Стану твоим дыханием-3: У твоих ног

Харон, облачённый в классический чёрный костюм, идёт через весь основной зал «Андеграунда», на периферии отмечая максимальную заполненность клуба. С каждым его шагом тёмно-вишневого цвета туфли слегка поскрипывают новой кожей. Из кармана пиджака выглядывает угол шёлкового платка такого же цвета, как и туфли. Белоснежная рубашка с расстёгнутой верхней пуговицей видна из-под расстёгнутого же пиджака. Волосы забраны в хвост. В ладони, затянутой в тонкую кожаную перчатку, Харон крепко сжимает стек. Шум в клубе стихает. Взгляды присутствующих прикованы к Харону. Он останавливается у подиума, где обычно проходят шоу. Поднимается на него. Стоит в центре. Поигрывает стеком, постукивая им по своей ноге. Его взгляд устремлён куда-то вглубь зала. Взгляд будто ищет кого-то. И находит. Андрей, абсолютно обнажённый, идёт к подиуму, глядя Харону в глаза. Поднимается, на секунду замирает, а затем, опустив взгляд, становится перед Хароном на колени. Красиво становится, изящно. Сводит руки за спиной и опускает голову вниз. Харон любуется своим мальчиком, его возбуждением, его отдачей, его беспрекословной сабмиссией. Стеком под подбородок, поднимает лицо Андрея вверх. Губы Андрея приоткрыты, дыхание частое, прерывистое. — Шире рот открывай, — Харон слегка поглаживает шлёпалкой стека Андрея по лицу. — Шире, сучка. Андрей слушается, а Харон вставляет ему в рот ствол пистолета, непонятно как оказавшийся в его другой руке. Указательный палец чувствует спусковой, оружие в боевой готовности. Харон смотрит Андрею в глаза. Палец плавно надавливает на крючок… секунда… вторая… Харон резко подскакивает на кровати. В ушах ещё слышен грохот выстрела, а по спине и вискам сползают капли ледяного пота. «Блядь, — Харон смотрит на спящего рядом Андрея и проводит дрожащими пальцами по вискам. — Блядь, блядь». Поднимается, натягивает джинсы, идёт на кухню. Открывает шире окно и, присаживаясь на подоконник, нервно чиркает зажигалкой. Подкурив, выдыхает дым в осеннюю ночь. «Что это было? Что это, блядь, было? Конченный, уебанский, наидебильнейший сон. Чтобы я… Андрея… и вот так? Да я лучше сам застрелюсь. Какого чёрта вообще? И прикид идиотский. В жизни не носил этих дурацких костюмов. Да к ебеням костюм, тут не это главное. Тут сам финал… К чему это? Зачем? Что, блядь, происходит». — Не понимаешь? — из дыма материализуется Змей. — А должен был бы. — Не понимаю, — Харон сокрушённо качает головой. — Нихрена не понимаю. Я же… Да я сдохнуть за него готов, и такое. Сам, своими руками… — Да, да, — усмехается Змей. — Сам. Своими руками. Что сделал? Ну? Думай. — Да убил, что, — Харона передёргивает. — Пиздец какой-то. — Пиздец то, что ты творишь, — Змей скрещивает руки на груди. — Да что я творю-то? — вскидывается Харон. — Это ж сон. Ебанутый, ненормальный, но сон. Я бы никогда… — Никогда, конечно, — Змей хмыкает. — Я вот не пойму, Харон, ты то ли придуриваешься, то ли реально не вдупляешь. Ты что вот это вечером перед сном творил? Не резво начал запрягать? Парень ещё к обычному сексу не привык, а ты уже Д/с-ом давишь. — Да какой Д/с, Змей. Обычные же игрушки. Куча народу ими пользуется без всякой там Темы. — Ну-ну, — саркастично ухмыляется Змей. — Вот ты хотя бы себя не обманывай. Игрушки игрушками, а твои «не сметь», «не прикасайся к члену» — эти вот запреты тоже ничего особенного? А оставить в зависимом положении ждать тебя — это что? А подведение к оргазму по приказу, м? — Ну… блин, — Харон трёт лоб. — Да я как-то… Оно само как-то. Чёрт. — Вот тебе и чёрт, — вздыхает Змей. — А потом удивляется, что тематическое насилие снится. — Хрена се, насилие, до смерти, — Харон ещё раз содрогается, вспомнив. — То есть, я, получается, убиваю его таким, э-э-э, такими вещами? Но ему ведь было хорошо. Ему нравится. Он просто ещё не осознаёт, но в нём есть это, есть сабмиссивность. Он такой кайф прохватил. — Ну почему же убиваешь? — Змей