ничего не сказал. Зак решил, что оказался прав. — Трудно поверить, что ты час ехал из дома, чтобы поесть здесь мороженого, — сказал Денни и немного отвлёкся от кофе, чтобы протереть висящие на краю свитера очки. — Подрабатываешь? — Какая тебе разница? — Не привык видеть тебя где-то помимо кафе. — Ну так и не привыкай. Один из Мейсонов уронил стакан с напитком, и кассир за стойкой бросил на всю компанию злобный взгляд. Денни помассировал переносицу, прежде чем надеть очки. Зак даже не пытался скрыть ехидную улыбку. — Спорим, ты сейчас мечтаешь, что этот культ Чаки поймает другую попутку? Денни решил не отвечать — за стойкой кассира Эдди с другим средним братом начали драку за салфетки. Наслаждаясь зрелищем, Зак отсалютовал стаканом с мороженым. — Понятия не имею, с чего тебя сюда занесло, но будь осторожен, — сказал Денни, отвлекаясь от братьев. — У меня контракт о неразглашении, и я не могу вдаваться в подробности, но один из моих пациентов сбежал. Его до сих пор не поймали. Зак перестал сёрбать растаявший десерт через соломинку. — Ты о чём? — Здесь моя вторая работа — я служу психологом в тюрьме, — сказал он и пошарил в заднем кармане в поиске ключей от машины. — Один из пациентов недавно сбежал, его не могут найти. Очень опасен, психически неуравновешен. Поэтому я лично должен довезти их всех до дома. Я и тебе посоветую смотреть по сторонам… — он немного понизил голос, но Зак всё равно услышал: — Хотя вы с ним два сапога пара. Он шагнул к главному выходу и махнул братьям, чтобы те собирались. Зак услышал, как на улице один из автомобилей пикнул разблокировкой сигнализации, и поймал себя на том, что ищет глазами машину Денни. Не то чтобы ему было интересно — просто хотелось позлорадствовать, насколько же тесно будет на заднем сидении с этим рыжим зоопарком и их каталками. — Увидишь мужчину с татуировкой «421» на запястье — сообщи в полицию, — сказал Денни. — Мы с копами плохо ладим, — сказал Зак. Денни выгнул бровь. Повисла красноречивая пауза, ни никто из них не пытался ничего переспросить или дополнить. — Хорошо, тогда, раз уж тебя оно не волнует — присмотри, хотя бы, за ней, — Денни указал на Рей, которая неизвестно когда вернулась из уборной и стояла немного с другой стороны столика, как раз там, где Зак не мог её увидеть. Вернувшись на своё сидение, она нахмурилась при виде абсолютно пустой чашки из-под мороженого. На капот машины Денни упал пакет с картошкой фри, оставляя блестящее жирное пятно. Тот сразу позвал всех братьев обратно в закусочную, пока, что Зак, что Рей прослеживали рассыпающуюся по капоту картошку. Едва все вернулись, Денни предложил поесть в здании и направил компанию к одному из самых дальних столиков. Зак от всей ситуации до неприличия громко заржал, и ему было вообще по барабану, что он мог кому-то мешать.***
Из закусочной они пошли пыльными улочками к её дому. Зак приметил, что она сняла повязки с ноги — от ожога осталось красное пятно, но шрамов не останется. Он решил не говорить, как сильно был облегчён этой мыслью. Они пошли незнакомой ему частью города. Улица была куда более просторной, покрытой белой пылью от строительного мусора, в воздухе пахло горячим металлом и торфом, и вокруг не было ни души. До ближайших припаркованных автомобилей идти было ещё десять минут. Рей шла чуть впереди, виляя сумкой на бедре. Она больше ничего не говорила о том дне, когда их почти поймали, но эта тема всё ещё висела между ними. На ней были те же короткие шорты, те же белые носочки, которые едва было видно под кроссовками. От неё даже пахло тем же клубничным блеском, как и в тот день, и единственная причина, по которой он запомнил — она оставила пятно на его толстовке, когда увалилась спать рядом. Всё, что она сказала — ей ничего не было. Она умела врать так же легко, как и извиняться, и этот факт нервировал Зака, как мелкий камешек, попавший в обувь. Но она соврала, чтобы защитить его, если бы не это — всё сложилось бы по-другому и вряд ли лучше. Даже если