Стану твоим дыханием-3: У твоих ног

Несмотря на сложность ситуации, Харон заводится ещё в такси. А как тут не завестись, когда вот такое жаркое, смущающееся, но такое хотящее чудо так близко и так рядом. Плюс, казалось, что тупиковая ситуация разрешилась, и теперь организм требует компенсации. Харон с трудом сдерживается, стараясь всем своим видом демонстрировать спокойствие и невозмутимость. Андрей, видимо, тоже пребывает в подобном состоянии, потому что сам липнет к Харону, начав ещё в такси, затем и после такси, и уже в прихожей, прижимаясь и потираясь всем телом — нагло, развязно, похабно. Харон не хочет думать, что, скорее всего, это просто действие алкоголя. С другой стороны, даже если и так, ему это на руку. Мелькает идиотская мысль, что для того, чтобы раскрепостить Андрея, его нужно почаще накачивать спиртным. Харон мысленно отмахивается от глупости и крепче прижимает к себе своё заново обретённое счастье, которое по собственной глупости чуть не проебал. Андрей же, осмелев окончательно, пытается стягивать с обоих одежду, а когда путается в молниях и застёжках, забивает на это дело и просто впивается в губы Харона своими. Не ожидающий такого напора Харон поначалу даже теряется из своего уравновешенного образа, самозабвенно отвечая и тиская Андрея, абсолютно не дозируя силы воздействия. Его хочется до дрожи вдоль позвоночника. Его хочется всего, полностью и сразу. Он настолько близко, что Харон, будто хищник, втягивая шумно носом, сходит с ума от бешеных феромонов, прущих от Андрея сносящим всё на своём пути цунами. Харон, кажется, рычит, сдергивая с Андрея джинсы и впаиваясь пальцами в его ягодицы. «Синяки же останутся, блядь, что ты творишь», — вспыхивает пульсирующим кроваво-красным алармом в голове, и Харон ослабляет хватку, тяжело дыша, убирая руки и с неохотой чуть отстраняясь. — Ну куда-а-а, — разочаровано тянет Андрей, снова прижимаясь всем телом и самостоятельно укладывая ладони Харона на свою задницу. — Верни на место. Харону трудно сдерживаться. Крайне трудно. Тем более, на данный момент получаются такие расклады, что сейчас можно практически всё, что хочешь. Он чувствует это по состоянию Андрея и, несмотря на все ранее данные себе обеты, он в секундах от того, чтобы отпустить себя и проделать это самое «всё, что захочешь». Проделать виртуозно и с умением. А после — повторить. И ещё раз. И ещё. И не останавливаться. Но Харон нечеловеческими усилиями берёт себя в руки — недавняя ситуация ещё слишком свежа. И слишком огромен и невыносим страх потери, если снова всё испортить необдуманными действиями. — Сейчас всё будет, родной, — Харон говорит тихо, стараясь совладать со срывающимся голосом. — Давай только мы разденемся сначала, да? — Да, давай, — Андрей резко несколько раз дёргает молнию на куртке, путаясь в уже расстегнутых и спущенных до колен джинсах. — Давай побыстрее только. Невозможно… невозможно ждать. Да расстегивайся же ты, заела, падла. — Тсссссс, тихонько, — Харон присаживается на корточки и выпутывает закусившую ткань «собачку», — не дёргайся. Вот так, отлично, — стягивает куртку с Андрея, а после и бельё, опуская трусы к джинсам. — Вот так получше, — недолго любуется на стояк Андрея, осторожно языком — самым кончиком — слизывает каплю секреторки, а затем одним движением всасывает эрегированный член практически полностью. — Охбляяяяяя, — взвывает Андрей, явно не предполагавший такого развития событий. — Что же ты… Я же… Мне в душ… Бля, бля, дааааааааа. Харон сосёт с удовольствием, втягивая щеки, плотно прижимая губы, выглаживая языком уздечку при движении обратно. Вбирает на максимум, утыкаясь носом в пах Андрея, часто сглатывает, вибрируя стенками глотки, чем доводит чуть ли не до исступления. Андрей вцепляется в плечи Харона пальцами, мелко дрожит, толкаясь навстречу и захлёбываясь стонами. Так же внезапно, как и начал, Харон останавливается и выпускает член изо рта. Медленно лижет по стволу, поглядывая на Андрея, любуясь его закушенной губой, красными пятнами на щеках, отгоняя мысли, что это выглядит, как будто… Продолжает вылизывать, спускаясь к мошонке и, поднимаясь наверх по бокам, проглаживает языком паховые вены. Затем широко и мокро, всей поверхностью языка, проводит над самым основанием члена по лобку. Лижет снизу вверх, прижимаясь плотно и слегка потирая отверстие уретры подушечкой большого пальца. Снова бросает взгляд на Андрея, который уже почти улетает, улыбается и поднимается. — Сто-о-о-ой, — такого молящего тона от Андрея Харон ещё не слышал. Даже в их первый раз, когда довёл своё наваждение до упрашиваний наконец-то трахнуть, таким его