рассудителен, но неумолим. — Это твоё подсознание даёт тебе понять, что стоит попридержать лошадей. Иначе можешь дойти и до точки невозврата. Не так быстро. Видишь, во сне несоответствия какие? Такого же не может быть. Вот и показывают тебе, что твоё нынешнее поведение недопустимо. Сдержанность, Мастер. И постепенное продвижение, если тебе так уж печёт. — Ещё скажи, что этот сон — твоя работа, — хмыкает Харон, но Змей уже растворился, будто и не было его. «Не, ну так-то Змей прав, — Харон докуривает и тушит окурок в пепельнице. — Понесло меня… в ебеня куда-то. По-хорошему, оно надо бы просто рассказать Андрею, что к чему. Прямо, а не в тёмную. Да вот только как расскажешь, когда он только-только привыкать начал. Плюс у него сейчас и так стресс на стрессе и стрессом погоняет. А тут я ещё и добавлю — знаешь, дарлинг, я вообще-то тематик. И это значит, что тебе придётся мириться с моей доминантностью. Правила следующие… Ага, как раз тот случай, как же. Или сказать, что так и так, мол, выбирай, нужно ли тебе это. Молодец, выбирай, когда пацан всю жизнь себе перекромсал ради тебя, а ты тут ещё и выбор такой аховый подсовываешь. Одно дело, что ему нравится, в нём есть эта готовность принадлежать. А другое — принять это. Поэтому, пока никаких откровений. И если что и делать в этом направлении, то очень дозировано и под жёстким контролем собственных действий. А то, и правда, можно доупражняться чёрт знает до чего». Придя к решению, Харон возвращается в спальню и, быстро раздевшись, ныряет под одеяло к Андрею. Обнимает его — тёплого, расслабленного. Крепко притягивает к себе. Зарывается носом в макушку и с улыбкой засыпает. Андрей просыпается от солнечного луча, назойливо лезущего прямо в лицо. Просыпается с улыбкой, ощущая тесные, крепкие объятия спящего рядом Харона, который даже и во сне не отпускает его. Андрей улыбается, жмурится — так хорошо просыпаться рядом с любимым человеком. Так бы и валялся сутками с ним в постели. Всё тело расслаблено, ощущение полного удовлетворения. Андрей вспоминает вчерашний вечер, и постепенно улыбка на его лице гаснет. Да, ему хорошо физически, но то, что он вчера вытворял… Краска приливает к лицу Андрея, он беспокойно возится, а после осторожно высвобождается из хватки Харона, стараясь того не разбудить. Поднимается, открывает шкаф, берет со своей полки чистые вещи. И несмотря на внутреннее беспокойство, его накрывает таким тёплым ощущением от созерцания своих вещей в шкафу Харона. Таким ощущением, как будто вот эта квартира всегда была и есть его настоящим, родным домом. Как там говорил Харон — всё моё — твоё? А ещё — наша берлога. Да, берлога. Вот только… Андрей идёт в ванную, упирается руками в умывальник, смотрит на себя в зеркало. На шее виднеются следы укусов, чуть ниже — пара засосов. «Да уж, — ухмыляется Андрей, — красавчик». Умывается и снова поднимает взгляд на своё отражение. Что это было вчера? Что заставило его так себя вести? Так, что даже вспомнить стыдно. Стоял враскорячку, как… Да, именно так и стоял. Прогибался. Кажется, сам просил ещё. Точно просил. Стонал во всё горло, наверняка, и соседям слышно было. И Харон ещё с этими своими штуками. Вот же бля… Андрей ещё сильнее краснеет. Мозг отказывается анализировать произошедшее. Но Андрей ни за что не готов повторять подобное, потому что стыдно, в первую очередь, перед самим собой. Как ему теперь Харону в глаза смотреть, после произошедшего, после того, как настолько потерял контроль над собственным телом. А ещё этот такой странный оргазм — сказал бы ему кто раньше, что можно кончить вот так, не прикасаясь к себе, без какой-либо, даже незначительной, стимуляции. Но никогда ещё Андрею не было настолько хорошо, он прекрасно отдаёт себе в этом отчёт. Даже с Хароном — настолько как вчера — не было. А вчера было что-то нереальное. И оргазм, кажется, даже дольше, чем обычно. И такое ощущение, будто кончил не только членом, а