от самого факта вранья у него во рту горчить начинало, это был не тот случай, когда стоило обижаться и сердиться. Он хотел её расспросить, но не умел «танцевать», хитрить или юлить, как делали Грей и Кэти — он всегда спрашивал напрямую. В прошлый раз этот подход ничего ему не дал. Семь месяцев знакомства — и он не получил ни единого ответа. Он сунул руки в карманы джинсов, наблюдая, как желтоватая пыль парит в воздухе, когда он пинал рассыпающиеся камешки на асфальте. — Это твои предки? — спросил он неожиданно для самого себя тихо. — Они всегда так с тобой разговаривают? Вопреки ожиданиям, она не вздрогнула и не зажалась — только едва посмотрела через плечо. — Как разговаривают? — Этот мужик, твой батя, сказал, что у тебя мозги набекрень. — М-м. Зак не понял, что означает это «м-м». «М-м, я не знаю, как на такое отвечать», или «м-м, я уже привыкла»? Ему не нравился ни один из вариантов. — Не знаю, видела ли ты, но у вас в ящике пистолет был, — продолжил Зак, отвлекаясь от этих тупиковых мыслей. На этот раз Рейчел остановилась и начала напрягаться. — Значит, видела. — Да, — они уставилась себе под ноги. — Он всё равно не заряжен. Зак вспомнил общее потёртое состояние пистолета, хотя до сих пор не осматривал. Потом он вспомнил, как сидел в шкафу, готовый стрелять на поражение, потому что не знал, что ещё он должен был сделать. Теперь реальность словно дала ему пощёчину. Там даже пуль не было. — Смысл от пушки, если она не стреляет? — сказал он и продолжил шагать вперёд. — Это не та игрушка, которую хранят как память. — Пистолет нужен не только для этого. — Да, но ты ни в кого из него не выстрелишь, — она так притихла, что Заку этого с головой хватило для осознания собственной неправоты. Ствол и магазин были сломаны. Он прикусил щеку изнутри, пока на него тёмной липкой волной накатывало понимание. — Или ты про… избиение рукояткой? Когда он оглянулся, Рей ушла, и пришлось разворачиваться, чтобы понять, где она вообще — оказалась недалеко, всего в нескольких шагах. Они были не одни. Посреди улицы лежал мёртвый оленёнок. Она присела на корточки. Оленёнок уже околел, чёрные глаза были широко распахнуты, и морда была испачкана в крови. Наверное, животное попало под что-то массивное типа фургона или грузовика, потому что брюхо разорвало, да и какие-то бродячие собаки могли помочь. Несмотря на грязное зрелище, Рей уставилась на него так, будто всё сущее в одну секунду исчезло. — Дохлый олень, — констатировал Зак и хотел было пихнуть его ногой, но передумал. — Что у тебя с лицом? — Он умер совсем один. Наверное, было больно, — она протянула руку, как будто хотела погладить раненую грудину, но так и не коснулась меха. — Хочу его исправить. — Чего? — Нужно его похоронить. Это прозвучало несколько… сомнительно? Зак не мог подобрать подходящего слова, но она как будто в последнюю секунду передумала, что говорить. Он нахмурился, но она даже внимания не обратила. В принципе, никогда и не обращала. — Тебе правда надо это трогать? — Хочешь помочь? — Ты, блядь, издеваешься? На самом деле, за все время общения он уяснил, что она если не говорила всерьёз — то вообще ничего не говорила. Во всех смыслах. Сунув руки под туловище оленя, она случайно открыла рану на брюхе, и сильнее завоняло гнилью. Из-под кожи выпала разорванная розоватая кишка. — Серьёзно? Ты вот так вот возьмёшь его на руки? — Я просто хочу похоронить его, как полагается. Зак глянул на неё, и на оленя с вывернутой шеей и раскрытым ртом. По виду не особо отличался от тех детей, которых он закапывал — те же чёрные пустые, остекленевшие глаза. И Зак знал только одно место, идеально подходящее для закапывания трупов, но от одной мысли в горле неприятно сдавило. Он снова посмотрел на Рейчел, и она впилась в него щенячьими глазками, всем своим видом умоляя «ну пожа-а-алуйста». — Ладно, — сказал он, резко выдыхая через рот. — Но сначала надо вернуться в обрыгаловку. Там сейчас кое-кто с нужным нам инструментом.***