тон не был. — Ну ещё, пожалуйста, ещё. Мне совсем… Нет, не надо, я тебя хочу, — Андрей делает попытку развернуться, упираясь в стену, но Харон не позволяет этого сделать, притягивая к себе за поясницу. — Идём в постель, — Харон тащит Андрея за собой в спальню. Андрей, догадавшись выбраться из путающихся на коленях джинсов и трусов, как сомнамбула с мутным от похоти взглядом, на подгибающихся ногах идёт следом. И понимает, что сейчас пойдёт за Хароном куда угодно, лишь бы только… — Ложись, — Харон уже около кровати, придерживает Андрея за поясницу, наглаживая и как-то так по особенному нажимая, что Андрей готов кончить вот прямо сейчас. — На спинку ложись. Голова не кружится? — У меня от тебя всё кружится, — срывающимся шёпотом отвечает Андрей и укладывается на кровать, — чуток кружится. Зачем ты меня уложил? Я не хочу спать, я с тобой хочу. — Ну это не смертельно, что чуток кружится — Харон глубоко дышит, чтобы успокоиться и не наброситься как оголодавший маньяк. — И кто говорил о том, чтобы спать? Сейчас я тебя полностью раздену. Не против? — Давно пора, — Андрей сам пытается выпутаться из рубашки, — нахрен эти дурацкие шмотки. — Подожди, — Харон забирается на кровать и начинает неспеша расстегивать пуговицы, целуя оголяющиеся участки кожи. — Вот так, потихонечку. — Бля, ох, бля, — Андрей сам не понимает, как так происходит, что обычные, казалось бы, действия Харона на него влияют с таким эффектом, что он себя забывает, превращаясь непонятно во что. И противиться этому нет никаких сил. И желания нет противиться, если уж честно. Всё это время Андрей постанывает, нетерпеливо дергаясь, но Харон сейчас спешить не намерен. Хватит уже, наторопился. Теперь всё будет медленно и предельно нежно. А, всё-таки, как же заводит такое нетерпение, такое неприкрытое желание в глазах Андрея. И пусть оно, отчасти, продиктовано алкоголем, об этом можно не думать. И лучше вообще ни о чем не думать. Главное — контроль своих действий и слов. И осторожно, крайне осторожно. У Харона же получится? Да запросто. Уже получается. Харон умеет быть нежным. Умеет быть внимательным и заботливым, постоянно. Умеет себя контролировать и держать взятую ответственность. Больше никаких проколов. Полностью раздев Андрея, Харон продолжает покрывать поцелуями его тело. Где-то лижет, где-то несильно прихватывает кожу зубами, где-то присасывается, не оставляя следов и тут же зализывая. Андрей на каждое прикосновение реагирует очень бурно, выгибаясь и радуя Харона тягучими стонами. Немного переместившись, чтобы было удобнее, Харон понимает, что сам-то он одет полностью. Андрей успел стянуть с него в прихожей только куртку. Мысленно чертыхнувшись, Харон быстро разоблачается, хотя раньше он об этом даже не задумался бы. Раздевшись, прижимается к Андрею обнаженным телом. Затем приподнимается, смещается ниже и осторожно разводит в стороны колени Андрея, внимательно отслеживая реакцию. — Пустишь меня? — Да, даааа, дааааааа, ну давай же, — стонет Андрей, сам разводя ноги пошире и сгибая их в коленях. — Хочу тебя. Бля, как же я хочу тебя. Харон приподнимает ноги Андрея под коленями и, наклонившись, вылизывает его промежность, медленно спускаясь к сфинктеру. Проводит языком, чуть сильнее нажимая. Андрей реагирует мгновенно, забившись в руках Харона. Быстро кинув взгляд на ещё сильнее раскрасневшееся лицо Андрея, Харон продолжает дразняще вылизывать его, толкаясь кончиком языка в центр сфинктера, нажимая настойчивее, подавляя сопротивление мышц. Дальше в ход идут пальцы, обильно смазанные гелем. Когда Андрей уже практически в исступлении, Харон склоняется над его лицом, удерживая своё тело на локтях: — Да? — Да-а-а-а, — протяжное «да» Андрея переходит в некое подобие скулежа, и Харон решает больше его не мучить. Прижимается головкой члена, удерживая ствол пальцами и направляя. Входит очень медленно, буквально по сантиметру, не обращая внимания на нетерпеливые рывки Андрея навстречу. — Тихонько, родной, тихонько, — Харон продвигается с остановками и паузами, давая возможность привыкнуть к себе. — Не спеши, постепенно. — Я не могу-у-у уже, — воет Андрей. — Ты со мной творишь что-то такое, что у меня крышу сносит. Вот что ты творишь… что ж ты-ы-ы… Харон входит полностью и замирает, выцеловывая лицо Андрея, его шею, плечи, ключицы. Чувствует как дрожат стенки заднего прохода, сжимая его, как они пульсируют, всасывая, втягивая, не отпуская. Начинает медленное движение назад, вынимая до половины. Возвращается обратно. Меняет угол, уложив икры Андрея себе на плечи, и протягивает головкой по передней стенке, потираясь головкой в области