и всем телом сразу. Такие мучительно-сладкие спазмы изнутри и на поясницу. И ноги отнимались. И вообще… Воспоминания усиливают утреннюю эрекцию, и Андрей стонет, сцепив зубы: «Ну вот что это такое?» Смотрит на свой стоящий член. Ну куда, блин. Хватит. Ну, хватит же. Почему его так заводят эти постыдные вещи? Почему он позволяет Харону проделывать такое с собой? Ответов нет, как нет и понимания, что дальше. Решив хотя бы освежиться, Андрей идёт под душ, а после думает сварить кофе. «Нужно просто быть сдержаннее в следующий раз, — продолжает размышлять, ставя джезву на плиту, — потому что… это же чёрт знает что такое, когда…» Додумать Андрей не успевает. На кухне появляется Харон, пришедший, видимо, на аромат кофе. Зевающий, трущий глаза, в болтающихся на самых бёдрах джинсах и со спутанными волосами. Такой родной, что у Андрея щемит сердце и улетучиваются все мысли. — М-м-м, — Харон потягивает носом, — как же вовремя. Привет, родной. — Ну вот чего встал, — Андрей улыбается. — Привет. Спал бы себе, рано ещё. — Я бы спал, — Харон обнимает Андрея и трётся носом о его нос, — я бы с огромным удовольствием спал. Но увы, физиология просыпается раньше. — Не тыкай в меня своей физиологией, — смеётся Андрей. — Извращенец. И вообще… — Как это не тыкай? — шутливо отмахивается Харон. — Ты в своём уме? Мне от этого отказаться — смерти подобно. Вдруг замолкает, осёкшись, и как-то особенно крепко стискивает руками Андрея. — Знаешь, мне с тобой просто потрясающе хорошо, слышишь? Как ни с кем и никогда. — И мне, — Андрей снова краснеет и прячет глаза. — Но только… Всё это… — мнётся, не находя слов. — Соседям слышно, наверное. Харону хочется сказать, что его соседи и не такое слыхали. Как и то, что он спокойно и запросто пошлёт их нахрен, если они начнут чего-то вякать. Но не стоит Андрею сейчас этого говорить. — Не слышно, — Харон разжимает объятия. — У меня обесшумка в спальне. Качественная. — А, ну ладно, — Андрей отворачивается и снимает кофе с плиты. Ну не может он сейчас ни о чём говорить. Харон тоже понимает, о чем хочет сказать, но молчит Андрей. Понимает и то, что сейчас что-то объяснять просто не нужно. Надо дать понять, что всё отлично, всё по плану, и вообще всегда так и происходит. У всех. Всё равно ему сравнивать не с чем. Хотя это и полный бред, но Харон видит, что Андрей пока не готов к разговорам такого плана. Даже к таким. Что уже там о тематических говорить. — Лады, я в душ, — Харон широко улыбается, — физиологию усмирять. Подождёшь меня? Потом вместе кофе выпьем, а я с Ванькой созвонюсь. — Да, — с облегчением кивает Андрей. — Конечно, подожду. — Отлично, — Харон быстро целует Андрея в губы и ретируется в душ. Андрей, разлив кофе по чашкам, сидит и задумчиво трогает свои губы пальцем, поглаживая поцелуй Харона. Приятно. Тепло. Спокойно. А о каких-то неясностях и думать не хочется. Потом разрулится. Харон стоит под душем и думает о том, что ни дикий сон, ни ночная промывка мозгов Змеем не помогли ему ни на йоту не представлять Андрея так, как само складывается в голове. Вот с какого он, выйдя на кухню, почему-то ожидал увидеть Андрея без одежды. С какого тот должен был падать на колени и отсасывать при первом же намёке на физиологию. А то и вовсе без намёков, читая мысли. И сервировка завтрака на собственном теле — это уже вообще за гранью. «Держи себя в руках, — рычит себе Харон и яростно намыливает волосы, — всё ж испортишь, придурок озабоченный. Плавно надо, постепенно. На цыпочках, шёпотом. А не переть как танк». Вымывшись, выходит из душа. Улыбается Андрею, садится за стол. — У нас там колбаса ещё осталась, — отхлебывая кофе, кивает на холодильник Харон. — С яичницей можно зафигачить. Завтрак же должен быть полноценным. — Копчёную жарить? — Андрей смотрит на Харона, который уже подорвался к холодильнику. — Угумс, — с триумфальным видом Харон извлекает колбасу и лоток с яйцами. — Это офигенно вкусно. — Помочь? — Андрей