К счастью, Эдди всё ещё никуда не ушёл — показывал на стоянке братьям фокусы со скейтбордом. Самый старший стоял чуть поодаль и заметно хмурился, когда Эдди удачно приземлялся после очередного трюка. Денни стоял ко всем спиной и говорил по телефону. Не то чтобы Зак ожидал, что у Эдди всегда и везде будет при себе лопата, но он точно знал, что его семья владела ритуалкой и кладбищем (фамилия была известная), и недавно они расширили бизнес на пару соседних городов. Эдди слишком часто хвастался, чтобы забыть. Рейчел было указано перенести оленя к приюту и там и ждать. Небо уже окрасилось в сумеречные тона, а возле приюта уличных фонарей никогда не водилось. Последнее, чего хотелось — быть застигнутым посреди ночи в компании двух детей в процессе закапывания чего бы то ни было. Но она так сильно настаивала, что спорить было нереально. Зак стоял в стороне, рассчитывая время, и едва Эдди подъехал — подставил носок ботинка под скейт. Эдди не удержался и чуть ли не проехал носом по бетону. Старший брат-Мейсон выглядел удовлетворённым. — Зак, ты дебил! — злобно выкрикнул Эдди. — Мне лопата нужна. У тебя с собой? Эдди как раз махал руками, пытаясь не свалиться с ног. Скейтборд одиноко поехал в сторону, и мелкий из братьев понёс его к другому брату, чтобы попросить показать ещё перепрыгов. Эдди резко выдохнул и потряс рыжей макушкой. — Зачем тебе лопата? — А ты как думаешь? Очевидно, нужно труп закопать. В секунды его лицо начало меняться в двух эмоциях: волнении от мысли, что его навык захоронения не пропадёт впустую, и чистом подозрении. — А труп… чей? Зак схватил того за запястье так крепко, что не осталось другого выбора, как идти за ним. — Нет времени объяснять. Интересно — погнали со мной.***
Пока они дошли до приюта, на улице стемнело сильнее, чем Заку хотелось бы. На улицах людей совсем убавилось, и беззвёздное небо окрасилось в чёрно-синий. В зелени стрекотали сверчки и цикады, в воздухе мерцали светлячки, но гораздо громче этого буйства жизни был, наверное, звук их шагов — пока Зак не понял, что это стучит в ушах собственная кровь. Рей, подтянув колени, сидела под одним из деревьев, и если бы Зак не пытался её высмотреть — в жизни бы не заметил, настолько она сливалась со здешней тишиной и темнотой. Слабого свечения телефона Эдди хватало только на радиус двух шагов, и даже это мелкое подобное фонарика постоянно тряслось в его руке — он не боялся идти в заброшку посреди ночи, но пытался перелезть через вездесущие оградительные ленты. — Где мы? На кладбище не похоже, это скорее, какая-то заросшая развалина. Зак не ответил — погрузился в старые воспоминания, зарытые прямо здесь и наполовину забытые от времени, наполовину живые после пережитой травмы. Он не пытался запоминать отдельные места, но кое-что всё-таки запало: слева от крыльца он закопал шатенку; под окном первого этажа покоился очкастый блондинчик. Возникла мысль обойти могилу, принадлежащую братьям, которые все трое померли за одну неделю, но он отмахнулся. Трупы обижаться не умеют. Каким-то чудом Эдди рассмотрел мёртвого оленёнка, но не Рейчел, даром, что она стояла над трупом аки личный ангел-хранитель. Она сидела между деревом и кустом и почти не шевелилась, даже когда Эдди с соболезнующим видом присел возле трупа. — Какой бедняжка, он же ещё совсем малыш. Ему наверняка и месяца не было… — он потянулся к телу, но его рука внезапно застыла, и он медленно отпрянул. — Это что там… стежки, что ли?.. — Спасибо за лопату, — внезапно сказала Рей, и Эдди, перепугано подпрыгнув, резко обернулся. Пока Рей молча поднималась на ноги и отряхивала шорты от травы, он попытался навести фонарик на незнакомку, но тот, как и лопата, случайно выскользнул из руки. Инструмент в траве нашёлся быстро, а вот за телефоном пришлось пошарить по земле. — Так, давай сюда, — цыкнул Зак, выхватывая лопату. — Я сам выкопаю. — Чего? Ну, нет, уж лучше я! Ты ничего не знаешь о правильном захоронении, его душа после твоего обращения никогда не упокоится! — Да кого