проекции простаты. И снова вперёд и назад. Плавными, небыстрыми фрикциями. Держа контакт глаз, не скупясь на поцелуи и нежные слова. Чувствует очередной спазм и внимательно наблюдает, как тело Андрея выгибает и сотрясает мелкой дрожью. — А-а-а-а-ах-х-х, — выдыхает Андрей, прохватывая конвульсивные сокращения анального оргазма, и Харон ускоряется, тем не менее, не переставая быть нежным. — Не сдерживай себя, — шепчет он в губы Андрею, — отпускай. Давай, мое сокровище, я чувствую тебя. Уже близко. Уже совсем близко. Да, мое счастье, да, вот так, вот та-а-ак… Слова Харона тонут в оргазменном крике-стоне Андрея. Доведя его до пика, Харон даёт и себе возможность расслабиться и в несколько мощных движений кончает тоже. Затем ещё долго гладит и целует своё расслабленное наваждение, погружаясь в волны посторгазменого кайфа. После слезает и укладывается рядом, притягивая Андрея к себе. — Хорошо, — бормочет Андрей, находясь в прострации и пристраивая голову на груди Харона. — Как же мне хорошо с тобой. — И мне с тобой хорошо, — Харон осторожно целует висок Андрея. — Потрясающе хорошо. Ахерительно хорошо. «Действительно, хорошо, — Харон прислушивается к себе, — нежность тоже может приносить удовольствие. Отлично же получилось всё. Не облажался. Вот так и продолжать в том же духе. Ну её нахрен, эту Тему. Одни проблемы от неё. И так всё отлично и прекрасно. И всё у меня получается. И выдержки хватает. И ответственности, да. И вообще. Главное, что Андрей счастлив. Вон как растащило его на молекулы. Балдеет. От одного только вида прибалдевшего любимого человека можно кайфануть. А когда он к тебе ещё так доверчиво прижимается, то это кайф вдвойне. Когда ты видишь это крепкое, мощное тело, которое в определенные моменты в твоих руках послушно плавится в обоюдном экстазе — это квинтэссенция счастья. Когда только одному человеку известно, каким отзывчивым может быть это тело. Только один человек знает такого Андрея. И этот человек — ты. И ты знаешь, что у него, кроме тебя, никого не было. Что ты первый и единственный. Это вообще возносит куда-то выше неба. Никакая Тема с этим не сравнится». — Обожаемый мой, — Андрей утыкается губами в плечо Харона и поднимает на него влюблённый взгляд. — Твой, — выдыхает Харон, улыбаясь. Андрей слегка вздрагивает, замирает и тут же моргает, пытаясь скрыть навернувшиеся на глаза слёзы. — Повтори, — недоверчиво просит он, словно не веря в то, что услышал. — Твой, — снова произносит Харон, наклоняясь ближе к лицу Андрея. — Правда? — Андрей пристально смотрит на Харона, всё ещё с сомнением, но уголки его губ уже дрожат в несмелой ещё улыбке, а в глазах зажигается солнце. Взгляд лучится таким счастьем, что Харон на чём свет костерит себя, что не сподобился раньше сказать это «твой». Казалось бы, такая мелочь. — Я твой, Андрей, — Харон добавляет в тон уверенности, видя, что эти слова очень важны для его Андрея. — Мой, — с удовольствием повторяет Андрей. — Навсегда? — Навсегда, — кивает Харон, прижимая его к себе крепче. — Я люблю тебя. Только тебя. И это, похоже, точно навсегда. Андрей что-то мурлычет — натурально мурлычет, как большой сытый кот. Немного возится. — В душ бы надо, — он снова смущён. — Но у меня сил нет вообще. Ты меня в нулину укатал. Вырубает прямо. — Да ну его, тот душ,  — Харон сжимает Андрея в объятиях, не отпуская от себя ни на йоту. — Завтра уже. Спи, мой хороший. Давай, закрывай глаза. — А ты? — сонно бормочет Андрей. — И я, — Харон укладывается поудобнее, чтобы иметь возможность ласково гладить Андрея по голове и спине. — Сейчас примурлычу тебя и тоже буду. — Вместе, — улыбается Андрей, почти вырубаясь. — Вместе, — отвечает Харон, тоже практически проваливаясь в сон. — Люблю тебя, — шепчет Андрей, расслабляясь и засыпая, кажется, в одно мгновение, — ему сейчас настолько хорошо и спокойно, что он практически не обращает внимания на скользнувшее холодком по затылку ощущение, что как бы ни было сейчас хорошо, но могло быть лучше, если бы… Додумать Андрей не успевает, сон уволакивает сознание, и он отключается. — Я тоже тебя люблю, — Харон, практически погрузившись в дремоту, ловит себя на нехорошем чувстве, которое сейчас выглядит неуместной каплей крови, случайно попавшей на белоснежную одежду. На данный момент Харон не способен на анализ, может только ухватить за хвост убегающую мысль. И успевает почувствовать, что как бы ни было ему хорошо сейчас, но гадкое, абсолютно неправильное ощущение, как будто чего-то не хватило, царапает где-то за солнечным сплетением. Но оно и тут же исчезает при взгляде на лицо доверчиво спящего в объятиях любимого человека.