улыбается. — В обед поможешь, когда от Ваньки приедем. Бля, ему ж позвонить надо, — Харон одновременно ставит сковороду и набирает номер. Разбивает яйца, режет колбасу, зажав телефон плечом. — Здорова, Вано. Что там у тебя на сегодня? Всё забито? Да в курсе, что заранее желательно… Найдёшь окно? Отлично. Тогда через часок подскочим. — Ну вот и договорились, — Харон улыбается и раскладывает яичницу по тарелкам. — Налетай, сделано с любовью. — Спасибо, — Андрей с аппетитом принимается за еду. Действительно вкусно, хотя и необычно. А Харон чуть ли не урчит от удовольствия. Андрею нравится наблюдать за ним. Нравится, как он ест. Как смотрит, улыбается, двигается… «Наверное, у меня сейчас очень дурацкий вид», — думает Андрей и отводит глаза, утыкаясь в тарелку. — Как доешь, закинешь тарелки в мойку? — Харон подхватывается из-за стола. — Я сейчас по-быстрому сервера проверю, и поедем. Кстати, я же обещал тебе рассказать о своей работе. В общем, доедай и двигай в третью комнату. — Ту самую, с закрытой дверью, — Андрей отодвигает тарелку, встаёт, собирает приборы и складывает в мойку. — Сейчас, помою… — Да потом, — Харон уже тащит его за руку. — Идём, идём. Комната Синей Бороды ждёт тебя. Андрей прыскает со смеху и заходит за Хароном в его святая святых. — Вот он, мой бизнес, — Харон кивает на мониторы. — Криптодобыча. Нода ещё. Рендеринг. Ну и трейдинг. — Из всего сказанного я понял только слово бизнес и ещё трейдинг, — улыбается Андрей. — Ну майнинг, — Харон всматривается в лицо Андрея, не видя в нем ни проблеска осознания. — В общем, криптодобыча — это и есть майнинг, который, по сути, есть решение математических задач для обслуживания сети блокчейна. За счёт этого майнеры — люди, которые предоставляют свои ресурсы, — тыкает на риги, — получают вознаграждение с каждого блока, если открывают их ранее остальных. Этим обеспечивается высокий курс и надёжность транзакций. Мгновенная передача и минимальный процент. Плюс блокчейн никем не регулируется централизовано, как тот же центробанк. А это позволяет избегать злоупотреблений. В блокчейне невозможно отменить операцию, нет «ручного» управления. Это как типа бухгалтерская книга, ведущая учёт с момента создания… — Харон тормозит, видя, что для Андрея всё сказанное проходит мимо с весёленькой такой музычкой, ещё и пританцовывая. — Ладно, не заморачивайся. В общем, каждая крипта имеет свою цену по обменному курсу. Чем больше видеокарт, тем больше твой вклад в систему и, следовательно, награда. У меня получается примерно 85 — 90 долларов в день только на одном майнинге. Да, это немного вне закона, точнее, не урегулировано толком, к счастью. Но это точно не криминал, типа того, как ты подумал. — Ничё я не думал, — Андрей смущается и отворачивается к ригам. — Мощные штуки, а? — Мощные, — Харон отходит к полкам в углу. — А здесь хобби, — открывает застекленную дверцу. — Миниатюры из вселенной Вархаммер 40 000. Сто лет не брался за кисти и аэрограф. — Вау, — Андрей подходит и останавливается рядом, привалившись к Харону. — Это ты сам красил? — И собирал, и красил, да, — Харон кивает. — Это вот армия смерти, хаоситы. Это, — показывает на большую, по сравнению с остальными, фигурку с крыльями, — примарх Хаоса — Мортарион. Там у него очень интересная история. Есть художественная литература по этой вселенной, есть компьютерные игры и вот, настолка. Это одна из ветвей, их много. Вот эти синие — ультрамарины, «унитазники». — Почему унитазники-то? — Андрей осторожно касается пальцем фигурки космодесантника. — Красивые. — Видишь их знак — омегу? На что она похожа? — Блин, — Андрей смеётся. — Это круто. — Я рад, что тебе нравится, — Харон прижимает его к себе. — Пока я только две армии собрал. Ещё две коробки с некронами и их техникой стоят нераспечатанные даже. — А я когда-то Звезду Смерти собирал из Лего, — Андрей мечтательно прикрывает глаза. — Как будто в другой жизни. — Всё