ебёт, он уже сдох! Что я, яму не выкопаю и труп туда не кину? — Здесь даже не кладбище! Я не знаю эту местность, но здесь наверняка придётся чистить почву от камней и сорняков. Ты же понятия не имеешь, как поглощается влага на разных уровнях и кто там водится! Всю микроэкосистему уничтожишь! — Эдди схватил другую сторону лопаты и потянул на себя недостаточно сильно, чтобы выхватить, но и выпускать из рук не собирался. Зак одной рукой начал отталкивать Эдди за голову, другой — тянуть лопату обратно, и тот, издавая мычащие звуки, сильнее впился обувью в землю. Рей практически не реагировала на это перетягивание каната, но в какой-то момент дёрнулась. — Осторожнее! — крикнула она гораздо громче, чем он привык слышать. Внезапно загорелся фонарик её собственного телефона, и Заку пришлось крутиться и изворачиваться, чтобы случайно не наступить на оленя. Про лопату он немного забыл — отвлёкшись, он приземлился на пятую точку, Эдди так же свалился в грязь, и теперь они оба сидели в каком-то метре от оленьей морды, на которую чуть не наступили секунду назад. Наклонившись, Рей забрала себе многострадальную лопату. — Хватит здесь драться, вы его повредите. Он не мог ясно рассмотреть её лицо, но чувствовал, что она нахмурилась — по голосу догадаться было несложно. Он поднялся, отряхнул штаны, брякнул «трупу всё равно уже посрать» (ни Эдди, ни Рей не отреагировали) и встал особняком у ограды, пытаясь убедить себя, что постоять на стрёме тоже важная часть дела. Какое-то время единственными звуками в воздухе были гудящие кузнечики и отдалённые сирены скорой помощи с полицией. Вскоре к ним добавились до отвращения знакомые шуршащие звуки лопаты, вонзающейся в землю и откидывающей грязь — не было ничего громче них в ушах Зака, и он этого не выносил. Он чувствовал, как кровь вибрирует в руках, глотке, висках, как будто каждый нерв вытащили пинцетом. Он клялся самому себе, что в жизни сюда не вернётся, но вот он здесь — повзрослевший на восемь лет, наперевес со старыми шрамами, которые поблекли достаточно, чтобы создавать впечатление душевного спокойствия. Впрочем, они, как и многое другое, продолжали давить на его сердце, и никаким исцелением близко не пахло. Он мог до последней морщинки вспомнить их лица — парочку средних лет с сальными волосами и пропитыми рожами. Мог вспомнить, как они выплёвывали ядовитые оскорбления после очередной приговорённой бутылки. Сжав кулаки, он сглотнул и не понял, в какой момент успел прокусить язык до крови. В уши ударил резкий звук автомобильных колёс на асфальте, и если бы Зака не схватили за толстовку и не оттащили за дом — сам бы он не ушёл, пока не стало бы слишком поздно. От внезапности перехватило горло. — Ты же пошёл на стрёме стоять, — прошипел Эдди, втиснувшись между ним и Рей.— Нас почти засекли! За углом мелькнули полицейские мигалки, и машина проехала дальше. Рей продолжала смотреть вслед, даже когда копы скрылись из вида. — Что с тобой вообще? — Эдди наморщил нос и указал на него концом лопаты. — Ты как будто не в себе! В двух шагах от них раскинулся буйный лес, вокруг царила кромешная тьма, и единственная причина, по которой Зак осознал лопату перед собой — чувствовал, как той махали чуть ли не перед носом. Тыльной стороной ладони он отмахнулся от рукоятки. — Ты закончил его закапывать? Мне ещё на автобус надо успеть, а то застряну здесь на ночь. Рей наклонилась к нему, сияя стеклянными глазами в свете телефона Эдди. — Зак, всё хорошо? — Если вы всё — я пошёл отсюда. Он резко развернулся, пнул что-то вроде муравейника (Эдди хихикнул ему вслед и буркнул «вот же тупое животное») и, злобно сжав руки, обратил внимание на левую руку — та так сильно вспотела, что повязки начали соскальзывать. Ему потребовалось несколько минут, но он вернулся на обочину и услышал, как сзади кто-то топает в его сторону. Он даже не пытался оглядываться — и так было ясно, что это Рей. — Там были кости, — сказала она как бы между прочим. Их озарило светом от фар проехавшего