будет хорошо, родной, — Харон прижимает Андрея к себе. — Обязательно. Всё наладится. — Да, — Андрей кивает. — Да, обязательно. — Бля, мы же к Ваньке опаздываем, — Харон замечает время на мониторе. — Одеваемся быренько и погнали. И да, — в прихожей Харон протягивает Андрею связку ключей, — твои. Андрей забирает ключи, кивает и выходит за Хароном из квартиры. В машине Харон ещё раз переспрашивает Андрея, не передумал ли он. Получив отрицательный ответ, даёт инструкции, как расслабиться и перенести процедуру максимально легко. — А вообще, — глядя на волнующегося Андрея, подытоживает Харон, — я с тобой пойду. — А так можно? — А кто мне запретит? — прищуривается Харон и тут же хохочет. — Да можно, Ванька — свой чувак. Я у него почти все свои бил… — Кроме самой первой, — заканчивает за него Андрей, улыбаясь. — Кстати, какая самая первая? — Да глаз в треугольнике, — Харон хмыкает. — Такое себе. Надо будет что-то придумать туда ещё. Или перекрыть. — А на руке у тебя, ну это, типа инь и янь, только тройное, — Андрей касается пальцами предплечья Харона. — Это что значит? «Вот и приехали, откуда не ждали, — окатывает жаром Харона, — и как мне это объяснять, бля». — Это древний магический символ, — начинает издалека Харон. — Означает единение трёх стихий, уравновешивает их. Он напрямую связан с зигзагом, а это уже отсылка к северной культуре, непрерывная вязь руны Тюр, которую связывают с богом Тором. Значение силы, в общем, — Харон рассказывает всё, умалчивая только о единственном значении, и ведь не врёт же. — В общем, типа, путь воина? — уточняет Андрей. — Типа того, — Харон с облегчением выдыхает. — О, уже и приехали. Кстати, твоя сестра тоже этот салон посещает, так что всё в порядке будет, место проверено и одобрено. — Да, она говорила, — Андрей идёт рядом с Хароном, — я думал с ней поговорить, чтоб она меня записала. Думал, сюрприз сделать, — улыбается. — Но так даже лучше, наверное. — Конечно лучше, — Харон даже не сомневается. — А Наташку надо б как-то в гости позвать, да? — Она хотела, — Андрей почему-то снова смущается. — Но я не знаю, удобно ли… — Однозначно удобно, — уверяет Харон. — На днях и приглашай, чего б и нет-то? Пиццу возьмём, пива. Или покрепче чего, — подмигивает и толкает дверь. — Вано, мы приехали. Ванька выглядывает из кабинета и приветствует вошедших улыбкой. Проводит обоих, предлагает располагаться поудобнее. — Раздевайся, — шёпотом на ухо Андрею говорит Харон, стоя за ним вплотную. Андрея от этого «раздевайся» и касания губ Харона по ушной раковине, пробивает ознобом по позвоночнику. — В смысле? — отчаянно краснея, шепчет в ответ. — Верх снимай, — Харон гладит Андрея по пояснице, забираясь под одежду. — И вот в то кресло садись. Оно удобное, полулежачее. А я рядом с тобой буду. — Перестань, — Андрей отцепляет от себя руку Харона. — Ну перестань же, блин. Я же заведусь сейчас. — Да уже, похоже, — Харон усмехается. — Маньяк, блин, — Андрей снимает куртку, футболку и садится в кресло. Немного ёрзает, устраиваясь удобнее. Харон стоит рядом, а затем кладёт ладонь на плечо Андрея. И тому сразу становится спокойнее. Тепло руки и присутствия поддерживает и греет. И идея уже не кажется безумием. И страха нет. Что он, в самом деле, как девчонка. Сестра вон, и та спокойно делает, а он что, не сможет, что ли? Да запросто. — Что будем наносить? — Ванька, добродушно улыбаясь, обращается к Андрею. — Имя… — Андрей запинается, снова смущаясь. — Моё имя. Здесь, — Харон пальцами гладит Андрея по груди. Того протряхивает. Харон наблюдает, как твердеют соски, а кожа покрывается мурашками. Стискивает зубы, чувствуя, что и сам заводится. — Только как у меня, иероглифами. Чтоб совпадало. — Дались тебе эти иероглифы, — бурчит Ванька, утыкаясь в Гугл. — Счас поищу. — Дались, — Харон настойчив. — Так надо. Всё связано с династией блатных китаёзов, — смеясь, разряжает обстановку. — У меня их сервиз счастливый, а это типа