мимо пикапа, и через секунду они снова погрузились в полумрак. Рей ускорилась, пока не нагнала, и теперь шла с ним в ногу. И повторила: — Мы нашли закопанные кости. Крупные. — Если хочешь что-то у меня спросить — открой рот и вперёд. Терпеть не могу, когда ты начинаешь мямлить. Рей не спешила со своими расспросами — как всегда, впрочем. Его напрягали её кроссовки, шаркающие о гравий, сумка, бьющаяся о бедро, начинала откровенно бесить. Прошла только секунда, но по ощущениям как будто целая вечность — Зак чувствовал, что успел поседеть и рассыпаться прахом в ожидании. — Я тебя помню, — в итоге сказала она. Пусть звучала спокойно и ровно, но Зак не понял, что это должно значить. К счастью для него, она продолжила: — Ещё до нашей первой встречи в Новый год я видела тебя. Злость и раздражение отступили, оставляя место чистому непониманию. Впервые за их недолгий путь он решил обернуться — она уже была готова посмотреть ему в глаза. — Звучит очень тупо, — пробормотал он. Руки вспотели сильнее от ночной жары, и он прекратил удерживать липкие повязки на руке — те тут же частично развязались, открывая влажную кожу. Костяшки слегка ныли после удара по лопате. — Мне показалось странным, когда ты попросил подождать тебя возле приюта, — сказала она. — По твоим рассказам я поняла, что у тебя с тем местом связаны нехорошие воспоминания. Зак воздержался от ответа — но это стало ответом ещё более красноречивым. — Я подумала, что ты выбрал приют, потому что он заброшен и там можно спокойно похоронить оленя, — продолжила она. — Но мы нашли в земле кости. Человеческие. Она пошла медленнее, и Зак на периферии осознал, что и сам замедлился. Она говорила слишком ровно, чтобы он мог понять, куда она клонит, и его это не устраивало. — Эти кости мне кое-что напомнили. Год назад, в ночь на 24 июля под стражу был взят преступник Айзек Фостер. В детстве его сдали в незаконный приют, но в возрасте двенадцати лет он убежал. Немного позже в том месте были обнаружены некачественные условия проживания детей и незаконно захороненные во дворе тела, — она сделала паузу. — Я хорошо запомнила, потому что мой папа вёл это дело. Твоё дело. Мир замер на одной этой секунде. В ушах неприятно звякнуло, кончики пальцев стали ледяными несмотря на летнюю жару. В голове как будто сложились все шестерёнки, все факты встали идеально собранным паззлом, и первой мыслью Зака было «так вот почему он так пялился на меня в больнице». — Значит, он всё-таки коп, — услышал он собственный голос. Он не смог бы сказать ничего другого — слишком был занят, мысленно распутывая все скопившиеся в один клубок ниточки судьбы (как бы тупо ни звучало), которые и привели его именно сегодня именно сюда. Наверное, эта больная на голову вселенная решила над ним подшутить — с истинным садизмом. Звучало так смешно, что он сам не удержался от улыбки — скорее горькой, чем весёлой. — Спорим, он бы обосрался, если бы узнал, с кем по ночам тусит его дочурка. Он сейчас захотел затащить её в какую-нибудь подворотню, подтянуть за подбородок и показать, как он умеет нагнетать страха, просто чтобы прояснить все недосказанности. Но мысль так же быстро исчезла. Она бы его не испугалась — её инстинкт самосохранения всегда был практически на нуле. Вместо этого она посмотрела на него так, что он и в кромешной тьме бы её глаза увидел. В её взгляде был сосредоточен весь мир. — Если верить полицейскому отчёту — ты их всех закопал. Они заставили тебя. Улыбка исчезла с его лица. Он слышал, как стучит собственное сердце. — Да. Это был я. — Наверное, было очень больно снова туда вернуться. — Я… — Мне очень жаль. Он не ожидал этого. Он и с первыми её тупыми извинениями не знал, что делать, но на этот раз её «мне жаль» через уши проникло прямо в сердце, как последний маленький кусочек головоломки. Он ни разу до сих пор не чувствовал, что она должна перед ним извиняться, но теперь всё было немного по-другому. Он не собирался её винить за то, что она не знала, но её желание сделать всё, как полагается задело что-то внутри него. Никто и никогда не сожалел из-за того, что он пережил восемь лет назад — он остался исцелять свою травму один, и многие годы топил своё горе в крови других людей. С помощью ножа. Впервые за двадцать минут он почувствовал, как руки разжимаются, и пальцы начали ныть. Он не смог смотреть на неё и уставился себе под ноги. — Сто лет уже прошло. — Но у тебя всё ещё трясутся руки. Он резко сунул руки в карманы толстовки, но Рей достала обратно, и теперь держала его запястья в своих маленьких ладошках. — Я постоянно прошу тебя об одолжениях, как последняя эгоистка, — сказала она на одном выдохе. — Но если ты будешь счастлив от этого, если тебе это поможет — позволь мне стать твоей последней могилой. Я заберу твою боль и злость с собой. Она одними пальцами ласкала его пульс — так же интимно, как и той ночью. — Я хочу стать последней, кого ты похоронишь. Это должен сделать ты. Они были достаточно близки к заправке, чтобы на них падали разноцветные огни. Её глотка дёрнулась, когда она сглотнула, и сейчас она казалась гораздо более человечной, чем за все семь месяцев, что он её знал — выглядела так, как будто могла легко сломаться, если бы он слишком сильно сжал. Запястья заболели там, где она его держала. Пальцы занемели от необходимости дотронуться до неё. Это должен сделать ты. Зак дотронулся. Схватил её запястье и тащил за собой, пока они не оказались на другой стороне улицы, подальше от заправки, фонарей и любых нежеланных свидетелей. Он прижал её к столбу, подтянул её лицо за подбородок и там, где в жилах недавно горело пламя, сейчас всё покрылось льдом. Её лицо было укрыто тенью, но в глазах бесстрашно сияли синие звёзды. Её рот дёрнулся, всего один лёгкий слог — его имя. Он отступил. — Ты так сказала, как-то… — он не мог подобрать слово. — По-другому. Она только смотрела ему в глаза, ей больше нечего было сказать. Зак склонился, как будто искал что-то, но так и не смог найти.***
Был час до полуночи, когда они дошли до остановки. На заправке Рей наскребла на дне кошелька сдачу и купила замороженный йогурт. Зак, раз уж прикончил мороженое в закусочной, оставил большую часть ей, и хорошо — внутри было такое ощущение, как будто желудок вывернули наизнанку. На остановке они были не одни — на скамейке дремала сухонькая старушка с собранными в пучок серебристыми волосами, но на неё внимания никто не обращал. Зак замотал руку в третий и последний раз за эту ночь. Руки были достаточно сухие, чтобы повязки не скользили, и Рей, к его спокойствию, не подсматривала. — Нахрена за мной пошла в такую даль? — пробормотал он. — Тебе же придётся одной до дома переть. — Я часто возвращаюсь в такое время. Никто не обратит внимания. — Ты хоть ориентируешься здесь? — Всё будет хорошо. Она ткнула ложечкой в бисквитную часть десерта — наверняка думала о том, что недавно случилось. Зак не был таким же здравомыслящим, как она, и всё ещё не знал, как реагировать на её слова, её предложение. — Ну так что, — сказала она, ковыряясь ложкой в десерте. — Ты это сделаешь? — Что сделаю? Закопаю твой труп? — …Да. После того, как убьёшь меня, — старуха на лавке зашевелилась, и Рей понизила голос. — Я заберу с собой всё, что ты захочешь отпустить. Зак проигнорировал неприятный зуд в животе. — Мне не нужно, чтобы ты что-то там у меня забирала. — Но я… — И даже если бы я был настолько поехавший, чтобы взвалить это на тебя, — уже громче перебил он. — Мне всё равно не захотелось бы тебя убивать. Это не интересно. Ты слишком скучная. Он не считал себя зацикленным, но в голове вращалось слишком много мыслей, слишком много идей и возможностей, которые довольно сильно отвлекали. Единственное, что Зак знал наверняка — мысль о её убийстве совсем не привлекала (спасибо её унылой роже), и сама идея её смерти, как какой-то мученицы, даже своеобразной куклы для битья, готовой отдать себя за всю его пережитую боль, в лучшем случае просто вызывала тошноту. В худшем — это был