принадлежности к касте… — обрывает себя, чтоб не наговорить лишнего. — И это, мы антибиотики ещё колем, бронхит был. Ничего? — Давно был? — Ванька щёлкает вкладки на компьютере. — Да с неделю примерно. Сегодня последний укол уже. — Нормально, — Ванька находит изображение. — Вот такое, пойдёт? — Да, — Андрей кивает. — Аллергии? Свёртываемость? — Всё в порядке, — Андрей выдыхает. — Я готов. — Сейчас, обработаем и будем переносить рисунок, — Ванька надевает перчатки. — Нашатырь есть? На всякий, — уточняет Харон, не обращая внимания на дёрнувшего его за рукав Андрея. — Всегда, — Ванька кивает на столик с инструментами и всевозможными склянками. — Я аккуратно. — Да уж постарайся, — Харона внезапно накрывает каким-то раздражением, что сейчас к его Андрею будет прикасаться кто-то чужой, но он быстро берёт себя в руки. — Я тут посижу. Ванька кивает, приступая к работе, а Харон садится рядом с Андреем с другой стороны, не отпуская его руки. Когда мастер начинает работать машинкой, Андрей чуть сильнее сжимает пальцы Харона. Тот же, глядя на касающийся кожи Андрея металл, поглаживает ладонь, лежащую в его руке, большим пальцем. А затем кладёт свою вторую руку на бедро Андрея. Тот чуть дергает ногой, напрягается. — Спокойно, родной, — тихо на ухо шепчет Харон. — Не двигайся. Спокойно, — рука плавно ползёт по обтянутому джинсой бедру, передвигаясь на внутреннюю сторону. Ванька, увлечённый работой, этого не замечает. Да и происходит это за его спиной. — Вот так, умница. Расслабься. Андрея бросает в жар, дыхание учащается. Он изо всех сил старается не шевелиться, чтобы не сбить руку мастеру, и получается, что снова слушается Харона. А тот, мазнув ладонью по ширинке, гладит уже по прессу, зная полную карту чувствительных мест Андрея. Тот напрягает пресс и выдыхает сквозь зубы, стараясь сдержать стон. — Больно? — Ванька участливо поднимает взгляд на Андрея. — Н-нет, терпимо, — выдавливает тот и снова шумно выдыхает. — Можно обезболить. — Не надо, — Андрей отрицательно качает головой. «Ну ещё бы, конечно не надо, — думает про себя Харон, — во-первых, это ж для слабаков только типа. А во-вторых, кажется, моё наваждение очень даже не против несильной боли». И чтобы убедиться, Харон снова проводит ладонью по животу Андрея, спускаясь уже целенаправлено вниз. Прижимает руку к ширинке, потирает. Смотрит на подрагивающие от напряжения мышцы ног под тканью джинсов. Пальцы Андрея впиваются в ладонь Харона сильнее. Харон внимательно отслеживает реакции, не переставая поглаживать. А затем откровенно нагло, пятерней, просунув пальцы к промежности, сжимает ширинку Андрея. — Смотри на меня, — тихим шёпотом. — Смотри мне в глаза. Вот та-а-а-ак, хорошо, — ловит поплывший взгляд Андрея, и тут же по затылку шибает мощнейшей обраткой. Харон сам чуть ли ни стонет, но сдерживает себя, продолжая наглаживать заметно увеличивающуюся и твердеющую ширинку Андрея. Когда Ванька заканчивает свою работу, Андрей уже почти в отрубе, а глаза Харона светятся просто какими-то дьявольскими отблесками. — Всё в порядке? — Ванька накладывает защитную плёнку. — Как ухаживать, в курсе, если что, телефон знаешь. — Отлично, — Харон смотрит на свежую татуировку и ощущает себя так, будто только что провёл обряд инициации. Хотя, по-большому счёту, оно почти таковым и было. — Бабло, Вань. Держи. И спасибо. — Обращайся, — Ванька складывает инструмент, стаскивает перчатки. Харон помогает Андрею подняться, забирает его вещи. Андрей, почти не соображая, механически передвигает ноги, находясь будто в глубоком опьянении. «Почти спейс», — проносится в голове Харона, и он бережно приобнимает Андрея. — Я люблю тебя, обожаемый мой, — бархатным, тягучим шёпотом на ухо. — Ты фантастический просто. Андрей смотрит ему в глаза своими с расширенными во всю радужку зрачками. Как обдолбанный. И посреди улицы, недалеко от машины, уже сам прижимается к Харону, обнимая его и укладывая голову на плечо.