полный пиздец. И раз уж он уже давно понял, что она тупая и не умеет понимать людей, её полное недоумения лицо не стало сюрпризом. — И как мне не быть скучной? — Не знаю, научись нормально улыбаться для начала. На ночёвке, или как там его, это была полная параша. — Ой. — Ещё какое «ой». Рей отправила десерт с ложки обратно в упаковку. Она довольно долго молчала, но когда открыла рот, это больше походило, как будто она разговаривала с асфальтом. — Меня так обрадовало, когда ты сказал, что выбрал меня. Я хотела как-то выразить… благодарность, — она медленно сглотнула. — Даже если я не против, чтобы ты меня убил, такие слова меня всё ещё могут обрадовать… даже если это случается редко. Последние слова она буркнула так, будто это было самым страшным из секретов. Будь она нормальной девчонкой, это было бы похоже на смущение — на самом деле, Зак был уверен, что в каком-то смысле она всё-таки смутилась. — А ты и правда немного с приветом, — он подтолкнул её локтем в плечо. — У тебя серьёзно нет других способов выражать благодарность? Только предлагать себя для убийства? — Я больше ничего не могу тебе дать. — Блядь… до тебя я настолько долбанутых людей не встречал. — Долб… — Но до тебя мне ни с кем не было так весело общаться. Хочешь выразить благодарность — будь добра, живи, — он уткнулся пятками в тротуар, как будто физически готовился сказать следующие слова. — Я не смогу с тобой зависать, если ты помрёшь. Когда она опустила голову — Зак был абсолютно точно уверен, что она смутилась, или что-то типа того. Пока она молча ковырялась в йогурте, на горизонте показался автобус. Зак знал, что она обдумывает его ответ, и зная её, она могла так думать хоть всю ночь напролёт. Он решил закончить разговор и шагнул к бордюру, как она внезапно подняла голову. — Знаешь, тот мальчик… — Что с ним? — Может, не надо было с ним так грубо? Он нам свою лопату одолжил. Зак достаточно громко хохотнул, чтобы она могла понять его издевательское «ну и что?». — Благодаря нему полиция нас не заметила, — добавила Рей. — И яму в основном он копал. — Да-да, понял. В следующую смену бить его не буду. — …Лучше бы ты вообще его не бил, — нахмурилась она. — Он слишком вредный, чтобы хоть раз леща не дать. Зак протиснулся в открытую дверь автобуса, и Рей немного отошла. Он поймал через окно её прощальный взгляд, и знал, что она продолжает смотреть вслед, даже когда автобус отъехал. И чувствовал на себе её глаза, пусть она и скрылась из виду. Он провёл руками по запястьям, как будто её пальцы оставили там невидимый след — и оно действительно так и было: её метка осталась не только на руках, но и осела в голове, словно дым, пойманный в банку; поселилась в груди, как тлеющие угли, которые он никак не мог потушить до конца. Наедине со своими мыслями, он продолжил задаваться вопросом, адресованным ей: кто я для тебя? Обычно этот вопрос всплывал, только когда Зак был один, но в последнее время она напоминала об этом всё чаще и чаще: случайным прикосновением, мимолётным взглядом, необдуманно брошенным словом. Или тем тоном, которым она тогда выдохнула его имя.***
В какой-то момент Эдди, когда обижался, всё-таки мог простить и забыть любые оскорбления. В следующую их совместную смену (которая по ощущениям случилась спустя долгие месяцы) Зак купил ему крем-брюле и буркнул что-то похожее на благодарность за тот вечер. Эдди немного помялся, но принял десерт и мирно схомячил на своём перерыве. Кафе было забито вплоть до закрытия, и, как по заказу, телефон Зака гудел и гудел, высвечивая на экране какой-то незнакомый номер. После седьмого звонка он выключил мобилку нахрен и бросил на столе в комнате для персонала. С последним ушедшим клиентом в кафе остались только он, Эдди и Грей, ушедший в кабинет считать выручку, и Зак как раз подметал в зале и убирал стулья на столы, когда из кухни его позвал Эдди. — Зак, вынесешь мусор? Из-за двойных дверей послышался шум очередного завершённого захода посудомойки. Зак подвинул один из стульев и отодвинул ботинком совок. — Да кинь его возле выхода! Он вернулся к уборке зала, пока Эдди не высунул голову, всё ещё одетый в форменный китель и фартук, и он вытирал руки о полотенце для посуды. — Мне что-нибудь сделать? Я скоро выключу духовку. — Пирог, — бросил Зак, не отвлекаясь от метлы. — Зак, я про ужин. — Пирог. Эдди очень красноречиво на него глянул, прежде чем вернуться на кухню, и Зак продолжил свою уборку. Через несколько минут он принёс с кухни жареный сэндвич, круассан и тёплый кусок пирога и, когда отвлёкся, Зак выбросил в общий мусор помидоры с сэндвича. Когда практически полностью стемнело, Зак собрал весь мусор, чтобы унести в огромный контейнер — туда было идти несколько минут мимо практически пустой парковки у кафе (стоял только автомобиль Грея, и через несколько минут должна была подъехать развалина семьи Эдди). Пока он перекидывал мешки в мусорку, заметил в углу какую-то фигуру, которая на него пялилась, и, к собственной гордости, практически незаметно вздрогнул. — Слышь, продолжишь так появляться из ниоткуда — и я тебя прибью. Рей невозмутимо подняла голову. — Правда убьёшь? — Забей, для тебя это вообще не угроза. Она приподнялась на руках, прежде чем встать в полный рост, и Зак только сейчас заметил с краю у контейнера её велосипед — к слову, вполне заметный даже в скудном вечернем свете. Он бросил очередной пакет в общую кучу, стараясь не представлять себе Рей енотом, побирающимся среди мусора на помойке посреди ночи. А с кругами под глазами после постоянной бессонницы она очень уж походила на такового. — Чего хотела? — бросил он. Может, прозвучало слишком грубо — но он этого не знал, его мысли всё ещё зациклились на «позволь мне стать твоей могилой», и послевкусие от разговора ещё не совсем сгладилось. Она опустила взгляд на свои руки. — Мне нужна подработка на лето. Зак бросил последний пакет, и не попал — тот так и остался висеть на стенке бака. — Здесь, что ли? — обернулся он. Когда она кивнула, он спросил: — И ты ехала сюда на велике, чтобы спросить меня про подработку? — Ты на звонки не отвечал, — она достала телефон, чтобы открыть журнал звонков. В самом верху красовались семь проигнорированных вызовов «Заку Фостеру» — как раз во время его сегодняшней смены. Зак покосился на экран, вспоминая телефон, закинутый в комнате персонала. Наверное, теперь уж точно стоило подписать её номер. — Чего на автобус не села? Ехала на нём часа три, наверное? — он тыкнул в её велосипед и устало цыкнул, когда она отвела взгляд. — У тебя денег даже на билет не было? Всё вот прям настолько хреново? Он заметил, что она немного сильнее ссутулилась, но теперь смотрела на него — и он вздохнул, потирая затылок. У неё в последнее время постоянно было такое лицо, будто она хочет что-то сказать. — Ладно, я могу попросить старика за тебя, — в итоге сказал он. — Правда? — Ты только того… жди здесь. Не хватало, чтобы тебя затащили в подворотню и ограбили. Он вернулся в кафе, распахнул заднюю дверь и крикнул Эдди, чтобы тот позвал Грея. На вполне очевидный ответный крик «зачем?» он гаркнул «здесь кое-кто работу ищет». Вместо того, чтобы ждать возле мусорки, Рейчел стояла рядом с выходом — держала велик за ручки под уличным фонарём, кишащим мотыльками. Через несколько минут голос Эдди сказал: «Грей передал, что если это та твоя маленькая подружка, то она принята… Что у тебя за подружка?», но Зак полностью его проигнорировал и закрыл чёрный ход с другой стороны. — Поздравляю, ты принята, — сказал он Рей. — Выходишь в понедельник с утра. — Но, я… — ошеломлённо моргнула она. — Я не заполняла анкету. И собеседования не было. — Ой, этот старик такой хернёй не страдает. Он сюда кого угодно принимает. Она провела пальцем по резиновому покрытию сидения и многозначительно посмотрела на его одежду — классическую белую рубашку, воротник, под которым должен был покоиться красный галстук (он его уже успел снять) и чёрные брюки. — Мне нужно покупать форму? — в итоге спросила она.